Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 5. Май-декабрь 1901"

Автор книги: Владимир Ленин (Ульянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Предисловие к брошюре «Документы «Объединительного» съезда»

В № 9 «Искры» (октябрь 1901 года) было уже рассказано о неудавшейся попытке объединения заграничного отдела организации «Зари» и «Искры», революционной организации «Социал-демократ» и заграничного «Союза русских социал-демократов»[152]152
  См. настоящий том, стр. 287–288. Ред.


[Закрыть]. Чтобы все русские социал-демократы могли составить себе самостоятельное суждение о причинах неудачи попытки заграничного объединения, мы решили опубликовать протоколы «объединительного» съезда. К сожалению, секретарь съезда, избранный «Союзом», отказался от участия в составлении протоколов съезда (как это видно из приводимого ниже, стр. 10–11, ответного письма его на приглашение секретарей двух других организаций).

Отказ этот тем более является странным, что «Союз» в настоящее время сам издал рассказ об «объединительном» съезде («Два съезда», Женева, 1901). Значит, «Союз», желая познакомить русских товарищей с результатами съезда, не пожелал познакомить их с прениями на съезде[153]153
  По регламенту съезда, протоколы должны были утверждаться самим съездом, именно каждое последующее заседание должно было начаться утверждением протоколов предыдущего заседания. Но во второй день съезда, когда председатель в самом начале заседания предложил утвердить протоколы двух заседаний первого дня, то все три секретаря единогласно заявили, что они протоколов представить не могут. Записи прений, вследствие отсутствия стенографа, оказались в совершенно неудовлетворительном виде. Понятно, поэтому, что если в ночь между первым и вторым днем съезда секретари не смогли составить протокола, то вечером во второй день, когда мы ушли со съезда, о протоколе не могло быть и речи. Все прекрасно знали, что протоколы не готовы. След., возмущение «Союза», что нага председатель «дезертировал», «не дождавшись утверждения протоколов съезда» (стр. 29 брошюры «Два съезда»), есть не более как увертка. За отсутствием стенографических протоколов не оставалось ничего иного, как собраться трем секретарям и составить хотя бы краткое изложение хода прений. Мы это и предложили, но «Союз» от этого уклонился. Ясно, что ответственность за отсутствие если не полных, то хотя бы кратких протоколов падает на «Союз».


[Закрыть]. Предоставляем читателям самим судить о возможных и вероятных причинах такого нежелания.

Мы, с своей стороны, сочли неудобным, после отказа «Союза», издавать составленное не всеми секретарями изложение прений, и потому вынуждены ограничиться опубликованием всех внесенных в бюро съезда документов и заявлений. В бюро съезда участвовали председатели и секретари от всех трех организаций, и все заявления вносились в бюро не иначе, как в письменной форме, так что беспристрастность составленного из документов и заявлений описания съезда не может подлежать сомнению.

С другой стороны, издание всех внесенных в бюро документов и заявлений представляется в настоящее время тем более необходимым, что «Союз» свой странный отказ от участия в составлении протоколов увенчал еще более странным способом составления отчета о съезде. Так, «Союз» не привел целиком запросов, внесенных представителем «Искры» (Фреем) в бюро съезда от имени заграничного отдела «Искры» и организации «Социал-демократ», но привел не внесенный в бюро и даже не читанный на съезде ответ, который был только «выработан» «Союзом» (стр. 26 брошюры «Два съезда»). «Союз» ошибается, говоря, что «запрос» был взят обратно. Запрос состоял из двух вопросов, предложенных Фреем «Союзу» от имени двух организаций (см. ниже стр. 6)[154]154
  См. настоящий том, стр. 276. Ред.


[Закрыть]. Ни один из этих вопросов не был взят обратно, а была только изменена форма вопроса, изменена так, что вопросы превращались в резолюцию, которую можно было поставить на баллотировку (вместо «признает ли «Союз» в принципе резолюцию июньской конференции?» было сказано: «все три организации признают в принципе резолюцию июньской конференции» и т. д.), далее, «Союз» не привел внесенного в бюро заявления группы «Борьба» (см. ниже стр. 6–7).

«Союз» не только не изложил содержания, но и не упомянул[155]155
  Страница 28 брошюры «Два съезда».


