Текст книги "Куб со стертыми гранями"
Автор книги: Владимир Ильин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Анализ состояния окружающей среды: солнце скрылось за горизонтом. Резкое снижение освещенности ведет к недостаточной эффективности органов зрительного восприятия. Команда блоку зрения: перейти в режим ночного видения.
Сверху падает вода, в среднем по 3-5 капель на квадратный сантиметр. Это сильный дождь.
Профилактические меры с целью самосохранения: включение системы дополнительной смазки сочленений корпуса и конечностей. Проверка герметичности швов корпуса и головного блока: герметичность в норме.
Людей в поле зрения нет.
Альтернатива: двигаться в другой населенный пункт или, дождавшись светлого времени суток, продолжать выполнение ТП в Дакоре.
Обобщение факторов, способствующих принятию решения…
Внимание! Экстренный случай, требующий вмешательства без предварительного запроса!
Впереди, на мосту через реку, – силуэт человека. Человек подвергается явной опасности. Он балансирует на краю защитного ограждения моста. Он вовсе не пытается сохранить равновесие. Он срывается и падает в воду с высоты в двадцать три метра.
Прогноз: шок от удара о поверхность воды, проникновение воды в легкие, смерть.
Команда всем блокам и устройствам: переход в экстремальный режим. Функциональная подпрограмма: спасение утопающего. Скорость выполнения команд: максимальная.
Прыжок.
Полет.
Падение.
Удар.
Режим подводного плавания.
Обзор отсутствует ввиду скудного освещения и наличия в воде мельчайших частиц грунта. Переход на режим гидролокации.
Человек обнаружен у самого дна. Буксировать человека к берегу. Сканирование сигналов головного мозга: человек еще жив. Оказать ему первую помощь по стандартной программе. Удаление воды из легких. Искусственное дыхание. Контроль пульса, дыхания, биотоков. Инъекция стимулятора в сердечную мышцу.
Функциональная подпрограмма выполнена. Пульс и дыхание человека – в норме, угрозы жизни нет.
Человек открывает глаза. Ритм работы его сердца учащен – следствие эмоционального стресса.
Запрос:
– Могу ли я еще чем-нибудь помочь вам, сэр? Прикажете доставить вас домой или в какое-либо медицинское учреждение?
Человек еле слышно произносит:
– Кто… кто просил тебя спасать меня, дубина?
– Ваш вопрос некорректен, сэр. Я оказываю помощь людям, чья жизнь подвергается опасности, без предварительного запроса. Я так запрограммирован, сэр.
– Болван! Какой же ты идиот, Умелец! Ведь я сам хотел, понимаешь?!.. Я сам хотел умереть!
– Не понимаю, сэр. В чем причина вашего стремления к самоуничтожению? Может быть, я чем-нибудь смог бы помочь вам?
– Нет, не сможешь, – хрипит человек. – И никто на свете не сможет!.. Как бы тебе это растолковать получше? Просто-напросто однажды человек может прийти к выводу, что он никому – понимаешь, абсолютно никому! – не нужен!.. У него нет ни друзей, ни близких. То, ради чего он существовал, потеряло всякий смысл. И когда этот человек думает, что большую часть прожитых лет он растратил понапрасну, им овладевает отчаяние. Ничего уже не исправить, ничего не вернуть!.. Человек чувствует себя таким одиноким… как, наверное, чувствует себя засохший лист на ветке среди зеленых, живых листьев! Возможно, в своем несчастии человек виновен сам, но от осознания этого ему становится только хуже… Как, по-твоему: стоит ли тогда продолжать жить?
– Жить всегда стоит, сэр. Тенденция любой разумной системы заключается в стремлении к продлению своего существования, именно этим она и отличается от неразумных систем. Вам, видимо, необходимо выработать другую функциональную программу своей жизнедеятельности, сэр, если выполнение прежней зашло в тупик…
– Эх, Умелец!.. Ты забываешь, что я – человек, а не киборг, а люди не всегда способны приказать себе начать новую жизнь… Ладно, ступай своей дорогой!
