Текст книги "Прозрачный старик и слепая девушка"

Автор книги: Владимир Ленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

До смены оставалось еще полтора часа. Пока у Элизахара оставалось еще немного времени, он приступил к выполнению второй части своего плана: обложил заднюю стену частокола связками хвороста, собранного на холмах, где ветки были сухими и отлично горели (в отличие от тех, что пропитались в тумане влагой). Внутри каждой связки находилась тряпка, густо напитанная гусиным жиром.

Элизахар еще раз огляделся по сторонам, словно прощался с белым светом, а затем глубоко вздохнул и ударил кресалом.

Хворост занялся сразу. Пламя скакнуло с ветки на ветку, а затем, собравшись в серьезный язык, старательно лизнуло бревно частокола.

Элизахар не надеялся на то, что ему удастся спалить часть ограждения. Это было бы слишком хорошо. Но бревна ослабнут, а люди из домика устроят на покушавшегося настоящую охоту. Вот тогда он и перебьет большую часть их по одному.

И сможет вернуться за Фейнне.

Отбежав подальше, Элизахар забрался на дерево и начал смотреть. Пламя поднялось выше, чем он даже рассчитывал. Охотничий домик загудел, как растревоженный улей, и люди забегали, кто с ушатами воды, кто с оружием. Вышел наконец и командир солдат – крупный человек в темной одежде. Если бы Элизахар не знал, что Черный Полководец – обычная солдатская выдумка, к которой и сам он приложил руку, – то принял бы того человека за легендарный призрак.

Командир двигался быстро и скупо. Наблюдая за ним со стороны, Элизахар сразу решил, что постарается избежать встречи. «Насчет прочих я уверен, что сумею с ними покончить, – пробормотал он, – но этот меня убьет».

Четверо солдат отделились от остальных и побежали в лес.

Элизахар спустился с дерева и бросился удирать. Он был уверен, что они разделятся, начнут высматривать следы, попробуют окружить беглеца.

Первый из них настиг Элизахара почти сразу, но не успел ни поднять арбалет, ни даже вытащить меч: Элизахар метнул в него нож и ранил в правое плечо, а затем почти сразу добил вторым ударом.

Когда Элизахар выдергивал из тела оба ножа, солдат был еще жив.

Он посмотрел на Элизахара спокойно и грустно. Элизахар наклонился чуть ниже и уловил еще слышный всхлип в пробитой груди. Солдат вздохнул и перестал дышать.

Элизахар выпрямился и побежал дальше. Почти сразу он наткнулся на второго. «Попробовали взять меня в клещи, – подумал он. – У них почти получилось».

С этим пришлось вступить в поединок. По манере фехтования Элизахар сразу узнал школу: преобладание рубящих ударов, предназначенных для того, чтобы развалить башку, рассечь плечо, выпустить кишки. Наследие герцога Ларренса. Так сражались в его армиях: наскочить и рубануть, а там будь что будет.

Элизахар легко ушел от первого удара, ошеломив противника изящнейшим вольтом, после чего вонзил клинок ему под горло.

Затем взял арбалет и уселся – ждать. Третьего солдата он снял короткой тяжелой стрелой: тот даже не успел понять, что произошло. Зато четвертый закричал:

– Он здесь! Сюда!

В кустах затрещало, сперва в отдалении, затем хрустнуло вдруг почти у самого уха.

Элизахар выпустил наугад вторую стрелу, взял в ладонь метательные ножи и прижался боком к стволу дерева. Крикун таился поблизости, но высовываться не спешил, ждал подмоги.

Очень осторожно обходя свое дерево, Элизахар высматривал – откуда могут появиться новые враги. Затем вдруг побежал. Из ближайшего куста на него набросились и ухватили сзади за плечи. Элизахар бросил арбалет и рванулся вперед, но держали его крепко. Он чувствовал на затылке чужое дыхание и прикосновение холодного лезвия.

