Текст книги "Грёзы о Закате(СИ)"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

В ДАЛЬНЕЕ ПЛАВАНИЕ

Вдох-выдох. Свежий ветерок – добрый знак. На капище по-над рекой стоят Велес и Перун. Реет красно-белый стяг, установленный Алесем на башне Лютобора. Низковата та башня. Но за первой очередью строительства башни и стен последуют другие. Ныне волхв, князья и малая дружина прощаются с лютичами. Машут руками, машут платками друг другу. Три ладьи уходят в дальнее плавание.

Вчера волхв Ведислав принёс жертвенные требы – хлеб и мёд – Велесу в надежде на его доброе внимание к граду Лютичу.

Сегодня Олег Дукович порадовал кровавой жертвой Перуна и ликующий народ. Не петуха, хазарина пожертвовал Богу. Долго тот вражина, изловленный витязями, сидел в яме, дожидаясь своей казни. Дождался.

Своими сокровенными планами Олег не делится, но хитро усмехается.

На ладьях поставили паруса. С кормы обозревая град Лютич и селище Гомий, Алесь, считавший себя литвином, желал успеха и процветания новому граду. Как знать?! Сможет ли град Лютич, к созданию которого он, хоть и в малой мере, но причастен, выстоять в будущем против набегов хазар, удельных князей и иных врагов? Или же будет разрушен, и на его месте возникнет Гомель?

Воспоминания об участии в строительстве Лютич-града он бы вписал золотыми буквами в свою рукопись, но не было у него сусального золота, которым пишут иногда на пергаменте. Памятна ему каждая минута бодрствования, каждый миг пребывания в городе, особенно в последние дни, когда он – буквально нарасхват – был востребован старцами, отроками, бригадирами, кузнецами, каменщиками и плотниками. И дочерью Лютобора, украдкой приходившей к нему по ночам и лепетавшей на велетабском наречии слова любви и благодарности.

Вроде бы, видимые результаты ничтожны: башня возведена лишь на высоту четырёх метров. Уже снята опалубка. Тот клинкер для бетона, что получен, весьма комковат, но, как говорится, не до жиру – быть бы живу.

Ох, не скоро ещё придут на новые земли десятки тысяч литвинов! В отличие от множества абодритов, не тех абодритов, что колонизировали земли южнее Ладоги, а тех абодритов, что остались в Южной Балтии под немцами, не останутся литвины под саксонским игом. Словно из небытия, придут они на земли кривичей – и возникнет Великая Литва, и русские литвины будут люто бить ордена крестоносцев и татар.

Нахлынули на Алеся воспоминания. Думал он о родном Полоцке, об отце, и внутренняя его речь звучала дискретно, с долгими паузами, и была чем-то схожа с колокольным поминальным звоном: «Эх, батя! Петр Буйнович! Всем тебе обязан и помню о тебе! Жил ты и воевал в самое тяжёлое и печальное время для литвинов! Каждый четвёртый погиб! И вовсе не евреи, а русские и литвины претерпели наибольшие страдания и потери от фашистов. Соседи с воровским менталитетом, прилагая все силы, отнимали у Литвы город за городом. Соседние жемайты даже имя Литвы отняли и присвоили! Примазались к великой славе Великой Литвы. Я не против названия Белая Русь, но такой языковой конструкт как Беларусь мне не нравится».

Дискретность и паузы в речи объяснялись весьма просто: накануне он нарушил данный себе зарок: перепил и переел! Трудно было устоять. Пир, данный Лютобором в честь пресветлого и двух светлых князей, наутро создал проблемы: одолевали боли в голове да и в животе. Боли сминали его организм. Возвратно-поступательно. Словно блюмс на рольганге под клетью стана.

С белой завистью взглянул Алесь на первую ладью, на палубе которой, взгромоздившись на новые колёса и деревянные конструкции, подготовленные для волока ладьи, красовался Страшила в своей латной боевой броне, сработанной волинскими мастерами. А рядом – волхв.

«Волхв, естественно, все снадобья держит при себе… Какого хрена согласился на капитанство? Только спьяну! С другой стороны, нет иного пути: назвался князем – полезай в 'лохань'. Хотя, эта 'лохань' если и не чудо, то на высоте нынешних технологий. Нет, как говорят Страшила и Ведислав, равных нам на закате от нас. Проговорился Олег Дукович вчера: сказывал, что напросился в команду Люта из-за нежелания воевать с абодритами. Князья то с франками бьются против саксов, то с саксами бьются против франков иль угров, но чаще грызутся меж собой. А итог известен. Итог печальный. Выдернуть бы к нам, в Северную Русь побольше людей с запада» – так размышлял новоиспечённый капитан, оглядывая то лидера флотилии, то замыкающую ладью, которой командовал Кнут, то выискивая в воде возможный топляк.

