355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Ленин » ПСС том 20 » Текст книги (страница 2)
ПСС том 20
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:55

Текст книги "ПСС том 20"


Автор книги: Владимир Ленин


Жанр:

   

Политика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Ряд статей, включенных в настоящий том, посвящен вопросам международного рабочего движения, памяти вождей рабочего класса. Среди них – «Павел Зингер», «Речь, произнесенная от имени РСДРП на похоронах Поля и Лауры Лафарг 20 ноября (3 декабря) 1911 г.» и др.

В статье «Памяти Коммуны» Ленин дал глубокий анализ сущности Парижской Коммуны, как первого в мире рабочего правительства, мероприятия которого были направлены против основ капиталистического строя. Героическая борьба парижских коммунаров, при-



ПРЕДИСЛОВИЕ XXIII

мер рабочего правительства Коммуны подняли дух миллионов рабочих, возбудили их надежды и привлекли их симпатии на сторону социализма. «Дело Коммуны, – писал Ленин, – это дело социальной революции, дело полного политического и экономического освобождения трудящихся, это дело всесветного пролетариата. И в этом смысле оно бессмертно» (стр. 222).

В том включены статьи В. И. Ленина, посвященные великому русскому писателю Л. Н. Толстому; «Л. Н. Толстой», «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», «Толстой и пролетарская борьба» и «Л. Н. Толстой и его эпоха».

Статьи В. И. Ленина о Толстом, опубликованные в большевистских печатных органах за границей и в России, всесторонне и глубоко раскрыли всю сложность творчества Толстого, вскрыли связь его творчества с коренными вопросами русской революции. В этих статьях показана огромная сила критики Л. Н. Толстым общественных порядков царской России. Эта критика, указывал Ленин, отличалась страстностью, силой чувства, убедительностью, свежестью, искренностью, бесстрашием в своем стремлении найти настоящие причины бедствий народных масс. Правдиво, во всю силу огромного таланта отразив в своих произведениях историческое своеобразие целой предреволюционной эпохи – эпохи подготовки крестьянской революции в условиях высокоразвитого капитализма, силу и слабость массового крестьянского движения, великий художник стал этим близок и дорог рабочему классу. В то же время Ленин вскрыл противоречивость взглядов Толстого, совмещавшего борьбу с крепостничеством и полицейщиной с проповедью «непротивления злу». Ленин указывал, что правильно оценить творчество Толстого можно только с точки зрения революционного рабочего класса, на деле доказавшего свою преданность народу, умение бороться с непоследовательностью буржуазной, в том числе и крестьянской демократии. Художественное наследие Толстого российский рабочий класс использовал для борьбы против крепостничества, полицейщины, для



XXIV ПРЕДИСЛОВИЕ

того чтобы сплотить массы на борьбу за новый общественный порядок.

Ленин называл Толстого «зеркалом русской революции». Мировое значение Толстого, указывал Ленин, отражает мировое значение русской революции.

Ленинские статьи, посвященные Толстому, служат замечательным образцом глубокого марксистского анализа явлений литературного творчества, диалектического раскрытия их и имеют огромное, основополагающее значение для разработки марксистской эстетики.

Произведения В. И. Ленина, написанные в период нарастания нового революционного подъема, проникнуты безграничной верой в силы рабочего класса, в победу грядущей революции. Ленинское научное предвидение подтверждено историей.

* * *

В разделе «Подготовительные материалы» помещен план лекции по курсу «Начала политической экономии», прочитанной Лениным на «Курсах социальных наук» в Париже в феврале 1911 года, и план реферата «Манифест либеральной рабочей партии», с которым Ленин выступал в Париже 14 (27) ноября 1911 года.

Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС



НЕ НАЧАЛО ЛИ ПОВОРОТА?

Настоящий номер был уже сверстан , когда мы получили петербургские и московские газеты от 12 ноября. Как ни недостаточны сведения легальной печати, но из них вытекает все же несомненно, что в целом ряде городов произошли студенческие сходки, манифестации, уличные шествия с протестом против смертной казни, с речами против правительства. Петербургская демонстрация 11 ноября, даже по сведениям держащих себя совершенно по-октябристски «Русских Ведомостей» 2, собрала не менее 10 000 человекна Невском. Та же газета сообщает, что на Петербургской стороне «у Народного дома к шествию присоединилось много рабочих. У Тучкова моста шествие остановилось. Полицейский отряд никак не мог остановить шествие, и толпа прошла с пением и флагами на Большой проспект Васильевского острова. Только у университета полиции удалось рассеять толпу».