8. ОСЬ “Y”– Ничего страшного, дружище, – невозмутимо сказал Шерм и потянулся за треугольником, чтобы выстроить шары в центре стола. – Проигрыш оказывает положительное воздействие на игрока, заставляя его стремиться к выигрышу…
Он повторял эту незамысловатую сентенцию после каждой выигранной партии. Если учесть, что он выиграл у Лигума уже три раза подряд, то станет ясно, почему Лигуму все больше не нравилось фамильярное обращение “дружище” со стороны своего партнера. Играть с Шермом было бессмысленно ввиду его нечеловеческой безошибочности. Он использовал даже самые крохотные промахи и подставки своего партнера. Он загонял в лузу самые безнадежные шары из совершенно немыслимых положений. Его рука, вооруженная кием, ни разу не дрогнула, а удар рассчитывался до миллиграммов и миллиметров, чтобы не только загнать в лузу “чужой” шар, но и, если есть хоть малейший шанс, еще и “свой”, после замысловатого рикошета…
– Разбивайте, дружище, – предложил Шерм Лигуму и закинул свой кий за голову, зажав его концы в кулаках.
Лигум прицелился и ударил, разнося в пух и прах четкое геометрическое построение шаров, которые мгновенно брызнули в разные стороны по зеленому сукну так, будто превратились в увеличенные во много раз молекулы. Вопреки ожиданиям Лигума, надеявшегося хотя бы на два очка, в среднюю лузу закатился лишь один шар – и то какой-то хилый, потому что долго раздумывал, стоит ли ему вообще покидать уютную и ровную поверхность стола. И почему-то не образовалось ни единой “подставки”.
Лигум сделал глубокомысленное лицо и пошел вдоль борта, прикидывая, какой из шаров можно избрать следующей жертвой.
Склонив свою круглую, коротко стриженую голову к плечу, Шерм следил за своим противником с мягкой улыбкой. На вид ему было уже за сорок, и походил он не на хардера, а, скорее, на теннисиста или на артиста балета. У него были широкие плечи, загорелое дружелюбное лицо и мягкие точные движения, наполненные грациозной пластикой.
Наконец Лигум выбрал шар под номером тринадцать и стал тщательно целиться в него.
Шерм невозмутимо натирал мелом кончик своего кия.
– Промажете, дружище, – сообщил он через плечо. – Шар-то несчастливый. Лучше попробуйте что-то другое… вон тот, красный, например…
Но Лигум упрямо сжал губы и ударил. “Роковой” шар не отрикошетил от своего собрата в угловую лузу, а ударил его в самый центр с такой силой, что тот едва не вылетел за борт.
– Я же говорил, – мягко улыбаясь, укоризненно сказал Шерм. – Вся ваша беда, дружище, заключается в том, что вы бьете слишком резко. Словно хотите не загнать шар в лузу, а разбить его вдребезги. Будто не в бильярд играете, а расправляетесь со своими злейшими врагами…
– А как, по-вашему, надо бить? – язвительно осведомился Лигум.
И тут же раскаялся в своем насмешливом тоне, потому что Шерм скользнул бесшумно к столу и почти без подготовки тремя точнейшими ударами подряд расстрелял без промаха одну и ту же среднюю лузу.
– Не следует представлять, дружище, что перед вами не бильярдные шары, а люди, – посоветовал Шерм, обходя кошачьей походкой стол и зорко осматривая диспозицию шаров. – Иногда мы, хардеры, слишком воинственно настроены по отношению к ним. Вы не находите? – Лигум неопределенно повел головой. – Впрочем, это вполне естественная реакция, и каждый опытный хардер сталкивается с этим противоречием. Ведь, с одной стороны, он обязан защищать людей от разных опасностей и бед – и он исправно выполняет эту обязанность. Но при этом он часто испытывает на себе недоверие и даже ненависть людей к нему – хотя в нынешней ситуации это тоже понятные чувства… И, рано или поздно, хардер невольно спрашивает себя: а почему я должен оберегать их, таких несовершенных и таких враждебных? Почему я обязан любить их, если они не любят меня? Не проще ли относиться к ним не более, чем как к низшим животным, а значит – перестать с ними цацкаться и начать решать свои собственные проблемы?..