После Смоленска, то бишь, после Гнёздова селища и волока до Двины, пути-дорожки с волхвом разойдутся: волхву с двумя мастерами – в сторону Плескова, а князьям плыть к диким свеям. Там у них в Даларне возвышается Великая медная гора. А мастерам, Рознегу и Стояну, он выдал карту-схему с обозначением возможных месторождений вместе с заданиями, что включали поиск огнеупорных и тугоплавких глин. Волхв пообещал оказывать помощь Рознегу и Стояну.

Запах дёгтя, заготовленного для смазки ступиц огромных колёс, подавляет все прочие запахи на ладье. Голова от этого запаха прямо-таки раскалывается!

Нет в словенском языке слова 'ладья', а есть 'лодья', но родной язык для Алеся утешение, и, можно сказать, личный и тайный оберег. Оберегает от безумия. У его ладьи – свой оберег: на носу высится деревянный козёл с рогами.

Мысли об оберегах напомнили о загадочном браслетике. Алесь достал его из кармана комби. Некогда он переливался янтарным цветом. Увы, ныне он серый, а точнее, блёкло-мёртвый. По словам Радима, идею пошуровать под завалом дома, где жил колдун, предложил его сын, причём незадолго до возвращения князя-колдуна. За время длительного хранения под землёй браслетик стал серым. Можно ли оживить мёртвый браслетик? Может ли он помочь ему? Алесь одел его на запястье.

Увы, за весь день он так и не почувствовал какого-либо улучшения. Крепко перепил накануне! Браслетик тёрся о запястье, доставляя исключительно неприятные ощущения в дополнение к тяжести в голове и животе. Впрочем, вечером, когда ладьи пристали к берегу, пресветлый помог ему: заставил выпить огуречного рассола из запаса Страшилы. Помогла и ушица. На ладье имелись ромейские специи. Перец и лавровый лист придали ухе пряный аромат.

Под присмотром дозорных спали на берегу, и Алесь, засыпая, с благодарностью вспоминал Козьму. Высмотрел он на ромейском рынке накидку, пошитую для ромейского стратига. Как ни упирался торгаш, не смог противостоять силе внушения божьего раба и странного молчаливого монаха с горящим взглядом.

Утром в суете подъёма, Алесь не заметил, что потерял свой браслетик. Обнаружил позже, когда ушли далеко от места стоянки. Видно, во сне сдёрнул чёртов браслет. Уж очень он досаждал! На месте браслета, в самом деле, явственно виднелся покрасневший след. Чертыхнулся: так и не разгадал секретов браслетика!

БИТВА С РЕРЕКОВИЧАМИ

Отважные курши, вооружённые боевыми топорами, благоразумно ретировались в кусты, увидев вторую, а затем и третью ладью. Как водится у дикарей, выглядывая из кустов, они облаяли проходящих купцов на своём языке. По слухам, курши успешно били данов и свеев.

Из их набора, без всякого сомнения, матерных фраз, до ушей витязей на ходко идущих по Двине ладьях донеслось только одно понятное слово 'криви'. Таким вовсе не бранным прозвищем они называли всех пришельцев с заката. На протяжении веков все русские в этом регионе – криви. Значит, помнят божественного Криве, который привёл свой род на новые земли!

Побоялись они сцепиться с пожаловавшими в их края гостями. Зато не побоялись другие. Те самые, против которых Олег Дукович не пожелал сражаться, будучи тысяцким в рядах воинства Челадрага, Великого князя велетабов. Зачем же биться с родичами, ближними и дальними?!

– Море ходит! Ждать надобно. Заходим в Ригов! – все эти команды Страшила выкрикнул Алесю, а тот, в свою очередь – Кнуту, махнув рукой в сторону порта и города. Несмотря на ветер и расстояние, слова долетели до Кнута, и он закивал своей рыжей головой.

