Текст книги "Пельмени по протоколу"

Автор книги: Владимир Шумейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Теперь в правительстве сразу два первых вице-премьера. Гайдар первый и вы – первый. Как же вы будете работать? Кто из вас главный?

– Так и будем, – ответил я, – Гайдар первый-первый, а я первый-второй. А главный у нас Президент!

Импичмент

Особое место в нашей новейшей истории занимает IX (внеочередной) съезд народных депутатов Российской Федерации. В его кулуарах то и дело звучало тогда еще новое в российском парламентаризме слово "импичмент". (Нет бы просто сказать, по-русски – отставка.) Начиная с декабря 1992 года, когда съезд перешел к открытой борьбе за власть, а Президент выступил с обращением к народу, где назвал парламент "реакционной силой", дальнейшее сотрудничество законодательной и исполнительной ветвей власти было уже невозможно. Многое зависело от того, какую сторону займет третья ветвь судебная. Этот вопрос разрешился в марте 1993 года указом Президента, который ввел режим "особого управления". Если госсекретарь Ю. Скоков, министр юстиции Н. Федоров, Генеральный прокурор В. Степанков просто ушли, не согласившись с этим решением, из ближайшего окружения и лагеря сторонников Б.Н. Ельцина, то председатель Конституционного суда В. Зорькин, объединившись с Хасбулатовым и Руцким, стал самозабвенно бороться за пресловутый импичмент. Как будто он мог как-то помочь в разрешении стоявших перед Россией проблем! Ничего, кроме реальной угрозы гражданской войны с отставкой президента, мы бы не имели. Но именно из-за возможности импичмента открывшийся 26 марта 1993 года IX съезд стал кульминацией политического противостояния в Российской Федерации. Средства массовой информации тогда разделились во мнениях. Одни говорили, что "этот съезд будет последним", другие, наоборот, пророчили перевыборы президента. По залу во время заседаний ходили разные записочки, к примеру такие:

И вот в последних числах марта

Коммунистическую карту

Спешат Советы разыграть,

Чтоб повернуть Россию вспять.

Объединившись, съезд и суд

Демократов тут е..т,

Но не сделать им б..дей

Из порядочных людей!

Поздно вечером состоялось решающее голосование. Мы, члены правительства, все находились в зале и с нетерпением ожидали результатов. Наконец их объявили. Импичмент не состоялся! Не хватило несколько десятков голосов. Победа? Нет, это не было победой. Это было лишь подтверждением того, что уже проделанный и еще предстоявший тяжелейший труд по реформированию России не напрасен.

Как бы точку поставила в вопросе по импичменту записка, которую отдали мне знакомые "девчонки" – милые сотрудницы аппарата Верховного Совета, доставляющие записки из зала в президиум.

Импичмент красный.

Пусть его сосут

Совет Верховный,

Съезд и Суд!

Наверное, цвет у импичмента действительно красный, иначе зачем бы через шесть лет теперь уже думская фракция КПРФ достала из сундука это "знамя" как символ борьбы с Президентом? Правда, как достали, так и положили, но хоть помахали всласть.

