Текст книги "Звери дедушки Дурова"

Автор книги: Владимир Дуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Цирк блох

На одной из московских улиц, над дверями одного из магазинов, вдруг появилась гигантская вывеска «Цирк блох, первый раз в России дрессированные блохи, цена за вход такая-то», а около магазина уже выросла очередь. Здесь можно было видеть рваную одеженку рабочего, и залихватски надетый набекрень картуз хулигана, и бойкую мордочку уличного мальчишки, и нарядную даму с ребенком, и ученого, – все пришли посмотреть диковинное зрелище. В хвосте стоял и я. Наконец, очередь посмотреть чудо дошла и до меня. Блохи показывались на стеклянном столе; здесь была их арена. Я наклонился к столу и увидел знаменитых артистов. Их показывал немец.

Передо мной стояла маленькая бумажная карета, в оглобли которой запряжено насекомое. С величайшим трудом медленно движется усталая блоха, скользя по стеклу и таща карету. Ей, конечно, нелегко тащить эту тяжесть, но тонкий металлический волосок ее крепко держит. Я ясно вижу закулисную сторону представления.

Дрессировщик ловит самую обыкновенную блоху. Осторожно, с помощью увеличительного стекла, придерживает он ее особыми щипчиками и тонким металлическим волоском привязывает к бумажной карете, и дело кончено. Блоха, стараясь освободиться от тяжести, передвигает своими лапками и везет карету.

При чем тут дрессировка? Этот фокус можно сделать с любым насекомым без всякой науки.

Немец посмотрел на окружавших стол зрителей с торжеством:

– Номер второй, – сказал он важно. – Блоха-балерина танцует головокружительный вальс.

Глаза одураченных людей впились в стеклянный пол «блошиного цирка». В конусообразной бумажной юбочке блоха карабкалась по стеклу, скользила, стараясь освободиться из несносной бумажной брони и прыгнуть подальше от своих мучителей. Но юбочка не пускала, она же не позволяла ей упасть, и опять торжествующий взгляд предпринимателя…

– Третий номер. Блоха-мельник! – выкрикивает немец.

На стеклянном столе появляется бумажная мельница, и блоха привязана тонким волоском к шляпной булавке, острый конец которой немец держит в руке. Немец подносит к цепким ножкам блохи бумажную мельницу; блоха, почувствовав опору, начинает вертеть, передвигая в бумажной мельнице крылья.

Одураченная публика в восторге, а я стою и думаю:

– Где же здесь приручение, где дрессировка, где смышленость, разум?

И в то время, как я это думаю, за моей спиной раздается басистый голос:

– Немец, почем блоха?

– Я не торгую блохами, да разве их можно продавать? Вы ведь видите, они – ученые.

– А я хочу ученых.

И толстая, задыхающаяся фигура замоскворецкого купца с тройным подбородком и заплывшими жиром глазками проталкивается сквозь кучку зрителей к столу.

– Говорю тебе, что хочу блох ученых! Слава богу, с моими капиталами можно купить и ученых.

И он, пыхтя, вытаскивает из бокового кармана толстый бумажник.

У немца голос делается мягче. Он смотрит ласково на соблазнительный купеческий бумажник и пробует набить цену своим великим артисткам.

– Я ведь блох кормлю своей собственной кровью, а потому менее ста рублей за штуку взять не могу.

В это время на сто рублей можно было купить более ста пудов хлеба, запас годный на поддержание жизни в течение всей зимы небольшой крестьянской семьи.

Купец пробовал уверять, что кровь дрессировщика вовсе не так дорога.

– Эк, куда хватил! Сто рублей… Да за сто рублей можно сто блох таких выкормить.

А публика смеялась.

– Может, у него кровь заграничная, дорогая, заморская. Ха, ха, ха.

Дрессировщик не уступал.

– Ну, идет, – вздохнул купец и открыл бумажник. – Получай свою часть, давай сюда блоху и отваливай.

