Текст книги "Мы - истребители"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– А кто его назначил?

– Комиссар Мехлис.

– Понятно. Значит, Толбухин уцелел?

– Да, сейчас он на новом командном пункте руководит деблокированием наших частей. Фактически в окружении оказался полноценный корпус, а это без малого двадцать пять тысяч человек.

Меня стала несколько настораживать такая откровенность Никифорова. Раньше подобного я за ним не особо замечал.

– Значит, наши над местом прорыва? Обеспечивают господство в воздухе?

– Не только твои, почти все истребительные части фронта.

– А вот это зря. Важные стратегические места нельзя оставлять без прикрытия, немцы не дураки, могут воспользоваться моментом. Да и разведка у них работает неплохо.

– Не умничай, без тебя знаем. Ответил же – почти.

– Угу. – Я стал прикидывать, чем могу помочь нашим. В самолет меня, понятное дело, не пустят, но подкинуть хорошую мысль могу. – Есть одна идея. Все штурмовые и бомбардировочные части сейчас работают над местом прорыва? Пробивают дорогу нашим частям?

– Точно не скажу, но вроде да.

– Нужно отозвать половину. Оставшихся хватит. Свободными частями – естественно, с прикрытием – нанести массированные налеты на обе железнодорожные станции, атаковать все, что движется по дорогам к месту прорыва, не пропуская даже одиночные грузовики. А также по всем обнаруженным разведкой складам боеприпасов и питания. Нужно создать у них дефицит боеприпасов. Это хорошо поможет нашим.

– Возможно, – задумчиво ответил Никифоров. – Один из командиров из оперативного штаба фронта уже предлагал подобное, но его развернули, приказав заниматься своим делом.

– Идея на поверхности лежит, додумать не трудно, – пожал я плечами.

Машина в это время повернула на узкую дорогу, ведущую к госпиталю.

– Это да. Но тут видишь, какая ситуация. Командование думает, что окруженцы вырвутся не сегодня завтра, так что такие шаги делать преждевременно.

– Идиоты.

– Ну да, мало им примеров сорок первого, все те же ошибки совершают.

– Генерал Толбухин тоже так же думает?

– Насколько я знаю, нет, но не препятствует, размышляет о чем-то…

– Что?! Опять?! – Я наконец понял, о чем недоговаривает особист. – Там люди гибнут, а вы все о своем! Предателей ищете!

– Сев, ты не прав. Мы держим связь со всеми более-менее крупными боеспособными частями, осуществляя общее руководство. Наготове полк транспортников, готовых обеспечить окруженные части всем необходимым. Так что тут все нормально, а возможность определить предателей – это шанс, которого упускать нельзя.

– И что, есть предположение, что кто-то остался? – несколько иронично отозвался я.

Слишком большие чистки провели как в армии, так и на флоте. Многим не нравилось бездействие моряков, так что на них оторвались по полной. Насколько мне было известно, сейчас продвигали наверх смелых и инициативных командиров. Тот же контр-адмирал Литвинов, например, тоже не из штабных, а именно боевой командир, думавший головой. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что даже я про него слышал.

– Есть. Тебе могу сказать. Еще как есть. Мы перехватили шифровку – где-то в районе Керчи действует вражеская радиостанция. Так вот, шифр мы хоть и случайно, но взломали. Сведения, что там были, известны только высшему командному звену.

– Хочешь сказать, что это кто-то из верхушки?

– Именно. Мы его уже неделю расшифровать пытаемся. Не вышло ничего. Вот и решили воспользоваться моментом – может, проявится.

Я задумался, анализируя сказанное. Машина в это время въехала на небольшое плато, где под сенью невысоких деревьев прятались несколько одноэтажных бревенчатых строений. Если идти пешком из нашей части, дойти можно минут за двадцать пять – тридцать. На машине пришлось давать немалого кругаля. Сделав полукруг, машина остановилась у закрытой двери главного корпуса госпиталя, у которой курили два санитара. Один из бойцов охраны с автоматом на плече подошел к водительской дверце, узнать, кто мы и зачем прибыли. Бдят, молодцы.

– Знаешь, а если он не проявится?