Шесть подписей

Девятый съезд не решил вопрос "о власти", не найдя силы свергнуть Президента, но неотвратимо поставил хорошо известный в истории вопрос о двоевластии. В соответствии с действовавшей тогда Конституцией съезду и Верховному Совету "по вертикали" починялись все Советы, вплоть до районного и поселкового. Мало того, была принята поправка к Конституции: теперь съезд мог принять к своему рассмотрению "любой вопрос в ведении Российской Федерации". С другой стороны, в стране действовала президентская вертикаль власти, объединявшая исполнительные, правоохранительные и силовые органы. Миром это противостояние властей кончиться не могло. Должна была остаться только одна из них. Трагическая развязка этого противостояния наступила в первых числах октября 1993 года, когда пролилась кровь безвинных людей, совершенно не связанных с властью. А тогда, в апреле, советская власть во главе с Хасбулатовым и (так и хочется сказать: примкнувшим к нему) Руцким от политических методов борьбы перешла к уголовно-политическим с организацией шумных процессов. Но если в приснопамятные времена "врагов народа" обвиняли в шпионаже и космополитизме, то в наше время самым "актуальным" является обвинение в коррупции. Правда, организаторы тогдашней "борьбы с коррупцией" забыли, что трагедии в истории повторяются, как правило, в виде фарса, да и они вдвоем, хотя один с усами, а другой кавказец, по масштабам личности мало смахивают на Сталина. Одним из главных героев "компромата", вываленного Руцким из знаменитых "одиннадцати чемоданов", стал я. Желающие разгребать этот "чемоданный скарб" нашлись. Очень "красиво", с явными карьерными устремлениями, поступил тогдашний зам. Генерального прокурора Н. Макаров. Наплевав на законность, презумпцию невиновности и прочую "конституционную чепуху", он выступил перед депутатами Верховного Совета с обвинительной речью и обратился к Президенту с просьбой отстранить меня от должности. Незавидная роль досталась в этом деле и тогдашнему Генеральному прокурору Валентину Степанкову, который был не только прокурором, но и народным депутатом, членом Верховного Совета. Когда я позвонил ему и напрямую спросил, что происходит, он ответил:

– А что я могу сделать, когда то Руцкой, то Хасбулатов по два раза на день спрашивают, когда, наконец, я посажу Шумейко. Между прочим, грозят мне всякими карами.

Этот его ответ соответствовал напряженности политической борьбы. Или ты с Ельциным, или с Хасбулатовым. Третьего не дано! После состоявшегося по моей просьбе обстоятельного разговора с Президентом Борис Николаевич подписал распоряжение: до выяснения всех обстоятельств с Генпрокуратурой я временно был отстранен от должности первого заместителя Председателя Правительства России.

Началось мое каждодневное общение с прокуратурой по "выяснению обстоятельств". Очень трудно доказать свою невиновность, если "надзирающие за законностью" имеют установку – посадить. Слава Богу, судьба послала мне на помощь блестящего юриста, "профессионально нахального" адвоката и честного, порядочного человека Бориса Аврамовича Кузнецова, которому я пожизненно благодарен. С его помощью через двадцать один день "за неимением состава" по официальному письму Генерального прокурора Степанкова с 22 сентября 1993 года я был восстановлен в прежней должности.

Но я забежал вперед. Рассказать-то я хочу об одном маленьком, но занятном и поучительном эпизоде. В один из тех дней помощник Генерального прокурора А. Яковлев выложил передо мной вынутые из одного из "чемоданов Руцкого" шесть гарантийных писем Правительства РФ, по которым в распоряжение отдельным юридическим лицам, в том числе и иностранным, отдавалось где 200, где 300 млн долларов. Под всеми этими письмами стояла моя подпись.

– Ваша подпись? – спросил Яковлев.

– Моя, но я таких писем не подписывал.

– Как же это может быть? Подпись ваша, а вы не подписывали?

– Не знаю. Это ваше дело разобраться.

– Вот мы и разбираемся. Еще раз внимательно посмотрите, может быть, все-таки подпись поддельная?

– Нет, не поддельная, я свою подпись хорошо знаю. – И тут я, глядя сразу на все шесть писем, заметил одну странность. – Смотрите, все шесть подписей одинаковые. Вот, везде одна и та же завитушка. А человек физически не может шесть раз, тем более в разное время (на письмах стояли даты), подписаться совершенно одинаково!

– Ну и нервы у вас, Владимир Филиппович. Я впервые вижу здесь, в своем кабинете, такого спокойного человека.

– Нервы у меня и впрямь крепкие, но они здесь ни при чем. Просто я знаю, что невиновен, и потому спокоен.

