Текст книги "Продолжение поиска (сборник)"

Автор книги: Владимир Караханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Мотоциклетная карусель

Опять, уже в который раз за сегодняшний день, я проехал по Морской улице. Потом иду по длинному двору; такое ощущение, будто прожил в этом пятиэтажном доме много лет.

«Колесов Александр Николаевич, четвертый подъезд», – сказал Анатолий. Так и есть: именно я, а не Эдик побывал здесь сегодня утром. Я вспомнил высокого, аскетического типа мужчину неопределенного возраста. Он не проявил ни малейшего желания пропустить меня дальше прихожей, вежливо, но совершенно безразлично выслушал и отрицательно покачал головой. «Истукан какой-то», – подумал я.

Сейчас, нажимая кнопку, ловлю себя на желании сделать это помягче, будто от силы звонка зависит, сообщит ли мне Колесов что-нибудь стоящее, или в последний момент передумает.

В дверях знакомое маскообразное лицо хозяина, но на этот раз приглашающий жест, сопровожденный коротким:

– Прошу.

В комнате меня встречает Анатолий, быстро вполголоса говорит:

– Внучка тяжело больна, сейчас вроде лучше.

Теперь понятно, откуда эта щемящая тишина в квартире, откуда безразличие к чужой беде. Я, занятый своими профессиональными делами, часто упускаю из виду вот такие привходящие обстоятельства и склонен поверхностно судить о людях по первому впечатлению.

– Извините, Александр Николаевич, что опять беспокою. Вы как будто хотели мне что-то сообщить.

– Ничего особенного, но Анатолий, вот, оказывается, не только в газовых плитах разбирается, – улыбнулся хозяин. – Он заверил меня, что в вашей работе все важно. Так что вы уж теперь меня извините, если зря вас вызвали. Садитесь, пожалуйста.

Вчера вечером с улицы раздался треск мотоциклетного мотора, – продолжал он. Это было очень громко. Потом мотор заглох и долго нормально не заводился, грохотал с короткими интервалами. Я потерял терпение, вышел на балкон. Прямо под ним с мотоциклом возился парень. Я крикнул, чтобы он откатил мотоцикл подальше, здесь больная, но он и не услышал меня. Грохот стоял неимоверный… Наконец он уехал. Вот, собственно, и все.

– Не припомните время? Поточнее…

– Ровно в девять сестра сделала укол… Да, вскоре после ее ухода. Минут через пятнадцать-двадцать. Ну, может быть, с небольшим отклонением.

Видимо, выражение моего лица настолько изменилось, что Колесов счел нужным объяснить:

– Я не думал, что пустячный эпизод вас заинтересует. Да и не до того утром было: всю ночь не спал.

– Понимаю, Александр Николаевич, но все это действительно очень важно. Какой был мотоцикл?

– С коляской. А марки не знаю. – И, предваряя естественный вопрос: – Номера не разглядел.

– А парня?..

– Тоже не очень… Невысокий, широкоплечий, вроде бы крупный такой… Нет, не могу я внешность описывать, только с толку вас собью. Да и не запомнилось больше ничего.

– Как он был одет?

– В куртку. Да, что-то вроде куртки…

– А на голове?.. Что было у него на голове?

– Вот этого не заметил.

– Может быть, шлем, знаете, на каску похож?

– Нет, на шлем бы я обратил внимание. Из-за него мотоциклисты мне всегда водолазов напоминают, а этот выглядел как-то иначе. Собственно, ничего, по-моему, не было.

– Куда он уехал?

Чтобы сориентироваться, мы вышли на балкон.

– В ту сторону, – Колесов показал на пустырь, начинавшийся за жилыми зданиями. – Я еще удивился: куда его понесло по бездорожью?

– А за пустырем проходит бакинская магистраль, до нее отсюда, если напрямик, метров полтораста, не больше, – сказал Анатолий.

Меня заинтересовала улица, на которой мы сейчас находились. Она параллельна Морокой, и на нее из этого дома нет ни одного выхода. Значит, оставить здесь мотоцикл можно было только умышленно. Неужели все-таки он?.. Но тот высокого роста, это утверждали и Самедова и Хабибов. Рост… Колесов видел его отсюда, с третьего этажа. Высота не бог весть, а все-таки искажает. И еще странность: отсутствие шлема, без него на мотоцикле не ездят. Но тот был в кепи…

Ну что ж, большое спасибо свидетелю Колесову, а внучке его быстрейшего выздоровления.

