355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Ткаченко » Нападение акулы (Кубинский гаврош) » Текст книги (страница 3)
Нападение акулы (Кубинский гаврош)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 12:00

Текст книги "Нападение акулы (Кубинский гаврош)"


Автор книги: Владимир Ткаченко


Соавторы: Константин Ткаченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

...Трап убран. Дверцы закрыты. Самолет крадется по дорожке аэродрома и уходит ввысь, к мерцающим звездам. С этой минуты что бы ни делал Гарри, где бы он ни был – в джунглях, в болотах, в воздухе, под водой, – это выполнение заданий ЦРУ.

Через несколько часов Гарри подлетал к Панамскому каналу. На аэродроме его встретили два американца. По дороге он перекинулся с ними несколькими короткими фразами. Все обстояло отлично, по словам его попутчиков. Они ехали в специальную школу американских вооруженных сил под названием "Форт-Гулике". Гарри хорошо знал назначение школы и контингент учащихся. Здесь готовили спецподразделение диверсантов – "зеленые береты". Ему нужно было в этой школе посетить сектор Б-11. Здесь находились его питомцы. Это была группа тщательно отфильтрованных кубинских контрреволюционеров, которые проходили ускоренную программу специальной подготовки.

Подъехали к высоким бетонным воротам. Они открылись бесшумно. Приезжих приветствовал дежурный офицер.

Гарри направился к месту, где белая черта как бы отделяла уголок школы. Здесь стояли охранники в форме морских пехотинцев. Питомцы Гарри содержались, как в клетке. Им разрешался лишь краткий отдых, игра в бейсбол. Остальное время велась непрестанная подготовка.

В дежурной комнате Гарри встретил знакомого офицера. Все остальные были на полигоне, расположенном в сельве.

"Сейчас заканчился тридцатиминутный перерыв, – сказал ему офицер, – и вы можете пойти и посмотреть, что делают ваши ребята".

Гарри подошел к одной группе, и увидел вымазанных в глине, уставших людей. Они сдержанно поздоровались с ним.

Когда кончился перерыв, Гарри пошел вместе с ними. Краснощекий сержант морской пехоты США громко отдавал команды. Группа рассыпалась по лесу. Проводилась тренировка на снятие охраны у военных объектов.

Буквально через считанные секунды группа исчезла в ядовито-зеленой чаще. Сержант продолжал идти рядом, покуривая сигарету. Через пятнадцать минут Гарри уже вымазался по колено в топкой жиже. Подошли к наблюдательной вышке, сделанной из железобетонных конструкций.

На обзорную площадку поднимал небольшой лифт. На самой площадке стояли полевые телефоны, мощный прожектор для тренировки ночью и телевизор. "Очевидно, для того, – подумал Гарри, – чтобы инструктору не было скучно".

Прошел час. Сержант получал какие-то донесения по телефону, переговаривался по рации. Гарри подошел к барьеру площадки и ещё раз тщательно начал исследовать окружающую местность в сильный бинокль.

Вот он заметил, что на одном посту исчез часовой. Спустя мгновение исчезло сразу два часовых. "Сейчас надо действовать решительно: через несколько секунд исчезновение часовых заметит оставшаяся охрана", – подумал Гарри. И в этот момент, пока один из охранников поворачивал голову в сторону соседнего поста, а другой заканчивал свой пятый шаг, чтобы повернуться в противоположную сторону, перед ними выросли нападающие, смяли охранников, отсоединили установки от сигналов тревоги и заложили взрывчатку под охраняемый объект.

Задание было выполнено. На поляне сошлись обе группы. Руководители начали разбирать действия каждой.

Гарри и сержант спустились вниз и направились в сторону школы. Здесь Гарри получил свежие кубинские газеты, запрятал их в портфель, положил туда также отчет, подготовленный для него о ходе подготовки своих подопечных.

На следующий день Гарри Брэдли поднялся на борт небольшого военного корабля под номером 1033. Это судно постоянно бороздило воды Карибского моря, фиксируя все, что представлялось интересным для военных ведомств США. Его называли "глаза и уши флота". Ему ничего не стоило подойти чуть ли не вплотную к торговому судну, идущему под любым флагом, и неотступно следовать за ним столько, сколько нужно было, чтобы определить по малейшим признакам, по радиосвязи, например, его груз и направление курса. Он подходил настолько близко к судам, что создавал аварийную обстановку. Его не раз фотографировали, писали официальные протесты.

Гарри расположился в каюте первого помощника капитана. Под уютное гудение кондиционера он отключил телефон и начал вытаскивать содержимое объемистого портфеля. Он любил просматривать бумаги полулежа. И на этот раз он положил ноги на стол, закурил трубку и развернул кубинскую газету. На седьмой полосе прочитал крупный заголовок:

"Пойманные шпионы признали: "Существуют и другие наемники, проходящие тренировку в Никарагуа". Далее шли подробности. "Пойманные шпионы покинули Кубу, один в 1960 году, другой – в 1962 году. Оба завербовались в разведку в Майами. Антонио Алонсо начал свою шпионскую деятельность, завербовавшись в ноябре 1963 года в вербовочном пункте, открытом под маркой торговой фирмы на 26-й улице, между первой и второй авеню Норд-Вест. Мануэль Сото, начав свое путешествие в Майами, закончил его на побережье в Коста-Рике. Место называется Тортугеро. Там он не задержался, отправился в лагерь, который называется Сарапики".

Гарри углубился в описание этого лагеря, в котором ему приходилось бывать. Задумался, но не надолго и продолжал читать. Сон пришел не скоро. Проснулся Гарри, когда уже виднелись берега Пуэрто-Рико.

Недалеко от песчаного берега, на котором развевались на свежем морском ветерке метелки кокосовых пальм и в бинокль можно было различить желтые пятнышки созревших орехов, с корабля спустили катер. Через пол часа Гарри высадился в небольшой красивой бухточке, вход в которую сторожили коралловые рифы. О них разбивались изумрудные брызги морской воды. Здесь даже при спокойном море шумел прибой.

На берегу его встретил заместитель по группе Вико Стар. Широко улыбаясь, он шел навстречу, протягивая обе руки, как радушный хозяин, встречающий дорогого гостя.

Гарри знал, что все приготовлено к его приезду. В небольшом загородном доме – кабанье он через несколько минут уже беседовал с теми, с кем должен был направиться на подводной лодке к берегам Кубы.

Гарри выслушал рапорты своих людей, а затем вместе в Вико Старом пошел купаться. По возвращении с моря они плотно поели и разошлись по своим спальням.

В ту ночь Гарри спал, как никогда, крепко, а встав утром, подумал, что это предзнаменование удачи. Он вышел в небольшой дворик, где все дышало покоем и уютом. Большие красивые цветы не давали никакого аромата, зато пиния – южная сосна, благоухала. Она издавала тонкий аромат, напоминавший Гарри его детские годы, проведенные в Калифорнии.

В школе радист принес ему расшифрованную депешу. Шеф предписывал Брэдли незамедлительно вернуться в США, но не в Вашингтон, а в Майами.

"Видимо, что-то важное произошло", – думал Брэдли, готовясь к поездке на аэродром.

НА ПЛОТУ

Ночь на плоту, куда спустился Хоакин с борта рыболовецкого судна, прошла спокойно. На плоту находились шесть человек: родители Хоакина – отец Родригес, мать Марта, его двенадцатилетняя сестра, он сам и два перегонщика плота. Хоакин не знал, как их звали, и в этот день так и не узнал их имена.

События на плоту развивались стремительно, очевидно, по заранее спланированному сценарию.

После завтрака, когда на море было спокойно, а плот, благодаря ветру и единственному своему парусу продолжал двигаться в сторону американского берега, плотогонщики с родителями Хоакина уединились в палатке для сверки курса.

Потом из палатки раздались глухие удары и крики.

Хоакин и сестра забеспокоились.

Сестра отдала Хоакину большую куклу, которая все время была у неё в руках.

– Хоакин, – тихо сказал она, – возьми её, ты знаешь, что делать с ней!

Хоакин положил куклу к себе на колени и на спине надавил пальцем на скрытую пружину. Спина куклы чуть отодвинулась в сторону, и подросток ощутил в своей руке рукоятку пистолета.

Со стороны казалось, что Хоакин сидит на низком коробе с вещами и держит куклу одной рукой за талию.

Сестра со страхом и беспокойством смотрела в сторону палатки, Хоакин весь напрягся и внутренне сжался. Похоже, самое худшее, о чем его с сестрой предупреждали родители, произошло.

Наконец, из палатки выскочил пожилой плотогонщик, на ним молодой. Оба они уставились на детей.

Пожилой, кивнув в сторону детей, сказал:

– Займись щенками, они нам тоже не нужны! А я поищу драгоценности. Они, наверно, или в той коробке, на которой сидит парнишка, или даже в кукле, что он держит на коленях. Драгоценности часто прячут в куклы и отдают их детям, меньше подозрений!

В этот момент Хоакин перестал колебаться и выхватил пистолет. Отец учил его, как с ним обращаться. Он говорил ему: "Не меньше двух попаданий в человека. После одной пули человек ещё может двигаться, после двух – вряд ли..."

Плотогонщики ещё не успели понять, что происходит, как Хоакин выстрелил. Первая пуля попала старшему плотогонщику в живот, вторая в пах, и он скорчился на месте, низко присев на плот.

Второй, молодой плотогонщик, в какую-то долю секунды колебнулся испугался направленного на него пистолета и, вместо того чтобы броситься на Хоакина и в прыжке попробовать смять его, повернул к борту плота. Это его и погубило. Первая пуля попала ему в шею, вторая хлестнула по правой ноге, и он свалился в воду. Дети услышали крик и шумный всплеск воды от человеческого тела, упавшего с плота.

Хоакин, пока стрелял в людей, чувствовал себя как бы вне времени и пространства. Когда первое напряжение прошло, он услышал протяжный крик сестры:

– Хо-о-а-а-кин!

Он оглянулся и увидел, что она сидит на плоту, закрыв лицо руками, рыдает и кричит.

Какое-то движение впереди заставило его посмотреть туда, где корчился со своими ранами пожилой плотогонщик. Тот наклонился вперед, и то ли он собирался ползти вперед прямо на Хоакина, то ли это было просто подергивание раненого тела, но Хоакин не стал ждать инициатив со стороны раненого. Он поднял пистолет и поддержав его другой рукой, выстрелил ему прямо в голову. Тот откинулся навзничь, у него подвернулась одна нога, и рухнул на палубу плота.

Воцарилась тишина. Хоакин посмотрел на сестру. Та, зажав рот рукой, смотрела на него. Посидев так несколько минут молча, они услышали лишь слабый плеск совсем крошечных волн о борта плота. Ветра почти не было, но плот продолжал плыть вперед.

ДОПРОС ХУАНЕЛО

...Перед допросом Хуанело Брэдли прочитал последние телеграммы информационных агентств, они не содержали ничего нового. Сообщалось примерно следующее:

"Редакциям газет. Ждите сенсацию о кубинских рыбаках, разоблачения режима на Кубе. Готовится суд над экипажами 4 кубинских рыболовецких судов, задержанных в американских водах. Ждите заявлений кубинских учеников-практикантов. Оставьте место для фото".

– Твое имя Хуанело? – приступил к делу Брэдли, когда ввели к нему кубинского подростка.

– Да, Хуанело.

– Ты хочешь остаться здесь?

– Нет.

– Товарищи тебя покинут, если ты будешь настаивать на возвращении домой.

– Неправда.

– Ты давно знаешь капитана своей "Ламбды"?

– Несколько дней, с тех пор как попал на это судно.

– А раньше не знал?

– Нет.

– Ну, что-то слышал о нем? Раньше он рыбачил?

Хуанело посмотрел на Брэдли и подумал: "Что ему надо от меня? Какое мне дело до капитана, рыбачил он раньше или нет?".

– Не знаю.

Брэдли нужно было узнать все, что можно, об этом капитане. Подозрение вызывал тот факт, что этот капитан высадил ночью одного подростка – Хоакина – на другое судно. Но на других судах его не оказалось. Куда же высадил Хоакина ночью капитан? Совсем на другое судно, и оно ушло совсем к другим берегам? Не связано ли это с наркотиками? Эти и другие вопросы интересовали Брэдли. Но практиканты были чистосердечны и искренни на допросах, и американскому агенту ничего больше выяснить не удалось.

