Текст книги "Прозрачный старик и слепая девушка"

Автор книги: Владимир Ленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава одиннадцатая
ДРУГОЙ МИР

Софена пыталась одолеть толстую книгу по исторической эстетике, которая значилась в программе. Магистр Даланн рекомендовала этот труд особенно и подчеркнула несколько раз, что будет снисходительна к тем студентам, которые выкажут знакомство с означенным текстом.

– Написанная легким, прозрачным стилем, – сказала Даланн, – эта книга вместе с тем обладает надлежащей глубиной и освещает проблематику наиболее полно. Можно даже сказать, практически исчерпывающе.

После такой рекомендации Софена отправилась в библиотеку и забрала единственный имеющийся там экземпляр. Прочие студенты толкались у нее на пороге и жалобно просили «поторопиться», потому что «всем ведь надо, не только тебе»; однако Софена вывесила у себя на двери объявление «Не мешать!» и на стук никак не откликалась.

«Смысл бытования предметов искусства заключается в том, чтобы именно данный предмет искусства был создан, причем именно тем способом, каким он был создан, и никак иначе. Говоря проще, уникальность каждого предмета искусства представляет собой основную тему их существования и бытования в пространстве и времени, данного человеку в ощущении, осязании, зрении или слухе. При этом пространственные произведения искусства воспринимаются осязанием и зрением, а временные – слухом или мысленно», – бормотала Софена. – И это она называет «прозрачным стилем»? Что же, в таком случае мутный стиль? И самое главное – для чего все это написано?

– Для того, чтобы воспитывать в студентах твердую волю и умение заглядывать в глаза Самой Смерти, – раздался под окном голос Аббаны. Затем послышался смешок: – Ты читай, читай. Я тут конспектирую. И не только я.

– Я вам что, чтец-декламатор? – возмутилась Софена. – Сколько вас собралось?

– Всего трое... пока. Читай, говорю тебе!

– Ну вас, – сказала Софена. Она встала, сунув книгу под мышку, и вышла из дома.

На лавке под окнами ее комнаты действительно сидели Аббана, Ренье и Гальен, все с дощечками.

– Привет, Софена! – Гальен встал. – Я тут подумал: если мы запишем и выучим хотя бы по абзацу из каждой главы, нам будет чем блеснуть на экзамене.

– Полагаю, Даланн хорошо знает все эти студенческие хитрости, – заметила Аббана. – Но что поделаешь! Таковы условия игры. Надеюсь, она не будет их нарушать.

– Может быть, для нее главное наслаждение – поймать нас на поверхностном знании этого ужасного сочинения, – заметила Софена.

– Захочет – поймает, – согласился Ренье. – А не захочет – так и не поймает. Давайте заниматься.

Софена прочитала вслух еще несколько абзацев, выбранных наугад.

– Записали?

– Приблизительно, – ответила за всех Аббана.

И вдруг, насторожившись, приподнялась.

– Что там? – спросил Гальен.

– Элизахар... Какой-то он сегодня странный.

– Вероятно, пришел хлебнуть премудростей исторической эстетики, – предположил Ренье.

– Нет, он действительно странный, – настойчиво повторила Аббана. – Я его таким еще не видела.

– Элизахар – кладезь жизненного опыта и бесконечный источник для нашего удивления, – сказал Гальен.

Тем временем телохранитель Фейнне вышел к дому Софены и, увидев сразу четверых студентов, остановился. Взгляд его блуждал, Элизахар сутулился и выглядел постаревшим.

– Здравствуйте, – Ренье чуть привстал и кивнул ему, – что это вы так глупо выглядите сегодня? Неподходящее утро для взъерошенного вида!

– Госпожа Фейнне – она разве не с вами? – спросил Элизахар невпопад.

– Почему она должна быть с нами? – холодно удивилась Софена. – Скорее, ей следовало бы находиться рядом с вами, милостивый государь!

– Да, конечно. – Элизахар криво улыбнулся, глядя куда-то в сторону, а затем боком метнулся к выложенной кирпичом дорожке и, вскочив на нее, побежал прочь.

– Что-то с ним странное творится, – заметила Аббана. – Должно быть, погода так действует. Скоро начнутся дожди. Некоторые люди дуреют от этого климата.

