Текст книги "Разведшкола № 005"

Автор книги: Владимир Пятницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Группы В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева, всего 39 человек, были отправлены в тыл немцам 12 октября. Задания им дали идентичные – дезорганизация перевозок противника в соседних улусах и разведка. Обе группы должны были вместе дойти до реки Маныч, а там разойтись по отведенным им районам.

Линию фронта обе группы пересекли в районе 10-го разъезда Астрахано-Кизлярской железной дороги. Двигались по ночам, пешком, ориентируясь по компасу и звездам. Днем в светлое время отлеживались где-нибудь в низине, спрятавшись в невысокой, высушенной солнцем, траве. Двигались почти месяц, без отдыха, преодолев более 350 километров по плоской, как столешница, степи, уничтожая по пути следования небольшие группы и посты противника. Они потеряли связь со штабом, село питание для рации, кончилось продовольствие. А в калмыцких степях разжиться едой негде. Очень трудно было с водой, чтобы напиться и наполнить запасы воды приходилось в буквальном смысле драться за доступ к колодцам.

На 22-й день пребывания в тылу противника соединенный отряд В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева возле хотуна Шара-Халстун в устье реки Калаус наткнулся на немецкую заставу и почти полностью ее уничтожил. Затем, после большого ночного перехода, отыскав неглубокую ложбину, отряд лег там на дневку, выставив охранение. Часовые выполняли свои обязанности в положении лежа. После ночного боя и форсированного марш-броска все сразу заснули. А уже через час охранение подняло тревогу.

Отряд был окружен. Два эскадрона калмыцких и казачьих легионеров и рота солдат 16-й немецкой мотодивизии окружили лощину, где расположился отряд наших диверсантов. В течение десяти часов бойцы сводного отряда отбивали одну атаку за другой, нанося противнику ощутимые потери. Причем, атаковали только немцы. Легионеры окружили плотным кольцом место боя, чтобы не дать уйти тем, кому удастся прорваться. Немцы обстреливали наших ребят из пулеметов и миномета, потом подожгли из огнемета сухой камыш и траву. Когда огонь подошел к позиции отряда, его бойцам под прикрытием огня и дыма удалось прорвать кольцо окружения и оторваться от противника. При этом отряд потерял убитыми двух человек, без вести пропали четверо, дезертировали двое.

Попытайтесь представить себе бой, где 39 бойцов сражаются против роты солдат и двух эскадронов легионеров.

Оставшись без боеприпасов, продовольствия и теплой одежды, которые погибли в горящем камыше или были уничтожены огнем миномета, эти группы смогли добраться до реки Маныч, укрыться в ее лимане и, дождавшись темноты, ночью переправиться на другой берег. В ноябре вода в Маныче и его лиманах очень холодная, а обсушиться негде. Поэтому все простудились, некоторые очень сильно.  За Манычем начинается Ставрополье. Там они встретились с конным партизанским отрядом ставропольских казаков. С их помощью и под их прикрытием нашим ребятам удалось перейти линию фронта и добраться до Кизлярской железной дороги, где на одном из разъездов они разыскали пустую теплушку и в ней добрались до пригорода Астрахани поселка Трусово.

На пристани в Трусово они своим видом перепугали всех, в том числе коменданта, который принял наших ребят за банду дезертиров. В ту трудную пору их немало бродило по степям на ничейной земле. Вояки комендантской роты, увидев перед собой группу оборванных вооруженных людей, здорово струсили. Пропустив их на паром, они тут же связались с комендантом Астрахани. Вот почему на пристани наших ребят встретила поднятая по тревоге, рота комендантского резерва. Об остальном вы уже знаете из предыдущего рассказа.

Сведения о действиях диверсионных групп В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева я привел по документу № 136 от 1 января 1943 года и по рассказам участников этих действий [17]17
  ЦПА ИМЛ. Ф. 69, оп. 1, д. 45, лл. 101–103 (документ № 136).


[Закрыть].

Родина была нашей общей матерью, а мать к детям своим относится по-разному, но при этом всегда остается самым дорогим существом. Поэтому все плохое, что мы видели в нашей стране, а мы уже научились это замечать, мы воспринимали как явление временное или ошибочное.

В спецшколе я ничем не отличался от других курсантов. Отношения со всеми были равными и приятельскими. Но возраст сказывался. Среди нас были и 20-летние. Они смотрели на нас, молодых, свысока. Ведь большинству из нас было 17–18 лет. Но требования ко всем были одинаковыми и мы, малолетки, часто утирали им нос в силу своего развития и образования.

По-настоящему дружеские отношения у меня сложились с Федором Ворониным, моим бывшим командиром  и учителем. Воевать он начал еше в Финскую кампанию. Он был молчалив, угрюм, очень строг и настойчив. Потом я узнал причину тому. Он был из семьи раскулаченных крестьян, родом из Осташково Тверской области, то есть «нетипичным советским гражданином». Этот факт своей биографии он скрывал и боялся, что если о нем станет известно, то его тоже репрессируют как сына кулака, скрывшего правду о своих родителях. Я как мог его успокаивал. Но о своей родословной молчал, красочно расписывая жизнь в детдоме. Я очень хорошо помнил наставления своего комсорга Степы Козлова, что «все свое надо нести в себе и никогда не вытряхивать наружу».

Я был веселый, контактный парень, никогда не унывал, это помогало выжить в любой обстановке. Но все же мысли о судьбе родителей появлялись часто. О матери я вспоминал реже, а вот к судьбе отца и брата память возвращала настойчиво. Особенно после неудач на фронте. Я не мог понять, как могло случиться, что немцы оказались под Москвой, Сталинградом и на Кавказе.

В моей памяти возникали картины недавнего прошлого. Я вспоминал Тухачевского, Гая, Корка, которые жили в нашем доме, в соседних подъездах, Берзи-ня – дядю Пашу, который часто, бывал в нашем доме и в рабочем кабинете отца, дядю Мишу Трилиссера, с которым каждый выходной день встречался в доме отдыха ЦК в Нагорном [18]18
  Тухачевский Михаил Николаевич (1893–1937) – герой Гражданской войны, маршал СССР, военный теоретик, 1-й зам. наркома обороны, внес крупный вклад в строительство Красной Армии и укрепление оборонной мощи СССР.
  Гай Гая Дмитриевич (1887–1937) – герой Гражданской войны, во время советско-польской войны (1920 г.) командовал 3-м конным корпусом, комкор, в последние годы жизни был на военно-педагогической и научной работе.
  Корк Август Иванович (1887–1937) – герой Гражданской войны, командарм 2-го ранга, начальник военной академии им. Фрунзе.
  Берзин (Берзинь) Ян Карлович, он же Павел Иванович, он же «Старик» и «Гришин» (1889–1938) – армейский комиссар 2-го ранга, начальник Разведывательного управления генштаба Красной Армии.
  Трилиссер Меер Абрамович (1883–1940) – старый большевик, руководитель военно-политической разведки (Иностранного отдела) ОГПУ.


[Закрыть].

Этих знакомых и близких мне людей, легендарных героев Гражданской войны, объявили «врагами народа». Я не мог понять, как люди, совершившие Октябрьскую революцию и героически сражавшиеся в Гражданской войне, защищая советскую власть, оказались врагами этой власти. Но я все еще был ортодоксом коммунистической идеи, впитавшей ее с молоком матери – одним из многих «Павликов Морозовых», ставивших интересы Отечества выше своих переживаний. Меня так воспитали родители и вся обстановка, в которой я жил.

Но в моем мозгу уже стало что-то происходить. Все чаще возникали вопросы, ответы на которые я не мог найти. А делиться своими мыслями с кем-либо я боялся. Разобраться же в них сам в то время еще не мог, и это угнетало. Осознание всего происходившего произошло значительно позже. Сама жизнь обкатала и отшлифовала мое сознание.

Я уже говорил выше, что подготовку нашей группы младшего командного состава вели ускоренными темпами. Нас даже освобождали от всякого рода хозяйственных нарядов. Нам долю оставили лишь ночное дежурство по школе и патрулирование вокруг территории школы. Мне приходилось несколько раз дежурить в штабе спецшколы то дежурным, то его помощником. Эти дежурства были суточными. Дежурных освобождали от занятий, тогда как людей, занятых ночным патрулированием, от занятий не освобождали.

Вспоминаю курьезный случай, произошедший со мной во время очередного дежурства. Однажды в декабре я дежурил по школе в паре со старшиной Мишей Бурдиным. Это был рыжий веснушчатый крепыш, немного старше меня. Он был старшим, я – помощником. Поздно вечером в день нашего дежурства Бурдин заговорщически отозвал меня в сторону и сообщил, что договорился с девчатами, что они нас ждут к себе после отбоя. Запрет запретом, а жизнь идет своей чередой.

Когда прозвучал отбой, начальство разошлось по квартирам, спецшкола затихла, мы с ним тихонько прошли в  девичий флигель, в «светлицу», как мы его называли между собой. Миша прихватил с собой фляжку со спиртом. Ума не приложу, где он сумел раздобыть ее. Мы зашли в одну из комнат, где девчата уже ждали нас и тихонечко, как нам казалось, стали праздновать чей-то день рождения. Как я понял потом, это был только предлог. «После спирта все мы забыли и о времени, и о запрете. Девчата раскраснелись, они были полураздеты и доступны. Кровь заиграла в наших головах. Стали раздеваться и мы. Ведь никто из нас не знал, что с нами будет завтра, мы стремились жить сегодняшним днем. Многие группы, заброшенные за линию фронта, сразу же бесследно исчезали. Такая участь, очевидно, ждала и нас

И вот в самый разгар веселья, вдруг зажегся свет и в. нашу «светлицу» вошло сразу все руководство спецшколы. Это произошло столь неожиданно, что все мы оторопели. Девчата вскрикнули и закрылись одеялами. Бурдин как был без штанов, так и вскочил с девичьей кровати, вытянувшись перед начальством. А я инстинктивно сполз с кровати и юркнул под нее, прихватив с собой одежду. Кровати стояли вдоль одной стены с маленькими промежутками, где были тумбочки, по одной на две кровати.

Начальники стояли посреди комнаты, уставившись на Бурдина. Я же, вспомнив уроки спецтактики, тихонько прополз по-пластунски под кроватями, пока не оказался за спиной начальства у открытой двери, шмыгнул в нее и по коридору добрался до женского туалета. Там, превысив все нормативы по времени, оделся. И в это время услышал приказ начальника школы «помдежа ко мне!».

Выскочив во двор и пробежав немного вдоль забора, я, запыхавшись, вбежал в женский корпус. Там уже никто не спал, шел тщательный «шмон». Искали парней, нарушителей внутреннего порядка. Я остановился перед начальством и доложил о прибытии. На вопрос «где ты болтаешься?» отрапортовал, что проверял внешний обвод спецшколы, что там все в порядке, патруль совершает очередной обход территории, в казармах тишина.   Добросердов возмущенно сказал: «какой же это порядок» и показал на Мишу Бурдина. Он стоял уже одетый, весь красный, цвета своих веснушек и выглядел очень испуганным. Алексей Михайлович, обращаясь ко мне, спросил: «а как же ты услышал, что я вызывал помдежа, если проверял патрули на внешней обводе?». Я, не моргнув глазом, ответил, что как раз возвращался во двор школы и заметил открытую дверь в женский корпус. Видимо, Вы забыли ее закрыть. Добросердов, конечно, знал, что я ему вру, но проглотил это молча. Затем он показал мне на Бурдина и приказал: «Этого в карцер! Ответственным дежурным назначаю Вас. Внимательно проверить мужскую казарму. После завтрака – общее построение во дворе!».

Я попал в весьма щекотливое положение. Пришлось вести своего товарища в карцер, который располагался под лестницей в маленькой темной каморке основного корпуса.

Утром, после завтрака, было общее построение. Начальник школы, в присутствии представителей Центрального штаба, сообщил выстроившимся инструкторам и курсантам о безобразном отношении некоторых, тут он усилил голос, к установленным правилам, указав на случай самовольных отлучек из расположения спецшколы, и остановился на вчерашнем ночном эпизоде. Миша Бурдин стоял перед строем без ремня, с пустыми петлицами. Было холодно. Я же, дежурный по школе, стоял подтянутый рядом с Алексеем Михайловичем с левой стороны от него, в ботинках, до блеска начищенных, вытянувшись по стойке «смирно».

Потом Добросердов зачитал приказ, который гласил, что старшина Бурдин за грубое нарушение установленного распорядка и нарушение приказа начальника спецшколы разжалован в рядовые и отчислен в штрафную роту 28-й армии. Бурдина тут же увел наряд городской комендатуры, вызванный руководством заранее.

Подождав, когда эта процедура завершится, начальник спецшколы продолжил экзекуцию. Дошла очередь и до меня. Он приказал мне стать перед строем. Когда я это сделал, Добросердов сообщил, что помощник дежурного старший сержант Пятницкий совершил такой же проступок, что и бывший старшина Бурдин, однако в тех обстоятельствах, в которых оба они очутились, не растерялся, незаметно ретировался из комнаты, показав при этом отличное знание бесшумного перемещения по-пластунски, а главное – хладнокровие и находчивость. А в этом и заключается основа действий в экстремальной обстановке.

Исходя из этого, руководство школы и представители Центрального штаба решили в отношении старшего сержанта Пятницкого ограничиться наказанием, – три дня карцера без освобождения от занятий. А за находчивость в экстремальных условиях и при этом полное хладнокровие и самообладание объявить ему благодарность.

Решение было необычным, оно вызвало массу пересудов. Опять моя фамилия стала у всех на устах. Меня узнали и запомнили все: и начальство, и парни, и девушки. Те и другие считали обязательным при встречах со мной улыбнуться и похлопать меня по плечу.

Между тем, время бежало вперед, занятия продолжались обычным порядком.

Вернулась с задания диверсионная группа Очирова № 74 «Юста».

С момента встречи на Волжском берегу возвращавшихся из немецкого тыла ребят сводного отряда В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева, я стал для них поверенным в делах. За время их отсутствия контингент в спецшколе поменялся и они, не встретив старых знакомых, чувствовали себя в ней чужаками.

С другой стороны, сами, побывав во всяких переделках, к новичкам относились свысока, считая их необстрелянной молодежью, а себя уже бывалыми бойцами. К нашей же группе младших командиров, большинство из которых уже побывало в боях, были ранены и имели награды, питали настороженное уважение. В спецшколе были также и другие люди сержантского состава, присланные из 28-й и 51-й армий Сталинградского фронта, но они тоже держались особняком. Они прибыли раньше нас и почти все были задействованы в группах, уже заброшенных в тыл противника.

А вот с некоторыми ребятами из групп В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева, которых мне довелось встречать в военной гавани после их возвращения с задания, у меня сложились довольно доверительные отношения. Особенно с ребятами из отряда В.Н. Кравченко. Иногда они обращались ко мне с разными вопросами о новых порядках, установленных в спецшколе в их отсутствие. Изредка мне поручалось сопровождать некоторых из них в госпиталь, проведать раненых и больных товарищей. Так завязалась дружба. Ведь со многими из них мы были однолетками.

Особенно близко я сошелся с Лешей Вдовиным, Борисом Бритиковым, Виктором Аксеновым и Ваней Дуриным. Все они были астраханцами. Близко познакомился я и с руководителями отряда Василием Никитовичем Кравченко и комиссаром Дорджи Горяевичем Горяевым.

Командир отряда во всех официальных документах и сводках именовался с инициалами, в отличие от других руководителей групп, так как существовала и другая группа, которой командовал другой Кравченко. Они были совершенно разными людьми и по возрасту, и по опыту, и по виду.

Ребята из группы В.Н. Кравченко называли своего командира просто «Батей», а командир со всеми бойцами, кроме комиссара и своего заместителя по разведке и двух-трех сверстников, обращался, называя их не по фамилиям, а с неизменным «сын» к ребятам или «дочь» к девчатам. «Бате» в ту пору было уже 55 лет, и для нас он действительно являлся «отцом».

При нашей первой встрече, на пристани в военной гавани, командир группы № 55 поразил меня своим видом. Он чем-то напоминал мне знаменитого в то время В.И. Чапаева. Он был среднего роста, значительно выше своего комиссара, крепко сложен, широк в плечах. На голове прочно сидела, заломленная назад, каракулевая папаха. Он был, как и все его бойцы в обгорелом ватнике, а на плечах, как бурка на казаке, был накинут брезентовый плащ, тоже прожженный в нескольких местах. Но поражали его глаза и полуседые усы. В тот раз они выражали гнев и возмущение, вызванное нерадивой встречей и действиями комендантского наряда. Его усы дергались в такт взмахов его правой руки. Усы у него всегда дергались, когда он был чем-то возмущен.

Командир и комиссар всегда ходили вместе. Они были дружны еще до войны, работали в одном районе – Приютинском.

Комиссар группы был калмык. У него было очень сложное имя – Дорджи-Горяев Лежи-Горя Дорджи Горяевич. Но выговорить это было нелегко, и бойцы отряда звали его просто «товарищ комиссар» или просто «Дорджи Горяевич». По-русски он говорил с небольшим акцентом. Он был небольшого роста, крепкого телосложения, с очень смуглым лицом и выпирающими скулами. Обладал неиссякаемой энергией, вмешивался во все дела, касающиеся бойцов группы, покорял окружающих силой духа, верой в грядущую победу и жгучей ненавистью к предателям.

С заместителем командира по разведке Александром Андреевичем Аксеновым – отчимом моего нового друга Виктора Аксенова, отношения у меня не сложились. Он был очень высокомерен, и на всех малолеток смотрел сверху вниз, чем отличался от своих непосредственных начальников, командира и комиссара. Но я в то время от него не зависел и, по возможности, стремился избегать с ним контактов. Ребята в группе, обращаясь к нему, называли его просто «Дядя Саша», а он всех их, даже своего пасынка Витьку, называл только по фамилиям.

С ребятами из группы И.Н. Чернышева у меня контактов почти не было. Поэтому эту группу я знал значительно хуже.

В конце ноября вернулась с задания диверсионно-разведывательная группа А.Р. Потапова № 50 «Андрей».

Наступил декабрь 1942 года.

Здесь я считаю уместным привести текст докладной записки представителей Центрального штаба партизанского движения, направленной начальнику ЦШПД. П.К. Пономаренко, о мероприятиях по усилению деятельности партизан, от 30 декабря 1942 года (документ 131) [19]19
  ЦПА ИМЛ. Ф. 69, оп. 1, д. 33, л. 36.


[Закрыть].

С момента наступления частей Красной Армии нами проведены и проводятся следующие мероприятия:

1. Направлены две новые диверсионные группы (БЕСПАЛОВА и КРАВЧЕНКО) на железную дорогу Сальск – Егорлыкская, Сальск – Котельниково.

2. Перебазирована группа ЧЕРНЯХОВСКОГО из района Заветное на железную дорогу Сальск-Котель-никово.

3. Группы ГОЛУБЕВА, БАТАЕВА и ХАРЦХАЕВА, оставшиеся на территории, освобожденной частями Красной Армии, сейчас обеспечиваются боеприпасами, продовольствием и обмундированием и засылаются в тыл противника в новые районы на дороги Элиста – Зимовники, Ремонтное – Заветное.

4. Переформированы и на днях по получении оружия будут засланы в тыл противника на дороги Элиста – Приютное – Сальск и Приютное – Дивное отряды В.Н. КРАВЧЕНКО и И.Н. ЧЕРНЫШОВА. Эти отряды усилены численно до 34–35 человек и состоят из трех групп в каждом отряде по 10–11 человек, подготовленных для выполнения самостоятельных задач.

5. Имеется подготовленных 58 подрывников-диверсантов (четыре группы), которые будут направлены в тыл противника в ближайшие дни по получении оружия.

6. Продолжает отбор людей для формирования новых партизанских отрядов и групп.

Представитель Центрального штаба партизанского движения Рыжиков

Заместитель представителя ЦШПД Шестаков

2 ноября 1942 года диверсионная группа «Максим» получила по радио указание перекрыть железную дорогу в районе полустанка Куберле. Выполняя приказ, группа Л. М. Черняховского взорвала железнодорожный путь под первым эшелоном дивизии СС «Викинг». Противник не ожидал ничего подобного и двигался эшелонами по одноколейной железной дороге.

Подорвав паровоз и железнодорожный путь под ним, командир «Максима» успел передать по радио в штаб сообщение об этом. Я уже писал выше, что наша спецшкола для связи с диверсионными группами, заброшенными в тыл противника, пользовалась радиоузлом разведотдела штаба 28-й армии. Через него донесение Черняховского моментально передали штабу Сталинградского фронта.

К тому времени танковая армия генерал-полковника Германа Гота была усилена 5-й панцергренадерской (моторизованной) дивизией СС «Викинг», которая не входила в состав Вермахта, а находилась в резерве рейхс-фюрера Гиммлера.

Дивизию СС «Викинг» сформировали по приказу Гитлера от 11 ноября 1940 г. Ее командиром был назначен группенфюрер (генерал-лейтенант) Роберт Гилле. В состав дивизии входили не только немцы, но и добровольцы из ряда стран Европы – голландцы, фламандцы, датчане, норвежцы, финны. Дивизия была намного сильнее любой дивизии Вермахта. Она включала в свой состав три полка мотопехоты – «Норд-ланд», «Вестланд», «Дойчланд» и артиллерийский полк, батальоны – разведывательный, саперный, связи, истребителей танков, дивизион зентиной артиллерии. В ней солдат и бронетехники было значительно больше, чем в обычных дивизиях. В танковой группе генерала Гота дивизия «Викинг» являлась главной ударной силой.

В ее первом эшелоне двигался полк «Нордланд». Командиром его был штандартенфюрер (полковник) Мюлленкампф. Полк состоял из двух батальонов легких танков, четырех батальонов средних танков, мотострелковой роты, трех батарей (противотанковых, полевых, зенитных орудий), имел много другой техники. Этой дивизии и этому полку надлежало быть на острие клина, которым фельдмаршал фон Манштейн намеревался пробить кольцо окружения и деблокировать окруженную группировку фон Паулюса, теперь уже генерал-фельдмаршала.

Диверсионной группе старшины Л.М. Черняховского было приказано перекрыть дорогу этой армаде. А что могли сделать 15 бойцов группы «Максим» против танковой армии генерала Гота? Ведь все вооружение группы состояло из 6 автоматов ППШ, 4 винтовок, 4 карабинов, 2 пистолетов ТТ (у комиссара и радистки), 65 мин, 4500 патронов всех видов, 40 килограммов тола и 3 коробков спичек для минеров.

Немцы выгрузили из подорванного эшелона мотострелковую роту с орудиями и минометами, и завязался неравный бой. 15 бойцов группы «Максим» против усиленной роты мотопехоты противника. Бой длился около часа. Бойцы группы держались до последнего патрона. Среди них были убитые и раненые. Оставшихся в живых немцы взяли в плен. Их пытали, надеясь выяснить, где расположены другие засады. А в это время саперы восстанавливали взорванный путь и ремонтировали взорванный паровоз. На это ушло более четырех часов.

Ребята молчали. К тому же они в самом деле не знали расположения других диверсионных групп. Наконец, их выстроили в ряд перед стоявшим эшелоном, сорвали одежду и, чтобы запугать, вытащили одного вперед и заживо сожгли из огнемета на глазах у всех. Затем расстреляли остальных; Ребята умерли молча [20]20
  По сведениям из дневника штурмбанфюрера (майора) Петера Неймана, командира мотострелковой роты полка «Нордланд» дивизии «Викинг», свидетеля и участника описанных событий. Дневник был издан в ФРГ и США под названием «Черный марш – личные воспоминания эсэсовца». Обьявило ее без вести пропавшей. Бойцы этой группы ценой своей жизни задержали продвижение танковой армады генерала Гота и предотвратили ее прорыв к окруженному Сталинграду.


[Закрыть].

Так в степи под полустанком Куберле в ночь с 2 на 3 ноября 1942 года погибла диверсионно-разведывательная группа № 66 «Максим», а наше командование объя-

Радиограмма Черняховского дошла до командования вовремя. Высланные на перехват эшелона штурмовики целый день бомбили его на перегонах между станцией Орловской и разъездом Куберле бомбила их. Пришлось эсэсовцам разгружаться в полевых условиях и двигаться своим ходом. На это ушло четверо суток.

Повторяю, что таким образом 15 бойцов диверсионно-разведывательной группы «Максим» задержали армейскую группу Гота на четверо суток. А на войне четверо суток значат очень многое. За этот срок командование Сталинградского фронта подтянуло резервы и организовало прочную оборону. И там, в районе реки Мышкова, армию Гота остановила 2-я гвардейская армия генерала Р.Я. Малиновского. От окруженной в Сталинграде армии Паулюса немцев отделяло не более 40 километров. Танковый клин, которым генерал-фельдмаршал Манштейн надеялся пробить оборону советских войск и высвободить окруженную армию генерал-фельдмаршала Паулюса, был обрублен.

Вот эти герои:

Черняховский Л.М. 1914 г. р. – командир.

Быковский В.М. 1913 г.р. – комиссар.

Солдатов В.Я. 1921 г.р. – зам. командира по разведке.

Киселев СМ. 1922 г.р. – подрывник, комсорг.

Кулькин Н.С. 1923 г.р. – снайпер-подрывник.

Лунгор Н.С. 1923 г.р. – снайпер-подрывник.

Сидоров И.Р. 1925 г.р. – подрывник.

Клепов И.О. 1922 г.р. – подрывник.

Владимиров В.Ф. 1925 г.р. – подрывник.

Анастасиади В.Ф. 1925 г.р. – подрывник.

Хаврошин Н.Ф. 1925 г.р. – подрывник.

Шарыгина Н.Н. 1925 г.р. – подрывник.

Васильев П.Н. 1920 г.р. – подрывник.

Печенкина З.Ф. 1922 г.р. – радистка.

Заикина В.И. 1923 г.р. – медсестра.

Запомни их фамилии, дорогой читатель! Двенадцать парней и три девушки, средний возраст – 18–19 лет!

Бывший начальник спецшколы № 005 Алексей Михайлович Добросердов сказал мне при нашей встрече после войны, что «к сожалению, советские люди ничего не знали о подвиге своих сыновей и дочерей. Свидетелями их гибели были только вражеские палачи!». Он назвал диверсионную группу «Максим» «храбрейшей среди храбрых!».

Юлиус Фучик (1900–1943), журналист, редактор газеты чешских коммунистов «Руде право», сказал в своей знаменитой книге «Репортаж с петлей на шее», написанной им в берлинской тюрьме Плётценцзее: «Не забудьте! Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за тебя и за вас! Помните, безымянных героев быть не должно!».

Котельническая операция продолжалась до 30 декабря, она завершилась полным разгромом группировки генерала Гота. Операция «Зимняя гроза» провалилась, судьба окруженной в Сталинграде армии фельдмаршала Паулюса была решена.

Так закончилась героическая эпопея диверсионно-разведывательной группы «Максим».

А ведь я мог оказаться в ее составе, если бы штаб нашей спецшколы нашел возможность выделить ей пулемет. Повезло? Есть такое понятие – фортуна! Именно она вела меня через всю войну, не выпуская из своих объятий. Ведь я прошел через всю Отечественную войну целым и невредимым, и при этом никогда не прятался за спины других.

О трагической судьбе группы «Максим» рассказал мне уже после войны мой друг, писатель и разведчик, закончивший аналогичную спецшколу с номером 003, расположенную в Москве.