[Закрыть] о речи одного из членов группы «Борьба», сказанной им после внесения «Союзом» поправок к июньским резолюциям. В этой речи член группы «Борьба», участвовавший и в июньской конференции, высказался против поправок «Союза». Зато «Союз» напечатал «мотивы» к поправкам, изложенные на съезде в речи Б. Кричевского, но в бюро не внесенные. Одним словом, отвергнув наше предложение сообща составить изложение всех прений, «Союз» предпочел изложить только то, что он считал для себя выгодным, и обойти молчанием кое-что даже из того, что было внесено в бюро.

Мы этому примеру следовать не намерены. Мы ограничимся перепечаткой всех внесенных в бюро заявлений и документов и голым указанием на то, в каком смысле высказывались ораторы всех присутствовавших на съезде организаций. Пусть читатели сами уже судят о том, нарушили ли статьи в № 10 «Рабочего Дела» и поправки «Союза» тот принципиальный базис соглашения, который был выработан июньской конференцией. Точно так же мы оставляем, разумеется, без ответа все те сердитые слова, которые в таком изобилии украшают брошюру «Союза» вплоть до обвинения в «клевете» или в том, что нашим уходом съезд был «сорван». Такое обвинение может вызвать только улыбку: три организации сошлись для обсуждения вопроса о соединении; две организации убедились, что они соединяться с третьей не могут. Естественно, что им ничего не оставалось, как изложить свое мнение и уйти. Называть это «сорванием» съезда, а мнение о принципиальной неустойчивости «Союза» обзывать «клеветой» могут только люди, которые сердятся именно потому, что они неправы.

Что же касается нашего мнения о спорных вопросах русской социал-демократии, то мы предпочитаем не смешивать его с объективным изложением данных о съезде. Помимо статей, которые были и будут еще помещены в «Искре» и «Заре», у нас готовится и в непродолжительном времени выйдет в свет брошюра, специально посвященная наболевшим вопросам нашего движения.

Написано в ноябре 1901 г.

Напечатано в декабре 1901 г. в брошюре, изданной «Лигой русской революционной социал-демократии» в Женеве

Печатается по тексту брошюры

Протест финляндского народа

Приводим полностью новый массовый адрес, посредством которого финляндский народ выражает свой решительный протест против политики правительства, посягнувшего и продолжающего посягать на конституцию Финляндии в нарушение клятвы, торжественно данной всеми царями, начиная с Александра I и кончая Николаем П.

Адрес этот подан 17 (30) сентября 1901 г. в финляндский сенат для доставления царю. Подписан он 473 363 финляндцами обоего пола и всех слоев общества, т. е. почти полумиллионом граждан. Все население Финляндии равняется 2¹/₂ миллионам, так что новый адрес является поистине голосом всего народа.

Вот полный текст этого адреса:

«Державнейший всемилостивейший государь император и великий князь! Изменение Вашим императорским величеством закона о воинской повинности Финляндии вызвало повсеместно в крае всеобщую тревогу и глубочайшую скорбь.

Утвержденные Вашим императорским величеством 12 июля (29 июня) сего года повеления, манифест и закон о воинской повинности составляют коренное нарушение основных законов великого княжества и драгоценнейших прав, принадлежащих финскому народу и всем гражданам края в силу его законов.

Правила об обязанностях граждан по защите края не могут, на основании основных законов, издаваться в ином порядке, как с согласия земских чинов. В этом порядке и был издан закон о воинской повинности 1878 года согласным решением императора Александра II и земских чинов. В царствование императора Александра III последовали многие частные изменения этого закона, но каждый раз не иначе, как с согласия земских чинов. Вопреки сему ныне без согласия земских чинов объявлено, что закон 1878 года отменяется, между тем как изданные взамен его новые постановления всецело расходятся с решением земских чинов Чрезвычайного сейма 1899 года.

Одно из важнейших прав, принадлежащих каждому финляндскому гражданину, – жить и действовать под защитою финляндских законов. Ныне этого права лишены тысячи и тысячи финляндских граждан, так как новый закон о воинской повинности обязует их служить в русских войсках, превращая выполнение воинской повинности в страдание для тех сынов края, которые насильственно будут зачисляемы в войска, чуждые им по языку, религии, нравам и обычаям.

