Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 5. Май-декабрь 1901"

Автор книги: Владимир Ленин (Ульянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Однако тесно же становится на русской земле русскому правительству. Было время, когда особо охраняемой средой считалась только учащаяся молодежь: за ней учрежден был особо строгий надзор, сношения с ней со стороны каких-либо лиц с небезупречным политическим прошлым вменялись в большую вину, всякие кружки и общества, хотя бы и преследовавшие только цели материальной помощи, заподозривались в противоправительственных целях и проч. В те времена – и очень недавние времена – другого слоя, тем менее класса населения, представлявшего в глазах правительства «весьма благоприятную почву для противоправительственной агитации», не было. Но с половины 90-х годов вы встретите уже в официальных правительственных сообщениях указание на другой, неизмеримо более многочисленный класс населения, требующий особой охраны: фабрично-заводских рабочих. Рост рабочего движения заставил создать целые системы учреждений для надзора за новым буйным элементом; в списке местностей, запрещенных для жительства сомнительным в политическом отношении лицам, стали появляться наряду с столицами и университетскими городами фабричные центры, поселки, уезды и целые губернии[141]141
  Ср., напр., напечатанный в № 6 «Искры» секретный циркуляр о высылаемых из С.-Петербурга лицах, главным образом литераторах, многие из которых никогда ни никаким политическим делам вообще и ни к каким «рабочим» делам в частности не привлекались. Тем не менее им запрещены для жительства не только университетские города, но и «фабричные местности», а некоторым даже только фабричные местности.


[Закрыть]. Особо охраняемыми от неблагонадежных оказались две трети Европейской России, а оставшуюся треть до того переполняет масса «лиц с небезупречным политическим прошлым», что даже самая глухая провинция становится неспокойной[142]142
  См., напр., корреспонденции в «Искре» №№ 6 и 7 о том, как общественное возбуждение и противоправительственные «оказательства» проникли даже в богоспасаемые грады вроде Пензы, Симферополя, Курска и т. п.{151}151
  По-видимому, В. И. Ленин не имел под рукой экземпляров «Искры» и сослался на №№ 6 и 7 газеты «Искра» по памяти. В действительности корреспонденция из Симферополя (о первомайской демонстрации) была напечатана в «Искре» № 7; из Курска («Отклики на мартовские события в Петербурге и о брожении среди учащихся и крестьян») – в «Искре» № 8.


[Закрыть]


[Закрыть]. Теперь оказывается, что по авторитетному суждению такого компетентного лица, как г. министр внутренних дел, «благоприятную почву» для противоправительственной агитации представляет из себя и самая глухая деревня, поскольку в ней имеют место случаи не вполне удовлетворенной нужды, болезней и расстройства хозяйства. А много ли таких русских деревень, где этого рода «случаи» не постоянны? И не следует ли нам, русским социал-демократам, немедленно воспользоваться этим поучительным указанием г. Сипягина на «благоприятную» почву? Именно теперь, с одной стороны, деревня заинтересована доходившими кое-когда и кое-как слухами о февральских и мартовских стычках городского пролетариата и интеллигентной молодежи с правительственной опричниной, а, с другой стороны, разве любая такая фраза о «ничем не оправдываемой требовательности» мужика и т. п. не дает богатейшей программы для самой широкой и всесторонней агитации?

Полезным указанием г. Сипягина мы должны воспользоваться, а над наивностью его стоит посмеяться. Это, действительно, забавная наивность воображать, что подчинение частной благотворительности надзору и контролю губернатора затруднит возможность влияния «неблагонадежных» лиц на деревню. Настоящие благотворители никогда политическими целями не задавались, так что новые меры пресечения и обуздания падут всего больше на тех, кто для правительства наименее опасен. Люди же, которые захотят открыть глаза крестьянам на значение новых мер и отношение правительства к голоду вообще, наверное уже не встретят надобности в том, чтобы входить в сношения с уполномоченными Красного креста или представляться гг. губернаторам. Ведь вот, напр., раз оказалось, что фабрично-заводская среда есть «благоприятная почва», – те, кто хотели сблизиться с этой средой, не входили в сношения с управляющими фабрик для того, чтобы разузнать про фабричные порядки, и не представлялись гг. фабричным инспекторам для того, чтобы получить разрешение на устройство собраний с рабочими. Мы нисколько не забываем, конечно, что политическая агитация среди крестьян представляет громадные трудности тем более, что отвлекать для нее революционные силы из городов и невозможно и нерационально, но мы не должны также упускать из виду, что такие правительственные подвиги, как стеснение частной благотворительности, устраняют добрую половину этих трудностей и снимают с нас половину работы.

