Текст книги " Русские на Севере. Борьба за освоение северных морей и рек "

Автор книги: Владимир Снегирев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

сильно вредили торговым и колонизационным интересам Строгановых. Вторжения воинов Кучума не только отрезали их от Зауралья, но и поддерживали опасное брожение среди коренного населения Пермского края. Все это вместе привело Строгановых к решению с оружием в руках расправиться с Кучумом и обезопасить дорогу за Урал.

Сибирское царство в торговом отношении занимало очень выгодное положение. Строгановы, очевидно, хотели, устрашив Кучума, взять обильный ясак (дань) и вернуться домой с богатой добычен. Военно-промышленная экспедиция Строгановых была неизбежным следствием длительного освоения русским народом областей и земель, лежащих к западу от Урала.

Русское продвижение на восток достигло Уральского хребта и, наконец, переступило за него; оно стимулировалось, с одной стороны, промышленными целями (добыча пушнины н металлов), с другой – необходимостью создать на восточных границах государства оплот против Сибирского царства Кучума.

К отряду казаков, пришедших с Ермаком на Каму, Строгановы присоединили свыше 300 человек своих воинских людей. Кроме оружия и «всякого к воинскому делу запаса», продовольствия, боеприпасов и денег, Строгановы снабдили казаков ладьями, вооруженными небольшими пушками, дали нм опытных вожей (проводники) и толмачей (переводчики). Таким образом экспедиция, возглавляемая Ермаком, в сущности была промышленным предприятием, организованным Строгановыми на их средства в личных их интересах.

Достаточно подробные известия о походе Ермака в Зауралье сообщает так называемая Строгановская летопись, приписывающая инициативу похода Строгановым.

Летописи Кунгурская и Ремезовская определенно говорят об инициативе Ермака. Увлекаемый слухами о бога-/ той добыче за «Камнем» (Уралом) и убедившись в неспособности^ как тогда говорили, «иноземцев» противостоять

действию огнестрельного оружия, Ермак мог сам предложить Строгановым поход за Урал.

Но кому бы ни принадлежала тогда инициатива, 1 сен» тября 1581 г. небольшая флотилия после торжественных проводов двинулась на восток камским путем по р. Чусовой. С этого момента начинается громкая известность Ермака Тимофеевича.

Четыре дня плыли казаки между скалистых берегов вверх по Чусовой до устья р. Серебрянки. Затем, после двухдневного плавания по этой реке, они достигли начала Сибирского пути. Здесь казаки высадились на берег и, не зная, что еще ждет их впереди, устроили земляное укрепление с. тыном, назвав его Ермаково городище. Это был обычный тогда прием закрепления за собой пройденного пути на случай вынужденного отступления. Впрочем, местность кругом была малонаселенная, а встречные туземцы ничем не проявили враждебности к пришельцам. От новоустроенной крепостцы казаки перебрались волоком на р. Жеравль и сперва ею, а потом реками Тагилом и Турой вошли в пределы Сибирского ханства, где тотчас же начались вооруженные столкновения. На месте нынешнего г. Туринска стояло тогда укрепление князька Епанчи, пытавшегося оказать сопротивление. Однако уже после второго залпа из пушек и пищалей татары дрогнули и быстро сдали свои городок. Забрав в нем некоторую добычу, казаки двинулись дальше. В числе захваченных пленных был, между прочим, Таузак, всегда живший при самом Ку-чуме. Его отпустили на волю с тем, чтобы он поведал своему повелителю о военном могуществе русских людей.