И он бросил на стеклянную арену сто новеньких рублевок. Потом пухлыми пальцами осторожно взял блоху и, положив ее на ноготь большого пальца, прихлопнул другим ногтем и сказал страстно:

– Умри, окаянная!

И он с торжеством вышел из магазина.

Так погибла одна из знаменитых артисток.

Рассказывая историю обмана человеческой доверчивости, я смеялся, что с тех пор блохи всего мира носят траур по великой артистке, погибшей от ногтя купца. Вот почему все блохи черные.

А блошиный цирк, вероятно, переехал в другой город, чтобы морочить новых наивных простаков.

Гусь

Я никогда не ем гуся. С гусем у меня связано тяжелое воспоминание.

Это было в дни моей юности. Весь «штат» дрессированных животных у меня состоял из свиньи Чушки, собаки Бишки и гуся «Сократа».

Это были мои друзья. Я любил их. Они любили меня. Мы понимали друг друга… И когда в минуты жизненных невзгод, я переживал страдания, они утешали меня.

Бишка так ласково смотрел мне в глаза, так нежно лизал мне лицо; гусь подходил к изголовью моей кровати и, склоняя голову, с участием смотрел мне в глаза; раскрывая рот, он будто спрашивал:

– Что такое?

Когда гуси сытые спокойно ходят по двору, звуки, которые они издают, очень похожи на слова «что такое».

Я говорил моим друзьям, Бишке и Сократу:

– Плохо нам живется… Плохо мы едим и я, и вы… Комната наша не топлена. Мне нечем платить за нее…

– Что такое? – опять спрашивал гусь своим гортанным голосом.

– Да, друг Сократ, нечем… Нет денег. Может быть, меня с вами скоро выгонят на улицу. Придется ночевать в холодном досчатом балагане, где я с вами выступаю на потеху публике.

А мое положение, да и не только мое, а всех товарищей артистов, было в тот год отчаянное.

Наш балаган совсем не делал сборов. Наш антрепренер Ринальдо только злился, когда мы заводили речь о получке жалованья.

Мы голодали…

Труппа наша состояла из меня, силача Подметкина, который на афише почему-то назывался Незабудкиным, «человека-змеи» Люцова, его жены Ольги – «королевы воздуха», шпагоглотателя Баута и музыканта, игравшего на разных инструментах, Быкова. Подметкин от голода страдал больше всех. Его могучее тело требовало пищи в большом количестве. Он рычал и стучал кулаками по досчатым стенкам балагана:

– Да пойми же ты, – кричал он антрепренеру, – я жрать хочу. Дай полтинник!

– Где его взять, полтинник-то? – злился Ринальдо. – Вчера сбору опять было три рубля семьдесят копеек. Никто на вас и смотреть не хочет.

– У меня мускулы слабеют, – волновался Подметкин.

– Эх, поджечь разве балаган, – не отвечая ему, говорил Ринальдо, и мы видели по его глазам, что эта безумная мысль может быть им осуществлена.

– Да вы с ума сошли, Ринальдо, – возражала искусная акробатка, так называемая «королева воздуха», – поджечь балаган накануне праздника!.. На святках публика будет ходить к нам.

– Да, будет, держи карман, – уныло говорил «человек-змея». – У меня вон трико последнее оборвалось…

Лучше других жилось музыканту. Его полюбили купцы. Он их потешал игрою на гармонике и привязанной на груди свистульке, на которой он водил губами в то время, как за спиной у него гудел барабан с медными тарелками. Барабаном он управлял одновременно, при помощи веревки, привязанной к каблуку правой ноги. Каждый день по окончании представления он шел в трактир и проводил там всю ночь.

А сборы в балагане с каждым днем становились все хуже и хуже.

Наступил сочельник. Наш антрепренер, ожидая, что мы на этот раз будем особенно настойчиво требовать деньги, скрылся куда-то.

Целый день мы напрасно искали его по городу. Положение наше было безнадежно. Даже музыкант на этот раз переживал общую печальную участь. Угощавшие его купцы были люди богомольные, и в канун праздника они все были дома и по трактирам не ходили.

