Текст книги "Алгоритм успеха (сборник)"
Автор книги: Владимир Савченко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Смотри, как бы он тебя не промоделировал, – холодно ответил Малышев.
Он подошел к электрощиту, повернул два переключателя. Погасли лампочки на пульте «Молнии», перестали завывать воздуходувки. В зале стало непривычно тихо. Сергей снял халат, надел пальто и берет, протянул Кайменову кожаную куртку.
– Одевайся, поехали… Хорошая у тебя кожанка. Сколько заплатил?
Володька поставил кожанку на пол. Она осталась стоять колоколом.
– Слушай, ты, – медленно сказал он, – специалист по перевозкам банного мыла. Я тебе всерьез предлагаю: давай промоделируем на «М-117» поведение Павла Николаевича Шишкина. Это можно сейчас сделать, а другого такого случая не будет…
– Знаешь, я, пожалуй, поеду троллейбусом, – Сергей повернулся к лестнице. – С тобой и в пустом-то зале разговаривать жутковато, а уж ездить на мотоцикле – слуга покорный…
– Ты, я вижу, совсем отупел на погрузочно-разгрузочных работах! Скидывай пальтишко, садись – я тебя развивать буду… Ты про данные института мозга слышал?
– Ну, слышал, – скучающе сказал Малышев. – «Из нескольких миллиардов нервных клеток коры головного мозга даже у талантливого человека задействованы лишь десятки миллионов, а у посредственного – миллионы или даже сотни тысяч…» – и все такое… Так что? Все равно это гораздо больше, чем транзисторов в твоей «М-117». А ведь транзистор – это еще не нервная клетка.
– Правильно. Теперь слушай дальше. Этот миллион клеток у Павла Николаевича перерабатывает всю информацию, которую он получает от органов чувств в сыром, так сказать, виде. В машины же мы всегда вводим не сырье, а полуфабрикат: информацию, закодированную в двоичные числа и логические схемы. То есть мы разгрузим машинный мозг Павла Николаевича от этой тяжелой работы. Далее. Будем моделировать не все его поведение, а только служебное, от девяти до пяти. Этим мы сразу отсекаем дела семейные, состояние здоровья, воспоминания детства огромный кусок информации. Служебная же информация в большой степени подчинена не эмоциям, а законам логики – это Валентин Георгиевич теоретически обосновал. Причем и эту информацию мы очищаем от шелухи подробностей: какое у меня было выражение лица, когда я с ним мило поговорил, какого цвета глаза секретарши Зоечки, – оставляем только суть. Двадцать восемь тысяч оперативных ячеек «М-117» это вполне потянут, а объем памяти у нее огромный.
– Ну, допустим, – согласился Сергей. – А откуда мы возьмем необходимую служебную информацию? Да еще ведь надо ее закодировать!
– А вон она, в шкафу! – небрежно повел головой Кайменов. – И уже подготовлена для ввода в память машины…
– Где?! – взвился Малышев.
– Шесть папок. Ты что, забыл, что я готовлю алгоритм «электронного организатора»? Да скинь пальтишко-то, упреешь… Я ведь тебе о том и толкую, что другого такого случая не будет. Во-первых, у нас в руках вся писаная информация: о структуре института, о сотрудниках, готовы схемы взаимоотношений с внешними организациями, инструкции обо всем – от присуждения степеней до выделения квартир. Во-вторых, мы с тобой и сами в курсе дела, располагаем неписаной информацией для оперативной памяти. В-третьих, есть конфликт между Шишкиным и мной, то есть та ситуация, когда все качества человека проявляются наиболее ярко, И в-четвертых, в нашем распоряжении машина..»
– В нашем ли? – усомнился Малышев. – Она ведь казенная.
– Да в том-то и дело, что я сейчас имею право, даже обязан, прежде чем моделировать «электронного организатора», проработать на машине задачи такого же класса! Мне это в план записано, понимаешь?
– Хм… – Сергей стал расстегивать пуговицы на пальто. – Покажи папки.
Кайменов сунул руку в карман, встал.
– Вот ключ, вон шкаф. А я пока сбегаю в магазин, куплю чего-нибудь поесть.