Рассказ Таузака о пищалях, или, как он их .называл, о «луках дымящихся, извергающих смертельную молнию и гром», произвел на Кучума и его приближенных очень сильное впечатление, но не изменил решения хана оказать казакам энергичное сопротивление. Махмет-Кул, молодой » храбрый племянник Кучума, выступил навстречу Ермаку, а сам Кучум укрепился в засеке на берегах Иртыша под 22

горою Чувашью. Махмет-Кул с многочисленным войском преградил Ермаку путь на берегах Гобола. Произошло кровопролитное сражение, показавшее огромное преимущество вооружения русских. Татары бились храбро; к тому; же, они во много раз превышали числом своего противника; и все-таки они были разбиты, так как не владели огнестрельным оружием. Они сражались, как во времена Чин^ гис-Хана, копьями и стрелами и «громомечущие» пищали повергали их в суеверный ужас. Звук выстрела, огонь и клубы дыма обращали их в бегство. К вечеру татары отступили на Иртыш. Кучум, выйдя из засеки, расположился на горе, а Махмет-Кул занял засеку.

Казаки провели тревожную ночь, сами ожидая нападения. Раздались было голоса, не лучше ли повернуть назад, потому что скоро атаманам не с кем будет побеждать татар. Но отступать было поздно: реки уже начали покрываться льдом, а потому оставалось только одно – во что бы то ни стало итти вперед. И вот, с первыми лучами солнца казаки пошли на приступ засеки.

Татары, выдержав первый натиск, разломали в двухтрех местах засеку и сами перешли в наступление. Завязался жестокий рукопашный бой, невыгодный для русских при их малочисленности. Но среди них было очень много старых, закаленных бойцов. В бою русские дружными залпами почти в упор наносили страшный урон татарам, нестройные толпы которых представляли собою прекрасную мишень для пуль. Махмет-Кул был ранен, и татары не выдержали мощного натиска казаков; первыми побежали вассальные остяцкие князьки, за ними остальные. Кучум поскакал в свою столицу Искер (русские называли ее Сибирь) и, наскоро захватив часть своей богатой казны, бежал з Ишимские. степи.

Заняв Искер,' покинутый татарами, Ермак нашел в резиденции сибирских «салтанов» богатейшую добычу в виде золота, серебра, парчи, драгоценных самоцветов и мехов. Все это было поделено поровну между всеми участ-

никами экспедиции. Хуже обстояло дел*? с продовольствием, но уже через несколько дней в Искср явился с дарами, продовольствием и изъявлением покорности остяцкий князь Боар в сопровождении своей дружины, а за ним стали возвращаться с семьями и местные татары. Ермак, обласкав вернувшихся, обещал нм защиту и справедливую управу, после чего отпустил в прежние кочевья, обложив легким ясаком. Вообще он по возможности следил за тем, чтобы его соратники, народ буйный и своевольный, не обижали мирное население.

Зиму казаки провели в Искере, занимаясь охотой, рыбной ловлей и собиранием «с бот и без бою» ясака. Махмст-Кул, оправившись от ран, не раз тревожил победителей своими внезапными нападениями. Они кончились тем, что татарский царевич был взят в плен казаками, и таким образом самый опасный противник сошел со сцены. Получив об этом известие, Кучум, покинутый своим главным мурзою, откочевал на верховья Оби в Барабинские степи.

Положение сибирского «салтана» позволило Ермаку с наступлением навигации продолжить свое продвижение по стране. Оставив в Искере часть своих людей, Ермак с остальными поплыл вниз по многоводному Иртышу, притоку Оби. Вначале плавание носило вполне мирный характер: ближайшие улусы (кочевые владения) без сопротивления ! признали власть русского царя. Но чем дальше к северу продвигались казаки, тем чаще приходилось им прибегать к силе оружия. Победа, предваряемая громом выстрелов и клубами порохового дыма, оставалась за русскими, но опасность быть отрезанными от своих и погибнуть в непрерывных схватках с туземцами все время висела над ними. Войдя в Обь. казаки доплыли до Белогорской волости, получившей название от кажущихся здесь белыми гористых берегов Оби. Обширные пространства по берегам этой реки были пустынны, никаких сведений о жителях этих мест не поступило, и казаки пробыли на Оби всего лишь три дня. Это было первое с юга плавание русских цо одной из главных вод-24

«ых магистралей Сибири; до тех пор русски, проникая за Урал северными путями, ограничивались плаваниями, только по шгзовьям Оби. Успешный поход Ермака в Манга-аею установил господство русских в Западной Азии от Уральского хребта до берегов Иртыша и Оби.

