Текст книги "Железная матка (СИ)"

Автор книги: Владимир Колышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

   Его товарищи уходили, совершенно сбитые с толку внезапными переменами, но, в сущности, довольные жизнью, уходили в свой мир, а его ждала незавидная участь изгнанника.

   12

   Хасан привел их на берег Московского моря. Там они сидели и чего-то ждали. «У моря погоды», сказал Данилыч. Но хозяин положения делал успокаивающие знаки. До этого, Хасан с кем-то разговаривал по беспроволочному телефону, который по-вурусски назывался «рация». Так они ждали, но погода становилась только хуже. Пошел крупный снег. Горизонт заволокло белой пеленой, даже чайки прекратили полеты.

   Сахмад предложил разжечь огонь, со всеобщего одобрения пошел собирать плавник.

   Бродя по пляжу и вытаскивая из песка подгнившие деревяшки, юноша впервые почувствовал, как резко изменилось его общественное положение. Еще недавно он был негласным хозяином Кремля, командиром отряда подземщиков и вот – в одночасье превратился в ничто. Зато бывший придурок Хасан вознесся, теперь командиром был он. Даже Данилыч, бывший раб, резко переменил свое поведение. Уже не было в его движениях, осанке суетливого послушания, покорности... Уже с Сахмадом он вел себя как с равным и даже более того – как старший, как родитель. Теперь уж он мог приказать мальчику и мальчик должен был выполнить его приказ. Сахмад не роптал, он понимал, что такова жизнь, с ее внезапными переменами. Но где-то в глубине души зрела обида.

   Потом они грелись у костра, сожалея, что не могут попить горячего чаю. Если бы Хасан тотчас достал из-за пазухи три дымящиеся чашки чая, Сахмад ничуть бы не удивился. Но загадочный мужик почему-то не желал применять колдовство. А ведь, кажется, мог бы вызвать джинна, и заставить его перенести бедствующую троицу в безопасное место, где всегда тепло и фрукты растут на деревьях, где нет собак и разбойников...

   Внезапно Сахмад понял, чего Хасан дожидается. Пиратского корабля! Ну конечно, как он, маздак, сразу до этого не додумался. Хасан – замаскированный пират, сюда явился с целью разведать обстановку. Нашел с помощью мальчишек (зря что ли он к ним лип) какую-то ценную железную матку... и, прихватив с собой двух ослоухих двуногих в качестве рабов, теперь дожидается пиратского корабля. Все стало на свои места.

   Сахмад взял свой автомат и почувствовал, как утраченная власть вновь возвращается к нему. Точно некая живительная сила вливается, наполняет все тело сладостью своеволия. Юноша решительно передернул затвор, наставил оружие в спину врага. Данилычу, как старику, внимание не уделялось и напрасно. Старик проворно схватил рукой за ствол и резким движением отнял у Сахмада автомат. Да так ловко это проделал, будто всю жизнь тренировался, а под конец отвесил парню хорошенький подзатыльник. Сахмад взвыл от обиды и оттого, что потерял свой любимый «Калашник».

   Хасан, не оборачиваясь, сделал рукой знак, требующий тишины, стал прислушиваться, глядя в сторону моря. Ослепшее море тихо что-то шептало. Шуршал падающий снег. И вот сквозь метущуюся пелену прорвался далекий гул. Сахмад недоумевал. Он надеялся услышать скрип снастей подходящего к берегу корабля, плеск падающего якоря, грохот железной цепи, плеск весел... Но этих понятных звуков не было слышно. Напротив, слышался нарастающий механический гул, как будто со стороны моря приближалась колонна джипов. Но как могли машины идти по воде?

   Но произошло именно невероятное. Из белой пелены выскочила машина. Широкая, округлая. Она парила над водой, опираясь на облако. Чудесный корабль имел странный вид: внизу юбка обтекаемой формы, сверху – надстройки из металла. Ни мачт, ни парусов не было. Но корабль двигался с огромной скоростью Смышленый Сахмад, хорошо разбиравшийся в простейшей механике, интуитивно догадался, что источником движущей силы, скорее всего, были две гудящие трубы. Они располагались горизонтально по бокам судна. Сейчас уже было хорошо видно, как внутри этих труб с бешеной скоростью вращались какие-то лопасти.

