355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Черепнин » Сборник рассказов (СИ) » Текст книги (страница 4)
Сборник рассказов (СИ)
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:09

Текст книги "Сборник рассказов (СИ)"


Автор книги: Владимир Черепнин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Посланная Валентинка

Сегодня День Святого Валентина. Праздник всех влюбленных. Кругом обнимаются, целуются. «Валентинки» друг дружке посылают. Я тоже решил послать. По полной программе. Валентинку. Валентину Ивановну. Это так нашу директрису зовут. Специально ничего не подгадывал. Просто совпало, что накануне другая работа подвернулась. Вот и решил красиво уволиться. Тем более она того заслужила.

Говорят, все толстые люди должны быть добрыми. Не знаю, может оно и так, касательно толстых. Но вот жирные бабы – стервы каких свет не видывал. Особенно которые из свинарок в директора фирмы выбиваются. Как такое могло произойти? Очень просто. Нас ей наш хозяин подарил, зять ее. Наверное для того, чтобы поменьше дома видеть «любимую маму». Фирма продолжала работать. Благо, заместители – грамотные специалисты. А новоявленная директриса занялась воспитательной работой. Переучиваться не стала. Решила, что имеющегося опыта достаточно и обращалась с нами, как со своими бывшими подопечными – скотиной отряда свинячьих.

Секретарь меня легко пропустил, наверное, решил, что я, как все, спешу поздравить начальницу с одноименным праздником. Вхожу, а Валентина трапезничает. Огромный торт в форме сердечка со всех сторон стола свисает, а директриса так увлеченно его поглощает, что даже похрюкивает. Пришлось даже кашлянуть, чтобы меня заметили.

– Все жрете, ваше свинячество?

У нее пропал дар речи. Рот распахнулся, при этом гармошка из множества подбородков безвольно легла на грудь. А глазенки стали изумленно-обиженными, как у хряка, которого ведут на операцию по переделке его в борова.

Пока она разучилась разговаривать, в смысле, орать благим матом, а только беззвучно открывала и закрывала рот, словно рыба, большая такая, упитанная, прямо рыба-свинья, я сообщил, что думаю о ней, как о человеке и руководителе, рассказал, куда она должна идти, посочувствовал тем бедным свинкам, к которым она непременно вернется. Практически все эпитеты и адреса посылов использовал те же, что и она ежедневно употребляла, обращаясь к нам. Так что ей откликнулось, то что все это время аукалось. От себя лишь чуть-чуть добавил, потому что она нас никогда не называла свиноматками, разожратыми коровами, горой вонючего сала и т. п. А когда по наливающимся кровью глазам понял, что Валентина приходит в себя и вскоре выступит с ответной речью, не стал этого дожидаться. Оставил заявление об уходе и вышел.

Уже на улице услышал дикий визг, вырвавшийся из недр офиса. Но не стал обращать внимания. Кругом все обнимались и целовались. «Валентинки» посылали. Я одну тоже послал и поэтому настроение было праздничное…

Ностальгия

Вован Сидорович обвел мутным взглядом окружающую панораму и, наконец, в голове сформулировалась мысль, весь день не дававшая покоя. Что же это получается? Сегодня 23 февраля. День защитника Отечества, а тут столы накрытые, баня, девки голые, короче, никакого праздника, а привычная, повседневная действительность. А ведь он являлся тем самым защитником Отечества. Правда, это было очень давно и совсем чуть-чуть, но тем не менее. И часть, в которой он служил недалеко, всего каких-то полторы сотни верст. Жутко захотелось взглянуть, как там сейчас, пройтись по казарме, с солдатиками пообщаться.

Спустя пять минут джип мчался по вечерней трассе, и где-то через час затормозил у ворот КПП. Дежурный капитан вначале заартачился. Мол, не положено, уже была команда «Отбой», и, вообще, гражданским строго-настрого, и решить этот вопрос может только командир части, поэтому следует приходить завтра утром, хотя и бесполезно, так как по случаю праздника командир будет не, как всегда, с обычного похмелья, а с очень сильного и, скорей всего, вообще не придет. И чтобы наверняка попасть на прием нужно прийти дня через три…

Бутылка текилы и триста баксов вмиг решили все проблемы. Правда, джип и братков-телохранителей пришлось оставить за воротами. Нагруженный пакетами с экзотической жратвой и дорогой выпивкой Вован ступил на территорию части.

