Текст книги "Бортжурнал КСП"

Автор книги: Владимир Журавлёв-Даманский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЛЕСНОЕ ОЗЕРО

Трое друзей шли молча, стараясь, чтобы ни единая ветка не треснула под ногами, не зашуршал прошлогодний листок. В густых зарослях стоял полумрак, только кое-где солнечные зайчики, пробиваясь сквозь толщу листвы, падали на землю, подобно лучам карманных фонариков.

Обогнули скальные обрывы и стали карабкаться по крутому каменистому подъёму, цепляясь за ветки. Иногда останавливались, вслушиваясь в лесные шорохи: посторонних звуков не было, и ребята спокойно продолжали свой путь.

– Далеко ещё идти, Димка? – спросила Танька.

– В буковый лес, к обрывам, – ответил тот.

Чаща кончилась сразу, как только прекратился подъём, и тут же начался чистый буковый лес. Толстые серебристо-серые стволы деревьев, без единой ветки в нижней части, подобно гигантским колонкам уходили ввысь, исчезая в мощном переплетении ветвей, густо усыпанных крупными листьями.

В буковом лесу было ещё темнее, чем в зарослях. Сплошной купол смыкался над головой. Мягко шуршали прелые листья под ногами, и шаги были почти беззвучными. Лишь иногда с хрустом ломалась сухая ветка. Тогда Вовка останавливался, хмуро смотрел на виновника:

– Ходить не умеешь! Учиться нужно! – говорил сердито. – Ноги выше поднимай! И ставь мягче...

Сам Вовка шёл совершенно бесшумно.

– Где-то здесь, – наконец сказал Димка, приглядываясь к месту.

Огромные валуны с позеленевшими боками то там, то здесь вросли в землю. Вдоль круч ютилась жидкая полоса кустарника.

Озеро лежало внизу тёмное и спокойное, точно наполненное расплавленным свинцом. В лёгком полупрозрачном тумане зеленели буйные заросли тальника на том берегу; за ними сплошной стеной подымался лес. Вершины деревьев, уходя вдаль, постепенно сливались. В западной части озера лежал небольшой скалистый островок с кряжистым вязом да несколькими кустами чахлого боярышника.

Димка ушёл вдоль обрывов, осматривая замшелые валуны.

– Нашёл! Сюда! Нашёл! – донёсся его голос.

– А ты не кричи, мы не глухие, – отозвался Вовка.

На крупном позеленевшем валуне едва различалась иссечённая дождями и ветрами надпись: «К.С.П. 30.III.41 г.».

– Партизаны отметку оставили, – решила Танька, внимательно разглядывая надпись.

Вовка посмотрел на неё искоса и усмехнулся:

– Это в марте-то сорок первого – партизаны?

– И правда, – сказала девочка, но тут же возразила: – А что! Могли допустить ошибку: вместо сорок второго – сорок первый...

– В таких делах ошибок не бывает, – нахмурился Вовка.

Но Танька не хотела сдаваться:

– Ну, вы же знаете, что КСП – это «Красные советские патриоты» – партизанский отряд. Дядя Кузьма всегда так говорил...

– Врёт твой дядя Кузьма! – сердито отрезал Вовка. – Будут тебе партизаны писать. Кругом фашисты, а они возьмут молоток, зубило, сядут на камень —и ну на весь лес грохать! Нет, Танька, КСП – это что-то другое... Врёт Кузьма!..

– Один ты говоришь правду! – рассердилась девочка. – По-твоему выходит, что дядя Кузя врёт и про расстрел, и про побег... Это известно всем...

– Врёт! – настойчиво повторил мальчишка. – Никто не знает, что произошло в фашистском застенке. Никто не видел Костьку и Вадима после побега Кузьмы... Никто не видел, как бежал Кузьма... Ты думаешь, он зря в лесники пошёл? Он всех людей ненавидит. Чтобы подальше от них быть. Понятно? А ты: «Дядя Кузя, дядя Кузя!..»

– Знаешь, Вовка, – перебила девочка, – ты злишься на него потому, что он...

– Захаба! – Вовка присел на корточки. – Садись!

Юные путешественники залегли в кустарнике, сразу позабыв про ссору.

По тропинке, петляющей среди сероватых стволов, с ружьём на плече шёл Кузьма Захаба. Он был ещё довольно далеко, но тропинка проходила в двух шагах от камня с надписью.

– Давайте кликнем и узнаем, почему сорок первый год, – предложила Танька.

Вовка оборвал её:

– Без него узнаем. Нужно уходить скорее... Он нас ищет...

Укрываясь за редкими кустами, где согнувшись, где на четвереньках, а где и ползком, ребята стали медленно отходить. Вовка торопил друзей:

– Быстрее! Нужно успеть до ложбины, пока Кузьма на гребень не вышел, а там гущина – не проглянешь. Оттуда наблюдать будем.

Они достигли ложбины прежде, чем Захаба появился на гребне, и ветки держи-дерева сомкнулись за ними.

Захаба прошёл по старой заброшенной тропе, стараясь как можно меньше шуметь. Трое ребят скользнули следом.

Спустились к озеру и стали огибать его с восточной стороны. Прошли мимо лагеря красных следопытов, оставив его за кустами. Кузьма иногда останавливался, подолгу прислушивался к шуму листвы над головой. В одном месте, когда уже обогнули озеро, откуда-то потянуло дымком. Захаба остановился, повернулся лицом к ветру и, принюхиваясь, медленно пошёл на запах дыма.

Ребята следовали за ним неотступно.

Запах дыма привёл их к скалистому полуострову в западной части озера. Под кряжистым грабом, среди огромных каменных глыб, приткнувшись боком к скале, стоял просторный шалаш, сооружённый из тальниковой лозы. Небольшой костёр горел неподалёку от входа в шалаш, над огнём висел на треноге закопчённый котёл.

Димка потянул носом воздух и прошептал, глотая слюну:

– Вкусно пахнет. Тарелочку бы на троих...

– Неплохо, – вздохнул Вовка. – Видно, уха варится.

Прислонённые к шалашу, стояли бамбуковые удилища. В шалаше было темновато, но ребята сумели разглядеть в дальнем углу ружьё.

На подстилке из сухой травы сидел старик и помешивал ложкой уху. У него было задубелое коричневое лицо, покрытое сетью глубоких морщин, окладистая седая борода и узловатые худые руки.

Захаба долго стоял за кустом, разглядывая старика, затем решительно направился к шалашу.

– Оказывается, ты и вправду жив, старый? – донеслось до ребят. – Тут о тебе недавно справки органы наводили. Какими судьбами в наших краях объявился, Аникей?

Старик привстал, посмотрел на гостя пристально и нахмурился.

– Никак Кузьма? – сказал, не особо радуясь встрече. – И ты все ещё топчешь праведную землю? А меня похоронил, значит? Рано... Присаживайся...

Захаба подошёл ближе, но не сел. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга: старик – с любопытством, Захаба – настороженно.

– Я думал, тебя Север доконает, а ты всё такой же крепкий, – снова заговорил Кузьма. – Живучий ты, дед. И годы тебя не берут. Давно вернулся с Севера?

– С Севера? – удивился старик, продолжая внимательно разглядывать Захабу. На лице промелькнула усмешка: – Н-недавно... А ты, Кузьма, все ещё донашиваешь армейские вещи, что батя в тайниках партизанских награбил?

Вовка толкнул девочку локтем в бок: слышишь?

– Донашиваю, – усмехнулся Захаба. – И Яшке моему хватит. Как климат на Севере, Аникей?

– На Севере? – дед Аникей посмотрел на него, подумал и спокойно ответил: – Ядрёный... Ты долго там не протянешь: жидковат.

Вовка понял, что старик что-то не договаривает.

Захаба косо глянул на деда:

– Мне на Севере делать нечего...

– Есть, – убеждённо сказал Аникей. – Тебе-то как раз есть. Доберутся до тебя, Кузьма.

Захаба снова покосился на деда:

– Нечего до меня добираться. Что было, то прошло. Я сейчас коммунист, Аникей. Верой-правдой партии служу...

Дед Аникей положил ложку на колени, сощурил глаза:

– Прошло-то оно верно, только быльём не поросло. Да и какой большевик из тебя? Врёшь ты всё, Кузьма. Знаю я тебя, как облупленного.

Захаба невесело усмехнулся:

– Не вру. Биография у меня чистенькая, не то что твоя. Ты же изменник Родины! Предатель! Даже хуже.

– Как сказать,—проговорил старик хмуро и спросил : – А душа у тебя тоже чистенькая?

Захаба отбросил ногой камень:

– Что за дело тебе до моей души, дед? Война всё списала.

– Не всё. – Старик зачерпнул ложкой из котла и стал дуть.– Есть грехи, которые никакая война не спишет. Предательство, например...

Вовка снова толкнул девочку локтем.

Кузьма оглянулся и поправил ружейный ремень на плече:

– По себе знаешь?

Дед Аникей усмехнулся в бороду:

– Не бойся, Кузьма, кругом лес глухой. Расскажи, как в партизанском отряде был, как в разведку с ребятами ходил, как от смерти ушёл?..

Старик говорил с едва уловимым акцентом, слегка смягчая слова.

Захаба вздохнул. Остро обозначились желваки на скулах:

– Ты что ломаешь язык на манер иностранца, Аникей?

Старик промолчал.

– Не нравится мне этот разговор, – продолжал Захаба. – Пойду лучше к своим следопытам.

– Неуж наговорился так скоро? – спросил Аникей, пряча довольную улыбку. – А я думал, что ты про Костьку да про Вадима мне всё расскажешь. Говорят, ты до самого конца с ними был...

– Кто говорит, Иван Буркун? – насторожился Кузьма. – Откуда ты знаешь?

– Я многое знаю. И про то знаю, кто фашистов к отряду провёл...

– Кто? – в голосе Кузьмы прозвучала тревога.

– Не знаешь? – спросил Аникей хитровато и пристально посмотрел на него. – А я догадываюсь, Кузьма. На тебя вот грешу...

Захаба сорвал с плеча двустволку, лицо перекосилось и стало серым:

– Старый пёс! Клеветать на партизана!? Мало отсидел на Севере? Ещё хочешь?

Рука Вовки сама натянула тетиву.

Дед Аникей даже не пошевелился, не дрогнул ни один мускул.

– Я... не сидел... Да будет тебе известно... – сказал негромко.

Кузьма неожиданно рассмеялся, взяв себя в руки, и прислонил ружье к шалашу.

– Что, струсил? Не будешь плести что попало, – сказал, криво усмехаясь. – Сам старостой при немцах ходил, а на меня поклёп возводишь...

Теперь Танька толкнула в бок Вовку.

– Я был старостой, но не переставал служить Родине, – раздумчиво сказал Аникей. – Ты же старостой не был, а прислуживал немцам...

– Красивые слова, Аникей. Но пусть будет так, – неожиданно согласился Захаба. – Докажешь ли ты, бывший староста, что это я провёл немцев к партизанскому лагерю?

– Вон ты на что бьёшь, Кузьма, – вздохнул Аникей. – Конечно, доказать трудно: Вадим с Костькой расстреляны (Захаба не возразил), партизанский отряд погиб, документы не сохранились...

Вовке казалось, что Аникей хочет что-то выпытать у Захабы.

Кузьма покосился на деда.

– Вот то-то и оно, Аникей, – сказал он добродушно. – Значит, сиди и не чирикай, а то снова загремишь на Север, к белым медведям. Я б на твоём месте помалкивал, а то старое снова вспомнят – не обрадуешься.

Дед Аникей смотрел на него пристально:

– Ты меня старым не пугай. Не тебе разбираться в моём прошлом. Советская власть разобралась без таких, как ты. И за меля не беспокойся: не был я на Севере и не буду. Я сейчас пенсионер, Советская власть пенсию мне платит. Это ты бойся, Кузьма. Я вернулся сюда, чтобы выяснить, кто отряд предал: Вадим с Костькой или...

Кузьма весь напрягся, впился глазами в лицо старика. Дед Аникей помолчал немного и добавил:

– Или кто другой... Если бы мне удалось найти бортжурнал, несдобровать бы кое-кому.

– Если бы да кабы, да уродились в лесу грибы, – сказал Захаба, присаживаясь рядом с Аникеем. – Надеешься найти? Напрасно. Иван Буркун ещё в сорок пятом все скалы облазил. Нет никакого бортжурнала. Он тоже, как ты, грозился. Да что старое вспоминать! Расскажи, где скрывался все эти годы, если и вправду не сидел? Не бойся – я старое трогать не буду...

Дед Аникей встал, снял котёл с треноги и поставил остуживать.

– В Америке был, – сказал задумчиво старик, и невозможно было понять, шутит он или говорит правду.

Кузьма усмехался, недоверчиво косясь на деда.

А трое ребят лежали в камнях и во все глаза смотрели на старика, знающего, как и они, тайну бортжурнала.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ДЕД АНИКЕЙ

Старый вяз, облюбованный мальчишками, оказался очень удобным. Перед глазами был весь лагерь, и вместе с тем густые ветки, переплетённые плющом и диким виноградом, надёжно укрывали их от посторонних взоров.

Два дня ушло на устройство наблюдательного пункта: выбирали такое время, чтобы никого из следопытов не оказалось поблизости.

Наконец всё было готово. В развилки ветвей, на высоте десяти-двенадцати метров, уложены толстые поперечины. На них, одна к одной, плотно подобраны перекладины толщиной в руку. Получился крепкий настил. Снизу его укрывала густая листва вяза; лоза дикого винограда и плюща, усыпанная листьями, создавала непроглядные стены; крона дерева служила надёжной крышей.

На вышку натаскали лесной травы, и теперь Димка, зарывшись ладонями в мягкую зелёную подстилку, лежал неподвижно, наслаждаясь покоем, и не переставал восторгаться:

– Отличный тайничок! А, Вовка? Чего молчишь? Отличная вышка!

А друг его, раздвинув ветки, пристально глядел в сторону лагеря красных следопытов.

Сумерки в лесу сгущались быстро. Чернело небо, ярче разгорались звёзды, постепенно тускнел закат. Друзья покинули вышку и благополучно спустились на землю. К лагерю следопытов подходили в сплошной темноте. Пионерский горн вспугнул лесную глушь, и стократное эхо откликнулось за озером в обрывах. Играли отбой.

На стоянке красных следопытов ещё раздавался шорох шагов, хрустела иногда веточка под ногами, то там, то здесь раздавались голоса и смех.

Вовка засвистел соловьём. Танька ответила короткой песней иволги. Вскоре донеслись быстрые лёгкие шаги, и в прогале меж двух кустов, на фоне отблесков догорающего костра, возникла щуплая фигура девочки.

– Сюда, Танька, – позвал Вовка.

Девочка присела на корточки рядом с друзьями.

– Мы идём к деду, Танька, – сообщил свой план Вовка. – Нужно про Кузьму все расспросить. Идёшь с нами?

– Иду, – ни на секунду не задумалась девочка.

– Тогда вперёд, – скомандовал Вовка. – Скоро луна встанет...

Стараясь не шуметь, ребята двинулись по едва заметной тропе, направляясь к полуострову, где среди скал под одиноким грабом ютился шалаш деда Аникея.

Шли не спеша, прислушиваясь к ночным звукам. Тусклый свет луны, показавшейся из-за букового леса, освещал озеро. Короткие косые тени, отбрасываемые кручами, лежали на воде тёмными силуэтами. Засеребрились вершины вековых буков.

Какая-то птица, громко хлопая крыльями, вырвалась из-под ног и унеслась к озеру. Ночные путешественники долго прислушивались к затихающему свисту крыльев.

– Тс-с! – шепнул Вовка. – Кто-то за нами идёт...

На тропе раздавались осторожные шаги.

– Может, дрозд или ёжик? – предложил Димка.

Вовка вскинул лук, зажимая в пальцах тяжёлую боевую стрелу, сильно натянул тетиву.

– Ночью дрозды спят, – сказал чуть слышно. – А на ёжика и вовсе не похоже. Человек!..

Шаги приближались: кто-то крался по тропе.

– Стой! – вполголоса сказал Вовка.

Шаги затихли. Только сонно шепталась листва.

– Если человек, откликнись! – так же негромко, но повелительно скомандовал Вовка.

– Не стреляй, – раздалось из кустов. Это я...

Листья зашелестели, и из-за веток выступил рослый мальчик. Вовка всё ещё держал лук наготове.

– Шпионишь, Гроза? – спросил хмуро. – Со шпионами, знаешь, как поступают? Ты один или с Яхой?

– Один, – уныло ответил Андрей, чувствуя себя неуютно под остриём нацеленной на него стрелы. – Опусти лук, Бурый. Не шпионю я. С вами идти хочу. Я слышал, как ты соловьём свистел, а Танька ответила иволгой. Вот и пошёл за вами... Возьмите, пригожусь... У меня фонарь есть... И ножик складной... И я метать его умею...

Вовка опустил лук.

– Как решат мои друзья, – ответил тихо.

– Пускай идёт, – шепнула Танька.

– Две ноги и две руки не будут лишними в походе, – сказал Димка.

– Следуй за нами, Гроза! – скомандовал Вовка. – Только завтра забудь про ночное путешествие. Думай, что всё приснилось.

Вскоре отважная четвёрка достигла цели и залегла среди разбросанных у шалаша обломков скал и камней. Все так же горел костёр у входа и над пламенем висел закопчённый котёл; всё так же стояли прислонённые к шалашу удилища; всё так же сидел на подстилке старик и помешивал в котле ложкой. Только лицо при свете костра казалось более угрюмым. Напротив деда сидел Кузьма Захаба и недовольно хмурился.

– Так ты меня понял? – донёсся до ребят глухой голос Захабы. – Будешь болтать лишнее – не возрадуешься...

Старик молчал. Вовка толкнул Андрея локтем:

– Слыхал? Вот так...

Андрей лежал рядом с Вовкой, глядел во все глаза на Кузьму и ничего не понимал. Захаба встал, перекинул через плечо ремень двустволки и поправил патронташ.

– Запомни, Аникей, мой батя коммунистом был. По заданию партии служил в полиции и был расстрелян немцами... Понял?

– Большевиком твой батя не был никогда, – возразил дед Аникей хмуро. – Никогда не выполнял задания партии...

Захаба сдвинул брови, подошёл к деду вплотную:

– Меньше выдумывай, старик, спокойнее будет. И про бортжурнал позабудь. Вообще постарайся исчезнуть отсюда. Понял?

– Что ты меня стращаешь, Кузьма? Не боюсь я тебя. И бортжурнал искать буду... Ты бойся.

– Я тебя предупредил, дед. Спокойной ночи...

С этими словами Захаба шагнул от костра и мимо замерших ребятишек неторопливо ушёл по тропе в сторону лагеря красных следопытов. Но ещё долго друзья прислушивались к удаляющимся шагам.

Дед Аникей помешивал ложкой варево и хмурился, изредка роняя:

– Ну и подлец!..

Наконец путешественникам надоело прятаться в камнях и они направились к костру.

– Здравствуй, дедушка, – сказал Вовка.

Старик проворно привстал, разглядывая незваных пришельцев, провёл по глазам ладонью.

– Господи, Вадим!.. – пробормотал чуть слышно.

Пионеры переглянулись. Старик нахмурился, поочерёдно оглядывая ребят, сощурил выцветшие глаза:

– Кто вы? Откуда? Зачем пришли на озеро?

Голос старика звучал неласково. Вовка ответил за всех:

– В гости к тебе пришли, дедушка. Мы – красные следопыты из Светлых Ключей. Наш лагерь на берегу этого озера. Мы идём по следам КСП...

Старик уселся на подстилку, не спуская глаз с Вовки.

– Присаживайтесь, коли гости. Я гостям завсегда рад. Ты чей же будешь, молодой человек?

– Ивана Буркуна сын, – ответил Вовка. – Если знаете такого.

– Как не знать? – глуховато сказал дед Аникей. – Шустрый мальчонка был. Брательника его немцы расстреляли. Вадима... То-то, гляжу, похож ты на Вадима...

Андрей хотел что-то сказать, Вовка дёрнул его за штанину.

– А вам откудова про КСП известно? – спросил старик.

– Известно, – ответил Андрей, оттесняя Вовку. – Так отряд партизанский назывался1 «Красные советские патриоты». Листовка партизанская сохранилась – «За Родину!» И надпись: «Штаб КСП». Её сберёг отец мой. Теперь в школьном партизанском уголке она...

Старик внимательно посмотрел на Андрея:

– Кто ж отец твой-то?

– Василий Грозовой, – ответил тот. – Знаете?

– Знал, – ответил дед тихо. – И Любаву знал... Так, значит, говоришь, отряд партизанский? Нет, Грозовой, отряд назывался «Истребитель фашистов», а КСП – это совсем другое...

Он помолчал, разглядывая ночных гостей:

– Хотите, расскажу вам о мальчишках и девчонках, таких же, как вы? Они называли себя сандскими пиратами, плавали по озеру на плотах, часто сиживали здесь у костра, помогали мне охранять заповедные леса. А озеро называли озером Санд...

Андрей молча разглядывал деда Аникея.

– Они перед самым приходом немцев мне такую парилку устроили, век не забуду, – продолжал старик. – В ту пору я лесником работал. Ну и получил от Советской власти задание: оружие и обмундировку в тайники партизанские доставлять. Везу я, значит, однажды ящики с винтовками на перевал, а они, сорванцы, и вышли из лесу, перепоясанные патронташами, в руках у каждого двустволка. И Любава Грозовая с ними. Вадим Буркун командует: «Стой, дед!.. Дело важное есть к тебе...»

Андрей снова хотел что-то сказать, но Вовка опять удержал его.

– Я остановил конягу, – рассказывал Аникей, – смотрю на них, жду, что Вадька скажет. Любава и Костька зашли сзаду. Вадим спрашивает: «Где диверсанты, дед?» «Какие диверсанты?» – думаю. Хотел подойти к Вадиму, а он как шумнёт: «Руки вверх, фашист!» – и курком щёлкнул. Остальные тоже курки на взвод и в меня ружьями целят. Вижу – не шуткуют ребята. Поднял руки, стою, как дурак. «Три шага от телеги марш!» – командует Вадим. Делать нечего, отсчитал я три шага, а руки дрожмя дрожат...

Старик оглядел ночных гостей и погладил седую бороду:

– «Заворачивай коня, Гриша, – подаёт новую команду Вадим. – В сельсовет отведём, там разберутся». «Ну,– думаю, – завалил ты, дед, дело государственной важности». А они, проказники, знать этого не хотят. И тут я вспомнил, что сельсовет эвакуировался, говорю: «Сельский Совет-то на замке. Да и вам не с руки в село идти – ружья у вас сельсоветские. Мигом мужики отнимут. И вам ещё по шеям надают...». Они смикитили, что к чему. «И правда, – говорит Вадим и обращается ко мне: – Слушай, дед Аникей, только отвечай честно: что везёшь, чьи машины у сторожки встречаешь, почему ящики немецкие и куда ты их сплавляешь? Мы давно за тобой следим...» И тут только я понял, в чём дело: заподозрили меня ребята в нехорошем. Пришлось рассказать всё начистоту. После этого они мне помогали...

Вовка невольно прислушивался к его говору. Слова дед Аникей произносил иногда слишком мягко. И он ловил себя на мысли, что слушает иностранца. Вспомнились слова старика: «В Америке был...»

Дед снял с треноги котёл, поставил на землю и присел рядом на корточки. Ребята сидели притихшие и задумчивые. Андрей Грозовой неподвижно глядел на догорающий костёр и хмурился.

– Вот такими были они – сандские пираты, – вздохнул старик. – Приходите денька через два, я вам покажу кое-что. Обязательно приходите, раз по следам КСП идёте. Я тоже иду по следам КСП...

Над головой сонно шептались листья старого граба. Лёгкие порывы ветра налетали на костёр, поднимая облачка серого пепла, и уносились в темноту. Ярко вспыхивали догорающие головешки, освещая задумчивые лица пионеров. Вздыхало озеро Санд.

Покинули стоянку деда Аникея далеко за полночь. Шли молча друг за другом, сосредоточенно приглядываясь к едва заметной тропинке в тусклом свете луны. Андрей изредка включал фонарик, освещая дорогу в затенённых местах.

На небольшой поляне, неподалёку от лагеря красных следопытов, остановились не сговариваясь, глянули друг на друга. У Вовки все ещё был сумбур в мыслях, но теперь он понимал, почему на валуне выбит март сорок первого года: КСП существовало до войны.

– Что дальше делать думаешь, Гроза? – спросил он, хмуря белесые брови. – К нам причаливаешь? Или как?

Андрей смотрел на Вовку с прищуром, его карие глаза блестели:

– Причаливаю, а что?

– А молчать, как могила, сможешь?

– Смогу, – твердо ответил мальчик.

– Бортжурнал искать будешь?

– Буду! – радостно отозвался Андрей.

Танька и Димка стояли строгие и неподвижные. Вовка хмурился:

– После не передумаешь, Гроза? Лучше сразу...

– Не передумаю! – произнёс мальчик, как отрубил. – Только у меня просьба... Яшку жалко. Заклюют пацаны. Давай будем все вчетвером защищать его... А, Бурый? Сердце у Яхи доброе...

Вовка ответил не сразу:

– Пусть Танька решает. Он ей больше всего насолил...

Андрей повернулся к девочке и с надеждой посмотрел в глаза. Танька невесело улыбалась, припоминая многочисленные стычки с Яшкой. Да, Яшку обижали все, даже она сдачи давала.

– Я думаю, можно попробовать, – сказала девочка тихо.

– Слыхал, Гроза? – улыбнулся Вовка. – Можешь объявить Яхе наше решение. Да и пацанам тоже. Кто тронет Яшку – расчёт с нами.

Четверо пионеров стояли в предрассветных сумерках, окружённые со всех сторон густым кустарником, молча глядели на светлеющее небо над вершинами далёких гор. Высоко поднялась яркая утренняя звезда.

– Да-а... – нарушил молчание Андрей. – Если правду старикан говорит, то... Нужно про него дядю Кузю расспросить...

Вовка хмуро взглянул на него:

– Никаких вопросов Захабе! Поклянись, что не выдашь тайну!..

– Никому, – как эхо повторила Танька. – Даже близким...

– Клянусь! – немного растерявшись, ответил Андрей. – Честное пионерское...

– А теперь пойдём, Димыч, – сказал Вовка. – Дальше нам с ними не по пути...

Они пересекли лужайку и бесшумно растворились в кустах, а Танька и Андрей продолжили путь к лагерю вдвоём. У самых палаток остановились.

– А Вовка, знаешь, пацан правильный, – сказал Андрей.

– Неужто неправильный? Стану я дружить со всякими.

Девочка пошла к своей палатке. Андрей стоял на месте.

– Таня!

Она остановилась, повернулась к нему.

– А со мной дружить будешь? – робко спросил мальчик.

– Буду... Если станешь другом всем нам, – ответила она. – Спокойной ночи, Андрей...

Танька торопливо пересекла поляну, остановилась, махнула Андрею рукой и юркнула под брезентовый полог. Мальчик постоял немного и медленно направился к своей палатке.