* * *

Мы не будем останавливаться на такой – сравнительно с разобранным циркуляром – «мелочи», как циркуляр того же министра об усилении надзора за благотворительными концертами, представлениями и проч. (Ср. «Искра» № 9, «Новые рогатки».)

Попробуем посмотреть, в каком отношении находится теперь правительственная помощь населению, назначенная и распределенная по новым правилам, к действительному размеру нужды. Правда, данные об этом до последней степени скудны. Печать теперь взнуздана донельзя, голоса частных устроителей столовых замолкли вместе с «запрещением» их деятельности, и для осведомления оторопевшей от новых строгостей российской публики служат только казенно-полицейские пометки о благополучном ходе продовольственной кампании, да статейки в том же духе в «Московских Ведомостях», да передаваемые кое-когда разговоры досужего репортера с тем или иным помпадуром{105}105
  Помпадуры – обобщенный сатирический образ, созданный М. Е. Салтыковым-Щедриным в произведении «Помпадуры и помпадурши», в котором великий русский писатель-сатирик заклеймил высшую царскую администрацию, министров и губернаторов. Меткое определение Салтыкова-Щедрина прочно вошло в русский язык как обозначение административного произвола, самодурства.


[Закрыть], преважно излагающим «мысли о градоначальническом единомыслии, а также о градоначальническом единовластии и о прочем»{106}106
  Ленин цитирует произведение М. Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города» (см. Н. Щедрин (М. Е. Салтыков). Полное собрание сочинений, т. IX, 1934, стр. 427).


[Закрыть]. Напр., «Новое Время» в № 9195 передает, что саратовский (бывший архангельский) губернатор А. П. Энгельгардт принял сотрудника местной газеты и высказал ему, между прочим, что он, губернатор, лично устроил на месте совещание предводителей дворянства, представителей земских управ, земских начальников и представителей Красного креста и «распределил занятия».

«Цинги, – сказал А. П. Энгельгардт, – в том виде, как я ее наблюдал в Архангельской губернии, здесь нет: там к больному нельзя подойти на пять шагов; там эта болезнь действительно «гнилая», – здесь же больше всего последствий сильного малокровия, развивающегося благодаря ужасной обстановке домашней жизни. Единственные почти признаки цинготного заболевания здесь – белые губы, белые десны… Выздоравливает такой больной в течение недели при правильном питании. Теперь и идет это подкармливание. В общем выдается 1000 порций в день, хотя зарегистрировано не больше 400 крайне нуждающихся.

Кроме цинготных заболеваний, по всей местности отмечены только три случая тифа. Дальше, надо надеяться, дело и не пойдет, так как везде уже открыты общественные работы и население обеспечено заработком».

Вот какое благополучие: на весь Хвалынский уезд (о котором говорит г. помпадур) только 400 крайне нуждающихся (остальные, вероятно, «могут обойтись», по мнению гг. Сипягина и Энгельгардта, и 24-мя пудами хлеба в год на семью!), и население уже обеспечено и выздоравливают больные через неделю. Как же после этого не верить «Московским Ведомостям», которые в особой передовице (№ 258) внушают нам, что «по последним известиям из 12 губерний, пострадавших от неурожая, в них кипит деятельная работа администрации по устройству помощи. Многие уезды уже обследованы на предмет признания их неблагополучными в продовольственном отношении, назначаются уездные заведующие продовольственною частью и т. д. По-видимому, правительственными должностными лицами делается все возможное для оказания своевременной и достаточной помощи».

«Кипит деятельная работа», и… «зарегистрировано не более 400 крайне нуждающихся»… В Хвалынском уезде 165 тысяч сельского населения, а порций выдается одна тысяча. Недобор ржи в этом году составляет во всем юго-восточном районе (в том числе и в Саратовской губернии) 34 %. В Саратовской губернии из общего посева на крестьянских землях (1¹/₂ миллиона десятин) полным неурожаем поражены 15 % (по данным губернской земской управы{107}107
  Ленин имеет в виду доклад Саратовской губернской земской управы, представленный экстренному губернскому земскому собранию, открывшемуся 29 августа 1901 года. Содержание доклада было изложено в газете «Саратовский Дневник» №. 187, 29 августа 1901 года. Приводимые Лениным выдержки из доклада представляют собой пересказ отдельных положений доклада.