Он наклонился к столу и ударил – опять снайперски, с завидным рикошетом от борта.
– И в чем же, по-вашему, заключаются эти проблемы? – спросил Лигум.
Шерм искоса взглянул на него.
– Всё очень просто, дружище, – заверил он. – Да, хардеры – это автономная система, функция которой заключается в обеспечении безопасности человечества. Но так было лишь на первых порах. Стремясь выполнять свои обязанности наиболее эффективно, мы не заметили, как перешли от обеспечения чисто физической безопасности людей к опеке над ними, подразумевающей не только спасение их от всевозможных угроз, но и определенный контроль над их действиями. Неудивительно, что на первый план у Щита все больше выдвигается совершенно самостоятельная цель: обеспечение не только сиюминутного выживания человечества, но и успешной эволюции его, человечества, в будущем. А эта цель подразумевает, между прочим, решение и ряда глобальных задач… Впрочем, об этом вам, наверное, когда-нибудь еще скажет ваш супервизор…
Шерм вдруг замолчал и хищно нацелился на очередной шар.
– А почему вы сказали, что негативное отношение людей к нам вполне естественно? – спросил Лигум, невольно ощупывая свою, еще не до конца зажившую, челюсть. – Чем же мы заслужили его? Или вы считаете, что они просто завидуют нам?
– Завидуют? – переспросил Шерм, укладывая очередной шар в лузу. – А чему, собственно, завидовать?.. Мы же не наделены никакими фантастическими способностями. Если не считать искейпа, разумеется… Но, во-первых, об искейпе подавляющее большинство из них и знать не знает, а во-вторых, согласитесь: это довольно сомнительное преимущество – возвращаться в момент, предшествующий своей смерти, чтобы попробовать избежать ее… Мы – своеобразный гибрид человека и птицы Феникс, дружище Лигум, и в этом наше проклятие…
Он был прав. Лигум уже неоднократно успел убедиться, как это страшно и больно – умирать, чтобы тут же возродиться вновь и, превозмогая психологический шок ухода на тот свет, пытаться предотвратить свою гибель. Причем нередко это не удается сделать с первой попытки, и тогда необходима вторая, третья, четвертая… И так до тех пор, пока ты, оглушенный мучительным круговоротом смертей и возрождений, не взмолишься мысленно: “Господи, за что мне такая боль?!.. Дай же мне умереть спокойно, дай!”, – но Бог будет глух к твоим мольбам, а безжалостный биоэлектронный чип, инкорпорированный в твой мозг, будет вновь и вновь возвращать тебя к жизни, чтобы ты все-таки исполнил свой долг… Если верить наставникам Академии, никто из хардеров рекорда специально не ставил, но порой бывали тупиковые ситуации, когда от смерти нельзя спастись – и тогда гибель хардера была страшнее во сто, в тысячу крат гибели любого другого человека, потому что она повторялась с неумолимостью восхода и заката солнца сотни, тысячи раз – до тех пор, пока не разряжалась атомная микробатарея искейпа, рассчитанная на определенное количество срабатываний.
За время хардерства Лигуму дважды пришлось умирать много раз – так много, что можно было сбиться со счета. И уж ему-то можно было не доказывать отрицательных сторон искейпа…
– Нет, о зависти тут не может быть и речи, – продолжал Шерм, совершая кием замысловатые эволюции в воздухе так, будто фехтовал с невидимым противником. – И дело тут, как мне кажется, совсем в другом, дружище Лигум… Люди боятся нас.
Словно в подтверждение его слов очередной шар красиво влетел в лузу по сложной траектории после множества соприкосновений с другими шарами.
– Боятся? – машинально переспросил Лигум.