Не пытаясь освободиться, он резко отвел назад руку с ножом и ударил нападавшего в бедро. Тот взвыл и на мгновение разжал хватку. Второй нож Элизахара воткнулся противнику в грудь по самую рукоятку. «Еще крикун, – думал Элизахар, высвобождая свое оружие. – Он осторожен и трусоват. Попробует убить меня издали».

Он бежал, не разбирая дороги, и радовался тому, что избрал для нападения дневное время. Арбалетчик следовал за ним на расстоянии. Элизахар приметил овраг и бросился туда. С разгону он прыгнул вниз, на мгновение скрылся из глаз преследователя, а затем, пробежав по дну оврага, выбрался с другой стороны.

Стараясь не наступить на сухую ветку, Элизахар обошел арбалетчика. Теперь он видел врага, а тот по-прежнему озирался. Осмотрительный крестьянский парень. Из породы паршивых крестьянских парней, определил Элизахар. Из тех, что ненавидят работать. Из тех, что выпивают чужие сливки и отпираются до последнего. Из числа неотразимых сельских красавчиков, которые проникаются смертельной обидой на весь свет, когда отец приглянувшейся девушки дает им от ворот поворот. И все-таки крестьянская натура дает о себе знать. Это она заставляет все делать с оглядкой, даже убивать.

Элизахар взял нож, взвесил его на ладони, а после метнул, вложив в этот бросок чуть больше чувства, чем требовалось. Он попал арбалетчику в живот. За мгновение до того, как клинок достиг цели, Элизахар уже понял, какой будет рана, и заранее сморщился.

Арбалетчик не застонал – замычал, как недоеная корова. Элизахар побежал к нему. Бросив арбалет, раненый катался по земле, дергал пальцами рукоять ножа, застрявшего в теле, и завывал. Он не сразу заметил своего убийцу, который вдруг показался рядом и присел на корточки, глядя почти участливо.

Из глаз раненого брызнули отчаянные слезы. «Вот и еще один дурной сон, – подумал Элизахар. – Как будто их у меня было недостаточно!»

Солдат вдруг сказал, хрипло и очень громко:

– А знаешь, я в деревнях резал свиней!

Он затрясся от смеха. Элизахар положил ладонь ему на прыгающие губы и молча полоснул по горлу.

А затем бросился бежать. Он торопился вернуться к охотничьему домику. В его планы вовсе не входило оставлять Фейнне одну на слишком долгое время.

Фейнне не могла видеть человека, который вошел в ее комнату, но в его присутствии ей делалось тесно и душно. С того самого дня, как ее похитили, она не переставала надеяться на то, что в какой-то из дней все это попросту закончится само собою. Что она проснется и поймет: все миновало без следа.

Но каждое утро начиналось одинаково: нянюшка подавала ей умывание, затем следовал завтрак – сушеные хлебцы и кислое молоко, и наступал новый тягучий, бессмысленный день взаперти.

Фейнне ни о чем не спрашивала. Она оказалась во власти злодеев, вот и все, что она знала, и этого ей казалось вполне достаточным. Ей было безразлично – кто эти злодеи и чего они добиваются.

На второй или третий день плена, когда Фейнне, закончив завтракать, снова забралась на кровать и погрузилась в мечты, к ней явились. Девушка услышала, как открывается дверь, как хлопочет нянюшка; затем раздался тихий писк – видимо, старушку выставили из комнаты; а после к Фейнне приблизился кто-то тяжелый, громоздкий, пахнущий крепким мужским потом.

Она поежилась, пытаясь отодвинуться подальше.

Незнакомец сказал:

– Меня зовут Алефенор.

Фейнне промолчала.

– Вы можете обращаться ко мне, если понадобится.

Девушка опять ничего не ответила. Тогда этот Алефенор преспокойно уселся рядом с ней на кровати и чуть тряхнул ее за плечо. Она содрогнулась от омерзения. Это, впрочем, было оставлено без малейшего внимания.

– Вы не хотели бы попросить о чем-нибудь?

Она покачала головой.