– Сигарет не забудь, – пробормотал Сергей, отпирая шкаф.
Володька действительно потрудился на славу. Сведения о научных работах, данные бухгалтерии, отдела кадров, местного комитета, требования к результатам научных работ, организационная и научная структура института, взаимоотношения общественных организаций, данные тематического плана, постановления, регулирующие работу института, – все было расписано в шкалы сравнительной оценки и расчерчено в виде логических схем.
– «Шкала значимости должностей, – читал Малышев, – Директор – 900, замдиректора – 450, начальник отдела – 360… так далее… ведущий инженер 160, старший инженер – 130…» Узнаю тебя, ведомость зарплаты! «Шкала значимости научных степеней и званий», ну, это тоже понятно. «Шкала административных воздействий»: повышение в должности – 1 000, премия 700–200, благодарности в приказе – 50… сотруднику ничего не будет – нуль… – Сергей усмехнулся. – Что ж, математически правильно: если шкала охватывает и положительные и отрицательные числа, должен быть и нуль. «Выговор – минус 50, выговор с лишением премии – от минус 100 до минус 600… Увольнение – минус 1 500…» Здесь Володька упростил, увольнения бывают по разным статьям. Впрочем, для начала сойдет.
Он взял лист из другой папки. «Схема административной подчиненности». Директор и заместитель заключены в квадратики, от директора – линии к кружочкам, в которые вписаны начальники отделов, от начальников отделов разветвления к руководителям тем, от них – к исполнителям. От замдиректора Шишкина разветвления к отделу кадров, к руководимому им отделу, к снабженцам, мастерским, службе обеспечения. Правильно. «Схема внутренних научных связей»: директор – Ученый совет – отделы, тематические группы – исполнители…
Вернулся Кайменов, выложил из карманов кожанки колбасу, булочки, сигареты, две бутылки кефира.
– Послушай, а что это за пунктирные линии? – спросил Малышев.
– Где?
– Ну вот: от исполнителей к начальникам отделов, к Ученому совету…
– Обратная связь. Ведь у исполнителей тоже есть идеи, замыслы. Инициатива снизу, так сказать.
– Отсеки, не смущай машину, – посоветовал Малышев. – Шишкин, поддерживающий инициативу снизу, – самый короткий анекдот!
– Это ведь не для Шишкина писалось. А как вообще? – Володька с надеждой посмотрел на товарища.
– М-м… все правильно, во всяком случае правдоподобно. Только для данной задачи надо упростить. Ни к чему вводить в память все отделы, всех сотрудников, все работы. В конфликте участвуете вы двое. Впрочем, без Валентина Георгиевича не обойдется – трое. Ну и я, как невольный свидетель. Стало быть, четыре персонажа – четыре главных машинных кода.
Сергей взял листок, написал:
– По этим четырем адресам и будем распределять всю информацию, идет? Если она благоприятна для данного адресата – число со знаком «плюс». Если нет «минус».
– Правильно, товарищ 100! Давай упрощай схемы, а я пока запрограммирую шишкинские алгоритмы… Итак: «Разделяй и властвуй». Гм… Это относится к персонажам, к трем главным адресам. Передача информации и команд происходит лишь через объект 001, через Пал Николаича… «Око за око» – программа взаимного вычитания. Первым обращается в нуль меньшее число…
– Стоп! – Малышев положил карандаш. – Не кажется ли тебе, что ты на Пал Николаича напраслину возводишь?
Кайменов поднял на него затуманенные глаза.
– О чем ты?
– Об алгоритмах, которые ты придумал. Какие у тебя доказательства, что он руководствуется этими «разделяй и властвуй», «око за око»?
– Мозг его я, конечно, не исследовал… но, по-моему, это очевидно…
– В математике не существует очевидного. Мы не должны предписывать модели рецепты поведения, – упорствовал Сергей. – Очень возможно, что алгоритмы ПэЭнШа не так просты, как пословицы и поговорки…
– Ой, правильно! – в восторге прошептал Кайменов. – Умничка! Не надо алгоритмов, к черту алгоритмы! Мы сообщаем машине информацию об обстановке, задаем цель, и пусть выкручивается как может; ищет оптимальный вариант поведения. И нам работы меньше. – Он порвал листок. – Сережка, ты гений!..