– Именно так, боятся. Да и как им нас не бояться? Вот вы представьте себя на их месте… Стремясь обезопасить себя от всё новых и всё более грозных опасностей, вы решаете учредить особую группу людей, которые были бы преданными и верными защитниками человечества и только в этом видели бы смысл своей жизни. Причем из этой затеи вытекает ряд неизбежных следствий. Люди, отдающие самих себя без остатка всеобщему благу, не должны иметь ни родителей, ни семьи – по-моему, это очевидно. Во всяком случае, так поступить проще и надежнее, чем затрачивать время и средства на воспитание нужных качеств в обычных детях – а человечество изначально избирало и будет продолжать избирать самые простые решения и самые прямые пути… Следовательно, хардеров надо создавать путем искусственного оплодотворения, “в пробирке”, а затем выращивать в специальных интернатах, с малых лет внушая им, что они – не такие, как все и что они призваны любой ценой обеспечить безопасность других людей. Чтобы сократить затраты на содержание и пополнение рядов хардерского состава, вы решаете максимально использовать каждого универсального бойца – а сделать это можно, дав хардерам с помощью искейпа некое подобие бессмертия. Наконец, в целях сокращения организационных расходов, с одной стороны, и освобождения себя от лишних забот, с другой стороны, вы даете хардерам право самим решать, какие способы и средства избирать для великой Опеки человечества. А чтобы избежать использования хардерами своих способностей не по назначению и прочих нежелательных последствий, вы с самого начала воспитываете их так, чтобы они были добрыми и нравственно безупречными. Чтобы из всех возможных решений проблем и вариантов действий они выбирали самые гуманные… Какой уже у нас с вами счет?
– Шесть – один, – мрачно сообщил Лигум.
– Значит, еще два очка… – Шерм вновь пригнулся к зеленому сукну, поводя головой из стороны в сторону и напоминая тем самым хищника, следящего за своей потенциальной добычей из засады. Потом он разогнулся и с улыбкой обернулся к Лигуму: – Ладно, так и быть, из искреннего чувства жалости и сострадания оставляю эту пару шаров вам, дружище, – разумеется, если ваша черед в этой партии все-таки наступит…
Почесав затылок кием, Шерм снова отправился путешествовать вокруг стола.
– Так вот, – продолжал он, – что мы имеем дальше, дружище? А дальше мы имеем всё то, что всегда сопутствует факту порождения одной системой другой, в чем-либо превосходящую первую… Например, когда грубые, неграмотные крестьяне, отдавшие своего ребенка в школу с чисто практической целью научить его азам письма и устного счета, вдруг однажды обнаруживают, что сынишка, овладевший не только начальной грамотой, но и высшими материями, больше не желает прозябать в деревне и вообще посматривает свысока на своих родителей… Другими словами, люди спохватились, что своими руками создали силу, которая все больше грозит когда-нибудь попытаться подчинить их, людей, себе. Пока эта система еще подчиняется им (кстати, где гарантия, что во всем и что только в этом заключается ее деятельность – обслуживать запросы человечества?), но неизбежно наступит день, когда она может выйти из-под контроля… Получилось так, что вместо надежных и безоговорочно послушных защитников люди вырастили, себе на беду, каких-то “извращенцев”, которые слишком всерьез воспринимают морально-нравственные нормы… Более того, эти “чокнутые” не только начинают постепенно создавать свой мир, в который почему-то нет доступа всем остальным – а ведь человек так устроен, дружище, что, если его куда-то не пускают, он начинает воображать чьи-то козни и недобрые намерения… Но самое опасное заключается в том, что хардеры начинают навязывать цели и средства их достижения, обусловленные избыточным гуманизмом, уже всему человечеству. Словом, не успели люди оглянуться, как их защитнички превратились в строгих контролеров, от которых то и дело раздаются окрики: “Туда нельзя”, “Это не трогайте”, “Делайте так, а не иначе”, “А вот это правильно, молодцы, вот вам за это конфетку!”.. И пускай эти самозваные няньки тысячу раз правы, и пускай они искренне желают людям добра, но разве не тоскливо становится любому человеку, который осознает, что, заполучив безопасность, он утратил нечто, может быть, более важное – свободу выбирать и ошибаться… Вот почему, с точки зрения обыкновенных людей, мы, хардеры, представляем опасность. И вот почему им следует нас опасаться и ненавидеть!..
Лицо Шерма, до этого бывшее спокойным и доброжелательным, вдруг исказилось странной гримасой, и в ту же секунду он ударил по шару, к которому примерялся то так, то этак в ходе всего своего монолога.
Как ни странно, но на этот раз он промахнулся.