Пришвартовавшись к причалу в славном портовом городе Ригове, населённом, в основном, русами, выходцами с острова Руяна, и кривичами, Страшила дал добро всем, кроме дозорных, на выход в город. Как же не глянуть на товар, что есть на рыночной площади, как же себя не показать! А потому витязи неспешно натянули лучшие одежды и надраенную до блеска броню.

С ладьи Алесю была видна неожиданно возникшая суета на торговой площади. «Чего они так взволновались» – с этим вопросом Алесь оглянулся в ту сторону, куда показывали торговцы. С моря к порту шёл боевой корабль, узкий и с хищными обводами. Разглядел Алесь и фигуру на носу: некую птицу, вырезанную из дерева, похожую на сокола. Примерно половина воинов выделялась своими рыжими головами, головы второй половины были обриты, а оседелец волос на обритых головах второй половины выдавал их принадлежность к варягам, абодритам иль варинам.

С соседнего борта донеслось проклятие Страшилы:

– Готы-заразы! И варяги-выродки! Хорьки!

Страшила явно имел ввиду внешность и варварские украсы готов в виде ожерелий, навешанные, пожалуй, в таком же количестве, в каком женщины-заразы украшают свои прелести. Почему лихих разбойных варинов и абодритов, родичей по крови, Страшила величал бранными словами? Неужто потому, что некоторые среди них выродки? Многие звали их варягами без бранных определений. Варяг – слово, производное от «вара», означавшее товар, а основным их товаром были рабы. Ныне рабы везде в Европе самый главный товар. Алесь припомнил разговоры со Страшилой, и ему стало ясно, что Олег не хотел с ними сражаться, но, вместе с тем, Дукович мгновенно привёл себя в состояние боевой готовности.

Помедлив, Страшила отдал приказ:

– Ходить наверх!

Кнут и Алесь продублировали команду, и те витязи, что ещё копались под палубами на подтоварье, выскочили наверх.

Варяги перебросили трап, рекомый по-словенски 'дъска', и на причал, важно и чинно, сошёл их старшой, а за ним на берег попрыгали воины.

Подобно Страшиле, Алесь не горел желанием биться с варягами. Кто ж знает всех тех пращуров в его генеологическом древе? Алесю ведомы лишь три поколения его предков.

Их дружина по числу воинов, была меньше дружины Страшилы, но по гонору и наглости явно превосходила лютичей.

– Что вы, козлы, забыли в нашем море? – спросил старшой варягов. – Иль не ведомо вам, что Хельги Великий запретил гостям, окромя нас, ходить на закат?

В былинные времена людей определяли по речи, хуизху. Уста не лживы, и Дукович моментально понял, кто этот старшой, что саженью в плечах.

– Море не ваше, море Волынское, а я, таксама рус, как и ты, но живу в Волыни, – ответил Страшила и, в попытке разойтись со старшим ватажки варягов миром, попробовал перевести диалог в иное русло: – А кто же величает Хельги Великим?

– Посланцы Хазарии дали ему грамату. Они прозвали Хельги Великим.

Белобрысый варин вдруг заорал:

– Лютовы эти ладьи! С Нево-озера ушёл от нас Лют.

– Труса празднуете? – в голосе старшого прорезалась презрительная нотка. – От саксов бегаете и от нас таксама? В Ригов мы посадника-бессермена привезли. С Ригова дань возьмём и с вас – недоимки.

Всё стало ясно Алесю в этот хмурый день и момент. «Да не будет болеть душа Страшилы! Битвы не избежать. Возьму все грехи на себя» – с этим решением он вдохнул полной грудью, вбирая прохладный воздух, что с напором веял от расшалившегося Варяжского моря.

– Ты, бочка дерьма, как смеешь ты своим нечистым рылом мутить здесь воду? – заговорил он, перевирая известные ему стихи, и его фраза не сразу дошла до понимания старшого: Алесь изрёк её по-русски, а меж русской речью и словенской большая разница. – Как смеешь ты, морда, указывать мне, князю Алесю?

Старшой побагровел: дошёл, должно быть, смысл. И он крикнул князю:

– С тебя первого сниму голову. И тризну тебе не обещаю.

– Ты же, княже, без брони! – вскричал кормщик.

Страшила хотел было также остановить Алеся, но тот махнул рукой и прыгнул через борт на берег. С кульбитом в воздухе. Прыжок ему был нужен не для эффекта, а для ускорения и настройки к бою.

– Князь-скоморох! – крикнул кто-то из варягов, и те дружно заржали.

– Ходить свиньёй! – зычно скомандовал Страшила.

Его витязи перепрыгнули на причал и спешно построились за Алесем.

Старшому варягов тем временем подали щит. Его первые движения выдали в нём заматерелого бойца, не склонного к красивому фехтованию. «Так и я фехтовать не буду» – с этим очевидным намерением князь по-самурайски поклонился старшому, чем вызвал новый взрыв хохота. Но старшой понял знак уважения, и его голова в шеломе произвела движение, похожее на кивок. И сразу он пошёл на сближение, первым нанёс удар и парировал щитом ответный удар. Неожиданно для старшого проба сил закончилась в следующее мгновение: клинок князя проткнул его горло, незащищенное кольчугой.

Он рухнул – и готы закричали своё: «О-один!»

Из-за пренебрежения к противникам с купеческих судов, они не стали строиться, а резво побежали толпой. Алесь сместился на правый фланг, подальше от воды и от стремительно двинувшегося строя лютичей. Несколько воинов с обритыми и рыжими головами устремились к нему, пылая жаждой мести. Их движения казались Алесю замедленными. Но удары, которые он отражал, были мощными. Покатились с плеч первые головы готов, снесённые его мечом. Упал на землю сраженный им варин. Иль абодрит. Не было ни одного мгновения, чтобы взглянуть на лютичей. Алесю пришлось совсем не сладко: сразу двое варягов с щитами наступали на него. Пришлось одному из них ударить по ноге, второму – тут же, с разворотом, ударить по незащищённой руке – и отсечь её вместе с мечом. С задачей вывести противников из боя он справился и побежал помогать лютичам. Те, врезавшись в толпу варягов, крушили их, но и сами падали под ударами боевых топоров. Бой, как показалось Алесю, шёл с переменным успехом. Его сближение с варягами было решительным, скорым, губительным для них. С их левого фланга он выбил несколько могучих телом воинов, чем и воспользовались лютичи. В считанные минуты они добили тех, кто ещё сопротивлялся. Прошлись по телам поверженных, без жалости убивая раненых.

На борту ладьи варягов кто-то спешно пытался оттолкнуться от причала и уйти в море. Кнут, не принимавший участия в битве, достал варяга стрелой. Комби Алеся было залито чужой кровью. Недолго думая, он бросился в воду и кролем доплыл до медленно разворачивающейся по течению ладьи. Ворочая большим тяжёлым веслом, подогнал ладью к причалу. А на берегу лютичи уже снимали кольчуги с поверженных варягов. Своих, павших в бою, они отнесли в сторону. Страшила осмотрел раненых лютичей и крикнул:

– Звать сюда старейшину.

Алесь тем временем с осуждением глядел на Кнута. Тот спокойно взирал с борта ладьи на князя.

– Что же ты не бился, Кнут?

– Там был мой брат.

– Ты же не из готов.

– И брат мой не из готов. Он норман. Он достойно бился и пал от княжеской руки.

– От моей?

– От руки Олега Дуковича.

Старейшина, седой рус, выслушал сказ Страшилы о намерениях варягов в отношении города Ригова и дал согласие принять раненых на излечение. В отношении людей и бойцов из Ригова для пополнения дружины ответил коротко:

– Говори с народом. Вече решит. Ныне же позовём всех на вече

Страшила только одобрительно хлопнул по плечу Алеся и никак не стал высказываться о его действиях в бою. Но жест был красноречив!

Вече, созванное в спешном порядке, заслушало и обсудило пламенную речь Олега Дуковича, и многие польстились на серебро, тут же выплаченное им за будущую службу и работу. Страшила укомплектовал команду для новой ладьи, нанял мастера для установки козла взамен сокола на носу ладьи.

На рассвете процессия лютичей, русов и кривичей следовала за санями с павшими лютичами к длинному кургану. На месте захоронения праха местный волхв выложил несколько магических кругов камней, которые, впрочем, должны были выполнять и иное назначение: оберегать прах павших и спасать насыпной курган от расползания. Небеса всё еще были затянуты облачностью.

Тела погибших вознесли на высокие поленницы, сложенные из стволов и дров рядом с длинным курганом. Руянский волхв произносил древние гимны с расстановкой и растяжкой звуков. Молвил слова прощания Олег Дукович:

– Пусть радуются души ваши в Ирии! Не забудем тебя, Некрас, и тебя, Милонег, и тебя, Воеслав, и тебя, Ратемир, и тебя, Хотеслав! Встали вы на защиту города Ригова, и любовь и благодарность наша и горожан да пребудет всегда с вами!