– Да, вы действительно здесь невиновны. Эти подписи не настоящие, но с абсолютной точностью переведены с вашей на специальной установке при помощи лазерного луча. Мы это уже выяснили.

– Вот дураки! – говорю я. – Надо было им достать шесть разных моих подписей. Вот тогда бы я у вас не выкрутился.

– Да нет, – честно ответил Яковлев, – есть очень простая экспертиза. Подпись, сделанная чернильной и даже шариковой ручкой, размазывается, если потереть влажным пальцем, а лазерную смазать невозможно.

Запомните на всякий случай эту экспертизу, господа политики и бизнесмены! И не доверяйте деловым письмам, напрочь заделанным в прозрачный пластик – это чтобы палец не послюнили и не потерли.

Глава 3

Верховный Совет

Верховный Совет РСФСР – младший брат съезда народных депутатов состоял из двух палат: Совета Республики и Совета национальностей. Это был вначале парламент романтиков, которые искренне думали, что достаточно принять хороший закон – и жизнь в России немедленно изменится к лучшему. Но шло время, романтизм улетучивался, члены Верховного Совета становились все более профессиональными парламентариями, хотя им было еще далеко до нынешних думцев. Но тогда Верховный Совет еще не достиг сегодняшнего уровня "профессионализма", когда продаются и покупаются и голоса, и законы, и депутатские запросы.

Взрывник

На своем первом заседании в июне 1990 года Верховный Совет должен был по предложению Б.Н. Ельцина избрать Председателя Совета Министров РСФСР. Еще во время заседания съезда, сразу после выборов Ельцина Председателем Верховного Совета, мы, группа депутатов – директоров крупных промышленных предприятий, – повстречались с Борисом Николаевичем именно по вопросу выдвижения кандидатур на пост премьера. Ельцин сообщил, что предложит Верховному Совету на выбор троих: М. А. Бочарова, И. С. Силаева и Ю. А. Рыжова. Меня, как и многих других директоров, устраивала кандидатура известного нам зампреда Совмина СССР Ивана Степановича Силаева, хотя мы уже хорошо знали по депутатской деятельности и Михаила Бочарова, президента концерна "Бутэк", и Юрия Алексеевича Рыжова, впоследствии посла России во Франции. Записавшись заранее на выступление, вечером накануне я засел за подготовку к нему. Это было моим первым выступлением на заседании Верховного Совета. Я собирался агитировать за Силаева. Взял несколько листков бумаги и стал писать тезисы. У каждого своя манера. Зная, что по регламенту дадут только три минуты, все-таки решил начать с анекдота.

В одном провинциальном городке приезжий, зайдя в мясной магазин и глянув на прилавки, спрашивает у местного жителя:

– А как у вас скот забивают?

– Взрывают!

– Не может быть!

– Что не может? Ты посмотри на прилавки. Не видишь, что ли, одни только уши и копыта лежат!

Далее я хотел сказать, что нам в экономике взрывник не нужен, а, скорее, нужен хирург, который знает и болезнь, и больного (нашу расстроенную экономику), может правильно и почти безболезненно одно вырезать, другое подшить, и что таким хирургом в экономике может быть, на мой взгляд, только Иван Степанович, которого я знаю по совместной работе по созданию и развитию Межотраслевого государственного объединения "Кванттэмп" и т.д. и т.п. В принципе, конечно, детский лепет, но я был доволен написанным. Лег спать. На следующий день в десять утра началось заседание Верховного Совета. После того как Председатель Верховного Совета Б.Н. Ельцин вынес на обсуждение три заранее оговоренные кандидатуры на пост премьера, сотрудницы аппарата Верховного Совета стали раздавать депутатам "объективки" на каждого кандидата. Я начал читать анкету Бочарова и – шок! Его первая специальность – взрывник! Бочаров сидел прямо передо мной. Я слегка похлопал его по плечу, он обернулся.

