Текст книги "Большой облом"

Автор книги: Владимир Хачатуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Какие сплетни? – жадно вскинулись дамы.

– Какие угодно. Светские, политические, уголовные, интимные… Ознакомьтесь с прейскурантом…

Прейскурант, походивший на меню приличного ресторана, очутился на столе перед дамами.

– Однако! – восклицают дамы, разобравшись с цифрами. – Интимная жизнь Светланы Сорокиной – аж двести баксов! Это чем же она там занимается?

– Заплатите – узнаете. Всё как есть выложу, – привычной скороговоркой частит сплетница, подсаживаясь к дамам.

– Да как же нам проверить, правда это или нет?

Сплетница от неожиданности чуть со стула не загремела.

– Сударыни, голубушки, да вы что, на солнце перегрелись? Да если я вам правду скажу, вы же за нее и гроша ломаного не дадите!

– Отчего же?

– От разочарования. Вы, небось, воображаете, что у телевидных мира сего не жизнь, а сплошная малина Восьмого марта?

– А если хороших сплетен со слухами заказать, дешевле будет?

– Разумеется, дешевле, – убежденно кивает монументальная дама.

– Не скажи, – вздыхает миловидная, – хорошее всегда дороже.

– «Плохое», «хорошее» – это эмоции, – пускается в терпеливые объяснения сплетница. – «Правда» и «ложь» – тоже. Главное в нашем деле – занимательность…

Игорь наконец встает и начинает потихоньку пробираться к выходу. Между нами, читателями, говоря, мог бы и пораньше сообразить…

2

Неподалеку от входа в платную зону пляжа, в соседстве с грозным предупреждением «Оставь одежду всяк сюда входящий», скучал на веселой лужайке фотограф вместе со своим верным помощником – симпатичным осликом при всех необходимых прибамбасах, как то: коврик на крупе, плюмаж меж ушей, позолоченная кисточка на хвостике… Работали без выходных. На работу приезжали на старенькой «волге»: фотограф впереди, ослик сзади. Процедура извлечения осла из автомобиля собирала толпы зевак. При желании можно было эту маету обставить как забавное шоу и взимать с ротозеев плату. Ну так то при желании…

Ослик в скакуны не рвался, стоически довольствовался своей участью безропотной неподвижной декорации. И никакие посулы, будь то аппетитная морковка, будь то сучковатая палка, не могли сдвинуть его с места, заставить прокатить на своей многострадальной спине неугомонных человеческих детенышей. Сниматься верхом – пожалуйста, хоть втроем на месте гарцуйте, а вот насчет того, чтобы въехать на мне в Иерусалим, – дудки, ничего у вас не выйдет, не на того напали, в смысле – сели. Словом, та еще скотина: канонический осел-кататоник. Правда, за одним важным исключением, – большой любитель не к месту пошутить. Шутка у него одна, зато дурацкая, скабрезная, неприличная, вызывающая у отдельных впечатлительных натур дрожь вместо смеха. Устрашающих размеров шутка. Это у людей не принято с эрекцией шутки шутить, а у ослов – сколько угодно. Вот и сейчас шутнику показалось, что самое время развлечься. Мальчик, проходивший мимо, обернулся к своей молоденькой маменьке с логичным вопросом:

– Мам, это что, нога?

Маменька слегка зарделась, стыдливо отвела глаза, но ответила честно, нет, мол, не нога, сыночек.

– Да? – удивился другой мальчик, постарше. – А что?

– Хулиган! Бесстыдник!

И совершенно пунцовая маменька, подхватив на руки своего не в меру любознательного ребенка, устремилась прочь от группы испошлившихся товарищей. Игорь (а это был именно он) с фотографом рассмеялись. Осел, одобрительно фыркнув, расслабился. Веселье помешало Игорю вовремя различить топот приближающегося возмездия. Скорее случайно, чем инстинктивно, он обернулся и узрел прямо над своей головой чью-то вооруженную пивной бутылкой руку. Разбирать закупоренная или початая было недосуг. Ноги его, не дожидаясь команды сверху, сами шагнули вплотную к нападавшему, плечо поставило жесткий блок, кулак врезался в почку. Мститель поперхнулся, но все же нашел в себе прыти отскочить от нахала подальше, и уже там, в относительной безопасности, разразиться бранью, полной запальчивых обещаний в основном членовредительского характера, из которых самой выполнимой была угроза натянуть глазное яблоко на седалище. Скорее из контекста, чем из содержания воплей Игорю стало ясно, что этот приличных размеров гражданин явился постоять за поруганную давеча честь оскорбленной маменьки. Вряд ли своей…