Полиция и войска вели себя, разумеется, истинно-русски.

Откладывая до следующего номера оценку этого несомненного демократического подъема, мы не можем не сказать здесь нескольких слов об отношении разных партий к демонстрации. «Русские Ведомости», поместившие 11-го ложноеизвестие, что демонстрация отменена, сообщают 12-го, будто с.-д. не приняли никакого постановления, а отдельные депутаты из них даже



В. И. ЛЕНИН

з

высказывали свое отрицательное отношение, и лишь одни трудовики в принятой резолюции сочли невозможным препятствовать демонстрации. Мы не сомневаемся, что это позорящее наших с.-д. депутатов сообщение ложно; вероятно, оно так же злостно выдумано «Русскими Ведомостями»,как и их вчерашнее сообщение об отмене демонстрации. «Голос Москвы» 4сообщает 12-го, что, «за исключением с.-д., депутаты всех партий относятся отрицательно к выступлению студенчества на улицах».

Ясно, что кадетские и октябристские органы сугубо «уклоняются от истины», будучи запуганы совершенно нелепыми, смешными криками правых о том, что «пружины, готовящие демонстрацию, нажимаются из Таврического дворца».

А что кадеты 5вели себя недостойно, это – факт. «Речь» 6поместила 11-го, в день демонстрации, воззвание депутатов к.-д., приглашающее не устраивать демонстрации. Мотивировка и в этом воззвании и в передовице «Речи» поистине подлая: «не омрачать» скорбных дней! «устраивать манифестации, соединять их с памятью Толстого» – значит обнаруживать «отсутствие искренней любовности к священной памяти»!! и т. д. в чисто октябристском духе (сравните передовицу от 11-го в «Голосе Москвы» с почти буквально тождественными фразами).

К счастью, подлая подножка, подставленная демократии кадетами, не удалась. Демонстрация все же состоялась. И если полицейская «Россия» 7продолжает винить во всем кадетов, ухитряясь даже в их воззвании видеть «разжигание», то в Думе 8, по словам «Голоса Москвы», и октябристы 9и крайние правые (Шульгин) оценили заслугукадетов, признали их «противниками демонстрации».

Кого весь ход русской революции не научил тому, что дело освободительного движения в России безнадежно,пока им руководят кадеты, пока он не умеет оберечь себя от измен кадетов, тот пусть учится снова и снова на фактах современной политики, на истории демонстрации 11-го ноября.



НЕ НАЧАЛО ЛИ ПОВОРОТА?

Первое же начало демократического подъема – начало кадетских гнусностей.

Отметим еще сообщение «Голоса Москвы», что рабочие предложили будто бы студентам устроить грандиозную демонстрацию 14-го. Доля правды тут, наверное, есть, ибо сегодня (15 (28) ноября) парижские газеты сообщают об аресте в С.-Петербурге 13-ти членов бюро профессиональных союзов за попыткуорганизовать рабочую манифестацию.

«Социал-Демократ» №18, Печатается по тексту

16 (29) ноября 1910 г. газеты «Социал-Демократ»



О ДЕМОНСТРАЦИИ ПО ПОВОДУ СМЕРТИ МУРОМЦЕВА

(ЗАМЕТКА)

«Эта Дума, – пишет кадетская «Речь» по поводу первого заседания четвертой сессии черносотенной Думы, – в сегодняшний день окончательно и бесповоротно отрезала себя от народных настроений и национального сознания». Говорится это, конечно, по поводу отказа черносотенцев и октябристов почтить память председателя I Думы, Муромцева.

Трудно было бы рельефнее, чем в приведенной фразе, выразить всю фальшь той точки зрения, на которой стоят наши либералы по отношению к борьбе за свободу вообще и к демонстрации по поводу кончины Муромцева в частности.

Нет сомнения, что демонстрация против царского правительства, против самодержавия, против черносотенной Думы была необходима по поводу смерти Муромцева, что демонстрация состоялась, что участвовали в ней самые различные и самые широкие слои населения, самые различные партии от социал-демократии до кадетов, «прогрессистов» 10и польских октябристов (польского коло 11) включительно. И точно так же нет сомнения, что оценка этой демонстрации кадетами в сотый и тысячный раз показывает, насколько чужды они демократии, насколько гибельнодля дела демократии в России ведение этого дела или хотя бы руководящее участие в этом деле наших кадетов.



