Текст книги "Круг Девятирога"

Автор книги: Владимир Городов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

– Перенести огонь на бронеходы! – скомандовал я, и море вокруг машин забурлило от пуль и ракет. Однако опыта моим людям недоставало, и бронеходы без ущерба для себя выползли на пляж, где уже начиналась «мёртвая зона» для наших дотов. Дверцы машин открылись, и из каждой горохом высыпались и рассредоточились по естественным укрытиям два отделения Неутомимых. Бронеходы медленно поползли на Одессу. Пехота двигалась следом короткими перебежками.

– Светлый, десант идёт на ополчение! – раздался из динамика голос Пети. – Не выстоят мужички! Разреши им на подмогу рвануть?

– Приказ гвардии! – произнёс я в микрофон. – Всем оставаться на местах согласно боевому расчёту. Принять меры по предотвращению нападения на огневые точки со стороны берега. Не прекращать вести наблюдения за оставшимся кораблём. Как только он окажется в зоне досягаемости, вести огонь на поражение.

– Есть оставаться на местах… – Голос Пети не смог скрыть его раздражения.

– Есть… есть… есть… – эхом отозвались командиры остальных дотов.

– Капитан Атон, принять командование дотом! Я – на вторую линию. Кстати, как дать понять противнику, что я намерен вступить в переговоры?

– Есть принять командование дотом! – откликнулся тот. – Переговорщик должен нести по флагу в каждой руке.

– Какого цвета должны быть флаги?

– Любого, только не красного. Противник должен видеть, что в руках нет оружия.

– А что означает красный флаг?

– Красный – вызов на поединок.

* * *

Муму я нашёл в окопах, где он руководил центром второй линии обороны. Флангами командовали младшие герасимы, Даду и Рубо. Ополченцам удалось подбить один бронеход из ракетной установки, и сейчас он жирно чадил посередине долины. Второй спрятался за пригорком и зло огрызался оттуда. Неутомимые залегли и вели обстрел наших позиций.

– Как обстановка? – спросил я.

– Да не шибко-то, – тяжело вздохнул старший герасим. – Пуляют, стервецы, уж больно метко. Пораненых много, а кой-кого уж и насмерть положили.

– Ясно. Распорядись, чтобы мне сделали два флага. Пойду с ними побеседую.

– Да нешто тебе самому можно? Никак нельзя! А пальнёт кто сдуру? Давай кого другого пошлём. Вот хоть бы меня!

– И что ты им скажешь?

– А то и скажу… Не дело, скажу, робите! Пошто, скажу, народ губите? Ни Тот, ни Другой сие хорошим делом не посчитают, кару на ваши головы ниспошлют!

– Нет, Муму, не убедят их такие слова. Тут другое говорить надо…

Впрочем, что говорить Неутомимым, я и сам точно не знал.

«Может быть, рассказать им о том, каким образом император искалечил их? Или о том, что, по его воле, грозит Ланеле?» – размышлял я, шагая навстречу противнику, сжимая в руках два флажка, изготовленных ополченцами из подсобных материалов. Стрельба с обеих сторон прекратилась, как только я, размахивая флагами, поднялся из окопа. Навстречу мне поднялся Неутомимый в форме атак-гроссера.

– Кто такой? Чего хочешь? – нагло и грубо спросил он.

– Моё имя Олин Апри…

– Олин Апри?

– Да.

– Огонь! – скомандовал он, резко выбросив руку в мою сторону. Отовсюду разом грохнуло, и на меня обрушился град пуль.

«Ах вы, гады! На парламентёра!..» – пронеслась в голове злая мысль. И тут же со всех сторон послышались крики боли. Неутомимые вскакивали и срывали с себя все металлические предметы, которые раскалялись и уже дымились, соприкоснувшись с любой органикой. Со стороны окопов нарастал громовой боевой клич «Йе-е-е-е-ес!», перенятый ополчением у гвардии: возмущённые одесситы шли в рукопашный бой. Вероломное нападение на переговорщика вызвало прилив народной ярости. Растерянных и обезоруженных Неутомимых тут же повязали. С большим трудом удалось удержать народ от самосуда.