– И не желаете узнать, кто вас похитил и с какой целью? – продолжал Алефенор.

Фейнне тихо проговорила:

– Вы не слепы, господин?

– Что? – Алефенор чуть растерялся.

– Если вы не слепы, – сказала Фейнне, – то должны были видеть, как я качаю головой. Вот так. – Она повторила движение. – Это жест отрицания. Так делают все зрячие люди, когда не хотят говорить.

– Стало быть, вам не любопытно?

– Уйдите, – сказала Фейнне.

И он ушел, а к пленнице тотчас ворвалась няня и принялась лопотать и возмущаться, точно старенькая птичка:

– Ах, разбойник! Что он тут наговорил вам? Врываться к девушке! В следующий раз я его проткну!

– Чем ты проткнешь его, нянюшка? – Фейнне чуть улыбнулась.

– Найду, чем, – сказала старушка.

Фейнне вздохнула.

– Мне постоянно кажется, что это происходит не со мной, а с кем-то другим... Странное чувство: совершенно выбивает почву из-под ног. Как будто ты окончательно лишаешься телесности. Ни рук, ни ног, одно только средоточие личности...

Нянюшка ничего не понимала насчет «средоточия личности» и, чтобы утешить Фейнне, решительно объявила, что будет добиваться на завтрак сладких печений и свежего молока.

Алефенор выполнил просьбу пленницы и больше в ее комнате не появлялся – до того самого дня, как Элизахар поджег хворост у стены и перебил половину гарнизона.

Двумя широкими шагами он пересек маленькую комнатку и тяжко навис над кроватью – убежищем Фейнне. Нянюшка пыталась было вцепиться ему в рукав, но Алефенор попросту схватил старушку поперек туловища и вынес из помещения.

Фейнне незряче смотрела в стену.

– Я хочу спросить вас кое о чем, – произнес Алефенор, стараясь сделать так, чтобы его голос звучал не слишком угрожающе.

Фейнне не пошевелилась.

– Сегодня на нас было совершено нападение, – продолжал Алефенор. – Вас это, конечно, радует?

Ответа не последовало.

Он наклонился ниже, схватил ее за плечи и несколько раз сильно встряхнул.

– Проклятье! Я задал вопрос!

Ее голова мотнулась на шее, плечи вяло обвисали под ладонями.

– Тебя это радует, гадина? – закричал Алефенор.

– Вы лжете, – прошептала она.

– Что?

Он ослабил хватку и приник ухом почти к самым ее губам.

– Что вы сказали?

– Ваше бешенство, – сказала она. – Это все ложь.

Он с трудом перевел дыхание и сел рядом.

– Как вы догадались? – дружески поинтересовался он.

– Я не вижу, но хорошо слышу, – пояснила она. И вдруг рассердилась: – Вы все-таки втянули меня в разговор!

– Послушайте... – начал было он, но девушка перебила его:

– Нет, это вы меня как следует послушайте! Я не стану с вами говорить! Я не поддамся на вашу любезность! Я знаю, что бывает, когда пленники начинают поддаваться на любезность тюремщиков!

– Откуда, хотелось бы знать, вам это известно? – спросил Алефенор. – Откуда девушка вашего происхождения и воспитания может что-то знать о пленниках и тюремщиках?

– И еще о войне, – сказала Фейнне. – И о том, как держаться с врагами. Не ждите, что я стану умолять о пощаде! Никто не собирается жить вечно!

Последнюю фразу она выпалила с вызовом и тут же пожалела о сказанном: она ощутила, как напрягся ее собеседник, и поняла, что выдала ему нечто о себе.

– Это ведь ваш телохранитель, не так ли? – холодно спросил Алефенор.

– В каком смысле? – удивилась Фейнне новому повороту разговора.

– Это он...

Но Алефенор не успел договорить. Фейнне так и взвилась:

– Оставьте ваши грязные намеки при себе, вы... вы... толстомордый убийца! Может, я и не вижу, но я чувствую ваш вонючий запах! Ага, не ожидали? Я все чувствую! Вам тревожно, да? Боитесь? Такие, как вы, когда волнуются, начинают вонять!