О ДЕМОНСТРАЦИИ ПО ПОВОДУ СМЕРТИ МУРОМТТЕВА

Все демократы и все либералы участвовали и должны были участвовать в демонстрации по поводу смерти Муромцева, ибо в потемках режима черной Думы такая демонстрация дала возможность открытого и сравнительно широкого выражения протестапротив самодержавия. Самодержавие царя вело отчаянную борьбу против введения представительных учреждений в России. Самодержавие подделывало и искажало созыв первого парламента в России, когда пролетариат и революционное крестьянство вырвали у него массовой борьбой необходимость такого созыва. Самодержавие глумилось и надругалось над демократией, над народом, посколькуголос народа, голос демократии раздавался в I Думе 12. Самодержавие преследует теперь даже воспоминание об этом слабом выражении требований демократии в I Думе (выражение этих требований было гораздо слабее, беднее, уже, менее жизненно во время I Думы и с ее трибуны, чем осенью 1905 года с трибун, которые создала себе волна открытой массовой борьбы).

Вот почему демократия и либерализм могли и должны были сойтись на демонстрации протеста против самодержавия по всякому поводу, напоминавшему массам о революции. Но, сойдясь на общей демонстрации, они не моглине выразить своегоотношения и к оценке задач демократии вообще и к истории I Думы, в частности. А первый же приступ к такой оценке показал невыносимое убожество, политическое бессилие и политическое слабоумие нашего буржуазного либерализма.

Подумайте только: черная Дума «сегодня», 15 октября 1910 года, «окончательно и бесповоротно отрезала себя» от народа! Значит, она не была до сих пор отрезана от него бесповоротно. Значит, участие в чествовании памяти Муромцева устраняло, способно было устранить «отрезанность» от «народных настроений», то есть отрезанность от демократии тех или иных из наших контрреволюционеров. Поймите же, господа, претендующие на высокое звание демократов, что вы сами, больше чем кто бы то ни было, принижаете значение



В. И. ЛЕНИН

демонстрации, опошляете ее, когда ставите вопрос таким образом. «При самой невысокой морально-политической оценке III Думы, – пишет «Речь», – казалось нелепым думать, что она способна будет отклонить от себя этот элементарный долг почтить с трибуны имя того, кто с таким достоинством и блеском открыл ее (!!) и освятил». Услужили, нечего сказать: Муромцев открыл и освятил «ее», III Думу! Нечаянно кадеты сказали этими словами ту горькую правду, что измена русского либерализма и русской буржуазии революционной борьбе и восстанию конца 1905 года «открыла и освятила» эпоху контрреволюции вообще и III Думы в особенности. «Полагали, – пишет «Речь», – что кучка политических скандалистов не в состоянии будет заглушить голос приличия и такта в большинстве Думы». Вот как! вопрос шел и идет о «приличии и такте», а не о протесте против самодержавия. Вопрос ставится не так, что демократия «отрезывается»от контрреволюции, а так, что либерализм объединяетсяс контрреволюцией. Либерализм становится на почву контрреволюции, приглашая ее представителей, октябристов, участвовать в чествовании памяти Муромцева не для выражения протеста против самодержавия, а для выполнения «приличия и такта». Муромцев «открыл и освятил» (бывают же такие поганые слова!) первый, царем созванный, якобы парламент; вы, господа октябристы, сидите в третьем, царем созванном, якобы парламенте, – не будет ли «неприлично и бестактно» отказаться выполнить «элементарный долг». Как великолепно отражает этот совсем маленький пример, это одно только рассуждение кадетского официального органа всю идейную и политическую гнилость нашего либерализма. Его линия – уговариватьсамодержавие, черносотенных помещиков и их союзников, октябристов, а не развивать демократическоесознание масс. Его удел поэтому – неизбежный и неотвратимый удел подобного буржуазного либерализма во всякой буржуазно-демократической революции – вечно оставаться рабом монархии и феодалов, вечно получать от них пинки сапогом.



О ДЕМОНСТРАЦИИ ПО ПОВОДУ СМЕРТИ МУРОМТТЕВА

Если бы у кадетских депутатов была хоть капля понимания задач демократии, они и в III Думе позаботились бы не о выполнении октябристами«элементарного долга», а о демонстрации перед народом.Не заявление председателю нужно было для этого подать (оглашение такого заявления, по § 120 наказа, зависит от усмотрения председателя), а добиться тем или иным путем постановки вопроса на обсуждение.

Если бы у кадетских писателей была хоть капля понимания задач демократии, они не упрекали бы октябристов в бестактности, а разъяснили бы, что поведение III Думы как раз и подчеркивает значение демонстрации по поводу смерти Муромцева, как раз и поднимает вопрос с обывательски-мещанскойболтовни о «приличии и такте» на высоту политическойоценки современного режима и роли различных партий.

Но демонстрация по поводу смерти Муромцева не могла не поднять также другого вопроса, именно вопроса об историческом значении I Думы. Нечего и говорить, что кадеты, имевшие в ней большинство и упоенные в то время надеждой на кадетское министерство, на «мирный» переход к свободе, на укрепление своей гегемонии среди демократии, превозносят Муромцева как «национального героя». Трудовики, в лице г. Жил-кина, опустились до того, что, присоединяясь к этому либеральному хору, прямо чествовали Муромцева как политического «воспитателя» левых партий.

Подобная оценка I Думы кадетами и трудовиками имеет то важное значение, что показывает крайне низкий уровень политического сознания в русском «обществе». «Общество», восхищающееся политической ролью кадетов в I Думе, не вправе жаловаться на Столыпина и III Думу: оно имеет как раз такое правительство, которого заслуживает. Гегемония либерализма в русском освободительном движении неминуемо означает его слабость и неустранимость господства диких помещиков. Только отстранение либерализма пролетариатом и пролетарская гегемония давалипобеды революции и способныдать их еще.



В. И. ЛЕНИН

Эпоха I Думы была таким периодом, когда побежденный в декабре пролетариат собирал силы для нового натиска. Революционная стачка, ослабевшая после декабря, снова могуче подняла голову; за рабочими потянулись крестьяне (крестьянские волнения охватили весной 1906 г. 40% уездов Европейской России); усилились солдатские «бунты». Перед либеральной буржуазией стояла дилемма: помочь новому революционномунатиску масс, и тогда победа над царизмом была возможна, – или отвернуться от революции и тем облегчить победу царизму. Новый подъем массовой борьбы, новые колебания буржуазии, нерешительность и выжидание царизма – вот в чем сутьперво-думской эпохи, вот в чем классовая основаэтой полосы в русской истории.

Кадеты, как главенствующая партия в I Думе, и Муромцев, как один из главарей этой партии, проявили полное непонимание политического положения и совершили новое предательство демократии. Они отвернулись от революции, осуждали массовую борьбу, ставили ей всевозможные препятствия и старались использовать нерешительность царизма, пугая его революцией и требуя сделки ( = кадетское министерство) от имени,революции. Понятно, что такая тактика была по отношению к демократии изменой,по отношению к царизму – бессильным якобы «конституционным» бахвальством. Понятно, что царизм только выигрывал время для сосредоточения своих сил, «играя»в переговоры с кадетами и готовяразгон Думы и государственный переворот. Пролетариат и часть крестьянства поднялись на новую борьбу весной 1906 г., – их вина или их беда состояла в том, что они боролись не достаточно решительно и не в достаточном числе. Либералы весной 1906 г. упивались игрой в конституцию и переговорами с Треповым, осуждая тех, мешая делу тех, кто один только мог сломитьТреповых.

Фарисеи буржуазии любят изречение: de mortuis aut bene aut nihil (о мертвых либо молчать, либо говорить хорошее). Пролетариату нужна правдаи о живых политических деятелях и о мертвых, ибо те, кто действи-



О ДЕМОНСТРАЦИИ ПО ПОВОДУ СМЕРТИ МУРОМТТЕВА

тельно заслуживает имя политического деятеля, не уминают для политики, когда наступает их физическая смерть. Говорить условную ложь о Муромцеве – значит вредить делу пролетариата и делу демократии, развращать сознание масс. Говорить горькую правду про кадетов и про тех, кто давал себя вести (и проводить) кадетам, – значит чествовать великоев первой русской революции, значит помогать успеху второй.