– Но как же тебя не убили, Светлый?! – изумлялся Муму. – Ведь в упор, почитай, стреляли. А стрелки они, говорю ж, очень целкие!

Я вспомнил те мгновения, когда представлял мишень для более чем двух десятков автоматчиков. Вновь, как наяву, увидел язычки пламени из многих дул, летящие в меня пули, поднятые ими пылевые фонтанчики, ложащиеся вокруг меня по кругу… по слишком правильному кругу…

Обстрелянный в Суонаре «ледр», на котором я прилетел на Долгую Гриву, после приземления не имел ни одной пулевой отметины. Энергетический луч десантного катера не только не причинил «ледру» вреда, но и, отразившись, нанёс урон самим атакующим. Даже маленькую отравленную иглу, выпущенную в меня шпионом-убийцей, с той же силой завернуло обратно. И сейчас я тоже не получил ни малейшей царапины. Потому что Меч – только сейчас понял я – не только оружие, но и самая совершенная защита.

В это время со стороны моря раздался глухой рёв, заставивший всех обернуться. С третьего корабля, до сих пор лежащего в дрейфе, стартовал «Летающий дракон», обшивка которого ослепительно сверкала золотым. Поднявшись вверх всего локтей на тридцать, он чуть наклонился вперёд и в режиме вертолёта, не включая турбины, полетел к берегу. К этому времени командиры дотов успели сориентироваться и отдать приказ: заговорили крупнокалиберные пулемёты, взвыли ракеты, которые, правда, прошли очень далеко от цели. И вновь как громадный рассерженный морской змей зашипел излучатель. Однако и его разряд не достиг цели: частые лиловые разряды обтекли летательный аппарат по большой сфере, не причинив ему и малейшего вреда. Стрелять оказалось бессмысленно: до «дракона» также не долетала ни она пуля, ни одна ракета, его не брало излучение. В Одессу прибыл император. Из «ледра» огонь демонстративно не вёлся. Аппарат сначала завис над полем боя, затем очень медленно опустился. Дверцы машины открылись, и оттуда в одиночестве вышел император в том же самом мундире, в котором я видел его в первый раз. В руке он держал красный флажок, и, пройдя несколько шагов, небрежно воткнул его в землю. Сложив руки на груди, он стоял и ждал.

– Энто кто? – удивлённо спросил меня Муму. – Вызывает на единоборство… Кого, знать бы?

– Меня, – ответил я. – Это император. Я выхожу к нему. Никому не вмешиваться. Если со мною что случится – в бой не вступать, всем покинуть позиции и отходить к Вратам, переправляться в Парму и Новгород. А потом, как только переправиться последний человек – разобрать порталы в обоих городах.

Погода, бывшая с утра чудесной, начала меняться на глазах. Резко поднялся холодный ветер, хлещущий попеременно с разных направлений. Со всех сторон, стремительно сжимая кольцо, небо затягивали тучи, мрак которых то и дело прорезали раскалённые щели молний. В краткое время лёгкие волны океана превратились в грозные штормовые валы, которые рушились на берег с такой силой, что он испуганно сотрясался.

Я шёл навстречу императору, а он всё так же стоял и молча смотрел, как я приближаюсь. Я остановился шагах в десяти от него и тоже молчал. Говорить было не о чем: мы оба прекрасно понимали, для чего встретились здесь. Чьё-то присутствие на Ланеле было лишним. А чьё именно – Предназначение определит в ближайшие мгновения. Поединок неизбежен. Каким он будет? Не будем же мы, право слово, размахивать световыми клинками как киношные рыцари джедай! И возможен ли поединок в принципе, если Мечи парируют все удары, направленные на его владельца? Но все ли? Может быть, какой-нибудь особый удар одного Меча способен пробить оборону другого? Или же всё гораздо проще: бой выигрывает тот, кто ударит первым? Тогда следует немедленно бить! Но сделать этого я не мог.

Моё внутреннее напряжение уже достигло звенящей стадии, когда я понял, что император наносит удар – какое-то еле уловимое изменение выражения его лица подсказало мне это. Даже краткого мига не оставалось мне на размышления. Всё, что произошло позже, происходило без вмешательства моего сознания. Мне казалось, я просто наблюдаю за событиями извне, вижу и императора, и себя откуда-то со стороны и сверху.

Впрочем, нет, не казалось. Я действительно смотрел на происходящее с высокой скалы удивительным зрением Белого Пса, лишённым цветовых восприятий, но насыщенным богатейшей палитрой нюансов световых ощущений, которым в людском языке нет названий и вряд ли будут. Две крохотные людские фигурки стояли внизу под скалой неподвижно, но вокруг каждой из них бешено пульсировала, постоянно меняясь, похожая на куст перекати-поля сфера из зубчатых разрядов, каждый из которых, казалось, жил своей жизнью. Набрав силу, эти ослепительные сполохи срывались с поверхности сферы – то в виде луча, то в виде секущей плоскости, а то и, собравшись вместе, толстым жгутом – и устремлялись к противнику, однако неизменно встречали защиту, адекватную атаке. Тысячи и тысячи ударов наносились и отражались совершенно бесшумно: даже собачий слух ничего не улавливал. А люди, к тому же, и не видели, что происходит. В тревожном ожидании смотрели они, затаив дыхание, на двух человек, напряжённо замерших друг против… нет, враг против врага, и ждали, когда же что-нибудь начнётся, совершенно не подозревая, что поединок уже идёт. Не видели они и того чёрного света, который медленно, но неуклонно накапливался вокруг этих колючих сфер после каждого выброса энергии, после каждого защитного блока. Не видели, однако не почувствовать не смогли, и вскоре самые восприимчивые из них, схватившись за виски, в безотчётной панике бросились прочь. А ещё малое время спустя необъяснимый ужас охватил всех без исключения. Были позабыты и война, и враги: всё побросав, люди единой толпой бросились прочь. А чёрный свет всё сгущался и сгущался, и вскоре его тёмное сияние стало резать глаза Беса. Ещё миг – и раздался лёгкий хлопок, словно лопнул большой и тонкий пузырь. Защитные сферы вокруг нас исчезли, и накопившийся вокруг них чёрный свет низринулся внутрь. Разом отказали все органы чувств. Я очутился в пространстве, напрочь лишённом света, звуков, запахов, словно бы летел в тёмном, глухом Ничто без верха и низа…

Эпилог

Пермь, 15 апреля 2005 года

До чрезвычайности промозглая погода! Мышиного цвета туман клубится над городом, но не опускается вниз, вобрав в себя лишь верхушки высотных зданий. Только изредка щупальца его крадучись тянутся вниз, но, коснувшись земли, тотчас растворяются, словно рассеянные некой волшебной силой. Водосточные трубы извергают такие водопады, какие не увидишь и при ином летнем ливне. В такую погоду никуда идти не хочется. Но куда же деться от забот наших суетных! Вздыхаю, поднимаю воротник курточки и выхожу из подъезда. В задумчивости шагая по знакомой дороге, привычным жестом вытаскиваю из кармана зажигалку и пачку сигарет «Честерфилд». Но курить отчего-то не хочется. Совсем. Даже наоборот, просто передёргивает от мысли о вонючем сигаретном дыме. А не бросить ли эту пагубную привычку? Давно мечтаю об этом, но всё никак не соберусь. Решено! Но просто так выбросить почти полную пачку жалко. Да и урны поблизости нет. Поворачиваю обратно и подхожу к дворнику дяде Саше, который в задумчивости опирается на широкую лопату, грустно взирая на груды мокрого мусора.

– Держи, дядь Саш, – протягиваю ему «Честерфилд».

– О! Вот это дело! – Он радостно сдвигает на затылок заношенную чёрную шапку, которую его жена Татьяна называет «гнездо из кролика». – А я вот тут как раз стою-кумекаю: где бы это куревом разжиться? Танька, стерьвь, мой загашник накрыла, а до получки-то ещё аж два дня. Я у тебя парочку стрельну? Не обидишься?

– Всю пачку забирай, я бросил.

– Бросил – это хорошо, это дело! Вам, молодым, здоровье ох как беречь надо! Это нам, старикам… Слышь, а может, ты мне по доброте душевной и на это дело одолжишь?.. – разводит он мизинец и большой палец, старательно прикрываясь собственной спиной так, чтобы сия фигура не попала в зону видимости окон дворницкой квартиры.

В это время откуда-то сверху раздаётся громкий шорох-скрежет, огромный снежно-ледяной пласт съезжает с покатой шиферной крыши пятиэтажки, шумно летит вниз, с громким хлопком падает на тротуар и разбивается на множество мелких кусков. Я смотрю на образовавшийся лабиринт из трещин, и какие-то странные ассоциации пытаются, но не могут проникнуть в мою память. Что-то смутное, далёкое-предалёкое…

– Вот ить, твою мать, – сквозь зубы ругается дядя Саша, выводя меня из задумчивости. – Ить скока разов я им в домоуправлении говорил… Сам-то не могу на крышу лазить. Эта у меня, как её… люмбага. А ну как шёл бы кто щас внизу? Что б было бы? А?

Пермь, 20 октября 2005 года

Мне опять снится всё тот же сон: чёрно-фиолетовое ночное небо в незнакомых созвездиях, большая зеленоватая луна, возле которой виднеется маленький серебристый шарик. Я грустно вою на них, а они льют сверху свой свет, который красиво серебрится на моей шерсти…

Так и не понимаю, что заставило меня проснуться, но сон исчезает резко, как неловким движением скинутая со стола чашка. И даже в глазах, когда я их открываю, нет обычной после пробуждения липкости. В комнате, погружённой в зеленоватый сумрак, царит, прямо-таки звенит тишина. Подле моей кровати, мерно покачиваясь, стоит высокий полупрозрачный призрак, сквозь которого неясно просвечивают ровные ряды квадратиков на обоях. Первое, что в его облике привлекает внимание – горящие ярким зелёным огнём глаза. И лишь потом – невообразимая худоба: такие истощённые фигуры я видел только на документальных фотографиях, запечатлевших узников фашистских концлагерей. На призраке мешком болтается мундир неизвестной армии.

По всем канонам жанра я должен испугаться, запаниковать, броситься искать какие-нибудь палки, чтобы смастерить из них подобие креста, или, на худой конец, просто забиться под кровать. Но почему-то необычный гость не вызывает у меня даже малейшей тревоги. Только раздражение.

«Какого чёрта! Среди ночи… – проносится в голове. – Поспать не дают! Сколько же времени сейчас?»

Приподнимаюсь на локте, поворачиваюсь к прикроватной тумбочке и бросаю взгляд на электронные часы, стоящие на ней. На табло замерли большие, яркие зелёные цифры: 04.16. Именно свет этих цифр чуть-чуть рассеивает темноту комнаты. Он же отражается и в глазах призрака.

– Чё надо? – задаю я ему не слишком умный вопрос.

– Приказано передать, – хрипло, как и положено приведению, произносит фантом, – что Предназначение не выполнено. Тебя призывают обратно. Куда идти – знаешь. Семьсот Пятьдесят Пятый приказ выполнил!

С этими словами он чётким движением кидает ребром к груди сложенную дощечкой руку, резко поворачивается, чуть не упав при этом, и, покачиваясь, марширует до двери комнаты, а потом и сквозь неё.

– Э! А куда? – кричу вдогонку, но ответа уже не получаю.

Сидя на кровати, тяжело ворочаю мозгами, пытаясь хоть немного осмыслить произошедшее:

«Какое-то предназначение не выполнено. Кем не выполнено? Меня призывают. Куда призывают? В армию? Как давно военкомат стал привлекать к работе посыльными привидений? Работают они, что ли, эффективнее? Результативнее разыскивают уклоняющихся от воинской обязанности? Этот, что ко мне заявился, уже семьсот пятьдесят пятый приказ выполнил! И, главное дело, я, по его словам, должен знать, куда мне идти. По тому адресу, который в мобилизационном предписании указан? Нет, абсолютно ничего не понимаю!»

Раньше обкурил бы это дело сигареткой, глядишь, и прояснилось бы чего-нибудь в голове. Но курить я бросил весной: вдруг, ни с того ни с сего, стало до невероятности противно это занятие. Ладно, пойду хотя бы чашечку кофе сварю! Может, что вспомнится. Хотя навряд ли. Уже несколько месяцев живу с ощущением, словно что-то забыл сделать, но что – хоть убей, не помню!

В комнате прохладно: опять какие-то перебои с отоплением. Однако одеваться не хочется: всё равно снова ложиться, рано ещё. Накидываю на себя одеяло наподобие плащ-палатки, нашариваю ногами тапочки и направляюсь на кухню. Дверь, ведущая в прихожую, открывается неожиданно тяжело, словно сделана не из фанеры, а из толстенной свинцовой плиты. В медленно расширяющийся проём проникает неяркий зеленовато-жёлтый свет. Выглядываю из-за полотнища продолжающей с тихим шорохом отворяться двери и остолбеневаю: в коридоре тихо шумит лес! Ночной летний лес… Но откуда он глубокой осенью у меня в квартире?!

Над лесом простирается удивительно красивое чёрно-фиолетовое небо в ярких огоньках звёзд, по которому медленно плывут редкие перистые облака, подсвеченные сверху луной… Оп-па! Не луной, а двумя лунами: большой желтовато-зелёной и маленькой серебристой. Именно их я видел в своём сне, который приходил ко мне с пугающей регулярностью. И в этот момент на меня вновь снисходит. Я вновь вспоминаю всё. Воспоминания не приходят ко мне – я мгновенно погружаюсь в них, словно в безбрежное море. В памяти резко всплывают все те невероятные события, которые произошли со мною 15 апреля с 10 часов 33 минут до 10 часов 31 минуты – именно в таком порядке! Мигом заполняется пробел в памяти, угнетавший меня последние месяцы. Ланела! Та! Вы снова со мной, снова рядом! Я иду к вам!

Пермь, 2005 г.

Глоссарий

Атак-гроссер – одно из высших воинских званий имперской армии Ланелы. Воинские звания по возрастанию: полудюженник, дюженник, гроссер, редер, атак-гроссер, атак-редер.

Дрогоут – деревня, укреплённое поселение.

Инфант-лэд – титул первого ребёнка мужского пола, имеющего права наследования престола лад-княжества.

Кабарт – морское животное, разновидность нарвала.

Лад-лэд – глава лад-княжества (оно же ладство, оно же лад-лэдство), основного административно-территориального подразделения Ланелы.

Ланела – фонетический эквивалент слов «земля» и «Земля», название планеты.

Лэд – титул, означающий принадлежность к высшему сословию.

Лэд оди-тун – придворный титул лица, в чьи обязанности входит обеспечение весёлого досуга для своего сюзерена.

Лагра – крупное животное семейства кошачьих.

Привольные – лишённые подданства, разбойники.

Сепантикулятор – несуществующий придворный чин, придуманный Сэси для повышения своего авторитета.

Рик – верховое и вьючное домашнее животное.

Сатинат – третий месяц календаря Ланелы. Месяцы по порядку: балинат, тодунат, сатинат, куминат, вивинат, сопонат, лакинат, тиминат, лилонат, соминат, тикинат, дидинат. Каждый месяц состоит из трёх недель по двенадцать дней. Год начинается со Дня Без Даты.

Силь – мера длины, около 860 метров. 1 силь = 12 касилей = 1728 макасилей (локтей).

Стюганы – люмпены, жители городских окраин.

Тарк – нечистый, чёрт.

Тим – основная денежная единица Ланелы. 1 тим = 12 катимов = 144 макатима. Более мелкие монеты: полушки (1/2 макатима), четвертаки (1/4) и шестаки (1/6). Двенадцать тимов составляют золотой тим.