По возвращении в Искер Ермак уведомил Строгановых о всех событиях своего похода и, понимая, что казаки сами не в состоянии удержать завоеванную страну, отправил к Ивану Г розному с соболиными и бобровыми мехами атамана Ивана Кольцо. Ему поручили «бить царю челом и Сибирским царством» за прежние казачьи вины. Это было в самом конце неудачной ливонской войны, и посольство Ермака произвело в Москве очень выгодное для казаков впечатление. Современники передают, что давно в русской столице не было такой радости, как после приезда Ивана Кольца. С присоединением к московским владениям богатых обширных земель за Уралом можно было пополнить «государеву казну», опустошенную большими военными расходами. Царь отпустил казакам все их «прегрешения» и наградил их своим «государевым жалованьем» – деньгами и сукнами. Ермаку, по преданию, были сверх того особо пожалованы шуба с царского плеча, серебряная чара и панцырь (кольчуга) с золотым орлом.

Надлежало как можно скорее упрочить за Россией приобретенные земли. Вместе с Кольцом в Сибирь послали 500 стрельцов под начальством воеводы кн. Волховского и головы Глухова. Хотя это было значительное подкрепление, все же русские вскоре потерпели тяжелую неудачу. Силы их за зиму сильно убыли вследствие цынги, голода и измен местных князьков, притворявшихся союзниками, а потом внезапно уничтожавших отдельные отряды. Так погиб атаман Кольцо, правая рука Ермака, а немного спустя и он сам. Подробности гибели Ермака * неясны. Известно лишь, что собравшийся с силами Кучум намеревался перехватить на пути богатый бухарский караван, шедший с юга в Искер. Ермак всего лишь с. 50 казаками поспешил навстречу бухар-

нам, чтобы охранять их прп плавают по Иртышу. Наступила бурная ночь; повидимому, истомленные казаки крепко уснули и ничего не слышали за шумом дождя и ветра. Воины Кучума, осведомленные об этом лазутчиками, напали на казаков, имея превосходство в силах, и перерезали всех, кроме одного, принесшего страшную весть в Искер. По сообщению Сибирской летописи, Ермак долго защищался один, потом, спасаясь, бросился в реку и утонул под тяжестью своего панцыря– царского подарка. Товарищи Ермака, узнав; о гибели своего предводителя, не решились продолжать борьбу с Кучумом. Под начальством Глухова (Волховский в это время уже умер) они под натиском туземцев ушли обратно северным Печорским путем. . -

Память о подвигах и смерти Ермака сохранилась в многочисленных народных песнях, впоследствии записанных, и в сказаниях, передаваемых сибирскими летописями. В XIX в. в Тобольске, возникшем на месте Исксра, был поставлен памятник Ермаку. Повидимому, скульптура удачно передает общий облик славного атамана, каким его изображает Ремезовская летопись. На постаменте памятника – краткая надпись: «Ермак Тимофеевич. Завоеватель Сибири. 1582».

Предварительные разведки строгановских «охочих людей», удобство речных дорог, преимущество русского вооружения, наконец, общее состояние Сибирского ханства, лишенного внутреннего единства, в значительной мере облегчили Ермаку его предприятие; но в то же время успех его, без сомнения, был обусловлен героизмом самого Ермака и его бесстрашных соратников.

Русским людям, достигшим на востоке естественных границ своей великой равнины, «Земной пояс» (Уральский хребет) должен был казаться необычайно высокой Преградой. И действительно путь через Камень был очень нелегок. Сопряженный с различными трудностями и опасностями, он шел по обширным пространствам безлюдными лесами, местами «тесными речками», по которым вследствие их мелко-водности можно было плыть только в «обласах» без большого груза. К тому же, на перевале через Камень, вершины которого «в облаках не видети, а коли ветрено, ино облако раздирает»» русским людям грозила опасность и со стороны кочевых туземцев, подстерегавших добычу на волоку между реками Собью и Ельцом.