«Социал-Демократ» №18, Печатается по тексту

16 (29) ноября 1910 г. газеты «Социал-Демократ»

Подпись:Н. Ленин



10

ДВА МИРА

О Магдебургском съезде Германской с.-д. партии писали уже много во всех газетах, и все главные события на этом съезде, все перипетии борьбы достаточно известны . Внешняя сторона борьбы ревизионистов с ортодоксами, драматические эпизоды съезда чересчур заполняли внимание читателей в ущерб уяснению принципиального значения этой борьбы, идейно-политических корней расхождения. А между тем, магдебургские прения – главным образом по вопросу о голосовании баденцев за бюджет – дали в высшей степени интересный материал, характеризующий два мира идей и две классовые тенденции внутрис.-д. рабочей партии Германии. Голосование за бюджет лишь одно из проявлений этого расхождения двух миров, расхождения столь глубокого, что ему несомненно предстоит выразиться по поводам гораздо более серьезным, гораздо более глубоким и важным. И теперь, когда в Германии явно для всех надвигаетсявеликая революционная буря, следует взглянуть на магдебургские прения, как на маленький смотр небольшой частички армии (ибо вопрос о голосовании за бюджет есть лишь небольшая частичка основных вопросов с.-д. тактики) передначалом кампании.

Что показал этот смотр относительно понимания своих задач разными частями пролетарской армии? Что говорит нам этот смотр о том, как будут себя вести эти разные части армии? – вот вопросы, на которых мы намерены остановиться.



ДВА МИРА П

Начнем с одного частного (на первый взгляд) столкновения. Вождь ревизионистов, Франк, усердно подчеркивал, как и все баденцы, что министр фон Бодман сначала отрицал «равноправие» с.-д. с другими, буржуазными, партиями, а потом как бы взял это «оскорбление» назад. Бебель в своем реферате сказал по этому поводу:

«... Если министр современного государства, представитель существующего государственного и общественного порядка, – а целью современного государства, как политического учреждения, является защита и поддержание существующего государственного и общественного строя против всех нападений со стороны социал-демократов, защита при надобности и посредством насилия, – если такой министр говорит, что он не признает равноправия социал-демократии, то он с своей точки зрения вполне прав». Франк перебивает Бебеля и кричитз «Неслыханно!». Бебель продолжает, отвечая ему: «Я нахожу это вполне естественным». Франк снова восклицает: «Неслыханно!».

Почему так возмущен был Франк? Потому, что он насквозь пропитан верой в буржуазную «законность», в буржуазное «равноправие», не понимая исторических пределовэтой законности, не понимая, что вся эта законность должна,неизбежно должна разлететься вдребезги, раз дело коснется основного и главного вопроса о сохранении буржуазной собственности. Франк целиком пропитан мелкобуржуазными конституционными иллюзиями; поэтому он не понимает исторической условностиконституционных порядков даже в такой стране, как Германия; он верит в абсолютное значение, в абсолютную силу буржуазной (вернее: буржуазно-феодальной) конституции в Германии, искренне оскорбляясьтем, что конституционный министр не хочет признать «равноправия» его, Франка, члена парламента, человека, действующего вполне по закону. Упиваясь этой законностью, Франк доходит до того, что забывает непримиримость буржуазии с пролетариатом, и незаметно для себя переходит на позицию тех, кто считает эту буржуазную законность вечной, кто



12 В. И. ЛЕНИН

считает социализм умещающимся в рамках этой законности.

Бебель сводит вопрос с этих конституционных иллюзий, свойственных буржуазной демократии, на реальную почву классовой борьбы. Можно ли «оскорбляться» тем, что равноправия на почве буржуазного права не признает за нами, врагами всего буржуазного строя, защитник этого строя? Ведь одно уже допущение того, что меня может оскорблять это, показывает непрочность моих социалистических убеждений!

И Бебель старается втолковать Франку социал-демократические взгляды посредством наглядных примеров. Нас не мог «оскорбить» – говорил Бебель Франку – ис-

14 г

ключительныи закон против социалистов ; мы были полны гнева и ненависти, «и если бы мы тогда могли, мы ринулись бы в бой, как нам того от души хотелось, мы разбили бы вдребезги все, что стояло нам поперек пути» {бурные возгласы одобрения– отмечает в этом месте стенографический отчет). «Мы были бы изменниками нашему делу, если бы мы не сделали этого» (Правильно!).«Но мы не могли этого сделать».

Меня оскорбляет, что конституционный министр не признает равноправия социалистов, – рассуждает Франк. Вас не должно оскорблять отрицание равноправия человеком, говорит Бебель, который не очень давно душил вас, попирая все «принципы», который должен был душить вас, защищая буржуазный строй, и который должен будет завтра душить вас (этого Бебель не сказал, но он ясно намекнул на это; почему Бебель так осторожен, что ограничивается намеками, мы скажем в своем месте). Мы были бы изменниками, если бы не задушили этих врагов пролетариата, имея к тому возможность.