– У тебя как с юмором, Михаил Александрович?

– Прекрасно, – без запинки ответил кандидат в премьер-министры.

– Тогда на, почитай, что я сейчас буду говорить, – и протянул ему листки с тезисами. Он быстро пробежал глазами текст и, резко повернувшись, бледнея, сказал:

– Ты что, с ума сошел?! Если ты это скажешь!.. Это же политическая смерть.

– Ладно, ладно не буду. Скажу по-другому.

Когда председательствующий предоставил мне слово, я вышел к микрофону и без всякого анекдота занудил, как все, что я знаю Ивана Степановича по совместной работе, что наша экономика находится в кризисе и что я всех призываю за него проголосовать.

Федерализм – это любовь

Начать свое выступление с анекдота я смог значительно позже, через несколько лет, будучи Председателем Совета Федерации. Открывая всероссийское совещание по проблемам федерализма, желая придать обсуждению острый характер, я начал так.

На урок в пятый класс приходит учительница и говорит:

– Дети, сегодня мы с вами начинаем изучать новый предмет – сексологию. Однако мы не будем говорить о любви мужчины к женщине и женщины к мужчине. Это естественно, и это вы узнаете и без школьного курса. Но мы не будем касаться и вопросов любви мужчины к мужчине и женщины к женщине, так как это противоестественно и в школьный курс не входит. Мы займемся с вами самым трудным, самым невероятным и самым непостижимым видом любви. Это любовь регионов к центру и центра к регионам!

Тон был задан. Совещание прошло остро и по-деловому. Теперь, читая авторский курс "Экономические основы российского федерализма", я часто рассказываю этот анекдот своим слушателям в Академии пограничной службы и в Юридическом институте МВД.

Есть кому сходить у Иван Степаныча!

На одном из первых заседаний Верховного Совета обсуждался доклад первого Председателя Совета Министров суверенной России Ивана Степановича Силаева. Вел заседание Борис Николаевич Ельцин. Один за другим выходя на трибуну, депутаты резко критиковали действия правительства, предлагали свои варианты решения наболевших проблем. Кроме членов Верховного Совета, было много депутатов съезда и приглашенных. Зал был полон.

После очередного выступления Ельцин, обращаясь к сидящему в первом ряду Силаеву, сказал:

– Иван Степанович, вам все-таки придется выступить с заключительным словом и доложить депутатам конкретные цифры.

– Хорошо, Борис Николаевич, – ответил Силаев.

Через некоторое время, когда начал говорить очередной выступающий, Иван Степанович вдруг поднялся с места и пошел по проходу к боковому выходу из зала.

– Куда это вы направились, Иван Степанович?! – громко, с присущей ему бесцеремонностью спросил Ельцин.

– Вы же сами сказали, что мне надо будет выступить с конкретными цифрами. Пойду возьму необходимые бумаги. (Тогда еще и Верховный Совет, и Совет Министров умещались в одном здании на Краснопресненской набережной.)

– Неужели у премьера правительства Российского государства некому сходить за бумагами?! – опять вслух удивился Борис Николаевич.

Иван Степанович секунду потоптался, вернулся и сел на место. В зале наступила звенящая выжидающая тишина. И вот во втором ряду поднялась с места молодая женщина, заведующая секретариатом Предсовмина. В полной тишине она, цокая каблучками, медленно понесла по проходу свою высокую, стройную фигуру, покачивая обтянутыми узкой юбкой бедрами. И когда она была уже у самой двери, одновременно в двух разных концах зала в унисон, как бы в ответ на вопрос, заданный Ельциным, завистливо прозвучала одна и та же фраза:

– Да, есть кому сходить у Иван Степаныча!

Стенографистка записала: "оживление в зале". Заседание продолжалось.