[Закрыть]) и плохим – 75 %, а Хвалынский уезд, вместе с Камышинским, принадлежат к наиболее пострадавшим уездам Саратовской губернии. Следовательно, общий недобор хлеба у крестьян Хвалынского уезда составляет не менее процентов 30-ти. Допустим, что половина этого недобора падает на зажиточное крестьянство, которое доведено этим еще не до голодания (хотя это допущение более чем рискованное, ибо зажиточное крестьянство имеет лучшие земли и лучше их обрабатывает, так что от неурожая страдает всегда меньше бедноты). Даже и при таком предположении окажется, что голодающих должно быть процентов 15, т. е. до 25-ти тысяч. А нас хотят утешить тем, что хвалынской цинге далеко еще до архангельской, что случаев тифа будто бы было только три (врали бы хотя поискуснее!) и что выдается одна тысяча порций (рассчитанных и размеренных, вероятно, по сипягинской системе борьбы… с преувеличениями).

Что касается до тех «заработков», которые г. Сипягин в своем циркуляре старался три раза учесть, чтобы избежать преувеличений (раз – предписывая не считать неблагополучными уезды с развитыми обычно заработками, другой раз – предписывая уменьшать 48-мипудовую норму наполовину, ибо 50 процентов рабочего населения «должны» заработать, и третий раз – предписывая уменьшать и эту последнюю цифру на ¹/₃—¹/₁₀, по местным условиям), что касается заработков, то в Саратовской губернии упали не только земледельческие, но и неземледельческие заработки. «Последствия неурожая, – сообщает нам вышеназванный доклад управы, – отразились и на кустарях благодаря уменьшению сбыта их продуктов. В силу этих обстоятельств в уездах с наиболее развитыми кустарными промыслами наблюдаются кризисы». А к числу этих уездов принадлежит и наиболее пострадавший Камышинский уезд, в котором, между прочим, многие и многие тысячи бедноты заняты знаменитым сарпиночным промыслом. И в обыкновенные годы порядки в этом, заброшенном в деревенское захолустье, промысле были самые безобразные: работали, например, дети 6–7 лет, получая 7–8 копеек в день. Можно себе представить, что там делается в год громадного неурожая и особого кустарного кризиса.

Неурожай хлебов сопровождается в Саратовской губернии (как и во всех, разумеется, неурожайных губерниях) недостатком кормов. За последние месяцы (т. е. уже во второй половине лета!) было отмечено чрезвычайное развитие разных эпизоотии, усиливающих смертность скота. «По сообщению ветеринарного врача из Хвалынского уезда (заимствуем это сведение из той же газеты, которая излагала содержание вышеупомянутого доклада губернской земской управы), при вскрытии павших животных в желудках последних ничего кроме земли не оказывалось».

В «сообщении земского отдела министерства внутренних дел» о продолжении продовольственной кампании было сделано, между прочим, заявление, что из числа объявленных неблагополучными уездов «лишь в Хвалынском с июля месяца обнаружился, в двух селах, ряд эпидемических заболеваний цингой, к прекращению которой направлены усилия местного врачебного персонала, причем в помощь местным силам командированы два отряда общества Красного креста, действующие, по донесению губернатора, – (того самого А. П. Энгельгардта, с которым мы уже познакомились), – с большим успехом; во всех же прочих, объявленных неблагополучными в продовольственном отношении уездах, по имеющимся в министерстве к 12-му сего сентября сведениям, случаев неудовлетворенной острой продовольственной нужды не было, и развития болезней на почве недостаточного питания не замечается».

Чтобы показать, какого доверия может заслуживать это утверждение, будто не было случаев неудовлетворенной острой нужды (а хроническая нужда была?) и будто не замечается развития болезней, мы ограничимся сопоставлением данных еще по двум губерниям.