Два мира идей: с одной стороны, точка зрения пролетарской классовой борьбы, которая может в известные исторические периоды идти на почве буржуазной законности, но которая неизбежноприводит к развязке, к прямой схватке, к дилемме: «разбить вдребезги» буржуазное государство или быть разбитым и задушен-



ДВА МИРА 13

ным. С другой стороны, точка зрения реформиста, мелкого буржуа, который за деревьями не видит леса, за мишурой конституционной законности не видит ожесточенной классовой борьбы, в захолустье какого-нибудь маленького государства забывает великие исторические вопросы современности.

Реформисты мнят себя реальными политиками, людьми положительной работы, государственными мужами. Эти детские иллюзии выгодно поддерживать в пролетариате хозяевам буржуазного общества, но социал-демократы должны беспощадно разрушать их. Слова о равноправии – «ничего не значащие фразы», говорил Бебель. «Кто может поймать на удочку этих фраз целую социалистическую фракцию, тот государственный человек, – говорил Бебель при общем смехе партийного съезда, – но те, кто дают себя поймать, те уже совсем не государственные люди». Это не в бровь, а в глаз всевозможным оппортунистам социализма, которые дают себя поймать национал-либералам в Германии 15, кадетам в России. «Отрицатели, – говорил Бебель, – часто добивались гораздо большего, чем люди так называемой положительной работы. Резкая критика, резкая оппозиция падает всегда на благодарную почву, если эта критика справедлива, а наша, несомненно, справедлива».

Оппортунистические фразы о положительной работе означают во многих случаях работу на либералов,вообще работу на других, кто держит в руках власть, кто определяет направление деятельности данного государства, общества, коллектива. И Бебель прямо сделал этот вывод, заявив, что «у нас в партии не мало таких национал-либералов, которые ведут национал-либеральную политику». В пример он привел Блоха,небезызвестного редактора так называемого (по словам Бебеля – так называемого)«Социалистического Ежемесячника» («Sozialistische Monatshefte») 16. «Национал-либералам не место в нашей партии», – прямо заявил Бебель при общем одобрении съезда.

Посмотрите на список сотрудников «Социалистического Ежемесячника». Там всепредставители



14 В. И. ЛЕНИН

международного оппортунизма. Там не могут нахвалиться поведением наших ликвидаторов. Разве это не два мира идей, когда вождь германской социал-демократии объявляет редактора этого органа национал-либералом?

Оппортунисты всего мира клонят к политике блока с либералами, то прямо и открыто провозглашая и осуществляя ее, то проповедуя или оправдывая избирательные соглашения с либералами, поддержку их лозунгов и т. п. Бебель еще и еще раз разоблачил всю фальшь, всю лживость этой политики, и про его слова без преувеличения можно сказать, что их должен знать и помнить всякий социал-демократ.

«Если я, как социал-демократ, вхожу в союз с буржуазными партиями, то можно ставить 1000 против 1, что в выигрыше будут не социал-демократы, а буржуазные партии, мы же окажемся в проигрыше. Это – политический закон,что повсюду, где правые и левые вступают в союз, левые теряют, правые выигрывают...

Если я вхожу в политический союз с принципиальновраждебной мне партией, тогда мне приходится по необходимости приспособлять мою тактику, т. е. мои приемы борьбы, к тому, чтобы не разрывать этого союза. Я уже не смогу тогда критиковать беспощадно, не смогу бороться принципиально, ибо тогда я задену своих союзников; я буду вынужден молчать, прикрывать многое, оправдывать то, чего нельзя оправдать, затушевывать то, чего нельзя затушевывать».

Оппортунизм потому и является оппортунизмом, что он коренныеинтересы движения приносит в жертву минутным выгодам или соображениям, основанным на самом близоруком, поверхностном расчете. Франк говорил в Магдебурге с пафосом о том, что министры в Бадене «хотят нас, социал-демократов, привлечь к совместной работе»!

Не вверх надо смотреть, а вниз – говорили мы во время революции нашим оппортунистам, увлекавшимся неоднократно различными кадетскими перспективами. Бебель, имея перед собой Франков, говорил в своем заключительном слове в Магдебурге: «Массам непонятно, что есть социал-демократы, своим вотумом доверия поддерживающие правительство, которое массы



ДВА МИРА 15

всего охотнее совсем бы устранили. У меня часто получается впечатление, что часть наших вождей перестала понимать страдания и бедствия масс (бурное одобрение),что им чуждо положение масс». А «повсюду в Германии в массах накопился громадный запас озлобления».

