Текст книги "Всё как в жизни"

Автор книги: Владимир Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

ПОСЛЕДНЕЕ УВЛЕЧЕНИЕ

Мохеровая кофта, туфли на платформе, норковая шуба, ваза из чешского хрусталя, золотое колье, старинная мебель, аквариум с рыбками, клетка с попугаем…

Мода, которой увлекалась жена Укропова, менялась чуть не каждый месяц. Чтобы сбалансировать семейный бюджет, учитель давал уроки музыки на дому, по утрам подметал улицу, ремонтировал квартиры соседям, в редкие часы отдыха писал стихи для журналов.

– Когда же все это кончится? – задавал Укропов жене ежедневно один и тот же вопрос.

Но все оставалось по-прежнему. Более того, жена как-то заявила, что стало модным держать в квартире животных.

– Хочешь купить мальтийскую болонку или сиамского кота? – поинтересовался муж.

– Нет, нет, мальтийская болонка есть у Марии Ивановны, а сиамского кота приобрели на днях Вологбуевы, – сказала жена, выставив перед зеркалом напомаженные губки. – Знаешь что, мы заведем дома крокодила.

– Живого? – изумился Укропов, включая электробритву в радиосеть.

– Живого, – подтвердила жена. – И ты должен его достать.

– Да, но где мы его будем держать?

– В ванной.

– А если он нас съест? – использовал Укропов последний довод. – Представь себе, я захожу в ванную, и он меня хватает!

Жена саркастически рассмеялась.

– Ведь ты же педагог. Вот и воспитай из него гуманного крокодила.

– Тогда дай слово, что это твое последнее увлечение, – потребовал муж.

– Ну, хорошо, – вздохнула жена, – ради крокодила я согласна на все.

Учитель обратился с просьбой к своему однокашнику – капитану дальнего плавания и, вернувшись из Африки, тот привез ему это дефицитное животное.

Тотоша оказался отвратительным существом размером от головы до кончика хвоста – полтора метра. Он лениво скреб зелеными лапами по дну ванны, плотоядно раскрывая пасть. Укропов достал из мышеловки мышь и бросил крокодилу. Резко ударив хвостом, тот ринулся вперед и бедная мышь не успела даже пискнуть. Потом крокодил положил морду на край ванны и из его выпуклых глаз покатились крупные слезы.

«А в нем что-то есть, – подумал Укропов. – Хищник с ярко выраженной жалостью к жертве».

Он занялся перевоспитанием своего подопечного. Гладил по шершавой коже, говорил ласковые слова, внушал, как нехорошо поедать животных ради сытости. Крокодил удивленно смотрел на хозяина хитрыми глазами.

Надо сказать, Тотоша оказался необыкновенно способным. Через месяц уже отвечал на ласку, вилял хвостом, как болонка.

А спустя год полностью перешел на вегетарианский рацион: ел хлеб, причмокивая, сосал леденцы. На даче он не только не трогал цыплят, но и защищал их от кота Серафима. Укропов всей душой полюбил его.

К концу рабочего дня он начинал тосковать по своему воспитаннику и после уроков бегал по магазинам в поисках вегетарианской пищи.

Жена была занята тем, что показывала Тотошу многочисленным друзьям и знакомым и не досаждала теперь мужу требованиями покупки модных вещей. С появлением крокодила в доме воцарились спокойствие и согласие.

Сколько стало свободного времени. Укропов начал читать газеты, играть в шахматы, ходить в театр.

Только однажды, вернувшись из командировки, Укропов не обнаружил своего любимца. Заглянул под кровать, вышел на балкон, обследовал укромные уголки в квартире – его кроткого воспитанника нигде не было. Но тут раздался звонок и вошла жена с какой-то вещицей в руке.

– Тася! Где крокодил? – выдохнул Укропов.

– Ты знаешь, дорогой, сейчас в моде сумочки из крокодиловой кожи…

ВСЕ КАК В ЖИЗНИ

Литератор Забубеннов написал очередной юмористический рассказ, поставил точку и обратился к жене:

– Вот послушай, Клава, что получилось.

