Текст книги "Под солнцем цвета киновари (СИ)"

Автор книги: Владимир Софиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Ты прав, – Кукульцин сбросил маску праведника.

Его, казалось, не задевал оскорбительный тон своего ученика. – И если б ты чаще пользовался снадобьем и прибегал к помощи моих советов, то это произошло бы гораздо раньше. Связанный по рукам твоим упорным нежеланием помочь себе, я лишь изредка мог вмешаться.

– Опять ложь, – в голосе халач-виника звучали жесткие нотки. – Ты все спланировал заранее. И даже если ко мне приходили на помощь, то только чтобы спасти мое тело, столь необходимое тебе. А вовсе не поправить обстоятельства, в которые ты сам каждый раз втягивал меня обманом. Расскажи ты мне сразу обо всех моих врагах и их планах, и на сегодняшнем пиру играли бы флейты из их костей, а бой тункулей, обтянутых их кожей, открывал бы игру в пок-а-ток в честь великих богов.

– Возможно, все так и было бы, но теперь я сам уничтожу колдуна и верну трон законному правителю страны Пуук, то есть мне. – Его глаза сузились, а лицо исказил оскал. – Веками мой царственный род правил этими землями, пока предки твоего отца не залили кровью этот благодатный край. На ее запах, словно падальщики, потянулись братья черного ордена. Я подожду, пока этот самоуверенный жрец не стравит между собой халач-виников всех царств Земель фазана и оленя, а затем избавлюсь от него самого. – Кукульцин улыбнулся, словно давая понять, что разговор окончен и надо переходить к действию.

– Постой, – Тутуль-Шив попробовал пошевелиться, однако невидимая сила удерживала его на каменном полу. Он поймал на себе торжествующий злорадный взгляд своего учителя. Парализованный, не в силах хоть как-нибудь противопоставить одержимому чиламу, он впервые в жизни по-настоящему испугался. – Что теперь будет со мной? – халач-виника уже не мог сдерживать дрожь в голосе.

– Останешься здесь, – Кукульцин безразлично пожал плечами. – Настанет время, и эта фреска займет достойное место в храме Чаака, – он ехидно кивнул на дальнюю стену. Теперь к картине с жертвоприношением Тутуль-Шива добавился другой сюжет: из вод жертвенного сенота, окруженный божественным сиянием, вышел тот, кто совсем недавно был посланцем богов. Пати крестьянина Тутуль-Шив сменил на подобающий великому правителю наряд. Он восседал на вершине пирамиды. Отовсюду к ее подножию тянулись длинные вереницы связанных между собой рабов. Справа и слева от пирамиды были изображены сцены кровавых и жестоких сражений и, наконец, пленения вражеского царя – Ош-гуля. Он тоже оказался на вершине главной пирамиды города Ушмаль, куда так стремился попасть. Но только теперь был в качестве раба, а не повелителя. Его тело возлежало на жертвенном алтаре. Четверо чаакообов сильно перегнули его, вдавливая руки и ноги в залитый кровью каменный пол. Последнее, что видят слабеющие глаза Ош-гуля сквозь боль, терзающую все его тело, – это трепещущее сердце в поднятой руке накома.

Кукульцин с удивлением посмотрел на фреску. Он не был готов к развитию событий, живописно предсказанных на стене. Он невольно сделал шаг по направлению к фреске, но, передумав, подошел к беспомощному Тутуль-Шиву и, склонившись над ним, протянул руку к амулету.

Соскользнувший рукав его белой хламиды обнажил покрытую нарывами когтистую кисть. В это время, оглашая стены грозным клекотом, в храм ворвалась ширококрылая птица…

Глава 7

Солнце уже клонилось к западу, когда над трибунами тлачтли от охваченного пламенем каучукового мяча поднялся черный дым – предвестник жертвоприношения. В то самое время, когда гул толпы известил о приближении церемонии жертвоприношения капитана проигравшей команды, полог занавески внезапно колыхнулся от прикосновения чьей-то руки и в комнату, где в тревожном ожидании сидел халач-виника, спиной вперед проник Кумиль-Ах-Поп.

– Все готово, мой повелитель, воины ждут вашего приказа.

Тутуль-Шив поднялся, медленно подошел к клетке, свисающей с потолка на украшенной перьями веревке, и некоторое время смотрел на попугая, беззаботно перебирающего массивным крючковатым клювом маисовые зернышки. Со стороны можно было подумать, что хозяин просто наблюдает за своим любимцем. Тутуль-Шив осторожно достал попугая, внимательно осмотрел его со всех сторон и резким движением свернул ему голову. Несчастная птица не успела издать ни звука. С видом, будто он проделывает такое каждый раз перед сном, халач-виника вернулся в свое кресло.

– Слишком много болтает, – с беззаботным видом сказал он, взглянув в сторону безжизненного тельца с неестественно выгнутой шеей. И, обратившись к генералу, сказал:

– Кумиль-Ах-Поп, готов ли ты умереть за своего господина?

– С радостью, мой повелитель.

– Слушай меня внимательно. От того, насколько точно ты выполнишь мой приказ, будет зависеть жизнь не только твоего повелителя – наместника Солнца на земле, но и всего народа Земли фазана и оленя, – выдержав многозначительную паузу, Тутуль-Шив продолжил. – Завтра с первыми лучами солнца жители Чичен-Ицы и страны Чен узнают о своем новом великом человеке Хун Йууан Чаке. Также они услышат имя нового посланца к богам – Ах-Суйток-Тутуль-Шива.

Генерал вздрогнул как от удара боевой дубинки, спина его выпрямилась, и он, на мгновенье подняв голову, невольно взглянул на своего солнцеподобного повелителя.

– Ты не ослышался, – продолжил халач-виника, заметив его изумление. – Хун Йууан Чак предал своего брата. Он заручился поддержкой охотников в обмен на нашу голову. С восходом солнца войско Ош-гуля наводнит улицы Вечного города.

– Прикажите, и я принесу их головы, – голос Кумиль-Ах-Попа дрожал от гнева.

– Разве мы не велели тебе быть внимательным?! – то, как это произнес халач-виника, заставило генерала вжаться в ковер на каменном полу. Краем глаза он увидел трупик попугая и исполнился уверенности, что это же сейчас произойдет и с ним. Однако, вопреки ожиданиям, сурового наказания не последовало. Напротив, смягчившись, Наместник бога на Земле сказал:

– Мы ценим твою преданность и в знак нашей признательности даем тебе право выращивать два дерева какао.

Это была неслыханная щедрость.

– Прежде всего ты отправишь самого быстрого воина в Ушмаль. В знак его полномочий дашь ему нож, который мы подарили тебе. Пусть он скажет нашим верным батабам, что через три дня к городу подойдет войско Ош-гуля.

Мои храбрые солдаты должны встретить его у пирамиды Чаака, – Тутуль-Шив хитро улыбнулся и выложил подробный план сражения. – А сейчас ты должен незаметно вывести воинов из города. Будь осторожен, на выходе стоят воины Майяпана. Никто не должен видеть вас. Ты будешь укрываться в сельве шесть дней. Что бы ни случилось, какие бы известия ты ни получил, – сиди, ничем не выдавая своего присутствия. На шестой день с восходом солнца ты вернешься в Чичен-Ицу. Как и полагается посланцу богов, я буду в храме тысячи колоннад. Там будет и Хунак Кеель со своими немногими воинами у-какилькатун. Ты пленишь их. Все ли тебе понятно?

– Да, повелитель Времени.

– Ступай.

Кумиль-Ах-Поп был потрясен. Каким образом его повелителю стало известно об измене, охотниках и войске Майяпана? Как и все подданные великого человека Страны низких холмов, он знал, что наместники богов обладают даром общения с духами. Нередко они призывали к себе жрецов для толкования знаков, посланных свыше, иногда приносили в жертву богам кровь из своей крайней плоти и тогда, входя в транс, сами общались с духами. Не всегда духи давали прямые ответы. И успех задуманного зависел от того, насколько верно были истолкованы посланные знаки. И тогда вмешивались чиламы или ах-кин-маи. Но то, как обстоятельно описал события предстоящих дней Ах-Суйток-Тутуль-Шив, не походило на простое общение с духами. Это выглядело так, будто великий человек Ушмаля не только ясно видит будущее, но и сам творит его. Неужели халач-виника Ушмаля хочет отправиться к богам по Колодцу смерти? Каждый год после ритуального омовения в бане юношу или девушку сбрасывали в этот колодец. Три дня и три ночи жрецы дежурили у его края в ожидании того, что посланец вернется обратно с изъявлением воли богов. Но еще никто не возвращался из их обители. Для чего же добровольно идти к богам, как не с целью вернуться обратно? Преисполненный чувства благоговения и суеверного страха перед своим повелителем, Кумиль-Ах-Поп незамедлительно отправился исполнять его волю.

Закрыв лицо руками, Тутуль-Шив сидел в кресле, готовя себя к предстоящим испытаниям. Было утро, когда в коридорах дворцовых комнат послышалась твердая поступь торопливых шагов. Отступать было некуда.

Гордо вскинув голову, халач-виника ждал появления врага. Чья-то рука решительно отдернула занавеску, и в комнату ввалилось с десяток солдат в стеганых хлопковых панцирях. Они крепко сжимали в руках копья и дубинки, утыканные острыми лезвиями из обсидиана.

По боевому раскрасу и украшению из перьев Тутуль-Шив узнал охотников. Он поднялся с кресла и величаво, как и подобает царственной особе, направился к выходу.

При виде могущественного правителя страны Пуук воины смутились. Они расступились, пропуская его, не решаясь приблизиться к важной особе. Так, под конвоем, словно это был почетный караул, Тутуль-Шив вышел наружу. Все пространство около дворца занимали стройные ряды вражеских солдат, а чуть поодаль стояли притихшие жители Чичен-Ицы. Сегодня с первыми лучами солнца им стало известно, что их новый правитель Хун Йууан Чак в честь своего восхождения на престол и праздника Нового огня приносит в жертву богам высокородных персон. Кто эти персоны, ни для кого не было секретом. Тутуль-Шив вышел к трону властителей Чичен-Ицы. В особо торжественные моменты его выносили из тронного зала и ставили на всеобщее обозрение.

В окружении гвардии Чичен-Ицы в праздничном одеянии правителей страны Чен на троне восседал Хун Йууан Чак. Проходя мимо него, Тутуль-Шив с презрением сплюнул. Хун Йууан Чак знаком остановил командира конвоя, замахнувшегося древком копья на плененного халач-виника. Повернувшись к собравшимся на дворцовой площади, Тутуль-Шив твердым голосом произнес:

– Сегодня я отправлюсь к богам, чтобы по прошествии трех дней провозгласить их волю.

В этой короткой фразе было столько непреклонной воли, что даже самый последний дикарь уверовал в это.

Раздосадованный своей оплошностью, Хун Йууан Чак знаком приказал увести Тутуль-Шива до начала жертвоприношения.

Под рев толпы жрец в протянутой к небу руке держал только что замершее сердце.

– Ликуйте, дети Солнца! – его зычный голос был слышен далеко за пределами площади. – Движение небесных тел не прекратилось! Боги даруют вам жизнь еще на семьдесят три цолькина[25]25
  Цолькин – год Венеры. 73 цолькина равны 52 годам (по 365 дней).


[Закрыть]! Солнце взойдет и завтра!

Из вспоротой груди поднимались языки пламени.

Толпа безумствовала. Капля за каплей тягучие багровые струйки медленно сползали по предплечью накома, стекая на жертвенник, залитый кровью сотен несчастных.

Кровь собиралась в желобах вдоль лестницы и, стекая к подножию пирамиды, выливалась багряным ручейком из каменной пасти пернатого змея Кецалькоатля.

Туда же, к подножию пирамиды, по лестнице скатилось обезглавленное тело бывшего правителя страны Чен Чак Шиб Чака. Внизу истерзанный труп уже поджидали служители Кецалькоатля, с ног до головы покрытые синей краской, а из одежды на них был только маштлатль.

Один из жрецов подхватил труп, быстрыми и точными движениями снял кожу и, надев на себя, закружился в священном танце смерти, присоединившись к другим чаакообам, танцующим в своих страшных одеждах.

Не успели закончиться жертвоприношения на главной пирамиде Кукулькана, как после окончания богослужений в святилищах Чичен-Ицы по мощенной камнем белой дороге, ведущей к Священному колодцу, под грохот тункулей и пение флейт отправилась погребальная процессия из паломников со всех сторон Земли фазана и оленя и жрецов, несущих носилки с прекрасно одетыми девушками, будущими невестами бога полей Юм-Каша. Впереди процессии шел великий человек страны Пуук Ах-Суйток-Тутуль-Шив. По обычаю ему полагалось надеть лучшие одежды, чтобы боги благосклонно приняли высокородного властителя. Но по приказу Хун Йууан Чака халач-виника Ушмаля вели на встречу к богам в простом пати крестьянина. Но даже в этой одежде можно было узнать некогда грозного правителя, с гордо поднятой головой шагавшего к Колодцу смерти. Вероломный Хун Йууан Чак, избегая кривотолков, решил прибегнуть к хитрости: мол, в том, что он наместник бога на Земле, нет сомнений, и подтверждением этому служит свергнутый, а значит, и отвергнутый богами его старший брат.

Что же касается Тутуль-Шива, гостя и друга отверженного Чак Шиб Чака, то его божественное происхождение можно было выяснить одним проверенным способом – отправить его по Колодцу смерти в обитель богов. И если через три дня и три ночи он вернется из мутных вод жертвенного сенота, значит, он и есть истинный посланец богов, имеющий право решать судьбы людей, в том числе и тех, кто усомнился в его божественном предначертании. Некоторые правители городов таким способом не раз избавлялись от конкурентов на престол. Из глубин жертвенного сенота еще никто не возвращался. И всетаки Хун Йууан Чак пребывал в смятении. Сказанные Тутуль-Шивом этим утром слова не давали ему покоя.

Как он мог догадаться, что его непременно скинут в Колодец смерти? Почему у правителя Ушмаля такая уверенность в том, что он вернется? Может, это всего лишь одно из проявлений жажды к жизни? Он не раз наблюдал, как обреченные на смерть, обезумев, теряли связь с реальностью, возомнив себя бессмертными. А может, это хорошо спланированный заговор? Хун Йууан Чак терялся в догадках. Не дожидаясь жертвоприношений, его новый союзник Ош-гуль вдруг покинул Чичен-Ицу и ускоренным маршем направился в Ушмаль, даже не насладившись смертью своего давнего врага. Что-то произошло этой ночью. И это «что-то» в корне изменило планы карлика. Может, причиной тому был второй шрам, чудесным образом появившийся за эту ночь на его и без того обезображенном лице?

Только тупой правитель Майяпана не выказывал никакого волнения. Напротив, он ликовал. И в своей слепой радости не заметил ни ухода из города охотников, ни таинственного исчезновения всех рабов и торговцев, сопровождавших караван халач-виника Ушмаля. Это необъяснимое сверхъестественное исчезновение пугало Хун Йууан Чака не меньше живого Тутуль-Шива.

Ни слуги, ни рабы не могли бросить своего господина против его воли. Да и как вообще они могли узнать о заговоре? И для чего тогда остался сам Тутуль-Шив? Под грузом этих мрачных мыслей Хун Йууан Чак наблюдал за процессией, идущей к Священному колодцу. Сияющий вид Хунак Кееля, его излишняя возбужденность раздражали Йууан Чака. Надрывный гул раковин-горнов возвестил о начале жертвоприношения. Паломники и жрецы запели торжественные гимны. Выбросив в сенот за руки и за ноги одурманенных травяным напитком девушек, жрецы принялись за Тутуль-Шива. Они омыли его тело в бане, умастили душистыми маслами, затем чаакообы глиняными черепками нанесли на него синюю краску, надели пати и вывели на небольшую площадку, одним своим краем нависавшую над водой Священного колодца. По периметру площадки стояли глиняные сосуды, в которых курился сладкий копал. Тутуль-Шив подошел к ее краю.

– Как видишь, я сдержал обещание и пришел на встречу с тобой, – Хунак Кеель, наблюдавший за жертвоприношением в окружении своей свиты, как всегда, блистал нарядом и злорадно улыбался. За его спиной, как и во время игры в пок-а-ток, стоял все тот же жрец. Теперь, всего в нескольких шагах от своего бывшего господина, даже шлем в виде белой цапли не мог укрыть лицо предателя чилама Игуаль Син Тамина.

Гордо вскинув голову, Тутуль-Шив коротко кинул в сторону двух правителей:

– Я вернусь.

Он сделал шаг и, пролетев около сорока локтей, с шумом погрузился в зеркальную гладь воды. Еще некоторое время воды сенота в волнении бились о крутые стены карстового колодца, пока наконец не улеглись, словно после некоторого раздумья согласившись с принесенной им жертвой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Лже-Кукульцин растворился в воздухе сразу же после того, как в храм влетел орел. С его исчезновением Тутуль-Шив почувствовал, как все его тело постепенно наливалось живительным теплом, будто он – герой священной Книги Советов, черпающий божественную силу из специально приготовленных девяти напитков. И совсем скоро, как и у первых людей, его тело обрело способность к движению.

– Великие боги, я успел, – в голосе гордой птицы слышались нотки облегчения. Взмахнув крыльями, орел сбросил с себя оперение, обернувшись учителем халач-виника.

– У нас мало времени, Тутуль-Шив, и то, что колдун благодаря своей магии подошел слишком близко к тебе, подтверждает это. В амулете на твоей груди не только магический порошок. В нем с помощью заклинаний я укрыл свое уай, и лишь благодаря тебе я имею связь с миром живых и только советом могу помочь тебе в борьбе с колдуном. Все остальное – овладение твоим телом и прочая ерунда – уловки карлика. Попытка запутать тебя, сбить с толку. Попади амулет в руки Ошгуля, и я пропаду навсегда. В одиночестве ты не сможешь противостоять карлику, и все чаяния на воскрешение народа майя, нашу культуру, знания будут напрасны. Теперь настало время, когда я расскажу тебе обо всех своих замыслах. Мне известны чувства, когда ты не можешь противостоять неотвратимо надвигающимся событиям, обвиняя в этом злую волю. Я знаю, что в этой своей безысходности ты склонен обвинять меня. Но это не так. Виной всех твоих злоключений черная магия Ош-гуля. Ты смог оценить его чары во время сражения, когда в ослеплении ты принял раба за самого карлика. Но это лишь маленькая толика той власти над разумом других людей, которой обладает колдун. Когда ему удалось добраться до хижины, я сумел рассеять его колдовство, и пока твое сознание было затуманено, я заставил тебя принять зелье из трав в амулете. Невольно мне помог попугай, которого ты купил на рынке Чичен-Ицы, – заметив изумление на лице своего ученика, он добавил: – Ловушки Ош-гуля коварны. Попугай был невольным соглядатаем черного колдуна. Это он под покровом своей магии продал тебе попугая. Все, что только могла услышать или увидеть эта птица, становилось достоянием Ош-гуля.

Отсюда и его осведомленность о твоих планах. Теперь о главном. Боги Шибальбы наделили черного мага Ошгуля небывалым могуществом, и даже мне все трудней противостоять его чарам. Но для того, чтобы он поверил в свое превосходство, мне пришлось пустить его в святая святых – под свод этого священного храма. Теперь его путешествие по Дороге богов – вопрос времени.

До того момента, как он сумеет это сделать, нам с тобой предстоит пройти нелегкий путь. Под сводом храма Судеб мне открылась истина. Она в том, что каждый из нас идет своей, уготованной для него свыше сакбеооб.

У кого-то она шире, а значит, можно чуть отклониться от указанного богами пути, а кого-то обступают непроходимые джунгли. Какие-то из этих сакбеооб пересекаются, но многие из таких перекрестков мы проходим не замечая, как не замечаем и не помним людей, которых по воле случая встречаем на протяжении всей жизни. И лишь немногие из нас понимают, что случайных встреч в Великом плане Вселенной быть не может. Для того чтобы хитросплетению этих встреч придать упорядоченный вид, существуют невидимые глазу отправные точки вдоль всего их жизненного пути. Они – словно некий промежуточный итог на перепутье. Так наши мастера возводят небольшие пирамиды на пересечении сакбеооб, где путник должен поклониться богам, перед тем как выбрать нужное направление. На таких значимых для каждого человека перепутьях можно невольно столкнуться с ощущением, что ты уже где-то видел, слышал или говорил что-то подобное. Именно это произошло с тобой в Чичен-Ице, когда ты ждал вестей от верного Кумиль-Ах-Попа. И именно в такого рода местах легче всего столкнуть человека с его судьбоносной сакбеооб. При помощи заклинаний Ош-гуль направил тебя по извилистой тропе испытаний к тому месту, где влияние твоей сакбеооб, ее «зов» будет ослаблен и колдун без особого труда сможет уничтожить тебя, а значит, и меня.

Но Ош-гуль не знает, что человека можно вернуть почти в любую из таких отправных точек. Я разрушу его заклинания и переправлю тебя в Чичен-Ицу. Возможно, ты не понял что-то из того, что я сказал, что-то показалось чуждым, и все же от того, как правильно ты выполнишь мои указания, будет зависеть судьба Земли фазана и оленя. Первое, что ты должен сделать, – это избавиться от пернатого ах-шак-катун Ош-гуля. Затем под прикрытием ночи отправить преданных тебе воинов в сельву…

Вопреки ожиданиям Гурковский не почувствовал, как вошел в воду. Вместо удара о ее поверхность он мягко опустился в клубы густого тумана цвета топленого молока. Его плотная пелена обступила Гурковского со всех сторон. Когда туман рассеялся, Сергей оказался на пустынном берегу мистического моря. Серые маслянисто-свинцовые волны, напоминающие ртуть, необычно медленно катились к берегу. Пляж был похож на огромный, выкрашенный киноварью панцирь, состоящий из гладких лакированных чешуек величиной с ладонь. Гурковский оглянулся. Воздух вокруг него не везде был прозрачным. Вернее, он был прозрачным до определенной своей границы. Гурковский будто бы стоял под гигантским стаканом из матового стекла. Не имея ни малейшего представления, где он оказался и что ему теперь делать, Гурковский шагнул в сторону моря и вдруг взметнулся ввысь. Он – колосс, стоящий на каком-то круглом большом предмете. Внизу на уровне колен проплывали редкие облака. Море оказалось небольшой лужей, а «стакан», прибавив в размере, все так же накрывал его сверху, по-прежнему ограничивая Гурковскому обзор.

Лишь откуда-то сверху, будто через искривленное стекло гигантской линзы, виднелись смазанные очертания каких-то планет. У Сергея закружилась голова, и, оступившись, он стремительно полетел в тартарары.

Очнулся он на краю красной, отполированной до блеска платформы размером с футбольное поле. Рядом через глубокий ров находилась точно такая же, правильной, чуть выпуклой формы. Со всех сторон, куда хватало взгляда, его окружали эти платформы-клоны, будто соты гигантского улья. Гурковский вспомнил берег из лакированных чешуек. Наверное, так они выглядят, увеличенные в тысячи раз. Сергею стало не по себе от мысли, что он в очередной раз сходит с ума. «Что это за место? Куда я попал?» – с того момента, как он покинул свою квартиру, Гурковский получил массу впечатлений, он устал от всякого рода чудес и потому плохо соображал. Но, взяв себя в руки и немного поразмыслив, он пришел к выводу, что находится в параллельном мире, недоступном для теоретического познания. Гурковский предположил, что место, в которое он попал, является буфером между параллельными мирами. Отсюда он мог попасть в любой из тонких миров, но только в приемлемом, гармоничном для этого мира обличье. Иными словами, если его предположения верны и он действительно находится в буферной зоне, то, по аналогии с ЭВМ, Гурковский – некая информация в зоне промежуточного хранения, которую можно не только переслать, но и по необходимости заменить другой. От этой мысли ему стало не по себе.

Нестерпимо захотелось покинуть это место, вызывающее труднообъяснимое смешанное чувство отвращения и страха. Еще не хватало, чтобы его по неосторожности превратили в какую-нибудь скользкую бесформенную тварь, которую ЭВМ отправит куда подальше из-за сбоя в программе. К счастью, этого не случилось. Добравшись до середины платформы, к своему огромному облегчению он вернулся в первоначальное состояние. Волны диковинного океана набегали на берег и, откатываясь назад, оставляли после себя следы свежей краски. Не успел Гурковский подумать о том, что в этот цвет или в его оттенки было окрашено все виденное им пространство, как в небе появился огромный рот.

– Где я? Что со мной происходит? – Сергей не рассчитывал услышать ответ, но сам предмет, висящий на небосклоне, невольно наводил на мысль о его способности говорить. К своему удивлению, он не услышал произносимых им слов. Сергей походил на рыбу, выброшенную на берег и беспомощно глотавшую воздух. Он попытался еще что-то сказать, но осекся от внезапной раздирающей боли. Гурковский невольно вскрикнул. Это принесло новую мучительную волну боли. С открытым в немом крике ртом он согнулся пополам в полной уверенности, что его сейчас вывернет наизнанку. Гурковский был близок к истине. Все его тело содрогалось в конвульсиях. Из него выкатились девять лиловых шаров. Шесть из них были величиной с кулак и три шара поменьше. Лиловые сферы ударялись о поверхность земли и гулко распадались на две равные половины, выпуская пунцовые летучие субстанции. Выпрастываясь из шаров, субстанции металлическим эхом отдавались в голове Гурковского.

«Где», – проскрежетала одна, «Я», – простонала другая. Звук, исходящий от субстанций, казалось, пронизывал насквозь. Барабанные перепонки Сергея чуть не разорвало на части. Раздираемый нестерпимой болью, он сдавил уши руками и стиснул зубы, чтобы не произнести больше ни звука. С ужасом Гурковский ждал, когда начнут распадаться маленькие шары. Он уже догадался об их содержимом. После троекратно отгрохотавшего «Аа-а» наступила оглушительная тишина. В этой тишине, словно в кошмарном немом кино, огромные мясистые губы, нависающие над Гурковским, разверзлись, выбросив к его ногам целый десяток таких же лиловых шаров.

– Не важно, где ты находишься, – сотрясали они его своим звуком. – Думай о главном – ЗАМРИ!

На этом рот исчез, а его место заняла поднятая с моря огромная волна, грозящая накрыть Гурковского с головой. Ее громада надвигалась на него слишком медленно, и у Сергея еще оставалось какое-то время, чтобы обдумать произнесенное ртом. Голова его раскалывалась на части, мешая сосредоточиться. На секунду он открыл глаза. Волна была уже совсем близко. «Почему губы столь категоричны и мне нельзя двигаться? Что может заставить меня сдвинуться с места и что при этом может произойти? – думал он. – Может, дело в передаче информации или ее замене? Не явлюсь же я в таком виде к древним майя! Ни одеждой, ни внешностью я не подхожу на роль индейца. С другой стороны, когда волна обрушится на меня, какой силы будет удар?» Он снова открыл глаза.