Алефенор замер, боясь спугнуть Фейнне. Он ждал, что она скажет еще что-нибудь.

Девушка несколько раз глубоко вздохнула и проговорила:

– Я ничего не желаю слушать о моем телохранителе. Мама наверняка будет подозревать его. Но он тут ни при чем. Я просто знаю! Вы не смогли бы купить его. С ним что-то сделали.

– Ваш телохранитель, – сказал Алефенор спокойно. Он решил прояснить свою мысль и послушать, что ответит пленница. – Ваш телохранитель, солдат. Это он вас учил.

– Ничему он меня не учил! – фыркнула Фейнне. – Еще чего!

– А где он сейчас?

– Вам виднее, – ответила девушка. – Оставьте меня в покое.

Алефенор встал.

– С удовольствием, дорогая, – сказал он.

Спустя миг Фейнне поняла, что осталась одна, и удивилась тому, как бесшумно вышел ее тюремщик.

Она стала размышлять о недавнем разговоре и с досады прикусила уголок одеяла. Кажется, она рассказала ему слишком много, а он между тем не сообщил ей ровным счетом ничего. Конечно, ей хотелось знать, кто похитил ее и для чего. Она пожертвовала возможностью выведать это в обмен на право ничего не говорить о себе. И все-таки проболталась!

Она улеглась на кровать, подложила руки под голову. Почему этот Алефенор расспрашивал об Элизахаре? Хорошо хоть, что девушка не назвала имени. Может быть, они уже схватили его.

Фейнне ни мгновения не сомневалась в том, что Элизахар не может быть причастен к похищению. Ни за какие деньги телохранитель не согласился бы предать свою госпожу. В глубине души Фейнне гордилась тем, что сумела внушить этому человеку такую глубокую и сильную любовь. В этой любви, в этой преданности она была уверена.

Мама, разумеется, будет считать иначе. Мама потребует, чтобы отец разыскал Элизахара и добился для него смертной казни. Мама скажет отцу: «Я никогда не доверяла этому наемнику. Это была ваша идея, мой господин: поручить защиту нашей дочери какому-то продажному головорезу!»

Алефенор сказал о каком-то нападении. «На нас было совершено нападение» – так он выразился. Должно быть, пытался вызнать, нет ли у Фейнне мнения насчет того, кто бы мог это сделать. У Фейнне, разумеется, имелось такое мнение.

С той самой минуты, как их с нянюшкой схватили в «Лавке фаянсовых диковин» в Коммарши, девушка не переставала надеяться на Элизахара. Если он жив, он сумеет отыскать ее.

Фейнне подумала: «Если бы мне удалось еще раз попасть в тот мир, где у меня есть зрение... и если бы я сумела затащить туда же Элизахара... то я узнала бы наконец, как он выглядит».

Фейнне довольно редко прибегала к обычному для слепых способу знакомства с людьми. Она не любила ощупывать чужие лица и избегала лишних прикосновений. Поэтому об Элизахаре ей было известно только одно: голос. Рука, которая поддерживала ее под локоть или осторожно брала за ладонь, была сухой и твердой. Она не знала, какое у него лицо, не знала даже, худой он или плотный.

– Нянюшка, ты здесь? – позвала вдруг Фейнне.

Ей никто не ответил.

Алефенор вышел из дома, где содержали пленниц. Во дворе продолжали таскать воду из колодца. Деревянное ведро громко шкрябало по дну: воду вычерпали всю. Колодец был неглубокий и быстро иссякал. Еще пара ведер – и придется ждать, пока вода вернется. Глупо. Нужно было засыпать пламя землей. Вот еще одна вещь, которую командир не отследил, поскольку был занят разговором с Фейнне. К счастью, не вполне бесполезным.