Ответственный за революцию

В соответствии с регламентом работы Верховного Совета назначение на должность и освобождение от должности членов правительства утверждалось его решением после обязательного рассмотрения и представления кандидатуры "профильным" комитетом. Таким профильным для "экономического блока" правительства был наш – Комитет Верховного Совета РСФСР по вопросам экономической реформы и собственности. Именно по нашей рекомендации Григорий Явлинский был назначен заместителем Председателя Совета Министров РСФСР по вопросам экономической реформы. Вскоре Верховный Совет утвердил его знаменитую экономическую программу "500 дней". В этой книге не место обсуждать экономические, политические и социальные достоинства и недостатки этой программы. Скажу только, что в то время очень многие люди, и депутаты в том числе, не только надеялись, но и искренне верили в возможность немедленного улучшения экономики за счет принятия тех или иных программ. Явлинский истратил много времени и сил, чтобы "протолкнуть" программу через союзное руководство, но, не добившись положительного резуль-тата, подал в отставку.

На заседании нашего комитета, обсуждавшем отставку Явлинского, я задал ему вопрос:

– Григорий Алексеевич, вы хотите сложить с себя полномочия из-за того, что не принята ваша экономическая программа. Но вы же не являетесь заместителем председателя правительства по программе. Вы же заместитель по реформе, а реформу можно делать по одной, по другой, по третьей программе и вообще без всякой программы. Почему же вы уходите?

– Владимир Филиппович, мне очень понятен ваш вопрос, и я постараюсь ответить так, чтобы и вы, и все присутствующие меня правильно поняли. Представьте себе, что Ленин назначен в правительстве Керенского ответственным за социалистическую революцию. И только один он за нее и отвечает, а остальным, мягко говоря, на нее наплевать. Идет время, а революции все нет, и все спрашивают: "Владимир Ильич, а где же революция? Почему вы нам ее не совершили?" Так вот я не хочу оказаться в роли Ленина в правительстве Керенского.

Аналогии и иносказания все поняли. Григорий Явлинский получил согласие Верховного Совета на свою отставку.

Распоряжение № 2

Осенью 1991 года съезд избрал меня заместителем Председателя Верховного Совета по вопросам экономической реформы. Новых дел навалилось сразу очень много. Но главное, появилось несметное количество "ходоков" с жалобами и с просьбами помочь в открытии и становлении новых организационно-правовых форм предприятий, новых форм собственности. В один из дней зашли ко мне в кабинет два широко известных теперь "ходока" Виктор Черномырдин и Рэм Вяхирев.

Они давно "пробивали" постановление о преобразовании государственного концерна "Газпром" в акционерное общество.

– А чего вы ко мне пришли? – спросил я, выслушав их историю. – Я ведь не зампред правительства, а зампред Верховного Совета и занимаюсь законодательством.

– Потому и пришли, что закон РСФСР "О предприятиях и предпринимательской деятельности" уже есть, а рыночное предприятие создать не можем, – ответил Рэм Иванович. – В правительстве вообще никто не хочет брать на себя ответственность, а о вас мы знаем как о человеке решительном, умеющем брать ответственность на себя.

– Ходим, только время теряем, – добавил председатель правления концерна Черномырдин, – того понять не могут, что мы в рынке уже с 1989 года работаем.

Не буду долго рассказывать, но уже через пару дней вышло в свет Распоряжение № 2 заместителя Председателя Верховного Совета, в котором говорилось: "...образовать в составе Российской Советской Социалистической Республики... акционерное общество "Газпром"". Еще через пару дней позвонил Сергей Шахрай, в то время руководитель правового управления при Президенте, и в резких тонах стал мне выговаривать, что я "вмешался" и "превысил". И что если каждый из четырех заместителей Председателя Верховного Совета начнет создавать из естественных монополий акционерные общества, то наступит "полная анархия", и что он доложит о моем самоуправстве Президенту. Что тут скажешь? Прав был Шахрай. Я действительно нарушил принцип "разделения властей" и поступил по привычному принципу генерального директора – решать сразу или вообще не решать. Это совершенно необходимое для любого руководителя качество даже на производстве часто оборачивается против того, кто решает, а уж на "самом верху" – и подавно. Помню, как в Генпрокуратуре, разбирая пресловутые чемоданы Руцкого, старший следователь по особо важным делам задал мне вопрос:

– Скажите, почему вы подписали это постановление, по которому правительство Москвы получило из резерва 8 млн долларов?

– Потому, что в Москве крупы оставалось на неделю, муки, масла и сахара на несколько дней. И вообще эти деньги принадлежат Москве. Я только, слава богу, нашел способ, как их получить после банкротства Внешэкономбанка СССР.

– Я не об этом спрашиваю. Лужков обращался с этим вопросом в правительство девять раз, восемь раз к Гайдару и один раз к вам. Гайдар и на восьмой раз ничего не сделал, а вы решили сразу. Чем вы это объясните?

Сначала я никак не мог понять, чего он от меня хочет. Вдруг, как пишут в плохих романах, меня "как громом поразило":

– Вы что думаете, мне Лужков за это взятку дал?!

– Нет, я так не думаю, но мне в свете всего нашего разбирательства необходимо понять, почему этот сложнейший вопрос вы решили сразу.

Отстал он от меня только тогда, когда я принес вынутое из "Дела" письмо за подписью Юрия Михайловича Лужкова на имя Президента о катастрофическом положении с запасами продуктов на столичных складах с резолюцией Ельцина: "Шумейко В.Ф. Немедленно решить вопрос с закупкой продовольствия, взять Москву под особый контроль".

Но вернемся к распоряжению о "Газпроме". На другой день после нашего разговора с Шахраем по "прямому" позвонил Борис Николаевич:

– Мне тут Сергей Михайлович Шахрай доложил о вашем распоряжении, которым вы вмешались в действия правительства. Вы что же, решили подменить Силаева? Объясните свой поступок.

Когда я объяснил Президенту суть вопроса и свои мотивы, он, немного подумав, сказал:

– Давайте сделаем так. Я ваше распоряжение отменять не буду. По сути, вы правы. Но с одним условием – это ваше последнее распоряжение такого рода.

На том и порешили. Больше на посту зампреда Верховного Совета я подобных распоряжений не подписывал. Позже вышло "нормальное" правительственное постановление об образовании РАО "Газпром".

Азиопа

Зимой 1991 года мы с Александром Шохиным официально представляли Россию на всемирном экономическом форуме в Швейцарии, в Давосе. Встретившись в кулуарах этого "экономического муравейника" с теперь уже "свободным" экономистом Григорием Явлинским, я пошел вместе с ним на круглый стол, посвященный "проблемам Евразии в свете распада Советского Союза". За огромным столом, действительно в форме круга, собрались заинтересованные лица, занимающие очень высокое положение. Одних только президентов различных европейских и азиатских государств было около сорока человек! Вел заседание премьерминистр Швеции. Успев к самому началу и устроившись между румынским президентом Илиеску и болгарским – Желевым, мы погрузились вместе со всеми в сонную тишину, в которой, благодаря усилиям каждого нового оратора, непрерывно порхало слово "Евразия". Вдруг с треском распахнулись обе половины высоких массивных дверей. Все вздрогнули. В зал стремительно вошла госпожа Маша Ливенсон – постоянный организатор давосских форумов, за ней – президент Казахстана Назарбаев, за ним – его жена.

– Господа, я вынуждена представить вам президента Назарбаева! – с особой интонацией сказала Маша и вышла, тихо прикрыв за собой двери.

Назарбаев сел на свободное место за столом, его "половина" опустилась на стоящий возле двери стул, положив на колени внушительных размеров сумку. После некоторой паузы прерванный оратор продолжил свое выступление, и все опять погрузилось в сонную тишину, и снова в наушниках синхронисты заладили: "Евразия, Евразия". Минут через семь-восемь Нурсултан Абишевич встал и, что-то бурча себе под нос, пошел к двери, за ним поднялась его жена. Дверь со стуком захлопнулась. И вновь наступила тишина, но уже совсем другая – возмущенная, недоумевающая. И в этой тишине неожиданно звонко прозвучал голос Григория Явлинского:

– Евразия, Евразия! Азиопа!

Захохотали сначала все, кто понимал русский. После перевода смеялся весь зал.

Я думаю, Григорий Явлинский остается одной из самых заметных фигур на политической сцене России еще и потому, что обладает отличной реакцией и неизменным чувством юмора.

Дипломатический подвиг

Свой первый официальный визит в качестве Президента России Б. Н. Ельцин нанес в Италию. Я был включен в состав делегации как заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР. По приезде, после торжественной встречи в аэропорту президентский кортеж двинулся по улицам Рима в Квиринальский дворец, где были выделены апартаменты для нашего Президента с супругой. Въехав во внутренний двор, кортеж остановился перед главным входом во дворец. После еще одной торжественной встречи с участием почетного караула гвардейцев члены нашей делегации в сопровождении хозяев, охраны и журналистов стали подниматься на второй этаж. Как выяснилось, в соответствии с регламентом визита итальянский президент и его супруга должны были лично показать нашему Президенту и Наине Иосифовне их апартаменты, включая гостиную, кабинет и спальню. У входа в комнаты собралась огромная толпа, которая расступилась, чтобы пропустить две президентские четы, и снова сомкнулась. Следом за президентами и их женами стали протискиваться другие члены нашей делегации. Я же отошел в сторону к перилам лестницы и стал дожидаться, когда это закончится.

Минут через пятнадцать начиналась главная часть визита – официальная встреча президентов с участием членов делегаций. Расчет мой был прост: как только из апартаментов появится Борис Николаевич и "сопровождающие лица", "встроюсь в ряды" и пойду в зал для переговоров. Где находится этот зал, я, естественно, не знал. О чем-то задумавшись и витая мыслями где-то далеко, я вдруг почувствовал легкий толчок в плечо. Какой-то итальянец на ломаном русском предлагал мне пройти. Действительно, в холле снова началось "броуновское движение", и часть толпы стала втекать в противоположную от меня дверь. Увидев, что в ту дверь прошла и Наина Иосифовна, я пошел следом, в полной уверенности, что это наша делегация двинулась дальше. Протиснувшись сквозь несколько поредевшую людскую массу, я миновал холл, лестницу и стал догонять удалявшуюся по коридору процессию. После нескольких поворотов у каких-то очень красивых дверей охрана отсекла всех "лишних", но меня пропустили беспрепятственно. Войдя в зал, я увидел, что вся процессия трансформировалась в четырех женщин и нескольких мужчин. Это были жены президентов и жены послов России и Италии, сопровождающие их лица, охрана и гид, который при помощи переводчика рассказывал дамам о дворце и его красотах. Вместо официальных переговоров я стал невольным участником программы, предназначенной для жены Президента России. "Влип", подумал я и, догнав знакомого личного охранника Наины Иосифовны, тихо спросил, как попасть в зал официальных переговоров. Он не знал. Итальянского мы не знали оба, а итальянская охрана не знала ни русского, ни английского. А тем временем переговоры явно уже начались. Я подумал, что дергаться не стоит. В худшем случае переговоры пройдут без меня, в лучшем -меня скоро найдут итальянские устроители визита. Я расслабился и начал получать удовольствие от экскурсии по залам Квиринальского дворца. Сами залы и все внутреннее убранство действительно прекрасны. Бесконечная анфилада комнат, возникающих за очередными высоченными, белыми с золотом дверями, поражала своим великолепием. Несколько минут, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к голосу переводчика, я двигался за шеренгой высокопоставленных дам. И вдруг, "из зала в зал переходя", увидел лежащую на блестящем мраморном полу небольшую, но достаточно массивную золотую цепь. "Ничего себе, – подумал я, – неужели они пристегивают дверь на эту золотую цепь? У нас такую цепочку даже в коридоре Кремля возле президентского кабинета уже давно бы оторвали". Я пошевелил цепь ногой, и она заскользила по гладкому мрамору пола. Я наклонился и взял ее в руки. Оказалось, что это прелестный женский браслет и, как мне показалось, весьма старинный. Положив находку в карман, я догнал "великолепную четверку" и, зная наперед, что Наина Иосифовна (впрочем, как и жена нашего посла в Италии) достаточно скромна в украшениях, стал внимательно рассматривать уши, шеи и руки жен итальянского президента и посла, пытаясь определить, кому из них могла бы принадлежать находка. Мои исследования продолжались очень недолго. В ушах жены посла Италии в России – стройной высокой блондинки – красовались серьги, по внешнему виду соответствующие браслету. Я привлек ее внимание и протянул на открытой ладони свою находку. Как говорится, благодарностям не было конца, но тут меня нашли. Подбежал запыхавшийся представитель "принимающей стороны" и стал говорить, что переговоры "высоких сторон" вот уже десять минут как идут и "я прошу вас, господин Шумейко, следовать за мной". Я немедленно последовал и через несколько минут вошел в зал переговоров и сел на единственное пустующее кресло в ряду, возглавляемом нашим Президентом. Борис Николаевич "одарил" меня таким взглядом, после которого слова не нужны. Я выразительно посмотрел ему в глаза: дескать, все осознал и раскаиваюсь. Решив, что инцидент исчерпан, я успокоился и стал следить за ходом переговоров. Но ошибся. Когда переговоры завершились и обе делегации вышли в холл, где уже ждали вернувшиеся после экскурсии по дворцу "высокие" жены и другие официальные лица, Президент при всех начал отчитывать меня. Наставительным тоном он выговаривал мне, что я, как член президентской делегации, должен находиться там и в то время, где и когда и тому подобное. Как будто я этого без него не знал! Я молча слушал (оправдывающийся дважды виноват), удивляясь неэтичности происходящего (тогда я еще мало знал Бориса Николаевича). Все остальные тоже молчали. Вдруг раздался голос очаровательной супруги итальянского посла в России. Она вышла на авансцену и стала горячо объяснять Борису Николаевичу, что, если бы я случайно не оказался в тот момент, когда предательски расстегнулся замок ее дорогого браслета, в нескольких шагах позади нее, она бы лишилась фамильной драгоценности. А это так бы расстроило ее, что впечатления от его (Президента России) исторического визита были бы навсегда испорчены. Б.Н. посветлел лицом и громко сказал, обращаясь к Андрею Козыреву:

– Запишите это Шумейко как дипломатический подвиг!

Все засмеялись. Президент выдержал паузу и добавил:

– Нет, запишите как два подвига. Ведь он не только нашел, но еще и отдал!

Все засмеялись еще громче. Я смеялся со всеми, и мое расположение к Президенту возвращалось. Человеку, обладающему чувством юмора, я могу простить почти все.

Глава 4

Конституционное

совещание

Двенадцатого мая 1993 года Президент Б.Н. Ельцин подписал распоряжение о создании рабочей комиссии по доработке проекта новой Конституции Российской Федерации. В эту комиссию был включен и я как первый заместитель Председателя правительства. А уже 20 мая Президент издал Указ о созыве Конституционного совещания, которое собралось на свое первое заседание в Кремле 5 июня 1993 года.

Я должен был осуществлять координацию работы группы представителей товаропроизводителей и предпринимателей, и эта обязанность уже с первого заседания вылилась в счастливую возможность общаться с интересными, мыслящими и остроумными людьми. Сорок семь человек, входивших в состав нашей группы, – все были яркие независимые личности.