– Думаешь, дело в погоде? – переспросил Гальен. – Я так не думаю.

– Вы будете слушать дальше? – осведомилась Софена. – Или мне читать про себя? Мне в принципе так даже проще. И времени меньше занимает.

– Нет, ты читай, читай, – спохватилась Аббана и снова взялась за палочку. – Без тебя нам этого экзамена не осилить.

Софена прочитала еще несколько строк.

Ренье вдруг сложил дощечки.

– Вы, ребята, занимайтесь, а я потом... – извиняющимся тоном произнес он и побежал догонять Элизахара.

Софена зло глянула ему в спину и снова уткнулась в книгу. «Вечно эта Фейнне, – думала она, машинально произнося слова, смысла которых больше не понимала. – Всегда она! И что в ней такого? Они все точно с ума посходили!»

Ренье догнал Элизахара на дороге. Тот искоса глянул на молодого человека.

– Как я погляжу, ваша нога почти совсем зажила, – заметил он.

– Ну... да. – Ренье сообразил, что шел слишком быстро для человека, который еще несколько дней назад еле ползал, опираясь на трость. – На мне вообще все заживает как на собаке. Так и бабушка наша говорит. Это у нас семейное.

– А, – сказал Элизахар.

И замолчал.

Глянув на него сбоку, Ренье заметил:

– Вы какой-то совершенно серый... Что-то случилось?

– Она пропала, – сказал Элизахар.

– Кто?

– Госпожа Фейнне!

Ренье остановился. Элизахар продолжал шагать по дороге, и Ренье снова догнал его.

– Но это невозможно! Она ведь все время с вами!

– Вот именно, – сказал Элизахар. – Она и была со мной, а потом вдруг пропала. Я ведь не могу не отходить от нее ни на шаг.

– Почему?

– Потому что она – живой человек и иногда нуждается в одиночестве, – сказал Элизахар. – Мы слишком носимся с людьми, которым не выжить без нашей помощи. Понимаете?

– Не совсем...

– Поводырь начинает считать слепого своей собственностью. Принимается диктовать ему – как поступать, как не поступать. Чего хотеть, от чего отказываться. Даже подбирает ему друзей. И все потому, что служит чем-то вроде живой трости, готовой всегда поддержать под локоть и не дать оступиться. Я не хочу опускаться до такого.

– Послушайте, господин Элизахар, откуда вам все это известно? Все эти тонкости и сложности?

– Оттуда... – Он безнадежно махнул рукой. – Какая разница! Знаю и все. На собственной шкуре испытал. Понятно вам?

– Более или менее. Кстати, почему вы разговариваете со мной так, словно я вас обидел?

– Не знаю... Простите меня. Я очень встревожен. Она гуляла по саду, а потом вдруг исчезла. Я выпустил ее из виду – ненадолго. Она трогала цветы, листья, пыталась рисовать. Она любит рисовать. Порой у нее получаются удивительные картинки – отражение мира, который существует только для нее.

– Вот бы посмотреть! – вырвалось у Ренье.

Элизахар посмотрел на него искоса.

– Может быть, я вам покажу, – сказал он. – Да, может быть, вам и стоит увидеть это. Тогда вы, может быть, поймете наконец, кто она такая. В ее мире нет ничего болезненного, ничего безобразного или просто дурного. Только красота и тихий покой. Вы ведь видели, как она летает?

– Да, – отозвался Ренье. И добавил: – Я чуть не умер.

Элизахар прикусил губу и усмехнулся.

– Я тоже, – признался он.

Они помолчали.

– Где вы намерены ее искать?

– Понятия не имею! Она исчезла... Я решил сперва, что она забрела в какую-нибудь глушь. В саду много странных, отдаленных уголков, откуда не доносится ни одного звука – такая густая там листва. Но ее нигде не оказалось. Потом я подумал: может, ее встретили какие-нибудь студенты и увели с собой готовиться к экзаменам? Мне показалось, что она многим пришлась здесь по душе.

– Это правда, – согласился Ренье.

И сразу же вспомнил о пари, которое Эгрей заключил с Гальеном. Если телохранитель хотя бы краем уха прослышит об их споре, он убьет обоих.