Частокол до сих пор дымился. Видно было, что несколько бревен прогорели насквозь. Заменить их нетрудно – дело пары часов. Неприятность заключалась в том, что придется отправлять людей в лес – рубить новые деревья. Тот, кто устроил весь этот переполох, несомненно, рассчитывает на нечто подобное.

После беседы с Фейнне Алефенор утвердился в своем изначальном мнении: он столкнулся с человеком вроде него самого. Телохранитель Фейнне – кто-то из бывших солдат Ларренса, нет сомнений. После одной-двух кампаний все эти наемники становятся похожими друг на друга, как сыновья единой матери. Хитрить с таким – все равно что играть в старую глупую игру «веришь – не веришь»: близкий по внутреннему устроению человек неизменно угадает, действительно ли ты подсовываешь ему объявленную карту или блефуешь. Алефенор сам однажды подобным образом играл с приятелем несколько часов кряду – им так и не удалось надуть друг друга.

И Алефенор начал рассуждать так, как незадолго до того рассуждал Элизахар.

Будь его противником дилетант, действовать было бы немного труднее. Никогда не знаешь, что взбредет в голову дилетанту. Профессионалы и более опасны и в то же время более предсказуемы.

Этот телохранитель Фейнне, должно быть, каким-то способом сумел выследить, куда увезли госпожу. Хотя похищение было спланировано идеально, и, по идее, никто не должен был даже заподозрить истину – не говоря уж о том, чтобы обнаружить местоположение пленницы. Но сейчас уже неважно, как именно он это сделал. Важно то, что теперь он бродит поблизости.

У Алефенора осталось восемь солдат. Если в лес за новыми бревнами для частокола уйдут двое, то солдат останется шестеро. Потому что те двое вряд ли вернутся. Лучше завалить дыру чем попало и сторожить оба входа.

С другой стороны, пришло на ум Алефенору, противник тоже просчитал все эти варианты и наверняка приготовил новую пакость.

Какую?

Алефенор задумался. Что бы он сам сделал, окажись он на месте своего врага?

Ответ пришел сразу и был очень неприятным.

Он бы продолжал прятаться поблизости и сделал бы попытку сиять еще нескольких часовых, выбирая наименее опытных. А затем снова поджег бы частокол, где-нибудь с другой стороны.

Самым правильным было бы постараться улучить момент и убить этого наемника. И этим Алефенор займется сам. Когда поймет, что момент подходящий.

Некоторое время Элизахар кружил по лесу, не отходя от частокола дальше, чем на четыре полета стрелы. Он ждал, что за ним отправят погоню. Потом ждал, что в лес выйдут люди – рубить деревья и восстанавливать ограждение.

Когда ни того, ни другого не произошло, Элизахар укрепился в первоначальном мнении: гарнизоном маленького охотничьего домика командует человек, похожий на него самого.

Ниточка родства протянулась между врагами. Элизахар тоже не стал бы рисковать своими людьми и отправлять их в лапы врагу – хотя бы для того, чтобы подобрать и похоронить погибших.

Об этом и сказал Алефенор человеку, который до сих пор ни разу не покидал домика и только наблюдал за Фейнне, оставаясь для девушки невидимым и неслышимым.

Невысокий, широкоплечий, похожий на кузнеца, но с мягкими, белыми, изящными руками, этот человек призвал к себе Алефенора и повелел:

– Убей его.

– Это будет непросто, ваше сиятельство, – почтительно ответил Алефенор. Но смотрел он дерзко и хорошо знал об этом.

– Я тебе приказываю убить его, – повторил человек, похожий на кузнеца.

– А я отвечаю, что гораздо правильнее было бы охранять частокол и не соваться в лес. Будь я на его месте, я устроил бы целую систему ловушек.

Его собеседник прищурился.

– А вам доводилось бывать на его месте, не правда ли?

Алефенор не стал отпираться.

– Я по-прежнему считаю, что нам следует просто отсиживаться в домике. Рано или поздно он предпримет активную попытку пробраться сюда – вот тогда-то мы его и схватим.

– Некогда ждать, – пробормотал человек. – Некогда. Пока он жив и наскакивает на нас, девчонка будет молчать.

– Я могу применить к ней особые методы, – предложил Алефенор.

– А вам этого хочется?

Алефенор пожал плечами.

– Вам действительно интересно, или вы просто дразните меня?

– Просто дразню... – Его собеседник вздохнул. – Нет, мы обойдемся пока без «особых методов». У нее следует отобрать друзей. Няньку мы увезли, но остался этот тип...

– Вы узнали его имя?

– Когда планировалась операция, никто не позаботился об этом, а теперь – нет смысла. Для нас главным было – просто устранить телохранителя. Убрать его с дороги. Мои люди...

Алефенор глянул на герцога.

– Ваши люди? – переспросил наемник.

– Мои... гномы, если вам так угодно. Они оглушили его, вывезли из Коммарши и выбросили на дороге. Он не должен был отыскать нас.

– Однако он здесь. Вот еще одна данность.

– Зачем вы сообщили девчонке о том, на что нас совершено нападение? – спросил герцог Алефенора. – Теперь она будет надеяться. А пока она надеется, она молчит.

– Я хотел разобраться, кто он такой, этот человек, – ответил Алефенор раздражающе спокойно.

– Ну и как – разобрались?

– Полагаю, когда-то мы с ним вместе служили в армиях герцога Ларренса. Поэтому я и хотел бы узнать его имя.

– Имя... – Герцог вздохнул. – Я окружен именами. Они преследуют меня. Каждый день все новые и новые. И любое из них может превратиться в кошмар. – Он устремил на Алефенора хмурый взгляд. – Вы знаете качество этого человека. Вам должно быть довольно и того, что мы выяснили.

– Что я выяснил, – поправил Алефенор.

– Кстати, как вам это удалось? – спохватился герцог.

– Девушка повторила любимую присказку Ларренса. Совершенно очевидно, что услышала она ее не от преподавателей из Академии. И не от собственного благопристойного папаши.

– А, – сказал герцог. – Ну так я приказываю вам убить этого вашего бывшего товарища. Мне все равно, как вы это сделаете. Когда он умрет, сообщим об этом девушке. Ступайте.

И Алефенор вышел.

Они кружили по лесу, и каждый непрестанно ощущал близкое присутствие другого. Игра «веришь – не веришь» велась уже второй день. Элизахару казалось, что они даже спят в одно и то же время, просыпаясь одновременно, как будто некто невидимый равным образом заботился об обоих.

Несколько раз темная рослая фигура подбиралась к Элизахару почти вплотную, но солдат всегда успевал уйти. Он твердо решил не вступать в ближний бой с этим человеком. Элизахар видел: его противник сильнее и старше. И все то время, пока Элизахар прохлаждался рядом с красивой девушкой и заботился исключительно о ее капризах да о слишком назойливых поклонниках своей подопечной, – все это время тот человек проводил с солдатами, ни на миг не отступая от своего ремесла.

Хоть Элизахар и видел его только мельком, он успел разглядеть, что тот – плотного сложения, из тех, что на покое обзаводятся обширным брюхом, куда помещается очень много пива. Однако противник Элизахара не собирался уходить на покой. Он был силен, тяжеловесен, хорошо тренирован.

Элизахар боялся его – не безотчетно, не так, как боятся животные и новобранцы, но расчетливо и зряче. Пока что этот страх выражался в том, что Элизахар упорно уклонялся от любой встречи с ним.

Алефенор не спешил. Жертва никуда от него не уйдет. Центр притяжения – здесь, в охотничьем домике. Телохранитель Фейнне и шагу не ступит за пределы им самим очерченного круга. И пока девушка находится в руках герцога Вейенто, ее верный пес тоже будет бродить поблизости.

И так, не спеша, Алефенор изучал привычки своего противника. Он знал: у таких, как этот наемник, всегда имеются привычки. Такие, как этот наемник, всегда дорожат своими привычками, как будто они – нечто до крайности важное.