Жена включила стиральную машину.

– Подожди, оставь это. Ты сейчас со смеху умрешь. Только держись за меня, а то упадешь и разобьешь что-нибудь в комнате – статуэтку или хрустальную вазу за тридцать пять рублей. Так вот, один тип полюбил девушку и женился на ней и в нее же влюбился его друг, тоже человек.

– И так ясно, что не козел, – угрюмо замечает жена.

– Глупая, так в этом и весь юмор, – разъяснил Забубеннов, – а ты не понимаешь. Да не хватайся ты за утюг, еще весь вечер впереди.

– Мне еще надо сбегать в магазин, купить салат и сметану. Сегодня придет Селезнев, твой друг. Он любит салат со сметаной. Может, ты сходишь?

– Послушай лучше, что будет дальше…

Забубеннов с особой интонацией в голосе прочитывает место, где жена героя уходит к его другу:

«– Итак, я покидаю тебя, Федор. Прощай! Но почему ты не удерживаешь меня, бесчувственный чурбан?

– Но я же прошу тебя, останься, – умоляет муж.

– Что? Остаться с таким чудовищем? Никогда! Василий лучше, чище тебя.

«Как будто я в бане не моюсь», – подумал Федор…» Забубеннов поднимает голову, чтобы проследить за реакцией жены. Клавдия держится за мужа, но не смеется.

– Пойду выбью ковер, – говорит она, – а то Селезнев задохнется от пыли.

– Тебе в самом деле не смешно? – обижается Забубеннов. – Или ты притворяешься? Небось, когда Селезнев рассказывал анекдот, так ты чуть челюсть не вывихнула.

– Отстань, – начинает сердиться Клавдия, – лучше бы полочку в ванной прибил.

– Да, но когда меня напечатают, так сразу интерес проявляешь – сколько заплатят?

– Заплатят? За все время получил каких-то три рубля. Наверное, в стенгазете напечатали. Пишешь какую-то ерунду. В жизни так не бывает, – жена, хлюпая, как плохо заводящийся мотор, начинает смеяться.

– Ну, что ты смеешься! – взрывается муж, – тебе что, смешинка в рот попала?

– Ну, вот и пойми его, – говорит жена, – то ему смейся, то не смейся. Отстань от меня. Мне еще нужно розетку отремонтировать. Чего доброго, стукнет тебя током. Одно, правда, хорошо – писать больше не будешь…

В прихожей раздается звонок. Входит Селезнев с цветами в руках.

– Привет! – говорит он, – что это вы такие злые?

– Да вот, юмористический рассказ читаю жене. Проходи.

– Не обижайся, старик, – решительно заявляет Селезнев, – я пришел за Клавдией. Люблю я ее. В общем, уходит она ко мне.

– Как это уходит, ты это серьезно? – растерялся Забубеннов.

– Вполне. Замучил ты ее своими рассказами.

– Это правда, Клава, ты уходишь?

– Правда, – сквозь слезы отвечает жена.

– Вот видишь, а ты говорила, что в жизни так не бывает. Все в рассказе как в жизни и есть. Но, если хочешь, все брошу, только не покидай меня.

– Все говорят, что бросят, а – пишут. А Селезнев не пишет и не курит. Что же мне делать, может, сообщить на работу, чтобы приняли меры? Как, начальник у вас не пишущий?

– Нет, только подписывает. Но я же, Клава, обещаю…

– Ну, ладно, – смягчается Клавдия, – чтобы это было в последний раз. А сейчас иди прибей полочку.

АЛЛО! „СКОРАЯ“?

Работаю я фельдшером на «скорой помощи» и должен вам сказать: беда с этими артистами. Одно время совсем сбили меня с толку. Доставляешь больного, а потом выясняется, что это не больной, а опаздывающий на представление актер. Постоит он на остановке такси час-другой и, увидев машину с красным крестом, падает на землю, хватаясь за сердце. У театра ему становится лучше, он и спешит на сцену ревновать Дездемону.

Но потом я все-таки хорошо научился отличать работника сцены от обыкновенного больного. Больной валится на землю, как куль с овсом, и страдает не натурально. Актер же падает красиво, развернется туловищем градусов на семьдесят, тонкую руку прижмет к сердцу, будто в любви объясняется, и медленно оседает, словно тонущий корабль. Зрелище великолепное! И как правдиво страдает…

Помню, приезжал на гастроли заслуженный артист республики Белоногов. Искусством перевоплощения владел необыкновенно. Бывало, настолько войдет в роль больного, что мне от сострадания плохо делалось. Потом выйдет у театра, засмеется, а меня в больницу везут на уколы.

Постепенно я стал понимать сценическое искусство. Дорогой уже свободно мог оценить мастерство актеров. В общем, работал безупречно. Только однажды приключилась со мной история. Кажется, было это в день открытия театрального сезона. Приступил я к обычному дежурству. Смотрю, на остановке такси упал человек. Упал красиво. По приметам выходит артист. Хотя отдельные моменты исполнил не совсем профессионально. Сразу видно, что дебютант. Ну что ж, забрал его… На площади останавливаемся.

– Вот и театр. Приехали!

Он недоуменно смотрит на меня и не выходит. Артист, видать, попал с характером. Тут высказал начистоту все, что думал:

– Простите, но играете вы посредственно, не наполняете образ внутренним содержанием. Так, обычная симуляция.

Он аж задохнулся.

– Что за шутки? – говорит. – Как ваша фамилия?

Спокойно отвечаю:

– Я, конечно, не Станиславский и не Товстоногов, но любой человек, имеющий хоть маломальское отношение к театру, меня здесь знает, удивительно, если вы не знаете. В общем, не валяйте дурака, выходите! Режиссер, небось, заждался вас?

А он уперся, не хочет выходить и только. Позеленел от злости. Потом синеть начал. Стало меня сомнение грызть.

– А что если…

Выскочил из машины и к ближайшему телефону-автомату. Набираю 03.

– Алло! «Скорая»! Срочно выезжайте в седьмой микрорайон… Что? Все машины на вызове. Безобразие! Да я на вас жаловаться буду!

Тут один школьник, стоявший в очереди, трогает меня тихонько за рукав.

– Дядя, а ведь вы и есть «скорая».

Оглядываюсь. Верно, не обманывает малыш. Вон и красный крест на дверце кабины. Сел в свой «УАЗ» и отвез того гражданина в больницу. И что вы думаете? Оказался больным. Редкий случай в моей практике.

ОДИССЕЯ ПУТЕВКИНА

Ночью Путевкин видел сон. Будто он долго и свободно парил в воздухе, а потом, как лебедь, отставший от стаи, устремился на юг.

– Растешь, Петя, – сказала жена, взбивая утром подушки.

– Пошлют в командировку, – по-своему объяснил сновидения муж. И он оказался прав. На работе его вызвал к себе главбух Зубко.

– Вот какое дело, – главбух посмотрел на Путевкина поверх очков, – остались неиспользованные деньги по статье «командировочные расходы» – семь тысяч рублей. Поедешь в Самарканд.

– Почему в Самарканд?

– Если не хочешь в Самарканд, поезжай в Хабаровск. Кстати, у тебя там случайно родственников нет?

– Была тетя, да умерла.

– Вот и хорошо. Возложишь цветы на могилу тети. Посмотришь город, сходишь в краеведческий музей. Опять же суточные, проезд в мягком вагоне, номер «люкс» в гостинице.

Зубко прикинул на счетах:

– Итого расходов четыреста пятьдесят рублей. М-да… Маловато.

Главбух почесал затылок.

– А что если на ТУ-154 и вокруг земного шарика? Только представь: пролетаешь над Прикаспийской впадиной, над Гималаями… Непредвиденная посадка на архипелаге Туамоту. Коралловый остров. Ночные костры, пляски с туземцами…

Он снова взялся за счеты:

– Проездные, суточные, круглоземные. Итого две тысячи восемьсот. Нет, не пойдет.

Главбух на какое-то время задумался, и вдруг лицо его прояснилось:

– Полетишь на Луну. На ракете. Один. Тебе пойдут проездные, космические, лунные, невесомые, надбавки за перегрузки.

Он радостно улыбнулся и похлопал Путевкина по плечу:

– Готовься!

– На Луну. За запчастями?

– Никаких запчастей. Посмотришь на нашу голубую планету, так сказать, со стороны. Как там у поэта: «Большое видится на расстоянии».

После возвращения Путевкина на Землю Зубко потребовал от него авансовый отчет.

– Земные отметки налицо, – констатировал главбух, расправляя командировочное удостоверение. – Убыл с Земли, прибыл на Землю, а где селенические? Где отметки о прибытии на Луну, убытии с Луны?

Путевкин оторопело посмотрел на главбуха:

– А кто бы там отметил, архангел Гавриил? Послушай, может быть, ничего этого не надо? Вы же знаете, что я был на Луне.

– Я знаю, ты знаешь, все знают, а что я покажу ревизору?

– Значит, никак? – спросил Путевкин.

– Никак, братец, никак. Финансовая дисциплина. Авансовый отчет принять не могу. – Зубко сурово посмотрел на Путевкина и пошел докладывать о случившемся директору.

Когда он вернулся, лицо его было добрым и приветливым.

– Ты не волнуйся, – успокоил он Путевкина, – командировочные расходы мы отнесем на культмероприятия. Ну, скажем, посещение планетария. Понимаешь, произошла ошибка. Оказалось, не использованы деньги по статье «Обмен опытом». Так что готовься к обмену. На Юпитер полетишь.

– Но ведь там нет жизни, – возразил Путевкин.

– Вот и хорошо. Передашь жизненный опыт.

Путевкин вылетел на Юпитер…

ЛУЧШИЙ ПО ПРОФЕССИИ

На фабрике получили значки для награждения лучших по профессии. Один – достался цеху, где изготовлялись эти самые значки. В профкоме цеха горячо обсуждали кандидатуры. Слово взял культмассовый сектор.

– Считаю, что по всем показателям достоин награждения многостаночник Вяткин Арнольд. Рационализатор, сдает продукцию со Знаком качества, задание выполняет на сто двадцать процентов. Если бы все работали, как Вяткин, то через один, два года наш цех завалил бы область значками. И тогда мы с вами получили бы не один значок на всех, а на каждого по два. Носи – не хочу.

– Не спорю, – сказал председатель профкома Михеич, – но по условиям можно наградить только семейного.

Михеич ткнул прокуренным пальцем в лежащий перед ним лист бумаги. – А Вяткин, как известно, человек холостой. Так сказать, не вполне сформировавшийся.

– Тогда технолога Халигаликова, – поднял руку жилбыт. – Женат и, представьте, ни разу не разводился, передовик, даже следит за технической литературой.

– Да, но Халигаликов не пляшет, – возразил председатель, – и не читает эти самые, как их… стихи. А по условиям должен быть участником художественной самодеятельности.

– Может, инженера Маломальского? – подал голос спортивный сектор. – Активно участвует в заводском ансамбле песни и пляски. Недавно даже ногу сломал.

– Не подходит по возрасту, – Михеич торжествующе посмотрел на присутствующих. – Должен быть из молодежи, а твоему плясуну скоро на пенсию.

– Тогда Гудкова, – выкрикнул казначей. – Парню девятнадцать. Женат и не один раз. Поет. Правда, в церковном хоре.

– А он полиглот?

– Какой там… Родной забывает по субботам.

Председатель только развел руками.

– Ставридова Федота! – еще раз предложил казначей.

– Федот, да не тот. – Михеич заглянул в бумагу. – Пусть-ка сначала улучшит показатели в троеборье.

Когда из ста работников были названы девяносто девять, откашлявшись, заговорил производственный сектор:

– Итак, остается кандидатура Петрищева Петра. Даю подробную характеристику: молод, женат, поет русские народные песни, полиглот, чемпион по ГТО.

– Ну вот, – широко заулыбался Михеич, – можно сказать, подходит по всем статьям.

– Только бракодел он! – заметил случайно оказавшийся на заседании мастер Сумароков.

– Это ничего.

– Так ведь значки-то бракованные делает!

– Подтянется, – успокоил Михеич. – Итак, кто за то, чтобы наградить Петрищева Петра значком «Лучший по профессии»?

– Единогласно.

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИДЕЯ

Договорник-умелец Денис Пивоваров прочитал в журнале «Техника молодежи» о строительстве квартир с меняющейся планировкой комнат. Ну вроде того, как меняется геометрия крыла самолета.

Прочитал и задумался: как изменить планировку в своей единственной комнате? И возникла идея: сдвинуть капитальную стену на квадратные метры соседа К. Остроумова. А тот находился в научной командировке на острове Врангеля.

Позвал Денис Пивоваров слесаря Сысоева, сделал слесарь надгрызы в стене, подпер домкратом и двинул, отчуждая одну комнату диссертанта для умельца. Потом заштукатурили, побелили надгрызы. И соорудил Денис из громадного зала две светлицы, к которым быстро привык.

Но вернулся из командировки диссертант Остроумов. Погруженный в биологию кайр, он, ничего не заметив, выпил в гостиной чаю, а когда пошел за пижамой в спальню, неожиданно наткнулся на стену.

Это его озадачило.

Он вышел в коридор посмотреть на номер квартиры. Ошибки не было. И снова подошел к злополучной стене, нервно осязнул штукатурку. Заломило в висках.

Разделив лоб указательным пальцем на две равные части, Остроумов пытался собраться с мыслями.

– Если нет пижамы, висевшей в спальной комнате, следовательно, нет самой комнаты!

Это открытие так потрясло его, что пришло вдруг решение проблемы биогеоценозов Севера, над которой он бился множество лет.

Нацарапав тезисы на свежей побелке, он вернулся к квартирной проблеме:

– Остается еще один вариант: здоров ли я?

В тот же день научный работник пришел в поликлинику.

– Я думал, что имею двухкомнатную квартиру, но оказалось, что я живу в однокомнатной, – пожаловался он доктору. – А мне надо две комнаты. Я научный работник и ко мне приезжает бабушка.

Молодой врач подозрительно посмотрел на Остроумова, велел вытянуть руки и показать язык. Потом ударил молоточком в колено и сказал:

– Реакция – класс!

Затем, проверяя способность больного к логическому мышлению, быстро задал вопрос:

– При условии выполнения одинаковой работы, какой оклад вы предпочтете: сто или сто десять рублей?

– Сто пятьдесят, – привскочил пациент.

– Прекрасно! – одобрил доктор и тут же дал рецепт: – Эти таблетки пейте три раза в день после еды.

Диссертант добросовестно выпил таблетки, но жилплощадь так и не приросла.

Жалким и потерянным, утратившим симметрию лица от горьких таблеток, увидел его однажды на лестничной площадке слесарь Сысоев.

– Что с тобой, наука? – спросил участливо слесарь.

– Да вот история – живу в однокомнатной квартире, а плачу за две комнаты. И никто не может объяснить это явление, – закончил он с горячечным блеском в глазах.

– Очень просто, – сказал слесарь, гордившийся тем, что читает техническую литературу. – Утруска дома произошла, сырой был материал. А в общем дело поправимое. Могу, наука, помочь. Верну твою комнату, а хочешь – так две!

Договорник-умелец Денис Пивоваров укатил в далекий город повидать любимого брата. Попутно отправил в деревню телеграмму, чтобы племянник приехал доглядеть за квартирой. Вскоре от племянника пришло письмо: «Дорогой дядя, устроился я хорошо, только странную имеешь жилищу: коридор, кухня, а комнаты нет. Сплю в ванне…»

– Передвинул! – ахнул Денис.

Расстроенный умелец вернулся домой. На лестничной площадке его уже ждал слесарь с домкратом в руке.

– Ну что, будем сызнова начинать? – Слесарь деловито плюнул в ладонь.

ЭКСПЕРИМЕНТ

Каждый день аспирант Двуединов требовал книгу жалоб и писал неровным почерком: «Борщ жидкий, бифштекс наполовину состоит из хлеба и в принципе не отличается от котлеты, кофе черный – бесцветный. Пища содержит все, кроме белков, жиров, углеводов и витаминов». Шеф-повар спокойно прочитывал книгу, благодарил клиента за критику и уходил на дымную кухню, где продолжал готовить свои «деликатесы».

И вот аспиранту пришла мысль провести с работником плиты психологический эксперимент. Расчет был на то, чтобы разбудить у повара дремлющую многие годы совесть. Подавляя отрицательные эмоции, аспирант заполнил книгу жалоб только хвалебными отзывами: «Блюда вкусные, высокопитательные, особенно хорош бифштекс – сочный, аппетитный на вид. Хочется от всей души поблагодарить повара за то, что своим искусством он доставляет людям удовольствие».

На лице шефа отразилось удивление, которое затем сменилось беспокойством. Днем позже, стоя за плитой, он уже с тревогой наблюдал за клиентом… На третий день не выдержал, подошел к Двуединову и озабоченно спросил:

– А что, бифштекс в самом деле вкусный?

– Очень! – сказал Двуединов, аппетитно прищелкнув языком.

– И борщ понравился? – растерянно произнес шеф.

– И борщ. Все, все понравилось, дорогой. Вы просто волшебник! – обнимая повара, сказал Двуединов.

Повар ушел в смятении.

– Так, так, начинает действовать, – уже потирал руки Двуединов.

Как-то, прочитав книгу жалоб, волшебник просто почернел. Двуединов ликовал: скоро он будет есть деликатесы. И вот повар самолично поставил перед клиентом поднос с блюдами.

«Кажется, плод созрел», – подумал аспирант и алчно взглянул на еду. Увы! Борщ, в котором одиноко плавал лавровый лист, был прозрачен, как воды Байкала. Бифштекс, как только Двуединов ткнул в него вилкой, рассыпался.

– И теперь вам понравился бифштекс? – испытующе спросил повар, не сводя глаз с клиента.

Двуединов, который в бифштексе обнаружил гвоздь, просто позеленел.

– И эту несъедобную вещь вы называете бифштексом? – не выдержав, закричал он. – А борщ? Это же баланда, а не борщ! И во всем явное недовложение! Я не доверил бы вам мытье посуды! А еще называетесь поваром!

Чем больше распалялся Двуединов, тем спокойнее становилось лицо шефа.

– Вообще-то я не повар, – признался работник кухни, – по специальности я психолог.

– Психолог? – переспросил растерявшийся клиент.

– Да, представьте, обстоятельства заставили сменить работу.

Шеф вздохнул и тонким мизинцем почесал малиновый нос.

– Ясно, – протянул Двуединов. – Поэтому вы и наблюдали все время за мной. Я вам показался интересным?

– Очень. Когда вы стали писать благодарности, я подумал… Но теперь вижу, что вы вполне нормальный человек.

– Да, но почему вы не реагировали на мои первые жалобы? – поинтересовался Двуединов. – Вас ведь, наверное, лишали премии?

– Верно, – откровенно подтвердил повар, – лишали. Но это семечки по сравнению…

Он замялся и неосторожно посмотрел в сторону кухни. Следуя его взгляду, Двуединов увидел там большую, наполненную доверху хозяйственную сумку и все понял…

Повар же, пожелав клиенту приятного аппетита и хорошего здоровья, ушел к себе на кухню.