Вот почему и после освоения камского (южного) пути з Зауралье не забывали и морского пути. Из Холмогор или из устья р. Кулой поморы «бежали парусом» в Карскую губу, принимавшую в себя речку Мутную. С ее верхозья озерами и волоком в У2 версты переходили на р. Зеленую, впадающую в Обскую губу. Отсюда, не огибая полуострова Ял-мала, шли в Тазовскую губу, где была расположена Манга-зея. Путь этот был тоже нелегок, на нем тоже встречались всякого рода трудности и «морем непроходимые места», но зато он давал возможность в сравнительно короткий срок

■перебросить товары в Зауралье и обратно. В Карскую губу «поспевали морским ходом» в две недели, на дальнейший •путь требовалось недели две-три, так что переход от Поморья до Мангазеи занимал недель пять-шесть, в то время как речной путь с Камы брал 2*4 месяца.

Впрочем, морской путь в Мангаэею имел вместе с тем и свою отрицательную сторону. Плавание происходило на малых кочах,^{2 вмещавших груз не свыше 400 пудов. Шли под парусами, вследствие чего продолжительность пути всецело зависела от случайностей погоды: если не было попутного ветра, кочи принуждены были поворачивать назад; если на-реках Мутной или Зеленой застигали ранние морозы и вода замерзала, мореходам приходилось «животишки свои и запасы метать на пусте», а самим на лыжах добираться до Березова; иногда приходилось пробиваться через льды 3—4 недели, меняя из-^а этого намеченный маршрут; нередко происходили серьезные аварии, кончавшиеся гибелью людей и товаров. Ходить в Обскую губу на больших судах было почти невозможно, .ибо их легче затирало льдами, а перетаскивать волоком 'было не так-то просто. В силу этого сно^ тения с Мангазесй-поддерживались преимущественно каботажным, т. е. береговым, способом.}

Таким образом, в конечном счете, и морской и речной путь в Зауралье одинаково представлял «великие трудности», энергично преодолеваемые русскими людьми.

В течение XVII в. «чрезкаменный путь» оставался большой сибирской дорогой, по которой с каждым годом все увеличивалось движение в Зауралье и обратно. Северным Печорским путем пользовались наряду с морским для торговых и промысловых целей; южный, камский, поначалу был использован преимущественно в целях завоевательных.

Строгановы ошиблись в своих расчетах; постаравшись открыть путь на Обь для себя, они содействовали проложс-

яию его «для великого государя» и тем самым ввели Манга-эею в область государственного ведения и управления.

Действительно, уже с конца XVI в. освоение земель за. Уралом энергично осуществляется государством. Правда,, не имея сперва достаточно хорошо сорганизованного аппарата и уменья, вырабатываемого опытом, московское правительство предпочитало итти по следам тех частных предпринимателей. соперником которых оно стало. Но это отнюдь, не меняло существа дела. О том, насколько энергично действовало московское правительство, отправившее вскоре после смерти Ермака новые воинские силы в Сибирь, чтобы покончить с Кучумом, наглядно свидетельствует число острожков, которые были поставлены русскими в конце XVI в. В: течение всего лишь лет двадцати (1585—1604). Таковы: Назымский (Янк-ваш) и Казымский городки (1585), Тобольск (на месте Искера) и Тюмень (1587), Лозвинский городок (1590), Березов и Пелым (1593), Сургут и Тара (1594), Обдорск (1595), Нарым и Кетский городок (1596), Верхотурье (1598), Мангазея (1600), Томск (1604).

Из числа новопоставленных острожков Тара, на границе-степей, до XVII в. оставалась в Сибири крайним к югу-русским городом. Все течение Иртыша было завоевано только в первой четверти XVIII в. с постройкой (1715—20) крепостей Железннской, Ссмипалатнон и Устькаменогорской.

Острожки, служившие опорными пунктами для дальнейшего продвижения по стране, сооружались непосредственна на водных путях. «Продвижение русских на восток, в глубь. Сибири, шло преимущественно речными путями, позволявшими с большей легкостью преодолевать обширные пространства сибирских лесов и тундр. Благоприятным условием являлось в этом отношении обилие вод – «реки пространные и прекрасные зело» – и их равномерное распределение по поверхности северо-азиатской равнины» ^х. ³

События начала XVII в. (крестьянская война и польско-шведская интервенция) несколько замедлили освоение русскими Северной Азии. Оно возобновилось с новой силой с 1618 г., когда были построены Кузнецк на р. Кондоме, притоке Томы, впадающей в Обь, и Маковский городок на Енисее. С тех пор никакие внешние и внутренние события в Московском государстве не задерживали продвижения русских по Сибири вплоть до берегов Тихого океана.

Лродвиженнс по Сибири и ее освоение в общем носили следующий характер. Обычно впереди, на свой страх и .риск, шли ради «проведывания новых землиц» так называемые промышленниками^{3 – казаки и другие «охочие люди». Как скоро им удавалось отжрыть такую «землицу», воевода ближайшего административного пункта приказывал ставить в ней новый острожек и посылал туда служилых люден с боеприпасами и продовольствием под начальством пятидесятника. Сибирские острожки были типичными русскими крепостцами старого типа: земляной вал и деревянные стены, а перед ними ров составляли основные укрепления подобных острожков, внутри которых стояли различные служебные и жилые постройки. Но были и менее сложные укрепления – просто в виде плетеницы даже бел рва и вала или с тыном на валу. Под защитой острожка начинал постепенно селиться люд невоенный, и возникала с течением времени торговая слободка, куда съезжались для скупки пушнины русские торговые люди; если поблизости была удобная земля, на ней оседали «пашенные мужики».}

По мере увеличения русского населения, острожек переименовывался в город, в который назначали. воеводу. Как самим воеводам, так и подведомственным им лицам начальствующим было наказано приглашать к себе местных князьков, ласкать их, вести с ними обмен, дарить различные подарки, но ни в коем случае не давать холодного, а тем более ⁴

огнестрельного оружия. Хорошим обхождением старались склонить князьков мирно вступить в подданство русского царя, причем для ручательства в верности ему князьки должны были оставлять аманатов (заложников) – сына, брата, вообще какого-нибудь близкого родственника. Правительство постоянно напоминало воеводам, чтобы они не творили никаких насилий над «мирными иноземцами», не брали бы с них лишних податей, не обращали их насильно в христианство. Но подобные указания Плохо приводились в исполнение, и местные власти часто раздражали туземцев.

Давно уже прошли те «золотые времена», когда, по свидетельству западноевропейских авторов, жители Пермской и Печорской областей охотно платили за железный топор столько соболей, сколько русские купцы, связав вместе, могли продеть в отверстие топора, куда влагается топорище. В XVII в. первосортную пушнину приходилось добывать за Уралом, особенно в Маигазее, о которой новгородское предание рассказывало, что се обитатели «памазают рукою, просяще железа, и аще кто дает им нож ли, ли секиру, дают скорою (т. е. мехами) противу». В Мангазее не существовало никакой объединяющей власти. Кочевые ненцы («само-ядь») бродили по ее тундрам, ведя меновую торговлю с проникавшими к ним небольшими партиями русских промышленников. В 1600 г. воевода кы. Шаховской с немногочисленным отрядом отправился из Тобольска в Мангазею водным путем по Оби.

Экспедиция Шаховского – одна из наиболее крупных по тому времени – была снаряжена наспех, без знания местных природных условий*, речные суда, из которых она состояла, оказались непригодны к «морскому ходу», и, пока в Верхотурье сооружалась морская флотилия, отряд Шаховского двинулся от устьев Оби через тундру на оленях, понеся по пути поражение от ненцев. Несмотря на это остатки-отряда все-таки достигли р. Таз, на берегах которой был заложен Мангазейский (он же Тазовскнй) городок. Экспедиция следующего года под начальством воевод кн. Ма-

сальского и Пушкина, располагавших 200 служилых людей и пушками, довершила предприятие Шаховского.

Началось освоение Мангазсп, н в очень короткий срок весь кран преобразился. Царь Борис Годунов (1598—1605) велел призвать в новопостроенный городок туземцев и сказать им его «государево жалованное слово», что вот прежде приходили к ним в Мангазсю и на Енисей вымичи, пусто-зерцы и многих государевых городов торговые люди, дань с них брали «воровством» на себя, а сказывали па государя;, а теперь государь велел в их земле поставить острог и о г тех торговых людей их беречь.

В XVII в. для перехода с Оби на Енисей пользовались преимущественно следующим водным путем. Из Тобольска по Иртышу выходили на Обь и, следуя вверх по се течению, входили около Нарыма в р. Кеть, в верховьях которой находился Маковский острог (1618), а за ним Маковский волок; затем переходили на Енисей, на берегах которого расположен г. Енисейск (1619). Путь от устья Иртыша до Маковского острога брал от 9 до 11 недель. Дорога была трудная, через непроходимую тайгу, болота и озера, как видно, между прочим, из описания Спафарня, русского посла, ездившего в Китай в семидесятых годах XVII в. Маковский острог, охранявший волок, являлся «пристанищем великим государевым людям», по делам службы шедшим на Енисей. В полуверсте от острога образовалась большая слобода торговых люден, среди которых были представители наиболее крупных торговых семей того времени.

После похода воевод Масальского и Пушкина Мангазея быстро становится главным средоточием промышленного люда; через эту область шло почти все движение на Енисей и его притоки. В связи с этим уже в двадцатых годах XVII в. соболь в значительной мере был истреблен на этих реках и предприимчивые промышленники стремились перебраться водными путями дальше на восток. В 1610 г. торговый человек, двинянин Кондрашка Курочкин, бывший на промыслах в Мангазее, сделал очень важное открытие. Сго-32

•ворившнсь с другими двннянами, своими товарищами, он устроил экспедицию на кечах к устью Енисея. Это было очень нелегкое плавание на утлых суденышках, на которых моряки других стран едва отважились бы итти по морю, с которого никогда лед не сходит. Плавание, особенно на море, часто проходило не без тяжелых аварий, когда приходилось груз «выметать вон». В случае кораблекрушения мореходы, едва сами спасшись на обломках судна, спешили подобрать свои товары и съестные припасы, выброшенные морем на берег, если только их не успевали растаскать кочевые туземцы. Оправившись от кораблекрушения, русские мореходы или шли дальше по суше нартами (сани) или же, сколотив из обломков лодку, с «великою нужею» бесстрашно продолжали опасное плавание.

• Небольшая флотилия Курочкина, задержанная льдами, простояла в устьях Енисея пять недель. Когда полуденный ветер отнес льды, двинулись дальше, и вскоре выяснилось, что Енисей впадает в залив того же «моря-океана», которым западные мореходы ходят из своих земель к Архангельску. Известие об этом открытии достигло Тобольска только в 1616 г. и произвело сильное смятение среди местной администрации. Возникло опасение, что западноевропейские мореходы станут приходить в Мангазею «не зай-муя Архангельского города» и что их «воинские люди» могут учинить «поруху» сибирским городам. Вместе с тем опасались, что «государеве казне в пошлинах истер я (убыток) будет», потому что наши промышленники станут танком «торговать с немцы и с русскими людьми»; наконец, учитывалось и то обстоятельство, что благодаря морскому пути промышленники имеют возможность избегать многочисленных внутренних таможен ¹. Все это вместе взятое привело к тому, что в том же 1616 г. последовал указ, запрещавший под страхом «великой опалы» ходить впредь в Сибиоь

¹ Гласные таможни (таможенные дзоры. избы», заставы): Ижс.ч-ская, Обаорскал, Собохая, Киртассхая, Всрхотурская. в Жнгапсхс. «а Молодсх, на Ленском волоку, в Лямииской волости и др. ⁵

«большим морем». Указ вызвал энергичный протест промышленных людей тех городов, «которые ходят для торгов своих и промыслов в Мангазею». В своем челобитье промышленники просили разрешить им попрежнему пользоваться морским путем, «чтоб нм вперед без промыслов не быть, а... (государевой) соболиной казне в их бесторжишке и беспромыслу... убытку не было». В 1618 г. указ отменили, переложив окончательное разрешение вопроса на местную администрацию, на основании мнения которой в 1620 г. последовал «заказ крепкий», т. е. полное запрещение ходить промышленникам «старою дорогою, большим морем». Относительно нарушителей указа было объявлено, что «тем людем за их воровство и измену быть кажненными злыми смертьми, и домы их велим разорити до основания»^6.

Этот указ проводился в жизнь неукоснительно и, таким образом, великий морской путь надолго был закрыт для_ предприимчивости наших мореходов; в XVII в. Мангазея явилась конечным пунктом плаваний, русских людей океаном от берегов Поморья на восток. Из опасения прихода западных мореходов на волоке между реками Мутной и Зеленой был поставлен острожек; сюда из Березоваг ежегодно^{7 8} посылали служилых людей, остававшихся в острожке в течение всего навигационного периода.

Итак, для дальнейшего проникновения на восток теперь оставались только речные пу⁸и. А между тем в результате хищнического истребления пушного зверя добыча его в Мангазее заметно падала с каждым годом. В связи с этим следующим моментом продвижения русских по Сибири явился переход с Енисея на Лену. Вообще этапы русского продвижения в Северной Азии определялись, по замечанию Бахрушина, «моментами перехода из бассейна одной реки в бассейн другой, с Оби на Енисей, с Енисея на Лену, далее на Амур» ². В 1619 г. был поставлен Енисейский острогу

и его служилые люди в том же году сообщили в Тобольск, со слов местного населения, о безымянной реке, до которой «от Тунгусского острогу, который-де поставили Петр и Черкас, ехать до волоку две недели, да тсм-де волоком иттн> два дня»

Начинаются экспедиции с Енисея на Верхнюю Тунгу'* ску (Ангара) и дальше волоком на верховья Куты, притока Лены, а из Мангазеи с Нижней Тунгуски на р. Вилюй, благодаря чему русские люди уже в1620-х годах проведали два пути на великую реку Лену. С 1630 г. обследование этих путей принимает планомерный характер. В 1632 г. манга-зейский воевода А Ф. Палицын, человек образованный и начитанный, приложил к своему обстоятельному докладу о путях с Енисея на Лену чертеж этих дорог. Южный путь шел от Енисейского острога вверх по Енисею до устья Верхней Тунгуски; плавание по ней было сопряжено с большими трудностями вследствие быстрого течения и многочисленных пррогов; из-за них часто приходилось выгружать и обносить на плечах весь груз, а суда «взводить» канатами, пользуясь «воротами», т. е.. местами, где не было камней. Из Верхней Тунгуски входили в Илим, тоже порожистый и быстрый, а дальше—от устья Идирмы или Туры—Ленским волоком на верховья р. Муки. Эта река впадает в Купу, приток Куты, с которой плыли на Лену. Путь от Енисейска до устья Куты требовал почти 9 недель. Необходимо было обеспечить безопасность пути с Илима на Лену, ввиду чего на Ленском волоке в 1630 г. был поставлен острожек, впоследствии Илимский острог, около которого, как и на Маковском волоке, образовалось большое промышленное становище – база дальнейших экспедиций на восток.