   Меж тем на судне умерили силу моторов, корабль замедлил ход, шевеля, как рыба, вертикальными плавниками, установленными на корме. Несомненно, это были рули, но рули не водные, а воздушные. Разумное предположение. Ведь корабль был в большей степени воздушным, нежели водным.

   И вот, согласно движениям плавников, судно стало маневрировать, менять курс с первоначального на более точный. Несомненно, матросы, сидевшие внутри корабля, заметили костер на берегу и людей возле него. Еще Сахмад увидел, что летающий корабль имеет мощное пушечное и пулеметное вооружение. Легко было представить, какой ураган огня мог обрушить на врага этот железный монстр, движущийся посредством укрощенных смерчей.

   А что же Хасан? По нему было видно, что именно это летающее чудовище он и ожидал и даже знал его название. «Альбатрос», – сказал он и пошел навстречу. Даже Данилыч, хотя взволнованность читалась на его лице, страха не проявлял. Значит, все это им было знакомо. Пока юноша решал, бежать ему отсюда или остаться и положиться на судьбу, корабль, почти не снижая скорости, налетел на берег. По привычке Сахмад подумал, что сейчас он разобьется. Но корабль, подняв тучу водяной пыли, въехал на песок и остановился. Кружа на месте, судно висело на вихре, вырывающемся из-под днища. Потом те вихри утихли, судно опустилось, юбка сплющилась. Моторы, однако, продолжали работать на холостом ходу.

   Из обтекаемой каюты выскочили два матроса, опустили легкий металлический трап на песок. Матросы были одеты в черные клеёнчатые плащи с поднятыми капюшонами. Хасан прокричал им какое-то слово, но из-за воя моторов Сахмад не понял, что именно. Матросы закивали капюшонами и сделали приглашающие жесты. Троица поднялась по трапу на борт. Сахмад, затравленно озираясь, ступил на палубу, явно металлическую, но сверху покрытую слоем резины с бороздками, чтобы ноги не скользили. Пока матросы убирали трап, другой член экипажа вежливо пригласил юношу пройти в каюту. По-видимому, на палубе стоять не разрешалось. Это и понятно. При такой-то скорости, какую развивает корабль, в один миг можно вылететь за борт.

   Сахмад прошел в каюту, и его тотчас же усадили в удобное мягкое кресло. Взвыли моторы, внизу что-то отчаянно зашипело, и судно воспарило над берегом, развернулось на месте и – понеслось в море. За косоугольным окном видно было водяное облако брызг, на которое опирался корабль, мчась над гладью моря с безумной скоростью. Даже чайки вряд ли бы его догнали. Снаружи мерно гудели моторы, в каюте тоже было шумно, так что почти никто не разговаривал. Команда молча занималась своим делом. Один матрос сидел у руля, другие наблюдали за приборами. Приборов было много. Они кивали стрелками, укрытыми под стеклами, волновались цветными столбиками... А вот руля в виде колеса не было. Матрос управлял кораблем с помощью двух вертикальных ручек. Сахмад вспомнил, как в детстве он лазил в подбитый танк, на место механика-водителя, там были точно такие же рычаги.

   Водитель потянул за правый рычаг, «летающий танк» легко послушался и чуть изменил курс направо. Сахмад стал смотреть в переднее, сильно наклоненное окно. Но видимости никакой не было. Они мчались сквозь пелену снега, словно пробивались через белый туннель. Это огорчало, невозможно было по-настоящему оценить скорость. Матросы сняли с головы капюшоны и оказались светловолосыми и светлоокими парнями. Только теперь Сахмад понял, что попал к шведам.