– Затаится? – хмыкнул Никифоров.

– Нет, а что если он вместе с генералом Власовым?..

– Ну что я могу сказать? Повреждения в руке у вас довольно серьезные. Вывих, два ранения, ещё – многочисленные ссадины, одна, кстати, воспалилась. Видимо, в ранку попал грязный пот. Все это серьезные причины отстранить вас от полетов на двадцать дней, до полного выздоровления, – говорила лечившая меня военврач. Рядом стоял начальник госпиталя, изучая воспаление на ноге.

Целые сутки с момента прибытия в госпиталь меня изучали, как под микроскопом. Госпиталь имел все необходимое оборудование и специалистов, так что взятые анализы были готовы быстро.

– Постельный режим?

– Ближайшие пару дней – да, дальше не обязательно. Нужно вскрыть гнойник у вас на ноге, почистить рану, потом вы свободны.

– Ясно, спасибо.

Мне действительно вскрыли ранку на ноге и почистили ее от гноя. На второй день приехал Стриж с приказом об отпуске. С его приездом мои подозрения подтвердились. Эти непонятные двадцать дней, хотя даже дилетанту понятно, что я буду в форме максимум через десять. Видимо, насчет меня что-то решили.

Как только все формальности были улажены и я поставил подпись где нужно, спросил у командира:

– Приказ о моем отпуске пришел от политотдела фронта или из штаба армии?

– Из политотдела, – понимающе хмыкнув, ответил Стриж.

– Ясно, значит, они решились… Это хорошо, – задумчиво протянул я.

– В Москву полетишь?

– Скорее всего, сами направят. Хочу поработать в Центре, почитать несколько лекций. У нас сейчас кто там? Покрышкин и Ванько?

– Да.

– Отзывайте их, я возьму с собой Микояна и еще троих-четверых. Это реально? На боеспособности не отразится?

– Да какая боеспособность! Второй день в готовности сидим, но нас не трогают.

– Ага. Значит, они ждут звездного налета.

– Думаешь?

– Уверен. Остальные наверняка работают по полной?

– Да, это так.

– Ну точно, ждут. И наверняка дождутся. Как только немецкие летчики ослабят наше истребительное прикрытие, так оно и произойдет… М-да. Ладно, кто у нас безлошадный? Есть такие?

– Есть двое, машины только через неделю придут.

– Вот их я и возьму, остальные пусть работают. А вообще, как в части?

– Нормально, вчера Драчун старшину Егорова на крышу столовой загнал. Два раза успел боднуть. Вот и решили привезти его в госпиталь. Пусть с девками побегает.

– С козами? Их теперь три, бойцы еще одну достали. Пусть развлекается. Кстати, все хотел спросить, как там на фронте?..

К вечеру этого же дня, когда я выписывался из госпиталя, за мной приехал знакомый пузан из политуправления. По их просьбе я должен был выступить с речью для моряков эскадры. Что-то затевалось.

Странное затишье на фронте, небольшие попытки прорывов и деблокирования, легко пресекаемые немцами, странные телодвижения эскадры, увеличение количества транспортных судов в акватории порта намекали на надвигающийся взрыв. Удивлюсь, если в скором времени не узнаю о наступлении нашего фронта на суше и морском десанте с последующим продвижением вперед. Что немцы обороняют побережье крайне плохо, мы уже знали. Видимо, все наличные силы они стянули к ударной группировке. По сообщениям пленных – я это узнал от раненого майора, которого поместили в нашу палату час назад, – в месте прорыва слоеный пирог: где наши взяли немцев в небольшие колечки, где немцы наших – так и воюют, пытаясь уничтожить друг друга.

– Герр генерал? – окликнул Манштейна дежурный офицер, чуть ли не бегом догоняя подходящего к своей машине командующего.

– Слушаю? – останавливаясь и поворачиваясь к дежурному, ответил Манштейн.

– Герр генерал, нашими диверсантами был захвачен в плен командующий русскими войсками генерал Власов!

– Что-о-о?! Немедленно его ко мне!

– Герр генерал, это невозможно. Следуя вашему приказу не брать русских в плен, наши солдаты расстреляли генерала. Так же были расстреляны и диверсанты, одетые в русскую форму госбезопасности.

