Текст книги "Сын императрицы (СИ)"

Автор книги: Владимир Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

В августе 1787 года Османская империя объявила войну России за отказ передать ей Крым. В это же время на Балтике экипаж шлюпа 'Надежда' под командованием капитан-лейтенанта Сазонова проводил тайную операцию в негласном противостоянии со Швецией, второй, если не первой, соперницей Российской империи. Ему ставилась задача разведать планы противника напасть на русский флот, примерные силы и сроки, если все же нападение состоится. Как пожелание в морском ведомстве еще высказали – было бы неплохо захватить и доставить им какого-нибудь важного чина неприятеля, но без огласки – ведь пока между двумя странами вроде мир, хотя всем понятно, что на пороге война. С таким заданием экипаж месяц назад покинул родной берег, сейчас курсировал в поисках нужной добычи у шведских портов.

Уже дважды пытались перехватить курьерские корабли – в первый раз сорвалось, не успели догнать клипер, второй же оказался почтовым, к военному флоту не относящимся. Пришлось судно пустить на дно, а экипаж его оставить на одном из пустынных островов – выживут там или нет, то воля провидения, но нет на совести душегубства. Сегодня же им выпал третий шанс – со стороны морской базы неприятеля вышло какое-то судно. Лексей еще не научился распознавать за пределами прямой видимости тип корабля, но определить – большой или малый, – уже мог, посчитал возможную добычу посильной, о чем сообщил капитану. Шли поодаль от противника, не отставая от него, пока не стало темнеть. Хотя в это время ночи светлые, но все же не так, как днем, так что смогли приблизиться довольно близко. Вся надежда была на неожиданность атаки, чтобы застать неприятеля врасплох, потому ждали самую глухую пору в предрассветный час. И когда он наступил, стремительно пошли к цели на всех парусах с наветренной стороны.

На вражеском судне обнаружили атаку поздно, даже не успели поднять якорь. В первом же проходе пробили в нескольких местах борт, огонь по парусам тоже выдался удачным, даже удалось повредить одну из двух мачт. Еще полчаса добивали неприятеля с неудобных для него позиций, пока тот не поднял флаг о переговорах. Передали требование сдачи корабля с обязательством сохранения жизни экипажа, с чем противник вынужденно согласился и дал знак о том – приспустил все паруса и закрыл орудийные порты. На этот раз с трофеем повезло – среди захваченных моряков оказался посланец самого короля Густава III, – хотя самые важные документы он успел сжечь, но оставшиеся тоже имели цену, впрочем, как и сам курьер. Бумаги изъяли, а его самого посадили под замок в каюту шлюпа, экипаж же поместили в трюм, после затопили трофейное судно и отправились в родную сторону.

Посланец оказался знатным – одним из самых доверенных лиц при шведском короле бароном Густавом Армфельтом, направлявшимся с тайной дипломатической миссией в Пруссию. То выяснили на первом же допросе дознаватели Адмиралтейства, после с важным пленником занималась Тайная экспедиция при сенате, преемница известной Тайной канцелярии. Всех офицеров шлюпа указом императрицы наградили орденом Святого Георгия четвертой степени, капитан и старпом получили еще повышение в чинах – Сазонов стал капитаном (чин и должность теперь у него сравнялись), а Лексей лейтенантом. Адмиралтейство расщедрилось на денежное вознаграждение экипажу – бывшему мичману перепала сумма в тысячу рублей, которую он немедленно внес в банк на погашение долга по займу. Дало еще отпуск всему экипажу в две недели перед новым заданием – также тайным.

До окончания навигации дважды выходили в море. Из первого похода привезли также пленника, только чином пониже – подполковника, командовавшего шведской флотилией на одной из островных баз в Ботническом заливе. Буквально выкрали его среди ночи, совершив вылазку к штабу – Лексей сам пошел туда с двумя матросами покрепче, не избежав искушения от беспечности шведов, не выставивших никакой охраны на острове. Во второй раз ходили в Данию, доставили какой-то секретный груз в опечатанном ларце, о содержимом которого даже капитан не знал – мол, передайте тому, кому следует, а остальное не ваша забота. В конце декабря, когда лед закрыл выход в море, Лексею дали отпуск на целых три месяца – по семейным обстоятельствам. Не скрывал от начальства намерения жениться – подал рапорт о том, как требовалось офицеру по уложению, – а оно пошло ему навстречу, дало разрешение и время подольше потешиться с юной женой.

Накануне отъезда напросился на прием к матери – посчитал нужным известить ее о предстоящей женитьбе. Их отношения так и не переросли в близкие – государыня сохраняла дистанцию между ними, да и сам Лексей без особой нужды, как сейчас, к ней не обращался. Приняла его в тот же день, когда он объяснил причину визита – отнеслась благосклонно:

– Верю, Лексей, что в жены ты выбрал девицу достойную, да и пора тебе, надо уже о детях позаботиться. Благословляю на сие доброе дело, а в дар от себя передаю особняк на Мойке – будет где жить с молодой женой.

Мать не поскупилась – каменный дом в два этажа, немалый двор с хозяйственными строениями и садом заслуживали самых добрых слов. Хотя и скудна на материнские чувства, но дарами в обиде не оставляет – с такими мыслями обходил особняк в сопровождении привратника, приглядывающим за хозяйством. В доме никто не жил, прислуги также не имелось, впрочем, и какой-либо обстановки – лишь пустые стены. Кое-где уже стали отваливаться отделочные плиты, лепнина, пошли трещины на стенах, так что и здесь следовало вложиться в ремонт, правда, не столь значительный, как в усадьбе. Заниматься сейчас с ним времени не было – скоро выезжать с санным обозом, – но по возвращении следовало обязательно, жить в казенном заведении Лексею уже давно приелось. Да и везти сюда жену надо, пусть будет рядом, чем за пять сотен верст. А чтобы не скучала одна, без родных – заведут ребеночка, ему уже самому хотелось прижать к груди малыша.

Выехал из города с обозом за неделю до Рождества, так что встречал его с попутчиками в постоялом дворе. Почему-то пришла мысль – вот уже шестой год – с тех пор, как закончил корпус, – ни разу не удавалось встретить этот праздник дома. Он как вечный странник – все время в пути, но не жаловаться же на самого себя, по своей воле выбрал такую судьбу! Только скоро многое может измениться – у него будет семья, дом, – разве что служба остается беспокойной. Прошел праздник, приближался другой – Новый год, а дорога все не кончалась. Время шло также неспешно, как и санный обоз, но стоило приблизиться к дорогим ему местам, то как будто оно замерло, а потом побежало стремглав, сердце же забилось часто от охватившего волнения – пройдет час-другой и он обнимет любимую! Готов был соскочить с саней и побежать скорей, как ребенок, увидевший впереди манящую цель. Усмехался над собой, сдерживая нетерпение, но тем радостней казалась скорая встреча.

Зимой на побывку

Возчик, с которым ехал Лексей, согласился за два гривенника сделать крюк и довести до усадьбы. После проезда межы внимательным взглядом окидывал свои угодья, ища перемены, но не находил – казалось, все осталось таким же, как и в первый приезд. Лишь в деревне, через которую проезжали, заметил отличие – слышал мычание коров, ржание лошадей, да и дома выглядели веселей – со свежей побелкой, дранкой на крыше, занавески на окнах. Видел крестьян, работающих у себя во дворе, кто-то вез дрова из лесу – Лексей еще в прошлый раз разрешил через старосту рубить сухостой и старые деревья, взамен садить саженцы. Мирная картина деревенской жизни как-то успокаивала хозяйскую натуру молодого помещика – значит, как-то наладилось, люди не бедствуют. Конечно, реальную картину выяснит со старостой, да и во встрече с местным народом, но первое впечатление создалось благоприятное. Когда же въезжал в ворота усадьбы, все мысли земные унеслись прочь – увидел родную душу, она шла ему навстречу, а потом побежала с возгласом: – Лексей, я знала, что ты сейчас приедешь!

Нес ее на руках, как когда-то в первую встречу, так и зашел в дом, только вместо будущей тещи их встретила Надежда – подбежала и обняла его. Стояли вместе в передней, а Маша твердила: – Я говорила тебе, Надя, что Лексей приедет, а ты не верила!

Уже позже, когда Маша сняла просторную шубу, в которой выходила во двор, молодой человек заметил странное в ее фигуре, в первые секунды не понял, а потом догадался – подруга беременна! Спросил, хотя и так было ясно: – Маша, у нас будет ребенок? – на что получил такой же ответ: – Да, Лексей, я ношу твое дитя!

Конечно, о страстных объятиях теперь стоило забыть – обнимал любимую бережно, как хрупкую вазу, ласкал и целовал, а она таяла в сильных руках своего мужчины. Тем временем будущая свояченица позаботилась об ужине – незнакомая Лексею кухарка что-то спешно готовила на печи. Еще заметил по отношению прислуги – кроме старого дворецкого и его жены, а также нанятого им самим садовника, добавились еще конюх и две служанки, – к сестрам, что роль старшей этом доме исполняла Надежда, отличавшаяся более твердым характером. Даже Маша зачастую обращалась к ней, если что-то было нужно, а уже та отдавала распоряжения – наверное, так повелось между ними еще с детства. Не стал менять сложившийся порядок, оставил как есть, коль так удобнее всем.

После ужина – довольно вкусного, почти как у тещи, – Маша с Лексеем удалились в свою спальню, где также бережно и осторожно исполнили, можно сказать, супружеские обязанности – насколько позволял седьмой месяц беременности. Судя по сроку, зачали дитя в первой их близости – тогда Лексей в порыве безрассудной страсти даже не подумал предохраняться, – хотя потом принимал подобные меры. Оказывается напрасно – попал снайперски, с первого раза! Что уж жалеть, в какой-то мере Лексей даже радовался скорому появлению ребенка, только как быть с мужскими гормонами – ему было мало тех утех, что получил от беременной подруги, да и без какой-либо страсти – можно навредить ребенку! Наверное, Маша почувствовала неудовлетворенность своего жениха, хотя он старался не показывать ее – был ласков и нежен пуще прежнего, – призадумалась, затаилась как мышка в его объятиях.

То, что надумала, сказала на следующее утро после завтрака, обескуражив любимого мужчину – не ожидал подобного от скромницы-невесты!

– Лексей, пожалуйста, не сердись на меня, но я хочу только лучшего для тебя. Прошу за сестру, позволь ей прийти ночью к нам. Она согласна – ты ей нравишься, да и не было у нее никогда мужчины. А тебе нужна женщина – я же понимаю, что не могу дать того, что ты хочешь.

Лексей даже воскликнул от абсурдности такого предложения: – Маша, что ты говоришь! Я же люблю тебя и никакая другая женщина мне не нужна. А то, что с тобой нельзя – ничего страшного, потерплю.

Подруга же продолжала свое: – Лексей, мы будем вместе, никуда от тебя я не уйду. Только прошу – пожалей Надю, она ведь влюблена в тебя еще с первого дня, когда ты пришел в наш дом. Никогда раньше мне не говорила, пока я сама сегодня не сказала ей о нас. Позволь ей прийти, пожалуйста!

Молодому человеку стало понятно – откуда, вернее, от кого у любимой девушки появилась эта сумасбродная идея. Прежде не проявлял особый интерес к ее старшей сестре, принимал как будущую родственницу, не более. Тихая и молчаливая, она вела себя неприметно, стараясь не замечать сочувствующие взгляды родных. Казалось, уже свыклась с мыслью, что женское счастье обошло ее стороной – природной красотой не обладала, легкостью общения также, а о приданном, которым могла бы привлечь хоть кого-то из приличных кавалеров, в ее семье не помышляли. Единственно, что как-то отличало Надежду из сестер – рассудительность, говорила взвешенно и разумно, не совершала опрометчивых поступков. Тем более казалась невообразимой такая глупость – предложить себя в любовницы, причем будущему мужу своей сестры! Да и не замечал прежде от Надежды каких-либо романтических чувств – держалась с ним ровно, а доброе к нему отношение считал обычной приязнью к избраннику младшей сестренки.

Постарался как-то объяснить невесте, что не нужна ему Надя, а жалость к ее женской доле за счет них ни к чему хорошему не приведет:

– Маша, я знаю – ты хочешь помочь своей сестре, заодно и мне угодить. Но пойми – так нельзя поступать, ты рушишь наше будущее счастье и любовь между нами. Как же можно быть с другой, а потом прийти к тебе и ласкать как ни в чем ни бывало!

Услышал ответ: – Лексей, я готова пойти на то – пусть Наде достанется хоть чуточку бабьей радости и ради того поделюсь тобой.

А на его слова; – Даже отдать меня? – сказала убежденно: – Я знаю – Надя хорошая, никогда не предаст!

Ночью, когда Лексей уже лег в постель, вместо жены, вышедшей из спальни по какой-то нужде, к нему пришла ее сестра. Перешагнула через порог и затворила за собой дверь, после, чуть постояв у входа, подошла ближе. Смотрела на него неотрывно, в свете горящей свечи глаза ее казались бездонными, как в темном омуте. Видно было, как ее била дрожь, а на груди ночная рубашка трепетала волнами, как морская вода перед штормом. Тихо промолвила: – Лексей, прошу – возьми меня, никто мне не нужен, только ты, – затем, не дожидаясь ответа, с какой-то отчаянной решимостью сняла через голову сорочку и прижалась к его груди, обхватив крепко-крепко.

У Лексея не хватило духа прогнать, стоило же ей приступить к неумелым ласкам, как не выдержал и набросился, нисколько не жалея девственницу, а она терпела, только слезы лились по щекам. После, когда отпустил девушку из объятий и лег рядом в приятной неге, услышал тихое: – Я благодарю тебя, Лексей, – встала и ушла. Вскоре вернулась Маша, примостилась под бочком и сказала тоже: – Спасибо, Лексей, за Надю – она счастлива.

С той ночи две сестры менялись – сегодня одна, завтра – другая, – а Лексей принимал их уже без ропота или недовольства, даже почувствовал вкус к происшедшему разнообразию. Постепенно привык не видеть в их связи особо неприличного – в светском обществе столицы, где ему когда-то довелось обращаться, – подобное считалось милой шалостью, сходились даже с близкой родственницей, как его кровный отец со своей кузиной. Привели эти отношения к тому, что и должны были – Надя забеременела, причем даже обрадовалась случившемуся, не побоялась пересудов кумушек, да и родной матери. Никому не признавалась – от кого ее будущий ребенок, – на вопрос матери, догадывающейся об их близости: – Отец твоего дитя – Лексей? – лишь ответила: – Мама, извини, но я не хочу говорить на эту тему!

На третий после приезда день велел дворецкому закладывать сани и, пока сестры наряжались к выезду в город, бегло просмотрел отчеты старост, переданные ему Никифором. По ним выходило неплохо – прибыли, конечно, ждать было рано, но большая часть затрат уже окупилась. Урожай выдался неплохим, хватило на собственные нужды, часть пустили на продажу. Купленные коровы и свиньи дали первый приплод, в птичьем дворе развели кур и гусей, так что мяса и молока уже не пришлось покупать, как еще год назад. В крестьянских хозяйствах появился небольшой достаток, по крайней мере, никто не помер от холода и голода. Правда, не все смогли обзавестись живностью, надеются на следующий год приобрести буренку или тягловую савраску, если хозяин поможет – список охочих к тому крестьян старосты приложили.

Выехали ближе к обеду – как раз успеть к тещиному столу! Разместились в санях втроем на заднем сиденье – Лексей посередине, а барышни с обеих сторон. Надя вела себя чинно и скромно – не пыталась лишний раз прикоснуться и вообще как-то показать о происшедшей в прошлую ночь близости. Маша же веселилась как ребенок – шалила с Лексеем, смеялась по любому поводу и даже без него, иной раз бросала лукавые взгляды на сестру и жениха. Казалось, ей доставило удовольствие то, что случилось между ними, радовалась больше, чем виновники происшествия. Должно быть, Надя говорила ей держать в тайне их отношения, но все равно не сдерживала своих чувств. Правда, когда подъехали к родительскому дому, присмирела, вела себя также, как и старшая сестра.

Застали дома только мать, остальные разошлись по своим заботам. Та, конечно, обрадовалась приезду будущего зятя, но не преминула указать тому укоризненным взглядом на выступающий живот младшей дочери – мол, как ее людям на свадьбе показывать! Вслух же о том не высказалась, после первых объятий, вручения ей гостиниц пригласила в столовую и выставила на стол еще горячие блюда. Обед, можно сказать, прошел в теплой атмосфере – Лексей не забывал нахваливать тещину стряпню, а та, довольная, накладывала ему от души. Позже перешли в гостиную, тут и завели разговор о предстоящем венчании в городском храме и свадьбе. Конечно, хотели скорее, но все же следовало достойно подготовиться, заранее пригласить гостей, причем не только родственников, но и ближайших соседей из дворянских усадеб. Прежде с ними Лексей не общался из-за хозяйственных забот, теперь же следовало познакомиться и как-то наладить отношения – иначе обиды от них не оберешься.

К вечеру вся семья Сумароковых собралась, ужин к приходу главы уже приготовили – хозяйка и дочери расстарались, пригодились привезенные из усадьбы мясо и овощи, – так что сразу сели за стол. Разговаривали мало – так принято было в этом доме за трапезой, – лишь отдавали должное трудам стряпух. А потом дали волю словам и эмоциям – дочь выходит замуж, как же тут сдержаться! Общим решением постановили – венчание и свадьбу проводить через две недели, сначала в городе, с проводами невесты, а потом в усадьбе. Как-то получилось, что бразды в этом важном деле взяли родители, точнее, мать, а молодые лишь соглашались с мудрыми указаниями старших. Даже в том, что им надеть, конечно, не Лексею – у него мундир, – а Маше. Какое именно платье, цвет или материал – обязательно голубое из атласа, никак иначе! Получив все предписания и наставления, молодые, а с ними и Надежда, отправились в свой дом, не остались на ночь у родителей – сестры уже привыкли жить отдельно, без надоедливой опеки.

Эти дни до свадьбы стали хлопотными для жениха и невесты, каждый день приходилось куда-то выезжать – заказывать и примерять платье, туфельки и диадему, наносить визиты соседям и приглашать на свой праздник, в храме исполнять какие-то обряды перед венчанием, позаботиться об украшении дома, закупками вин и деликатесов к столу. Практически все приготовления легли на их плечи и Нади, родители ограничились наказами, иной раз укорами – надо так, а вы все перепутали, – с трудом соглашались с доводами молодых. Дважды приезжали в усадьбу с проверкой, заодно изъявили желание пройтись не только по дому, но и всем хозяйственным строениям – пришлось старшей дочери сопровождать по всем закоулкам двора и отправить с ними понравившуюся живность. У Лексея даже стало складываться впечатление, что они почувствовали себя хозяевами, а его с Машей считают в какой-то мере несмышлёными детьми, за которыми нужен родительский глаз.

В день венчания приехали в родительский дом караваном из пяти саней, украшенных разноцветными лентами и подзорами, с колокольчиками и бубенцами, своим звоном извещавшим о приближении свадебного поезда. В доме у входа уже ждали родственники невесты, пришлось дружке жениха одарить их гостинцами, чтобы позволили войти. В гостиной расселись за накрытые столы, но прежде, чем приступить к застолью, угостились из рук родителей сыром и хлебом, запили их слабым вином. После недолгой трапезы, когда уже собрались выходить из дома, молодых обсыпали хмелем и зерном, а дружка – один из соседей жениха, – попросил родителей невесты благословить детей своих идти к венчанью, в чем, конечно, отказа не последовало. Ехали Лексей и Маша к храму в разных санях – уж такой обычай! – соединились только у ворот и больше не расставались. Невеста от охватившего ее волнения даже схватилась за его руку, позабыв о запрете – до объявления их мужем и женой нельзя касаться друг друга.

Свадебный выезд

На венчание приехали в главный храм (собор) города, выстроенный из белого камня, семь глав, возвышавшиеся над зданием, также были белого цвета – потому прозвали храм Белой Троицы. Только что закончилась обедня, пришлось подождать во дворе, пока прихожане не освободили святилище. Вскоре венчающихся и гостей пригласили на таинство, в притворе сняли шубы и салопы и прошли в неф – основное помещение для отправления службы. На Маше было надето платье с пышным – колоколом, – низом и ее выступающий живот не очень бросался в глаза. Что уж говорить – некоторые невесты специально подкладывали подушки под платье, чтобы казаться дороднее, – так что далеко не все заметили непраздность виновницы торжества. Едва званые люди вошли, батюшка приступил к церемонии венчания – наверное, торопился, не дал времени гостям осмотреться, – позвал жениха и невесту к аналою – столику с церковной книгой.

Дружка подсуетился – бросил под ноги у аналоя рушник, – на нее встали молодые. На вопрос батюшки: – По доброй ли воле венчаешься, раб божий Лексей (раба божья Мария), – оба ответили: – По доброй воле, отче, – дали обет верности друг другу. После батюшка передал каждому зажженную свечу и стал читать венчальную молитву, свидетели при том держали венцы над их головой:

– … во имя Господа нашего Иисуса Христа, повинуясь друг другу в страхе Божием. Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу… Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил… Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа.

Венчание в храме

Молодые слушали слова молитвы со всем вниманием – то ведь обращение именно к ним от имени бога, дарующего благодать и мир их семье. У Маши от переполнившихся чувств глаза повлажнели, а лицо побледнело, как снег – Лексей, искоса приглядывающий за невестой, побоялся, что ей стало плохо, придвинулся ближе, чтобы вовремя ее поддержать. Но она выдержала до конца – стояла, не дрогнув, когда батюшка надел на ее голову венец, вслед за мужем отпила глоток кагора из чаши. Вместе обошли кругом аналой и на этом венчание закончилось – родным разрешили приблизиться к молодоженам и поздравить с совершением брака. В самый последний момент юная жена допустила оплошность – перед выходом их храма сняла венец сама, когда то должен был сделать муж, – а так получилось, что она ему ровня и не намерена быть под ним. Когда поняла о том – покраснела от стыда, Лексей же обнял ее и шепнул: – Не переживай, все у нас будет хорошо!

На свадебный пир в усадьбе набралось гостей больше, чем рассчитывали молодожены – тесть постарался, позвал всех важных людей города, от губернатора до чиновников управы, да не одних, а с их немалыми семействами. Пришлось рассаживать их в двух залах, ставить дополнительные столы, а для танцев освобождать гостиную. Хорошо еще, что припасов наготовили с запасом, так что никто из гостей голодным не ушел, да и трезвым тоже. Местное дворянство оказалось еще теми любителями разгуляться – никого не пришлось уговаривать откушать или поплясать, иной раз впору их было унимать от буянства, чем предлагать вести без стеснения. До откровенных драк и разборок с ущемлением чести не доходило – присутствие губернатора и полицейских чинов как-то остужало горячие головы, – но без скандалов не обошлось, в одном из них невольно пришлось участвовать Лексею благодаря тестю, крепко уже подвыпившему.

Тому втемяшилось в голову затеять ссору с одним из соседей из-за какой-то старой обиды – зачем, спрашивается, пригласил его? Слово за словом, дошло до взаимных оскорблений, пришлось молодому хозяину встать между ними в буквальном смысле и получить удар клюкой на свою голову. С трудом угомонил двух разошедшихся мужей, отправил с оказией одного домой, а тестя уговорил пойти отдохнуть. До этого случая не предполагал в обычно спокойном, даже покладистом – особенно при жене, – немолодом человеке такого кипения страстей и буйства. Позже Надежда объяснила – рассказала о неких романтических отношениях Ирины Петровны с тем соседом в далекой юности, отец же до сих пор ревнует жену, предполагает, что их связь продолжается, хотя оснований тому нет. Обычно вслух не высказывает свои подозрения и обиду, но порой срывается, как в этот раз, когда крепко подопьет и теряет контроль над собой.

Конечно, большую часть времени и внимания Лексей уделял в этот вечер молодой жене, но свел также знакомства с кем-то из гостей – с тем же губернатором, генерал-майором Осиповым, его женой и дочерьми – Натальей и Катей. Младшая еще совсем ребенок – ей едва минуло двенадцать, – старшей же исполнилось восемнадцать. Довольно красивая и обходительная, она вызывала интерес многих мужчин – как совсем юных, так и давно уже зрелых. Наверное, Наталье внимание уделялось не меньше, чем виновнице торжества – вокруг нее вились поклонники, ни на минуту не оставалась одна, а она мило с ними общалась, вела легкую беседу и улыбалась. Лексей обменялся с ней парой фраз, когда тесть представил его губернатору, а тот в свою очередь свое семейство, а потом уже прощаясь. Но почему-то осталось какое-то чувство, что между ними возникло непонятное притяжение. Вроде бы девушка не подавала каких-то признаков увлечения им, но наитие подсказывало – с ней будут сложности, – и это отнюдь его не радовало.

Не минуло и трех дней после свадьбы, как чете Бобринских прислали приглашение от губернатора и его жены на бал, устраиваемый через неделю. Лексей в этот день объезжал деревни, вернулся к закату дня, довольный увиденным в крестьянских хозяйствах. Не успел войти в дом, как к нему поспешила жена и с заметной в голосе радостью объявила: – Лексей, нас с тобой приглашает на бал сам губернатор! Еще утром прислали нам листок – вот смотри, даже с печатью! Я не утерпела – вскрыла и прочла, – ты не будешь ругать меня?

От листочка шел тонкий запах духов, завезенных из Франции – своих в стране еще не имелось, – ясно подсказавших молодому человеку, кто же писал на нем. Не каждая дворянка могла позволить себе столь дорогую парфюмерию, так что спутать тут было сложно – именно такими духами пахло от Натальи, губернаторской дочери, а приглашение – дело ее рук. Не стал объяснять жене эту подоплеку, только сказал: – Маша, нам не следует ехать на бал – тебе надо беречься, какие тут танцы!

Жена попыталась высказать, что ей еще можно, а дома сидеть скучно, но Лексей, обычно потакавший ей во всем, на этот раз отказал твердо. В утешение предложил завтра покататься на санях, заодно и проехаться в город на торг – может купить себе что-нибудь нужное. Такая альтернатива соблазнила Машу, не стала больше настаивать с балом. Сам же следующим утром отправил с конюхом – он же кучер, – ответное письмо в губернаторский дом с отказом и объяснением причины. Еще через день пришел вызов в резиденцию губернатора по срочной надобности, который Лексей, разумеется, не мог не исполнить.

В кабинете главы губернии кроме него самого застал Наталью – она стояла в углу у окна и смотрела на молодого офицера каким-то странным взглядом – то ли с надеждой, то ли тревогой. На его поклон ответила глубоким реверансом, а не книксеном – все же он барон, по сословному рангу выше ее, обычной дворянки, даже и генеральской дочери.

Осипов не стал тянуть, сразу объяснил причину вызова: – Лексей Григорьевич, есть у меня просьба к вам. Она не по службе, но для меня важна безмерно. Может быть, покажется странной и все же выслушайте со всей серьезностью. Моя Наталья больна каким-то неизвестным недугом – вот уже год не может спать спокойно, ее мучают кошмары, каждую ночь приходят к ней чудища и рвут ее душу. Она девушка сильная, никому не показывает слабости, но мы с женой видим, как чахнет на глазах. Показывали лекарям, но никто не мог помочь Наташе, лишь разводят руками. Потеряли уже надежду, но после того, как побывали на вашей свадьбе, ей вдруг стало легче, кошмары отпустили. Вчера же снова начались мучения и дочь сказала, что помочь ей можете только вы. Как и почему – не объяснила, – но надежда на вас, помогите! Прошу Христа ради и своей дочери, готов отдать все, что есть у меня!