В Уфимской губернии объявлены неблагополучными Мензелинский и Белебеевский уезды, и земский отдел министерства внутренних дел сообщает, что правительственная ссуда «собственно на продовольствие» потребуется, «по заявлению губернатора», в размере 800 000 пудов. Между тем чрезвычайное Уфимское губернское земское собрание, созванное на 27-ое августа для обсуждения вопроса о помощи пострадавшим от неурожая, определило нужду этих уездов на продовольствие в 2,2 миллиона пудов хлеба, да плюс 1 миллион на остальные уезды, независимо от ссуды на обсеменение (3,2 миллиона пудов на губернию) и на прокорм скота (600 000 пудов). Продовольственная ссуда, следовательно, определена министерством в одну четвертую долю того, что определяло земство.

Другой пример. В Вятской губернии уездов, объявленных неблагополучными, не было к тому времени, когда земский отдел опубликовал свое сообщение, а размер ссуды на продовольствие он же определял в 782 000 пудов. Это – та самая сумма, которую исчислило, по сообщениям газет, еще Вятское губернское присутствие по продовольственной части в своем заседании 28-го августа (исчислило согласно с постановлениями уездных съездов от 18 до 25-го августа). Те же самые съезды около 12-го августа определили размер ссуды иначе, именно: 1,1 млн. пудов на продовольствие и 1,4 млн. пудов на обсеменение. Откуда эта разница? Что произошло между 12-м и 28-м августа? Произошло то, что появился циркуляр г. Сипягипа от 17-го августа о борьбе с голодающими. Действие циркуляр возымел, значит, моментальное, и маленькая сумма в 230 тысяч пудов хлеба была вычеркнута из расчета, составленного – это заметьте – уездными съездами, т. е. учреждениями, заменившими (по закону 12-го июня 1900 г.) неблагонадежное земство, учреждениями, состоящими из чиновников вообще и земских начальников в особенности… Неужели мы в самом деле доживем до того, что и земские начальники обвинены будут в либерализме? Чего доброго. По крайней мере, в «Московских Ведомостях» мы прочитали недавно такой реприманд некоему г. Ом., осмелившемуся в «Приазовском Крае»{108}108
  «Приазовский Край» – ежедневная газета, выходила в Ростове-на-Дону с 1892 по 1916 год; являлась продолжением газеты «Донское Поле», выходившей с 1889 по 1891 год.


[Закрыть] предложить, чтобы печатались в газетах протоколы заседаний губернских по городским делам присутствий (если уже нельзя в эти заседания допустить представителей печати):

«Цель слишком прозрачна: русский чиновник часто страдает боязнью показаться нелиберальным, и гласность может заставить его, иногда даже против совести, поддерживать какую-нибудь либерально-фантастическую затею города или земства. Расчет не совсем ошибочный».

Не следует ли назначить особый надзор за вятскими земскими начальниками, которые – очевидно из боязни показаться нелиберальными – обнаружили непростительное легкомыслие в «преувеличении» продовольственной нужды?[143]143
  А вот еще образчик борьбы с преувеличениями, которую ведет вятский губернатор:
  Вятский губернатор в «объявлении», разосланном по волостным правлениям, констатирует весьма осторожное отношение крестьян к продовольственной ссуде, выдаваемой правительством и земством. «При объезде губернии, – говорит г. Клингенберг, – я убедился, насколько крестьяне обдуманно и осторожно относятся к нынешним обстоятельствам, боятся брать на себя не вызываемые крайнею необходимостью долги и твердо решились терпеливо ждать божией помощи в будущем году, стараясь своими силами выйти из затруднительного положения». Это дает начальнику Вятской губернии уверенность в том, что «никакие слухи о даровой правительственной и земской помощи и о возможности сложения долгов и недоимок, а равно о преувеличенных размерах недорода, не будут смущать спокойное и благоразумное население Вятской губернии». Губернатор считает нужным предупредить крестьянское население, «что если при поверке приговоров окажется, что домохозяин хотя и не имеет никаких запасов, но собрал в нынешнем году хлеб в достаточном количестве на прокормление семьи и на обсеменение полей, но хлеб этот продал и вырученные деньги употреблял на другие надобности, то он уже рассчитывать на получение ссуды не может. Выданные ссуды будут, по новому закону, взыскиваться без ответственности круговою порукою{152}152
  Круговая порука – принудительная коллективная ответственность крестьян каждой сельской общины за своевременное и полное внесение всех денежных платежей и выполнение всякого рода повинностей в пользу государства и помещиков (подати, выкупные платежи, рекрутские наборы и др.). Эта форма закабаления крестьян, сохранившаяся и после отмены крепостного права в России, была отменена лишь в 1906 году.


[Закрыть], по тем же правилам, по коим взыскиваются окладные сборы. Поэтому домохозяин, просивший и получивший ссуду, должен помнить, что он один и должен будет ее возвратить, что никто ему не поможет и что взыскание будет производиться строго, так что в случае накопления недоимки все движимое имущество может быть продано, а недвижимое отобрано».
  Можно себе представить, как обращаются волостные заправилы с просящими ссуду голодающими недоимщиками после такого объявления губернатора!


[Закрыть]

Впрочем, «либерально-фантастическая затея» вятского земства (если бы мудрое русское правительство не отстранило его от ведения продовольственного дела) доходила до определения нужды еще в гораздо больших размерах. По крайней мере, чрезвычайное губернское собрание, происходившее с 30 августа по 2-ое сентября, определило недобор хлеба до потребного количества в 17 процентов, а кормов – в 15 процентов. А величина этого количества – 105 млн. пудов (обычный сбор – 134 млн. пудов, а в настоящем году – 84 млн. пудов). Недобор, следовательно, составляет 21 миллион пудов. «Общее число волостей в губернии, необеспеченных сбором текущего года, – 158 из 310. Население их составляет 1566 тысяч душ обоего пола». Да, несомненно, «кипит деятельная работа администрации» – по уменьшению действительных размеров нужды и по сведению всего дела помощи голодающим до какого-то акробатства копеечной благотворительностью.

Впрочем, «акробаты благотворительности» было бы еще слишком лестным названием для сплоченных под знаменем сипягинского циркуляра администраторов. Общего у них с акробатами благотворительности – мизерность их помощи и стремление раздуть ее размеры. Но акробаты благотворительности смотрят на благодетельствуемых ими людей, в худшем случае, как на игрушку, приятно щекочущую их самолюбие, а сипягинская администрация смотрит на них как на неприятелей, как на людей, на что-то беззаконно посягающих («ничем не оправдываемая требовательность по отношению к правительству») и потому подлежащих обузданию. С полной рельефностью выразился этот взгляд в замечательных «Временных правилах», высочайше утвержденных 15-го сентября 1901 г.

Это – целый закон, состоящий из 20 статей, и замечательного в нем так много, что мы не поколебались бы причислить его к важнейшим законодательным актам начала XX века. Начать с названия: «временные правила об участии населения пострадавших от неурожая местностей в работах, производимых распоряжением ведомств путей сообщения и земледелия и государственных имуществ». Вероятно, эти работы представляют из себя нечто до такой степени напичканное льготами, что «участие» в них есть особая милость? Вероятно, иначе и первая статья нового закона не повторяла бы: «сельским обывателям местностей, пострадавших от неурожая, предоставляется участие в производстве работ» и т. д.?

Но об этих «льготах» закон говорит уже во второй своей половине, а сначала устанавливается организация всего дела. Подлежащие управления «предназначают наиболее соответствующие работы» (ст. 2), причем «применяются к установленному в законе порядку» (ст. 3, которую, применительно к названию глав в некоторых романах Диккенса, можно бы назвать: «та статья нового закона, в которой говорится о необходимости применяться к старым законам»). Работы открываются либо на сметные средства, либо на особые кредиты, причем общее заведование устройством работ принадлежит министру внутренних дел, который может назначать особых уполномоченных и при котором, под председательством его товарища, образуется особое «совещание по продовольственному делу» из представителей разных министерств. К обязанностям этого совещания относится: а) разрешение отступлений от установленного порядка, б) обсуждение предположений о назначениях средств, в) «установление предельных размеров вознаграждения рабочих, а равно определение других условий предоставления населению участия в означенных работах, г) распределение рабочих партий по районам работ и д) заведование передвижением этих партий к местам производства работ». Заключения совещания утверждает министр внутренних дел, а также, «в подлежащих случаях», и министры других ведомств. Далее, указание работ и выяснение численности нуждающегося в них населения возлагается на земских начальников, которые все эти сведения сообщают губернаторам, а губернаторы со своим заключением в министерство внутренних дел «и, по указанию оного, распоряжаются чрез земских начальников отправлением рабочих к местам производства работ…»