Новые постановления отменяют всякое законом определенное ограничение ежегодного контингента. Сверх того в них нет какого-либо признания указанного в основных законах права земских чинов участвовать в определении военного бюджета.

Даже ополчение, вопреки основного положения закона 1878 года, поставлено в совершенную зависимость от усмотрения военного министерства.

Впечатление от подобных установлений не смягчается объявленными в манифесте облегчениями в продолжение неопределенного пока еще переходного времени, так как вслед за временным уменьшением числа призываемых последуют неограниченные призывы на службу в русских войсках.

Финляндский народ не просил какого-либо облегчения в несомой им ныне военной тяготе. Земские чины, высказавшие мнение народа, доказали готовность со стороны Финляндии по мере сил увеличить долю участия по защите государства, при условиях сохранения правового положения финских войск в качестве финляндских учреждений.

В противоположность сему установляется в новых постановлениях, что финские войска по большей части будут упразднены, что русские офицеры могут поступать на службу в немногие остающиеся части; что даже унтер-офицеры в этих частях должны владеть русским языком, чем финляндские уроженцы по преимуществу из крестьянского сословия совершенно устраняются от занятия названных должностей; что эти войска поступают под ведомство русских управлений и что они также и в мирное время могут размещаться вне пределов Финляндии.

Эти повеления, не составляющие какой-либо реформы, а преследующие лишь уничтожение национальных войск Финляндии, указывают на недоверие, к которому финляндский народ ничем не дал повода за все время почти столетнего его соединения с Россиею.

В новых постановлениях о воинской повинности встречаются также выражения, заключающие в себе отрицание существования у финляндского народа особого отечества, а у уроженцев края – прав финляндского гражданства. В этих выражениях просвечивают цели, несовместимые с непременным правом финляндского народа сохранить в соединении своем с Россиею то политическое положение, которое непоколебимо было удостоверено за Финляндией) в 1809 году.

За последние годы накоплялось над нашим краем тяжелое горе. Раз за разом убеждались, что установления основных законов края игнорировались, отчасти в законодательных мероприятиях, отчасти замещением важных должностей русскими уроженцами. Администрация края направлялась таким образом, как будто задача ее поколебать спокойствие и порядок, препятствовать общеполезным стремлениям и вызывать неприязнь между русскими и финляндцами.

Самым тяжелым несчастьем для края является, однако ж, введение новых постановлений о воинской повинности.

В всеподданнейшем ответном представлении от 27 мая 1899 года земские чины подробно доложили о том порядке, который по основным законам Финляндии должен быть соблюдаем при издании закона о воинской повинности. При этом они указали, что если новый закон о воинской повинности будет издан в ином порядке, то подобный закон, даже если он будет действовать под давлением насилия, не может быть признан правовым законом, а в глазах финляндского народа покажется лишь повелением силы.

Все, что земскими чинами было указано, продолжает неизменно составлять правосознание финляндского народа, которое насильственно не может быть изменено.

Надо опасаться весьма тяжелых последствий от повелений, несогласованных с законами края. Для чиновников и правительственных учреждений возникает мучительный разлад с чувством долга, так как совесть побуждает их не руководствоваться подобными повелениями. Число трудоспособных переселенцев, уже ранее вынужденных выселиться из опасения грозящих перемен, еще более увеличится, если объявленные постановления приведены будут в действие.

Новые постановления о воинской повинности, как и другие мероприятия, направленные против прав финляндского народа на особое политическое и национальное существование, неминуемо должны подрывать доверие между монархом и народом, а равно вызывать все усиливающееся неудовольствие, чувство всеобщего гнета, неуверенность и величайшие затруднения для общества и для его членов в работе на благо края. Для предотвращения сего не имеется иных средств, как заменить вышеприведенные повеления законом о воинской повинности, изданным при участии земских чинов, а правительственным властям края вообще руководствоваться точно указаниями основных законов.

Финляндский народ не может перестать быть особым народом. Сплотившийся благодаря общей исторической судьбе, правовым понятиям и культурной работе, наш народ останется верным своей любви к финляндскому отечеству и к своей закономерной свободе. Народ не уклонится в своем стремлении с достоинством занимать в среде народов свое скромное, судьбою ему указанное место.

Так же твердо, как мы верим в наше право и уважаем наши законы, служащие нам опорою в общественной нашей жизни, так же твердо мы убеждены в том, что единству могущественной России не может быть причиняем вред, если Финляндия и впредь будет управляема в согласии с основными началами, определенными в 1809 году, дабы чувствовать себя счастливою и спокойною в соединении своем с Россиею.

Чувства долга перед родиною заставляют жителей всех общин и слоев общества обратиться к Вашему императорскому величеству с правдивым и неприкрашенным изложением положения дела. Выше мы указали, что недавно обнародованные постановления о воинской повинности, противоречащие торжественно удостоверенным основным законам великого княжества, не могут быть признаны правовым законом. Считаем долгом добавить к сему, что военная тягота сама по себе не такое значение имеет для финляндского народа, как потеря твердых правовых установлений и законом обеспеченное спокойствие по отношению к этому столь важному вопросу. Всеподданнейше просим посему, да соблаговолите Ваше императорское величество подвергнуть вопросы, затронутые в этом представлении, такому всемилостивейшему рассмотрению, которое вызывается серьезностью их свойства. Пребываем и проч.»

Нам остается немного добавить к этому адресу, который выражает собою настоящий народный суд над шайкой нарушающих основные законы русских чиновников.

Напомним главные данные по «финляндскому вопросу».

Финляндия присоединена к России в 1809 г., во время войны с Швецией. Желая привлечь на свою сторону финляндцев, бывших подданных шведского короля, Александр I решил признать и утвердить старую финляндскую конституцию. По этой конституции, иначе как с согласия сейма, т. е. собрания представителей всех сословий, не может быть издан, изменен, пояснен или отменен никакой основной закон. И Александр I в нескольких манифестах «торжественно» подтвердил «обещание о святом хранении особенной конституции края».

Это клятвенное обещание подтверждали затем все русские государи, в том числе и Николай II в манифесте 25 октября (6 ноября) 1894 г.: «… обещая хранить оные (основные законы) в ненарушимой и непреложной их силе и действии».

И вот, не прошло и пяти лет, как русский царь оказался клятвопреступником. После того, как продажная и пресмыкающаяся печать долго травила Финляндию, был издан «манифест» 3 (15) февраля 1899 г., установивший новый порядок: без согласия сейма могут быть изданы законы, «если они касаются общегосударственных потребностей или находятся в связи с законодательством империи».

Это было вопиющее нарушение конституции, настоящий государственный переворот, потому что ведь про всякий закон можно сказать, что он касается общегосударственных потребностей!

И этот государственный переворот был совершен насильственно: генерал-губернатор Бобриков грозил ввести войска в Финляндию, если сенат откажется опубликовать манифест. Русским войскам, расположенным в Финляндии, были уже розданы (по словам русских же офицеров) боевые патроны, лошади стояли под седлом и т. д.

За первым насилием последовал бесчисленный ряд других: запрещали одну за другой финляндские газеты, отменили свободу собраний, наводнили Финляндию сворами русских шпионов и гнуснейших провокаторов, которые возбуждали к восстанию, и т. д. и т. д. Наконец, без согласия сейма, издан был закон 29 июня (12 июля) о воинской повинности, – закон, достаточно разобранный в адресе.

И манифест 3 февраля 1899 г., и закон 29 июня 1901 г. незаконны, это – насилие клятвопреступника с шайкой башибузуков, которая называется царским правительством. Двум с половиной миллионам финляндцев нечего, конечно, и думать о восстании, но нам всем, русским гражданам, надо думать о том позоре, какой на нас падает. Мы все еще до такой степени рабы, что нами пользуются для обращения в рабство других племен. Мы всё еще терпим у себя правительство, не только подавляющее со свирепостью палача всякое стремление к свободе в России, но и пользующееся, кроме того, русскими войсками для насильственного посягательства на чужую свободу!

«Искра» № 11, 20 ноября 1901 г.