   Однажды в Кремле он видел шведское посольство. У них были волосы цвета соломы и голубые глаза. Их чуждость резко бросалась в глаза. По настроению толпы, маленький Сахмад тогда понял, что шедшие тесной кучкой испуганные шведы, вовсе даже не люди. Они относились к тому классу мерзких существ, которых называли «неверными». Убить их считалось делом чести и долгом каждого мусульманина. Если бы их не защищал посольский статус, то этих нелюдей давно бы растерзала толпа. Все, на что отваживались взбешенные люди, это исподтишка кинуть ком грязи на вызывающе чистые одежды пришельцев.

   Сахмад взялся за рукоять кинжала, потянул клинок из ножен. И вдруг плечо придавила тяжелая рука, другая – накрыла оружие, и жаркий выдох ударил в ухо: «Перестань вести себя как дикарь!» Это был Данилыч. Он сердито помахал перед носом юноши старческим скрюченным пальцем. «Не сметь! Это мои земляки! Понимаешь?»

   Сахмад утвердительно кивнул головой, хотя на самом деле уже ничего не понимал. Впрочем, кое-что он все же сообразил. Оказывается, Данилыч был шведом. И все долгие годы тщательно скрывал свое происхождение. Придумал легенду о последнем из могикан и тем морочил голову Сахмаду. Какое низкое предательство!

   Тем временем снегопад иссяк, видимость сразу улучшилась. Впереди возникла размытая линия водного горизонта. Корабль шел ровно, без качки, скорость была непостижима. Аж дух захватывало! Мимо поспешно промелькивали небольшие гребешки волн, чтобы мгновенно скрыться за кормой, где метался и также уносился прочь шлейф водяной пыли. Ну вот, сбылась его мечта, побывать на морском судне. Правда, мечты никогда не сбываются в точности, какими их лелеешь...

   Снова сев прямо, Сахмад увидел вдали одинокий остров. Цветом он был черен и почти весь погружен в воду, лишь малая часть выступала наружу. Посреди острова торчал одинокий утес. И там горели огни. Матросы стали с кем-то переговариваться, им отвечал властный голос. На вершине утеса показались фигурки людей. Вглядываясь внимательнее, Сахмад нашел, что остров довольно странен. Волны укатали, огладили его до степени идеальной округлости, да и утес был непривычно правильной формы, тоже с заглаженными углами.

   Водитель-механик сбросил скорость. Маневрируя, воздушное судно стало приближаться к острову. И вот уж гибкая юбка уткнулась в черный берег, который совсем немного выступал над водой. При сильном волнении волны, должно быть, легко перекатывались через остров, который был нешироким, а больше вытянут в длину. Этим, то есть работой волн, и объяснялось, по-видимому, гладкость поверхности острова.

   И тут Сахмад был ошеломлен тем, что на совершенно идеальной поверхности берега вдруг начала открываться огромная пещера, вернее, вход в пещеру, которая вела в глубь острова. Теперь стало ясно, что остров – тайная база шведов, военный форпост вблизи берегов Московского эмирата. Не готовят ли шведы нападение отсюда?..

   Последний раз напряглись моторы, взвыли, поднимая судно над водой. Юноша увидел палубу, обрамленную огнями. Чудо-корабль скользнул по этой палубе, углубляясь в пещеру. В довершение страхов палуба и все, что на ней было, стала медленно опускаться в недра острова. Гигантская крышка, торчавшая кверху, стала медленно опускаться. Пещера закрывалась. Вокруг сновала швартовая команда. Пассажиров попросили на выход. Они сошли с трапа и огляделись. Где-то лилась вода, гудели и скрежетали механизмы, яркие лампы сияли вокруг, заливая окрест дневным светом.

   Новоприбывших встретил человек в белом халате, с гладко выбритой головой, с торчащими ушами, с припухшими глазами, от чего казалось, будто человек только что проснулся и еще как следует не пришел в себя. Но впечатление это было обманчивым. Человек, наоборот, проявил чрезвычайную резвость, порывисто обнял Хасана и долго хлопал его по спине и даже попытался оторвать от пола, но не смог. Хасан был крупней и сильнее. В ходе этого ритуала, за которым с весьма противоречивыми чувствами наблюдал Сахмад, выяснилось, что Хасана на самом деле зовут Иван, что он вовсе не бродяга, а довольно уважаемый здесь человек, имеет жену и детей, которые рвутся к нему, но их не пускают, пока Хасан, то есть Иван не пройдет «санобработку».