Как и всякий зверь, такой человек непременно обзаводится норой, охотничьими угодьями, излюбленными тропами, у него имеются предпочтительные способы охоты и заветные полянки для отдыха. И солдат, у которого нет своего дома, неизбежно начинает устраивать для себя маленькую вселенную там, куда водворила его судьба.

Алефенор нашел кострище. Потом еще одно. Через день – третье. В этом треугольнике обнаружилась и сама нора – примятая трава, где спал человек. Теперь это прибежище опустело и остыло. Зверь сменил лежку, но вряд ли перенес ее далеко.

Шаг за шагом Алефенор приближался к своей добыче. Элизахар скрывался между корней деревьев и выжидал, а после уходил еще дальше в лес, стараясь не оставлять следов. Но следы все равно были.

Один раз Алефенор оказался совсем близко – на расстоянии броска метательного ножа. Однако Элизахар не стал рисковать. У него тоже имелись собственные надежды. Командир отряда, тем более такого маленького, состоящего из неопытных людей, не может отсутствовать долго. Рано или поздно Алефенору придется возвращаться в охотничий домик.

На исходе третьего дня охоты Элизахар вдруг провалился в забытье. С ним такого не случалось давно: все силы как-то разом оставили его, и он мгновенно заснул. Это длилось недолго.

Неожиданно прямо из сна вырвались конники – десяток людей со сверкающими на солнце мечами мчались прямо на Элизахара, и каждый был исполнен решимости зарубить именно его. Они подлетели совсем близко – беззвучные, но пугающе осязаемые – и вошли в тело Элизахара. Он ощутил, как они проходят сквозь него, и, преисполненный какого-то странного летящего ужаса, проснулся.

Элизахар с трудом перевел дыхание, набрал в ладонь росы и обтер липкий пот с лица. Стояло раннее утро. В эти хрупкие мгновения земля расстается с ночными призраками, и кое-кто из хитрецов с двойным зрением умеет захватить их краем глаза, пока они, озаренные новорожденным светом, убегают за горизонт.

Элизахар сильно зажмурился, так что веки надавили на глазные яблоки, и в воздухе поплыли извивающиеся искры и спирали. А когда ясность зрения восстановилась, Элизахар увидел Черного Полководца.

Тот стоял очень, казалось, далеко. Его рослая фигура отчетливо вырисовывалась в промежутке между деревьями, и Элизахар знал, что и сам он так же отчетливо виден Черному Полководцу.

Солдата охватил страх. И сейчас это был тот самый страх, который испытывают животные и новобранцы: страх перед кем-то, кто был намного сильнее и обладал непредставимым, недостижимым могуществом.

Черный Полководец поднял арбалет. Элизахар тихо застонал и отполз подальше, но дальше был корень дерева, вырвавшийся из земли и застывший в виде узловатого горба как бы в задумчивости: не перестать ли являть собою корень, не превратить ли себя в новый ствол? Должно быть, приятно быть высоким и стройным и глядеть в небо...

Элизахар уперся спиной в этот корень и сам уподобился ему. А стрела уже летела в цель. И хоть пробивалась она вперед очень медленно, тщательно буравя густой воздух, сама цель тоже двигались еле-еле.

Следом за первой стрелой с резким щелчком вылетела другая. Эта другая мчалась куда быстрее, обгоняя товарку, однако своего последнего прибежища они достигли одновременно. Элизахар услышал, как кричит его тело, но сам он молчал. Он не мог определить, куда именно попали стрелы – боль охватила его целиком, как будто он упал в костер. Его поразило откровение: он вдруг разглядел в Черном Полководце того самого командира, которого видел у охотничьего домика. Самый обыкновенный человек. Только более сильный, более опытный, чем сам Элизахар.

«Я дурак», – подумал Элизахар.

И Чильбарроэс не смог бы подсмотреть его новый сон – даже если бы полупрозрачный старик очень захотел это сделать...