– Эх, жизнь наша каторжная, – говорил Быков.

– Славно было бы курочку жареную съесть, – говорил «человек-змея».

– В Рождество порядочные люди гуся едят, – заметила «королева воздуха».

– Гм… гуся-то и мы могли бы съесть, – задумчиво процедил сквозь зубы атлет.

– Откуда?

– А у него есть, – сказал он, указывая на меня.

– Вы с ума сошли, братцы! – закричал я, – съесть моего «Сократа»!

– Ха, ха, ха… – засмеялись все, – испугался!

– Ну, да ладно, – отозвался музыкант… – Все это звон пустой. А надо о деле говорить. Есть и пить страсть хочется. Махну-ка я к одному купцу знакомому. Наверное полтину отвалит… Что вы на это скажете?

Все одобрили его предложение.

Быков накинул на себя пальтишко и вышел из комнаты. Меня тоже тянуло на воздух. Тяжело было у меня на душе. Я пошел бродить по улицам города. На улицах чувствовалось приближение праздника. Тут и там в окнах виднелись елки, веселые лица детей…

Не помню, сколько времени бродил я по городу. Вернулся я тогда, когда холод начал пронизывать меня до костей.

Дома я застал целое пиршество. Музыкант рассказывал что-то смешное, «королева воздуха» в такт качала головой, а «человек-змея» заливался хохотом…

– Володя, друг, – закричал мне атлет. – Садись, пей и закуси!

– Спасибо.

– Закуси, закуси, брат. Кто-кто, а уж ты полное право имеешь потребовать этой закуски. – Ха, ха, ха, – захохотал «человек-змея».

Что-то кольнуло меня в сердце. Я сделал шаг к столу. Там красовался большой рождественский гусь. Страшная мысль, как молния, прорезала мой мозг. Я бросился в угол, где в клетке обыкновенно спал мой «Сократ».

Клетка была пуста… Я понял все.

Я кинулся с поднятыми кулаками на этих варваров. Кого-то я ударил по лицу, кого-то сбил с ног. Кто-то визжал. А потом я почувствовал себя в могучих руках атлета. Лечу вверх… падаю… Я не чувствовал боли. Только сердце мое рвется на части. Убить моего «Сократа», моего друга.

– Вольдемар, Вольдемар, – лепетала заплетающимся языком «королева воздуха», – не надо волноваться.

– Уйди! – хотел я крикнуть, но не мог.

Слезы душили меня… Охвативши руками опустевшую клетку моего друга, я горько рыдал…

Бишка подошла ко мне и лизала мое лицо… Мне кажется, слезы были и на ее глазах. О, я уверен, она понимала все, – она понимала эту страшную картину, которая разыгралась тут. Она даже не пыталась утешить меня. Она страдала вместе со мной. Да и как не страдать? Я и теперь без дрожи не могу вспомнить этой ужасной сцены…

Понимаете теперь, почему я не могу есть гуся ни на Рождество, ни в другой день?

Никогда. Слышите, никогда!

Ближайший друг человека

I

РОЛЬ СОБАКИ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА

В одной древней священной книге индусов сказано: умом собаки держится мир.Слова, эти, если вдуматься глубже, заключают в себе великую истину. В самом, деле, как мог бы существовать человек на заре своей жизни, когда он, как дикий зверь, скитался по лесам, в поисках пищи, если бы возле него не было собаки?

Можно смело сказать, что без нее он бы погиб. Собака помогала ему добывать пищу, разыскивала и ловила дичь; она защищала его, когда на него нападали звери, а когда человек, утомленный охотой, спал, она чутко сторожила его сон.

Сделался человек пастухом и принялся бродить по степям со своими стадами. Собака и тут не покидает его, неся верную самоотверженную службу сторожа и защитника его имущества, защищая его самого.

А когда, наконец, человек додумался до постройки себе постоянного жилища, собака не отстала от него и сделалась домашним сторожем.