Дневального на тумбочке не было, так что объяснять никому ничего не пришлось. Вот, они, пенаты. Из-за дверей с красочной вывеской «Комната досуга» (ранее было написано «Красный Уголок») доносился непонятный в данных обстоятельствах, но весьма знакомый гул. Вован смело толкнул дверь. Чего бояться «авторитету» среднего (почти крупного) пошиба?

Вначале он даже не поверил своим глазам. Показалось, что оказался не в армейской казарме, а на пирушке чьей-то братвы. Те же стриженные головы, те же крупные пацаны… Не состыковалось как-то с нарисовавшимися в пьяной голове перспективами. Он-то думал, что явится в качестве благодетеля и станет кормить и поить изможденных солдатиков. То ли по телеку трендели про вечно голодную армию, то ли это была какая особая часть, но стол ломился. Конечно, не столь изысканными продуктами и напитками, которые принес с собой Вован, но колбасы, сала и водки было предостаточно.

– Мужик, тебе че?

– Мужики в колхозе! – Привычной фразой блатных ответил Вован.

– А я говорю – мужик! – Здоровенный детина недовольно насупился, и Вован чисто интуитивно понял, что лучше не спорить.

– Пацаны, я того, типа с праздником поздравить…

– Это кто тут пацаны?! Разуй глаза, мужик. Перед тобой деды! Какого хрена надо, спрашиваю?

– Служил я раньше здесь, вот, решил проведать…

– Так бы раньше и говорил, а то, пацаны, с праздником…

Казалось известие о том, что он ранее проходил службу в данном подразделении расставило все по местам: пакеты разгрузили, Вована усадили на почетное место, налили «штрафную», выпили.

– Так говоришь, два года тарабанил в этой казарме?

– Нет, не два. Вернее, два, но не года, а месяца.

– Это как?

– С уголовки бумаги пришли, и меня передали ментам…

– И посадили? – Поинтересовался один из солдатиков, по мечтательному тону которого было понятно, что он еще не определился куда податься после дембеля, в милицию или в бандиты.

– Нет, на зону я попал гораздо позже, а тогда откупился и от прокурора, ну и, заодно, и от армии, – самодовольно похвалился Вован.

– Так, выходит, ты прослужил всего два месяца? – Спросил все тот же переросток, который явно был здесь за главного.

– Типа того.

– И ты, салага, осмелился сидеть за одним столом с дедушками?!

Такого поворота событий Вован никак не ожидал.

– Какой я салага! Да я вам в отцы гожусь! В натуре, охренели…

Вован был крупным мужчиной, но, тем не менее, мощный удар в лоб сшиб его с табуретки, как подростка. Он неожиданно понял, что кружащиеся перед глазами звездочки после тумаков в мультиках рисуют не зря.

– Быки! На кого руку подняли?! Да у меня за воротами джип полный братвой! Да мы вас…

Следующий хук вновь поверг начавшего подниматься «авторитета» на пол и не дал закончить угрозу.

– Это ты правильно сказал: за воротами. Там может быть ты и крутой. – Двадцатилетний «дед» был само спокойствие. – А здесь ты – зеленый салабон, потому как на территории воинской части ни биологический возраст, ни тюремный стаж не имеют ни какого значения. Важен лишь срок службы. А у тебя он всего два месяца.

– Я начальству вашему жаловаться буду, – совсем не по-бандитски протянул Вован осторожно ощупывая расквашенный нос.

– Ты, наверное, еще не понял как попал? Мы тебя сами командирам сдадим, как лазутчика, проникшего на территорию секретной части. Только предварительно все кости тебе переломаем, потому что ты сопротивление оказывал при задержании. А если выяснится, что ты и правда бандит, тем лучше. Тогда за твое задержание кроме благодарностей еще и отпуска заработаем. Но это потом. А сейчас праздник, все-таки. И раз уж ты, салага, имеешь честь присутствовать на нашем скромном банкете, то, давай, развлекай дедушек…

И Вован развлекал. С табуретки читал стишки и пел дембельские песни. Те же самые, что когда-то не допел. Изображал зайку-попрыгайку, объявлял от имени ИТАР ТАСС сколько дней осталось до приказа…

Ближе к утру обильные возлияния возымели действие. Юные «деды» заснули. Затаив дыхание, на цыпочках, Вован покинул «Комнату досуга». А потом бежал до самого джипа. И пока он судорожно тряс задремавшего водилу, чтобы тот быстрей заводил и мчал домой, пьяный капитан с КПП радушно приглашал приезжать еще, мол, завсегда дорогим гостям рады, и долго махал на прощание быстро удаляющемуся внедорожнику.

Кошмар

Прапорщику Цапцарапкину приснился страшный сон. Будто служит он в таком месте, где украсть ничего невозможно. Целый день бедный прапорщик переходит из помещения в помещение, но нигде не удается хоть что-нибудь свинтить, оторвать, отколупнуть, не говоря уж о просто взять и прикарманить. Все кругом монолитное и прочное. А после службы он идет в клуб прапорщиков-несунов. А там как всегда собрание. Все поочередно встают и докладывают, что удалось за день умыкнуть с вверенного объекта. У большинства рожи толстые, нажратые, лоснящиеся. Попадаются и худые физиономии, но это не из-за неумения воровать, просто конституция не позволяет нажрать нормальную харю. У Цапцарапкина с рожей все нормально. Нажрата даже побольше, чем у некоторых, а вот с докладом…

И когда до него дошла очередь поведать о своих трудовых подвигах, он встает и молча разводит руками. Что тут началось! Со всех сторон стали доноситься гневные реплики:

– Да, как ты смел явиться, ничего не своровав?!

– Позор всего нашего сообщества!

– А еще рожу нажрал, как у порядочного прапорщика!

– Гнать его из наших рядов!

На первый раз простили. Отделался выговором с занесением. И пообещал непременно исправиться.

На следующий день Цапцарапкин захватил из дома инструменты (на новом месте службы даже таковых не имелось, иначе никаких проблем и не было бы, ведь инструменты – это предметы, на которые в первую очередь обращает внимание нормальный прапорщик на предмет их приватизации). Целый день, обливаясь потом, пытался он хоть что-нибудь добыть. Тщетно. А когда понял, что опаздывает на собрание, побросал инструменты и бегом пустился в клуб.

Дело в том, что ему снилось так, что это на службу можно было опаздывать или, вообще, не ходить, а вот явиться не вовремя на заседание клуба – все равно что родину предать. Цапцарапкин еле успел. Входит, а там его только и ждут. Члены клуба сразу все поняли. Горе-несуну даже не пришлось разводить в стороны пустые руки.

– Да что же это такое? Думали, оступился человек, с кем не бывает, но ведь проглядывается система…

– Что с ним нянчиться?! Пусть проваливает!

– Саботажник несчастный!

– Из-за него и нас кругом косо смотреть будут!

В этот момент кто-то, являющийся не только членом данного сообщества, а также и соседнего клуба стукачей, ехидным голосом сообщил:

– Он ведь не только ничего не своровал, он на службу принес свои инструменты и оставил их там!

Это был полный крах. Не своровать – серьезный проступок, но приносить на службу свое и оставлять – преступление. Тут уж изгнанием не отделаешься.

– Его к нам честные заслали!

– И морда, скорей всего, не нажратая, а пристегивающаяся!

– Казнить шпиена!

– На газовый стул его!

– В электрическую камеру!

Цапцарапкин проснулся в холодном поту. Встал. Начал быстро одеваться.

– Куда намылился в три часа ночи? – Поинтересовался заспанный голос жены.

– На службу надо мне, срочно.

– С какого перепугу? Никто не звонил, и, вообще, завтра выходной…

– Ты не поймешь. Потом объясню.

Прапорщик вернулся через полтора часа с двумя огромными баулами. Чего в них только не было. Пять килограмм гвоздей, семь банок тушенки, манометр, канистра машинного масла, три пары солдатских сапог и еще много всякой всячины. Он разделся, лег и заснул с чистой совестью.

Теория относительности

Как я вчера отметила 8 марта? Ой, девки, лучше не спрашивайте. Чуть мужа своего прошлогоднего не придушила. Что? Нет, в этом году у меня тот же самый муж. Почему тогда прошлогоднего? А вспомните, как тот год назывался по восточному гороскопу? Вот, я и говорю, чуть не придушила своего козла. Прямо, как Дездемона своего негритеночка. Что? У Шекспира наоборот было? Может быть. Потому что Шекспир тоже прошлогодний. А у меня было все правильно. Кто надо и кого надо душил.

За что? Заработал. Представляете, входит и прямо с порога мне выдает…, ой, не входит. Не мог он входить. Кто же мужика в женский день на улицу выпускает? Там столько шляется одиноких стерв, желающих в праздник себе подарочек подыскать, мол, в этот день все можно, все дозволяется, вплоть до откровенной охоты на противоположный пол. Откуда знаю? А, думаете, как я со своим познакомилась?

Ладно, вернемся к нашим баранам, вернее, к моему козлу. Точно, с порога он говорил, а входить не входил… Вспомнила! Он не входил, а выходил… из туалета. Так вот, выходит и прямо с порога радостно так сообщает:

– Я тут со стариком Эйнштейном посоветовался, и получается, что ты у меня все-таки хорошая жена…

Тут-то я ему в глотку и вцепилась. Гляжу, а он как певец, которому фонограмму отключили: рот открывает, а звуков нету. И глазки из орбит полезли, как у удивленного обывателя, который честного милиционера не в кино увидел, а в жизни. Отпустила я его. Думаю, помрет ненароком, самой каждый день придется мусор выносить. А он на языке жестов попросил рекламную паузу. Почему жестами? Он дышал-то через раз, куда там разговаривать. Временно разучился. Убежал в спальню. Возвращается, и что удумал? С торшера абажур снял и на себя напялил, одна башка торчит, а до шеи никак не доберешься, проволочный каркас мешает.

Зря это он. Не собиралась я его дальше душить. Дело в том, что кроме говорилки, я ему еще что-то там передавила. Стал он беленький, словно его тетя Ася три дня в «Тайде» кипятила. Так что мне самой интересно стало, с какой стороны спектра к его физиономии краски возвращаться будут, в смысле, покраснеет или посинеет. И пока он по-новому дышать и разговаривать учился, я ему объяснила, что он не прав. Он и без таких мер старается меня не перебивать, себе дороже, а уж тут получился внимательный и благодарный слушатель. Говорю:

– Ты что это, пень трухлявый, меня со старикашками обсуждаешь?! Ах ты, мухомор, оленями обгрызанный! Это надо было догадаться до такого. С Эйнштейном он посоветовался! Да со стариками с такой фамилией вообще ни о чем нельзя разговаривать, тем более советоваться. Обдурят и обберут до последней нитки, да еще так все обставят, что ты за это им всю жизнь благодарен будешь. Я тебе запрещаю общаться с сомнительными личностями. А уж про меня разговаривать…

Вижу, что-то башкой крутит, выпученными глазами подмигивает, в общем, слова просит.

– Ну? – Спрашиваю.

– Ты, – говорит, – неправильно меня поняла. – Причем томно так говорит, отрывисто, с продыхом, и в голосе появилась романтическая хрипотца. – Умер он давно.

– Кто?!

– Эйнштейн.

– Здрасьте, значит с мертвецами советуешься, Гамлет недоделанный. Придется тебя в психушку сдавать, пока не поздно. А то сейчас с Йориками разговариваешь, потом тебе шапку треугольную подавай…

– Да не разговаривал я ни с кем и не советовался. Выразился неудачно. Я имел ввиду теорию относительности этого Эйнштейна, будь он неладен.

– Рассказывай.