– Как такое могло произойти? Они не могли опознать себя? Почему диверсанты не назвались?

– Это подразделение было сформировано в основном из русских перебежчиков и лояльных к нам жителей захваченных территорий. Командир у них был обер-лейтенант Пауль Зигфрид, замом лейтенант Штосс. При захвате и прорыве Штосс погиб, Зигфрид был тяжело ранен и не мог ответить, когда их пленили наши. Опознать смогли, только когда случайно обнаружили метку с опознавательным кодом, зашитую под подкладку формы обер-лейтенанта Зигфрида.

– Солдаты что, не могли понять, что он мог дать важные сведения?!

– Герр генерал, ваш приказ, подтвержденный фюрером, гласил уничтожать ВСЕХ русских, даже старших офицеров.

– Шайсе!

За два дня я выступил вживую и перед моряками, и перед разведчиками, получив от последних ценный подарок. «Вальтер» с наплечной кобурой. Подготовил команду и сделал запрос на места в транспортнике, вылетавшем сегодня в Москву. Мне довольно быстро дали разрешение и записали моих парней на восемь часов вечера. Этим же рейсом везли того высокопоставленного военного чиновника, что работал на немцев. Как и думал Никифоров, он был приближенным не только Козлова, но и, пройдя все чистки, стал замом Власова. Никто не мог подумать на этого полковника, главного по военным поставкам и тыловому обеспечению. Слишком хорошо работали все тыловые службы, чтобы заподозрить его.

А Власов, как и в моем мире, оказался у немцев. Правда, слух шел, что раненым и довольно серьезно, но живым. Сегодня ночью, где-то в три часа наши окруженцы пошли на прорыв, но не к своим, а по приказу из штаба фронта в глубь немецких территорий.

Одновременно крупная высадка десанта в районе Феодосии оттянула значительные силы от места прорыва. Кроме того, полнокровная армия сейчас взламывала оборону немцев. Что и говорить, это у нее получалось не очень, опыта не хватало, хотя и провела крупную артиллерийскую подготовку и использовала все наличные силы, даже танки, в том числе и трофейные. И подошла она к окраинам Феодосии в основном благодаря помощи окруженцев и морского десанта, которых уже фактически добили, несмотря на довольно сильное прикрытие флота.

По мнению генерала Толбухина, атаки шли довольно результативно, несмотря на большие потери среди наступающих войск. Думаю, он прав: используя резервы, генерал смог освободить значительную территорию.

В воздухе все шло не так гладко. Звездного налета так и не дождались, так что мой полк использовался по прямому назначению. То есть вылетал наперехват и как охотники. Последнее было результативнее всего. Эскадрилья «Таиров» уже несколько раз пощипала разные танковые колонны, расстреливая их на узких горных дорогах. «Лавочкины» охотились на асов противника. Был случай, когда звено наших истребителей при возвращении повстречалось с немецкими бомбардировщиками. Из двенадцати домой не вернулся ни один. Так что улетали мы в самый разгар боев.

– Вылет через четыре часа? – посмотрев на наручные часы, поинтересовался входивший в гостиничный номер Никифоров.

– Ага, – ответил я, собирая вещи. Хотя какие могут быть на войне вещи, все уместилось в небольшой фанерный чемоданчик.

– Я лечу с вами. Приказ из наркомата, прибыть вместе с вами.

– Что-то случилось?

– Нет, обычные дела.

– Что там на фронте? Власова уже освободили? Я слышал, что окруженцев деблокировали?

– Да. Мы фактически смяли все силы, подготовленные Манштейном к прорыву нашей обороны. Однако полностью уничтожить их не смогли. Помогли наши десантники, которых мы сбросили с транспортников. Они заблокировали дороги завалами и пулеметным огнем. Немцам приходилось или атаковать, сбивая заслоны, – у них это иногда получалось, с большими потерями, правда, но получалось – или бросать технику и уходить в горы, тогда нам доставались богатые трофеи.

– А Власов?

– Хм, Власов. Пока разбираются, но, похоже, слух, что он попал в плен – правда.