Неожиданно Элизахар остановился и больно стиснул руку Ренье.

– Вот она!

– Где?

На дороге прямо перед ними стояла Фейнне. На ней было длинное серое платье, перетянутое тонким поясом не по талии, а под грудью. Она куталась в легкий шарф, похожий на тот, которым Элизахар перетягивал раненую ногу Эмери.

Заслышав шаги, девушка тревожно подняла голову и вытянула вперед руки.

Элизахар подбежал к ней.

– Это я, госпожа Фейнне. Это я.

Она вздохнула, прижалась головой к его плечу – так просто, как будто была ребенком.

Ренье остановился перед обоими, глядя на них чуть растерянно. Напряжение сразу оставило Элизахара, но чувство облегчения, которое испытал телохранитель, казалось, состарило его еще больше. Подбородок у него обвис, вокруг рта появились тяжелые складки, под глазами разом набухли мешки. Он тихо переводил дыхание, словно перед этим пробежал много миль.

– Я вернулась, – сказала Фейнне. – Кто здесь?

– Я, – сказал Ренье. – Эмери.

Она чуть улыбнулась.

– Хотите, расскажу, где я была? Вам обоим – и больше никому?

Элизахар посмотрел на Ренье тревожно, как будто сомневался – стоит ли ему слушать.

– Пожалуйста! – взмолился Ренье, невольно заражаясь от Фейнне ее детскостью.

На мгновение ему даже представилось, что Элизахар – не телохранитель чужой для него девушки, а кто-то из его могущественной взрослой родни, и от него зависит, дадут ли детям сладкого пирога или же отправят спать сразу после ужина.

– Идемте в «Ослиный колодец», – предложила Фейнне. Я никогда там не была. А говорят, там забавно.

– Духота, – предупредил Элизахар.

– Ну пожалуйста! – протянула Фейнне, копируя интонацию Ренье.

Элизахар наконец засмеялся.

– Да вы, как я погляжу, сговорились! Ладно, дети, идемте в этот вертеп разврата и порока. Выпьем пива и поболтаем.

Фейнне повисла на его руке.

– Я всегда говорила, что вы – добрый, – объявила она.

– И чуткий, – добавил Ренье весело.

– Я очень чуткий, – согласился Элизахар. – Меня стошнило в кустах от ужаса, когда я понял, что госпожа пропала. Как по-вашему, это признак утонченной натуры?

– Да, и еще вы отлично изображаете из себя студента, – заявила Фейнне.

– Нет, это была солдатская шутка, – возразил Элизахар.

– Не скромничайте, – фыркнул Ренье. – Скорее, сержантская. Или даже офицерская.

– Не надо льстить, – строго оборвал его Элизахар. – Это еще никогда никому не помогало.

– Возражаю!

– Да пожалуйста, возражайте, сколько вам угодно... – Элизахар сопел, постепенно отходя от происшествия. Теплая рука Фейнне лежала на сгибе его локтя, и ему этого было довольно.

В «Ослином колодце» немного удивились столь ранним гостям. И еще больше – тому, что все трое, включая изысканно одетую девушку, потребовали по кувшину холодного пива.

– Мясо еще не готово, господа, – предупредил хозяин.

– Вот и хорошо, – сказала Фейнне. – Потому что мы явились сюда пьянствовать!

– А, – отозвался хозяин немного кисло. По утрам он не был расположен поддерживать студенческое остроумие. Для шуток существовал вечер. – В таком случае, желаю приятно провести время.

– Да, и еще предупреждаю: мы будем горланить непристойные песни, – добавила девушка.

– О! – сказал хозяин и вернулся к своим делам.

– Он всегда такой? – обратилась Фейнне к своим спутникам.

– Нет, конечно, – ответил Ренье. – Иначе он распугал бы всех клиентов. Просто он принадлежит к тому распространенному типу людей, которые по утрам – одни, а по ночам – другие.

– Да, я слышала о таком, – согласилась Фейнне и глотнула пива. – До чего же вкусно! – вскрикнула она. И безошибочно повернулась в сторону Ренье: – Вы сейчас смотрите на меня с удивлением, не так ли? Не отпирайтесь!

– С восхищением, – сказал Ренье.

– Он все-таки продолжает льстить, несмотря на предупреждения! – засмеялась Фейнне. И наклонилась грудью к столу. – Слушайте, друзья мои, я расскажу вам, где была... – Она вдруг сделалась очень серьезной. – Честно говоря, я даже не знаю, как к этому относиться. Я испугалась. И была счастлива. Все сразу. Как хорошо, как хорошо снова оказаться с вами...

Фейнне вела пальцами по тяжелым цветкам, медленно качающимся на тонких ветках. Некоторые уже отцвели и начинали засыхать, и в окружении бесплотных лепестков созревала упругая толстая сердцевина, полная семян; другие находились в самом расцвете, и каждый лепесток при невесомом прикосновении пальцев Фейнне сообщал ей о том, что являет собой совершенство.

Затем она вдруг почувствовала прикосновение – сродни тому, что ласкало ее во время полета. Невидимая лента потаенного луча обвила ее руку и повлекла за собой. Легкость наполнила тело Фейнне, и светлая радость разлилась по ее жилам – как будто она готовилась взлететь.

Фейнне послушно сделала шаг, подчиняясь увлекающей ее силе, и неожиданно ее внутренний мир взорвался. Сперва сквозь пелену, а затем ярко и страшно, в ее сознание ворвались свет и краски.

Она замерла, погрузившись в блаженное оцепенение. Вокруг нее цвел сад. Но то, что она видела, не было похожим на то, что она осязала совсем недавно. Цветки лиловых, голубых, ярко-зеленых оттенков нависали над головой, ломились в лицо, лезли в пальцы; их было настоящее море – мясистых, волнистых, гофрированных лепестков, резных листьев синеватого цвета, тонких извивающихся стеблей и стройных стволов.

Фейнне протянула руку и коснулась одного из деревьев. Закрыла глаза, затем снова открыла их. Картина осталась прежней.

Она покачнулась и схватилась за дерево, чтобы не упасть. Затем осторожно села, подобрав под себя ноги. Мир вокруг нее был полон зримых образов. Но он был очень маленьким, ограниченным – буквально в десятке шагов он обрывался, и там начиналась чернота.

Фейнне смотрела и смотрела, пока у нее не начали болеть глаза. Она опускала веки, а затем вновь поднимала их – и снова погружалась в роскошь красок.

А затем она пошевелилась, и блаженство оставило ее тело. Пришли другие мысли, и первая из них была о том, что ее, должно быть, уже хватились и повсюду разыскивают.

Она встала, держась уже более уверенно. Позвала:

– Элизахар!

Ответа не последовало. Это показалось девушке странным: телохранитель всегда находился рядом, даже когда специально делал вид, что отлучился куда-то, дабы позволить своей подопечной побыть в одиночестве.

– Элизахар! – повторила Фейнне.

Она сделала шаг вперед, затем другой. Крохотный яркий мирок обступал ее со всех сторон, прижимаясь к ней так, словно был сиротой и боялся разлуки. Фейнне разводила руками ветви, отстраняла от себя цветы, огибала стволы, выраставшие прямо у нее на пути, – или ей так только казалось? Она не спешила, просто решительно шла туда, где колебалась тьма.

На самой границе она остановилась. Несколько раз она оборачивалась, желая впитать в свою память все те чудеса, что открылись ей в крохотном разноцветном мирке. И всякий раз ее сердце сжималось при мысли о том, что больше никогда она не увидит ничего подобного.

– Не могу же я всю жизнь просидеть на этой поляне! – сказала она самой себе. – После того, как я съем здесь все растения, я попросту умру с голоду!

Она зажмурилась и шагнула в темноту. А когда открыла глаза, вокруг нее была привычная тьма.

– Сперва я плакала, – призналась Фейнне. – Но потом стала думать о другом. Если мне удалось побывать там один раз, значит, когда-нибудь я смогу туда вернуться. Нужно только понять, что именно со мной произошло и где я побывала.

– Мне кажется, ваш полет пробудил в вас особую сверхчувствительность к лучам, осеняющим благую землю Королевства, – сказал Элизахар, поразмыслив над услышанным.

История Фейнне сильно взволновала его. Ренье поглядывал на телохранителя не без удивления: он не подозревал о том, что этот человек способен так расчувствоваться. По правде сказать, Элизахар едва не расплакался, и когда он заговорил, голос его подрагивал.

