Текст книги "Типичный Петров"

Автор книги: Владимир Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

31. ДАВАЙ…

– Давай я сегодня буду главная, – предлагает Вита.

Мы с ней вышли из того самого ресторанчика, в котором впервые встретились ровно год назад. Октябрь, и Вита такая осенняя: уже не алеет ее сумасшедшая грива, аккуратно постриженная и окрашенная в сдержанно-медный цвет. И вместо экстравагантной рыжей куртки с металлическими заклепками и кожаными кистями на ней вполне добропорядочное пальто в черно-белую клеточку.

– Давай, – соглашаюсь. (Будто не была она главная весь этот год!)

– Сейчас мы будем наслаждаться друг другом. И так, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнилось. Видишь вон ту машину? – Что-то зелено-японское стоит на обочине. – Это покровитель дал мне на прощанье попользоваться…

– А ты говорила, что у него “мерседес”.

– На “мерседесе” он сам катается. А это, кажется, сына тачка, которую он у него отобрал за плохое поведение. И сегодня мне дал для того, чтобы все дела здесь завершить. Я сегодня прямо и начинаю с дела номер один. Гражданин Петров, Юрий Николаевич. Сорок шесть лет

– или уже сорок семь? Рост средний, член тоже средний. Особых примет нет. Вступает с женщинами в контакты, говоря им ласковые слова, перед которыми трудно устоять. Развлекался со мной с октября прошлого года. При этом страстно любит свою жену. Сколько у него еще любовниц – не знаю. Буду без него в Москве страшно скучать.

С Невского сворачиваем на Марата, за Ямским рынком – на Боровую. По местам, так сказать, боевой славы проезжаем. Нет, даже почему-то въезжаем в хорошо знакомый двор.

– В Купчино нельзя, туда уже могут нагрянуть в любое время. А у меня ключик есть от подружкиных апартаментов.

– А подружка сама где? – спрашиваю, тупо уставившись в выцветшие темные знаки, нарисованные когда-то масляной краской возле Викиных дверей (в сумме эти две цифры, между прочим, составляют тринадцать, чего я раньше не замечал). Но удивляться я перестал уже давно. Года полтора, как ничему не удивляюсь.

– Подружка уехала в Израиль. Сначала у мамы погостить, а если понравится, то и навсегда. Думаю, кто-то кому-то понравится точно.

Или она Израилю, или Израиль ей.

– А как ее зовут?

– Познакомиться хочешь? Виктория она тоже, только Вика.

Вот она где, оказывается. Да… Мы все евреи понемногу, как говорится, но чтобы насовсем туда перебираться… Прошла ведь мода давно, да и взрывы в Иерусалиме считай каждый день. А какая ей там пластическая драма? Все искусство оттуда сейчас назад едет – и прославленный

Михаил Козаков, и упитанный певец этот – как его? – тот, что про привет поет…

– Надевай вот эти тапочки, они бывшие мои и побольше. А я Викины возьму, маленькие. Она такая вся изящненькая, прелесть.

Хаживал я уже в этих тапочках, пока их законная владелица томилась за решеткой. Что тут со мной вытворяют! Разлюбил я Вику, забыл, так мне напоминают зачем-то.

– Слушай, как мне нравится здесь с тобой! Жалею, что тебя сюда раньше, при Вике, не приводила. Мы могли бы хорошее трио составить.

Целую ее в губы.

– Давай в ванночке вместе посидим погреемся. Смотри, тут даже немножко пены Вика нам с тобой оставила.

– Давай. Но про подругу-то расскажи. Откуда она взялась?

– В Москве кто-то мне дал на всякий случай ее номер. Однажды я с покровителем поссорилась, позвонила, пришла сюда с бутылкой.

Напились мы с ней и заснули в обнимку. Так и спали неделю, а два раза она меня по-настоящему ласкала, доводила до… Я ей говорю: давай я тебя тоже, но она не захотела. Но вообще она женщина нормальная, у нее здесь и мужчины бывали. А один, говорит, ей очень нравился, но был крепко женат, вроде тебя. Она его даже ни с кем не совмещала, отдавалась ему одному… Надеялась, что встретила наконец доброго и тонкого человека. А то ведь ей страшно не везло. Замуж выскочила, как и я, рано, но этот приличный с виду человек стал напиваться и ее поколачивать.

– Чем, как?

– Да чем попало по чему попало. Знаешь, как ваш брат по пьянке дерется? Он ей голову чуть не раскроил один раз.

“Так вот откуда шрамик-то, вот с какой горки она каталась…” – это я про себя. В сторону, как пишут в пьесах.

– Ну, Бог сжалился над подружкой моей и мужа прибрал. Но вот нового и качественного взамен бракованного он так ей и не предложил… Вода там не перетекла? Раздевайся скорее! Хочешь роль Вики исполнить?

Моя роль оказывается несложной, сидячей, а Вита встает большими ступнями на края ванны и приседает на корточки. Вот какая бывает пантомима на двоих! Полная открытость с обеих сторон. Только бы не потеряла равновесие моя красавица, когда судорога по ней пройдет…

Вита разбирает постель.

– Смотри, какая здесь простыня сексапильная. Ты когда-нибудь занимался любовью на зеленой простыне?

Как тут ответить? Врать лишний раз не хочется, а скажу правду – Виту так изумлю, что мы о Вике проговорим все оставшееся у нас на двоих время. Нет уж, пускай эта молчунья побудет третьей лишней и посмотрит на нас своими невинно-коварными глазками с черно-белой фотографии, стоящей на комоде.

– И на зеленой, и на голубой, и на серо-буро-малиновой…

– Да, врать ты здорово научился. С кем теперь жену будешь обманывать? Или станешь примерным семьянином?

На этот вопрос можно не отвечать, потому что Вита уже раскинула руки и закрыла глаза. Путешествую по ней губами, люблю ее всю, хотя и не могу отделаться от ощущения, что Вика здесь с нами. Большая грудь

Виты вобрала в себя маленькую Викину, то же с бедрами, ягодицами.

Общий у них запах – той же ванной пены.

– Ты меня потрогал сейчас совсем как она…

Так, и она о том же думает. Пора проявить характер и осуществить то, что может сделать только мужчина. Буду грубым мачо и накинусь на нее как зверь…

– Ой, не надо, это не ты, не твое… Мне и так хорошо, а сейчас будет обалденно. Не торопись.

С болью выходя из уютного места, не удерживаюсь от комментария:

– Так тебе и по-простому нравится? Мы с тобой все чаще приходим к тому, с чего обычно начинают.

– Конечно, милый мой кубарек. Я еще только начинаю тобой увлекаться.

Ты еще в Москву приедешь, и мы займемся любовью в Большом театре.

– А он не на ремонте?

– Ну, во МХАТе, какая разница…

Провожать дневной поезд больнее, чем ночной. Остаешься наедине с собой, и на тебя беспощадно надвигается вечер. А чем дальше живем, тем вечера все меньше нам обещают, все больше намекают на конец чего-то. Доживем до настоящей старости – и каждый вечер будет репетицией смерти.

Вита изо всех сил хорохорится, сверкает глазами, строит гримасы. А я чувствую, как переполняет ее непобедимая грусть. Обнимаю изо всех сил, но любившая меня грудь слишком отдалена одеждами.

Да, просто так нам ничто не дается. Получил за сравнительно короткое время тройную дозу любви, так вот теперь стало втройне грустнее.

Сегодня только с двумя попрощался. А началось все с тебя – и дальше уже пошла цепная реакция.

Беседую с тобой, так сказать, виртуально, но отнюдь не уверен, что смогу проговорить тебе это все при встрече, если вдруг таковая состоится. Не на кого вывалить все эти впечатления и ощущения. А для одного груз великоват.

Когда я в прошлом году с одной незабываемой женщиной гулял по одному старинному городу, она, внимательно глядя на меня живыми серыми глазами, задумчиво так произнесла: “Ты умеешь любить”. Я тогда даже и значения этому не придал: подумаешь, редкое качество. А теперь вдруг дошло, что ты сказала правду, но к этой правде имеется важное дополнение: я не умею разлюблять. Опасное, черт возьми, свойство.

Прихожу домой: Беты еще нет. Почему, спрашивается, нет ее, когда у меня такая трудная минута? Даже рассердился я немного. Но мука одиночества недолго длится – тут же следует негромкий, спокойствие несущий звонок:

– Ю-ю, хочешь меня встретить?

Еще бы я не хотел! Все время всех провожаю, надо же иметь в своей жизни кого-то, чтобы его только встречать! Встречать всегда, встречать везде… Жду уже, когда будет названо точное время, а философ мой вдруг на том конце провода начинает шушукаться с каким-то посторонним лицом, после чего отчужденно-отрывисто произносит:

– Ты знаешь, тут еще один разговор предстоит. Извини, пожалуйста, я тебе попозже перезвоню.

И прерывает связь на этих сухих словах, не добавив ничего мягко-интимного – типа “целую” или хотя бы “не скучай”. Что это за разговор предстоит и с кем? Не скажу, что впервые укольчик подозрительности ощущаю: при Бетиной рискованной открытости она раза три-четыре (это за все двадцать два года) неосторожно задевала во мне орган ревности. Но теперь, после того как…

“И ты это вполне заслужил. Поделом тебе, старому козлу, гуляющему по чужим огородам”. Это кто же мне такие гадости тут говорит? Телевизор выключен, радио тоже. Стены у нас старинные, голоса соседей не пропускают. А, это голос совести во мне наконец прорезался.

Противный голос, надо сказать.

Чем заняться, чтобы скоротать мучительный промежуток? Какую-нибудь книжку почитать, что ли? Но там же все не про меня… Сажусь за ноутбук проверить имейлы. “Здравствуйте, Юрий Петров! У вас нет новых писем”. А, вот и звонок наконец. Только почему-то не телефонный, а в дверь. Пока иду, Беатриса уже своим ключом открыла и вошла. Вся такая загадочная, наэлектризованная…

– Меня тут прямо к дому подвезли, как-то неудобно было еще раз тебе звонить.

Это при ком же было неудобно позвонить по мобильнику родному мужу?

Ну-ну, подождем, что нам расскажут теперь.

32. СИДИТ НА ДИВАНЕ…

Диван этот с волнообразно изогнутыми формами – единственный наш древний предмет меблировки. Начало двадцатого века, Голландия. Ножки

Беатрисы укрыты клетчатой Шотландией. Подношу ей пятьдесят граммов

Франции в большой хрустальной Германии – в общем, весь мир к ее услугам.

– Сегодня, впрочем, я коньяк уже пила. Была у меня после вечера очень необычная встреча.

– И кто же он?

– Да не он – она.

– А, тогда неинтересно…

– Как сказать. Мне как раз очень интересно было, и ты, кстати, зря притворяешься, что к женщинам безразличен. Это ведь совсем не так…

Признайся.

– Не признаюсь ни за что, но про встречу твою – согласен выслушать.

– Ну вот. Все полчаса моего выступления я чувствовала на себе прицельный взгляд. Злой ли, добрый – даже не могла понять. Но очень, очень внимательный. А когда кончились речи и музыка отыграла, подходит, даже подплывает ко мне дама возраста что-то под сорок, полноватая, но не рыхлая, а крепко сбитая. Низкая посадка, широкие бедра. Живые серые глаза, губы большие и чувственные, таким бутончиком. По-моему, ты именно к такому типу неравнодушен, но не имеешь смелости себе самому признаться. Одета во все модное, из бутиков, но выбранное по провинциальным представлениям. И все-таки какой-то свой стиль есть. Начинает мне вопросы задавать, довольно толковые, а когда разговор разогрелся, предлагает продолжить его в кафе, которое тут рядом. За рюмкой мартеля она от общих положений о том, что источник счастья внутри нас, перешла к своему собственному положению, к отсутствию контакта с мужем и дочерью…

– А где она живет?

– В Пскове не то в Новгороде. Работает в фирме, муж – бизнесмен среднего разлива. Сама она очень такая земная, природная, с большим запасом оптимизма, но счастья большого в жизни так и не вкусила, говорит. Мужчины все встречались то женатые, то эгоистичные, а то и женатые эгоисты.

Спросила меня: “Может быть, надо уметь не зависеть от мужчины?” Что я могла ответить? “Может быть, и надо, но сама я завишу”. Она почему-то засмеялась и сказала, что теперь ей стало легче. И у меня, как ни странно, настроение поднялось. Вышли, у нее красная машина стоит, “вольво”, на которой она едет домой – скорее в Новгород, чем в Псков. Свою визитку мне дала на всякий случай – там написано.

Может быть, она из тех сфер, где ты вращался. Довезла до самого дома и вышла из машины, чтобы со мной попрощаться. Я, естественно, предложила ей к нам подняться и чаю выпить. Нет, говорит, спасибо, у меня впереди еще долгий путь. На фасад наш так внимательно посмотрела и говорит с несколько странной торжественностью: “Что ж, мир и счастье этому дому. До свидания!” Какое-то загадочное у меня ощущение от этой встречи…

Елки-палки! Я же точно слышал, как дверца машины хлопнула! Мог бы броситься к окну и увидеть эту картинку… Или лучше мне было не видеть ее? Да какое там “лучше”! Все – хуже!