Уф! Наконец-то мы осилили всю «организацию» нового дела! Спрашивается теперь, сколько потребуется смазки, чтобы привести в движение все колеса этой громоздкой, чисто русской административной махины? Попробуйте только представить себе это дело конкретно: непосредственно около голодающих находится один земский начальник. Ему, значит, принадлежит инициатива. Он пишет бумажку – кому? Губернатору, гласит статья временных правил 15-го сентября. Но на основании циркуляра от 17-го августа создано ведь особое «уездное центральное по продовольственной части управление», назначение которого «сосредоточить заведование всею продовольственною частью по уезду в руках одного должностного лица» (циркуляр 17-го августа – этим лицом предпочтительно должен назначаться уездный предводитель дворянства). Возникает «пререкание», которое, конечно, быстро разрешается на основании замечательно ясных и простых «начал», изложенных в шести пунктах статьи 175-ой «общего учреждения губернского», определяющей «порядок разрешения пререканий… между присутственными местами и должностными лицами». В конце концов бумажка попадает все-таки в канцелярию губернатора, где и принимаются составлять «заключение». Затем все посылается в Петербург и поступает на рассмотрение особого совещания. Но участвующий в совещании представитель министерства путей сообщения не в состоянии решить вопрос о целесообразности такой работы, как исправление дорог Бугурусланского уезда, – и вот новая бумажка путешествует из Петербурга в провинцию и обратно. И когда наконец вопрос о целесообразности работы и проч. и проч. будет принципиально разрешен, тогда петербургское совещание займется «распределением рабочих партий» между Бузулукским и Бугурусланским уездами.

И ради чего создана такая махина? По новизне дела? Ничуть не бывало. До временных правил 15-го сентября общественные работы могли устраиваться гораздо проще «на основании действующих узаконений», и тот же циркуляр 17-го августа, говоря об общественных работах, устраиваемых земствами и попечительствами о домах трудолюбия и губернскими властями, не предвидит надобности ни в какой особой организации. Как видите, «продовольственная кампания» правительства состоит в том, что петербургские департаменты целый месяц (с 17-го августа по 15 сентября) выдумывали и выдумали-таки бесконечное усложнение волокиты. Зато петербургское совещание, наверное уже, не поддастся той опасности впасть в преувеличения, от которой не защищены местные чиновники, «боящиеся показаться нелиберальными»…

Но гвоздь новых «Временных правил», это – узаконения о нанимаемых на работы «сельских обывателях». Когда работы производятся «вне районов их оседлости», то рабочие, во-первых, образуют особые артели, «под наблюдением земского начальника», который утверждает и старосту для надзора за порядком; во-вторых, рабочим, вступившим в такую артель, составляется особый список, который «заменяет для внесенных в него («в оный», как выражается закон) рабочих – при передвижении и на время участия в работах – установленные законом виды на жительство и хранится до прибытия на место у чиновника, сопровождающего рабочих в пути, или, в случае его отсутствия, у артельного старосты, а затем – у заведующего производством работ лица».

К чему понадобилась эта замена обыкновенных паспортов, которые каждый желающий отлучиться крестьянин вправе получить бесплатно, – особым списком? Для рабочего это несомненное стеснение, потому что, живя по своему отдельному паспорту, он гораздо свободнее и в выборе себе квартиры, и в распределении своего времени, и в перемене одной работы на другую более для него выгодную или удобную. Мы увидим из дальнейшего, что сделано это несомненно умышленно и не только из любви к казенщине, а именно для того, чтобы стеснить рабочих и приблизить их к партиям крепостных, транспортируемых «по описи», по своего рода «статейному списку»{109}109
  Статейными списками назывались документы, составлявшиеся местными губернскими правлениями и содержавшие подробные сведения об арестантах, ссылаемых в Сибирь.


[Закрыть]. Оказывается, что, напр., забота «о сохранении должного порядка во время пути и передача (sic!) доставленных партий рабочих заведующим работами вверяется чинам, особо командируемым министерством внутренних дел». Дальше в лес – больше дров. Замена паспортов списками ведет за собой замену свободы передвижения – «доставкой и передачей партий». Что это, не о партиях ли ссыльно-каторжных идет речь? Не отменены ли уже (может быть, в наказание за «преувеличение» голода?) все законы о том, что крестьянин, снабдивший себя паспортом, может ехать куда ему угодно и как ему угодно? Неужели принятие перевозки на счет казны есть достаточное основание для лишения гражданских прав?