– А в действительности? Не может быть, что ты не знаешь.

– Да знаю. Честно говоря, презабавная ситуация у немцев получилась.

Застегнув ремни на чемодане, я вопросительно приподнял бровь, чтобы особист продолжал. Мне действительно было интересно.

– У немцев приказ наших в плен не брать… Это, кстати, из-за твоих откровений. Так вот, наши об этом довольно быстро узнали, поэтому такие потери – бились до конца. Так и получилось с Власовым. Он был на КП дивизии, которую инспектировал, когда подъехали три грузовика с броневиком. В них были бойцы НКВД под командованием майора с бумагами от самого комиссара Мехлиса, приказ вывезти командующего. Не знаю, как их раскусил генерал, но по словам уцелевших очевидцев, он крикнул, что это враги, и успел дважды выстрелить в ближайшего диверсанта. К сожалению, он оказался прав, это были именно они. Комендантская рота была быстро подавлена, она и так была сильно потрепана, а пока командир диверсантов махал бумагами, его бойцы успели рассредоточиться. В общем, если бы не броневик, нападение бы отбили, но… Бэшку в конце концов подбили, бросили связку гранат под задние колеса, только вот генерала успели увезти.

– С ним были какие-нибудь документы?

– Нет, кроме удостоверения личности, ничего.

– Что дальше было?

– А, вот и начинается самое интересное. Прорваться-то они прорвались, даже через наши боевые порядки спокойно проехали. А что им? Бумаги на высоте были. Они имели наглость даже предъявить генерала: мол, вот, спасаем. Только вот не учли одного факта… Нет, я неправильно выразился. Они про него просто НЕ ЗНАЛИ. Не знали того приказа Манштейна… или Гитлера, там споры идут, кто его в действительности отдал.

– То есть подождите… они что? Попались своим на прицел, и те их?.. Да быть не может!

– Может-может! – засмеялся особист. – Генерала, конечно, жаль, но это лучший выход, чем попасть в плен. Однако он молодец, отстреливался до последнего, пока у него пистолет не выбили.

– Это да, – вздохнул я, вспомнив «своего» Власова, – не томи, что там дальше было?

– Меня всегда поражал немецкий порядок. Есть приказ – надо выполнять. Правда, тут есть своя правда. Они расстреляли машины с расстояния, не обращая внимания на белые флаги, которыми махали диверсанты. Ну не знали они про этот приказ Гитлера!

– Понятно. Расстреляли, а когда добивать пошли, там и обнаружили, что облажались и уничтожили своих, – задумчиво продолжил я.

– Так и было, тот обер-ефрейтор, что мародерничал, нам и попался в плен. Это именно он нашел опознавательный код, по которому и установили номер и место службы этого подразделения. Дальше уже составить картину, как все происходило, труда не составило. Тем более пленных мы взяли уже более двадцати тысяч, есть кого спрашивать.

Этой цифрой Никифоров шокировал меня. Видимо, именно этой реакции и ожидал он, так как с удовольствием наблюдал за моей мимикой.

– Двадцать тысяч?! За одни сутки?! Да быть не может!

– Ну восемнадцать, это я округлил. Но факт остается фактом. Есть еще два очага окружения, которые пока держатся, так что в скором времени, думаю, пленных прибавится.

– А Манштейн не отобьет их?

– Отобьет?! Да они уже у нас глубоко в тылу! Мы в прорыв все силы ввели. Хрена ему. Тут как за оставшиеся земли уцепиться, думать надо, а ты говоришь, помощь…

На этом его прервал стук в дверь. Я знал, кто там, так что громко крикнул:

– Открыто!

В комнату вошел Степка Микоян с фуражкой набекрень.

– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности! Разрешите обратиться к товарищу майору?

– Обращайся, – отмахнулся Никифоров.

– Товарищ майор, парни внизу, машина ждет. И это… там девушки… опять.

– Да? Ладно, сейчас иду. А девушкам передай, что у меня только пять минут на них есть.

Вот даже фанатки объявились. Теперь караулят под дверьми. Вчера больше двадцати открыток с моим фото подписал, интересно, что им сейчас-то нужно?

– Хорошо. Разрешите идти?

– Свободен!

– О как! Тебя, я смотрю, уже девушки поджидают. А я еще удивлялся, что это они там кучкуются?

– Да это местные связистки. Тут школа радистов неподалеку открылась, вот они и бегают, – хмыкнул я и, подхватив чемодан, отправился вниз.

Никифоров сразу же, как вышел из фойе гостиницы, сел в свою машину и уехал, пообещав быть на аэродроме вовремя, я же остановился у входа, меня окружила толпа девушек. И каких там только не было! И рыжие, и блондинки, и шатенки, и жгучие брюнетки…

– А мне подпишете? – С наигранным смущением на меня смотрела красивая блондинка.

«Влип!» – Эта мысль беспрестанно крутилась в голове, пока я, застыв как столб, смотрел на собственную прабабушку, в глазах которой горело торжество: она по-своему поняла мой столбняк.

– Ух ты! Если вас еще и Екатериной зовут, то я впечатлен, – широко улыбнувшись, выдал я и тряхнул головой, сбрасывая оцепенение.

«Блин! Можно было догадаться, что она тут! Если ее корпус уцелел в киевской бойне, которая тут, впрочем, не произошла, и прошел ленинградские бои, то вполне мог передислоцироваться сюда. Никифоров же говорил, что несколько свободных частей, что стояли в резерве под Ленинградом, перебрасывают к нам. Короче, лопух, прощелкал».

– Нет, вы ошиблись, меня зовут Степанида.

– Очень приятно. Знаете, я поражен. Ваше сходство с одной моей знакомой просто изумительное! Извините, если удивил вас своим поведением, но я действительно думал, что вы Екатерина. Подписать Степаниде?

Остальные девушки, как, впрочем, и мои парни, активно грели уши, разглядывая нас.

– Да, если можно – с наилучшими пожеланиями.

– Хорошо, – ответил я и быстрыми росчерками стал писать на обороте, изредка бросая взгляды на девушку. – Вы в подразделении связи служите? В какой части, если не секрет?

– Пока инструктором в радиошколе, потом будут переводить в часть.

– В какую?

– Еще не знаю.

– Понятно. Вот, держите. Как просили. Знаете? Не будет ли наглостью с моей стороны попросить вас проводить меня до машины? Есть у меня пара вопросов.

– Хорошо, – кивнула она, после чего, бросив быстрый взгляд на своих подруг, чтобы проверить произведенное впечатление, гордо задрала подбородок и последовала за мной.

Пока парни укладывали мои вещи в багажник старого «форда-пикапа», мы отошли несколько в сторону и остановились в тени гостиницы. Весна, но уже пекло прилично, вон девушки в гимнастерках бегают.

– Вы хотели о чем-то поговорить? – первой задала вопрос Степанида, видя, что я стою в задумчивости.

– Что? Ах да. Тут скорее просьба, чем вопрос. Знаете, у меня есть друг, его зовут Алексеем. Он тоже летчик, сейчас в госпитале. Пару недель назад он в одном бою, прикрывая «Илы», сбил два «мессера» и не дал им сорвать штурмовку. К сожалению, Алексей был ранен и довольно серьезно, но организм молодой, выкарабкается. За этот бой его представили к правительственной награде. Вот я и хотел вас попросить навестить его несколько раз. Родных тут у него нет, а такая красивая девушка, как вы, точно произведете нужное впечатление. Для выздоровления это – ой, как полезно!

«Ранен он хоть и серьезно, но не настолько. Конечно, мир изменился, течение времени идет уже по-другому. Эффект бабочки во всей его красе. Но то, что я в параллельном мире, уже подтвержденный факт. Мелкие нестыковки в истории, да и я не пропал, а ведь по идее должен был. Бабка не попала в плен в Киевском котле, не было лагеря, офицерского борделя, побега, партизанского отряда, где она должна была встретиться с прадедом Алексеем. Да и он тоже попал на фронт не в конце сорок второго, это произошло раньше. Он получил другую боевую подготовку, и как повернется их судьба, я не знаю. Война, там может случиться всякое, могут встретиться, могут и пройти мимо друг друга. Так почему бы не подтолкнуть их? Лично мне их судьба небезразлична. Родные люди все-таки, хоть и из параллельного мира».

– Он серьезно ранен? – Вопрос был странен, я уже сказал об этом, но тут до меня дошло.

– Через месяц, по словам врачей, он вернется в часть и продолжит бить врагов. Он не инвалид.

Прабабка задумалась, я же не сводил с нее взгляда, старательно запоминая. Последний раз бабку Степу я видел морщинистой старушкой, возрастом за девяносто лет, разница просто поражала. Однако даже в таком состоянии я ее узнал.

«Ага! Столько раз альбомы с фотографиями листал, сидя на ее коленях! Маленький был, а все помню».

Там была старая выцветшая фотография, где бабушка с дедушкой стояли на фоне высоких сосен в военной форме и строго, без улыбки смотрели в объектив. Дед в форме летчика, в реглане с кобурой пистолета на боку и немецким автоматом на груди. На обороте было: «Осень сорок третьего, партизанский лагерь». Бабка тогда говорила, что его вынесли из землянки, где лежали раненые, нарядили в форму и сфотографировали. На фото не было видно, что он стоял на одной ноге, слегка облокотившись о будущую жену, это бабушка потом рассказала правнуку, то есть мне.

– Хорошо. У меня есть выходные дни, навещу, – наконец определилась она.

– Спасибо. Я буду вам благодарен.

– Товарищ майор, пора, – негромко окликнул меня Степан.

Мельком глянув на часы, я галантно поцеловал молодую руку своей возможной бабушке и, отдав честь, направился к машине.

Но тут меня остановил вопрос:

– На кого я похожа?

Не оборачиваясь, ответил:

– На мою сестру.

Как только мы отъехали, неугомонный Микоян поинтересовался:

– Товарищ майор, вы ее знаете?

– Нет. Она напомнила одну мою хорошую знакомую. Обознался, бывает.

– А куда вы ее направили?

Я захохотал:

– К Лешке Суворову! Девка в меня явно влюбилась, пусть в двойника лучше влюбляется. Сама она не в моем вкусе.

Парни засмеялись. Шутка им понравилась, и они начали строить предположения, какое лицо будет у девушки, когда увидит раненого, к которому пришла.

На аэродром мы прибыли на час раньше, как и просили в штабе, поэтому, разгрузившись и отпустив машину обратно в полк, сели на чемоданы в тени кривой березы и стали с интересом осматриваться, разговаривая. Болтали, естественно, о небе, в частности о моем бое с немцами. Один из летчиков, младший лейтенант Морозов из эскадрильи Покрышкина, обломанной веточкой чертил схему, я изредка поправлял его, но в принципе парень рисовал верно. Он мысленно видел рисунок боя, поэтому особых ошибок не делал.

– О, еще одна машина! Вроде наша… точно, наша полуторка, из хозчасти, – прищурившись, воскликнул второй летчик, старшина Хлебников.

– Забыли что-то? – удивился ведомый.

– Похоже, что нет, – хмыкнул я, разглядев в кузове покачивающиеся летные фуражки. Кто бы там ни ехал, он был одет в такую же парадку, что и мы.

В машине сидели еще два летчика из нашего полка, Седой выделил в инструкторы. Оказалось, полк отвели от линии фронта. Причина проста, закончился моторесурс. Новые моторы ожидались только через неделю, вот двух свободных летчиков и отправили вслед за нами. И хотя полк отвели, восемь «Лавочкиных» продолжали охоту – их собрали по всем звеньям, это были те машины, что прибыли недавно взамен сбитых.

– Почему отвели? Не может быть, чтобы просто так? – подозрительно глянув на прибывших, поинтересовался я.

Вздохнув, капитан Евстигнеев объяснил:

– Быков чудом не разбился, на взлете заклинило мотор, рухнул на скалы. В госпиталь увезли в тяжелом состоянии. Комполка позвонил в штаб армии и устроил им там бучу, говорят, до самого командарма дошел. Вот нас и отвели. Там тоже не дураки, понимают, чем это все может кончиться.

– Я уже два дня твержу, что полк нужно отвести на пополнение и переформирование! Еще когда у тебя мотор заклинило в бою, это стало ясно.

– Теперь отвели.

– В разгар боев?! Мы там нужны, а теперь сидим прикованные к земле.

– Ха, уже не нужны. Сломали мы хребет немецким асам, – засмеялся вдруг Евстигнеев.

– Не понял!

Остальные летчики подтянулись к нам, им тоже было интересно.

– Мы так и не дождались «звездного налета» и решили сами его устроить. В общем, двести бомбардировщиков и штурмовиков разнесли оба аэродрома, где базировались основные силы фашистской авиации.

– Круто! – покачал я головой в восхищении. – Потери большие?

Евстигнеев молча кивнул.

– Из первой волны почти половина не вернулась, зенитки у них били просто атас, – ответил за капитана его спутник, лейтенант Аверьянов. Причем использовал одно из моих любимых словечек.

Я давно стал замечать, что летчики все чаще и чаще стали использовать выражения, услышанные от меня.

– Какой же это успех?! Это катастрофа, чего бы там они ни разбомбили! Половина не вернулась?! Да на фиг такой успех!

– Да нет, значительная часть дотянули до своей территории, и экипажи спаслись. Но все-таки в технике потери очень большие, а сейчас – сам знаешь.

– Блин, Вов, сам знаешь, сейчас потери мерятся не в технике, а в людях. Новая концепция в авиационных войсках.

– Да знаю, не привык еще.

– Ладно, разнесли – это, конечно, хорошо, но об аэродромах подскока забывать не стоит, так что кровь мы им хоть и пустили, но силы у них еще есть.

– Это да, – согласился Евстигнеев.

Около транспортника засуетились техники, что означало предполетную подготовку.

– Кажись, едут, – указав подбородком на приближающиеся машины, сказал Степка.

Вдали действительно показались несколько машин, в одной легко опознавалась «эмка» Никифорова. В грузовике, похоже, везли того предателя, что работал на немцев.

– Сто процентов потребуют сдать оружие. Побоятся, что мы шлепнем этого упыренка, – негромко сказал я, разглядывая остановившийся у самолета «ЗиС».

– Угу, – согласился со мной капитан.

– Пошли, грузиться пора.

Подхватив вещи, мы направились к самолету.

Перелет прошел нормально, как только оторвались от земли, я сразу же завалился на мешки с почтой и, накрывшись шинелью, закемарил, изредка просыпаясь, когда самолет трясло или он проваливался в воздушные ямы.

Две посадки для дозаправки, и мы в небе над Москвой. Попутчика-предателя высадили на первом же промежуточном аэродроме, его направляли в контрразведку Крымского фронта. Вряд ли мы о нем ещё услышим, да и хрен с ним. Не пристрелили, и ладно. Я, кстати, не ошибся – оружие вежливо попросили сдать. Парни расстегнули кобуры только после моего разрешающего кивка. Молодцы, службу знают.

– Заходим. Жаль, Кремль не видно, темно, – вздохнул Евстигнеев, не отрываясь от иллюминатора, он пытался рассмотреть окраины столицы. В Москве, несмотря на полуторамесячную подготовку в Центре, капитан так ни разу и не был, однако из-за приказа о затемнении ничего особого не увидел.

– Фигня вопрос. Мы тут на двадцать дней, так что все посмотреть успеем. Мне тоже интересно. Кстати, товарищи командиры, тут не Крым, так что одеваемся.

С самолетом нам повезло. Он оказался представительского класса – это означало, что в нем не дуло, было тепло и наличествовали отличные сиденья, а не лавки, как в обычных транспортниках. То есть это был не транспортник, как я думал сначала, а пассажирский, с несколькими снятыми креслами, чтобы было возможно возить почту. Может, «Аэрофлот» грабанули?

Парни все время полета или проспали, или играли в домино в одних гимнастерках. Никифоров, как и я, продрых. Просыпался только раз – рявкнул на штурмана, когда тот на пару часов засел с парнями забивать козла. Особисту не понравилось такое пренебрежение служебными обязанностями, а так никаких проблем не было.

– Вон наша машина. Товарищ майор госбезопасности, вы с нами? – поинтересовался я у Никифорова. Мы были не одни, так что обращался я к нему, как положено уставом.

– Нет, мне уже забронировали номер в служебной гостинице. Ты у себя остановишься?

– Конечно. Я уже дозвонился до Глафиры Ивановны, повезло, она как раз у меня была, пыль протирала. Так что все готово. Может, ко мне?

– Нет, сам знаешь, у меня дел много.

– Понятно. Ну тогда до завтра.

Парни уже погрузились в ожидавший нас неновый автобус, так что, застегнув верхнюю пуговицу шинели, хрустя снегом, я последовал за ними.

Поехать решил вместе со всеми в Центр по довольно простой причине: надеялся выпросить машину на все двадцать дней отпуска. Это остальных ждала на базе преподавательская деятельность, а мои наезды будут эпизодические – так, друзей навестить и пару лекций прочитать. Вот только беда в том, что весь мой отдых был фактически расписан. Исполнение нескольких песен для радио – парни из группы уже заучили десяток мелодий по нотам, что я им дал, так что оставалась только запись. Но это тоже не на один день, нужно спеться, все сделать без ошибок… В общем, много чего. Также отдел пропаганды тоже наложил руки на пару дней из моего отпуска…

Несмотря на довольно теплые весенние дни, снег и не думал таять. Да, он был рыхлым, автобус шел с пробуксовкой, однако на обочинах в свете тусклых фар мелькали высокие – по окна – наносы.

В Центр мы прибыли через час. В принципе можно было бы сразу сесть на его ВПП, однако из-за почты и особиста пришлось садиться на стационарном.

Иволгин сам встретил нас у входа в административное здание. Не спал. Пока парни оформлялись в казарме, он повел меня к себе в кабинет.

– Рассказывай, – приказал генерал, с удобством устраиваясь в кресле.

Я ждал этого разговора, поэтому подготовился.

– Тут все, – ответил, доставая толстую папку. – Тут вся подробная аналитика наших действий за два месяца.

– Я распорядился, комнату приготовили, переночуешь у нас.

– А машина, товарищ генерал?

– Будет-будет. Тот же «опель» получишь.

– Хорошо. Какие вопросы будут?

– Сейчас все соберутся, и начнем. Успеешь отоспаться.

Несмотря на позднее – два часа ночи – время, собрались почти все инструкторы и командиры Центра. Кабинет у генерала был не очень большой, но все-таки места хватило…

Зевая, я одной рукой управлял тихо ехавшей машиной, другой тер глаза, пытаясь сбросить сонливость. Шесть часов пыток у Иволгина, после чего сразу за руль: ночевать в казарме не хотелось. Дома все же лучше.

Подъехав к первому КПП, предъявил документы, показал в открытое окно свое лицо и через пару минут продолжил движение. Потом ещё несколько таких проверок и наконец Москва. Покружив по городу и добравшись до дома, припарковал машину у почищенной обочины и, подхватив вещи, направился в свой подъезд, из которого в это время выходил немолодой мужчина в строгом черном пальто.

– Майор! Вы перчатку уронили, – окликнул он меня.

– Спасибо, – поблагодарил я его.

– Майор, мы нигде не встречались?.. Извините, сразу не узнал. Мне жена говорила, что вы в нашем доме получили квартиру, однако я запамятовал. Разрешите представиться, Дмитриев. Игорь Фёдорович.

– Вячеслав Суворов, приятно познакомиться. – Дмитриев… М-м-м… Дмитриев, что-то знакомое. – А это не вы проектируете зенитную спарку из двадцатимиллиметровых автоматических пушек?

– Вы знаете, над чем я работаю?! – изумился незнакомец.

– Все, что способно приземлить меня, очень интересует, – хмыкнул я.

«Особенно хорошо я изучил вашу работу. Нам попался в болоте, где раньше было русло реки, почти целый бронекатер, потопленный в сорок третьем. И у него на корме была зенитная спарка Дмитриева. В массовый выпуск они не пошли, но несколько опытных образцов было отправлено в войска. Вот наши музейщики радовались! Мало того что катер фактически целый, так еще и зенитка, экземпляров которой больше не было».