   Далее лысый человек, которого, впрочем, звали Владимир, улыбаться перестал и даже вроде нахмурился, искоса, по-птичьи, взглянул на все еще веселящегося друга и спросил:

   – Ты как вернулся-то, по схеме «Эвакуация» или... – И чтобы оттянуть неприятный для себя ответ, Владимир добавил: – Информаторы сообщают, в Москве начались крупные события... Попытка государственного переворота...

   – Нет, родной, – сказал Иван, – Я вернулся, потому что выполнил задание. На все сто... Нет, на двести процентов!

   – Как это? – удивился Владимир, еще не вполне веря своему счастью.

   – Дополнительно к информации обнаружил опытный экземпляр. Модель «Омега 112».

   – Не может быть! – смешно всплеснул руками лысый. – Железная матка!

   – Она самая... – смеясь, подтвердил Иван.

   Лысый от счастья совсем с ума съехал, на радостях так стиснул Ивана, что тот насилу отбился. Потом они вместе разглядывали модель «Омега 112», и Владимир трясся над ней как припадочный.

   Разведчик вытащил из кармана мини-диски, найденные Сахмадом, вручил их лысому. Тот благоговейно принял их, чуть не расплакался от избытка чувств.

   – Здесь вся документация по проектам «Феникс» и «Омега»: чертежи, дневники опытов и прочее... Между прочим, диски нашел вот этот молодой человек, – Иван указал на Сахмада. – Мы ему многим обязаны...

   Лысый Владимир познакомился с молодым человеком и с его престарелым воспитателем.

   Затем провожатым стал Иван. Он здесь, казалось, знал каждый закуток. Под его водительством юноша и старик направились в глубь острова. Шли какими-то коридорами. Железные их стены были аккуратно выкрашены темно-серой краской. Под ногами гулом отзывался рифленый металл. Кругом тянулись, извивались, уходили вверх и вниз трубы – толстые и тонкие, выкрашенные в разные цвета: синие, белые, красные, черные... Красиво, пестро. Затем пришлось спускаться вниз через круглый лаз, который назывался «люк». Протискиваясь сквозь тесный люк, Сахмад сделал вывод, что внизу ему не встретится ни один тучный человек. Разве что он пройдет по другому ходу, более широкому.

   Внизу были такие же коридоры, но пол уже покрывала резина, а стены имели цвет кофе с молоком. Новоприбывшие гуськом пошли мимо железных дверей с округлыми углами и металлическими баранками в центре, шпалерой тянувшихся по обе стороны. Еще спустились на один этаж (основательно они тут обустроились), и под ноги легли ковровые дорожки. Стены и двери здесь были декорированы полированным деревом. Богато живут шведы, подумал Сахмад, уподобляясь Бакшишу.

   Навстречу попадались островитяне, одетые в легкую, песочного цвета униформу: рубашки с короткими рукавами и штаны из тонкого материала. Одежда их была чистой, выглаженной, и пахли эти шведы не по-людски, какими-то шведскими ароматами: не то цветами не то травами Сахмад, шедший дорогой страха, понюхал рукав своей куртки, пахло псиной и подземельем. Вдохнув родной запах, юноша немного успокоился. И все же он чувствовал себя грязной кляксой на чистом листе бумаги. Даже новенькие кроссовки не спасали положения. Он их так отделал в останкинских катакомбах, что смотреть тошно...

   13

   – Ну что, Василий Данилович, попаримся в баньке? – сказал Иван, приобнимая старика. – Ты, поди, забыл уж, живя у басурманов, что такое русская баня?

   – Извиняй, Ванюша, – ответил старик, хватаясь за левую сторону груди, – сердечко не позволяет... Вот Сахмад составит тебе компанию, а я уж как-нибудь... Есть тут у вас что-нибудь типа душа?

   – Разумеется, здесь все есть, – ответствовал Иван.