Собака дала возможность человеку жить в таких диких, холодных странах, где существование без нее было бы немыслимо. В северной части Европы, Азии и Америки на громадные пространства потянулись такие места, где почти восемь месяцев продолжается суровая зима. Там глубоко промерзшая почва оттаивает на два-три вершка, и то только на короткое время, месяца на два, не больше. Зимой здесь трещат такие сильные морозы и бушуют такие бури, о которых мы не имеем и понятия. Не растут в этих местах ни хлеб, ни огородные овощи, и климат настолько суров, что его не могут переносить ни лошадь, ни рогатый скот. Казалось бы, что и человеку немыслимо здесь жить, а между тем он ужился и ужился, в большой степени благодаря собаке.

Собака заменила ему лошадь; на ней он делает сотни тысяч верст по дикому царству снежной пустыни; она помогает ему на охоте, сберегает от волков его оленей, разведением которых он занимается.

Словом, где бы человек ни поселился: в странах ли с умеренным климатом, на зыбучих ли африканских песках или в холодных пустынях дикого севера – всюду собака является для него незаменимым преданным другом, товарищем и помощником в его борьбе за существование.

Но собака является не только помощником человека, а часто и его спасителем.

В Швейцарии, на горных альпийских высотах, хорошо знают и ценят собаку. Осенью и зимой часто разыгрываются страшные снежные бури, и тогда в горах погибает немало путников, застигнутых в дороге непогодой. Погибало бы еще больше, – если бы не собака. В горах, где пролегает опасная дорога, селятся люди, посвящающие себя спасению погибающих; у них среди горных высот построен большой крепкий дом, в котором они содержат больших и сильных сен-бернардских собак.

Как только начинается буря, собака снаряжается на розыски погибающих. К ошейнику такой собаки привязывают фляжку с вином, а к спине прикрепляют ремнем широкий, толстый плащ. Потом выпускают ее на дорогу, а сами идут за ней с лопатками в руках. Собака бежит вперед и скоро скрывается в снежной мгле. Люди время от времени останавливаются и прислушиваются. Вот сквозь рев и вой бури до них доносится отрывистый лай; они идут по тому направлению, откуда слышен лай, и находят собаку стоящей над занесенным снегом и почти замерзшим человеком, отрывают его из снега, льют ему в рот вино из фляжки, кладут на плащ, несут в дом и возвращают к жизни.

Собака еще выполняет одну очень трудную задачу. Она помогает правосудию.

Существуют собаки-сыщики. Они помогают судебным: властям разыскать преступника. Часто им приходится исправлять судебные ошибки. Случается, что подозрение в убийстве или краже падает на ни в чем неповинных знакомых или родственников, только потому, что их часто видели в доме, где совершено преступление, или потому, что между ними перед этим произошла ссора. Их арестовывают, допрашивают, судят и часто на основании лишь ничтожных улик присуждают к наказанию. Судебные ошибки нередки. И нередко люди ни в чем неповинные томятся в тюрьмах. Но там, где следствие применяет опытных собак-сыщиков, эти ошибки бывают реже, потому что собаки помогают властям обнаруживать истинных виновников злодеяний. На место происшествия берут собаку-сыщика, дают ей обнюхать убитого или место, где были украдены вещи, потом выпускают собаку на улицу. Собака бежит, нюхая землю, воздух; вот она останавливается у дверей одной из квартир и лает. Дверь отворяется, собака обнюхивает всех, находящихся в квартире, и с лаем кидается на одного из них; его задерживают, обыскивают, на одежде его находят капли крови, а в комнате ограбленные вещи.

Бывает и так, что собака обнаруживает грабителей в том же доме, в котором совершено преступление, и если собака нападает на свежие следы преступления, то преступник не уйдет от правосудия. О задержанных по указанию собаки-сыщика собираются точные сведения, и всегда оказывается, что сыщик указал верно.

В Москве живет до сих пор знаменитая собака-сыщик Треф, который помог судебным властям раскрыть не одно из трудных и запутанных уголовных преступлений.

