Текст книги "Сын императрицы (СИ)"
Автор книги: Владимир Ли
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
Лексей рассказал полицмейстеру о происшедшей возле столовой сшибке все как было, не скрывая и не выгораживая себя. Тот выслушал молча, не перебивая, после долгого раздумья промолвил:
– Возможно, ты говоришь правду – это выяснить нетрудно. Но если даже и так, все равно вина твоя есть, человек ведь пострадал, может и помереть – упаси боже! И еще, Бобринский, учти, что твое дело с тяжким последствием, поэтому будет разбирать не корпус, а суд городского магистрата. Не стоит выносить сор из избы – предлагаю тебе не оговаривать воспитателя и не упоминать о детях. А я постараюсь предпринять все, чтобы облегчить твою участь – представим в суде как по неосторожности, тогда можно обойтись штрафом и выплатой пострадавшему пособия. Да и не будем настаивать на отчислении из корпуса. Согласен?
Роман не вмешивался в происходящий разговор – Лексей сказал все правильно, да и поступил так, как и он сам, будь на его месте. Не останови того лося, просто снес бы детей, да не одного! А последствия – что уж тут поделать, не повезло. Предложение полицмейстера в какой-мере имело смысл – не стоило втягивать в дело других, тем более, что есть с их стороны дисциплинарное нарушение и может обернуться не только против них, но и руководства корпуса, допустившего халатность. С другой стороны, выставлять себя виновным, пусть даже по неосторожности, также казалось не лучшим выходом – в послужном списке Лексея будет значиться обвинительное судебное решение, что непременно скажется на карьере.
Обдумав возможные варианты, Роман решил дать совет подопечному – тот же все еще сомневался, не знал как ему быть:
– Лексей, придется согласиться, иначе все обернутся против тебя и станет только хуже. А так обойдешься денежным вычетом, да в гвардию, наверное, не попадешь. Но то не беда, добьешься признания и почестей честной службой в боевом подразделении, а не парадном, как в гвардии.
На второй день сидения в карцере Лексея вызвали к директору. Под конвоем унтер-офицера прошел в приемную, после минутного ожидания его завели в кабинет Пурпура. Там, кроме хозяина, увидел Бецкого, его строгий взгляд и нахмуренные брови, казалось, сулили провинившемуся юнцу лишь неприятности. Начал разговор глава корпуса:
– Обстоятельства твоего дела нам известны, Бобринский. Похвально, что сберег детей от увечья, но и вины с тебя не снимаю – допустил излишнюю силу для пресечения. Вижу, что юноша ты крепкий, наверное, не уступишь тем, кто гораздо старше. Потому должен соизмерять силушку, чтобы не навредить другим! Пока у битого тобой человека жизнь еще держится, но лекарь не дает твердой надежды, что он поправится. В лучшем случае останется калекой, а о худшем и говорить не буду – молись, чтобы оно не случилось.
Прервался ненадолго, как бы давая возможность обвиняемому понять серьезность своего проступка, потом продолжил:
– Учитывая твое прежнее поведение и усердие в науках, корпус будет ходатайствовать о смягчении наказания, а как решит суд – утверждать не стану. До заседания магистрата по твоему делу останешься под арестом, да и нам спокойнее – как бы еще чего-нибудь не натворил!
После высказался Бецкой:
– Не ожидал от тебя такого злодейства, Бобринский! Считал достойным примера, ценил твое рвение и благие поступки, а теперь… Вот скажи – как с тобой быть?
Пришлось Лексею, все это время стоявшему с покаянным видом, отвечать почтенным особам:
– Виноват, Ваше сиятельство. Не было у меня умысла причинить вред тому… – после короткой заминки продолжил – … человеку, но в страхе за детей применил всю имевшуюся силу. В том мой просчет, готов понести любое наказание, каким бы оно ни было!
По-видимому, ответ юноши потворил преклонному вельможе, Бецкой уже более мягким голосом продолжил:
– Вижу, что раскаиваешься в своем деянии. Могу надеяться, что накрепко усвоил полученный урок и впредь поведешь достойно, не давая повода для упрека!
На таком пафосе закончил свою речь, а потом, повернувшись к директору, проговорил негромко:
– Я закончил с Бобринским, Андрей Яковлевич, можно его отпустить.
Роман видел, что двое важных особ ломали комедию перед юнцом, по-видимому, в воспитательных целях. Да и Лексей тоже о том догадывался, судя по его поднявшемуся настроению, но принимал подобающий в данной ситуации вид. Похоже, что дело потихоньку прикроют или ограничатся минимальным наказанием даже при неблагоприятном исходе с пострадавшим. Наверняка предприняли свои меры с вероятной поддержкой государыни, чтобы не испортить жизнь юному кадету, к тому же вызывавшему у них симпатию. В последующем так и случилось, правда, Лексею пришлось еще неделю посидеть в заточении – очевидно, в тех же целях. Потом выпустили, объявив – дело закрыто, пострадавший признал себя виновным в случившемся с ним.
Прошло еще какое-то время, постепенно забылись те неприятные дни, когда Лексей сидел в заточении, переживал о случившемся инциденте и возможных неблагоприятных для него последствиях. К тому же пострадавший пошел на поправку, через месяц вновь трудился в хозяйственном блоке. Не держал зла на кадета – по-видимому, сказалось выданное начальством солидное пособие на излечение. А от учащихся Лексею выпала новая слава, его благородный – по их мнению, – поступок добавил еще больше уважения. Возобновились приглашения в дом Бецкого, свидания с очаровательной хозяйкой и однажды случилось то, что должно было когда-то – юноша потерял невинность.
Как-то получилось, что они с Анастасией остались одни – Осип Михайлович находился на службе, а Бецкого вызвали в Академию художеств, почетным шефом которой являлся. Позвала в свой будуар показать нечто интересное из коллекции статуэток, а там без какого-либо стыда обняла юношу и впилась ему в губы. Тот вначале оторопел, стоял, не решаясь даже шевельнуться, потом не выдержал вспыхнувшего возбуждения, сам обхватил нежное тело. Дальше происходило как в чудесном сне – не верил в реальность того блаженства, что дала ему прекрасная дама. Не помнил, как они обнаженные оказались в постели, но тот волшебный миг, когда проник в горячее лоно, наверное, не забудет никогда.
В страсти, по-видимому, сказались гены отца – терзал чаровницу до изнеможения, она уже запросила пощады. После не постеснялась высказаться:
– Удивил ты меня, Лексей – не ожидала от юнца такой прыти! А что будет, когда войдешь в полную силу – уму непостижимо, все дамы будут твои!
А потом, довольно потягиваясь, как кошка, проговорила: – Вот сказать кому – обзавидуются, тоже пожелают, – и тут же поправила себя, – но нет уж, будешь только мой!
Лексея потешило признание любовницы, вознесло самомнение о его мужской силе до небес. Произнес довольно, как бы бахвалясь: – А я еще могу, столько же, – на что услышал в притворном испуге ответ: – Уймись, куда уж более!
Пока любовники мило ворковали, Роман страдал – в нем самом пробудилось вожделение и оно не унималось, напротив, только росло. Терпел, стараясь не мешать Лексею, но вид обнаженной плоти все больше сводил с ума. Едва дождавшись, когда юный подопечный угомонился, подал ему мысль: – Лексей, теперь я, – и, не дожидаясь ответа, принялся утолять разбушевавшуюся похоть. Ласкал нежное тело, вновь заставляя его желать, проникал то мягко, то всей силой, заставлял бедную женщину биться в любовных судорогах, по сути насилуя ее.
Наверное, неуемная страсть юного возлюбленного напугала Анастасию – она не встала, когда Лексей уходил, продолжала лежать с закрытыми глазами. После почти две недели не напоминала о себе, лишь потом через мужа прислала приглашение. Все повторилось как в прошлый раз, Лексей, а за ним Роман довели ненасытную женщину до потери чувств и ей, по-видимому, нравилось – звала вновь и вновь. Об их связи уже догадывались, Осип Михайлович косо смотрел на воспитанника, да и Бецкой начал проявлять недовольство частыми визитами кадета – пусть не на словах, но своим видом. Так что пришлось любовникам до поры до времени расстаться, пока Анастасия не найдет возможность для встреч – пообещала о том на последнем свидании.
Прошел год, на публичном экзамене Лексей вновь заслужил похвальную грамоту и уже учился в старшем отделении. В нем для будущих офицеров вместо классов сформировали две роты, в той из них, куда был зачислен Лексей, его назначили старшим кадетом. Практически исполнял обязанности помощника воспитателя – отвечал за порядок на занятиях и переменах, строил учащихся, разбирал какие-то споры и конфликты между ними. Уважение, что заслужил за прежние годы, позволяло справляться, да и старался быть справедливым, не обижать понапрасну. К тому же помогал отстающим в новых предметах, своим примером показывал упражнения и приемы в воинской науке – от строевой подготовки до ружейной практики и конной выездки.
Лексею самому приходилось много учиться, чтобы доводить знания и навыки до приличного уровня. В чем-то ему помогал Роман, а чаще справлялся сам – с той же вольтижировкой или сабельным боем. Запомнилась самая первая выездка – под присмотром приданного роте унтер-офицера оседлал коня, вскочил на него и едва не слетел обратно. Вороной из корпусной конюшни попался норовистый, почувствовав на себе седока, заплясал, а потом взбрыкнул – Лексей в последний момент отклонился назад и натянул поводья. А когда конь поднялся на дыбы – прижался к его шее, обхватив руками. Тут вмешался унтер, прикрикнул: – Но, не балуй! – щелкнул бичом перед мордой, после схватил за узду. Так с грехом пополам прошел первый урок, но обошлось без падения – вроде стал чувствовать скакуна и не попадался на его фортели.
Урок верховой езды
Между тем с Романом происходило нечто странное – он терял себя, по чуть-чуть, незаметно, растворялся в сознании Лексея. Не раз ловил на мысли, что думает и чувствует им, юным созданием, а не битым жизнью пришельцем из другого мира. Или, что ему казалось вероятнее, они сливались в одно целое, объединяли опыт, знания, способности – ведь тот, кто был рядом с ним, поступал и переживал именно так, как он сам. Наверное, такое должно когда-нибудь случиться – не могли два близких (ближе уже некуда!) существа не проникнуться мыслями и эмоциями друг друга. Не знал, радоваться тому или нет – по сути утрачивал свое 'я', обособленность или отстраненность от юноши, но, с другой стороны, жизнь теперь воспринималась их общим сознанием, оттого становилась полнее и красочнее.
Вскоре представилась возможность убедиться в той палитре эмоций, что прежде казалась недоступной. Анастасия, первая в жизни Лексея возлюбленная, исполнила свое обещание спустя полгода после расставания. Из канцелярии императрицы в корпус пришло предписание о привлечении кадета Бобринского для исполнения служебных надобностей в свободное от учебных дел время. Что за надобности – не расписывалось, начальство же не пыталось выяснить и в ближайший выходной день предоставило увольнительную Лексею. Юноша терялся в догадках – зачем же его вызывают, – склонялся к мысли, что не обошлось без воли матери. В канцелярии, куда он прибыл незамедлительно, направили в приемные покои государыни. Там приняла фрейлина-секретарь, провела в какую-то комнату и велела ждать.
Не успел Лексей оглядеться в довольно скромно обставленном помещении, как вошла она – властительница его грез, каждую ночь являвшаяся во снах. Юное создание уже было бросилось навстречу, но тот, кто старше, придержал. С достоинством поклонился даме, только потом сделал шаг. Анастасия же не стала заморачиваться церемониями, подбежала и обняла, приговаривая с заметным волнением: – Соколик мой ясненький, как я ждала этого часа! Ночи не спала, все думы только о тебе, желанный мой!
Потом был шквал страсти ненасытной женщины – как будто старалась наверстать упущенное. Лексей или Роман – как их теперь различить! – своими ласками и нежностью доводил ее до пика наслаждения, сам купался в море блаженства. В нем слились неотъёмным сплавом юношеское влечение и зрелый опыт, томление первой любви и плотское искусство. Неизвестно, как долго продолжалось это безумство, но стук в дверь привел в чувство Анастасию – все же она на службе! Быстро собралась – с неумелой помощью Лексея, – и убежала, шепнув: – Ты подожди, не уходи – я скоро!
Свидания у них проходили каждую неделю в той же комнате – ее, оказывается, предоставила императрица своей статс-даме как личные покои. А в каких целях используется – наверное, догадывалась, хотя вслух не расспрашивала. Правда, особой тайны в том не было – уже вскоре после возобновления отношений Анастасии со своим возлюбленным придворные дамы знали, зачем к ней приходит этот милый юноша и чем они занимаются. Слепой бы увидел блеск ее глаз, опухшие от поцелуев губы, да и то счастье, что все замечали в цветущей от довольства мадам Дерибас. Даже пошли пересуды: – Ладно любовник – кто из нас не грешен, – но так в него влюбиться, это уже mauvais ton (моветон)!
В женском кругу не обошлось без интриги – кто-то из фрейлин и даже дам предприняли попытку вкусить свою долю чувственной радости с таким обаятельным и, судя по довольной мадам, страстным кавалером. Как бы нечаянно встречались ему на пути, роняли платочек, а потом с милой улыбкой принимали и благодарили. А одна дама не постеснялась прижать его в коридоре и впилась новомодным французским поцелуем, да и рукам дала волю в местах, приятных любому мужчине. Не сказать, что у соблазнительниц получилось сразу завоевать расположение обаяшки, но некоторые приметы давали им надежду. Отвечал на улыбку, не скупился на комплименты и, во всяком случае, не отталкивал – даже ту нахалку!
Однажды Анастасия не приняла возлюбленного сразу, а повела его в покои императрицы. До сих пор Лексей не встречался с матерью, если не считать того раза еще до поступления в корпус, также, как на публичном экзамене. Не знал, да и любовница не могла подсказать, что же подвигло ее сейчас призвать к себе сына. Приняла в том же знакомом с первой встречи кабинете, без присутствия кого-либо, да и Анастасия, как только ввела туда юношу, тут же вышла, откланявшись. Государыня быстрым взглядом окинула сына, как бы оценивая его вид, довольно усмехнулась и пригласила за стол. Задавала вопросы, а Лексей коротко отвечал – лишь по существу. Когда же речь зашла о порядках в корпусе, то здесь высказался более подробно, объяснил свои мысли доводами и примерами:
–..есть хорошие учителя, как профессор химии Воробьев или по фортификации поручик Ястржембский. Но много таких, кто плохо знают предмет, лишь требуют заучивать, не объясняя сути. Посему, маменька, считаю полезным для дела провести аттестацию учителей, то есть проверить, кто из них годен – достойным выдать аттестат, других же убрать. Кроме того, как мне кажется, есть предметы, которые будущему офицеру не нужны или по которым можно дать гораздо меньше. Могу назвать, к примеру, латинский язык, риторику, театральное искусство. Наверное, надо собрать комиссию из знающих людей и обдумать – что убрать, а что добавить, ту же тактику боя или баллистику.
Лексей ненадолго прервался, как бы проверяя реакцию императрицы на его речь, затем продолжил:
– И еще, маменька, кадеты оторваны от реальной воинской службы – нет практики исполнения обязанностей командира, развертывания подразделения, ведения огня. Да что уж говорить, даже не нюхали по настоящему пороха – стреляют лишь в тире и то изредка. Думаю, следует проводить занятия в полевых условиях, например, в полках или специально созданном учебном лагере. Конечно, будет накладно и доставит больше хлопот, но ради дела можно пойти на подобные меры. У меня пока все, маменька. Если надо подробное обоснование, то могу составить доклад с этими и другими предложениями, расчетами по ним.
Лексей ожидал от государыни скорее отрицательной реакции, чем одобрения своих планов. Она, как и автор устава корпуса Бецкой, была сторонницей просвещения, всестороннего образования молодых людей. Так что предложения сына, направленные больше на профессиональную подготовку будущих офицеров, могли не отвечать ее представлениям и убеждениям. Но все же рассчитывал на здравый ум и практицизм матери-правительницы – должна же понять, что военные люди прежде всего должны уметь воевать, а не музицировать или поражать дам своими изысканными манерами! Сам Лексей много думал о проводимом в корпусе учебном процессе и немало находил в нем то, что не нравилось. В последние месяцы в свободное время строил план переустройства – писал проекты, рисовал схемы, просчитывал варианты по затратам и необходимым средствам. Некоторые выводы он привел императрице, воспользовавшись такой оказией.
К удивлению юноши государыня приняла его речь с какой-то радостью, как будто услышала приятную весть. Правда, последовавший ответ показал, что причиной тому послужили не его доводы, а другое:
– Да, сынок, поразил меня! Никак не ожидала в таком юном возрасте услышать столь важные суждения. Тебе ведь только шестнадцать, а речь ведешь как зрелый муж! Не скрою, весьма довольна тобой, Лексей, надеюсь, так дальше продолжишь, порадуешь мое сердце. Хотя, мне сказали, ты и с дамами преуспел, не только в науках. Да, в этом ты в отца, огромной силы мужчина! Умом же превзошел – вот как ладно говоришь, чувствую, добьешься многого. А доклад свой напиши – я посмотрю, с важными людьми еще надо обсудить, после скажу свою волю.
Императрица одобрила лишь малую часть предложенного плана, отказала с той же аттестацией учителей – мол, их и так не хватает, вот вырастим новую смену, тогда посмотрим. С предметами также оставила по старому, добавила только тактику. Но самое важное все же приняла – согласилась с практикой в учебном лагере, только не в этом, а следующем году. Надо время, чтобы без спешки все подготовить, выстроить казармы для кадетов, избы для офицеров и унтеров, штабные и другие помещения. В том тоже было новое – казарм даже в полках не существовало. Когда-то, еще при Петре Первом, бойцов расселяли по дворам на постой, позже для них строили полковые слободы, где в каждой избе жили по несколько солдат. Для кадетов, как исключение, согласились поместить каждую роту в одном здании – казарме.
Лексей на последнем году в старшей группе, когда ему исполнилось семнадцать, нежданно стал отцом – Анастасия родила от него дочь. По, крайней мере, так она ему объявила, объяснила каким-то подсчетом, да и лицом малышка вылитый он. Конечно, мужу о том не говорила и тот вроде ничего не заподозрил, порадовался долгожданному дитя, появившемуся после трех лет их брака. Девочку назвали Соней, удалась славненькой – крепкой, здоровой и личиком милой. Лексей видел как-то раз кроху, когда Анастасия принесла показать ее родной бабушке, впрочем, и отцу. У государыни хотя и был первый внук от старшего сына, но обрадовалась Соне не меньше. А то, что внучка незаконнорожденная, от тайной связи матери ребенка с ее сыном, никак не смутило – чему тут удивляться, когда у самой также случилось.
Лексей же смутился, держал ребенка на руках и не мог понять свои чувства, лишь улыбался растерянно. Нельзя сказать, что не рад, но и особого восторга не испытывал – наверное, не принял еще сердцем свое отцовство. Конечно, высказал то, что ожидала услышать подруга, но долго с ребенком не нянчился, нашел повод уйти скорей. По-видимому, Анастасия поняла его состояние, но виду не показала – только кто-то наблюдательный мог заметить ее мимолетный недовольный взгляд, брошенный вслед уходящему любовнику. Правда, повод для недовольства у нее был, притом более весомый – узнала от доброжелательных подруг, что в ее отсутствие Лексей не остался без женского внимания, причем от нескольких особ. Поверила им сразу – даже в бытность с ней тот начал поглядывать на хорошеньких барышень. Ей тогда немало пришлось постараться, чтобы отвадить охотниц на ее сокровище.
Этим летом Лексей, как и другие кадеты старших отделений, провел два месяца в учебном лагере, которое сам когда-то предложил. Его выстроили на южной окраине города, за Семеновской заставой неподалеку от речки Лиговки. Кадеты прошли весь путь строем под восхищенные взгляды прохожих, особенно юных девиц. На месте их поселили в ротных казармах, еще пахнущих свежеструганным деревом. Под присмотром воспитателя и унтер-офицеров разместились на двуярусных нарах, разложили свои вещи в шкафах и комодах. После короткого отдыха повели на полигон – отрабатывать построение и развертывание повзводно и поротно. Обедали в казарме, после отправились на стрельбище, тут впервые стреляли из кремневых ружей – фузей, – по ростовой мишени. Лексей отработал неплохо – из пяти выстрелов только раз промахнулся, у большинства других кадетов результат был намного хуже.
Стрельба из фузеи
Программа занятий в учебном лагере была продумана неплохо – с утра до самого вечера кадеты учились в поле. Маневрировали, строили редуты и флеши, шли в атаку и оборонялись, много стреляли – из фузей, новых штуцеров и пистолетов. Осваивали кавалерийскую науку – атаку в сомкнутом строю и рассыпную, движение по пересеченной местности и через водные препятствия, прыжки через преграды. Вечером усталые и потные возвращались кадеты в лагерь, неслись к реке и с ходу бросались в прохладную воду. В свободное время играли в городки, кегли, бильярд и с мячом, начальство еще устраивало состязания по фехтованию, гимнастике и единоборствам с призами для победителей. Скучно никому не было, так что все – и кадеты и офицеры, – достойно оценили пользу нововведения, отбывали из лагеря в корпус полные сил и впечатлений.
Лексей уже учился в выпускном отделении, заметно возмужал – в свои восемнадцать выглядел как зрелый мужчина. Да и вел себя соответственно – продумывал каждое сказанное слово и предпринятый шаг, все окружающие знали, что на него можно положиться и он никогда не подведет. Начальство и учителя относились к нему если не как к равному, то, по крайней мере, заслуживающему их уважения и доверия. В окружении императрицы также пользовался благосклонностью, да и многие знали – кем он приходится государыне. Сама она не раз с ним встречалась, вела разговоры как со здравомыслящим взрослым на довольно серьезные темы, убеждалась в зрелости его суждений. Однажды у них зашла речь о войне в Северо-Американских штатах и русских владениях в той стороне. Лексей поддержал позицию нейтралитета, которую приняла императрица – отказала королю Великобритании Георгу III в помощи против освободительной армии Вашингтона. Но предложил не стоять в стороне от происходящих на континенте событий, а самим предпринять завоевание его западной части.
В это время русские только начали освоение Алеутских островов и Аляски, причем силами двух частных компаний, империя же не вмешивалась, даже не оказывала помощь первопроходцам. Важные чины и сама императрица не видели выгоды в том начинании – слишком далеко и накладно, больше убытков с этой Америкой. Тогда и высказал Лексей мысль о возможных богатствах в той стороне, которые во много крат окупят все расходы. На вопрос – что за богатства и откуда ему о них известно, – ответил так:
– Наверняка не знаю, но что-то во мне подсказывает – не пустая там земля своими недрами и надо занять, пока свободна. Можно послать на разведку горных мастеров с рудознатцами, я готов пойти с ними. Думаю, там на месте знающим людям будет понятно – где искать ценные залежи и какие открывать промыслы.
Мать-государыня призадумалась – затевать новое дело лишь из-за предположения сына было бы легкомысленным, но сама не раз убеждалась в его разумности и не сомневалась – вряд ли он пошел бы на авантюру, видимо, имел веские основания. Да и выразил готовность участвовать в небезопасной экспедиции в далекую сторону с очевидной для нее уверенностью в своей правоте. Ответила не сразу, с немалой долей сомнения:
– Лексей, я должна подумать – дело ведь непростое. Позову ведающих о том мужей, пусть скажут – стоит ли оно того, да и обсчитают, что понадобится, если все же надумаем посылать людей.
Думала государыня нескоро – по-видимому, ей непросто далось решение, – лишь через полгода дала ответ:
– Будет по твоему, Лексей, хотя мужи отговаривали от этой затеи, но почему-то верю тебе. Если же окажешься прав и те земли принесут сулимые тобой богатства, то от того держава станет крепче и могущественнее – чем мы хуже бриттов, раскинувших свои тенеты по всему миру!
Немного помолчала, по ее горящему взгляду и надменному виду было понятно, что она уже представляет могущество России если не превосходящей, то равной Британской империи – давнему противнику за мировое влияние. А уж перехватить лакомый кусок вдвойне приятно – себе выгода, а неприятелю убыток! После, вернувшись к теме разговора, продолжила:
– Нужно только время подготовить кампанию, снарядить в достатке для дальнего похода. На то предполагаю год или больше, да и ты к той поре закончишь корпус, так что послужишь важному делу. Добьешься победы в сим зачине – вознагражу достойно, не как мать, а твоя государыня!
Между тем у Лексея приключилась своя забота, отодвинувшая в сторону другие, даже столь важную, как будущую экспедицию в далекую Америку. Он влюбился всем пылом юного сердца, даже здравый ум не смог остановить его от безнадежного чувства. Та, от которой потерял рассудок, грезил днем и ночью, играла им, как с котенком – то приближала к себе, позволяя себя любить, то становилась неприступной подобно ледяной крепости. Надежда Румянцева, младшая дочь генерал-фельдмаршала Румянцева-Задунайского, год назад вышла из стен Смольного института и вскоре стала объектом преклонения многих молодых кавалеров. Красавица, умница, с веселым задорным нравом, она вскружила голову не только безусым юнцам, но и прожженным ловеласам, имевшим немало любовных побед.
За ее сердце и, что немаловажно, богатое приданное среди влюбленных разгорались баталии похлеще тех, что происходили на полях Силезии или Торгау в недавней войне. Не одна юная жизнь покинула этот мир в дуэлях за честь быть рядом с ветреной прелестницей, менявшей кавалеров, как перчатки. А то, что из-за нее умирали достойные юноши из благородных семей, нисколько ее не смущало, напротив, служило поводом для гордыни перед другими девицами. И вот в такую бессердечную Мессалину угораздило влюбиться Лексею – увидел ее на приеме у императрицы и пропал, другие дамы для него перестали существовать. С того дня все думы были только о Надежде, искал любую возможность для встречи с ней, пусть мимолетной. Даже потом, когда понял, что она из себя представляет, не смог отказаться от бессмысленной, оттого горькой любви.
Однажды перед новым годом случилось то, что должно было рано или поздно – у Лексея произошла ссора с очередным воздыхателем любимой девушки. В этот вечер императрица давала бал в Зимнем дворце, съехался весь свет столицы – важные чины и вельможи со своими отпрысками. Пригласили также лучших кадетов выпускного отделения, среди них и Лексея. Он поспешил найти Надежду, обнаружил ее в кругу семьи – с отцом, старшими братьями и их женами. Пригласил на первый танец, но она заявила, что уже приглашена, согласилась лишь на третий. Пришлось ретироваться и дожидаться своей очереди. Когда же объявили его танец и он подошел к возлюбленной, то она без смущения высказалась, что забыла о нем и обещала другому кавалеру, кстати, уже стоявшему рядом. Лексей застыл в растерянности – не мог поверить в такое пренебрежение от той, кто дороже всех. Щеголеватый поручик, судя по гвардейской форме – из измайловского полка, – не преминул высказаться высокомерно:
– Вам, кадет, ясно сказано – дама занята. Извольте немедленно удалиться, иначе я вас вышвырну силой!
От этих оскорбительных слов и горечи обиды Лексея охватила бешенная ярость, потерял контроль над собой – ударил в нагло ухмыляющуюся рожу гвардейца, а после, уже с холодным спокойствием, принял вызов: – Я в вашем распоряжение, поручик, назначайте – где и когда…