Бета развеселилась, нежно ко мне приблизилась и, оттрепетав, утонула в подводном царстве сна. А меня оттуда нервные мысли сразу же вытолкнули на сушу. Всю ночь мне, мягко говоря, не спится. Хорошо, что утром надо отправляться в контору. Сделав небольшой крюк, зайду по дороге в переговорный пункт на канале Грибоедова и скажу тебе все, что думаю. Ну стерва… Ну сучка…

От волнения даже перепутал твой по-провинциальному короткий пятизначный номер, нарвался на чужой, незнакомый голос. Спокойно, наберем еще раз.

– Алло!

– Ты что же со мной делаешь?

– Не понимаю, о чем ты?

– Понимаешь, не ври.

– Вот ты мне уже и грубить начал. Что-то новенькое.

– Ну зачем ты?..

– Затем, что захотелось посмотреть на твою жизнь, которой ты так гордишься. Хорошая у тебя жизнь.

– А на меня ты уже смотреть не захотела?

– О тебе я и так знаю больше, чем нужно. Сначала меня бросил. Потом завел себе гарем и стал им хвалиться.

– Какой, к черту, гарем? Одна в Москве, другая – неизвестно где.

А первая и главная любовница меня теперь за версту на красной

“вольве” объезжает. Что же, мы с тобой больше не увидимся?

– Не знаю, это уже не от меня и не от тебя зависит…

– А от кого?

– Подумай, и поймешь. Но даже если никогда… Все-таки ты во мне остался. И я в тебе осталась…

Ладно, продолжаю разговор с той, что во мне осталась и до сих пор сильно беспокоит. Месяц-другой я тебя старательно забывал, но ни черта у меня не вышло.

Согласен: я подлец, я тебя соблазнил, обманул и бросил. Готов понести заслуженную кару. Но в душу свою я тебя не вставлял. Ты сама туда вошла и разместилась. Не хочешь освобождать помещение и от платы уклоняешься. Ну куда это годится?

Я опять на темы родственных чувств. Человек может быть в скверных отношениях с родителями или с братьями-сестрами. Но в самые страшные моменты кровное родство дает о себе знать. Потеря родного человека – всегда травма, часть души твоей умирает. А на отношения любовные и брачные такая закономерность почему-то не распространяется.

Посмотри, как люди ведут себя в момент смерти бывшего возлюбленного или супруга. Умер один кинорежиссер известный. И вот заходит к нам

Бетина троюродная сестра, которая когда-то была за ним замужем, дочь взрослая от него имеется. Я ей необходимые соболезнования выражаю, а она ни малейшего сожаления, оказывается, не испытывает. Даже рада по-своему, что с новой женой он недолго протянул и тем самым как бы признал свою ошибку…

Что же, жениться – это еще не породниться? Даже при наличии общих детей? Или просто все любят по-разному? И для некоторых коснуться женщины – уже означает включить ее в свой родственный круг и к ее кругу приобщиться? Работа сейчас людей не столько соединяет, сколько разобщает: каждый за себя, скажи спасибо, что коллега тебя киллеру еще не заказал. Дружба – красивое слово, хорошее название для электропилы и плавленого сыра. Не будь у нас амуров, мы вообще замкнулись бы в себе навсегда. Вопреки пословице – это совсем неплохой повод для настоящего знакомства…

Шутка. Все вышесказанное – шутка. Но прочувствованное выше – правда.

Ну как тебе во мне сидится? Удобно? Главное, чтобы тебе в моей душе было удобно, а я уж как-нибудь потерплю. Душа у меня большая, хотя ты, прямо скажем, не Дюймовочка. Ладно, не обижайся. Я уж теперь буду играть с твоей копией, как с куколкой, и говорить ей все, что захочу. С тобой реальной, с роковой женщиной во весь рост (и вес), я, по всей видимости, уже не встречусь. Ни-ко-гда…

Да! Буду придерживаться такой версии. Если вдруг ты все-таки подрулишь на машине своей в наши края и захочешь в кафе встретиться со мной, а не… Слушай, боюсь, что дальше кафе дело теперь уже не пойдет. Я человек, конечно, аморальный, но не безнравственный.

Разницу улавливаешь? Кое-какие устои у меня имеются: никогда не прикасался к женщине, состоящей в знакомстве с Беатрисой. А после того, как ты с ней вступила в контакт… Нет, но ты сама же это предприняла, меня не спрашивая. И главное: визитку свою вручила – этим ты в наши с тобой отношения просто осиновый кол вбила…

Уй, прекрати эти фокусы! Больно ведь! Забралась ко мне в душу, да еще и ножками топает тут… Я же все это не всерьез. С чувством юмора у вас, девушка, всегда было туговато. А, шучу не смешно? Так и мне не смешно тоже. Но не плакать же теперь.

Рассказать тебе, что ли, последние новости моей семейной жизни? Тем более что ты к ней проявила такой неподдельный интерес. Ну так вот, все отнюдь не идиллично… Нет, не то, что ты подумала. С Сашкой проблемы. Расплевался с подружкой своей и вернулся в родительский дом. Не знаю, кто у них там кого бросил, а мне девушка его нравилась: живая, ответственная, раскованная, но не вульгарная.

Самое неприятное, что он никакого сожаления не испытывает. Сошелся – разошелся, и как с гуся вода.

И потом, мы уже без него привыкли к определенной степени свободы. А теперь откровенный разговор возможен только тогда, когда его дома нет. Вот недавно он на три дня подался в Москву, так мы очень почувствовали прелесть интимного общения. Можно с подробностями?

Беатриса завела себе очки – впервые в жизни. Пришла домой и начинает их примерять в момент, когда на ней больше ничего нет. Сижу я в кресле – и вдруг вижу ее в одних очках. Молния меня сверху донизу пронзает, и я усаживаю Бету на колени, чтобы присоединить ее к этому электрическому разряду и пламень на двоих разделить.

Успокоившись, начинаю нести какую-то легкомысленную ерунду о том, что теперь у меня дома еще одна женщина, очкастая. А она игры моей не принимает:

– Раньше ты шутил остроумнее. Мне противно слушать эти двусмысленности, эти трусливые намеки на то, что у тебя кто-то там есть. Хочешь получить от меня индульгенцию на легкомысленные похождения? Нет, ты ее не получишь. И вообще: я могу начать тебя презирать за то, что у тебя есть любовница, а могу за то, что у тебя любовницы нет.

И что вот теперь делать, можно ли соответствовать таким несообразным, взаимоисключающим требованиям?

Можно – молча. Если вообще не говорить о себе никогда, а касаться языком и всем остальным только той женщины, что сейчас с тобой рядом, – молния под землю уйдет, в глубокую тайну…

Ты меня тоже заставила задуматься о полигамии. И разговорами на эту тему, и некоторыми своими действиями. Не было действий с твоей стороны? Хорошо, будем считать, что это змей пресловутый из Библии в псковскую гостиницу тогда приполз и подсунул нам с тобой запретный плод в качестве закусона. Я сейчас ситуацию в целом беру, в мировом масштабе.

Откровенный разговор на эту тему практически невозможен. Про других мы сплетничаем с удовольствием, а про себя самого каждый человек неизбежно начинает врать. И писатели в том числе в своих романах.

А что, если посмотреть на полигамию как на явление природы, существующее независимо от нашей воли? Как на электричество, скажем, которое одних заряжает, по другим ударяет, третьих вообще может насмерть убить.

Я как технарь рассуждаю. В электротехнике есть соединение проводников параллельное, а есть последовательное. Примерно такие же есть два способа осуществления полигамии. К параллельному прибегают мужики аморальные: у них есть главная любимая женщина плюс одна или несколько дополнительных. И напрямую их толковый электрик никогда не соединяет. Скрывает, хитрит, юлит и все такое прочее.

А соединение последовательное осуществляют мужчины, так сказать, высокоморальные. Такой товарищ, возжелав свежую женщину, бросает на фиг свою законную супругу (с детишками, если таковые имеются) и вступает в новый счастливый брак. Как человек пылко влюбленный, он начинает жизнь с начала и даже истинными своими детьми нередко считает только прижитых в новом браке. А прежние отпрыски – вроде черновиков, пусть хоть подыхают вместе с их презренной матерью. И ты, и я тому примеры из реальной окружающей жизни приведем без труда. Мастеров последовательного соединения отличает предельная искренность. Такой чистюля вроде и не догадывается, что за вторым браком ждет его третий – и далее везде. Если он в семьдесят лет женится на тридцатилетней, то я не дам гарантии, что в восемьдесят он не поменяет ее на двадцатилетнюю.

Абсолютное большинство мужчин (за вычетом, конечно, гомосексуалистов) подразделяются на два упомянутые типа. И вашему брату женщине приходится выбирать, что лучше. Точнее, что будет меньшим из зол.

Скажешь, что встречаются в природе и мужчины совершенно моногамные.

Конечно, встречаются. И каждый из нас всегда в официальной ситуации заявит, что лично он таковым и является. Но, по правде говоря, истинный однолюб – это такой самопуп, который любит одного себя. Или это такой уж зануда, что вы, только взглянув на него, убежите на все четыре стороны. Настоящая женщина многое вытерпит, но скуки она не выносит. Как правило.