Собака приносит пользу человеку не только в мирной обстановке, но и на войне. Она отыскивает раненых, обнаруживает подкрадывающегося ночью врага и искусно скрытую вражескую засаду. Во время боя, собака выказывает необыкновенное бесстрашие; она не обращает внимания на ружейные выстрелы, гром пушек и летящие снаряды и часто бросается на врага, погибая геройскою смертью.

Привязанность собаки к человеку безгранична. Нередко собака остается его верным другом, несмотря на то, что он обращается с ней жестоко. Эту удивительную привязанность изобразил яркими красками великий английский писатель Чарльз Диккенс в своем романе «Оливер Твист». Здесь автор рассказывает, как у одного вора была маленькая собачка, с которой он обращался очень жестоко: не кормил и часто бил ее. И, однако, собачка никогда не покидала его. Не покинула и в страшный час смерти.

На Кавказе, в Кабарде, у одного охотника была собака, когда охотник умер и его понесли на кладбище, собака печально плелась позади похоронной процессии. Охотника похоронили, и люди покинули кладбище. Явилась собака, начала выть и разрывать могилу своего хозяина. Родственники покойного поймали ее и привязали на веревку. Собака перегрызла веревку. А через несколько дней ее нашли мертвой на могиле своего хозяина. Она не могла его пережить.

Таких примеров привязанности собаки к человеку не перечесть.

II

ОБ УМЕ И СОЗНАНИИ СОБАК

К сожалению, мы все еще мало знаем нашего лучшего друга, мало ценим его. Так, например, об уме его мы в большинстве случаев имеем очень смутное представление.

По уму собака ближе остальных животных, кроме морского льва, подходит к человеку. Про умную собаку люди думают: «все понимает, только что не говорит». А на самом деле у каждой собаки свои мысли, и выражает их она своими словами, конечно, собачьими, но наблюдательному вдумчивому человеку должны быть понятны ее слова. Опытный охотник издалека, лишь по одному лаю собак, безошибочно определяет, какого именно зверя подняли они: зайца, лисицу или волка. Для каждого зверя, по словам охотника, у собаки особый лай.

Точно так же и пастухи ночью по лаю собак узнают, кто подходит к стаду: волк, вор или свой человек.

Многим покажется странным и даже невероятным, что собаки смеются, а между тем этот так. И наш великий писатель И. С. Тургенев сказал, что собаки улыбаются, «и даже очень мило улыбаются». Но собака еще и плачет, и грустит. Сильную физическую боль она выражает необычайным визгом, но нередко плачет молча, и у нее льются слезы из глаз, как у человека.

А когда ей грустно, тоскливо, сколько в глазах ее печали; если же ей радостно, какие веселые огоньки играют в ее глазах.

Многие из тех, которые не умеют или не желают наблюдать явления природы и вдумываться в них, смеются над утверждением, что собаки за несколько часов вперед предчувствуют такие грозные явления природы, как землетрясение, и свое предчувствие выражают нервным беспокойством или глухим лаем.

Предчувствие у собак давным-давно отмечено в жизни человека, но часто люди добавляют сюда свои собственные чувствования, и поэтому настоящий смысл предчувствования искажается и доходит до фантастических выдумок.

Предчувствие у животных, или предугадка, как я его называю в своих научных работах, происходит только от того, что животное обладает такими природными качествами, о которых мы не имеем никакого понятия.

Мы до сих пор, еще, например, не изучили, насколько дальнозорки птицы: громадные расстояния, недоступные человеческому зрению, совершенно не являются недоступными для глаз орла или даже ястреба. С каким удивлением мы замечаем, что вдруг с громадной высоты своего полета ястреб видит отсталого маленького цыпленка, и с какой быстротою, меняя свой полет, он падает на землю, чтобы схватить свою жертву. У людей вошла в обиход поговорка: «слепая курица», несмотря на то, что куры днем видят настолько хорошо, что наседка успевает заметить высоко парящего хищника и во-время собрать всех цыплят под свою защиту.