Оранжевый трепещущий свет неонок на пульте складывался в причудливые фигуры. Электронный луч на контрольном экране то рисовал спокойную зеленую горизонталь, то изламывался серией импульсов. Глухо пощелкивали контакторы моторов магнитного барабана. В пластмассовом кубе «М-117» теперь поселилось какое-то электронное существо. Стремительно и бесшумно оно включало и выключало транзисторы, направляло потоки электронов через диоды, выплескивало импульсы магнитного поля в ферритовых кольцах. По проводам-нервам метались, усиливая или уничтожая друг друга, электрические сигналы.
Кайменов и Малышев нервно курили возле пульта. Через десять минут мерцание неонок на пульте прекратилось.
– Так… – Володька погасил окурок. – Можно запрашивать. Давай для начала… запросим 010. Как вы относитесь к Валентину Георгиевичу, уважаемый ПэЭнШа-два?
Он перекинул три тумблера на панели пульта: два вправо, один влево. Тотчас же раздалась отрывистая дробь цифропечатающего устройства, из прямоугольного зева выдвинулся белый язык бумажной ленты. Инженеры склонились над ним.
– Адрес 2, подадрес «электронного организатора», – переводил Малышев цифры. – Символы вычитания, числа… Дай-ка наши таблицы, без них не разобрать. Так, так. Намеревается вычесть из «электронного организатора» функции 14, 21 и 35…
– Распределение премий, распределение повышений и распределение жилплощади, – справился по листу Володька.
– …и прибавить их себе. Эге! В следующих строчках от этих функций Павла Николаевича возникли дополнительные прямые связи в административных и общественных схемах. И даже какие-то обратные…
– Что ж, это тоже понятно, – Кайменов снова положил пальцы на тумблеры.
– Запроси насчет частных задач по перевозкам, – быстро сказал Сергей. Пусть ответит как на духу: почему он так полюбил эти задачи? Почему пренебрегает общим решением?
– Ввожу!
«М-117» отбарабанила новый кусок ленты. Кайменов пробежал по ней взглядом:
– Адрес 4, подадрес «перевозки». Постой, у него иная оценка значимости этих задач… – Сергей навис над ним, дыша чуть ли не в ухо. – Ага, есть! Частные задачи – с каждой по статье. Общая задача – всего одна статья… Все правильно: количество научных трудов – это же самый железный критерий в науке. Смотри. Шишкин – а понимает!
– Ни черта он не понимает, – в сердцах сказал Сергей.
– Ну ладно, – Кайменов повернулся к пульту. – А теперь запросим про себя.
На этот раз дробь литер буквопечатающего устройства получилась удивительно однообразной. Малышев оборвал ленту, взглянул.
– Что такое?! Одни нули. Даже твоего адреса нет… – Он поднял глаза на товарища. – Слушай, Володька, а ведь он тебя того… убил…
3. УБИЙЦА МЕНЯЕТ ПРОГРАММУКайменов посмотрел на ленту, потом на машину, лоснившуюся в свете ламп, скривился.
– Фи, как грубо! Наверно, получился сбой![2]1
Двоичные числа: 001 = 1; 010 = 2; 011 = 3; 100 = 4. (Прим. авт.).
[Закрыть] Проверим оперативную память… – Он нажал несколько кнопок на пульте.
Ни одна лампочка на пульте не мигнула. Володька чертыхнулся, нажал несколько белых клавиш.
– Батюшки, сведения обо мне остались только в долговременной памяти, над которой машина не властна. Некролог, милое дело!
Он стал вышагивать по залу. Малышев следил за ним.
– Вообще Павел Николаевич – мужик крепкий. И если он тебя подстережет где-нибудь с кирпичом, проблема 011 будет решена окончательно.
Кайменов рассеянно посмотрел сквозь него.
– Постой, я, кажется, понимаю. Надо ввести шкалу опасностей. Конечно! Напугали бедную машину до смерти. Я ведь не намереваюсь отнимать у Павла Николаевича жизнь, руки-ноги, даже здоровье. – Он подошел к столу, стал набрасывать на листке. – Жизнь – 10000, большой вред здоровью, членовредительство, так сказать… Сколько?