Наверное, я ему много чего передавила. Потому как будь он в добром умственном здравии, ни за что не признался бы. Самоубийца что ли? А тут все как на духу выложил. Оказалось, что третьего дня Петя по-приятельски похлопал Васю по спине. Это моего прошлогоднего и сослуживцы, и друзья-собутыльники. Хэдендшолдерсы, блин. Два в одном. А Вася счастливо так поморщился от боли, задрал рубаху и продемонстрировал расцарапанную женой спину. Вот, тогда-то мой недодушенный впервые обратился к теории относительности. Стал сравнивать меня с Васькиной лахудрой. Вышло не в мою пользу.

Дальше я слушать не стала. Глотку он, конечно, спрятал под абажуром, а рожа-то была, вот она. Кстати, как раз начала розоветь. В нее-то я и вцепилась. А он как заверещит:

– Стой! Только не это! Всю Эйнштейнову теорию испортишь!

Заинтересовал он меня. Не за глазки свои поросячьи забеспокоился, а за теорию. Отпустила. Правда, немного поздно. Кое-что на маникюре осталось.

– Теперь все пропало, – захныкал, – нельзя было лицо царапать.

– Это еще почему? – Спрашиваю.

Объяснил. На следующий день после Васькиного триумфа, заявился Петя, тоже раскарябанный. Но для того чтобы похвалиться, рубаху не пришлось задирать. Так видно было. Да и хвалиться было нечем. Супружница харю ему разодрала. То ли заработал, то ли для профилактики. И мой теоретик на сей раз сравнил меня с Петькиной стервой. Победила я, с огромным отрывом. О чем он и поспешил мне сообщить. А теперь, мол, я все испортила.

– Не волнуйся, – говорю, – заголяй спину.

Взяла я металлическую щетку и разукрасила так, что любо дорого смотреть. И вдоль, и поперек, и круговые царапины, и волнообразные, это для тех, у кого богатое воображение. Пусть представляют и завидуют.

– Все, – говорю, – теперь тебе не стыдно перед ребятами будет торс обнажать.

– А как же рожа?

– Скажешь, устал, хотел вырваться, а я удерживала тебя…

Так что, девки, порой полезно немножко придушить своих благоверных. И не обязательно в праздник. Главное – фактор неожиданности. Откуда-то появляются и откровенность, и покладистость. Только, советую, не увлекаться. А то будете потом всю жизнь сами мусор выносить…

Несколько рекомендаций настоящим мужикам

Приближается 8 марта. Большинство мужчин в очередной раз озадачено: что подарить любимой или, того хуже, жене на праздник. Конечно, можно, как это делает из года в год серое большинство: купить веточку мимозы, три гвоздички или охапку роз (нужное подчеркнуть, в зависимости от материального положения), в довесок к цветам – флакон парфюма. Потом полдня хлопотать на кухне, за праздничным столом умудриться не нажраться водкой, и в конце еще и перемыть всю посуду. И что?! Где оригинальность и запоминающийся на всю жизнь праздник?

Подарок должен быть неожиданным и неповторимым. Например, рулон рубероида. Вещь в хозяйстве необходимая, особенно если в гараже протекает крыша. А выпучившей от удивления глаза ненаглядной можно сообщить, что это ей отрез на платьице и напомнить про лошадку с гнилыми зубами (имеется ввиду поговорка о дареном коне).

Хуже обстоит дело, если деньги на презент как-то сами нечаянно пропились. Тут уж придется выкручиваться. Рисковым любителям экстрима можно попробовать начистить жене харю. А, вдруг, она тайная мазохистка и подсознательно только об этом и мечтает? Хотя, если нет, праздник, скорей всего, будет испорчен. Да и потом придется весь год лупить супружницу, чтобы к следующему женскому дню никаких проблем с подарком не было. Просто не трогать ее и все. Но сей способ подойдет далеко не всем. Большинство не желает мордовать спутницу жизни, а даже если кто в тайне и грезит об этом, то никогда не решится на подобное из-за разности весовых категорий, потому как сам будет бит смертным боем.

Лучше вместо рисковых экспериментов ошарашить любимую какой-нибудь сногсшибательной новостью, чтобы она напрочь забыла и о празднике, и о подарке. Женщины ведь бывают или умные, или красивые. И если жена – неписаная красавица, можно прямо с порога вместо поздравлений заявить о своей внематочной беременности. Причем брехней это будет лишь наполовину. Потому что если вдруг и взаправду какой мужик захворает беременностью, она однозначно будет внематочной. Тут же следует стегануть стакан водки и закурить, сообщив, что это женщинам в положении противопоказаны алкоголь и табак, а мужчинам не просто можно, а нужно, для нормального развития плода. При жене совсем уж распрекрасной наружности пара месяцев безбедной жизни обеспечено, а то и больше, если при помощи пива, рекомендованного мужским гинекологом наряду с водкой и сигаретами, успевать отращивать брюхо. Да и все внешние признаки будут налицо: тошнота, головокружения, опять же вобла с огурцами…

И последнее. В канун праздника, вспомнив детский непотребный стишок «8 марта близко-близко…», не стоит зазря изводить продукты. «Растишка» – это йогурт, предназначенный для того, чтобы детишки им питались и быстрей росли, а не для того, чтобы взрослые мужики в него что-то окунали, не поможет…

Повестка в рай

Заглянул как-то в почтовый ящик, а там повестка. Такому-то – такому-то предписывается в понедельник к восьми ноль-ноль явиться в рай.

Сразу в глазах потемнело. Вот оно как. Нежданно негаданно подкралась ко мне параха-рулиха. В смысле, смертушка. Колхозница хренова. Серп на косу сменила и хуже татарки, в гости незваные.

Сначала не очень-то и поверил. Слишком много несоответствий. Во-первых, самое главное, я еще молод, по крайней мере, сам себя таковым считаю. Мне еще жить да жить.

Во-вторых, странным показалось, что они там вообще решили кого-то предупреждать. Насколько мне известно, все происходит внезапно. И даже если это событие вполне ожидаемо по причине тяжкого недуга, они обходятся без извещения точного времени.

В-третьих, удивила форма оповещения. Вместо белокрылого ангела – клочок дешевой бумаги с оборванным уголком. И что означает: при себе иметь миску, кружку, ложку, умывальные принадлежности и две пары сменного белья?

Да и как-то не укладывалось в голове: я и в рай…

Принял стакан, задумался. Я ведь сапиенс все-таки. Через некоторое время пришел к выводу, что ничего совсем уж невероятного нет. Насчет возраста, им там видней. Что касается предупреждения, так отброска копыт – это сугубо интимный процесс. Может они всех оповещают, но никто об этом не распространятся? Я, например, никому не скажу. А то что вместо ангела – повестка, тоже ничего удивительного. Народ сейчас, как мухи, мрет, где на всех напасешься?

Горевал недолго. Чему быть – того не миновать. Пока прогорюешь, он и заявится. Кирдык Крантович. А так, хоть и не самый подходящий, а все-таки повод для праздника. Решил лучше как следует с мирской жизнью попрощаться. Когда женятся, мальчишник устраивают, расставаясь с холостяцким бытием. А мне предстояло расстаться с бытием вообще, так что оторвался по полной.

К назначенному сроку протрезвел. Ну так, слегка похмелился и все.

Собороваться и исповедоваться не стал. Хоть и говорят, что бог все видит, но это ж только говорят. Если бы он все про меня знал, то сомневаюсь, что мне пришла такая повестка. Скорей всего в другую сторону. А вдруг всевышний не все видит, а все слышит? Покаюсь, а потом, когда дойдет дело до райской регистрации, скажут, извините, мол, ошибочка вышла. Не то чтобы я был таким уж закоренелым грешником. Обыкновенный, среднестатистический. И про заповеди я, конечно, кое-что слышал. Главную помню: «Не убий». Соблюдал. А что касается остальных… Думаю, они там с пониманием относятся к мелким прегрешениям. Да если бы они строго следили за соблюдением «не скради», то в российском филиале рая аукались бы три калеки. И то по недоразумению. Потому что не смогли ничего приватизировать. Кажется, в тех заповедях еще что-то было про баб и про пожрать. Ну, тут уж извините!