К несчастью, мы еще до сих пор не успели сделать опытов, чтобы точно определить качество зрения птиц и четвероногих животных. До сих пор человек не сумел исследовать природных способностей животных, которых нет у человека (сила и острота зрения, обоняние, осязание, слух, чувства времени и пространства и т. д.), которые слабо или совсем не развиты.

Отсюда происходит способность животных предчувствия, или предугадки, в которой, конечно, нет ничего ни фантастического, ни сверхъестественного, приписанного им людьми по невежеству.

Жители тех стран, где землетрясения бывают особенно часто, знают, что собаки в этом отношении не ошибаются. Предугадывание землетрясения было замечено людьми не у одних только собак, но и у рогатого скота: коровы особенно тревожно мычат перед землетрясением – это скрытое чувство у них настолько тонко, что показания аппарата Пулковской обсерватории, [19]19
  Недалеко от Петербурга станция для научных исследований и наблюдений в области астрономии.


[Закрыть]отмечающего малейшее движение почвы, для людей совершенно нечувствительное, передавалось животным.

Очень часто люди приписывают собакам свои фантазии, которые переходят от одного поколения к другому и прочно укрепляются в сознании человека.

Разберем сейчас общеизвестный рассказ о том, как собака воет перед покойником. Собака, не умеющая говорить человеческим языком, а потому лишенная возможности понимать наш язык, невольно учится понимать наши малейшие движения. Эти движения заменяют ей наш язык, и по ним собака начинает понимать каждое наше желание: человек встал, взялся за шляпу, и собака уже летит вперед. Для нее ясно представилась возможность итти гулять.

Но существуют у нас и такие незаметные для нас движения и выражения при каждом нашем слове, на которые мы не обращаем внимания, которые для нас как будто не существуют, так как нас вполне удовлетворяет наш богатый словами разговорный язык; собаки же обращают внимание на все, на малейшие движения человека, и, конечно, от них не ускользают те движения и те выражения, которые ничего не говорят человеку. Они великолепно знают, что должно следовать за тем или другим движением или выражением человека; отсюда вытекает и предугадывание собаками наших последующих действий.

Собака предчувствует чью-нибудь смерть; она видит, как в доме ее хозяина сразу все изменилось: общее оживление сменяется глубокой тишиной; все живущие в доме ходят на цыпочках; у них иные движения, иная размеренно-печальная речь, даже шопот; на собаку иногда прикрикнут ни с того, ни с сего; слышен тяжелый запах лекарства, и животное, тревожно понурив голову и хвост, бродит по дому, сначала недоумевая, что происходит кругом, но потом, новая жизнь вызывает в ней тревогу и тоску, и она воет.

Многих интересует вопрос, каких собак считать наиболее смышлеными? Какие породы наиболее восприимчивы к дрессировке? Ученый Брем говорит: «Воспитатель имеет очень сильное влияние на животных, и без сомнения наилучший для животного воспитатель – человек. С течением времени собака становится во многих отношениях похожа на своего господина. Охотничья собака усваивает характер охотника, мясникова – мясника, собака моряка – его характер и т. д.» И, действительно, ограниченный круг мыслей у борзой собаки направлен почти исключительно в сторону охоты, а пудель тратит значительную часть своих способностей, чтобы угадать намерения и желания хозяина. Каждая порода обладает свойственными ей способностями характера, но разностороннее всех – простая неказистая дворняжка, у которой все стороны характера развиты равномерно, которую тяжелая жизнь и самостоятельная борьба за существование наделили богатым опытом.

III

ИМЕЮТ ЛИ ЖИВОТНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ В УМЕ – ВИДЯТ ЛИ ОНИ СНЫ?