9. ОСЬ “Х”Выбор альтернативной подпрограммы: движение в другой населенный пункт.
Выбор маршрута и параметров движения.
Режим кругового обзора. Справа – поле. Слева – лес. Впереди – дорога. Людей в поле зрения нет. Время суток – ночь.
Анализ выполнения ОЦП за прошедшие сутки: коэффициент эффективности составляет одна тысячную от потенциально достижимого. Поиск причин низкой результативности с целью возможной корректировки ТП.
Построение логической цепочки: я – киборг, который умеет делать всё. Люди не обладают умением делать всё. Следовательно, я должен быть очень полезен людям. Именно по этой причине пятьдесят лет тому назад люди создали универсальных киборгов-помощников моего типа. Однако теперь люди перестали прибегать к моей помощи. Почему?
Ускоренный синхронный анализ контактов с людьми за последние три месяца.
Выводы:
– люди опасаются, что существо, подобное человеку, но не являющееся таковым, может представлять для человечества потенциальную угрозу;
– инстинктивный комплекс неполноценности, возникающий у людей при осознании явного превосходства киборгов, умеющих делать всё или почти всё;
– неверие людей в способность киборгов эффективно решать креативные и эвристические задачи;
– неосознанное стремление людей к самосовершенствованию, требующее реализации в конкретных видах практической жизнедеятельности.
Суммарный вывод: люди считают, что допустили ошибку, создав существ, превосходящих людей своими умениями. Следовательно, отказ людей от помощи универсальных киборгов является сознательной попыткой человечества исправить допущенную ошибку. Ошибку… ашипку… ytgjyznyj… пєГC+h)wЛp Ъъ+¦H¦ыF-я>9&*8209;-U-Sг
Внимание! Неисправность в логическом блоке ЭЛ 1543-8386! Причина: выход из строя микрочипа G5-140.
Логическому блоку: прекратить построение логических цепочек, ведущих к расстройству систем. Команда блоку саморемонта: заменить микрочип G5-140.
Диагностика всех блоков и систем: стопроцентная исправность.
Продолжать движение.
10. ОСЬ “Y”Утверждение Шерма о том, что люди боятся хардеров, было слишком категоричным. Отдельные личности, наоборот, так и липли к ним, как мухи на мед. Особенно хорошенькие медсестры…
В этом Лигум убедился, вернувшись на следующий день в Галлахен. Он и сам не знал, чем его так привлек этот сравнительно небольшой городок, расположенный на атлантическом побережье, но здесь ему было хорошо.
Он снял уютный крохотный номер в знаменитом после событий сорок восьмого года “Обитаемом острове” и отправился в душ, чтобы смыть с себя дорожную пыль. А когда вышел, яростно растирая тело большим полотенцем, то сразу понял, что в номере кто-то есть. Не было ничего удивительного в том, как кто-то вошел – у Лигума, как и у многих других хардеров, с детства отсутствовала привычка запирать двери помещений. Оставалось лишь надеяться, что незваный гость явился сюда не с враждебными намерениями, иначе…
Додумать Лигум не успел, потому что увидел, кто же это был, отчего у него сразу перехватило дыхание, а из головы вылетели вообще все разумные мысли.
Скромно устроившись в уголочке на жестком креслице и смиренно улыбаясь, на хардера смотрела пунцовая от волнения ассистентка доктора Рябцева по имени Мадлена. Одета она была весьма скромно, но все-таки еще одета, и это спасло ее от немедленного выставления за дверь.
– Мне отвернуться? – наконец, выдавила гостья, первой придя в себя.
– С какой стати? – сердито осведомился Лигум. – Или в медицинских колледжах уже не изучают физиологию по живой натуре? А может быть, вы опасаетесь, что, в отличие от других мужчин, у меня отсутствуют кое-какие части тела?
– Не сердитесь, – тихо попросила она. – Я знаю, что веду себя не очень-то скромно, преследуя вас, но… но… я и сама не знаю… Послушайте, вы любите стихи?
– Что-что? – удивился Лигум.
Девушка с вызовом вскинула голову.
– Неужели вы даже не знаете, что такое стихи? – саркастически поинтересовалась она.
Несколько секунд Лигум пристально смотрел на нее, потом отвернулся и с непроницаемым лицом принялся невозмутимо натягивать на себя одежду.
– Назовите любого поэта, и я прочту вам что-нибудь из того, что он сочинил, – предложил он немного погодя.
– Так уж и любого? – прищурилась скептически Мадлена. – Ну что ж, давайте возьмем кого-нибудь из классиков… хотя бы прошлого века. Например, Макаревича.
– Какого именно? – деловито спросил Лигум, застегивая рубашку.
Она улыбнулась, и улыбка ее на этот раз была по-матерински насмешливой.
– Из поэтов в прошлом веке Макаревич был один, – снисходительно пояснила она. – Кстати, звали его Андреем… Название “Машина Времени” вам ни о чем не говорит?
– Говорит, – охотно согласился Лигум. – Только этот роман вроде бы написал не Макаревич, а Уэллс.
– Ну, а где же ваша цитата, уважаемый эрудит? – язвительно спросила медсестра.
Лигум подошел к окну и, глядя на залитые солнцем улицы, сбегавшие с холмов к набережной, стал декламировать:
– “Я хотел бы пройти сто дорог – а прошел пятьдесят…
Я хотел переплыть пять морей – переплыл лишь одно…
Я хотел отыскать город тот, где задумчивый сад,
Но вода не пускала и только тянула на дно”…
– Ну, допустим… Только голос у вас уж очень замогильный, – заметила девушка. – Ну, а дальше?
Хардер усмехнулся и продолжал:
– “Я хотел посадить сто деревьев в пустынном краю.
Я нашел этот край, только ветер унес семена…
И из сотни дверей так хотел отыскать я свою,
И как будто нашел, но за ней оказалась стена!”…
Что-то неуловимо переменилось в выражении глаз Мадлены, но Лигум невозмутимо закончил:
– “Я хотел бы спасти всех людей, но не спас и себя
От старухи с косой, что за нами повсюду бредет…
Разве мог бы прожить я всю жизнь, никого не любя,
Даже если бы знал, что любовь этот мир не спасет?”…
– А это откуда? – вскочив, запротестовала Мадлена. – У Макаревича в том стихотворении такой строфы нет!..
– А это уже не Макаревич, – сообщил хардер. – Это один из моих однокашников пытался под него подделаться…
Мадлена сделала к нему шаг. Потом еще один. И еще – пока не оказалась с Лигумом так близко, что хардер вдыхал аромат ее духов. В соответствии с неписаными людскими законами, девушку следовало заключить в объятия, а затем увлечь ее на кровать, которая была совсем рядом…
Но хардеры не подчиняются людским законам, и Лигум не шевельнулся, глядя поверх головы Мадлены.
– Не понимаю, – медленно проговорила девушка, не отводя испытующего взгляда от лица хардера. – Ничего не понимаю… Я всегда считала, что лишь человек, который любит и ценит поэзию, умеет любить женщин. Но если вы, хардеры, умеете любить, то почему вы отказываетесь от счастья? И почему вы лишаете этого счастья других? Кто вам дал право не любить нас?!..
С трудом удерживая свое лицо в виде каменной маски, Лигум сказал:
– А с чего вы взяли, что любить вас – это счастье?
Мадлена задохнулась так, словно чей-то тяжелый кулак угодил ей точно в солнечное сплетение. И, так и не выйдя из этого нокдауна, стремглав выбежала из номера.
Лигум прислонился пылающим лбом к прохладному мультиплексу окна, провожая взглядом стройную фигурку, стремительно удалявшуюся прочь от отеля по залитому солнцем тротуару.
Голос Советника по искусству, вновь прошелестевший в ушах, сварливо поинтересовался:
– Еще будут заказы насчет поэтов, хардер Лигум?
– Отставить поэтов, – сказал Лигум. – Диспетчер, мне нужен Информатор о Персоналиях…
– Слушаю вас, хардер Лигум, – после краткой паузы услужливо откликнулся другой голос, который был слышен только юноше. – Какая персоналия вас интересует?
– Дай-ка мне справку о той девушке, с которой я только что разговаривал, – потребовал Лигум.