Далее. Оказывается, что заведующие распределением рабочих, выдачей платы и пр. должностные лица производящего работы ведомства, «по сообщению губернского начальства местностей, где остались семьи рабочих, удерживают, в случае возможности, часть заработной платы и отсылают ее по принадлежности для поддержки этих семейств». Новое лишение прав. Как смеют чиновники удерживать заработанные деньги? Как смеют они вмешиваться в семейные дела рабочих и решать за них, точно за крепостных, кого и насколько желают они поддерживать? Да позволят ли еще рабочие удерживать, без их согласия, заработанные ими деньги? Этот вопрос, вероятно, пришел в голову и составителям новых «каторжных правил», потому что статья закона, непосредственно следующая за приведенной выше, гласит: «Надзор за сохранением рабочими должного порядка в местах производства работ возлагается, по распоряжению министра внутренних дел, на местных земских начальников, офицеров отдельного корпуса жандармов, полицейских чиновников или особо для сего назначенных лиц». Положительно, речь идет о наказании крестьян лишением прав за «преувеличения» голода и «ничем не оправдываемую требовательность по отношению к правительству»! Мало того, что за всеми русскими рабочими вообще следит и полиция общая, и полиция фабричная, и полиция сыскная, здесь еще предписывается установление особого надзора. Правительство, можно подумать, совсем потеряло голову из страха перед этими отправляемыми, доставляемыми и передаваемыми с тысячей предосторожностей партиями голодающих крестьян?

Далее. «В случаях нарушения общественной тишины и спокойствия, явно недобросовестного отношения к работе или неисполнения законных требований лиц, заведующих производством работ или наблюдающих за порядком на оных, виновные в том рабочие могут быть подвергаемы, без особого судебного производства, по распоряжению чинов, упомянутых в статье 16 (только что приведенной нами), аресту до трех дней; за упорное же уклонение от работы они, по распоряжению тех же чинов, могут быть отправлены по этапу в место постоянного их жительства».

Можно ли после этого иначе назвать временные правила 15-го сентября как временно-каторжными правилами? Расправа без суда, – высылка по этапу… Велика, очень велика темнота и забитость русского крестьянина, но есть же мера всему. Да и беспрерывные голодовки и беспрерывные высылки рабочих из городов не могли пройти бесследно. И наше правительство, которому так понравилось управлять посредством «временных правил»[144]144
  Давно уже сказано, что всякий дурак сумеет управлять посредством осадного положения. Ну, это в Европе нужны осадные положения, а у нас осадное положение есть общее положение, восполняемое то здесь, то там временными правилами. Ведь все политические дела в России ведутся на основании временных правил.


[Закрыть], дождется-таки того, что найдет коса на камень.

Пусть послужат для нас «Временные правила» 15-го сентября поводом к самой широкой агитации в рабочих кружках и в крестьянстве; давайте распространять самый текст этих правил и листки с объяснением их, давайте устраивать собрания с чтением этого закона и объяснением его содержания в связи со всей «продовольственной» политикой правительства. Добьемся того, чтобы каждый сколько-нибудь сознательный рабочий, попадая так или иначе в деревню, имел точное представление о «временно-каторжных правилах» и был в состоянии рассказывать всем и каждому, в чем тут дело и что нужно делать для избавления от каторги голода, произвола и бесправия.

А тем российским прекраснодушным интеллигентам, которые носятся со всякого рода артелями и тому подобными допускаемыми или поощряемыми правительством легальными обществами, пусть послужат эти временные правила о рабочих артелях – постоянным укором и серьезным предостережением: укором за ту наивность, с которой они верили в искренность правительственного допущения или поощрения, не видя самого подлого крепостнического нутра за вывеской «развития народного труда» и т. п. Предостережением, – чтобы впредь они, говоря об артелях и прочих допускаемых гг. Сипягиными обществах, никогда не забывали сказать, и всю правду сказать, о рабочих артелях по временным правилам 15-го сентября, или же, если они не могут говорить о таких артелях, чтобы они лучше совсем молчали.