Текст книги "Всё как в жизни"

Автор книги: Владимир Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Всё как в жизни

МАРАФОН

Афанасий Грачев, житель южного города, из видов спорта признавал только бег до магазина, когда заканчивалась торговля вином.

– Бросай пить, – говорили ему.

– Дудки! – отвечал Грачев. – Только телеграфный столб не пьет, у него чашечки книзу.

Но вот однажды, хватив лишнего, Грачев забрался в трубу строящегося газопровода и там уснул. Поутру пришли сварщики соединить смежные участки газопровода.

Проснулся Грачев в кромешной тьме. Решив, что он дома, долго щупал стенки трубы.

«Чертовщина какая-то, – подумал он. – Была комната квадратной, а стала круглой. И стены почему-то железные!..»

Ему стало жутко. Грачев побежал на четвереньках навстречу судьбе. Потом остановился и снова ощупал стенку. Выхода не было.

«Труба дело!» – решил он. И тут его осенило: «Труба и есть. Газопровода. Мать честная! Как же я сюда попал?»

Несчастный безуспешно пытался определить, в какой стороне он находится. Чтобы опохмелиться, нужно было преодолеть сотни, а может быть, тысячи километров, хотя магазин был где-то рядом. В подобной ситуации он оказался впервые.

День за днем Грачев испытывал волю к жизни. Бежал и бежал. Когда выбивался из сил, то ложился на дно трубы и с тоской думал о красном портвейне за один рубль восемьдесят копеек. Тогда словно какая-то неведомая сила поднимала его и несла вперед. Через несколько суток Грачев столкнулся с бегущим навстречу человеком.

– Федя! – представился тот. – Скажи, друг, где магазин?

– На востоке, – неопределенно махнул рукой Грачев.

– А где есть восток?

– Напротив запада.

– Ясно! – сказал Федя. – А год нынче какой?

Грачев посчитал на пальцах:

– Если считать от выхода постановления об ограничении продажи напитков…

– Нашей эры? – переспросил Федя.

– Нашей, – подтвердил Грачев.

– Ну, бывай, – попрощался Федя и ушел в ночь.

На десятые сутки показался конец трубы и Грачев услышал голоса. Разговаривали на непонятном ему языке.

«Мать честная! – подумал Грачев. – Никак за границу попал. Во Францию или Англию! Без документов, без знания языка! Ну, брат, теперь пропал…»

Грачев прислушался. После каких-то гортанных звуков до него донеслось:

– Ноль пять не принимаем: нет тары.

– Свои! – закричал Грачев и вылез из трубы, по-собачьи отряхиваясь и поднимая вокруг себя облако ржавой пыли. Огляделся. Высоко в небе полыхало полярное сияние.

– Вот это драпанул, чуть не до самого полюса! – Грачев восхищенно посмотрел на свои стоптанные руки.

– Братцы! – обратился он к людям. – Душа горит. Где у вас тут винный магазин?

– Винный? – удивились те. – Нет у нас винного магазина. Сухой закон у нас. Бутылки вон из-под лимонада сдаем.

Грачева это потрясло. Он представил себе, как будет жить дальше, если останется здесь. Приходя с работы, помогать жене по дому, смотреть телевизор, читать книги, посещать музей, ходить в театр…

Безотчетный страх перед такой жизнью овладел Грачевым. Он трудно вздохнул и нырнул обратно в трубу…

КАЛЬКУЛЯЦИЯ

Гаврилов задержался на работе. С бухгалтером Козловой отчет заканчивали. Вышли из конторы поздно, когда луна уже взошла.

Гаврилов, глядя на ночное светило, в лирическом настроении стихи начал читать: «Фортуна, Фортуна, Фортуна моя». И тут некстати навстречу попадает подруга его жены.

«Ну, – думает, – пропал».

И верно, на следующий день жена как в рот воды набрала и даже на вечерний чай не приглашает. Взяла книгу «Кодекс законов о семье и браке» и как будто ее взвешивает. А в той книге килограмма три, не меньше.

– Что-то будет, – забеспокоился Гаврилов.

На всякий случай надел шапку и продолжает читать газету «Советский спорт».

– Ты что это шапку на голову натянул, – заговорила наконец жена, – никак на свидание, на ночь глядя, собрался?

– Да нет, голова что-то мерзнет.

– Совсем замерзнет, если будешь еще холодными ночами с какой-то Фортуной разгуливать да еще своей называть.

– Помилуй, Фортуна – это же судьба.

– Так даже твоя судьба?

– Какая судьба? Это наш бухгалтер Козлова. Ты не подумай, мы с ней годовой отчет заканчивали. Получился такой толстый, что твой роман.

– Не мой, а твой, – уточняет жена, – с этой вертихвосткой!

– Никакого романа не было, – пытается убедить Гаврилов, – мы калькуляцией занимались.

– Сейчас, значит, это калькуляцией называется?

«Не верит, – думает Гаврилов, – ладно, попробую с другой стороны».

– Ты подумай, Маша, ну кому я такой крокодил нужен? С моей внешностью только снежного человека в кино изображать. Теперь, в отношении культуры: за все время нашей жизни из культурных заведений нигде, кроме пивбара, не был, а как заговорю, так куры смеются. Так что никому из женщин я не нужен.

– Верно, – соглашается жена, – и мне не нужен. Зачем мне такой муж, на которого ни одна не посмотрит? Завтра же подаю на развод и разделимся по справедливости: мне машину и ковер, тебе – твой любимый пиджак в крапинку.

– Подожди, Маша, – заволновался Гаврилов, – ты что, уж совсем меня за Квазимодо принимаешь? Иногда и смотрят на меня. К примеру, та же Козлова. Признаюсь, было дело. Когда твоя подруга нас увидела, целовались мы с Козловой. Так что влюбилась она в меня.

– Неужто влюбилась? – обрадовалась жена. – Вот дурочка!

– В общем виноват я, – Гаврилов встал на колени. – Прости.

– Красивая она?

– Красивая, но ты лучше.

– Само собой. Ну, ладно, донжуан, – смягчается жена, – иди чай пить и чтобы больше никаких свиданий.

Гаврилов снял шапку и пошел пить чай.

НАКАЗАНИЕ

В кабинет директора заходит кадровик Иванчаев и неслышно опускается на стул.

– У меня к вам два вопроса, Николай Николаевич. Во-первых, как нам поступить с техником Говорухо? Разгильдяй из разгильдяев! Не справляется с обязанностями. Постоянно опаздывает, по понедельникам прогуливает. Вот вчера, например, явился лишь на профсоюзное собрание. Пил пиво в буфете…

– На вид ставили?

– Ставили. Не помогает.

– Выговор объявляли?

– Не один раз. В связи с систематическими прогулами составили даже график выговоров. Объявляем по графику.

– Предупреждали, что можем уволить?

– Предупреждали, да что толку. «Плевал, – говорит, – я на ваши предупреждения». Знает ведь, что не уволим. Потому, что не хватает техников. В последний раз присылали техника еще до прохождения кометы Галлея. Так что будем делать?

– Что делать? Наказывать! – директор не спеша достает сигарету и закуривает.

– Это ясно, что наказывать, а как? Ничего ведь не боится!

– Надо подумать, – директор стряхивает пепел с сигареты и затягивается так глубоко, что до появления дыма Иванчаев успевает заглянуть в свежую газету. – Ну, что там еще у тебя?

– Вопрос второй. В связи с занятостью вы просили меня подобрать вам заместителя. Так вот, предлагал плановику Самосадзе. Пунктуальнейший работник. За всю свою жизнь ни на минуту не опоздал на работу. За столом обычно сидит с закрытыми глазами. Много думает.

– Ну и как он?

– Представьте, отказался. Должность ему кажется беспокойной. – Иванчаев загибает пальцы. – Сватал инженера Прямокосвенного. От радости не запрыгал. Трудно, говорит, с вами работать. – Кадровик стеснительно кашляет. – Назвал вас, извините, волюнтаристом и зажимщиком критики.

– Вот как! Еще кого сватал?

– Еще заочника Грушева. Испугался. Сделался белый как мел. Прямо замахал руками. Считает, что не тянете вы на директора. «Бюрократ, – говорит, – каких свет не видывал». И еще… не могу, товарищ директор, язык не поворачивается. Ну, в общем, говорит, что работать с вами сущее наказание!

– Так и сказал – наказание?

– Так и сказал.

Директор с минуту молчит, потом решительно поднимается с кресла.

– Как фамилия того техника, о котором мы говорили раньше?

– Говорухо, товарищ директор.

– Отлично. Подготовь приказ о назначении техника Говорухо моим заместителем, – директор удовлетворенно потирает руки. – Вот мы и решили сразу два вопроса.

ЧЬЯ НЕВЕСТА?

Стою в фойе Дворца бракосочетаний, размышляю: «Нужно еще раз взвесить все «за» и «против».

Отхожу от невесты в сторону, закуриваю. Делаю вид, что рассматриваю фотографии молодоженов, а сам взвешиваю. Первая, даст бог, не последняя. Было бы здоровье. Тушу окурок о подошву, ищу невесту в толпе. Но где же она?

– Если вы блондинку черноглазую ищете, – останавливает меня фотограф, – так она в зале. Наверное, уже регистрируется.

– Как это регистрируется? Вы что-то путаете, гражданин.

– Пока вы курили, вашу блондинку увел один молодой человек. Такой длинноволосый.

Кинулся я в зал, а они перед заведующей стоят. Длинноволосый уже подпись в книге ставит. Я трогаю его за плечо.

– Простите, но это моя невеста!

– Почему вы решили, что она ваша? – оборачивается длинноволосый. – На ней ведь не написано. А я с ней в очереди стоял. Если нужно, люди подтвердят. Давайте спросим.

– Товарищи! – говорит заведующая. – Я так работать не могу. Двух женихов регистрировать с одной невестой не имею права. Разберитесь, кто из вас жених. Представьте, наконец, доказательства.

– Ну, хорошо, – соглашается длинноволосый. – Этот тип утверждает, что невеста его. Допустим. Тогда пусть назовет ее фамилию.

– Фамилию? Пожалуйста, могу назвать. – Я напряженно смотрю в потолок и шевелю губами: – Петрова… Да-да, Петрова. А может, Петрухина?

– Вот видите, он не знает, – торжествующе ухмыляется соперник.

– Ну и что из того? – не сдаюсь я. – У меня есть даже вещественные доказательства. Вот!

И достаю из кармана пиджака помятые корешки билетов.

– Мы с ней в кино ходили.

– Билеты еще не доказательство, – возражает заведующая. – По этим билетам вы могли ходить и с другой девушкой.

Между тем соперник уже берет невесту за палец, чтобы надеть обручальное кольцо.

– Постойте! – в отчаянии кричу я. – Можно, наконец, спросить невесту!

Невеста холодно оглядывает меня с головы до ног.

– Да, я ходила с ним. Только я полюбила другого. – Она указывает на длинноволосого. – Запишите меня с этим.

Шатаясь выхожу в фойе. Закуриваю. Вижу, один жених отошел от невесты и фотографии рассматривает. Взвешивает, значит.

А невеста сникла, грустная стоит. Хватаю ее за руку и мы, расталкивая людей, бежим с ней в зал.

БЕЖЕВАЯ „ВОЛГА“

Выхожу из ресторана и оглядываю стоящие неподалеку автомашины.

Вот она! Новенькая, изящная, самая красивая!

Сажусь за баранку, включаю зажигание и резко трогаю с места. Набираю скорость. Мягкое шуршание шин действует успокаивающе. Мне улыбаются идущие навстречу девушки. Я улыбаюсь им.

Проезжаю трамвайную остановку. Толкаясь и что-то крича, садятся в трамвай люди. Среди них замечаю знакомых. Жаль, у них нет машины. А у меня есть. Ну что же, каждому свое. По способности. Чувствую себя счастливым, обеспеченным. Любовно глажу рукой приборный щиток, включаю приемник. Тихо льется музыка. Лучи весеннего солнца радужно преломляются через лобовое стекло.

Навстречу плывут большие дома, бегут зеленые огни светофоров.

Ах! Столица. Чистая, белокаменная. А жизнь-то какая! Жаль только, что не всегда было так. Долгое время меня преследовали неудачи. Школу едва закончил. В институт не попал: не набрал нужную сумму баллов. Попытался дать взятку – не взяли.

Справа остался дворец бракосочетаний. Счастливые лица новобрачных, белые платья невест. Свадьбы…

И у меня были свадьбы. Только уходили от меня жены, не держались. Не нравилось им что-то во мне. Говорили, что нет машины. И еще говорили, что работать надо. А я разве против? Ведь труд для меня радость, наслаждение. Но как трудиться, когда всюду предлагали увольняться по собственному желанию?

Нет, никто не понимал меня – ни начальство, ни жены. Последнюю жену звали Глафирой. Красивая, темноволосая с ямочками на щеках. Сколько упреков наслушался от нее: «Вот у Семена Семеновича своя «Волга», а у тебя нет». Ошиблась. Не думала, что у меня будет машина. Сидела бы сейчас рядом, нежно прижавшись щекой к моему плечу. А я навел бы зеркальце, чтобы любовалась мной.

Вот уж промелькнула кольцевая автомобильная дорога. И вся моя жизнь прошла перед глазами.

«Что сделал за свои тридцать лет, что совершил? Не совершил, так совершу…»

Прибавляю газ. Впереди вырастает фигура с поднятым жезлом в руке. Резко торможу и по указанию милиционера ставлю машину у обочины. Приближается стройный, розовощекий и, щелкнув каблуками, отдает честь.

– Ваши документы?

– Документы? У меня все в порядке, сержант.

– И все-таки прошу предъявить.

– Понимаю, служба такая. Вот, пожалуйста.

Подаю документы, а сам любуюсь его выправкой. На ум приходят слова поэта: «Моя милиция меня бережет».

Проверил сержант бумаги, сказал:

– А ведь машина не ваша, гражданин.

– Не моя?

Посмотрел я на «Волгу». В самом деле не моя. Эта бежевая, а у меня… никакой.

Дали мне год. Ну что же, выходит, каждому свое. По способности.

ЛИШНИЕ СТУЛЬЯ

Сотруднику проектного института «Гипроштопор» Борису Барбарисову пришла идея изобрести штопор с левым вращением. И в этот момент под ним развалился стул, превратившись в жалкую груду ножек, планок, гаек и шурупчиков. Не откладывая, инженер позвонил начальнику отдела.

– Крупник слушает, – задребезжала в ответ мембрана.

– Здравствуйте, Петр Петрович! Тут, понимаете, такая история… Ну, в общем, остался я без места…

– Не место красит человека, – холодно заметил начальник отдела.

– Нет, нет! Я имею в виду не должность, а стул, обыкновенный рабочий стул.

Выслушав подчиненного, Крупник почувствовал необыкновенный прилив деловой активности. Он прошел по кабинетам, пересчитал сотрудников и наличную мебель, обследовал коридоры и коридорчики, спустился даже в подвальное помещение. Лишних стульев нигде не было.

До конца дня Крупник обдумывал, что делать. Потом хлопнул себя по темени, взял чистую перфокарту и подготовил данные для электронно-вычислительной машины. Та просчитала тысячи вариантов и выдала единственное правильное решение: обратиться в вышестоящие инстанции.

Пока шел телефонный перезвон, добросовестный и дисциплинированный Борис Барбарисов, торопясь закончить расчеты, работал за столом стоя. Иногда, как цапля, стоял попеременно то на одной, то на другой неказенной ноге. Через месяц инженер, переведенный на постоянное стойловое содержание, не выдержал и на глазах у сотрудников некрасиво упал на паркетный пол. Об этом узнал директор, который созвал экстренное совещание.

– Товарищи! – сказал директор. – В нашем институте впервые произошло ЧП: сломался стул. И вот теперь наш сотрудник, товарищ Барбарисов, вынужден весь рабочий день стоять на ногах. Конечно, это неудобно. Как и всем присутствующим здесь, ему тоже хочется сидеть. Однако новые стулья мы не можем получить – пока нет лимитов. Что делать? Какие будут предложения?

После минутной тишины из задних рядов поднялся старший инженер по научной организации труда Нетудыев:

– Нужно составить график и всем стоять по очереди.

– Взять один стул из вашей приемной, – подняла руку секретарша Любочка, только что окончившая десятилетку.

– Товарищи, прошу говорить серьезно, – директор предупредительно постучал по столу карандашом.

– А может, Барбарисова сократить? – робко предложил начальник отдела Крупник. – В связи с отсутствием стула.

– Правильно, – поддержал директор, – сократить. А штопором с левым вращением займется товарищ Полуцельный… У него есть стул.

ЛИЧНЫЕ КРАНЫ

В квартире инженера Верзилова вышел из строя водопроводный кран. Не прошло и пяти минут после телефонного звонка, как появился слесарь с сизым и пористым носом, заменяющим ему производственную характеристику. Кроме гигантского водопроводного ключа, при нем ничего не было.

– Значит, течет? М-да… плохо дело!

Слесарь прошел на кухню, оставив на ковре глину от грязных сапог.

– Кран никуда не годится, надо купить новый, – заявил он после осмотра.

– А разве домоуправление не обязано заменить? – робко спросил инженер.

Слесарь внимательно посмотрел на Верзилова, и тому стало стыдно за глупый вопрос.

– А в магазинах они есть? – поинтересовался хозяин квартиры, предчувствуя хлопоты.

– Вы что, папаша, того? – слесарь покрутил указательным пальцем у виска.

– Может, у вас найдется личный кран?

– Личный, говорите? Личный-то у меня есть. Я на этой неделе поставил таких штук двадцать, – похвастал слесарь. Когда в его руке хрустнула пятерка, он заинтересовался другими неисправностями, установил, что сломался один из кронштейнов, на которых держится раковина. Но этой штуковины у него не было, и он посоветовал достать ее на складе стройматериалов.

В пятницу Верзилов отправился на склад. Кладовщик предложил пару кронштейнов и тоже взял пятерку.

– Шиферу не желаете приобрести? – оглядываясь по сторонам, спросил он Верзилова.

– Нет необходимости.

– Есть комплект оборудования для двухэтажной дачи, – не отставал кладовщик. – Цена сходная.

– Я строю пятиэтажную, – попробовал отшутиться Верзилов.

– Для пятиэтажной пока ничего нет, – серьезно ответил кладовщик.

На следующий день слесарь укрепил раковину.

– Послушайте, папаша, зачем вам второй кронштейн? Отдайте мне.

– Если нужно, возьмите, – не посмел отказать инженер.

Через неделю в квартире вышла из строя ванна.

– Проржавела труба, нужно заменить, – деловито сказал слесарь. – Но вот беда, личной у меня нет, да и нигде не достанете. Предлагаю убрать ванну.

– Убрать ванну? – удивился хозяин квартиры. – Но зачем?

– Я поставлю ее Грушеву. Очень просил.

– А как же нам мыться?

– Ходите в баню. Кстати, наука доказывает, что нет ничего полезнее для здоровья, как попариться с веничком, – напирал слесарь.

– Да, но жене нельзя: у нее сердце, – не сдавался Верзилов.

– Привыкнет, – пообещал слесарь.

– Я подумаю, – сказал хозяин квартиры, стремясь выиграть время.

– Ну, ладно, бывайте, – попрощался слесарь, – зовите, если что… Может, еще чего убрать?

Визиты слесаря сильно расстроили Верзилова. Когда засорилась раковина, вышла из строя канализация, стали течь батареи центрального отопления, инженер съехал с квартиры. Он обменял ее на неблагоустроенную.

ПОЕЗД СО СТАНЦИИ ЯМА

Сотрудник института коммунального хозяйства Миша Сибирдеев сидел на вокзале и ждал поезд со станции Яма. Приезжал его любимый дядюшка. Хотя от станции Яма до города всего пять часов езды, дядюшка редко у него бывал. В последний раз он выбрался из Ямы пятнадцать лет назад, когда Сибирдеев был еще холостяком. А сейчас женат, получил трехкомнатную квартиру, и у него родился сын. Дядюшка должен разделить с ним семейную радость. Разумеется, ему была послана телеграмма, и сейчас он уже должен был из окна поезда рассматривать сельский пейзаж.

Сибирдеев с нетерпением посмотрел на часы. До прихода поезда по расписанию осталось пятнадцать минут. Скоро он увидит своего милого, доброго дядю и заключит его в объятия.

Из репродуктора доносится хриплый голос диктора:

– Товарищи пассажиры, поезд пятнадцатый «Яма – Староуральск» опаздывает на тридцать минут.

Сибирдеев достал сигарету, закурил.

«Ну что же, поезда иногда опаздывают. А тридцать минут не так уж много».

Он стал прохаживаться по перрону, думая о дяде.

«Дядя работает сторожем. Конечно, лучше, если бы он был профессором. Дело в том, что на торжества приглашен Петр Петрович, директор института. Ему бросится в глаза провинциальность дяди, его старомодный пиджак, широкие, как Каспийское море, брюки. Впрочем, на такой случай дам дяде свой синий в полоску костюм».

Через шум толпы доносится голос диктора:

– Поезд пятнадцатый, следующий по маршруту «Яма – Староуральск», опаздывает на полтора часа.

Это не понравилось Сибирдееву.

«Дядя неплохой человек, – вдруг подумал он, – но изрядно надоедлив. Обязательно пристанет к Петру Петровичу с разговорами о поднятии паров и лущении стерни. А то затянет свою любимую песню «Соловей, соловей, пташечка…»

Вновь включается репродуктор:

– Поезд пятнадцатый «Яма – Староуральск» опаздывает на три часа.

«Безобразие! Напишу об этом в газету, – решил Сибирдеев. – Ах, дядя, дядя! Родственник… А ведь он, насколько я помню, и храпит по ночам. Уснуть будет просто невозможно. Куда положить дядю? Дядя не впишется в современный интерьер гостиной. И что его понесло? Сидел бы себе дома. Знает ведь, что у меня лишней комнаты нет…»

Размышления прерывает знакомый голос:

– Поезд пятнадцатый, следующий по маршруту «Яма – Староуральск», опаздывает на пять часов.

Сибирдеев бросается к окошечку справочного бюро.

– Ну как же так? – спрашивает он девушку. – Поезд опаздывает на пять часов, тогда как от Ямы до Староуральска всего пять часов пути?

– Все правильно, – отвечает девушка, – но поезд еще не вышел со станции Яма.

– Что вы сказали? Еще на станции?

И Сибирдеев побежал давать дяде телеграмму о том, что срочно выезжает в командировку.