– Пять тысяч, – подсказал Сергей.
– Тяжелые болезни – 3 000, легкие болезни – 1 000. Что, спрашивается, в сравнении с этим какая-то сотня, связанная со служебными неприятностями? Стоит из-за нее уничтожать хорошего меня?
Кайменов сел за пульт, положил листок перед собой.
– Ну, попробуем теперь, – сказал Кайменов, когда замершая россыпь неонок показала, что машина переварила новую порцию информации.
Он перекинул рычажки тумблеров на 011. Цифропечатающее устройство резануло по тишине зала пулеметной дробью: язычок ленты был усеян строчками нулей.
Кайменов с негодованием взглянул на машину.
– Ну что ты на это скажешь? Ничего себе оптимальный вариант!
Сергей сел, вытянул ноги.
– Когда будешь составлять завещание, запиши на меня мотоцикл и куртку: буду ездить и вспоминать тебя хорошими словами.
– Сережка, шутки шутками, но ведь первые два решения вполне правдоподобны… И потом: почему он не прикончил Валентина Георгиевича? Ведь его позиция для Шишкина тоже не сахар.
– Ну, на Валентина Георгиевича у него чисел не хватит!
Образ Павла Николаевича, который со сбитым набок галстуком, энергично двигая плечами, душит Кайменова, возник перед глазами Сергея. Он поморщился:
– Нет! Он не настолько дурак.
Володька вдруг стал столбом посреди зала.
– Есть! Боже, какие мы с тобой идиоты!
– Почему обязательно «мы с тобой»?
– Кто ж еще? Все ввели: схемы, шкалы, постановления, инструкции… Уголовный кодекс не ввели, понял? Сколько времени? Пол-одиннадцатого! Так…Только один человек сможет меня спасти в этот поздний и страшный час.
Кайменов набрал номер телефона.
– Клава? Вот что, маленькая: зайди к Михал Николаичу, возьми у него Уголовный кодекс, поймай такси и жми сюда… к проходной института. Что значит «поздно»?.. У Михал Николаича все есть… Маленькая, ну зачем эти «зачем»? Ну, здесь замышляется убийство с обдуманным намерением, ну, мы хотим предотвратить… Все, жду!.. Да! Возьми у Михника еще Кодекс законов о труде. Обязательно!
Положив трубку, он победно посмотрел на машину:
– Пусть знает, что и уволить меня не так-то просто!
…Они вышли из института в половине первого. Клава, жена Володьки, ждала, сидя верхом на одиноко блестевшем под луной мотоцикле: не хватило денег на обратный путь в такси. Кайменов завел мотоцикл, распрощался с Малышевым, и они умчались в пахнущую весной темноту.
Сергей направился к остановке. Город лежал внизу. Вереницы газосветных фонарей расчертили его светящимися голубыми пунктирами. Трамваи и троллейбусы озаряли низкие тучи фоторепортерскими вспышками от пантографов. Сегмент луны воровски выглядывал из-за туч. Холодно лоснился накатанный шинами асфальт.
По случаю весны на шестигранном, как карандаш, бетонном столбе у остановки появился большой жестяной плакат:
ВНИМАНИЮ ГРАЖДАН!
Посадка огородов в черте атомного реактора воспрещена.
Произведенные посадки будут перепаханы.
Дирекция ядерного института.
– Атомный век! – усмехнулся Сергей, вскакивая в подкативший троллейбус.
4. РАЗГОВОР-ТЕСТПосле обеда Валентин Георгиевич уезжал в физико-технический институт читать лекции, а в его кабинете поселялся Шишкин. В это время к нему и пришел Сергей Малышев.
Ступив на порог кабинета, Сергей удивился: как преобразилось здесь все! Шелковые портьеры на окнах были приспущены и процеживали, казалось, лишь сумеречную сосредоточенную отрешенность. Предметы, которые при Валентине Георгиевиче просто не замечались, сейчас лезли в глаза, давили своей значительностью. Ковровая дорожка цвета генеральского лампаса уходила в перспективу к полированным столам, составленным посадочным знаком «Т». Телефонный агрегат из перламутровой пластмассы (внутренний, внешний, междугородный) солидно лоснился, готовый испустить ответственный трезвон. Небольшая коричневая доска, с которой были стерты меловые формулы, совсем стушевалась на стене. Весь вид кабинета как бы говорил, что здесь нельзя просто сидеть и работать – здесь надо принимать меры.