В общем, не стал я исповедываться. Если что, решил, скажу что забыл. Замотался. А в остальном приготовился все чин по чину. Помылся, оделся во все чистое, к назначенному сроку стеганул стакан водки и лег. Да, еще освежающую таблеточку «Рондо» разжевал. Думаю, вдруг, Леонида Ильича там встречу, полезет он целоваться, а от меня перегар. Неудобно. Что? Не мог он в рай попасть? Еще как мог. Теперь на него столько народа молится, того и гляди, канонизируют.

В 8-00 – тишина. Думаю, может что не так? Вспомнил. Положено же не только руки на брюхе аккуратно сложенные держать. В них еще свечка должна быть. Всю квартиру обыскал. Бесполезно. Ни одного огарочка. И к соседям не обратишься. Я и так-то с ними не очень, а уж после моего прощания с мирским бытием совсем отношения испортились.

Решил, что сойдет и фонарик. Импортный. Австрийский. В Китае сделанный. Зажег, лежу.

В десять выключил его. Батареек жалко. Это они у зайчиков могут работать и работать.

В одиннадцать стеганул еще стакан, чтобы скрасить тягостное ожидание. И мысль зародилась: вдруг у них там что-то не срослось, и я зря на работу не пошел?

В дверь постучали. Спрашиваю:

– Кто там?

А из-за двери:

– Повестку получали?

Думаю, наконец-то, архангел за мной явился. Как его там? Гавриил, кажется.

– Получал, – говорю и открываю.

Оказывается, странная внешность у архангелов. Рожа еле в дверь прошла. Толстая и лоснящаяся. Маленькие глазенки так и бегают, осматривая обстановку, скорей всего на предмет чего умыкнуть. И одет не по-архангельски. А наоборот, в форму прапорщика.

А он мне с порога:

– Раз получил повестку, почему не явился?

Божий посланник сразу на «ты» перешел, как только оказался в квартире.

И еще зачем-то вспомнил мою маму.

Отвечаю:

– Кто ж туда по своей воле является? Разве что великомученики. Да и дороги я не знаю.

– Насчет дороги, не волнуйся. Доставлю. Как же мне надоело, вас охламонов по всему городу собирать! Бери свои манатки, внизу машина ждет. Пять минут на сборы! Время пошло!

И еще рассказал, что он обо мне и мне подобных думает. В матерно-нецензурной форме.

Чудны дела твои, господи! Теперь стало понятно, что никакой ошибки в том, что мне рай предписан. Уж если архангелы так выражаются, то я – святой.

В пять минут я уложился. У подъезда – армейский УАЗик. Битком набитый такими же горемыками, как и я. Они так же перед отбытием в мир иной разминались водочкой. Всю дорогу песни пели на патриотические темы. Разные. Но чаще всего повторялась: «Не ходил бы ты Ванек во солдаты».

Привезли нас к военкомату. И тут у меня стали зарождаться подозрения, что все происходящее не имеет ни какого отношения к всевышнему. Сразу становились понятными и повестка, и кружка с ложкой, и прапорщиковская наружность и мат архангела…

Так оно и оказалось. На оторванном уголке повестки скрывалась вся сущность послания. Мне предписывалось явиться не в рай, а в райвоенкомат. Для прохождения сборов уволенных в запас военнослужащих. Как в народе говорят, забрали в партизаны.

Двойственное ощущение. С одной стороны живой, и отход в мир иной откладывается на неопределенное время. А с другой, еще неизвестно, что лучше: тихо мирно скончаться в собственной постели, или загибаться от голода и холода в какой-нибудь богом забытой воинской части. Тем более, что результат один и тот же – тот свет.

Нас всем скопом стали врачи осматривать на предмет годности несения строевой и караульной службы. Какие только болезни мы себе не придумывали, а доктора, как чудотворцы великие, даже не глядя на нас, одним росчерком пера исцеляют. Пишут: «Здоров, годен».

Но я решил, просто так не сдаваться. Между хирургом и окулистом умудрился проскочить к самому военному комиссару. От одного наименования должности мурашки по коже. Везде их давным-давно поотменяли, позапрещали, их жертв реабилитировали. А здесь, накось! Живут и здравствуют.

Вхожу, как был, в одних трусах, и прямо с порога:

– По какому такому праву хватаете людей и отправляете неведомо куда?