Фейнне тоже уловила его волнение и погладила Элизахара по руке.

– Если это и так, то мы находимся в надлежащем месте, правда? Здесь имеются достаточно квалифицированные специалисты. Кто-нибудь из них сумеет дать объяснение происшествию. Может быть, впоследствии я вообще получу возможность посещать то место – время от времени. Когда оптическая ситуация будет этому благоприятствовать.

– Осталось только вычислить – какой именно она была.

– Нет ничего проще, – объявил Элизахар. – Я записывал формулы усерднее, чем крот.

– Какой крот? – засмеялась Фейнне. – Почему крот?

Ренье представил себе крота, записывающего оптические формулы, – с умным видом, какой бывает иногда у мелких зверьков, с отточенной палочкой в руке, – и сказал:

– Ну, у грызунов бывает такой вид, как у маленьких человечков. Наверное, поэтому.

– Крот – не грызун, а насекомоядное, – сказал Элизахар.

– Странно, – проговорила Фейнне. – А я почему-то думала, что все маленькие пушистики с хитрой мордой – грызуны.

– Вот и еще одно заблуждение развеялось, – сказал Элизахар с рассеянным видом. Он думал о чем-то другом.

Несколько минут они просто молчали. Давно Ренье не чувствовал себя так хорошо, так ясно.

Фейнне тянула пиво и посмеивалась.

– Вряд ли мы сможем воспользоваться формулами, – заговорил вдруг Ренье, – ведь мы не знаем в точности, как именно соединялись лучи. Для того чтобы просчитать ситуацию, нужно знать не только постоянные, но и переменные величины. А измерения в тот час никто не производил.

– Возможно, имеются регулярные таблицы, – задумчиво произнесла Фейнне. – Движение лун по небесной тверди равномерно, оно повторяется и может быть определено.

– Таблиц у нас нет, – сказал Ренье.

– Значит, единственный выход – обратиться за помощью к преподавателям, – заключил Элизахар. – Магистр Алебранд – специалист очень высокого уровня. Его должно заинтересовать ваше приключение. Может быть, подобные случаи уже бывали. Хотя не думаю, что часто.

Глава двенадцатая
В ПОИСКАХ СОВЕТА

Эгрей знал, что Фейнне почти никогда не остается без пригляда. Поэтому для начала он решил расположить к себе Элизахара и после занятий задержал его.

– Заглянем в «Колодец»? Я угощаю.

– Если я правильно помню, – отозвался Элизахар, – некоторые ваши товарищи решительно возражают против присутствия слуг в питейном заведении. И если говорить честно, я с ними в общем и целом согласен. Должно существовать место на земле, где благородные господа имеют возможность являть свою скотскую натуру без оглядки на прислугу, которая после увиденного перестанет почитать в них высшее существо.

Эгрей моргнул немного растерянно, а затем улыбнулся обезоруживающе искренней улыбкой:

– Я не успеваю следить за вашей мыслью. Вы только что назвали меня скотиной?

– Вовсе нет, – ответил Элизахар. – Просто обрисовал свое понимание проблемы.

– После всего сказанного мне еще больше хочется подружиться с вами, – заявил Эгрей, придвигаясь ближе.

Элизахар чуть отступил.

– Вы что, и руки мне не пожмете? – удивился Эгрей.

– Я бы поостерегся предлагать свою дружбу прислуге, – сказал Элизахар. – Кое-кто может воспринять это превратно.

– Да ладно вам! – Эгрей взмахнул руками в отчаянии. – Буду предельно честен – насколько это вообще в моих силах. Я хочу подружиться с вами, я отчаянно хочу подружиться с вами, потому что... я хочу подружиться с госпожой Фейнне.

– Так бы и объяснили с самого начала. Неразумно угощать сторожевых собак колбасой.

– Почему?

– Хорошо дрессированная собака может укусить.

– Невзирая на колбасу?

– Быть может, как раз из-за колбасы. Дружелюбие незнакомого лица внушает ей усиленное подозрение.

– А вы именно такая сторожевая собака?

– Ну, этого я не говорил... Давайте сюда вашу колбасу.

– Придете в «Колодец»? – обрадовался Эгрей.

– Приду. Только провожу госпожу Фейнне домой.

Девушка объявила, что хочет пораньше лечь спать, а завтра намерена провести день за рисованием.

– Все равно не смогу ни о чем думать, кроме того, что увидела, – объяснила девушка и засмеялась, тихо и радостно, обратив слепой взор в пустое пространство. – «Увидела»! Это было... невероятно! – Она взяла Элизахара за руку. – Я вам, наверное, уже надоела со своими восторгами? Вчера весь день разговаривала об этом, сегодня...

– Мне не может это надоесть, – ответил Элизахар, уводя свою госпожу подальше от Эгрея, пристально наблюдавшего за ней. – Говорите сколько хотите. Я переживаю это снова и снова. Вы могли видеть! Вы видели чудесный сад, не похожий на здешний! Я бы все отдал, лишь бы это повторялось. И потом...

Она сделала несколько шагов по дорожке, но странная интонация в голосе телохранителя заставила ее остановиться.

– Что потом? Что вы имели в виду?

– Возможно... – Он замялся, но затем решительно продолжил: – Я не исключаю возможности, что вы видели лишь маленький клочок некоего мира. Если совершить переход в более благоприятное время, то этот мир откроется вам полностью. Мир, в котором вы сможете существовать полноценно.

– То есть не быть слепой?

– То есть общаться с другими жителями этого места, кушать, спать, иметь свое жилье, ездить верхом, рисовать, читать книги... Я это имел в виду!

– Стать жительницей сразу двух миров? – Фейнне вздохнула так тихо, словно боялась спугнуть бабочку, присевшую ей на грудь.

Элизахар улыбнулся. Он знал, конечно, что она не видит этой улыбки, но Фейнне тотчас улыбнулась ему в ответ.

– Как мне повезло! – выговорила девушка, замирая.

«Это мне повезло, коль скоро я столько времени провожу рядом с тобой», – подумал Элизахар.

Вслух же он произнес нечто совсем иное:

– Мы пытались найти магистра Алебранда, чтобы обрисовать ему ситуацию и попросить дать ей обоснование. Но магистр сейчас крайне занят. Он обещал встретиться с нами только завтра.

– Хорошо, – рассеянно молвила Фейнне. – А я завтра буду рисовать. Все утро. И краски для меня, наверное, уже приготовили...

Элизахар отвел ее в дом и передал служанке.

Старушка-прислужница уставилась на телохранителя очень строго. Она была похожа на Тетушку Крысу из детской сказки: домовитая, суровая, с блестящими проницательными глазками – и неизменно опрятном, хрустящем от крахмала фартуке. Жесткими были и навощенные манжеты, доходившие раструбами почти до самых хрупких локотков старушки, и торчащий желтоватый воротник, невозможно гладкий особенно по сравнению с тоненькой морщинистой шеей.

Старенькая служанка убирала волосы под чепец, но все равно какая-нибудь крохотная седая прядка упорно вывешивалась на старушкин лоб, и когда волосы падали ей на глаза, она тихонько сдувала их.

– Могу я узнать, куда именно вы направляетесь? – спросила служанка у Элизахара.

– В «Колодец».

– Будете пьянствовать?

Он засмеялся:

– Старые привычки умирают медленно.

Служанка неодобрительно покачала головой.

– Почему-то мне кажется, что вы не шутите, – заметила она.

– Так и есть.

– Я пойду переоденусь, – объявила Фейнне. – А вы тут доругивайтесь пока. Когда закончите, приготовьте мне ванну.

И она стала медленно подниматься по лестнице.

– Вот видите, до чего вы довели госпожу! – сказала служанка. – Вы раздражаете ее! Портите ей настроение!

– Сейчас во всем мире не найдется ничего, что испортило бы ей настроение, – возразил Элизахар. – И я нахожу это состояние госпожи довольно опасным. Она открыта и беззащитна, как никогда прежде.

– Да уж, – фыркнула служанка, – если бы она имела сомнительное удовольствие видеть физиономии окружающих ее людей, она вряд ли была бы так безмятежна.

– Полностью согласен, – кивнул Элизахар.

Служанка посмотрела на него с подозрением, исподлобья.

– Изволите острить, по обыкновению.

– Отнюдь, дражайшая и прелестнейшая, отнюдь! – сказал он, целуя ее в морщинистую прохладную щечку. – Приготовьте для нее краски, самую мягкую одежду и какие-нибудь тапочки с бантиками, потому что она желает рисовать... А я пойду пьянствовать с глупыми, мнительными и невежественными студиозусами.

– Самая подходящая для вас компания, – объявила служанка гораздо более ласковым, тоном. – Только постарайтесь там никого не убить.

– Убивать здесь не принято, – отозвался Элизахар. – А кто я такой, чтобы нарушать традиции!

Алебранд согласился принять студентов в своем кабинете. Там он и работал, и жил. Разумеется, у магистра имелась возможность приобрести жилище в городе, но он с самого начала отверг эту идею и выказал желание поселиться в саду Академии.

Неподалеку от оптической лаборатории и поляны, где происходили экспериментальные полеты, было выстроено крохотное зданьице с очень тесными двумя комнатками. Там магистр все обустроил по своему вкусу, набил в помещения мебель: массивную кровать с огромным, тяжелым и жестким матрасом, гигантский шкаф из черного дерева, полный книг и коробок с оптическими приборами, письменный стол такого размера, что на нем могли бы танцевать не менее пяти карликов одновременно, а перед столом – мощное кресло с подпиленными под рост магистра ножками.

В комнатах было темно и сумрачно, и – странное дело – несмотря на то что кругом было жарко и сухо, у магистра Алебранда царила влажная прохлада.

Заслышав стук в дверь, он заворочался и, натыкаясь на мебель, побрел к двери.

– Сейчас, – слышался его голос, – минуту терпения, господа...

Наконец дверь распахнулась. Никто из студентов прежде не бывал у магистра, хотя его домик многие, разумеется, видели. И даже находились отчаянные головы, пытавшиеся заглянуть к нему в окно, всегда занавешенное плотным суконным одеялом.

Магистр оглядел визитеров недовольными, злобными глазками. Нос магистра был красен и покрыт фиолетовыми прыщами, под глазами и возле подбородка отвисли симметричные мешочки синюшного цвета. От Алебранда разило каким-то удивительно гадким спиртным запахом. Чуткий нос Ренье различил не менее пяти оттенков разной степени застарелости.

«У него запой! – подумал Элизахар. – Кто-то мне рассказывал, что Алебранд периодически впадает в пьянство... До чего же не вовремя! Интересно, как долго у него это протянется?»

– Да, у меня запой! – объявил Алебранд, победоносно глядя на Элизахара снизу вверх. – Вы ведь об этом изволите размышлять, не так ли?

– Да о чем тут размышлять, вы уж меня извините, – отозвался Элизахар. – Может, нам лучше зайти в другой день?

– Нет, у меня это надолго, так что давайте поговорим сегодня. Завтра я начну терять рассудок. Сегодня еще нет. Вот только крысы одолевают.

Элизахар переглянулся с Ренье.

– Хорошо, что Фейнне осталась дома, – прошептал Ренье.

Алебранд, уже двинувшийся было в глубину своих комнат, вдруг остановился, так что шедший впереди Ренье налетел на твердую, как камень, спину магистра.

– Что это вы там шепчетесь? – подозрительно осведомился Алебранд. – Они уже здесь?

– Кто?

– Крысы!

– Нет, по крайней мере пока я их не замечаю, – примирительно произнес Элизахар.

Алебранд обернулся и наставил на него палец.

– Но будьте внимательны! Они могут появиться любой момент! Кроме того... Э... А кто вы такой? Вас нет в списке студентов.

– Я посещаю занятия вместе с госпожой Фейнне, чтобы помогать ей, – напомнил Элизахар. В его голосе начало звучать ужасное, тоскливое терпение.

– Фейнне, насколько я помню, довольно привлекательная девушка. И весьма одаренная. Полеты ей явно удаются. Я предвижу у этой студентки большое будущее. Да, талантливая. Весьма талантлива. По крайней мере, в сфере оптических наук, как теории, так и практики. Особенно практики, – забормотал Алебранд и снова пополз вперед, пробираясь среди завалов вещей и громад шкафов.

Посетители пробирались за ним следом, стараясь ничего не обрушить. Несколько раз Ренье цеплялся за наваленные друг на друга книги, и эти башни опасно качались, но молодой человек всегда успевал в последний момент подхватить их и не дать им обвалиться.

– Странно, – сказал вдруг Алебранд, опять замирая на месте и оборачиваясь к Элизахару. – До сих пор мне почему-то казалось, что Фейнне – молодая девушка, а не мужчина средних лет.

– Так и есть, – заверил его Элизахар.

– Тогда почему здесь вы, а не она? – осведомился Алебранд, глядя на него в упор. – Вы слишком много себе позволяете! Ходите на занятия...

– Ведь госпожа Фейнне заплатила и за мои посещения, не так ли? – напомнил Элизахар.

– Не исключено! – отрезал Алебранд. – Возможно. Кажется, она заплатила по повышенному тарифу. Только не понимаю, зачем. Она очень одаренная студентка. Могла бы платить и по льготному.

– Она заплатила дороже именно потому, что я посещаю занятия вместе с ней, – сказал Элизахар все тем же неприятным, терпеливым тоном.

– Не надо меня учить, молодой человек! – завопил Алебранд, подпрыгивая на месте и дергая в воздухе ногами. – По какому праву вы вздумали учить меня? Я старше вас!

– Несомненно, – согласился Элизахар.

Тем временем Ренье за его спиной продолжал сражаться с накренившейся башней немытых глиняных плошек. Юноша явно проигрывал эту битву. Спустя мгновение раздался грохот, и повсюду рассыпались осколки посуды и обломки костей.

– Что это? – закричал Алебранд.

– Крысы, – успокаивающе проговорил Элизахар. – Ничего особенного.

– Крысы? Вы их видите?

– Пока нет. Только слышу.

– А...

И Алебранд наконец ввалился в свой рабочий кабинет.

Следом за ним втиснулись в крохотную комнатку Элизахар и Ренье, весь красный и очень смущенный.

Алебранд забрался с ногами на стол. Элизахар устроился в углу, а Ренье уселся в кресло, для чего ему пришлось сильно согнуть колени.

– Я вас слушаю, – провозгласил Алебранд с высоты стола. – Что вы хотели у меня спросить?

– Дело в госпоже Фейнне, – начал Элизахар. – Несколько дней назад с ней произошла удивительная история. Вы в состоянии улавливать мою мысль?

– Что вы называете мыслью, коллега?

– Пока – ничего. Однако в самое ближайшее время я намерен изложить некую последовательность фактов...

– А, – сказал Алебранд. – Где это вы так наловчились болтать языком?

– В Академии, разумеется. Ни одно поучительное слово из сказанного здешними преподавателями не пропадает втуне, – сказал Элизахар. – Тем более что за каждую премудрость, которую здесь изрекают, госпожа Фейнне заплатила по повышенному тарифу. Так что, сами пони маете...

Алебранд свесился с края стола.

– Почему мне все время кажется, что вы валяете дурака и издеваетесь? – осведомился он.

Элизахар пожал плечами.

А Ренье сказал:

– Давайте сразу к делу. Третьего дня госпожа Фейнне каким-то, ей самой непонятным образом оказалась в таком месте, где она смогла видеть.

– Что видеть? – спросил Алебранд.

– Вообще – видеть.

– Не понимаю, что в этом удивительного. Каждый из нас время от времени что-то видит... – Алебранд замолчал, подвигал губами, а затем его красное лицо приняло серьезное выражение.

Усилия, которые прикладывал магистр к тому, чтобы заставить себя соображать, были настолько очевидными и настолько мучительными, что Ренье почти против собственной воли почувствовал некоторое уважение к мертвецки пьяному преподавателю.

– Госпожа Фейнне что-то увидела, – повторил Алебранд. – Но ведь это... невозможно? – Он вскинул взгляд на Элизахара. – Она ведь слепая!

– Именно, – сказал Элизахар.

– Да, да, припоминаю... – забормотал магистр. – Слепая девушка. Незрячая. Мы проводили эксперимент. Пытались доказать, что для полетов совершенно необязательно визуальное восприятие скрещения лучей Ассэ и Стексэ. Достаточно просто оказаться в нужном месте в нужное время.