Павел Николаевич необыкновенно точно вписывался в обстановку. Он сидел слева от телефонного комбайна, развернув плечи, читал бумаги, на лице его застыло выражение по форме № 2.
…По мнению институтских острословов, у Шишкина было четыре выражения лица, которые он утром примерял вместе с галстуком и потом носил весь рабочий день с перерывом на обед с часу до двух:
выражение № 1 (для бесед с вышестоящими в научном и административном отношении товарищами, для сопровождения высоких комиссий и иностранных делегаций, а также корреспондентов крупных газет): любезность, внимательность, готовность согласиться, поддержать и засмеяться удачной шутке;
выражение № 2 (для разговора с подчиненными): взгляд, смотрящий чуть поверх и за собеседника и видящий нечто, рядовому сотруднику недоступное; хмурая озабоченность делами, несравнимо более важными, чем то, которое приходится обсуждать; ритмичное наклонение головы, которое означало, что все сказанное известно ему тысячу раз;
выражение № 3 (для присутствия на семинарах, Ученом совете, конференциях): снисходительная внимательность, скучливое понимание и того, что говорит докладчик, и того, что он намеревается сказать; усталая удовлетворенность от обилия свершенного им самим;
выражение № 4 (для сидения в месткоме, в партбюро, в президиумах и для выступлений): неподвижная идейность во взоре, мрачноватая решимость и озабоченность проблемами и делами коллектива.
«Да, интерьерчик!» – подумал Сергей, ступая по малиновому ковру. Приблизившись, он быстро глянул на папку, которую листал Шишкин, и почувствовал чисто научное удовлетворение: «Личное дело Кайменова Владимира Михайловича».
Заместитель директора, увидев свидетеля вчерашнего скандала, нахмурился и быстро отодвинул папку. Сергей и бровью не повел. У него несколько дел к Павлу Николаевичу – как к ученому, как к руководителю и общественнику. Поскольку он, так сказать, один в трех лицах. (Единый в трех лицах Шишкин расправил и без того прямые плечи.) Не считает ли Павел Николаевич, что результаты их работ по расчету оптимального графика перевозок красителей органических уже можно оформить в статью двух соавторов? Собственно, статья начерно написана. Собственно, вот она. Надо лишь кое-что обсудить и уточнить.
Выражение лица Павла Николаевича стало промежуточным между № 2 и № 1; наклонение головы и легкая улыбка свидетельствовали, что он готов и обсудить и уточнить.
В течение двадцати минут оба демонстрировали друг другу горячий интерес к проблеме перевозок красителей.
– Здесь необходимо вставить абзац о значении оптимальных перевозок красителей, – замечал Павел Николаевич.
– Да, да, конечно, – соглашался Малышев, – это я упустил.
– А это следует изложить более осторожно. Не «разработано», а «показана возможность». Научная осторожность, она, знаете…
– Да, пожалуй.
– А здесь следует выпятить роль Валентина Георгиевича, отметить его идеи…
– И сослаться на монографию?
– Обязательно. О-бя-за-тель-но!
Наконец Шишкин не выдержал:
– А этот… как его? – он даже потер лоб, чтобы вспомнить незначительную фамилию Володьки, хотя Сергей мог бы поклясться, что она пылает в его памяти, как неоновая реклама. – Этот… – Павел Николаевич придвинул папку. Кайменов… Как у него дела с алгоритмом «электронного организатора»?
Малышев решил отмежеваться.
– Кайменов? Мы обычно работаем в разные смены, не знаю точно.
– Да, да… Ну, вы статеечку доработайте в соответствии… и мы пошлем ее в журнал «Химическая промышленность».
– Но, Павел Николаевич, у этого журнала ведь не тот профиль, не кибернетика! – не удержался Малышев.
Шишкин посмотрел на него светлым взглядом:
– Зато химия. И мы – химия плюс кибернетика…
– Плюс транспорт?
– Да. Постойте, а вы, кажется, подсказали мне мысль. Можно послать и в журнал «Железнодорожное дело». Это будем иметь в запасе.
Шишкин помолчал, озабоченно хмуря лоб.
– А этот… Кайменов… вы его хорошо знаете?
– Да… как вам сказать? Постольку-поскольку… – Сергей насторожился: начинался второй цикл развития алгоритма «я тебе – ты мне». – Учились на одном факультете.
– Он и тогда отличался такими… э-э-э… выходками?
– Такими, собственно, нет, но…
Шишкину было достаточно этого «но».
– Да, да, крайне недисциплинирован, возомнил о себе. И характеристика от института у него не блестящая – отнюдь. Вот: «С товарищами по учебе нетактичен, в общественной работе участвовал мало…» Нам либерализм этих характеристик известен: и вовсе не участвовал и выпады допускал, а все равно напишут уклончиво, чтобы не портить карьеру. Вот и получается… И у нас он уже неоднократно отличался… («Сейчас – про опоздания, – подумал Малышев. Ну, раз, два…») А трудовая дисциплина?! Четыре опоздания с начала года…
«Он далеко живет», – чуть не сказал Сергей, но вовремя спохватился: от алгоритма отступать нельзя.
– И, наконец, вчерашнее, – распалялся Шишкин. – Сегодня он меня обзовет, завтра – Валентина Георгиевича, послезавтра… – он осекся, не решаясь сказать, кого Кайменов назовет «дураком» послезавтра. – И такому человеку доверили ответственную научную работу! А?
Сергей понял, что сейчас самое время ввести в разговор алгоритм «тише едешь». Лицо у него сделалось уклончиво-непроницаемым.
Шишкин помолчал, взглянул на него с плотоядной ласковостью.
– А какое у вас еще ко мне дело, Сергей… э-э… Алексеевич?
– Все-таки пора нам, Павел Николаевич, браться за общую задачу по составлению оптимальных графиков перевозок. Ведь частные перевозки – это задачи-однодневки… – Павел Николаевич придал своему лицу выражение № 2, но Сергея оно не смутило. – Сейчас на крупных узловых станциях, на перевалочных базах уже внедряют вычислительные машины. Скоро они будут везде. Можно разработать для них стандартные программы применительно к любым грузам и программы согласованной работы всех машин по стране. Конечно, это сложнее, чем расчеты оптимального графика перевозки молока, но зато какое научное значение будет иметь этот алгоритм! А экономическое?! Ускоряются перевозки, нет простоев, товары не портятся, миллионы рублей экономии!
Сергей сам увлекся, излагая Шишкину план, как построить обобщенный алгоритм перевозок. Шишкин ритмично кивал головой. «Неужели не проберет?» Малышев поднял голову, встретился с глазами Павла Николаевича и заметил в них не поддающийся научной классификации блеск. Но тот сразу же привел свое лицо в соответствие с формой № 2.
– Интересно, конечно, интересно… Но здесь еще надо хорошенько подумать… хорошенько надо подумать, да… – тянул он. – Основательно… да… (Сергей вспомнил, что вчера вечером «М-117» точно так же многократно пропускала эту информацию через линии задержек, прежде чем переварила ее в логических блоках.) – Чтобы все было обоснованно… продуманно, да. Мы к этому вопросу еще вернемся…
«Не переварил, ушло в пассивную память». Сергей встал, попрощался.
После этого контрольного разговора они с Володькой и вручили Валентину Георгиевичу первый пакет.
Вечером того же дня Володька и Сергей ввели в «М-117» дополнительную информацию для модели «ПНШ». Поведение ее было просчитано на две недели вперед. Комбинаций чисел и команд предсказывали:
1) Павел Николаевич обяжет Кайменова резко сократить сроки работы по алгоритму «электронный директор».
2) Он откажется принять на работу в группу Володьки инженера Власюка, которого тот себе присмотрел.
3) Он выдаст за свою идею Малышева об обобщенном алгоритме перевозок грузов.