«Мы переживаем, – говорил в другом месте своей речи Бебель, – такое время, когда особенно непозволительны гнилые компромиссы. Классовые противоречия не смягчаются, а обостряются. Мы идем навстречу очень, очень серьезным временам. Что будет после предстоящих выборов? Подождем и посмотрим. Если дойдет дело до того, что в 1912 году разразится европейская война, тогда вы увидите, что нам придется пережить, на каком посту придется нам стоять. Наверное, не на том, который заняли теперь баденцы».

В то время как одни успокаиваются самодовольно на том положении вещей, которое сделалось в Германии привычным, Бебель все внимание обращает сам и советует обратить партии на неизбежно предстоящую перемену. «До сих пор все, что мы пережили, это стычки на аванпостах, мелочи», – говорил Бебель в заключительном слове. Главная борьба предстоит впереди. И с точки зрения этой главной борьбы вся тактика оппортунистов является верхом бесхарактерности и близорукости.

Говоря о грядущей борьбе, Бебель ограничивается намеками. Ни разу не говорит он прямо о том, что революция надвигается в Германии, хотя мысль его, несомненно, такова, – все указания на обострение противоречий, на трудность реформ в Пруссии, на безвыходное положение правительства и командующих классов, на рост озлобления в массах, на опасность европейской войны, на усиление экономического гнета в силу дороговизны жизни, объединения капиталистов в тресты и картели и т. д. и т. д., – все клонит явственно к тому, чтобы выяснить партии и массам неизбежность революционной борьбы.

Почему так осторожен Бебель, почему он ограничивается одними наводящими указаниями? Потому, что нарастающая революция в Германии встречает особую, своеобразную политическую ситуацию, которая



16 В. И. ЛЕНИН

не похожа на другие предреволюционные эпохи в других странах и которая требует поэтому от вождей пролетариата решения некоторой новойзадачи. Главная особенность этой своеобразной предреволюционной ситуации состоит в том, что грядущая революция неизбежно должна быть несравненно более глубокой, более серьезной, втягивающей более широкие массы в более трудную, упорную, долгую борьбу, чем все предыдущие революции. А в то же время эта предреволюционная ситуация отличается наибольшим (по сравнению с прежним) господством законности,ставшей поперек дороги тем, кто ввел эту законность. Вот в чем своеобразие положения, вот в чем трудность и новизна задачи.

Ирония истории сделала то, что господствующие классы Германии, создавшие самое сильное во всей 2-ой половине XIX века государство, укрепившие условия наиболее быстрого капиталистического прогресса и условия самой прочной конституционной законности, самым явственным образом подходят теперь к положению, когда эту законность, ихзаконность приходитсясломать, приходится – во имя сохранения господства буржуазии.

Германская с.-д. рабочая партия в течение около полувека использовала буржуазную законность образцово, создав наилучшие пролетарские организации, превосходную печать, подняв на самый высокий уровень (какой только возможен при капитализме) сознательность и сплоченность социалистического пролетарского авангарда.

Теперь близится время, когда эта полувековая полоса германской истории должна,в силу объективных причин должна, смениться иной полосой. Эпоха использования созданной буржуазией законности сменяетсяэпохой величайших революционных битв, причем битвы эти по сути делабудут разрушением всейбуржуазной законности, всегобуржуазного строя, а по формедолжны начаться (и начинаются) растерянными потугами буржуазии избавиться от ею же созданной и для нее ставшей невыносимою законности! «Стреляйте первые, господа



ДВА МИРА 17

буржуа!» – в этих словах выразил в 1894 году Энгельс своеобразие положения и своеобразие тактических задач революционного пролетариата 17.

Социалистический пролетариат ни на минуту не забудет, что ему предстоит и предстоит неизбежно революционная массовая борьба, ломающая всю и всякую законность осужденного на смерть буржуазного общества. И в то же время у партии, великолепно использовавшей полувековую законность буржуазии противбуржуазии, нет ни малейших оснований отказываться от тех удобств в борьбе, от того плюса в сражении, что враг запуталсяв своей собственной законности, что враг вынужден «стрелять первым», вынужден рвать свою собственную законность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю