Текст книги "Попаданец в себя, 1965 год (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

Глава 29. Москва, квартира шели

Третьи сутки живу в гостинице безвылазно. Ем, пью, сплю, пытаюсь смотреть телевизор. В книжном купил трехтомник Дюма, пытаюсь читать.

Попробовал написать стихотворение, получилась фигня:

 
2020 плохой год
не потому, что коронавирус,
а потому, что умер Бог,
и некому больше являть людям милость.
Небо еще не обрушилось,
висит по инерции,
Солнце не погасло,
свети отчаянно,
но звуки исчезли в третьей терции…
 

Одна радость, которую весь период попаданчества своего восславляю – читаю без очков. Человеку, который последние годы той жизни читал одним глазом с очками плюс 6 и то с трудом, да и благодаря электронному ридеру, где буквы увеличиваются… Ох, как приятно это тому старику, который пробрался в молодое тело и собрался покорять Москву.

Наконец позвонили, велели явится пред ясные очи генерального, его величества Леонида Ильича. Машину прислали, которая доставила к подъезду.

Прошел, удостоился приветствия, разуваться не стал.

– Что ж, дружище сибиряк, – сказал Брежнев, – от имени правительства благодарим тебя за находку, все оценили и разместили в оружейном музее, там выставка готовится по твоей находке. И полагается тебе от государства двадцать пять процентов, которые мы делим так: тебе – пятнадцать, Галине – десять. Всего вам приходится много тысяч, очень там много золота, камней драгоценных, все старинное. Так что, как понимаешь, за вычетом налогов и… дальше тебе Абрамович Иван Абрамович объяснит, наш финансист. У него и получите деньги. Еще зайди в газету нашу, в «Правду», расскажешь, как государству такой подарок умудрился сделать, Галину упомяни. Пусть знают, что ни камушка себе не взяла, зато теперь купить может любое украшение в магазине, как все советские люди. Это надо же, сразу столько заработали, удачлив ты сибирячек!

Вот, собственно и все. Сейчас Галя отвезет тебя к этому финансисту.

На черной «Волге», которая, как я понял, и была закреплена за детьми Брежнева, мы с ней поехали к этому Абрамовичу (надеюсь, не родственнику тому, кто потом Россию обокрал). Пока спускались по лестнице, Галина успела шепнуть, что прикарманила пару блестяшек и очень мне благодарна, ей деньги нужны.

Иван Абрамович оказался нетипичным евреем – тощим, высоким и с совершенно рязанской мордочкой. Дорогой костюм с искрой явно не гармонировал с его обликом.

С меня финансист содрал 17 процентов от общей суммы: 11 % налог на доход, 6 % налог на бездетность. Раньше я эти шесть процентов, как студент, не платил. Вышло 23 тысячи 750 рублей и 23 копейки. У Гали меньше, но без налога за бездетность. Она, кстати, ждать пока меня рассчитают, не стала, удалилась, прижимая сумку с купюрами, ее машина ждала.

А я набрался наглости и спросил у финансиста, не знает ли он хорошую квартиру в аренду.

– И зачем тебе в аренду? Хозяин говорил, что ты член союза журналистов. Так вот, кооператив ЖСК «Советский писатель» по 2-й Аэропортовской улице в доме 27 одну квартиру не продал. А ты нынче богатый журналист, если хочешь – позвоню.

Я так обомлел, что сказал:

– hадира hая ле-ани… шэли дира зот… (И это моя, будет моя квартира, иврит)?

Он понял и напрягся. И сказал:

– Не понимаю, это на каковском говорите?

– Ой, извините, это я от радости. Я, видите ли, Иняз закончил, Иногда на иностранном говор. От сильных чувств.

– Ты правда из Сибири? Еврей?

– Вот паспорт, прописка смотрите: Иркутск, улица Марата.

– Так, вроде, к нас такой язык не преподают…

– Сам изучал. У нас дом такой – одни евреи живут. Врачи евреи, слесарь еврей, дворник еврей, специально построили для специалистов.

– А у тебя учебник есть?

– Нет, я только говорить немного научился, а читать пока не умею.

– Медабер иврит? – спросил он неуверенно.

– Ани ледабер, оваль кчат-кцаит (говорю, но чуть-чуть) ответил я. Вы не волнуйтесь, мы, сибиряки, не из болтливых. У нас весь дом из врачей-вредителей, которые просто вовремя смылись из центра. Так что там с квартирой? И сколько я буду вам должен за посредничество?

– Нисколько. Просто, если еще найдешь такой клад, неси прямо ко мне. Позвонишь снизу, я пропуск выпишу. Галина Леонидовна говорила, что у тебя старинная карта есть.

– Вот болтушка! Договорились, благодарность за квартиру – только вам.

– Вообщем, там у них на первом этаже двушка расширенной планировки. Ты, как член творческого союза имеешь право на дополнительную комнату.

Снова на ты, значит успокоился. Ну а что, фамилия у меня еврейская, рожа не русская. Да, строго у них тут с ивритом.

Не буду описывать все бюрократические заморочки. Такие, как собрание членов кооператива, как кто-то вякнул, что я не писатель, несмотря на намек председателя о том, что я рекомендован оттуда. Я среагировал мгновенно:

– Простите, гражданин, не знаю вашего имени, но журналисты уже приравнены к сантехникам, а не к литераторам. К тому же у меня повесть написана с элементами романтизма, мои очерки оценены высоко, когда принимали в союз журналистов, а очерк – малая литературная форма рассказа, основанного на реальных фактах. Хороший очерк даже трудней написать, чем нечто выдумать.

Больше никто не вякал, и вскоре я въехал в двухкомнатную квартиру улучшенной планировки по адресу: ЖСК «Советский писатель», 2-я Аэропортовской улица, № 27, кв.2.

В подъездах было по две квартиры, явно не хрущевки, напротив, как мне сказали, жила писательница Раиса Романовна Соболь, капитан госбезопасности в отставке, пишущая под псевдонимом Гуро Ирина Романовна. И я, кажется, читал в детстве ее книги. «Кто пил воду из Зеравшана» и «В добрый путь, Кумриниса!» точно читалю Запомнил, так как обе про Узбекистан, а вторую слушал по радиоспектаклю, она имела долгую жизнь, переиздавалась, звучала в эфире, переводилась на другие языки. Прелестная маленькая повесть о юной узбечке.

После всех расчетов осталось у меня семь тычь с половиной и была у меня сберкнижка, где оставалось еще две тысячи триста (роскошествовал я последнее время), так что получив три ключа, шел я к своей (СВОЕЙ) московской квартире в центре мандражируя и предвкушая, как куплю при помощи Галины Брежневой в эту двушку фирменную мебель.

Глава 30. Москва, своя квартира в центре

И дверь открывал я, продолжая мандражировать.

В приложении к ордеру было написано: «Общая площадь дома 5752.60 кв. м, построен в 1961 году, 9 этажный, подъездов: 3, лифтов: 3. Серия, тип постройки здания: индивидуальный проект. Тип фундамента: Сборный. Тип перекрытий: Железобетонные. Материал несущих стен: Кирпич.»

Неплохо наши писатели жили в СССР! В конце пятидесятых годов группа московских писателей обратилась в правительство с просьбой построить пять жилых домов для литераторов и их семей, а также работников аппарата Союза писателей и издательств, за их счет. Делегация во главе с Константином Симоновым пробилась на прием к самому Никите Хрущеву: разрешить делать в квартирах не стандартные, а высокие, трехметровые потолки, потому что, мол, это будет не только жилье, но и рабочий кабинет писателя. Строительство разрешили; кооператив, названный ЖСК “Советский писатель”, создали.

Сообщили мне так же и о том, что дом построен в 1962 году по индивидуальному проекту. Что дом расположен в тихом, благоустроенном месте, в 2 минутах ходьбы от метро Аэропорт на закрытой охраняемой территории. Что для прогулок в пешей доступности Петровский, Тимирязевский лесопарки. Что планировка великолепная, комнаты изолированные, соединены между собой небольшими коридорчиками. На полу паркет. Потолки 3,05 м. Площадь: 57/45/8… Ни фига се, это просто дворец! По советским-то временам!

А вы бы не замандражировали, получив такой подарок судьбы, и зная, что сопротивление времени уже не раз строило козни. А вдруг и этот дом обрушится. Или еще какой казус произойдет!

Я позвякал ключами и задумался – а с чего радуюсь-то? Будто в прошлой жизни не было у меня шикарных квартир! Был даже коттедж на девять комнат с четырьмя туалетами и верандой на втором этаже. Причем, не в России, а за границей.

Мои мандражи пред дверью прервала соседка, наверное давно наблюдавшая за странным «пассажиром» без вещей, но с ключами.

– Ты кто такой будешь?

Сколь забавно вьет Фортуна свои петли! Я эту женщину знал по прошлой жизни, но не лично – а как прекрасную писательницу, благодаря которой я узнал и полюбил Узбекистан. Гуро Ирина Романовна, по образованию юрист, с 1926 г. – сотрудник ОГПУ, в 1938 г. арестована по показаниям собственного мужа, из заключения написала письмо Берии и в 1941 г. была освобождена; воевала в разведке и в партизанских отрядах; после войны стала писателем.