Печатается по тексту газеты «Искра»

О журнале «Свобода»

Журнальчик «Свобода»{121}121
  «Свобода» – журнал, издававшийся в Швейцарии в 1901–1902 годах группой одноименного названия, возникшей в мае 1901 года и именовавшей себя «революционно-социалистической группой». Вышло два номера журнала: № 1 в 1901 и № 2 в 1902 году. Группой «Свобода» были изданы также «Канун революции. Непериодическое обозрение вопросов теории и тактики» № 1, газета-журнал «Отклики» № 1, брошюра Л. Надеждина «Возрождение революционизма в России» и другие.
  Группа «Свобода» не имела «ни прочных, серьезных идей, программы, тактики, организации, ни корней в массах» (В. И. Ленин. Сочинения, 4 изд., том 20, стр. 332). В своих изданиях группа «Свобода» проповедовала идеи «экономизма» и терроризма, выступала с поддержкой антиискровских групп в России. Ленин называл «Свободу» группой «экономистов террористского толка» (Сочинения, 4 изд., том 5, стр. 450). Группа прекратила свое существование в 1903 году.


[Закрыть] совсем плохой. Автор его – журнал производит именно такое впечатление, как будто бы он весь от начала до конца был писан одним лицом – претендует на популярное писание «для рабочих». Но это не популярность, а дурного тона популярничанье. Словечка нет простого, все с ужимкой… Без выкрутас, без «народных» сравнений и «народных» словечек – вроде «ихний» – автор не скажет ни одной фразы. И этим уродливым языком разжевываются без новых данных, без новых примеров, без новой обработки избитые социалистические мысли, умышленно вульгаризируемые. Популяризация, сказали бы мы автору, очень далека от вульгаризации, от популярничанья. Популярный писатель подводит читателя к глубокой мысли, к глубокому учению, исходя из самых простых и общеизвестных данных, указывая при помощи несложных рассуждений или удачно выбранных примеров главные выводы из этих данных, наталкивая думающего читателя на дальнейшие и дальнейшие вопросы. Популярный писатель не предполагает не думающего, не желающего или не умеющего думать читателя, – напротив, он предполагает в неразвитом читателе серьезное намерение работать головой и помогает ему делать эту серьезную и трудную работу, ведет его, помогая ему делать первые шаги и уча идти дальше самостоятельно. Вульгарный писатель предполагает читателя не думающего и думать не способного, он не наталкивает его на первые начала серьезной науки, а в уродливо-упрощенном, посоленном шуточками и прибауточками виде, преподносит ему «готовыми» все выводы известного учения, так что читателю даже и жевать не приходится, а только проглотить эту кашицу.

Первая страница рукописи В. И. Ленина «О журнале «Свобода»». – 1901 г. (Уменьшено)

Написано осенью 1901 г.

Впервые напечатано в 1936 г. в журнале «Большевик» № 2

Печатается по рукописи

Беседа с защитниками экономизма

Приводим целиком присланное нам одним из наших представителей

«Письмо в русские социал-демократические органы.

В ответ на предложение наших товарищей по ссылке высказаться по поводу «Искры» мы решили заявить о причинах нашего несогласия с этим органом.

Признавая вполне своевременным появление особого социал-демократического органа, специально посвященного вопросам политической борьбы, мы не думаем, чтобы «Искра», взявшая на себя такую задачу, удовлетворительно ее разрешила. Основной ее недостаток, красной нитью проходящий через все ее столбцы и обусловливающий все ее остальные крупные и мелкие недостатки, заключается в том, что «Искра» отводит весьма видное место идеологам движения в смысле их влияния на то или иное его направление. В то же время «Искра» мало считается с теми материальными элементами движения и той материальной средой, из взаимодействия которых создается известный тип рабочего движения и определяется его путь, совлечь с которого его не в состоянии все усилия идеологов, хотя бы и вдохновленных самыми лучшими теориями и программами.