Игорю вовсе не улыбалось махаться неизвестно с кем незнамо ради чего. Он открыл, было, рот, чтобы воззвать к разуму, принести извинения, но все оказалось намного серьезнее, чем он предполагал. К мстителю подоспела подмога: три, не побоимся этого слова, жлоба, мрачные намерения которых подтверждали резиновая дубинка, велосипедная цепь и кастет-скулолом. Игорь перестал взывать к разуму и забеспокоился о собственном тыле. В виду отсутствия стены, к которой можно было бы прижаться беззащитной спиной, пришлось дать ногам дополнительную нагрузку. Вперед, в сторону, ложный выпад, жесткий удар, кульбит… Короче говоря, один на всех и все на одного!

Неподалеку от разыгравшейся баталии, в припаркованном в тени магнолий сером джипе сидел Алексей Пряхин по кличке Стоха, жевал свою неизменную жвачку и наблюдал в бинокль за дракой, изредка давая ценные указания оператору, устроившемуся с камерой на заднем сидении. Рядом со Стохой находилась та самая девушка, которая всем маркам сигарет предпочитала «Не ваше дело» и в которой мы – не без смущения за опоздание – с трудом, но все же признали ту самую Марину, что в первой главе нашего повествования так безыскусно путали с Ольгой. Девушка не просто сидела, но активно переживала за исход баталии, вовсю болея за Игоря.

– Он тебе даже закурить не дал, а ты вон как за него кулачки сжимаешь, – насмешничает Стоха, не отрываясь от бинокля.

– Да он бы дал, просто мне в лом такого клевого парня подставлять твоим отморозкам, – откровенничает Марина, ничуть не заботясь о последствиях.

– Что, тоже втюрилась? – интересуется оператор. Однако ответа не удостаивается, если, конечно, не считать таковым резкий приказ Стохи не отвлекаться от съемки.

Если вначале Стоха еще как-то пытался разобраться в технике Игоря, хотя бы вчерне определить, где и у кого он учился рукопашному бою, то теперь просто наблюдал, дивясь неуклюжести своих наймитов. Вот один из них, вооруженный цепью, рискнул с короткого замаха поразить противника в голову. Боксерский нырок вперед и… вместо классического апперкота по корпусу, модернистский двойной удар головой и коленом, соответственно в челюсть и в пах. Эффектности ни на грош, зато эффективности с три короба: любитель велоспорта валится, как сноп в страду. Поразительное разнообразие приемов при такой же бессистемности и разрозненности общей линии. Придется консультироваться со специалистами, хотя с виду – просто уличный драчун с невероятной реакцией.

Между тем драка привлекла внимание отдыхающих. Ристалище окружила ватага азартных поклонников мордобоя, обессмыслив кадр своими вытянутыми в безмерном любопытстве выями. Съемку пришлось прервать, о ходе сражения судить по колебаниям ставок, которые, впрочем, недолго колебались в виду явного преимущества одной из противоборствующих сторон.

Прибывшая вслед за оглушительной сиреной милиция, оттерев в сторону толпу, зафиксировала следующую картину нарушения общественного порядка. Босой мускулистый парень, одетый в шорты и лохмотья майки, с великим душевным подъемом гоняет резиновой дубинкой двух бугаев вокруг невозмутимо неподвижного осла. Еще двое скучают на травке в самых живописных позах, не проявляя к происходящему никакого интереса.

Напрасно почтенная публика упрашивала стражей порядка позволить ей досмотреть до конца этот захватывающий «поединок». Менты были непреклонны. Не помогли даже многозначительные намеки на ощутимую благодарность. Да и не все участники схватки горели желанием биться до полной и окончательной. Двое преследуемых Игорем бугаев попытались скрыться в неизвестном направлении. С таким же успехом они могли попытаться трансформироваться во что-нибудь безобидное, безбедное, – сразу и не сказать, во что именно… Игорь безропотно отдал стражам трофейную дубинку и позволил заковать себя в наручники. Однако с главным свидетелем – фотографом – вышла заминка. Этот несознательный элемент ни в какую не соглашался бросить своего четвероного помощника на произвол судьбы. Мало того, предъявлял справки от ветеринарной службы, грозил наслать на ментов активистов «Общества охраны животных», требовал адвоката, соблюдения прав частного предпринимателя и установления временного милицейского поста возле бесхозного реквизита. Стражи порядка в свой черед взывали к гражданской совести, которой свидетель, согласно уголовно-процессуального кодекса обязан был не только праздно обладать, но и деятельно в данной ситуации руководствоваться. Известно чем заканчиваются для граждан препирательства с милицией: их берут под микитки и препровождают в участок для дальнейшего разбирательства. Именно к этому и шло, этим бы и закончилось, не пробудись четвероногий предмет раздора от своей флегмы. Его пронзительные доводы поколебали решимость стражей порядка следовать принципиальным положениям своей уголовно-процессуальной библии. Фотограф бросился успокаивать друга, менты, зажав уши, попрыгали в машины и, пообещав разобраться с патентом, лицензией и правом владения транспортным животным, отбыли вслед за каретой скорой помощи. Толпа рассосалась, место происшествия обезлюдело.

На добродушной физиономии Стохи расцвела стрептококковым цветком соответствующая улыбочка.

3

Начальник следственно-оперативного отдела муниципальной полиции города Южноморска лейтенант Рябько, Сергей Валентинович, крепко скроенный рослый мужчина лет тридцати пяти, одетый в легкие светло-серые брюки и голубую рубашку, сидел на оперативном совещании в кабинете шефа и томился от желания взгромоздить свои ноги, обутые в кроссовки, на длинный полированный стол, за которым восседали все руководители отделов плюс заместитель прокурора, – привычка, приобретенная Рябько за полгода стажировки в Лос-Анджелесе. У себя в кабинете он так бы и поступил: хозяин – барин, но, будучи в гостях у высокого начальства, не мог позволить себе роскоши быть неправильно понятым. Начальство и так, несмотря на весь свой с трудом сдерживаемый демократизм, косо глядело на все эти заокеанские киношные штучки, хотя при случае само было не прочь щегольнуть импортным револьвером вместо отечественного пистолета или гаванской сигарой вместо беломорины. Наверное, все дело в столичном происхождении Рябько, переведенного в Южноморск прямиком из Москвы по причинам, не оставляющим места для домыслов: он, видите ли, не вынес после калифорнийской жары московских холодов и сердобольное московское руководство, не желая терять столь ценного сотрудника, немедленно откомандировало его на юг…

Свою службу на новом месте Рябько начал с инспекции внешнего вида подчиненных, подвергнув беспощадной критике их стремление придерживаться общего безликого стиля совчинов на шестых ролях. В каждом из них, по мнению Рябько, за версту видать мента, одни уставные стрижки чего стоят!.. Подчиненные выслушали, взяли под козырек, и пошли исправляться. На следующий день заявились на службу кто в чем, – разумеется, похуже. С виду – группа младших научных сотрудников, отправляющаяся на уборку колхозной картошки. У Рябько случился тяжелый припадок истерического смеха. Хотели даже скорую вызвать, но, слава Богу, обошлось. С Рябько. Но отнюдь не с внешним видом. Через пару дней каждый сотрудник получил письменный приказ по личной форме одежды, а также необходимую сумму на ее приобретение. В приказе, кроме прочего, четко указывалось какой личины тот или иной полицейский обязан впредь придерживаться. Проще говоря, какой длины должны быть волосы, в какую прическу уложены и обязан ли данный сотрудник обзавестись бородой или только усами с бакенбардами… Двоих, истративших казенные суммы не по предназначению, понизили в званиях и перевели в патрульные. Рябько зауважали. Вскоре личный состав его отдела невозможно было отличить от их заокеанских коллег: усы, бородки, косички и даже сережки в ушах. Организованная преступность Южноморска была деморализована: любой панк мог оказаться ментом, любой рафинированный фраер – опером. Просто атас!

Следующим по списку срочных мер стало повышение физической и огневой подготовки личного состава, в связи с чем началась беспощадная борьба с курением и лишним весом. Опять в ход пошли приказы с индивидуальными указаниями кому сколько весить, и каким образом такого субтильного состояния можно достичь. К сожалению, курить смогли бросить всего двое, зато спортивную выправку приобрели почти все (за исключением тех двоих, чьи морально-физические силы оказались подорваны самоотверженной борьбой с курением). Огневая подготовка отдела была отмечена специальным приказом краевого начальства.

С третьим этапом, касающимся соблюдения закона при его защите, возникли определенные трудности. Неугомонный Рябько пытался привить подчиненным правильное понимание закона достаточности доказательств, необходимых для мотивированного задержания граждан, дабы впредь не хватали абы кого для галочки, а потом с помощью дубинок не выколачивали оснований для содержания под стражей. Теоретически ребята понимали все прекрасно, но как только дело доходило до практики, в ход шли навыки, доведенные многолетней привычкой до виртуозного автоматизма. Отчаявшийся Рябько вынужден был прибегнуть к крайнему средству капитализма – денежным штрафам. В тесном контакте с начальником финансового отдела был составлен прейскурант удержаний. Дело едва не дошло до забастовки, – ребята грозились вообще перестать задерживать кого-либо, даже самых подозрительных из числа лиц кавказских национальностей. Начальство решило, что его, попросту говоря, берут на понт, так как было уверено, что ментовская закваска все равно скажется. И не ошиблось. Сказалась закваска. Особенно после нескольких судебных скандалов в связи с противоправными действиями сотрудников правоохранительных органов. Да и новый руководящий лозунг – «поменьше маразма, побольше дела» – не прошел мимо ушей сотрудников, отозвался в сердцах, чему в немалой степени способствовало значительное уменьшение бумажной волокиты, ставшее возможным после официального учреждения спецотдела по документациям или, как его вскоре окрестили, «макулатурной шарашки», взявшей на себя львиную долю неблагодарных трудов по составлению всевозможных справок, отношений, запросов и прочей канцелярщины столь любезной проверяющей братии контролирующих органов.

В общем, Рябько пришелся ко двору, и если бы не его неистребимая московская мания всех поучать, и не его слизанная с американцев привычка по любому поводу задавать один и тот же нешуточный вопрос «вы уверены?» (что хотите выпить? отлить? дать показания? позвонить адвокату? явиться с повинной?) и задирать вместо носа на сопатке ноги на стол, в нем бы, пожалуй, и души не чаяли, потому как при всех своих странностях, был по натуре парень компанейский, выпить не дурак и до женского полу охоч в пределах разумного, то есть не в ущерб мужской солидарности…

Совещание между тем двигалось своим попунктным чередом. Уже обменялись мнениями о вчерашнем нападении на «Амфитриту» (постановили дела у милиции не оспаривать, поскольку в том, что ее вызвали раньше полиции, не обнаружено злого умысла, тем более что и дело какое-то невнятное, с душком, с придурью); поговорили о новых жертвах сексуального маньяка (было высказано предположение, что маньяков двое, так как в некоторых случаях жертвы оказывались больше изнасилованными, чем избитыми, в других – наоборот, хотя оба гада имеют подлую привычку не оставлять на месте преступления использованных презервативов, из-за чего их ДНК никак не удается установить); разобрались с пикетчиками, несущими неусыпную вахту возле резиденции мэра с плакатами, обвиняющими городского голову во всех смертных грехах, включая аболиционизм, эзотеризм и американофилию (сочли необходимым обратиться с соответствующим запросом в Службу Психиатрического Надзора, но на всякий случай дали указание начальнику ОБЭП проследить источники финансирования этого бездарного шоу); скоординировали свои действия на митинге, посвященном торжественной встрече знаменитого американского плейбоя (особое внимание уделили возможным провокациям международных феминисток, о концентрации которых в отелях и пансионатах Южноморска сообщила под большим секретом ФСБ); выслушали препирательства между начальником патрульной службы и начальником отдела Общественных Нравов в связи с очередными столкновениями противоборствующих группировок из-за кафе-бара «Ильич» (верные ленинцы по своему обыкновению пребывали в непоколебимой уверенности в том, что заведение названо так в честь их кумира, – вечно живого вождя международного пролетариата, тогда как гомосексуальные круги придерживались музыкальной точки зрения, согласно которой название кафе-бара являлось данью уважения гениальному создателю «Щелкунчика» и «Лебединого озера», – словом, вечные исторические разборки большевиков с меньшевиками); и, наконец, дошли до главного пункта в повестке дня: месячнике борьбы с холявой, торжественно провозглашенном мэром Южноморска во вчерашнем радиообращении к горожанам и отдыхающим. Вот когда неуместное присутствие зампрокурора Угорского получило, ко всеобщему облегчению, свое законное обоснование.

Угорский многообещающе пошуршал бумажками, откашлялся, улыбнулся и начал свою речь с главного лозунга месячника: «Долой холяву! Да здравствует гамбургский счет!» При этом все дружно взглянули на не включенный телевизор, обиженно помалкивавший в своем углу, – такие вот чудеса природной дикции. Далее последовали разъяснения. Поскольку, что такое «холява» знали все, расшифровке подлежал только «гамбургский счет». Чем больше Угорский говорил, тем глубже становилось недоумение слушателей. Как это, пошел с женой в ресторан и каждый сам за себя заплатил? Что, и с бля… то есть с женщинами легкого поведения можно так же?.. Однако недоумению на сей раз не суждено было перерасти в перепалку, – на столе начальника полиции включился селектор и возмущенный голос его секретарши сообщил о беспримерной наглости зарвавшихся ментов Сичинавы, не далее как полчаса назад арестовавших на городском пляже нескольких отдыхающих, якобы, за нарушение общественного порядка в виде драки…

Угорский осекся и с беспокойством оглядел взволнованных полицейских. Их шеф, моментально переместившийся из одного руководящего кресла во главе стола совещаний в другое – за своим письменным столом, приказал секретарю немедленно связаться с начальником милиции. В помещении установилась напряженная тишина.

– Нугзар Константинович, что я слышу, – начал было шеф выражать свое возмущение, но, очевидно, перебитый встречным душевным порывом, обратился в слух, все более и более успокаиваясь по мере упрочения в этом качестве.

– Все ясно, Нугзар Константинович. Ваши ребята действовали правильно, в рамках договоренностей… Я сейчас же направлю к вам своих людей. Надеюсь, поделитесь копиями протоколов… Всего доброго.

Начальник полиции положил трубку и, ни на кого не глядя, щелкнул переключателем селектора.

– Катерина Кирилловна, соедините меня с дежурным.

– Соединяю…

– Дежурный по управлению муниципальной полиции сержант Варлов…

– Слушай, Варлов, ты получил ориентировку из милиции насчет маньяка-насильника, некоего Сурова?..

– Так точно, шеф, получил. Я, как полагается, передал патрульным, по отделам, по опорным пунктам… Что-нибудь не так, шеф?

– Все так. Просто уточняю…

Шеф отключил селектор и строго оглядел свое воинство.

– Кто нуждается в объяснениях?

В ответ – суровое молчание. Все понятливые – прямо слов нет. И не надо.

– Шеф, – позволил себе задать умный вопрос Рябько, – а не тот ли это Суров, что вчера «Амфитриту» от грабежа спас?

– Возможно, – поморщился шеф, досадуя на то, что сообразительный москвич сорвал ему маленький производственный экзамен. А потом еще смеют удивляться: почему нас, москвичей, не любят? По кочану!..

– Странно, – подал голос начальник детективов, – вчера он – герой, а сегодня уже маньяк?

– Вот поезжай к Сичинаве и выясни все там, на месте. А заодно заберешь тех гавриков, что устроили с этим Суровым потасовку. Двое из них в городской больнице, так что пошли кого-нибудь туда взять показания…

– А как насчет допроса Сурова?

– От тебя зависит…

– Мне прямо сейчас двигаться или после совещания?

Шеф вопросительно взглянул на Угорского. Тот было замялся, но с честью вывернулся из положения, – недаром его Угрем прозвали.

– Да у меня, Юрий Антонович, собственно, всё. Напомню только, что месячник борьбы с холявой, – это еще один шаг на пути приобщения нашего города к общечеловеческой цивилизации, и на вас, господа полицейские, будут обращать внимание в первую очередь, так как именно вы олицетворяете закон и порядок, без которых, как известно, не бывает ни свободы, ни демократии…

Зампрокурора умолк и стал собирать свои бумаги под облегченный шепоток господ полицейских. Шеф, обождав для верности пару минут, объявил совещание закрытым.

– Лейтенанта Рябько прошу задержаться…

Оставшись вдвоем с лейтенантом, шеф протянул последнему листок бумаги. Это была шифровка из Москвы. Личный шифр первого замминистра. Таким образом пытались сократить утечку оперативной информации, ставшей в нынешние времена настоящим предметом торговли, благо в клиентах недостатка не ощущалось: газетчики, телевизионщики, мафиози, политики. В таком именно порядке…

Шифровка оказалась обычной ориентировкой на профессионального киллера, который, по сведениям Центра, получил заказ убрать одного из крупнейших бизнесменов черноморского побережья России. Недоумение Рябько вызвали внешние приметы преступника, – если это издевательство можно было так пышно назвать.

Предположительный возраст – около тридцати трех лет. Рост: выше среднего. Лицо овальное. Волосы темно-русые. Но может оказаться блондином или шатеном. Нос прямой, нормальный. Губы тонкие. Глаза карие. Телосложение пропорциональное. Любимое оружие – снайперская винтовка Драгунова. Вместе с тем умеет мастерски устраивать «несчастные случаи», работать с взрывчаткой, неплохо разбирается в ядах… В общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Поди такого обнаружь, если он предпочитает действовать в одиночку, да еще, «согласно непроверенным данным», является самым высокооплачиваемым киллером на постсоветском пространстве.

Ну и, разумеется, усилить оперативно-поисковую работу, активизировать источники и так далее и тому подобное.

– Н-да, наводочка, – вздохнул Рябько, возвращая совсекретную бумажку шефу.

– Надеюсь, не обманываешься формулировочкой «черноморское побережье России», лейтенант? – усмехнулся невесело шеф.

– Значит, к нам? – не удержался Рябько порадовать начальство глупым вопросом.

– Значит, к нам… Твоя задача, Сергей, определить мишень. Подключи «бэхов», – коль речь о бизнесмене, то им и карты в руки… Хотя, – шеф в упор взглянул на подчиненного, – если речь идет о том бизнесмене, о котором мы оба подумали, то…

– Но ведь есть договоренность: в Южноморске разборок не устраивать и никого не мочить, – напомнил лейтенант.

– Значит, кто-то решил положить на нее с прибором. Кто-то либо очень могучий, уверенный в поддержке, либо дурак, что еще опасней…

– Вы на поднятую фээсбэшниками суету намекаете? – осенило Рябько.

Шеф откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза припухлыми веками, замер и вдруг, подавшись вперед, вперился проницательным взором в лейтенанта.

– А я уже было решил, что ты до этого не додумаешься. Не сочтешь нужным…

Рябько помялся, развел руками.

– Счел, как видите… Хотя, честно говоря, не пойму: если готовится рейдерский захват, то кто заказчик? И в курсе ли этот заказчик, что все объекты Лядо…

– Без имен, лейтенант! – осадил подчиненного начальник, выразительно обведя стены кабинета бдительным оком.

– Простите, вырвалось… Я говорю: знает ли заказчик, что все коммерческие объекты известного нам лица убыточны…

Помолчал: говорить – не говорить? Решил, что не помешает.

– В том смысле, что это известное лицо преднамеренно сделало их убыточными, во избежание подобных инцидентов с беспределом в переделе собственности…

Вновь умолк в паузе, исполненной сомнений, и вновь пришел к выводу, что хуже не будет:

– Но я лично, как и вы, шеф, пока что ни в чем не уверен. Это может оказаться дезой помимо моих догадок и прикидок. Я ясно выражаюсь?

– Предельно, лейтенант, – саркастически ухмыльнулось начальство.

– Юрий Антонович, если вы подозреваете, что я пудрю вам мозги, то вы глубоко заблуждаетесь. Детальная разработка предстоящей операции еще не завершена, хотя и, не скрою от вас, находится на стадии завершения. Хороши же мы будем, если эта ориентировка окажется настоящей и у нас кого-нибудь действительно укокошат либо что-нибудь захватят…

– Не кого-нибудь, Сережа, а сам знаешь кого, – уточнило начальство со всей присущей ему въедливостью.

– Тем хуже, Юрий Антонович, для всех нас. Это уже будет не просто конфуз, – повод для злорадства ментов Сичинавы и оргвыводов для краевого управления, – а провал всей операции, чего допустить мы не просто не должны, но не имеем права.

– С вашим-то кидалой и не провалить операцию? Да он нас сдаст и не почешется. Если уже не сдал… – не стало сдерживать рвущегося наружу скептицизма начальство.

– Опять вы, Юрий Антонович, за свое, – с привычной скукой в голосе отреагировал Рябько. – Кишка у него тонка, чтобы сдать. Чтобы сдать, ему надо сперва с нашего крючка соскочить. А с него так просто не соскочишь. Чуть что не так, в момент неприятности с эмиграционными властями Штатов семейке его устроим… Прошли, Юрий Антонович, те временя, когда любой здешний рецидивист мог закосить там по диссидента. В Вашингтоне тоже не одни дураки сидят, кое-чему с тех пор научились…

– Ладно, Серега, тебе насчет Америки виднее. В конце концов, не я этого шулера на эту должность выбрал… Кстати, о краевом управлении, лейтенант, – хмыкнул шеф. – Принимай подмогу. Усиливают тебя опытными руководяще-проверяющими кадрами в связи… – Начальство выдвинуло один из ящиков стола и извлекло на свет еще одну шифровку, – Ага, в связи с ожидаемым ухудшением оперативной обстановки, а также в связи с намечаемым визитом в город Южноморск первого вице-премьера и так далее, и тому подобное, и такие пироги, Сергей Валентинович.

– Это из-за Кафедрального собора такой шухер затевается?

– Создается такое впечатление…

– Кем именно и для чего?

– Это приглашение к соразмышлению, лейтенант, или риторический вопрос на засыпку?

– Меня, Юрий Антонович, настораживает это «ожидаемое ухудшение оперативной обстановки», как там они изволили выразиться в своем послании.

– Меня тоже, – признался шеф. – Хотя с другой стороны не придерешься: обычная перестраховка при посещении периферии высоким московским начальством…

– Синдром провинциальной жопы, сроднившейся с руководящим креслом под ней, – усмехнулся Рябько.

– Не высокомерничай, умник столичный, – обиделся за периферию шеф.

– Да не высокомерничаю, я, Юрий Антонович, – обстановку разряжаю, – запротестовал лейтенант. – И потом я же вам объяснял уже, никакой я не москвич, поскольку являюсь им в восьмом поколении, и, следовательно, к нынешним москвичам никакого отношения не имею…

– Ладно, ладно, прямой потомок Юрия Долгорукова, не суетись. Лучше доложи, что делать намерен в связи с этой ориентировкой от москвича в первом поколении?

– Дам команду Емельянчикову разработать соответствующий план мероприятий. По обеим линиям. У него это неплохо получается. А сам попытаюсь вплотную заняться этим питерским спасителем-маньяком. Сдается мне, что с ним что-то не так, что за ним кто-то стоит, что неспроста он тут оказался. Да и внешность у него вполне подходящая… В общем, господин капитан, разрешите взять этого Сурова в разработку?

– Бери, господин лейтенант, мне не жалко. Только вот с Сичи-навой искать общий язык придется тебе, меня уволь. Знаю, есть у тебя в его епархии дружок-приятель, вот через него и действуй.

– Так ведь дружок мой приятель взамен обязательно чего-нибудь потребует, – возразил Рябько. – Что я ему могу предложить и в каких пределах?

– Все, что в пределах твоей компетенции, лейтенант, – хмуро улыбнулось начальство. – Только смотри не прогадай…

– Сделаю все возможное, шеф!