Настоящее имя Раиса Романовна Соболь, капитан госбезопасности.

В 1960-х – 1980-х – жила в 27 доме, 3-м подъезде, на 1 этаже. А я теперь тоже живу в 27 доме, 3-м подъезде, на 1 этаже. Так, Гуро жила с домработницей и собака у них должна быть. Это я из воспоминаний Чаплиной знаю. Книги про животных Веры Чаплиной у меня занимали отдельную полку, ведь все её рассказы и повести совершенно документальны. Например, про львицу Кинули, воспитанную в коммуналке, или «Арго», «Лоська», «Тюлька» – все рассказы помню, и все герои реальны. Встречусь с ней, радость какая! Главное не ляпнуть что-то про еще ненаписанный рассказ, а то попаду на ровном месте. Ну, совершенно не справляется моя голова с датами!

– Ирина Романовна, здравствуйте! Вот уж не думал, что буду жить в соседях с самой Гуро, автором «В добрый путь, Кумриниса!».

– Это что – все что вы мое читали?

– Я много вашего читал… – лихорадочно думая, написала ли она уже про девочку узбечку, как там её? – А где ваша собачка?

Я точно знал, что Чаплина лечила у Гуро какую-то псину.

– Джек, – погладила Ирина Романовна между ушами огромного дога с некупированными ушами, – ты у нас оказывается собачка.

– Да уж, собачка, – появилась в подъезде невысокая и полная женщина. Мы его в четыре руки с трудом поднимали, когда болел.

– А вы Елена Ивановна – догадался я, – компаньонка. Мне в литфонде про вас рассказывали.

– Ну надо же, высокомерно сказала писательница, про мою домработницу уже и в литфонде знают. А вы, значит, будете наш новый сосед?

– Так точно. Позвольте представится: Руковер Владимир Исаевич, переводчик и журналист. Собираюсь стать писателем, повесть уже почти дописал.

– Служил?

– Никак нет. Был на сборах несколько месяцев.

– Тоже неплохо. И сразу перешла на французский. Moskvich? Ou d’où viens-tu?

– Je viens de Sibérie. Je ne connais pas très bien le français. Meilleur anglais ou allemand.

– Deutsch – verständlich. Aber Englisch wird immer noch wenig gebraucht? (Немецкий – понятно. Но английский по-прежнему используется редко?)

– At our institute, only English was second. And I myself learned French from books. (У нас в институте только английский был второй. А французский я сам по книгам учил.)

– J’ai réalisé que l’anglais n’était pas ma langue. Et en français je vais vous tirer vers le haut. (Я поняла, но английский – не мой язык. А по французскому я тебя подтяну.)

– Спасибо, Ирина Романовна. Вы простите, но заселяться надо, я же еще не был тут ни разу.

– О – да! Бабки тебя совсем заговорили. Заселяйся.

И я, открыв дверь, пошел заселяться.

Глава 31. Москва, своя квартира в центре

Познакомился с Чаплиной. Я всегда любил животных и, смею думать, разбирался в них, так что общий язык нашли сразу. Она даже предложила написать совместный рассказ про её зоопарковских питомцев. И еще рассказала историю про мою соседку:

«Как-то раз летним днем Ирина Романовна возвращалась домой, получив гонорар. По дороге из метро домой зашла в магазин, купить бутылку кефира и булку. Вероятно, именно в магазине вор увидел у нее значительную сумму.

Пройдя от Ленинградского проспекта через арку – шла по этой 2-й Аэропортовской к нашему 27 дому, мимо детского сада. Детей в саду не было, прохожих тоже почти никого, уставшая Гуро шла медленно, и на каком-то этапе молодой, но уже бывалый парень, выхватил у нее сумку с деньгами, развернулся и спокойно пошел обратно к метро. На крики «Помогите!» даже редкие прохожие не среагировали – вор, спрятав сумку, не побежал, а продолжал неторопливо идти в сторону арки.

Он шел, не оглядываясь. И Гуро, собравшись с духом, нагнала его и, со всей силы размахнувшись, врезала бутылкой кефира по голове. Парень рухнул без сознания. Ирина Романовна вернула свою сумку с деньгами, тут и народ подбежал, вызвали милицию…».

Но – по порядку. Жить в этом районе, где половина жильцов мне знакомы, благодаря первой жизни, было опасно. Все время сдерживался, чтоб не сболтнуть лишнее. Например, никто не знал, что Ирина Гуро в прошлом работала в разведке, причем – во внешней. К тому же я знал, чем кончится её жизнь.

К середине 1980-х, после смерти домработницы, ставшей для нее самым близким человеком, она осталась совсем одна. Ей было около восьмидесяти и, познакомившись в доме творчества в Ялте с местным мужчиной, несколько моложе ее, увлеклась им настолько, что вышла замуж. Дальнейшие события происходили, будут происходить в давно известной последовательности: новый муж переезжает в московскую квартиру, Ирина Романовна заболевает, он оформляет ее недееспособность и опекунство над ней, после чего Гуро очень скоро умирает, а вдовец, продав квартиру, возвращается к себе в Ялту.

Но от этой напасти я её избавлю, конечно. Если сам буду в Москве и если жив буду и время не угробит меня свои препятствием. Тяжело жить против течения времени!

В трех корпусах кооператива проживало 168 членов СП, занимая 164 квартиры, что составляло 53 % от общего числа квартир (310). Можно написать новую книгу, которая будет рассказывать о каждом. Но я ограничусь несколькими фамилиями по алфавиту своего дома, просто чтоб отдать дань людям, жильцам.

Агранович, Михаил Леонидович, кинооператор (жил вместе с отцом).

Аринбасарова, Наталья Утевлевна, пожила в трех квартирах с разными мужьями-кинематографистами: режиссером Андреем, художником-постановщиком Николаем Двигубским, режиссером Эльдором Уразбаевым. Эффектная дама.

Брагинский, Александр Владимирович, кинокритик, переводчик.

Голуб, Лев Владимирович, кинорежиссер.

Курляндский, Александр Ефимович, кинодраматург. Один из создателей самого известного отечественного мультипликационного сериала «Ну, погоди!»

Кстати, так и не узнал чьего авторства эпиграммы неизвестного, вывешившего их в подъездах. Записал парочку:

С. П. Бабаевскому (Тому, что В романе «Кавалер Золотой Звезды» (книги 1–2, (1947–1948); и в его продолжении – романе «Свет над землёй» (кн. 1; (1949); и (кн.2; (1950); изобразил восстановление разрушенного войной колхоза и получил Сталинскую премию).

 
Не всякий алмаз самой чистой воды,
Не всякое золото чисто и звонко,
И твой «Кавалер Золотой Звезды»
Не стоит хвоста «Золотого теленка».
 

С. Я. Маршаку:

 
Его мы ценим в меру
За свежесть и за пыл,
Добавил славы он Шекспиру,
Но и себя не позабыл.
 

С. В. Михалкову:

 
Не только я, но и всякий скажет,
Тая в груди упрек немой,
Мы на твоем спектакле «Раки»
Шептали: «Я хочу домой».
 

По всем прикидкам денег на логичную обстановку квартиры не хватало. На ту, которую видел в своем воображении: основательный кабинет в старинном стиле – дуб и орех, золото и темное дерево. А салон с отделенной ширмой кроватью я намеревался обставить в стиле 21 века – металл, бамбук и стекло, много электроники, замаскированное освещение. Комната была столь большая, что закуток для спальни там вполне усматривался. Ну а кухня меня не волновала. Она уже была оборудована финской газовой плитой и шкафчиками, стены в кафеле. Остался лишь холодильник и стол с сидушками.

Глава 32. Москва, своя квартира

На новоселье пригласил Галину Брежневу.

И она согласилась придти!

Полагаю, для моих новых знакомых: писательницы Чаплиной и писательницы Гуро её визит был шоком.

Кстати о Чаплиной, с которой подружился и от которой получил постоянный пропуск в Зоопарк. Она всегда приносила в дом животных. И даже в детский дом. Птички, змейки, щенки. Вера была маленькая, щупленькая. Но когда кто-то собирался отобрать или обидеть животных, она как разъяренная кошка бросалась на защиту питомцев.

Никто не хотел с ней связываться, считали бешеной, поэтому у Веры всегда был прикроватный зоопарк.

А дальше её жизнь похожа на путь Джеральда Даррелла, автора книги “Я, моя семья и другие животные”. Если, конечно, исключить то, что Джеральд рос в семье англичан и детство провел на на острове Корфу. Джеральд не мог учиться в обычной школе – проблемы с дисциплиной, учителя считали его ленивым и глупым. Тогда мама перевела его на домашнее обучении и наняла репетиторов.

Ну а вместе с Чаплинами в Ташкенте жил мужчина, пожилой казак. Отчим, приживалец, сосед – не понятно. История умалчивает. Только вот этот человек, пока матери не было дома, избил Веру нагайкой. Возможно, это было и не раз. Вера сбежала из дома, попала в детдом. В семью она согласилась вернуться, только когда казак этот умер.

Вот и определи, где лучше жить – на Западе или в СССР…

Но прервусь, ибо мое повествование о второй жизни может перерасти в книгу про жильцев писательского кооперативы Москвы, среди которых масса людей интересных, вошедьших в историю Добавлю лишь, что ВСЕ её книги были переведены на иностранные языки. Переводили порой с переводов, не заключая соглашения.

Хотел пригласить Галину Кузьмину, с которой познакомил в «Известиях» заведующий отделом писем Паниев. Даже нашел её телефон и позвонил. С трудом вспомнила и отказалась. «Ой, у нас столько работы, здание почти разрушено, работаем в полевых условиях…».

Разозлился, пригласил самого Николая Паниева. Упомянул, что на празднике будут писательницы Гуро и Чаплина. Сработало, обещал придти. Только удивился тому, что мне (как он сказал: «гостю столицы», смягчив «варягу из провинции») удалось получить квартиру в ТАКОМ доме.

Это он еще про Брежневу не знает!

Познакомился с Эренбургом. С робостью и преклонением представился ему на аллее перед домом, сразу узнав:

– Позвольте представиться – новый жилец кооператива. Для меня событие пожать Вам руку.

– Это с чего так?

– Потому что Вы (именно так, с большой буквы и говорил) явление большее, чем блистательный писатель. Вы не только поэт, журналист, оратор и трибун, но вы еще и стойкий борец за мир, и самоотверженный защитник культуры…

– Давно мне дифирамбы столь сладко не пели.

– Да я и журналистом стал, учась на ваших статьях…

Кстати, много ли журналистов военной годины могли похвастаться тем, что сам Адольф Гитлер лично распорядился поймать и повесить Эренбурга, объявив его в январе 1945 года злейшим врагом Германии. Нацистская пропаганда дала Эренбургу прозвище «Домашний еврей Сталина».

Я смотрел на этого породистого и сильного, несмотря на возраст, человека, которому люди России обязаны знакомством с множеством «забытых» имен, способствовал публикациям как забытых (М. И. Цветаева, О. Э. Мандельштам, И. Э. Бабель), так и молодых авторов (Б. А. Слуцкий, С. П. Гудзенко). Пропагандировал новое западное искусство (П. Сезанн, О. Ренуар, Э. Мане, П. Пикассо).

И невольно всплыло в памяти его, мной любимое, стихотворение. И я прочитал его полностью, наблюдая как расширяются его глаза в недоумении, а потом подумал – а вдруг он его еще не написал:

 
Я помню, давно уже я уловил,
Что Вы среди нас неживая.
И только за это я Вас полюбил,
Последней любовью сгорая.
 
 
За то, что Вы любите дальние сны
И чистые белые розы.
За то, что Вам, знаю, навек суждены
По-детски наивные грезы.
 
 
За то, что в дыханье волнистых волос
Мне слышится призрачный ладан.
За то, что Ваш странно нездешний вопрос
Не может быть мною разгадан.
 
 
За то, что цветы, умирая, горят,
За то, что Вы скоро умрете,
За то, что творите Ваш страшный обряд
И это любовью зовете.
 

– Не скрою, удивили! – сказал Илья Григорьевич. Если вы еще и языки знаете, то у вас есть будущее. Хотя, сразу скажу, не полное по причине национальности.

– Языки я, конечно, знаю. Штук пять (похвастался) и еще буду учить. А вот насчет будущего… ну не всегда же будет у власти одна партия, со временем изменится костная политическая система, экономика к этому неизбежно подтолкнет.

– Ну, ну, – поднял он руку, – только не надо о политике. Нет более грязной темы для России. Вот в войну писал я хотел писать о любви, а писал другое:

 
Было много светлых комнат,
А теперь темно,
Потому что может бомба
Залететь в окно.
Но на крыше три зенитки…
 

Он кашляну, а я продолжал, балдея от удовольствия общения:

 
– И большой снаряд,
А шары на тонкой нитке
Выстроились в ряд.
Спи, мой мальчик, спи, любимец…
 

Скажите, а вы не обидитесь приглашению на новоселье. Только у меня там Брежнева будет, дочка Самого. Если вас это смущает, я отменю её визит.

– Ну что вы, молодой человек! Я с самим Лениным пиво пил и с Бухариным дружил, меня, помнится ручным жидом Сталина немчура считала, а кровавый Ягода лично из застенка освобождал. Мне ли бояться нынешних правителей и их детишек…