Некоторые ученые пишут, что дрессировка, какой бы она сложной и осмысленной ни казалась, на самом деле ничего другого не представляет, как объединение звука с действием. Звук производится дрессировщиком, а вслед за этим является, действие животного.У меня это делается наоборот. Я произвожу необходимые движения, животное дает звук, как по команде.Да еще звуки-то совершенно разные: то петух мне запоет свое бодрое ку-ку-ре-ку, то осел, по моему приказу, заорет во все горло свое отчаянное «ио», собака завоет на разные голоса, с различными переливами, затрубит громко слон, гусь загогочет «что такое», морские свинки засвистят хором, заговорят скворцы, попугаи, морской лев будет ясно по порядку выговаривать буквы «а, э, и, о, у», а мой поющий бык затянет своим мягким баритоном звуки «до, ми, фа, соль» – эти объединенияили ассоциации по смежностибывают разнообразны. При частом повторении или при зазубривании, запоминание одних и тех же действий, вызванных соединениями-ассоциациями, животное к ним настолько привыкает, что вместе с действиями у него являются свои представления в мозгу. Так, при слове «гулять», собака радостно бежит к двери, представляя себе двор, сад, улицу; при слове «чихни» ей передается нервное раздражение носоглотки. По команде «потянись» собака это делает, аппетитно расправляя свои лапы и туловище. Это происходит у нее не деланно, заученными механическими движениями, – она действительно переживает чувство потягивания, что ясно выражается в каждом движении ее мускулов, так как она представляет себе приятное ощущение при потягивании. Все эти представления, соединяясь, образуют целую цепь переживаний.

Я наблюдал сны у животных вообще, а у собак в частности, и мне не раз приходилось видеть, что и мозг у животных работает, а представления их не оставляют. Так, собака во сне продолжительно и сдержанно лает, вздрагивая и двигая ногами. У меня на постели Нета – карликовый той-терьер – кормила своего трехнедельного щенка-малыша. Малыш подполз к брюшку матери и упирался передними лапками в наполненную молоком грудь Неты, хватал ртом сосок и втягивал жидкость; достигнув цели, он радостно помахивал хвостиком. По мере сосания, малыш переставал двигать хвостом, щеки его все реже втягивались в полость рта и, наконец, малыш засыпал. Мать отодвигалась в сторону, и я сонного щенка переносил из одного места на другое. Для того, чтобы было удобнее наблюдать, я положил щенка к себе на руку. Малютка спал крепким сном. Но вдруг я увидел, что верхние веки малыша чуть-чуть вздрагивают и приподнимаются, глазные яблоки вращаются, и тельце немного вытягивается; спящий малыш задвигал ногами, как он это делал при подползании к матери. Желтое пятнышко у него над глазами то поднималось, то опускалось; передние лапки вытянулись вперед и задвигались точно так же, как то делал малыш при выдавливании молока; хвостик часто – часто завилял.

На пятой неделе своей жизни малыш вылезал из своего ящика, поднимал ушки и лаял, а затем, струсив, поднимал хвостик и прижимался к стенке ящика. Слыша не раз такой лай у спящего малыша, я одновременно замечал у него те же движения ушей и рта.

Все эти движения во сне являются внешними выражениями испытываемых часто душевных переживаний. Я нередко замечал, как мои дрессированные собаки, спавшие со мной на кровати, лаяли во сне, и чем больше собака была мною дрессирована, т.-е. чем умственно развитее она была, тем становилась нервнее, тем чаще ночью во сне она вздрагивала и бредила.

Все мои дрессированные собаки вели себя во сне разнообразно: мой умница Бишка во время представления курил папиросы; я вкладывал сидящей на задних лапках собачке между пальцами передней правой лапы папиросу, которую он сам, подняв лапу, брал в рот. Я зажигал папиросу, и Бишка несколько секунд сидела с тлеющей папиросой.

Перед курением я научил Бишку лаять, как будто он просил у меня папиросу, а после курения он забавно чихал. Я наблюдал сон Бишки и видел, что во сне он переживает то же, что и наяву, когда он показывал свой номер с папиросой – он глухо лает и чихает, и ноги его нервно вздрагивают.

Попутно говоря о снах у животных вообще, и в частности у собак, мне хочется остановиться, на снах у ластоногих, у моих морских львов. [20]20
  Подробное описание морских львов я даю во второй своей книге.


[Закрыть]

Три дрессированные морские льва знали мой голос; заслышав его, они моментально поднимались на ласты, вытягивали шеи кверху и высоко поднимали головы, стараясь отыскать меня. Знали они также прекрасно мой выходной марш, призывный трубный звук, специально придуманный для морских львов. Помню, как я в своей уборной спешно надеваю костюм; но вот грянул мой марш, и морские львы разом преображаются, – они приходят в необычайное волнение, мечутся по клетке, бросаются в бассейн, ныряют, быстро вылезают на площадку и снова шлепаются в воду; брызги летят во все стороны. Увидя меня выходящим из уборной, морские львы бросаются к дверцам клетки и, становясь на задние ласты, [21]21
  Морские львы (ластоногие) имеют вместо ног ласты.


[Закрыть]прилипают к решетке. Глаза их горят зеленым фосфорическим светом; фигуры – одно ожидание.

При первых звуках трубы, которая оповещала об их появлении перед публикой, все трое: Лео, Пицци и Васька, перелезая друг через друга, стремительно бросаются к дверцам клетки, нетерпеливо хватаются за железные прутья решетки, кусают друг друга и до того отчаянно ревут, что постороннему делается страшно. Служащий отпирает решетчатую дверцу, и львы, сбивая его с ног, быстро бегут на арену. Разве все поведение львов не говорит о том, что в уме у них происходит ясное представление о своем хозяине, о месте работы, о вознаграждении за свои труды. Даже при первых звуках знакомого мотива, в воображении у них рисуются все последующие действия. Для меня становится совершенно ясным, что ластоногие, как и собаки, обладают способностью представления в уме, способностью вспоминать об ощущениях, полученных раньше.

В обыденное время, когда работа морских львов проходит изо-дня в день, по заранее намеченному порядку, львы спят безмятежно, обнявшись друг с другом или поджав под себя ласты, кладут друг на друга головы.

Но вот в цирке начинаются сборы в путь: запаковываются ящики, свертываются и укладываются в бочки ковры, связываются барьеры и другие вещи. Все это происходит на глазах у ластоногих. К утру готовится все цирковое имущество к нагрузке на ломовых.

И морские львы, под впечатлением сборов, в ночь перед отъездом, спят тревожно. Беспокойство выражается в необычайных позах. Спят они в эту ночь каждый отдельно, и то один, то другой издаст тяжелый вздох.

Часто просыпаясь, морские львы поднимают головы и тревожно-вопросительно всматриваются в темноту конюшни, снова поднимают головы и со вздохом закрывают глаза. Тело их часто вздрагивает, ласты судорожно прижимаются к бокам.

Под самое утро они засыпают, видимо, крепко. Мне пришлось упаковываться в одну из таких ночей, и я наблюдал за Пицци. Она лежала как-то странно на боку, необычно загнув голову назад и уперев шею в решетку. Долго она так лежала, и неподвижность ее и необычность позы меня встревожили. Я наклонился к Пицци, и мне показалось, что она околела.

Вдруг ее ласты зашевелились, и я услышал странный звук… Пицци во сне смеялась… Что же это был за смех? Отрывистые звуки, которые следовали один за другим, напоминали человеческий хохот.

Хохотом львов я пользовался при выступлениях.

– Смейся, Пицци! – говорил я. – Проси публику аплодировать!

И львица хохотала… а потом, лежа на груди, на ящике, хлопала, как ладонями, свободно болтающимися ластами.

Когда я наблюдал за Пицци перед отъездом, я отчетливо слышал, как она сначала произнесла несколько звуков, а затем начала аплодировать, что она могла делать, только благодаря случайной неестественной позе – когда ее ласты находились у нее на весу.

Не ясно ли было, что она видела во сне арену, публику и заманчивую рыбку, которую получала от меня в награду? Теперь мы знаем, что некоторые животные видят сны.

IV

ОБОЮДНОЕ ПОНИМАНИЕ ЧЕЛОВЕКА И ЖИВОТНОГО

Чтобы научить чему-нибудь животное, чтобы дрессировать его моим способом, необходимо установить обоюдное понимание или, как говорят, контакт.