Этот недостаток «Искры» особенно резко бросается в глаза при сравнении ее с «Южным Рабочим»{122}122
  «Южный Рабочий» – социал-демократическая газета, издавалась нелегально группой того же названия с января 1900 по апрель 1903 года. Вышло 12 номеров. Редакторами и сотрудниками «Южного Рабочего» в разное время являлись И. X. Лалаянц, А. Виленский («Илья»), О. А. Коган (Ерманский), Б. С. Цейтлин (Батурский), Е. Я. и Е. С. Левины, В. Н. Розанов и другие. Типография газеты постоянно меняла свое местопребывание и перебывала в Екатеринославе, Смоленске, Кишиневе, Николаеве и других городах.
  Группа «Южный Рабочий» выступала против «экономизма», терроризма, отстаивала необходимость развертывания массового революционного движения и вела большую революционную работу на юге России. В августе 1902 года группа «Южный Рабочий» вела переговоры с «Искрой» о совместной работе, результатом которых явилось заявление о солидарности с «Искрой», напечатанное в газете «Искра» № 27, 1 ноября 1902 года и в «Южном Рабочем» № 10, декабрь 1902 года. В то же время она не разделяла до конца искровского организационного плана построения партии на основе принципов демократического централизма и, как указывал Ленин, принадлежала к числу тех организаций, которые «признавая «Искру» руководящим органом на словах, на деле преследовали свои особые планы и отличались неустойчивостью в принципиальном отношении» (Сочинения, 4 изд., том 7, стр. 193).
  II съезд РСДРП, отметив «плодотворную литературную и организационную деятельность группы «Южный Рабочий» на пользу объединения и восстановления партии», постановил прекратить издание «Южного Рабочего» и распустить издававшую его группу, как и все отдельные самостоятельные социал-демократические группы и организации.


[Закрыть], который, поднимая, подобно «Искре», знамя политической борьбы, ставит ее в связь с предыдущим фазисом южнорусского рабочего движения. Такая постановка вопроса совершенно чужда «Искре». Ставя своею целью создать «из искры большой пожар», она забывает, что для этого необходим подходящий горючий материал и благоприятные внешние условия. Обеими руками открещиваясь от «экономистов», «Искра» упускает из виду, что их деятельность подготовила то участие рабочих в февральских и мартовских событиях, которое она с особенным старанием подчеркивает и по всей видимости значительно преувеличивает. Отрицательно относясь к деятельности социал-демократов конца 90-х годов, «Искра» игнорирует отсутствие условий в то время для иной работы, кроме борьбы за мелкие требования, и то громадное воспитательное значение, которое имела эта борьба. Совершенно неправильно и неисторично оценивая этот период и это направление деятельности русских социал-демократов, «Искра» отождествляет их тактику с тактикой Зубатова, не видя разницы между «борьбой за мелкие требования», расширяющей и углубляющей рабочее движение, и «мелкими уступками», имеющими целью парализовать всякую борьбу и всякое движение.

Насквозь пропитанная сектантской нетерпимостью, столь характерной для идеологов младенческого периода социальных движений, «Искра» всякое разногласие с нею готова заклеймить не только как отступление от социал-демократических принципов, но даже как переход во враждебный лагерь. Такова ее крайне неприличная и заслуживающая самого строгого и беспощадного осуждения выходка против «Рабочей Мысли», которой она посвятила статью о Зубатове и влиянию которой приписала его успехи среди некоторой части рабочих. Отрицательно относясь к другим социал-демократическим организациям, иначе, чем она, смотрящим на ход и задачи русского рабочего движения, «Искра» в пылу полемики с ними забывает подчас истину и, придираясь к отдельным, действительно неудачным выражениям, приписывает своим противникам взгляды, им не принадлежащие, подчеркивает пункты разногласия, часто мало существенные, и упорно замалчивает многочисленные точки соприкосновения во взглядах: мы имеем в виду отношение «Искры» к «Рабочему Делу».

Эта чрезмерная склонность ее к полемике вытекает прежде всего из переоценки ею роли «идеологии» (программ, теорий…) в движении, отчасти же является отголоском междоусобной брани, которая возгорелась на Западе среди русских эмигрантов и о которой они поспешили поведать миру в ряде полемических брошюр и статеек. На наш взгляд, все эти их разногласия не имеют почти никакого влияния на фактический ход русского социал-демократического движения; разве только вредят ему, внося нежелательный раскол в среду действующих в России товарищей, а потому мы не можем не отнестись отрицательно к полемическому задору «Искры», особенно, когда она выходит из допускаемых приличием рамок.

Тот же основной недостаток «Искры» является причиной ее непоследовательности в вопросе об отношениях социал-демократии к различным общественным классам и направлениям. Решив посредством теоретических выкладок задачу о немедленном переходе к борьбе против абсолютизма и чувствуя, вероятно, всю трудность этой задачи для рабочих при настоящем положении дел, но не имея терпения ждать дальнейшего накопления ими сил для этой борьбы, «Искра» начинает искать союзников в рядах либералов и интеллигенции и в своих поисках нередко сходит с классовой точки зрения, затушевывая классовые противоречия и выдвигая на первый план общность недовольства правительством, хотя причины и степень этого недовольства у «союзников» весьма различны. Таковы, напр., отношения «Искры» к земству. Фрондирующие выходки его, вызываемые нередко недостаточной по сравнению с промышленностью защитой правительством аграрных вожделений гг. земцев, «Искра» старается раздуть в пламя политической борьбы и обещает неудовлетворенным правительственными подачками дворянам помощь рабочего класса, ни словом при этом не обмолвившись о классовой розни этих слоев населения. Мы можем допустить, что говорить о пробуждении земщины и указывать на земство, как на элемент, борющийся с правительством, можно, но только в ясной и отчетливой форме, которая не оставляла бы сомнений о характере нашего возможного соглашения с подобными элементами. «Искра» же ставит вопрос об отношении к земству так, что это, по нашему мнению, может только затемнять классовое сознание, так как здесь она наравне с проповедниками либерализма и различных культурных начинаний ставит противовес основной задаче социал-демократической литературы, задаче, заключающейся в критике буржуазного строя и выяснении классовых интересов, а не в затемнении их антагонизма. Таково же отношение «Искры» и к студенческому движению. Между тем, в других статьях «Искра» резко осуждает всякие «компромиссы» и выступает, напр., на защиту нетерпимого поведения гедистов.

Не останавливаясь на других менее важных недостатках и промахах «Искры», мы в заключение считаем долгом заметить, что мы своей критикой отнюдь не хотим умалить того значения, которое может иметь «Искра», и не закрываем глаз на ее достоинства. Мы приветствуем ее, как политическую социал-демократическую газету в России. Мы считаем ее крупной заслугой удачное выяснение вопроса о терроре, которому она своевременно посвятила несколько статей. Наконец, мы не можем не отметить столь редкий в нелегальных изданиях образцовый литературный язык «Искры», регулярность ее выхода в свет и обилие свежего и интересного материала.

Сентябрь 1901 г.

Товарищи».

Заметим прежде всего по поводу этого письма, что мы от всей души приветствуем прямоту и откровенность его авторов. Давно пора перестать играть в прятки, скрывая свое «экономическое» «credo»[156]156
  Символ веры, программа, изложение миросозерцания. Ред.


[Закрыть] (как это делает часть Одесского комитета, от которого отделились «политики») или заявляя, точно в насмешку над истиной, что в настоящее время «решительно ни одна социал-демократическая организация в «экономизме» не повинна» (изд. «Раб. Делом» брошюра «Два съезда», стр. 32). – А теперь к делу.

Основная ошибка авторов письма – совершенно та же, в какую впадает и «Раб. Дело» (см. особенно № 10). Они путаются в вопросе о взаимоотношении между «материальными» (стихийными, по выражению «Раб. Дела») элементами движения и идеологическими (сознательными, действующими «по плану»). Они не понимают, что «идеолог» только тогда и заслуживает названия идеолога, когда идет впереди стихийного движения, указывая ему путь, когда он умеет раньше других разрешать все теоретические, политические, тактические и организационные вопросы, на которые «материальные элементы» движения стихийно наталкиваются. Чтобы действительно «считаться с материальными элементами движения», надо критически относиться к ним, надо уметь указывать опасности и недостатки стихийного движения, надо уметь поднимать стихийность до сознательности. Говорить же, что идеологи (т. е. сознательные руководители) не могут совлечь движения с пути, определяемого взаимодействием среды и элементов, – это значит забывать ту азбучную истину, что сознательность участвует в этом взаимодействии и этом определении. Католические и монархические рабочие союзы в Европе – тоже необходимый результат взаимодействия среды и элементов, но только участвовала в этом взаимодействии сознательность попов и Зубатовых, а не сознательность социалистов. Теоретические взгляды авторов письма (как и «Раб. Дела») представляют из себя не марксизм, а ту пародию на него, с которой носятся наши «критики» и бернштейнианцы, не понимающие, как связать стихийную эволюцию с сознательной революционной деятельностью.