   Он проводил Данилыча к душевым, после чего они с Сахмадом направились в «баню». Баня, или «сауна», была небольшой комнатой, обитой розовым деревом. В «предбаннике» они разделись. Иван велел Сахмаду взять «веник», указав на зеленые пучки, завернутые в пленку. Сахмад разорвал пленку, осмотрел пучок. Это были связанные ветки с листьями, но явно не природные. Юноша потянул за листочек, он не отрывался, а лишь растягивался как тонкая клеёнка.

   – Дрянь веничек, – сказал Иван, – синтетика. Погоди, вот домой прибудем, я тебя настоящим березовым веником так отхожу, на всю жизнь запомнишь...

   Подталкиваемый Иваном Сахмад прошел в «парную». Тут и вправду клубился пар под невысоким потолком, было очень жарко. Сахмад сразу весь облился потом. А Ивану, кажется, все было мало. Он добавил жара, плеснув ковш воды на раскаленные камни. Камни зашипели тысячезмейно, выпустили облако пара. Жара еще крепче сжала свои объятья, и видно стало не дальше кончика вспотевшего носа. Из облака протянулась рука Ивана, вцепилась юноше в плечо.

   – Ложись на лавку, мордой вниз, – скомандовал взрослый.

   Юноша покорно лег на горячую лавку, расслабился. Смутная фигура Ивана взяла веник, обмакнула в чан с кипятком, помахала пучком в воздухе. И вдруг веник обрушился на спину Сахмада. Он взвизгнул и попытался ужом скользнуть на пол, но не тут-то было.

   – Лежать! – приказал Иван, придавливая свободной рукой трепыхавшееся тело, и стал бить малого веником по спине. Он хлестал, казалось, со всей силы, но было не то чтобы больно, но неприятно. Унизительно как-то. «За что? – недоумевал Сахмад, стискивая зубы, корчась под хлесткими ударами. – Ведь сам же хвастал лысому, что очень я им помог, а теперь вот наказывает... несправедливо!»

   – Терпи, парень, – приговаривал безжалостный Иван, охаживая веничком по всему телу несчастного Сахмада. – Так положено. Я из тебя всю грязь выбью, всю заразу подземельную... И будешь ты у меня, как только что родился...

   Услыхав, что «так положено», юноша, привыкший к дисциплине, успокоился и стал терпеть.

   Наконец Иван устал махать веником, выбросил орудие экзекуции в угол. Весь запыхавшийся, мужик лег на другую лавку и приказал бить себя.

   Сахмад, недоумевая, полез за брошенным веником в угол.

   – Вот глупый, – сказал мужик, – возьми новый.

   Юноша вскрыл новый пучок, легонько провел по спине лежавшего на лавке.

   – Давай, давай, – подбадривали новичка. – Огрей как следует... Да чего ты елозишь, хлещи! Только прежде в кипяток обмакни...

   Сахмад погрузил веник в небольшой железный таз с кипятком и шмякнул мокрый, дымящийся пучок на спину Ивану.

   – А-а-а-а-а-а! – заорал мужик, пытаясь вскочить. – Ёж твою мать! Ты что делаешь, бандит! Стряхивать же надо...

   Но Сахмад не слушал, коленом прижал его к лавке, и, взявши веник двумя руками, принялся хлестать извивающееся тело.

   Потом они просто мылись, намыливались и обливались горячей и холодной водой. Атлетическое тело Ивана блестело, красиво играло мышцами, как у породистого коня. Сахмад вспомнил о Верном и опечалился.

   Когда в предбаннике вытирались синими мохнатыми полотенцами, юноша невольно покосился на мужское достоинство Ивана и, как все мальчишки, позавидовал такому природному богатству взрослого. Было б чем удивить Фатиму, имей он таких размеров... Претило только одно – Иван был необрезанный. Вот он, отличительный знак неверных!

   Комплект чистого белья они получили у «кастеляна» – у дядьки с пышными усами. Он только глянул опытным глазом на фигуру Сахмада и выдал ему униформу, точно подошедшую по размеру. Сахмад разглядывал себя в большое зеркало, оглаживал и одергивал «форменку», рассматривал чересполосную «тельняшку», радовался и огорчался попеременно. Форма ему нравилась, но чувство какого-то предательства не покидало душу. Он все более становился шведом. Это пугало. Но если он поведет себя по-иному, проявит нетерпимость – не грозит ли ему рабство? Или в любом случае он станет рабом, как Данилыч в свое время? Вот Данилычу повезло. Теперь он, напротив, обрел полную свободу, никто им командовать не смел. Он был окружен заботой и вниманием, все оказывали ему почтение, достойное старца. Сахмад смирился с тем, что в новой жизни ему придется взбираться по социальной лестнице с самой нижней ступеньки.

   Потом они прошли дезинфекцию. Ивана, Данилыча и Сахмада побрили сверху и снизу, взяли «экспресс-анализы», с помощью приборов просмотрели их снаружи и изнутри, потом поместили в трехместную каюту и держали там на карантине по меньшей мере сутки. За это время Сахмад и Данилыч узнали, что находятся они вовсе не на острове, а на атомном подводном суперкрейсере «Москва», который вскоре отправится домой, в подводный град Китеж, где проживает колония вурусов. Численность этого некогда великого народа ныне составляет чуть более двух тысяч. Этого, сказал Иван, явно недостаточно, чтобы вытеснить китайцев и начать колонизацию Урала. И вот тут-то должны были помочь аппараты клонирования серии «Омега». Никакие мамочки, с их капризами и претензиями, не могут сравниться с поточным методом выращивания граждан. Причем с заранее заданными свойствами. «В короткий срок, – сказал Иван, – мы сможем довести численность людей до ста тысяч, а потом и до миллиона». Для этого и нужна была железная матка, и не одна – десятки, сотни, тысячи аппаратов по искусственному выращиванию людей. Но, к сожалению, все архивы, касающиеся разработок аппаратов по искусственному выращиванию людей, были утеряны во время Последней войны.

   Много лет спасшейся кучке вурусов было не до грандиозных проектов. Задача стояла – просто выжить. И они выжили. Но существование племени все еще висело на волоске. Рождаемость была по-прежнему катастрофически низкой. Племя никак не могло шагнуть за спасительный рубеж, набрать необходимую численность, так сказать, «критическую массу», чтобы начать устойчиво развиваться.

   Виной всему был обычный человеческий эгоизм. А что делать? Никого нельзя насильно заставить рожать детей, обзаводиться семьей. Ни экономические, ни социальные стимулы не в состоянии радикально решить проблему. Всякий понимал трагичность ситуации, но ничего не предпринимал для ее исправления. Каждый надеялся, что это сделает кто-нибудь другой. А я уж как-нибудь с одним ребеночком проживу, а то и вовсе без. С ними, право, такие хлопоты... В таком упадническом духе бы и продолжалось до самого печального нуля.

   Но вот однажды один дотошный малый, копаясь в старинных электронных файлах, наталкивается на упоминание о неких секретных разработках, которые велись до войны. В конце концов, выяснилось следующее.

   Где-то в подземельях на территории Москвы (теперь известно, что – вблизи станции метро «ВДНХ») находилась тайная биологическая лаборатория, фигурировавшая в секретных отчетах под N 6, или просто «шестерка». Она была создана в рамках тайной, суперсекретной правительственной программы «Феникс», с неофициальным подзаголовком – «Новые мамлюки». Суть проекта и причины его возникновения заключались в следующем:

   Российское правительство, обеспокоенное катастрофическим вымиранием русского народа, в обход международных законов, тайно приняло решение о программе «по выравниванию отрицательной демографической кривой путем клонирования людей». Программа предусматривала выращивание индивидов от эмбриона до взрослой особи, с последующим воспитанием оной в специальных элитных учреждениях. Предполагалось создавать закрытые лицеи класса "А". Лицеисты должны были находиться на полном гособеспечении, воспитываться в духе преданности России, обучаться наукам, ремеслам, военному делу. Все лицеисты, обладающие отменным здоровьем (а на это их и программировали), обязаны были пройти военную службу в элитных войсках, в том числе – в так называемой президентской гвардии.

   Таков был проект. Но его осуществление началось слишком поздно. Гром грянул, а мужик перекреститься не успел. В связи с природными катаклизмами по всей Земле началось новое переселение народов, беспрецедентное по своим масштабам. А может, прецеденты были, в эпоху Ноя, но люди запамятовали...

   Когда карантин подходил к концу, неразлучную троицу посетил врач. Это был дородный лысый мужчина с рыжими, тронутыми сединой бакенбардами и очками на носу, формой и цветом напоминавшем спелую клубнику. От него остро разило лекарственным запахом, от которого Сахмада временами начинало подташнивать. Врач еще раз осмотрел каждого, осторожно трогая их тела своими чистыми розовыми пальцами, после чего вынес окончательный вердикт о состоянии здоровья пациентов. В организме Ивана не выявлено никаких отклонений. Он может быть выписан немедленно. Данилычу был показан постельный режим еще какое-то время, необходимое для того, чтобы поправить больное сердце. Что касается Сахмада, то у него выявились затемнения в легких. Открытых очагов, к счастью, не было, туберкулез находится только в начальной стадии, однако, юноше придется пройти интенсивный курс лечения. Это, впрочем, не означало суровой изоляции пациента. Юноше не возбранялось свободно передвигаться по кораблю и вступать в контакт с людьми при том, однако, условии, что он, юноша, аккуратно будет посещать терапевтические сеансы и не забывать принимать лекарства.

   – Вот так, брат, – сказал Иван после ухода доктора, кладя парню на плечо тяжелую руку, – ты спас наше племя от вымирания. А мы спасли от вымирания тебя. Теперь мы квиты.

   Данилыч засмеялся, но схватился за сердце, с серым лицом лег на койку.

   – Мне бы на палубу, на свежий воздух, на солнышко, – пожаловался старик, когда друзья в тревоге склонились над ним.

   – Вот малость поправишься, – заверил Иван, – и воздухом подышим, и на солнышке позагораем...

   Сахмад легко уловил некоторую фальшивость этих заверений. Данилыч был плох. Кожа на изможденном лице старика имела вид грубой самаркандской бумаги, с кофейными пятнами, складками, патиной морщинок, которые оставило на ней время. Веснушки по всему черепу, похожие на проказу, узкая козлиная бородка, цвета старого снега, согбенные плечи – все это, вместе взятое, сразу наводило на мысль, что дни этого человека сочтены.

   – И хорошо бы увидеть Москву. Тогда бы я точно выздоровел...

   – Нельзя тебе, отец, в Москву, – жёстче ответил Иван. – Сам знаешь, за кражу осла у них полагается казнь и довольно мучительная.

   – Знаю... – простонал старец, раздражаясь от тайной зависти старого больного человека к молодым и здоровым, – но уж лучше там, чем загибаться здесь... в железной коробке. Эх, Ваня, Ваня! Что ж ты хвастал, что живете вы хорошо да вольно... Какая уж тут воля?.. Загнали вас под воду, как каких-нибудь крыс!.. Скажи Ваня, как так получилось, что мы, занимавшие одну шестую часть света, тысячу лет строившие свое государство, в результате оказались просто донным мусором?

   Иван стиснул зубы до скрипа, потемнел ликом, но не произнес ни слова.

   14

   После вынужденного заточения Ивану захотелось размяться. И вообще ему требовалось «восстановить форму». Находясь на задании, он подзапустил занятия «физкультурой». Иван привел Сахмада в спортивный зал. Здесь было тепло, светло, все ходили босиком по лакированному деревянному полу. Юноша впервые увидел столько великолепно сложенных, пышущих здоровьем людей. Кроме мужчин здесь были юноши, девушки и даже дети. Все они были светловолосы и голубоглазые в большинстве. Самое странное, что они находились вместе, причем девочки не закрывали лиц. Это шокировало. Мало того, все были одеты в более чем легкие одежды. Какое бесстыдство!

   В спортзале каждый занимался разными видами упражнений. Одни поднимали тяжелые спортивные снаряды, другие крутили педали, третьи бегали на месте по движущейся ленте, иные просто боролись или бились на деревянных мечах.

   Иван без церемоний представил Сахмада его сверстникам, после чего удалился. Пошел поднимать тяжести, лежа на специальном помосте.

   – Ты что ли турок? – спросил Сахмада один довольно крепкий парнишка.

   – Нет. Я – курд. А ты вурус?

   – Я – русский! – гордо заявил парнишка, сверкая ясными глазами. – А ты басурман.

   – А ты гяур. Неверный.

   – Нет, я верный! Это ты неверный!

   Мальчики сцепились, стали бороться, пыхтя от напряжения.

   Тяжелая металлическая дверь спортзала отворилась, и вбежал мужчина среднего роста, плотный, плечистый, головастый и глазастый. Можно сказать, пронзительно глазастый. Это был боцман. Он сунул в рот свою дудку, висевшую у него на шее на металлической цепочке, и дунул в нее. Пронзительные звуки лихорадочно завибрировали под низким сводом зала. Дерущаяся в кругу зрителей парочка мальчишек распалась. Боцман, вытягиваясь в струнку и вращая глазами, объявил зычным командным голосом:

   – Капитан в зале!

   Все бросили свои занятия и встали по стойке смирно. И вот, через высокий порог ступив, появился новый человек. Небольшого росту, коренастый, одет он был в снежно-белую военно-морскую форму с ослепительными золотыми погонами и золотыми же шевронами на рукавах. Со всей этой пышностью в одежде резко контрастировала скромная орденская планка, украшавшая его грудь. Белая фуражка с золотым крабом придавала его рябому, бледно-загорелому, обветренному и обмороженному лицу царственный вид. У человека была манера двигаться величаво, говорить мало, смотреть благожелательно. И смотреть как бы свысока, даже если тот, на кого направлялся его взгляд, был выше ростом.

   Сахмад оцепенел от страха и почтения. Нутром он чуял, что этот величавый человек является высшим иерархом на корабле. Власть его здесь сравнима с властью московского эмира. Он волен казнить и миловать. И никто ему не посмеет перечить.

   Он устремил на юношу строгий, до глубины души проникающий взгляд своих рысьих глаз, покрутил рыжими усами и возгласил:

   – Так вот ти какой, герой наш...

   И голос, и облик великого человека, и необычная обстановка – все это подействовало на Сахмада так сильно, что он, не поняв ни слова, затрепетал от какого-то безотчетного страха и горько заплакал.

   – Э-э-э... Ну, что такое, джигит?.. Герои нэ плачут, – изрек величественный человек и, грузно, по-волчьи, всем корпусом, повернувшись к Ивану, спросил: – Он панимает наш изык?

   Немного понимает, Отец-капитан. Его учил Данилыч.

   – А-а, это тот старец. Ну-ну... Как он себя чувствует?

   – Неважно, Отец-капитан. Сердце.

   Величественный человек сочувственно кивнул, осторожно приложил руку к груди, будто проверяя, хорошо ли бьется сердце у него самого, убедившись, что бьется, обратился к новичку:

   – Тибя как зовут?

   Тут уж Сахмад не оплошал, четко доложил: «Сахмад Исмаил-бек!»

   – Маладэц, – удовлетворенно произнес ослепительный человек. Полез в карман кителя, вынул оранжевый плод, будто с ветки сорвал, и вручил его юноше. – Бэри. Настоящий грузинский мандарин. Кушай витамины. Это аванс...

   Сахмад не был знатоком мандариновых сортов, как Осама, но сорт «аванс» ему приглянулся. Пронзительный цитрусовый запах, казалось, прошиб потолок спортивного зала.

   – Ладно, нэ будем дэтям мешать. А ви сматрите! – Отец-капитан поднял перст, и все благоговейно воззрились на него, словно оттуда сейчас брызнет божественный свет. – Нэ абижяйте его.

   – Проследим, Отец-капитан, – сказал боцман и вытянулся во фрунт.