Северный путь с Енисея на Лену шел по реке Титен, притоку Нижней Тунгуски; дальше долгим волоком (от двух до пяти дней) выходили на р. Чурку, впадающую в Чоиу, приток Вилюя, с которого выходили на Лену. ⁶

Болес важное значение имел южный путь, так как северный мог конкурировать с ним лишь до тех пор, пока Манга-* 1ся оставалась крупным центром соболиных промыслов. Северным путем на Лену пользовались, помимо торговых людей, мангазеиские сборщики для сбора ясака с туземцев. До 1640 г. этот путь служил дорогой и для военных экспедиций, посылавшихся из Тобольска на Лену через Мангазею. С основанием Якутска – нового административного и промышленного центра, с которым не могла соперничать Мангазся, северная дорога почти совсем потеряла свое прежнее значение.

В 1632 г. служилый человек Бекетов, шедший по следам атамана Галкина, заложил на Лене Якутский острог, а десять лет спустя было учреждено Якутское воеводство. Таким образом уже на самой Лене создалась прочная база для дальнейшего обследования северо-восточной Азии. Лена и ее обширная система притоков открывали русским разнообразные маршруты по всей Восточной Сибири. Из Мапгазен, Енисейска, Тобольска, Томска па Лену и дальше на север и восток двинулись ватаги промышленников, искателей «новых землиц», изобилующих пушниной. К промышленникам присоединялись, а иногда на свой риск шли самостоятельно и служилые люди, тоже охваченные жаждой добычи. Встречи на Лене служилых людей разных городов, зачастую носили весьма враждебный характер: из-за ясака и добычи у них между собой и с промышленниками происходили «смертные бои» Плавания и обследование новых мест производились бессистемно, небольшими партиями, иногда всего лишь в несколько человек. Но это не помета–ло тому, что именно в это время было осуществлено несколько плаваний, давших значительные результаты в деле ознакомления русских с Леной, ее притоками и побережьем океана. В 1633 г. Илья Перфирьев с промышленниками, ⁹

спустившись вниз по Лене, вышел в море и достиг ни востоке р. Яны; в это же время Иван Ребров, прибыв на Лену из Маигазеи, продолжал плаванье «по .морю на новую сторону». В 1636 г. енисейский десятник Елисей Юрьев Буза был отправлен с десятью служилыми людьми и сорока промышленниками вниз по Лене. Выйдя в море, он взял курс на запад и достиг устья р. Олеиска. Перезимовав здесь, Буза весною вернулся на Лену сухопутьем, построил ,при устье р. Молоди две коми и снова вышел Леною в море. Плывя морем пять дней на восток, Буза дошел до р. Яны. три недели брал с местных жителей ясак, перезимовал з этих местах, весною построил четыре коми и, спустившись вниз по Яне, основал в ее устьях Устьянск. В 1638 г. Посник Иванов с тридцатью удальцами и лошадьми сухопутьем дошел до верховьев Яны. Тут он встретил тунгусов, называемых ламутами, которых он обложил ясаком. Отважный землепроходец Иванов весною 1639 г. перешел горы, достиг Индигирки и проник в земли юкагиров. Захватив одного из них, Иванов оставил здесь девятнадцать человек (троих специально для сбора ясака), а сам вернулся в Якутск. В своем донесении он сообщил, что земля юкагиров богата рыбою и зверями и что он видел у туземцев серебро, но, не владея их языком, не мог узнать, откуда оно. Иванов снова был послан к юкагирам, и с тех пор с них стали взимать регулярный ясак^9.

В целях ознакомления с Сибирью.и получения ясака предпринимались и поощрялись правительством самые отчаянные предприятия служилых и промышленных людей; в девственной тайге, в чаще «допотопных» лесов или на просторах ледяной тундры • ставились укрепленные ясачные зимовья, превращавшиеся затем в остроги с ратными людьми.