А военком, пузатый старик с остатками военной выправки, вместо ожидаемого: «Смирно! Кругом! Пшел вон, недоносок!», говорит:

– Проходи, садись. Сейчас все объясню.

То ли он раньше замполитом был и истосковался по воспитанию личного состава, то ли хорошо опохмелился, и пришло состояние, в котором просто необходим собеседник.

Сел я напротив, сам думаю, терять нечего. Только что можно сказать чудом избег невинной преждевременной смерти, а тут опять. Не по правилам это. С корабля полагается на бал, а не из огня в полымя.

Говорю:

– Не имеете никакого права вот так брать безвинного человека и подвергать его всем тяготам и лишениям без его на то согласия! Нету такого закона.

Военком даже обрадовался. Весь расцвел и говорит:

– А здесь уже ты не прав! Но в этом нет твоей вины. Всему первопричина – ослабление моральных и патриотических устоев современного общества. А такой закон есть!

Думаю, точно бывший замполит и однозначно хорошо похмелившийся. Жуткая смесь. Но отступать некуда. Позади Москва. А впереди маячит неведомая войсковая часть где-нибудь под Воркутой.

– Тогда, – говорю, – покажите мне закон, в котором черным по белому прописано, что Иванов Сергей Викторович обязан такого-то числа явиться в райвоенкомат к 8-00 для прохождения службы.

– Такого конкретного закона конечно нет, и быть не может…

– Тогда до свидания. Был бы рад помочь, но как добропорядочный гражданин не собираюсь участвовать в противозаконных авантюрах.

Я встал и пошел к дверям.

– Стоять!!! Сидеть!!!

Эта сволочь, оказывается, не только замполитил, но успел и личным составом покомандовать. По крайней мере, командный голос хорошо поставлен. Я чуть не обделался. Просто нечем было. Сами же понимаете, с утра в рай собирался и не хотелось являться в царство небесное со всякой гадостью внутри.

Когда желудочные спазмы прошли, я вернулся на место. Гляжу, а напротив опять добрый и отзывчивый политработник. И голос вновь вкрадчиво-елейный.

– Вот, ты называешь себя добропорядочным гражданином, а ведешь себя, как дитя неразумное. Есть же гражданской долг. Ты ведь военнообязанный.

– Никак нет!

– Ну, как это такой, нет? Ты в армии служил?

– Служил.

– В запас уволился?

– Уволился.

– Выходит…

– Ничего из этого не выходит. Я служил в армии страны, которой уже давно не существует.

– Да, понимаю, развал Советского Союза не лучшая страничка нашей истории, но общеизвестно, что Россия является правопреемником СССР. И Советская Армия, в которой ты служил, теперь переименована в Российскую. Вот и все.

– Совсем не все. Мои обязательства перед армией утратили силу.

– Но ты ведь принимал присягу!

– Да, принимал. Но в ней я клялся костьми лечь в борьбе за дело коммунистической партии и за светлое будущее советского народа. Народа такого больше нет. Что касается партии, сомневаюсь, что современная армия борется за ее поблекшие идеалы. Вы, например, кого предпочитаете, Зюганова, Анпилова или Лимонова?

Военком громко сглотнул и, не стесняясь, налил себе водки.

А меня уже понесло:

– И, вообще, ту присягу давно пора признать недействительной. Принимал ее по принуждению под давлением тоталитарного режима. Тогда такое творилось! Беспредел! Вот, вы, например, чем занимались в тридцать седьмом?

Экс-замполит наморщил лоб, вспоминая, потом радостно сообщил:

– Зачинался!

– Не понял…

– Я в тридцать восьмом родился. Аккурат, весной. Выходит, в тридцать седьмом меня зачали…

Проблему тоталитаризма мы решили оставить. Мол, история рассудит. Выпили мировую.

– Другие причины, по которым отказываешься имеются?

– А как же!

– Назови.

– Сексуальная ориентация.

Военком как-то весь подобрался, попытался втянуть живот, кокетливо подмигнул и успокоил, голосом, в котором появилась чарующая хрипотца:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю