Текст книги "Частная жизнь вождей - Ленин, Сталин, Троцкий"
Автор книги: Владимир Ткаченко
Соавторы: Константин Ткаченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
В последние годы рядом с большим домом выстроили маленький деревянный дом – там лучше был воздух; в комнате с камином отец часто и проводил дни. Никакой роскоши там не было – только деревянные панели на стенах и хороший ковер на полу были дорогими.
...Я была у него 21 декабря 1952 года, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его в последний раз.
Он плохо выглядел в этот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии, так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим – курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет. Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода, – откуда-то брал он сам эти фельдшерские рецепты; но он сам же делал недопустимое: через два месяца (после дня рождения), за сутки до удара он был в бане, построенной у него на даче в отдельном домике, и парился там по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было...
И вот я у него последний раз, но я ведь не знала, что это – последний раз. Обычное застолье, обычные лица, привычные разговоры, остроты, шутки многолетней давности. Странно – отец не курит. Странно – у него красный цвет лица, хотя он обычно был бледен (очевидно, было уже сильно повышенное давление). Но он, как всегда, пьет маленькими глотками грузинское вино слабое, легкое, ароматное".
Из воспоминаний охранника А. Т. Рыбина:
"Сталину пошел семьдесят четвертый год. Сказывалась постоянная гипертония. Раз на ходу чуть не упал от головокружения.
Туков успел поддержать. Порой с трудом поднимался по лестнице на второй этаж в свой кремлевский кабинет. И как-то невольно пожаловался Орлову:
– Чертова старость дает о себе знать..."
И о последних часах жизни И. В. Сталина тот же свидетель:
"27 февраля 1953 года в Большом театре шел балет "Лебединое озеро". В восемь часов сопровождаемый Кириллиным в своей ложе появился Сталин. До конца спектакля он был один. Затем попросил директора поблагодарить артистов... После чего уехал на ближнюю дачу.
28 февраля вместе с "соратниками" он посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложили всем членам Политбюро приехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Остальные в силу возраста предпочли домашние постели. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно разбавил кипяченой водой стопку "Телиани", которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех часов утра уже 1 марта. Гостей проводил Хрусталев. Потом Сталин сказал ему:
– Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать.
Подобного распоряжения он никогда не давал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроение у Сталина было бодрым... С утра все занимались положенными делами. В полдень заметили, что в комнатах все ещё нет никакого движения. Это насторожило. Но заходить без вызова к вождю не полагалось. А соответствующего сигнала по-прежнему не было. Наконец полседьмого вечера в кабинете вспыхнул свет. Все облегченно вздохнули, полагая, что сейчас последует приглашение. Однако не дождались его. Охрану стала охватывать тревога: происходило явное для Сталина нарушение распорядка дня. Пусть даже воскресного.
В десять тридцать охрана окончательно убедилась в скверности положения. Лозгачев послал Старостина в кабинет. Но тот уклонился. Дескать, раз ты старший, то иди первым. Пока препирались, привезли свежую почту из ЦК. Это давало возможность войти на законном основании. Твердым шагом Лозгачев направился в большую столовую, где Сталин мог отдыхать. Не заметил его в темноте. Миновал одну, другую комнату. Пусто. Из приоткрытой двери малой столовой лился свет. Заглянув туда, оцепенел...
У стола на ковре лежал Сталин, как-то странно опираясь на локоть. Рядом стояли бутылка минеральной воды и пустой стакан. Видимо, Сталин ещё не потерял окончательно сознание, но говорить уже не мог. Заслышав шаги, он чуть приподнял руку, словно подзывая. Бросив почту на стол, Лозгачев подбежал, выпалив:
– Что с вами, товарищ Сталин?
В ответ послышалось непонятное "дз-з-з...". По внутреннему телефону Лозгачев позвал Старостина, Тукова и Бутузову. Они мигом прибежали. Лозгачев спросил:
– Вас, товарищ Сталин, положить на кушетку?
Последовал слабый кивок головы. Все вместе положили больного на кушетку, которая оказалась короткой. Пришлось перенести Сталина в большой зал на диван. По пути стало видно, как он озяб. Наверно, лежал в столовой без помощи несколько часов. Бутузова тут же распустила ему завернутые под локоть рукава нижней рубашки. На диване Сталина тщательно укрыли пледом. Лозгачев сел рядом ждать врачей.
А Старостин немедленно позвонил о случившемся Игнатьеву. Но всемогущий шеф КГБ робко предложил обратиться к Берии. Поскольку его все просто не переваривали, а потому предпочитали с ним даже не разговаривать. Старостин разбудил Маленкова. Как и следовало ожидать, этот безвольный человек не сделал ничего конкретного. Лишь через полчаса торопливо сообщил, что не нашел Берию, и предложил искать его самим. Наконец объявился, приказав:
– О болезни Сталина никому не говорите и не звоните!
Все-таки Лозгачев, не покидая больного, продолжал ждать помощь. Только в три часа ночи подъехала машина. Думалось, это "скорая"! Наконец-то можно передать больного врачам, переведя дух, избавившись от гнетущей бездеятельности. Но это явились "друзья" – Берия с Маленковым. Задрав голову и поблескивая очками. Берия прогромыхал к Сталину. У Маленкова скрипели новые ботинки. Сняв их, пошел в носках. Оба встали поодаль от дивана. Вдруг Сталин захрапел. Может, увидал их да так выразил свое отношение. Кто знает...
Однако Берия отреагировал сразу, бросив Лозгачеву:
– Ты что панику наводишь? Видишь, товарищ Сталин крепко спит! Нас больше не беспокой и товарища Сталина не тревожь!
Лозгачев стал доказывать, что больному необходима медицинская помощь. Но Берия перебил его грязным сквернословием. С тем друзья покинули зал. Встретив Старостина, Берия устроил ему разнос:
– Кто вас, дураков, к товарищу Сталину приставил? Вы недостойны работать у него! Я ещё вами займусь!
Наконец они уехали. Часы отбивали уходящее время. И все очевидней становилось: врачи не спешат на помощь. Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив:
– Скоро будет медицина.
Около девяти часов действительно появились врачи во главе с профессором Лукомским. Руки у всех от волнения тряслись так, что не могли снять с больного нижнюю рубаху. Пришлось разрезать её ножницами. Осмотрев Сталина, врачи установили диагноз: инсульт с кровоизлиянием в мозг. Принесли кислородную подушку, сделали уколы камфары, приложили пиявки. Наверное, предлагали применить ещё что-то, действующее сильней, потому что Берия нагонял страху:
– А вы гарантируете жизнь товарищу Сталину, гарантируете?!
Кто же был на такое способен, если даже здоровые люди не имели сейчас гарантии выйти отсюда. 2 марта вызвали Светлану и Василия. Тот сразу где-то выпил и с порога закричал:
– Сволочи, загубили отца!
Некоторые члены правительства на него ощетинились. А Ворошилов стал урезонивать:
– Василий, успокойся. Мы принимаем все меры для спасения товарища Сталина.
Наконец о болезни вождя узнала страна. На даче все чаще раздавались звонки доброжелателей, предлагавших свои услуги. Некоторые клятвенно уверяли, что поднимут Сталина. Звонили профессора даже из демократических стран. Один был особо настойчив. Туков позвал к телефону Берия. Тот завопил в трубку:
– Ты кто такой? Провокатор или бандит? Скажи свое имя! Я с тобой расправлюсь!
Поняв, с кем имеет дело, профессор предпочел замолчать.
Члены Политбюро поочередно дежурили у постели больного. Иногда он пытался открыть глаза или шевельнуть губами, но сил не хватало. 5 марта стал падать пульс. Берия подошел к нему с просьбой:
– Товарищ Сталин, скажи что-нибудь. Здесь все члены Политбюро.
Ворошилов оттащил его за рукав, говоря:
– Пусть к нему подойдет обслуга. Он лучше её узнает.
Пока охрана протискивалась через тесное кольцо членов правительства, Сталину сделали какой-то сильнодействующий укол. От него тело вздрогнуло, зрачки расширились. И минут через пять наступила смерть. Оказывается, подобный укол, способный поднять или окончательно погубить больного, полагалось делать лишь после согласия близких и родных. Но Светлану и Василия не спросили. Все решил Берия.
Затем он, Маленков, Хрущев и Молотов поднялись на второй этаж. Сразу начался дележ государственных должностей. Деликатный Молотов предложил это решить после похорон. Нетерпеливый Хрущев шуганул его матом. Обиженно махнув рукой. Молотов уехал".
Медицинская сестра, которая обмывала тело Сталина, обратила внимание, что оно было маленькое, очень белое, одна рука сухая, кожа гладкая. Из небольшого живота вырвался звук выходящего воздуха. Женщине стало жалко человека, имевшего такое тщедушное, слабое тело.
Только в конце жизни Сталин стал вспоминать о своей второй жене. Он никогда не помнил о загубленных им жертвах. Их судьба его не беспокоила. В его письменном столе по-прежнему лежало письмо Ленина, в котором тот писал что разрывает все отношения со Сталиным из-за грубости, проявленной Сталиным по отношению к Крупской. Лежало и письмо Бухарина, написанное перед его расстрелом, в котором говорилось: "Коба, зачем тебе нужна была моя смерть?". Об этих письмах Сталин никогда не вспоминал и не брал их в руки, но в конце жизни вспоминал о своих детских годах и о своей второй жене Надежде Аллилуевой. Ему приснился сон, в котором он увидел Надежду здоровой, веселой, желанной и манящей. Надежда звала его к себе. Сон был яркий, цветной. После этого Сталин приказал повесить в своем кабинете, столовой на даче и в кремлевской квартире большие фотографии Надежды Аллилуевой.
Сегодня мы знаем из книги американского врача Р. Моуди "Жизнь после жизни", что душа умершего покидает тело и какое-то время находится в комнате, где пребывает её тело, наблюдает за присутствующими людьми, понимает их разговоры, но уже не может ни во что вмешаться. Может быть, душа Сталина и видела, что делали его "соратники" у его тела.
Моуди считает, что душа выходит из тела по какому-то серому туннелю, в конце которого она видит ослепительный, яркий свет золотого, приятного цвета. Ее здесь встречают души уже умерших ранее людей, и она начинает испытывать всеохватывающую её любовь и только любовь.
Но не со всеми душами так происходит. Души людей-преступников не могут оторваться от мест, где они совершили свои преступления, и они в виде устрашающих фантомов пугают людей, случайно попавших в эти места.
Может быть, и душа Сталина застряла в подвалах Лубянки, где казнили ни в чем не повинных людей, и до сих пор носится под их темными сводами...
И все же надо признать, что Сталин создал могучую державу, победил фашизм, обеспечил миллионам людей более достойную жизнь, чем та, которая сегодня выпала на долю россиян.
Так, может быть, душа Сталина в раю?
3. ТРОЦКИЙ Л.Д.
ТРОЦКИЙ КАК ЧЕЛОВЕК И КАК МУЖЧИНА
Лев Троцкий был одним из крупнейших политиков XX века. После октябрьского переворота в России в 1917 года занимал важнейшие посты в новой революционной власти: Наркомвоенмора, председателя Реввоенсовета республики, члена Политбюро большевистской партии и многие другие. Как мы видим, личность совсем неординарная. Им написано множество книг, брошюр, статей. По свидетельству американского журналиста Джона Рида, написавшего книгу о событиях октября 1917 года в России "Десять дней, которые потрясли мир", Троцкий мог выступать на митинге с речью в течение 12 часов подряд.
В своих воспоминаниях Клэр Шеридан, английская скульптор, лепившая бюсты Ленина и Троцкого, дает свою характеристику Троцкому как человеку и как мужчине. Она была родной племянницей Уинстона Черчилля, представителя аристократических кругов Англии и виднейшего политика XX века, возглавлявшего правительство Англии в годы Второй мировой войны. Клер стала любовницей Льва Троцкого, когда выполняла его бюст. Она также сфотографировалась на фоне этого бюста, в экстазе простирая тонкие, красивые и сильные руки к скульптурному портрету своего любовника.
Клэр Шеридан – черноволосая, среднего роста, со стройной фигурой женщина, неплохо разбиралась в психологии, была наблюдательной и умела анализировать поступки людей.
В её воспоминаниях переплетаются образы Ленина и Троцкого, но лучшие из них она посвятила своему кумиру.
Вот что она писала об этих двух людях.
О Троцком:
"Я получила официальное приглашение вылепить также бюст Льва Троцкого. Когда мы с ним познакомились, и он стал позировать, нас сразу потянуло друг к другу. Троцкий, как я поняла, не церемониться с женщинами. Когда мы остались с ним наедине, он сразу же приступил к "делу", то есть ко мне. У него были порывистые, но сильные объятия, нежности в них было мало... Он всегда хотел только своего и мало обращал внимания на желания женщины. Поцелуи его были страстными, но он ими не увлекался, главное для него было удовлетворить свою страсть... Встречались мы с ним в разных местах, времени нам на наши встречи всегда нехватало, особенно мне. Я его убеждала, что для любви надо время. Он же торопился и отмахивался от моего стремления продлить наши свидания. На это у него была причина, и я её поняла в дальнейшем... Встречались мы с ним и в его знаменитом бронепоезде, на котором он разъезжал по фронтам гражданской войны и прозванным "фабрикой смерти" на колесах. Он был настолько порывист и быстр в движениях, желаниях, что я за ним не успевала – и в прямом и переносном смысле...".
Клэр лепила ленинский бюст некоторое время спустя после похорон Инессы Арманд, сеанс продолжался с 11 утра до 4-х вечера.
О Ленине:
"В течение всего этого времени Ленин не ел, не пил... Мои попытки завязать разговор не встретили одобрения. Я попыталась эффектно показать ему свою фигуру, принимая изящные позы у станка, где я лепила бюст. Чтобы обратить на себя его внимание, спросила, какие новости из Англии. В ответ Ленин улыбнулся неопределенной улыбкой, ни злой, ни доброй, и молча протянул мне несколько номеров английской газеты "Дейли геральд"...
И все же он немного оживился, когда посмотрел на свой скульптурный портрет. На мой вопрошающий взгляд – снисходительно улыбнулся. Мне показалось, что так улыбаются ребенку, строящему карточный домик. Счел нужным заговорить: "Как относится муж к вашей поездке (Ленин, видимо знал о моих отношениях с Троцким) в Россию?.." "Мой муж убит на войне", – ответила я. "На какой войне?". "Во Франции". ...Мы говорили с Лениным и об искусстве. Он сказал, что ничего в нем не смыслит, хотя порок буржуазного искусства, по его мнению, в том, что оно всегда приукрашено. Затем он взглянул на фотографию скульптуры моего сына "Головка Дика", и выражение нежности промелькнуло на его лице. Выражение лица его смягчилось и взгляд потеплел, и это дало мне возможность подумать, что у него есть ребенок от недавно скончавшейся его любимой женщины Инессы Арманд. Можно было на этом и закончить наш разговор, но я набралась духа и спросила: "Это тоже приукрашено?". Я пыталась предугадать его ответ, чтобы поспорить с ним, но он только покачал головой и по-доброму улыбнулся".
Троцкий, как человек выступал, по его же словам, против "сухости и жестокости во всех отношениях жизни". Ему были присущи резко выраженный эгоизм, гипертрофированное самомнение, чрезмерное и болезненное самолюбие, стремление к экстравагантности в речи, писаниях и поступках, известного рода придирчивый педантизм, проявлявшийся даже в четком, аккуратном почерке.
Доктор медицины Г. Зив, друг детства Троцкого, считал, что многие названные черты, присущи эпилептикам. Однако они могут быть и у не эпилептиков, но в применении к Троцкому, по мнению Зива, "в психопатологии, более чем где-либо в другой области, весь вопрос – в степени заболевания эпилепсией".
Троцкий действительно страдал эпилепсией. С ним случился тяжелый припадок в разгар Октябрьского вооруженного восстания – в ночь с 24 на 25 октября 1917 года. Сказалось огромное нервное напряжение предшествовавших дней. В чувство Троцкого привел Д. Каменев, оказавшийся с ним рядом.
КИПЕНИЕ МОЛОДЫХ СТРАСТЕЙ
О себе Троцкий писал, что в "учении все время шел первым". Эти же слова можно отнести к частной жизни Троцкого – в ней он тоже был "первым" среди своих сверстников. Он рано женился и это произошло в время его заключения в знаменитых московских "Бутырках", когда ему исполнилось двадцать лет. Он тогда ещё не был Троцким, а Бронштейном Лейбой Давидовичем.
Он родился 25 октября (7 ноября) – в день Октябрьской революции и в один год – 1879-й со И. В. Сталиным.
Отец Троцкого, Бронштейн Давид Леонтьевич, арендовал 400 десятин земли на юге Украины, в сельце Яновка Елисаветградского уезда Херсонской губернии. В этой и Екатеринославской губерниях в 80-е годы прошлого века обосновалось около 40 еврейских земледельческих колоний, в которых проживало примерно 25 тыс. человек. Семья Бронштейнов жила в колонии Громоклей.
"Духовная атмосфера, окружавшая мои ранние годы, и та, в которой прошла моя дальнейшая сознательная жизнь, – это два разных мира, отделенные друг от друга не только десятилетиями и странами, – писал Троцкий, – но и горными хребтами великих событий и менее заметными, но для отдельного человека не менее значительными внутренними обвалами".
Из 8 рожденных детей – Троцкий был пятым – выжили четверо: старшие брат Александр и сестра Елизавета, Лев и младшая сестра Ольга (впоследствии жена Л. Б. Каменева (Розенфельда). Из всех Бронштейнов она ушла из жизни последней (арестована в середине 30-х. и расстреляна в Орловском централе в 1941-м при отступлении Красной Армии).
Американский социал-демократ Макс Истмен, написавший на основании многих бесед с Троцким его "Юношеский портрет", свидетельствовал: "...Факт его принадлежности к еврейской нации оказал значительное влияние на образование, характер и судьбу Троцкого. Ему были, конечно, известны ограничения возможностей для него в России при царе, но не этот факт поразил его сознание в детстве". Происходило это потому, что отец Троцкого был в тех местах фактически единственным работодателем для беднейших крестьян. От него зависели и более состоятельные люди, так как он владел мельницей, пивоварней, осуществлял скупку и перепродажу зерна, других сельскохозяйственных продуктов. Это, естественно, определяло отношение окружающих к нему и членам его семьи. "Здесь не было возможности для Троцкого развить в себе "комплекс униженности", – писал Истмен.
Отец Троцкого Давид Леонтьевич научился грамоте на старости лет из-за желания самому читать книги знаменитого сына. После Октябрьской революции, лишившись всего имущества – около 10 тыс. десятин, – в разгар гражданской войны 75-летний старик прошел сотни километров пешком до Одессы. Оттуда сумел переехать к сыну в Москву. Тот пристроил его управляющим мельницей в подмосковном совхозе. Умер Бронштейн в 1922 г., заразившись тифом.
Мать Троцкого Анна происходила из городских мещан. Она в течение сорока пяти лет успешно вела большое хозяйство Бронштейнов.
Последние годы жизни Анна тяжело болела. В 1910 г. в Берлине в возрасте 60 лет ей удалили почку. После некоторого облегчения её состояние резко ухудшилось. Умерла она в Яновке, намного раньше отца Троцкого.
В 1888 г. Троцкий поступил в приготовительный класс Одесского реального училища святого Павла. Училище это основали немцы. Но так как в нем было только шесть классов, то для поступления в высшее учебное заведение нужно было закончить 7-й класс при другом реальном училище.
В училище Троцкий очень скоро проявил честолюбивые устремления. В краткой автобиографии он писал: "... Во время учения проявлял большое прилежание, все время шел первым".
"Первый ученик" переходил из класса в класс, увлекался рисованием (но подлинного художественного дарования в дальнейшем не обнаружилось), писал стихи, занимался переводами с русского на украинский (перевел басни Крылова). Участвовал в издании школьного рукописного журнала "Капля".
Но вскоре появились и отличия. Во втором классе Троцкого исключили из училища за протест против самодурства учителя французского языка. Правда, затем восстановили. В подростке стремительно вызревает потребность и, главное, умение обращать на себя внимание, выделяться из окружающих. Например, когда у него обнаружили близорукость и врач прописал очки, он не только не был огорчен, но, наоборот, расценил ношение очков как признак собственной значительности. "Я не без удовольствия предвкушал свое появление в очках в Яновке", – писал Троцкий.
По мнению Г. А. Зива, Троцкий посещал училище отнюдь не для того, чтобы "сколько-нибудь расширить свои знания в какой-нибудь из наук, в которой он делал такие хорошие успехи... а... потому, что до поры до времени училище все-таки представляло единственное поле, где он мог проявить свое превосходство над другими".
После окончания училища Троцкий перебрался в Николаев, чтобы закончить седьмой класс "реалки".
Год учебы в Николаеве, 1896-й стал переломным для Троцкого. Он забросил учебу, его потянуло к общественной жизни. Он познакомился с садовником Францем Швиговским, чехом по происхождению, который выписывал газету, внимательно следил за политикой, читал массу литературы.
Новое увлечение Троцкого обеспокоило родителей. Во время кратких наездов в Николаев между ними и сыном происходили бурные сцены. Отец настаивал на разрыве Льва с его новыми знакомыми, продолжении "нормальной" учебы. Троцкий протестовал против вмешательства в его дела, отстаивал право самостоятельного выбора своей дальнейшей судьбы. Его потянуло в революцию. Его восстание против отца и против социального строя слились в одно.
Троцкий порывает с родителями и вступает в "коммуну" Швиговского. Помимо их двоих в неё входили также старший брат Троцкого Александр, Зив, двое Соколовских – Григорий и Илья, будущий редактор "Одесских новостей", где сотрудничал Троцкий в 1908-1912 гг. Здесь Троцкий сошелся с их старшей сестрой – Александрой, девушкой "с нежными глазами и железным умом". Она была намного старше Троцкого и происходила из бедной семьи. К тому же воспитывалась без матери, отцом, восторженным приверженцем идеалов свободы и равенства. Дочь унаследовала "мятежные настроения и философию народничества". Она же оказалась среди членов "коммуны" единственной, кто познакомился с марксизмом. Вспоминая о тех днях, Троцкий в письме к Соколовской в ноябре 1898 г. из одесской тюрьмы писал: "Ты на меня с самого начала произвела хорошее впечатление, хотя я и был предубежден против тебя, так как знал, что ты строптивейшая марксистка".
В ответ Троцкий получал от Александры Соколовской письма о любви. В одном из них она писала:
"Любовь! Я чувствую её неистовство! И это неистовство вызываешь ты во мне. С тех пор, как я поняла, что люблю тебя, ты в воображении предстаешь перед моими глазами, я смотрю на тебя, я слушаю тебя, я говорю тебе, что люблю тебя... Я перечитываю твои письма, и они мне кажутся иногда нежными, редко страстными и всегда короткими... Одним словом, я люблю тебя, я сошла с ума, и я не знаю, что будет со мной, если мы не будем вместе...".
Можно утверждать, что в этот период обеими молодыми людьми руководило половое влечение. Льву ещё не было двадцати лет и ему нужна было женщина, которую, по его словам, он "бы любил всей душой, всем сердцем". Александре Соколовской нужен был мужчина – она засиделась в девках, ей скоро должно было исполниться тридцать лет. Она с трудом сходилась с людьми – у неё был тяжелый, "железный" характер, но ей нужен был "любимый", по её понятиям, человек.
Внешне Александра была видной девушкой, со стройной и привлекательной фигурой, с крепкой грудью, пышными волосами, полными губами, румянцем на щеках, немного её портил строгий взгляд серых больших глаз. В них появлялась нежность, только когда она смотрела на Льва.
Первая встреча у них произошла когда они жили в "коммуне".
Лев думал перед свиданием: "Дам ей побольше денег... Нет деньги она не возьмет, подумает ещё ни весть что... Лучше пойду с ней погулять".
Встретились.
– Я пойду с тобой, хочешь, Саша?
– Погуляем? Еще бы, конечно! – Она прижалась к нему, глаза её сверкнули неизъяснимой глубокой радостью. – Куда мы идем?
– В магазин, чтобы купить тебе чего-нибудь.
– Мне? Ничего не нужно, зачем? Не следует тратиться на меня.
– Я хочу купить тебе платье, красивое...
– Не надо, я обойдусь и так...
– Но ведь у тебя же нет такого платья, чтобы все на него смотрели?
– Нет, и не надо! – твердо ответила Саша.
Лева заглянул в счастливые глаза своей девушки и понял, что ей безумно хочется быть с ним и она совсем не думает ни о каких платьях.
После длительной прогулки, когда молодые люди уединились в большом сарае, стоявшем на отшибе и полном душистого сена, произошло их сближение.
Саша бросилась ко Льву на шею и расцеловав, увлекла его за собой и стала торопливо раздеваться.
Лев впервые в жизни оказался в объятиях страстно желавшей его девушки. Он делал все с легким сердце, у него было радостно, светло на душе. Какое-то время он ощущал реальность вокруг себя, а потом, когда волна страсти высоко подняла его над всем миром, он отдался любви со всем пылом молодости и неопытности. Это было для него восхитительным и прекрасным и у него на всю жизнь остались воспоминания запаха душистого сена и здорового молодого тела женщины...
Лев считал, что он не совершил ошибку, подавшись порыву любви и овладев девушкой. Он твердо решил, что все последствия их первой встречи и всех других встреч с Сашей, "любимой марксисткой", как он её называл, он возьмет на себя.
В основе отношений молодых людей – Льва и Саши, по-видимому, лежало половое влечение, а не настоящая любовь, если иметь в виду их разницу в возрасте. Сошлемся при этом на определение полового влечения, которое дал известный французский писатель Андре Моруа в своей книге "Семь ликов любви": "Половое влечение, которое лежит в основе чувства любви, остается в сущности неизменным инстинктом; оно изменилось так же мало, как и человеческое тело. Но проявления этого инстинкта, которые суть виды любви, менялись с течением времени".
Члены "коммуны" жили по-спартански, носили синие блузы, круглые соломенные шляпы и черные палки. В городе их принимали за членов таинственной секты. Они мною и беспорядочно читали, спорили, распространяли в народе книги, писали полемические статьи.
К этому времени относится окончание Троцким николаевского реального училища. Перед ним вновь встал вопрос выбора – что делать дальше? По настоянию родителей он вернулся в Одессу, где стал посещать лекции на математическом факультете университета. И хотя к математике он и чувствовал большое тяготение, но "революция постепенно овладевала" им. А когда он увлекался, все остальное теряло для него всякий смысл.
Университет был брошен. Он весь переключился на полулегальную работу в кружках радикально настроенной молодежи. Очень скоро Троцкий стал неформальным лидером группы молодых людей, искавших выход переполнявшему их стремлению к активной деятельности "на благо отечества". Троцкий привлек внимание одесской полиции и вынужден был покинуть Николаев.
Г. Зив вспоминает: "...Действительная индивидуальность Бронштейна не в познании и не в чувстве, а в воле. Бронштейн, как индивидуальность, весь в активности. Активно проявлять свою волю, возвышаться над всеми, быть всюду и всегда первым – это составляло основную сущность личности Бронштейна; остальные стороны его психики были только служебными надстройками и пристройками".
В конце января 1898 г. были произведены массовые аресты. В охранном отделении оказалось свыше 200 человек. Началась тюремная эпопея Троцкого.
Первое время Троцкого держали в николаевской тюрьме, затем перевели в херсонскую. Ни в Николаеве, ни в Херсоне он допросам не подвергался. Через три месяца его перевезли в Одессу и поместили в одиночную камеру, где он оказался соседом Ильи Соколовского.
С одесской тюрьмой связан выбор и его постоянного псевдонима. Под фамилией Троцкий в тюрьме служил старший надзиратель. На юношу произвели неизгладимое впечатление его величественная фигура, властность, умение подчинять себе окружающих и держать, что называется, в ежовых рукавицах не только арестованных, но и всю администрацию тюрьмы. Вот Лев и взял фамилию надзирателя, чтобы доказать всем, и в первую очередь себе, что имя матерого защитника самодержавия может служить и другим целям – борьбе против самодержавия, революции.
Во время следствия Троцкий, по словам Зива, стал решительным и прямолинейным "марксистом", хотя раньше был его противником. "Фразеологию марксистскую он, несомненно, усвоил в совершенстве, – отмечал Зив, – и рассуждать о роли личности, о классовой борьбе, значении производительных сил и т. п. он мог как самый заправский марксист и с присущим ему талантом. Но как только он пытался от усвоенной теории перейти к практике, к марксистскому творчеству, к применению материалистического понимания истории к живой жизни, он неизменно обнаруживал полное бессилие".
Одним из первых научных опусов Троцкого была работа о масонстве. Статью эту он планировал отослать в журнал "Мир божий". Однако закончить статью ему помешало "нервное расстройство". Началась бессонница. Общее недомогание, вялость. "... Мысль как-то вяло работает, рука лениво подвигается по бумаге, а на душе какое-то всесовершенное безобразие". И затем: "У меня прежде такое настроение бывало периодически и продолжалось каждый раз 2-3-4 дня.
В этом письме Троцкий описал свое состояние в момент эпилептического припадка. Присутствовавший при этом Г. Зив вспоминал, что такого рода полуобмороки и настоящие обмороки с Троцким происходили и впоследствии, причем именно в моменты особого напряжения духовных и физических сил. Такой обморок с ним, например, произошел в октябре 1906 г. на суде по делу о Петербургском Совете рабочих депутатов. Судьи вынуждены были отложить на некоторое время судебные заседания.
Со временем он все же под воздействием все учащавшихся припадков, которые длились уже не день-два, а неделю-другую, а иногда и месяц, как в разгар дискуссии 1923 г., а позднее – в Норвегии и в Мехико, вынужден был признать болезнь нервной системы. Говоря о себе, Троцкий писал: "С детских лет мальчик болел болезнью, которую врачи в официальных свидетельствах называли хроническим катаром желудочно-кишечного тракта и которая тесно переплеталась со всей его жизнью. Ему часто приходилось глотать лекарства и соблюдать диету".