Во дворе я прощаюсь и с Анатолием.

– Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Позвони вечером, возможно, понадобятся твои ребята.

Я задержался, чтобы обойти квартиры, выходящие на улицу, надеялся, что кто-нибудь из жильцов тоже выглянул на шум и случайно запомнил номер мотоцикла, хотя бы частично. Обход моих надежд не оправдал, но кое-кто обратил внимание на треск незаводившегося мотоциклетного двигателя примерно в то же самое время, что и Колесов.

Еду в машине, а голова кругом, мысли обрывочные, противоречивые. Опять мотоциклист? Как наваждение какое-то. Мало ли кто мог оставить мотоцикл у дома? Совпадение во времени? Даже гениальные открытия не гарантированы от такого совпадения, а тут, подумаешь, приехал парень на мотоцикле, а в это время за квартал от него кто-то грабил Самедову… А если все же мотоциклист, так обязательно тот, что обокрал Саблиных? Жалкий похититель тигренка и преступник, решившийся на вооруженное нападение? Что их связывает? Мотоцикл? Половина здешней молодежи имеет мотоциклы. Зажигание отказывает? А у кого оно не барахлит?.. Нет, зажигание – не след протектора.

Так и не придя ни к какому определенному выводу, докладываю Кунгарову все подряд, включая собственные сомнения.

– Запутался в трех соснах, – решительно говорит Рат. – Если тот, если этот… С тобой в детстве ребята не проделывали «карусель»? Я, например, оборачивался только один раз и лупил того, к кому стоял лицом, не обращая внимания на удары по затылку… Давай разберемся с одним мотоциклистом… Последним. За – возраст, время, место. Против…

– Все остальное, – подсказал я.

И вдруг меня точно стукнули по голове. Я вспомнил самый убедительный довод Егора Тимофеевича.

– Запах… Нужно сейчас же поговорить с Самедовой.

Рат отреагировал моментально, отдал по телефону необходимые распоряжения.

Через полчаса появляется Самедова:

– Йолдаш Кунгаров?.. – с протяжным «о» и такой же неестественно длящейся заискивающей улыбкой. Чувствует кошка, чье мясо съела.

– Азиза-ханум, мы пригласили вас…

Рат недовольно фыркает, обрывает меня:

– Значит, ты сама и продавец, и завмаг, и кассир, и даже инкассатор? Сама деньги получала, сама считала, сама сдавала, небось жалко такой шикарный порядок ломать? Ежедневно наличные суммы под рукой, можно левый баланс делать, а?..

– Йолдаш начальник, мал-мала делал…

– Много или мало, ревизия определит.

– Йолдаш…

– Я тебе не йолдаш… поняла? Я товарищ Кямилю, который из-за тебя…

Рат не закончил и вдруг спросил:

– А ну скажи, чем от того типа пахло? Он с тобой нос к носу стоял.

– Пьяный не был, начальник. Клянусь аллахом, не был.

– Трезвый был? Хорошо, верю. А ты вспомни, может, другой запах был, не водки, а?..

Радостная, на этот раз искренняя улыбка:

– Вспомнил, начальник, вспомнил. Бензин запах. Когда он стоял рядом, как будто я в машину сидел.

Сомнений больше нет: Колесов видел грабителя.

Подтвердилось и наше первоначальное предположение о сообщнике, притаившемся за пятиэтажкой. Своеобразный это сообщник – мотоцикл. Теперь понятно, почему преступник, обычно не рискующий вступать в схватку с дружинником, вдруг повернул навстречу преследователю. Кямиль висел у него «на хвосте», а удрать, бросив мотоцикл, равносильно саморазоблачению. Хорошо, что Хабибов вернулся к раненому товарищу: «мотоциклисту» терять было нечего, он напал бы и на Измука.

По приказу Шахинова почти весь оперсостав горотдела брошен на помощь ГАИ. Предстоит опросить водителей автобусов и маршрутных такси, следовавших вчера вечером по бакинской магистрали в обоих направлениях.

Разыскивается мужчина в возрасте от 20 до 30 лет, высокий, одет в куртку, управлял мотоциклом с коляской. Приметы, конечно, из рук вон плохие: высокий в сидячем положении может не показаться таким, попробуй определи на ходу, а в пальто молодежь на мотоциклах не ездит. Но суть пока не в личности преступника. Главное – мотоцикл. Вчера он помог своему хозяину быстро скрыться, но с той же минуты стал «работать» и на нас: превратился в надежный ориентир поиска. Мотоциклиста не могли не видеть, но ведь и видевших его тоже нужно найти.

К поиску подключен штаб народной дружины, общественные автоинспектора, ребята из комсомольского оперативного отряда.

Часы показывают начало одиннадцатого вечера. Мы с Алешей Наджафовым сидим в диспетчерской таксомоторного парка, встречаем оканчивающих смену. После беседы с очередным водителем в помещении снова воцаряется тишина до прибытия следующей автомашины. И вдруг на груди у меня щелкнул микропередатчик: «Всем, всем. Распустить поисковые группы. Сотрудникам возвращаться в горотдел».

Алеша предложил подвезти меня на своем мотоцикле. По дороге он все приставал ко мне: «Неужели нашли, как вы думаете?» Такой ладный парень, а голос тонкий, часто срывается на фальцет: «неузели?»

Я отвечал, но слова уносились волной встречного воздуха, и он, расслышав их наполовину, переспрашивал: «Как думаете?..»

Ему действительно на соревнованиях выступать, лихо управляет. Тугая воздушная струя била в лицо без передышки.

– Не гони так! – крикнул я.

Он сбросил газ, и я повторил:

– Не знаю. Скорее всего отбой на сегодня, время позднее.

Алеша наклоняется ко мне, кивает на передатчик:

– А вы спросите, мозет, поймали?

Просьба прозвучала с такой детской непосредственностью, что у меня язык не повернулся отказать.

– Притормози, – сказал я и включил рацию. Дежурный сообщил, что нашли водителя, видевшего вчера мотоциклиста, очень похоже, «того самого».

Алеша разочарован:

– Я думал, бандита поймали. – Он рванул с места так, что я с коляской, казалось, на мгновение очутился позади мотоцикла, а шлем на голове Алеши и вправду съехал на затылок.

– Каску потеряешь! – крикнул я.

– Большая очень. – Он на ходу поправил ее, и, видимо, ветер причудливо изменил смысл, мне послышалось: «На две головы хватает…».

В кунгарском кабинете дым коромыслом: руководители поисковых групп что-то живо обсуждают. Самого Кунгарова нет, зато Агабалян здесь… Со свойственной ему обстоятельностью Эдик ввел меня в курс.

– Сеид Мурсалов, Юра Саркисов и еще один общественник поехали на автобусный круг, знаешь, где бакинские… Машины через каждые полчаса прибывают. Четвертый по счету шофер и видел мотоциклиста. «Я из-за него, – сказал, – вчера вечером чуть на самосвал не наскочил». И время совпадает: в половине десятого у него прибытие. Понимаешь?

Понимаю, что повезло. Иной раз неделю без толку потеряешь, а тут за три часа «иголку отыскали».

– Ну вот. Он, значит, ехал по магистрали, впереди самосвал. Говорит, город уже начинался, поэтому не обгонял. Аллах, говорит, спас. Вдруг самосвал ка-ак тормознет у него под носом. Хорошо, говорит, покрышки новые, а то бы в кузов ему въехал. И тут же мимо, навстречу, значит, мотоцикл стреканул. Раньше его на дороге не было. Ребята, конечно, сразу: «Номер запомнил?» Как, говорит, запомнишь, когда у меня в машине все стоячие полегли, а сидячие встали. Но он запомнил номер самосвала. А сейчас Сеида с Кунгаровым ждем, – неожиданно закончил Эдик.

Впрочем, дальше и самому нетрудно догадаться: связались с автоколонной, узнали адрес водителя грузовика.

Я не успел подключиться к обсуждению последней новости: приехали Рат с Мурсаловым. По лицу Рата вижу: активных действий сегодня не предвидится, значит, номер мотоцикла узнать не удалось.

– Разбудили бедного, – сообщает Мурсалов. – Меня увидел, сон пропал, как дорогого гостя встретил. А, Кунгаров?..

Несмотря на серьезность ситуации, мы улыбаемся. Начальник ГАИ – любимец всего отдела и как-то по-детски, по-хорошему честолюбив; эта его слабость нам хорошо известна. Среди шоферов Каспийска он действительно пользуется колоссальной популярностью. Секрет ее, помимо деловых и человеческих качеств Сеида, еще и в том, что он прошел путь от профессионального водителя до майора милиции и остался «своим» для шоферской братии.

Беседу со свидетелем Рат записал на пленку. Комнату заполняют голоса специфического «магнитофонного» тембра.

Мурсалов: «Теперь, хала оглы[8]8
  Буквально: сын тети, двоюродный брат (азерб.).


[Закрыть], расскажи все по порядку. Волноваться не надо, стесняться не надо».

Водитель самосвала: «Впереди никого не было, позади шел автобус. При въезде в город справа на магистраль вылетел мотоцикл. Прямо перед буфером, чуть не поцеловались. Я даже сообразить ничего не успел, нога сама тормознула на всю катушку. Машину занесло, хорошо, на автобусе шофер отличный, при торможении вправо взял, а то бы в меня врезался обязательно».

Мурсалов: «А мотоцикл, хала оглы?»

Водитель: «А мотоцикл, Сеид меллим[9]9
  Буквально: учитель, уважительное обращение к старшему (азерб.).


[Закрыть], проскочил и до свидания. Он на шоссе темным выскочил, как ишак сумасшедший. Там, справа, и улиц нет, пустырь какой-то. До сих пор понять не могу, откуда он взялся?»

Кунгаров: «Номер заметил?»

Водитель: «Как мог? Разве в такой момент успеешь?»

Кунгаров: «Самого мотоциклиста все-таки видел?»

Водитель: «Обязательно. Если б не видел – не тормозил. Он темным был, а у меня ведь фары включенные».

Мурсалов: «Так, правильно, хала оглы, очень хорошо… Значит, осветил его?»

Водитель: «Как в кино».

Кунгаров: «Какой он из себя? В лицо запомнил?»

Водитель: «Лицо?.. Нет, товарищ Кунгаров, лицо не видел».

Кунгаров: «Сам же сказал: как в кино».

Водитель: «Обязательно. Все вместе видел. Мотоцикл видел, его видел, лица не видел. Нет, э, лицо тоже видел, но…».

Кунгаров: «Понятно. Тогда скажи, что запомнилось».

Мурсалов: «Хала оглы, спокойно… подумай… потом скажи. Чего не видел – не говори. Что видел, скажи спокойно…».

Водитель: «Молодой парень… Один… Вот, вспомнил: на голове шлема не было».

Кунгаров: «Точно помнишь?»

Водитель: «Обязательно».

– Вот и все, что удалось узнать, – сказал Рат.

– Шлем он мог оставить в багажнике, – предположил я. – Когда на грабеж шел, надел кепку, а потом времени не хватило. Поэтому и Колесов его без шлема видел.

– Срочный запрос через ГАИ республики всем постам магистрали Баку – Каспийск. – Это уже Мурсалов диктует в трубку дежурному. – . Просим срочно сообщить обо всех случаях, включая самые незначительные, нарушений правил движения мотоциклистами на машинах с колясками в период с двадцать одного тридцати до двадцати трех часов двадцать второго декабря. Срочность задания объясняется расследованием тяжкого преступления.

Кунгаров развернул на столе крупномасштабную карту Каспийска, прокладывает предполагаемый маршрут преступника.

– Теперь понятно, почему мой дорнадзор на шоссе с ним не встретился, – замечает Сеид. – Когда дежурный сообщил о происшествии, сержант сразу поехал в город, а мотоциклист, кёпе оглы[10]10
  Сукин сын (азерб.).


[Закрыть], в это время уже свернул на пустырь.

На плане это очевидно. Дорнадзоровец двигался к Морской по катетам прямоугольного треугольника, а беглец – по гипотенузе, которая вывела его к шоссе. Так они и разминулись.

– Поехал в сторону Баку, – говорит Рат. – Значит, живет не здесь, иначе скрылся бы в городе, а не на шоссе, где затеряться гораздо труднее.

– Но обстоятельства ограбления и обдуманный маршрут бегства доказывают хорошее знание Каспийска, вообще местных условий.

– Одно другому не мешает: живет в Баку, работает у нас, – возразил мне Рат. – Такого и будем искать.

Каспийск относится к разряду «промышленных спутников». Здесь трудятся тысячи бакинцев, а местных жителей, работающих в Баку, можно сосчитать по пальцам. Поэтому Рат скорее всего прав. Вот только согласится ли с его решением Шахинов. Вероятностный подход к розыску он органически не выносит, признает лишь абсолютные гарантии.

Расходимся около полуночи. Сержант из дежурной части сообщает, что меня ждут. Выхожу во двор и вижу одиноко стоящий мотоцикл со съежившимся в седле Алешей Наджафовым.

– Ты почему домой не поехал? – удивился я.

– Хотел узнать…

– Ты же замерз как суслик.

– Думал, вы ненадолго. И не холодно, ветра нет, – а у самого зуб на зуб не попадает.

Я предложил ему ночевать у нас, в комнате отдыха для дежурных, но он наотрез отказался.

– Отец без меня спать не ляжет, всю ночь ждать будет..

Отпустить его промерзшего, да еще верхом на мотоцикле я не мог. Он послушно пересел в люльку, укутался брезентом.

Мотоцикл резво бежал по пустынным улицам. Ночь и на самом деле безветренная, тихая. Звезды ярко мерцают на черном фоне. Южное небо: никаких полутонов.

«Каково сейчас родным Кямиля? – приходит на ум. – Им тем более не до сна».

– Где вы гостей разместили?

Алеша сразу догадывается, о ком я спрашиваю.

– В общежитии. Родители приехали, родственники. Много народу приехало. Все в одном селении живут. В больницу пока нельзя, в общежитии ждать будут.

«Ждать в общежитии». Слово какое подходящее.

– Теперь как судьба скажет, – вздыхает Наджафов.

– Ты что, фаталист?

Он на мгновение поворачивается ко мне. «Не понял», – догадываюсь я. Значит, не густо с образованием, а по-русски говорит хорошо, чисто.

– Теперь куда?..

– С Апшеронской на Вторую Поперечную сверните… Там живем.

Улица сплошь из низких мазанок и белых заборов. Из-за тех, что повыше и поновее, доносится угрожающее рычание. Кавказские овчарки-волкодавы, приземистые, широкогрудые, с обрезанными ушами, их держат не для забавы: не приведи господь встретиться с ними без хозяина.

– Здесь, – останавливает меня Алеша у покосившегося заборчика. Через него и дворик и дом как на ладони. Зато летом они наверняка скрыты зеленым шатром: множество деревьев.

– Как в саду живете.

– Это что… Раньше сад был!

– Ты зайди завтра в отдел за мотоциклом.

– Нет, нет… – Алеша расставил руки, словно загораживая мне дорогу. – Теперь я вас не отпущу. Посидим немного, чай выпьем, согреемся. Потом, если надо, поедете.

– Поздно уже…

– Честное слово, обижусь. Очень прошу…

И снова, как в случае с передатчиком, я не смог отказать. Уж очень непосредственно, по-детски звучали его просьбы.

Застекленная веранда ярко освещена. На ней старик, ритмично раскачиваясь на корточках, что-то быстро-быстро бормочет. На нас не обратил никакого внимания.

– Совсем больной отец, – объясняет Алеша.

– Тише, – невольно прошу я.

– Все равно не слышит. Своим делом занят. Часами вот так с кем-то разговаривает.

Но старик услышал, только среагировал чудно. Не оборачиваясь к нам, крикнул:

– Нури! Опять мне мешаешь. Приехал, иди в дом!

– С братом меня путает. Видите, совсем больной. Проходите, пожалуйста.

Стены в комнате увешаны фотографиями. Пока Алеша возится на кухне, я рассматриваю своеобразный семейный альбом. Мужчина в железнодорожной форме, на голове словно папаха из густых курчавых волос, и усы такие же пышные; рядом миловидная женщина с лунообразным лицом, большими круглыми глазами, совсем молоденькая; оба строго в фас, взгляды устремлены куда-то в единую точку, но выражения их абсолютно не соответствуют лицам, а по отношению друг к другу воспринимаются как антиподы: волевое, даже упрямое, у женщины и мягкое, мечтательное – у мужчины. Трое: те же мужчина и женщина с девочкой посередине. Пятеро: прибавилось два карапуза. Двое мальчишек на игрушечных лошадках и в настоящих папахах скачут один за другим. Четверо: отец с матерью и два подростка по бокам. Двое юношей обнялись за плечи; Алеша постарше, у второго еле заметна черная полоска над губой. Нури мне кого-то напоминает. Вглядываюсь в знакомое лицо, пытаясь вспомнить, где я его видел, пока не соображаю: братья похожи, поэтому и возникло мое заблуждение. Правда, эта похожесть не бросается в глаза. Одни и те же черты словно размыты у Алеши и резко очерчены у брата. Еще фотография: Алеша в военной форме. Оно и видно, что в армии служил, по выправке. А девочка исчезла. Неужели несчастье?..

Так и есть. Накрывая на стол, Алеша поясняет:

– Гюли умерла, когда мы были совсем маленькие. От дизентерии. Не было тогда еще этих…

– Антибиотиков? – подсказываю я.

– Да. Потом у соседей сын болел, быстро вылечили. В больницу взяли, много уколов кололи, зато жив остался. А мы с Нуришкой вообще дизентерией не болели. Плохая болезнь, ядовитая. А отец чем больной, даже не знаю. Был совсем не старый, как заболел, стариком стал. Может быть, потом лекарства придумают, сейчас нету. С ним можно разговаривать. Он все понимает, по-своему все понимает. Про мух, например, что говорит? «Мух, – говорит, – все ругают. Неправильно ругают. Муха – санинспектор: прилетит, посмотрит, где чисто, сразу улетает, где грязно, как ни гони, не улетит. Муха дает знать: человек – будь аккуратный, пока грязь не уберешь, буду тебе жужжать: уббери, уббери… Зачем мух ругать, – говорит, – себя надо ругать». Интересно, правда?

Я киваю на прикрытую дверь спальни:

– Достается матери, наверное… – чуть не сказал «с таким мужем», но вовремя исправился: – С тремя мужчинами. Вы-то хоть помогаете?

– Ушла мать.

Сказал, как обиженный щенок взвизгнул.

– Совсем ушла. Пять лет здесь не живет. Нури с ней ушел. Почему не уйти? Отчим хороший человек, щедрый. Меня тоже звали. В Баку живут. Мать обижалась: «Квартира большая, всем места хватит, почему не идешь?» Теперь привыкла, раз-два в месяц к ним еду, не обижается.

Шляпа я, шляпа. Он же только отца упоминал. Все мимо ушей пропустил и с благодушными вопросами лезу.

– Извини, Алеша, не знал я… – и чтобы как-то замять свою бестактность, перевожу разговор на другое: – У вас на комбинате ребята отличные, дружишь с кем-нибудь?

– Со всеми дружу. Больше всех с Измуком. Жалко его, переживает очень. Сам, говорит, его найду. Зачем улыбаетесь? Он твердый парень, сказал – сделает.

Шаркающие шаги; входит старик, несколько секунд смотрит на нас пустым отсутствующим взглядом. Вдруг слезящиеся глаза оживают:

– Оглум[11]11
  Сынок (азерб.).


[Закрыть], никуда не ходи. И гость пускай остается.

– Бэлли, атам, бэлли[12]12
  Да, отец, да… (азерб.).


[Закрыть]… – Алеша, обнимая за плечи и поддерживая под локоть, уводит его в следующую комнату.

– Теперь ему спокойно, – вернувшись, говорит Алеша. – Когда в ночную работаю, до утра не спит, ждет меня. О чем задумались? Знаю о чем. Тяжелая у вас работа. Дома почти не бываете.

– Ничего, дом никуда не денется.

– Конечно, дом не человек, где стоял, там и будет стоять.

На мгновение его лицо темнеет, но тут же опять освещается белозубой улыбкой – будто облачко пробежало.

– Мы с отцом хорошо живем. И мать с Нуришкой хорошо живут. Отчим его как сына держит. В жизни все бывает, верно? Главное, чтоб всем было хорошо.

– Чудесный ты парень, Алеша, – говорю я, и темно-карие глаза его светлеют, словно кофе разбавляют молоком.

Он провожает меня, заводит мотоцикл.

– С самого начала зажигание мучает. Я напрямую соединю, а то весь город разбудить можно.

«У того тоже с зажиганием не в порядке, – подумал я. – Г де-то он еще „затарахтит“, пока поймаем?»

В отдел я вернулся в третьем часу.

– Носит на ночь глядя… – спросонок ворчит Рат.

Наутро первым автобусом мы уехали в Баку. И с хорошим настроением: из больницы сообщили, что кризисное состояние миновало; значит, по всем статьям сегодня воскресенье.

Дома меня встречает радостный возглас Марфутика, имен у сына больше чем прожитых лет.

– Очень он соскучился, – сказали мне. – И я тоже…

– Сделаем так, – сказал я, – полдня ему, вечер тебе.

– А остаток чей же?

– Мой. Чтоб всем поровну. Ну, Марфуша, что будем делать?

– Иглать!