– Фу, как банально! – разочарованно воскликнул Кайменов, упаковывая в конверты куски лент с числами машинных предсказаний и листки перевода. Никакой тебе искры божьей, никаких тайн мадридского двора. Только и прорезалось однажды злодейство, да и то по нашему недосмотру…
Первые два предсказания подтвердились в течение недели. Как-то после обеда Кайменов вбежал в машинный зал, размахивая бумажкой, позвал Сергея:
– Есть! Смотри: «Отказать ввиду несоответствия специальности. П. Шишкин, 10 апреля 196…» Все по науке.
Малышев взял заявление, пробежал глазами. «Прошу принять меня на работу в отдел вычислительной техники на должность…»
– Он что, в самом деле не соответствует?
– Формально – да. У него в дипломе написано «инженер-радист». Но с таким же успехом можно отказать двум третям инженеров института. Ведь мы учились, когда кибернетика считалась лженаукой. Я тоже «инженер-радист», ты электрик… А по существу, радист Власюк на заводе в Н-ске руководил бригадой по наладке вычислительных машин. Чувствуешь?
– И парень стоящий?
– Очень стоящий, с идеями, несколько изобретений сделал на заводе.
Володька погрустнел, спрятал заявление в карман.
– Так, может, тебе следует поговорить с Валентином Георгиевичем?
– Что ты?! – удивленно взглянул на него Кайменов. – Так мы все испортим. Ничего не попишешь, наука требует жертв.
– Смотри, тебе виднее…
День спустя в зале появился Шишкин. Он прогулялся по рабочим местам инженеров, пожурил вычислительницу Лидочку Чайник за неаккуратные записи в журнале, потом подошел к Кайменову. Сергей не утерпел и подошел ближе, к шкафу, стал рыться в справочниках.
– Ну, как у вас дела с «электронным… хе-хе… директором», Владимир… э-э Михайлович?
– «Электронный директор» мне в план не записан, Павел Николаевич, а вот «электронного замдиректора» уже, пожалуй, можно программировать, – бодро ответил Володька.
– Ага… гм… – Шишкин слегка помрачнел, но продолжал разговор. – Очень хорошо, что у вас все так хорошо, что вы идете впереди графика. Стало быть, к Первому мая можно осуществить запуск «электронного организатора»?
– К Первому мая? – Володька с интересом посмотрел на своего начальника. По плану первая проба намечена на конец мая! У меня еще нет многих данных…
– Но вы сами говорите, что можете программировать… этого… замдиректора. Что ж вы, то так, то этак? На семинарах расписываете своего «электронного организатора» так, что всем кажется, будто машина уже подменяет администрацию и общественность, а на деле – в кусты? Надо дать к маю обязательно.
При упоминании о семинаре правое ухо у Володьки заалело и стало сливаться с шевелюрой.
– Значит, к Первому мая? К светлому празднику всех трудящихся?
– Да, к празднику всех трудящихся! – с достоинством ответил Шишкин.
– Чтобы звучно отрапортовать? И это после того, как вы отказались принять на работу Власюка?! – Кайменов драматическим жестом подвинул к Шишкину лист бумаги и авторучку. – В письменном виде, пожалуйста. Чтобы потом не меня упрекали, что я запорол работу.
Шишкин было заколебался, глядя на листок. Но отступать было некуда: он сел к столу.
– Еще один удар в нашу пользу, – ликующе сказал Володька, когда Шишкин удалился из зала. – «Ведущему инженеру Кайменову В. М. Поскольку задание по разработке алгоритма «электронный организатор» выполняется успешно, считаю, что работу следует вести в более сжатые сроки. Предлагаю Вам подготовить экспериментальные программы для машины и осуществить пробный запуск до 1 мая сего года. Начальник отдела, к. т. н. П. Шишкин». Подпись, дата… Простая математика: если уменьшить время на работу, то она либо будет сделана в меньшем объеме, либо вовсе провалится. В такой сложной задаче, как электронная модель всего института, это не исключено. Понял, как работает?
– Да, «по-мокрому», – сказал Малышев. – Но ведь ты не справишься до мая?
– С «электронным организатором», конечно, нет. А с «электронным замдиректором»… кто знает? Либо я с ним, либо он со мной.