Это глубокое теоретическое заблуждение необходимо приводит, в переживаемый нами момент, к величайшей тактической ошибке, которая уже причинила и причиняет неисчислимый вред русской социал-демократии. Дело в том, что стихийный подъем и рабочей массы и (благодаря ее влиянию) других общественных слоев происходит в последние годы с поразительной быстротой. «Материальные элементы» движения выросли гигантски даже по сравнению с 1898 г., но сознательные руководители (социал-демократы) отстают от этого роста. В этом – основная причина переживаемого русской социал-демократией кризиса. Массовому (стихийному) движению недостает «идеологов», настолько подготовленных теоретически, чтобы быть застрахованным от всякого шатания, недостает руководителей, обладающих таким широким политическим кругозором, такой революционной энергией, таким организаторским талантом, чтобы создать на базисе нового движения боевую политическую партию.

Все это, однако, было бы еще полбеды. И теоретические знания, и политический опыт, и организаторская ловкость, – все это вещи наживные. Была бы только охота учиться и вырабатывать в себе требуемые качества. Но вот с конца 1897 г. и особенно с осени 1898 г. подняли в русской социал-демократии голову такие люди и такие органы, которые не только закрывали глаза на этот недостаток, но и объявили его особой добродетелью, которые возвели в теорию преклонение и раболепство перед стихийностью, которые стали проповедовать, что социал-демократы должны не идти впереди, а тащиться в хвосте движения. (К этим органам принадлежала не только «Раб. Мысль», но и «Раб. Дело», начавшее с «теории стадий» и кончившее принципиальной защитой стихийности, «полноправности движения в настоящем», «тактики-процесса» и проч.)

Вот это уже была настоящая беда. Это было образованием особого направления, которое принято называть «экономизмом» (в широком смысле слова) и которого основная черта состоит в непонимании и даже защите отсталости, т. е., как мы уже объяснили, отсталости сознательных руководителей от стихийного подъема масс. Это направление характеризуется: в принципиальном отношении – опошлением марксизма и беспомощностью перед современной «критикой», этой новейшей разновидностью оппортунизма; в политическом отношении – стремлением сузить или разменять на мелочи политическую агитацию и политическую борьбу, непониманием того, что, не взяв в свои руки руководства общедемократическим движением, социал-демократия не сможет свергнуть самодержавие; в тактическом отношении – полной неустойчивостью («Раб. Дело» весной в недоумении остановилось перед «новым» вопросом о терроре и только полгода спустя, после ряда колебаний, высказалось в очень двусмысленной резолюции против него, волочась, как и всегда, в хвосте движения); в организационном отношении – непониманием того, что массовый характер движения не только не ослабляет, а, напротив, усиливает нашу обязанность создать крепкую и централизованную организацию революционеров, способную руководить и подготовительной борьбой, и всяким неожиданным взрывом, и, наконец, последним решительным нападением.

С этим направлением мы вели и будем вести непримиримую борьбу. Авторы же письма, видимо, сами к нему принадлежат. Они указывают нам, что экономическая борьба подготовила участие рабочих в демонстрациях. Да, и именно мы раньше всех и глубже всех оценили эту подготовку, когда высказались еще в декабре 1900 г. (№ 1) против теории стадий[157]157
  См. Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 371–377. Ред.


[Закрыть], когда в феврале (№ 2), тотчас после отдачи студентов в солдаты и еще до начала демонстраций, звали рабочих идти на помощь студентам[158]158
  Там же, стр. 391–396. Ред.


[Закрыть]. Февральские и мартовские события не «опровергли страхи и опасения» «Искры» (как думает – «Раб. Дело» № 10, стр. 53 – Мартынов, обнаруживающий этим полное непонимание дела), а всецело подтвердили их, ибо руководители оказались позади стихийного подъема масс, оказались неподготовленными к исполнению своих обязанностей как руководителей. Подготовка эта и в настоящее время очень еще несовершенна, а потому всякие толки о «переоценке роли идеологии» или роли сознательного элемента по сравнению с стихийным и т. п. продолжают оказывать самое вредное практическое влияние на нашу партию.