Страшилу сменил старейшина, а затем вновь раздался басовитый голос волхва со словами гимна об упокоении праха воинов, об освобождении их душ от всех бедствий и страданий. Гимн звучал над курганом и возносился к небу. В небесных хмарах с рассвета не было ни одного просвета, но звуки произносимых гимнов, казалось, начали разгонять облака, и, когда проглянул лоскуток чисто-лазурного неба – то был знак, – волхв указал Олегу Дуковичу на факел для возжигания огня. По традиции старший сын или старший в роду должен возжигать огонь. От горящего факела древо мгновенно занялось и объяло светлым пламенем тела павших. Лютичи, русы и кривичи повторяли ритуальные слова прощания вслед за волхвом. Прах каждого воина был собран, погребен в отдельном горшке. С воинами были погребены их мечи, а на месте захоронения насыпана землица. Волхв раздавал освященные блины, а Олег Дукович черпал и наливал в чашу медвяный напиток. Та чаша ходила по кругу и, пустая, возвращалась Олегу Дуковичу. С небес брызнул солнечный свет. Души воинов вознеслись в благословенный Ирий!

Отдельно захоронили варягов и готов. Там в тризне, проведённой тем же волхвом, участвовал только Кнут и князь Алесь.

ДУЭТ ДЛЯ ДВУХ РОЯЛЕЙ

Дружина города Ригова, возглавляемая князем Твердятой, и почти все горожане высыпали на пристань провожать ладьи. Глядя с кормы на мужчин и машущих платками женщин, Алесь вспоминал минувший день.

Накануне отплытия, князья лютичей, осмотрев крепостные сооружения, посоветовали Твердяте усилить службу дозорных и поведали о воинстве куршей, которое узрели вверх по Двине.

Князь Твердята и седовласый старейшина, услышав весть, ответили, что уже не раз обороняли город.

– Вам бы с куршами надобно помириться. Пригласите их на пир, да скупайте у них гянтарь.

– Гинтарас?

– Он самый. То наказ от Лютобора. Его новая лодья следом за нами придёт. Вам товар привезёт, да дале пойдёт, на Волин.

Русы, которых кривичи, по примеру немцев, иногда называли ругами, – то ли за красного цвета плащи и одёжи, то ли за обилие в их речи ругательств, кои кривичи избегали сказывать, – взяли в свои руки не только власть, но и оптовую торговлю. О том поведал старейшина:

– Мы пришли сюда вслед за кривичами, пришли не бедными, и город нами строится, и большой торг нами ведётся. Кривичи довольны: переняли у нас многое.

– Есть ли вести у вас с заката? – спросил Алесь.

Старейшина помрачнел лицом.

– Саксы на тех землях, что захватили, обращают наших в христиан, да посадили бестерменов дань собирать. Дают наши отпор, но грядут страшные времена. На закате наши князья вошли не только во власть, но и в раздор, и только чудо спасёт всех наших словен. То не мои слова. Сиё наш волхв поведал. Молвил он, что многие беды от князей наших. Не слушают они голос руянских волхвов. Не слушают они и местных волхвов. В Моравии народы, хоть и не наших корней, но разумеют по-словенски. Их злонравный князь-предатель отрёкся от нас, переметнулся на вражью сторону, принял христианство, привечает немцев да посланцев Попа римского. Не только проклятый Святополк Моравский, но и Борживой, князь чехов, принял христианство. Нетерпимо сие для народов!..

Когда вышли на морской простор, князь Алесь глянул на следующие за ним ладьи. Ныне его ладья шла первой. Для Страшилы, Кнута и Ярослава, кормщика Алеся, назначенного старшим на трофейный боевой корабль, он нарисовал по памяти карты Волынского моря и карты свейской земли Даларна. Стоя рядом с новым кормщиком Бориславом, он вспоминал минувший день и размышлял о том, что народ на той далёкой некоролевской земле свеев ещё столетие-другое будет жить в вольности, не зная ни власти, ни произвола королей. Ещё в граде Лютиче он объявил, что придётся задержаться в свейской земле на зиму. Не дело возить руду! Там в земле свеев надобно построить печи и выплавлять металл.

Задул боковой ветер, парус наполнился, и ладья ускорила свой ход. Алесь помочил палец слюной, пытаясь определить направление ветра.

– Что за ветер? Откуда дует? – спросил он Борислава.

– Меж лета шалоник, – ответил Борислав.

Сия информация была мало понятна, и князь решил, когда сменится Борислав, попытать его на предмет морской терминологии. Алесь до отбытия переговорил со всеми капитанами и кормщиками; все они ознакомились с картами и его планами; и лишние его указания Бориславу ныне не требовались. Возможно, от свежего ветра и бортовой качки, а возможно, по иной причине, Алесю стало не по себе, и кормщик заметил это.

– Никак впервые в море, княже? – осклабился он.

«Эх, Борислав! Не понимешь, и никто не поймёт страдания молодого Алеся» – так подумал капитан и, решив «отфутболить» кормщика, выдал ему ожидаемый ответ:

– Да нет, но морская болезнь опять начала донимать.

– Встань, княже, возле мачты. Там меньше качает, – посоветовал кормщик.

На палубе, кроме него и кормщика, на носу сидел смотровой да два помощника управлялись с парусом, время от времени исполняя команды кормщика. Все прочие из «экипажа» отдыхали под палубой на подтоварье – верхнем настиле для людей и груза. У мачты, в самом деле, бортовая качка показалась совсем не тяжкой для его организма, но ветер задувал с той же силой, и Алесь натянул капюшон на голову в попытке защититься от ветра.

– Ладно ходим! – крикнул кормщик, а Алесь, сжав кулак, поднял вверх большой палец в знак одобрения.

Порыв ветра проник в расстёгнутый на груди комбинезон, и Алесь ощутил холодок внутри комби. Дёрнув за скользящий бегунок, он застегнул то, что называл «молнией». Почти до шеи. Ощущение дискомфорта не покинуло его. Прислонившись спиной к мачте, он двумя руками схватился за пряжку, встроенную в комби на уровне пояса, в надежде затянуть пояс потуже.

Причину очередного злоключения Алесь объяснил позже самому себе своим легкомыслием: «На хрена таскал этот чёртов комби?»

Началось злоключение с невинного вопроса, заданного себе Алесем: «С какой же стороны дует ветер, который 'меж лета шалоник'?» Ответ последовал незамедлительно: «С юго-юго-запада.» – «Это я такой сообразительный, или не я?» – изумился Алесь. – «Я же считал себя всегда туповатым.»

Раздвоенное сознание мгновенно выдало сентенцию:

«Пожалуй, в каждом присутствует 'я' и 'не-я', добро и зло, свой и чужой, но не каждый осознаёт глубину и мудрость этой оппозиции. Твоё 'я' не осознавало и до сих пор не осознаёт свою вину. Твоё 'я' есть зло.» – «Так с кем моё 'я' общается?» – «Ты общаешься сам с собой, но твоё 'не-я' лучше и умнее, чем твоё 'я'.» – «Значит, моё 'я' убило капитана непонятного мне корабля, а где же было моё 'не-я' в тот момент?» – «Твоё 'не-я' и осознание вины рождается в эти мгновения. Твоё 'я' установило кьюбит, и настройки твоего 'не-я' скоро завершатся.»

– Что за ахинея?! – воскликнул вслух Алесь и твёрдо прошагал по палубе к своей 'каюте' с дверным косяком и отсутствующей дверью.

«Удивительно, более не страдаю от морской болезни» – не успел он так подумать, как получил ответ от своего 'не-я': – «Твоя лучшая часть способна на многое. Со временем поймёшь и оценишь!»

Выкрикнув слова нецензурного посыла, известного всем русским людям, Алесь снял с себя комби – и на князя, после поворота ладьи, через дверной проём упал благословенный луч солнца. На душе отлегло. Внутренний диалог, сводящий его с ума, прекратился, и он, уже с радостью в голосе, ещё раз послал по самому верному адресу своё 'не-я' и всех сволочей, иже с ним.

– Ты чего, княже? – спросил недоумённо Борислав, заглянувший в кабину князя.

– Жизни радуюсь. И свободе! Ты сменился? – получив утвердительный ответ, сказал: – Иди отдыхать, Борислав. Всё, как говорят за морем-океаном, окей!

Натягивая старый и привычный камуфляж, князь подумал: «Ишь, мерзавцы, придумали дуэт для двух роялей! Дуэт отменяется!»

К удовольствию Алеся, никто не стал ему возражать.