Изнутри уже накрывшая его субстанция оказалась цвета киновари, как и панцирный берег, который теперь стал дном этого необычного моря информации. Весь окружавший Гурковского мир был выкрашен в этот цвет. Со всех сторон его обступали пузыри, будто он попал на дно гигантской кастрюли с закипающим супом. Каждый пузырь был размером с него самого и каждый заключал в себе определенную субстанцию. Сорвавшись с места, они медленно поплыли мимо Сергея. Он успел рассмотреть содержимое некоторых из них, которые подплыли достаточно близко. Пузыри выстраивались перед ним как на параде, демонстрируя свою стать. Один нес в себе странное соцветие диковинных цветов, в другом сидело животное фантастической наружности с пятью лапами и несчетным количеством голов, затем мимо проплыли единорог и существо, напоминающее кентавра, карлик, держащий свою голову в руках и протирающий узловатыми длинными пальцами единственный глаз. Пузыри, прикасаясь к Гурковскому мягкой податливой оболочкой, следовали дальше, и вскоре их было вокруг уже целые тысячи. Заинтересовавшись карликом, Гурковский не заметил, как к нему приблизился еще один пузырь.

Внутри него стоял человек. Было очень странно увидеть здесь человека. Сергей уже успел подзабыть, кто он такой и как выглядит, и с неподдельным интересом стал разглядывать человека. У него была голова странной вытянутой формы и скошенные к переносице глаза. На груди висела кожаная сумка, из которой выглядывал человеческий череп. Он был искусно выточен из какого-то минерала и, что самое удивительное, – необычайно чистого, пронзительно-синего цвета, будто заключавший в себе воды древних фьордов. Это была единственная вещь, которая имела здесь другой цвет. Наверное, это обстоятельство еще сильней завораживало, усиливая эффект мистификации в этом странном мире. Большего Сергей не успел разглядеть, так как человек в пузыре, разорвав оболочку, буквально набросился на Гурковского. Сергей вздрогнул и инстинктивно, закрыв лицо руками, отступил назад.

Его тело содрогнулось, словно Сергея пронзил электрический ток. Все поплыло перед глазами, закружилось, будто его втянула гигантская воронка. Через мгновение вихрь уносил его с огромной скоростью куда-то ввысь. Гурковскому стало нечем дышать, и, когда его легкие готовы были разорваться, а затуманенный разум уже начал проваливаться во тьму, он почувствовал поверхность водной глади и, вскинув голову, сделал спасительный вдох…

Солнце стояло в зените, когда улицы Чичен-Ицы огласил чей-то призывный крик.

– Он вернулся! Посланник богов вернулся!

Всего три дня назад в городе прошло пышное празднество Нового огня. Но потом в Земле фазана и оленя случились события, полные драматизма и потрясений.

Узнав о предательстве и пленении Чак Шиб Чака, чилам Чичен-Ицы Хапай Канна выступил с войском против охотников и был близок к победе, когда в решающий момент армия Майяпана нанесла удар в тыл его воинству. Хапай Канна был пленен, а его армия разбита. И теперь подданные страны Чен готовились к новому торжеству. На престол Священного города вступал новый халач-виника Хун Йууан Чак.

Слух о том, что произошло невиданное доселе чудо, моментально разошелся по городу. Встревоженный люд, отбросив все свои дела, спешил на главную площадь к храму с тысячью колоннад. Под его сводами могли запросто уместиться все жители Чичен-Ицы, чтобы услышать нового чилама Игуаль Син Тамина, который перешел на сторону мятежного Майяпана.

И, конечно же, там будет сам Ах-Суйток-Тутуль-Шив, вернувшийся из удивительного путешествия. Никто не сомневался, что это был именно он. И что его возвращение сулило большие перемены в Землях фазана и оленя. Ахмен, наделавший столько шума, был доставлен во дворец и допущен к солнцеподобному Хун Йууан Чаку.

– Так ты утверждаешь, что это был именно Ах-Суйток-Тутуль-Шив?

– Да, мой повелитель.

– И ты сам видел, как он вышел из Колодца смерти?

– Да, несравненный, – он чуть запнулся, будто хотел добавить что-то еще.

– Говори! – голос Хун Йууан Чака дрожал от нетерпения и бессильной злобы. Его взгляд, прикованный к затылку упавшего перед ним ниц ахмена, готов был испепелить жреца.

– Со мной были еще двое жрецов. Они остались, чтобы сопроводить посланца в храм с колоннадами.

Они тоже видели, как из света, идущего со дна колодца, вышел Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Он был одет, как и подобает посланцу богов в…