...Возбужденные перипетиями дня, ребята в ту ночь уснули поздно. Не спал один Армандо. Он понимал, что все складывается неблагоприятно, и он, самый сильный и решительный из ребят, ничего не мог предпринять.

Армандо ворочался, вставал, ходил. Вспоминал свою жизнь, думал о старшем брате, о сестре, о том, как она погибла.

Жили они в Сантьяго-де-Куба, на одной из кривых улочек, спускавшыхся круто с холма к широкой, богатой улице Троче.

Солнца на улицах Сантьяго-де-Куба много, так много, что люди предпочитают прятаться в тени. Воздух чистый. И его тоже много. Есть и вода, напиться можно бесплатно. А вот кусок хлеба, даже маленький, стоит денег. А ведь маленький кусок хлеба может утолить голод. Но чтобы его получить, нужно иметь работу, а работы не хватает не только для женщин, но и для мужчин.

Иоланда – так звали сестру Армандо – была хрупкой девушкой с тонким бледным лицом. Киоск, где она работала в последнее время, находился в холле гостиницы "Каса гранде". Иоланда продавала изделия местного кустарного промысла. Редко-редко подходил к ней гость отеля и покупал какую-либо безделушку. Сестра получала небольшой процент с проданной вещицы. Этого было, конечно, очень мало. Братья вовсе месяцами почти ничего не могли заработать. Приходилось голодать.

Иоланда совсем отчаялась. Стала встречаться с матросами. Это её и погубило: она заболела венерической болезнью. С каждым днем на душе у неё становилось все тяжелее.

Братья проводили в порту целые дни в поисках работы. Однажды им повезло. Они получили работу на погрузке японского парохода. Работали день и остались ещё на ночь, чтобы принести домой больше денег и вылечить Иоланду.

В ту ночь в доме Иоланда осталась одна.

Но утром, когда братья, уставшие, но довольные тем, что им удалось заработаь, подошли к дому, из него соседи выносили тело Иоланды. Их сестры. Она покончила с собой...

После гибели сестры братья решили помогать друг другу во всем. Армандо до боли в глазах смотрел на решетку в окне, сквозь которую были видны звезды, и перебирал в памяти события последних дней...

Армандо резко поднялся с пола: в полуметре от него прямо по ногам спящих товарищей спокойно прошествовала большая серая крыса.

– Мерзкая тварь! – с негодованием прошептал Армандо, не решаясь крикнуть или запустить чем-нибудь в крысу, чтобы не разбудить товарищей.

Крыса прошуршала по полу, ловко вспрыгнула на стену и исчезла в окне.

Армандо долго не мог уснуть. А когда заснул, увидел кошмарный сон. На другой день он пытался вспомнить, что ему снилось, но так и не смог.

И ВСЕ-ТАКИ

Время шло медленно, и все, что происходило, оборачивалось против ребят. В ожидании своей дальнейшей судьбы они сутками валялись на матрацах. Спать никому не хотелось. Хуже всего неизвестность! Когда что-то делаешь, не так тяжело. А что делать здесь? Сидеть? Лежать? Разговаривать? О чем? Только о том, что надо держаться и настаивать на своем, не сдаваться, что бы ни случилось, а случится, видно, может ещё много плохого. Так думали все.

Наконец тишину нарушил Эмилио и предложил рассказать о себе, о своей прежней жизни.

Живет он в провинции Пинар-дель-Рио, на самом краю кубинской земли, там, где берег круто уходит в океан. Здесь и пейзаж иной, чем в центральной Кубе.

Исчезают пальмы. Позади остаются нависшие над горизонтом скалы далеких предгорий. Здесь выращивают самые лучшие сорта кубинского табака. Пропадает колючая проволока, ограждающая пастбище. Вместо проволоки – высокие шесты, на которых на многие сотни метров растянуты белые полотнища.

Это ограждение плантаций табака от знойных ветров и солнца. Их так много, что кажется, вся местность окрест плывет куда-то, поскрипывают шесты, полощется на ветру белая ткань. И пристанищем этого буйного разгона вдруг становится лобастый взгорок с разноцветными крышами домов, с рубиновыми бусами ярких цветов у каждого дома, а чуть поодаль высится единственный великан этих мест – лавровое дерево – причудливое переплетение мощных корней, дающих жизнь трехметровому стволу в обхвате. В краски природы здесь удачно привнесены другие, созданные человеком: голубые, белые, розовые, кремовые стены одноэтажных и двухэтажных коттеджей. Это поселок для крестьян и рабочих местного хозяйства...

Рассказ Эмилио прерван. Раздается лязг ключей в замочной скважине.

В дверях появляется тюремщик. Он останавливается в дверном проеме и равнодушно смотрит, затем поворачивает голову назад и смотрит вдоль коридора: кого-то ждет. Слышны приближающиеся к камере шаги. Тюремщик отходит в сторону. В дверях появляется человек.

Радостные возгласы ребят:

– Капитан?! Это вы?!

– Да, это я! – Капитан устремляется к ребятам. – Как вы себя чувствуете? Все ли здесь?

– Все! – отвечает Хуанело.

– Я пришел сообщить вам радостную весть: мы свободны! Янки разыграли комедию суда, взяли штраф с капитанов судов. Штраф ни за что: им хочется как-то оправдаться, сделать хорошую мину при плохой игре. Нас отпускают!

Покидая тюрьму, ребята невольно оглядывались. До железных ворот их провожал тюремщик.

Через два часа после освобождения они снова были на "Ламбде". Никто не повернулся и не помахал на прощанье негостеприимному берегу. У всех было одно желание: скорее в море, скорее домой!

Берег стал медленно-медленно удаляться от кормы, все дальше и дальше. Вот и открытое море. На "Ламбде" идет приборка. На палубу выходит капитан. К нему подбегает возбужденный Армандо.

– Капитан, все вещи пропали!

– И рацию испортили, – добавляет капитан, – но мы получили свободу.

...Капитан сообщает ещё одну радостную весть: рацию удалось восстановить.

...Скоро Гавана. Где же она? Когда покажутся её небоскребы? Когда они, безликие вдали, как бы застывшие среди безбрежного океана, вдруг начнут расти на глазах и город появится весь, как в сказке?

Первым увидал Гавану Маноло.

– Смотрите! Смотрите! – кричит он. – Гавана!

Проходят томительные сорок минут, пока судно приближается к городу, идет узким проливом мимо крепости Морро в акваторию порта и подходит к причалу, заполненному встречающими.

ВСТРЕЧА В НОЧЬ

УРАГАНА

Маноло не задержался в Гаване. Его направили на сафру – уборку сахарного тростника в хозяйство, расположенное недалеко от города Байямо в восточной провинции Кубы Ориенте. Здесь он подружился с девушкой по имени Паула.

Работы оказалось много. Необходимо было налаживать ремонт сельскохозяйственных машин, создавать ремонтную базу. За запасными частями приходилось ездить в город Ольгин.

Однажды Маноло и Паула возвращались из Ольгина в Байямо ночью. Друзья предпочитали ночную езду: не было такого палящего и влажного зноя, как днем. Ольгин – Байямо не дальняя дорога. Обычно часам к двум-трем ночи они были на месте и, поспав пару-тройку часов, вновь принимались за работу.

На этот раз их путешествие осложнилось. За сутолокой дел они забыли об урагане, о приближении которого их предупреждали в Ольгине. Вскоре ураган напомнил им о себе.

Еще задолго до моста, перекинутого через реку Кауто, дождь плотной пеленой закрыл лобовое стекло кабины грузовой машины, из-под его колес заструились фонтаны воды.

Маноло, сидевший за рулем, заметил, что в отдельных местах дорога покрыта водой на полметра и больше. Вскоре они остановили машину: фары выхватили из темноты обрыв. Ливень продолжался. Ветер бешено кружил вокруг. Радио у ребят не было, и они не могли знать, что находятся почти в центре урагана. Но, несмотря на все это, Маноло осторожно преодолел опасный участок дороги и сказал Пауле, что они остановятся у поселка Охо де Агуа. Здесь находился родник, и вода в нем была вкусной и на редкость холодной, а вкусную питьевую воду на Кубе встретить трудно. Это знал Маноло. Он знал, где брали воду. Охо де Агуа – глаз воды, т.е. родничок.

Уже у самого поселка Охо де Агуа, на дороге, заливаемой потоками воды, мелькнул силуэт человека с поднятой рукой. Маноло затормозил, Паула с трудом открыла дверь. Ветер забросил в кабину потоки воды. Спрыгнув прямо в воду, Маноло ушел в темноту. Через минуту он снова открыл дверь и помог насквозь промокшей испуганной женщине влезть в машину. Впрочем, и Маноло промок до нитки.

Женщина была беременна. Она едва держалась на сиденье и с трудом переводила дыхание. Видно было, что последние несколько часов ей приходилось туго.

– Ты бы поговорила с ней, Паула, – вытерев лицо, сказал Маноло.

Но женщина и без расспросов, немного успокоившись, показывала на левое стекло и повторяла несколько раз:

– Там дети, мои дети...

Маноло снова выпрыгнул из машины, но тут же вернулся и развернул грузовик так, чтобы фарами осветить левую обочину. По ней с большой силой несся темный поток воды, а дальше лишь угадывались водовороты и белела стена дома.

– Там дети! – повторяла женщина, указывая на это белесое пятно, и, увидев, что Маноло намерен спуститься в воду, закричала: – Осторожно, проволока!

До Маноло не сразу дошел смысл предупреждения. Лишь наткнувшись грудью на какое-то препятствие и почувствовав острую боль, он вспомнил, что почти вдоль всей центральной дороги на Кубе пастбища ограждены колючей проволокой. В этот момент его рванул поток и протащил вдоль проволоки.

Переждав порыв бешеного ветра, Маноло стал медленно, на ощупь искать проход, но провалился в какую-то яму. Грязная вода попала в нос и рот. Его стошнило. Побродив ещё немного по потоку, он нащупал откос, уходивший вверх. По этому откосу почти ползком, задыхаясь и отплевываясь, Маноло пробрался к дому. Дверь искать не пришлось – её смыло. Уцепившись за косяк и друг за дружку, по колено в воде стояли две девочки и дрожали от страха. Увидев Маноло, они бросились к нему. Он подхватил их на руки, но в первые мгновения потерял ориентировку.

Случайно, уже стоя по грудь в воде, Маноло оказался в проходе. Но тут его снова закрутил водоворот. В эту минуту подоспела Паула. Вдвоем они дотащили детей до машины...

Однако после этого счастливо окончившегося приключения в ту ночь друзьям отдыхать так и не пришлось. Они и не подозревали, что закончат свое путешествие на финке (поместье) сеньора Гуттьереса.

...До того как настала эта ураганная ночь, сеньор Гуттьерес, живший на улице Сеспедес в Байямо, проснулся ранним утром, но не стал залеживаться: предстояло сделать много дел.

Собираясь сегодня провести ночь в своей загородной усадьбе, сеньор Гуттьерес увидел, что к особняку совсем некстати подкатил на своем "ольдсмобиле" старый приятель Хорхе. Очевидно, у того были веские основания для несвоевременного визита.

Хорхе бросили наследники, удравшие под крылышко американцев в Майами. Расчет был прост: старика не тронут, а за добром он как-нибудь "пока" присмотрит.

Сеньор привез большую новость. Торопливо переступив порог гостиной, он возбужденно, но, понизив голос до шепота, заговорил:

– Вы, наверно, видели сами...

Сеньор Гуттьерес поднял глаза и внимательно посмотрел на своего гостя.

– Они бегут! Милисиано бегут в глубь страны! Садятся на грузовики!

– Ну и что же?

– Высадка, сегодня высадка! Ну вот, наконец-то!

Наклонившись ближе, Хорхе изложил подробности своих наблюдений. В ответ на все сказанное сеньор Гуттьерес, сопоставив лишь ему известные факты, изрек одну фразу:

– Может быть...

Спустя немного он уехал в поместье, а сеньор Хорхе покатил по улицам города, скромно демонстрируя свою старость и покорность судьбе.

Вечером того же дня, как только наступила темнота, вблизи побережья Кубы, в условленном месте неглубоко под водой замерла на несколько мгновений подводная лодка.

Из специального люка, осторожно и мягко разводя руками, выскользнул человек в снаряжении аквалангиста. За собой он вытащил похожий на большую лягушку плавательный аппарат. Захлопнув люк и включив мотор "лягушки", аквалангист, схватившись за ручки рулей, толкнул её перед собой. Через несколько минут "лягушка" увлекла его далеко от лодки, в сторону кубинского берега.

Это была рядовая, хорошо отработанная операция по заброске агента на кубинский берег. Агентом был уже знакомый нам Косой.

К этому времени на финке сеньор Гуттьерес заканчивал свои дела. Он заблаговременно включил холодильник, переговорил с прислугой, местными крестьянами, работавшими у него на сахарной плантации, отпустил домой кухарку-негритянку. Дверь во внутреннем дворе сеньор оставил незапертой и, взяв газеты, уселся под навесом.

Настроение у него было немного подавленное. Может быть, причиной явилась перемена погоды. Воздух был душный и влажный. С трудом дышалось. Нависшие тучи, казалось, вот-вот опустятся на землю и придавят все живое. Уже несколько раз Национальная обсерватория предупреждала население о надвигавшемся с Карибского моря урагане.

Раньше один вид поместья, уже заметного с поворота центрального шоссе, всегда приводил сеньора в хорошее настроение. Финка "Эсмеральда" "Изумруд", была хорошо известна далеко вокруг богатством хозяина, изящной планировкой и плодородием земель. К более ярким, чем сама тропическая природа этих мест, цветущим декоративным кустарникам справа примыкало огромное пастбище для скота, загоны которого терялись далеко за горизонтом. С другой стороны подступали зеленые квадраты плантаций сахарного тростника. Среди них вилась узкая пыльная полоска красной земли – полевая дорога, плохо ухоженная и разбитая карретами – воловьими упряжками. Ее пересекало крытое асфальтом ответвление с центрального шоссе, ведущее к поместью. Черную ленту асфальта сторожили с обеих сторон стройные королевские пальмы, посаженные ещё дедом нынешнего владельца "Эсмеральды".

Над всем этим великолепием старого, ещё живущего мира доминировали далеко видимые белые трубы сахарной сентрали – крупного завода, где перерабатывали тростник и получали сахар-сырец.

Сеньор Гуттьерес не прекратил своего мерного раскачивания даже тогда, когда на небе зажглись первые крупные звезды. Лишь газеты белой шуршащей охапкой сползли с колен и рассыпались у ног. Он раскачивался, равномерно поскрипывая качалкой до тех пор, пока из внутренних комнат не послышалось легкое покашливание.

Долгожданный гость пришел через заднюю дверь и осторожно вызывал хозяина. В случае опасности тот должен был остаться на месте. Но все было в порядке, и хозяин поднялся навстречу гостю.

Свет в окнах финки горел недолго. Гостю необходим был отдых. Но спавших крепким, хотя и не совсем спокойным, сном глубокой ночью разбудил настойчивый стук в дверь. Когда хозяин открыл, на пороге стояли двое. Одного из них сеньор Гуттьерес узнал сразу. Это был сосед, милисиано Мануэль Пиканс. Другой даже не угадывался – на него падала тень от пальмы.

На мгновение какое-то предчувствие заставило его задержать руку на замке двери, но закрыть дверь он уже не мог. Вместе с Пикансом вошел и тот, второй. Им оказался молодой боец революционных сил, вооруженный автоматом.

Такие визиты были нередки, и сеньор Гуттьерес их не боялся или почти не боялся.

Пиканс в эту минуту далеко не все знал. И тем не менее волновался. Из полученной инструкции, Пиканс хорошо помнил, что нужно быть вежливым, не допускать насилия, конечно, если не случится чего-то непредвиденного. Впрочем, все, что нужно было сделать, было написано в инструкции. Ее-то и вручил милисиано сеньору Гуттьересу, предварительно сказав "Доброй ночи" и вежливо осведомившись, как дела.

Содержание документа не сразу дошло до хозяина финки. Мельком взглянув на него, он пригласил Пиканса и его спутника сесть. Пиканс решительно отказался.

– Мы лучше сразу начнем, сеньор, – сказал он. – Сейчас ровно два часа ночи.

– Что начнем? – не понял хозяин.

– Вы вот что, сеньор Гуттьерес, читайте бумагу.

Хозяин подошел ближе к свету. В бумаге было сказано о решении правительства провести вторую аграрную реформу и национализировать всю оставшуюся у помещиков землю.

Сеньор Гуттьерес сел, ещё раз внимательно перечитал бумагу и только теперь до конца осознал, что пришла та беда, которую он, по крайней мере сегодня, не ожидал.

– Мы должны все осмотреть и переписать, – донесся до него голос милисиано. – Национализация земель проводится в два часа ночи по всей стране, и ничто не должно этому помешать.

"Так вот почему все милисиано уезжали за город!" – вспомнил хозяин поместья.

В это время из спальни вышел Косой. Положение "двоюродного брата" хозяина дома и поддельные документы гарантировали ему безопасность. Но сейчас ему было достаточно одного взгляда на растерянное лицо Гуттьереса, чтобы понять: на этот раз выпутаться будет нелегко.

– Это кто? – спросил боец, поднимая автомат.

Вместо того чтобы бойко изложить версию о "двоюродном брате", хозяин запнулся. Его молчание оказалось долгим, достаточно долгим, чтобы боец заставил Косого поднять руки, а Пиканс вытащил из кармана "двоюродного брата" пистолет. Шпиона связали, посадили на тахту в углу гостиной и приступили к осмотру и описи имущества. Нужно было торопиться, чтобы к утру сделать все. Вести шпиона в город сейчас было бесполезно, все были заняты проведением земельной реформы.

При осмотре финки милисиано нашли склад оружия: автоматы, пистолеты, патроны, ножи, а также портативный радиопередатчик. Склад был заделан очень небрежно. Его не только было легко обнаружить, но и понять, что им недавно пользовались.

Пока возились, не заметили, как на дворе засвистел ветер, потом начался тропический ливень. Вопреки обыкновению он не прекратился и через час. Ветер крепчал. Затрещала крыша, со двора полетели мелкие вещи, мусор, ветки деревьев. Стихия бушевала.

Финка сеньора Гуттьереса стояла на высоком холме, и её обитателям серьезная опасность не грозила. Лишь один Пиканс беспокоился. Он встал и подошел к окну. И когда милисиано повернулся, все увидели взволнованное и расстроенное его лицо.

Косой, что-то сообразив, стал буравить взглядом хозяина дома. Наконец тот поднял на него глаза. Косой взглядом указал ему на милисиано.

В подобной обстановке мысль работала быстро. Сеньор Гуттьерес придвинулся к Пикансу, в голосе его зазвучало неподдельное участие:

– Что случилось?

Пиканс поежился, как от холода, хотя в комнате было влажно и душно: ему явно было не по себе.

– Вы же знаете, сеньор, у меня там, в низине, дом, семья.

Косой и хозяин снова переглянулись. Но Гуттьерес не спешил. Это был их последний шанс.

Включили радио. Взволнованным голосом диктор сообщал: река Кауто вышла из берегов, число мест затопления катастрофически растет.

Все обернулись в сторону Пиканса.

Сеньор Гуттьерес ждал. Ему хотелось, чтобы помощником в осуществлении его плана невольно стал молодой боец. Молчание становилось невыносимым. И первым его нарушил боец:

– Послушай, друг, иди за семьей, я справлюсь один.

В ответ он услышал хриплый вздох:

– Не надо...

Финка сеньора Гуттьереса сотрясалась от мощных ударов урагана. Косого заперли в невере – небольшом изолированном, но прочном помещении, где до покупки холодильника держали лед.

Мануэль Пиканс прислушивался к каждому звуку снаружи, как бы пытаясь услышать что-нибудь утешительное для себя. Сеньор Гуттьерес несколько раз принимался убеждать его оставить все и бежать спасать свою семью. Уже когда было переписано имущество, в дверь дома второй раз за ночь постучали. Стук был торопливый и едва слышимый за ревом ветра.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю