Текст книги "Продолжение поиска (сборник)"
Автор книги: Владимир Караханов
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Буквально: «пять пальцев» (азерб.); азиатская разновидность кастета.
[Закрыть]
Вечером произошло событие, сорвавшее все наши планы. В половине одиннадцатого меня вызвали в горотдел: разбойное нападение, тяжело ранен дружинник.
В Каспийск для скорости я добирался на такси.
Оказывается, несчастье с Кямилем. Случилось это так.
В 21.17 дежурному горотдела позвонил дружинник Измук Хабибов и, срываясь на крик, сообщил, что убит Кямиль, сию минуту возле магазина № 36 по Морской улице.
Дежурный немедленно связался по рации с оперативным нарядом, патрулировавшим по городу на автомашине. В 21.23 наряд прибыл на место происшествия. Еще до прибытия наряда Хабибов обнаружил, что Кямиль жив, хотя и находится в бессознательном состоянии, и вызвал «скорую». Опергруппа еще застала пострадавшего, поэтому в первые минуты, по сути дела, занималась им. После его отправки в больницу была предпринята попытка обнаружить преступника на близлежащих улицах. Она ни к чему не привела, и Сардаров, старший опергруппы, занялся уточнением обстоятельств ранения дружинника. Вскоре приехал дежурный следователь прокуратуры, составил протокол осмотра места происшествия, уже по всей форме допросил очевидцев. Их было двое: напарник Кямиля по патрулированию Хабибов и заведующая магазином № 36 Самедова.
Сейчас начало двенадцатого ночи. Мы все в шахиновском кабинете. Мы – это Кунгаров, Агабалян, старший оперативного наряда Сардаров, следователь прокуратуры Зонин, Мухаметдинов и я. Замполит, конечно, мог не приезжать на ночь глядя, но, не сообщи ему дежурный о происшествии, когда такое случилось с дружинником, да еще «с нашим» Кямилем, век не простил бы.
Шахинов только что звонил в больницу. Ему ответили, как и прежде дежурному: «Осуществляются меры реанимационного характера».
– Давайте запись, – приказал Шахинов.
Сухо щелкает клавиша магнитофона. Шуршание пленки, затем женский голос: «Совсем немного от магазина отошла, вдруг…».
«Не волнуйтесь, – голос Сардарова, – давайте по порядку. Назовите себя».
«Самедова Азиза-ханум… Азиза Беюкага кызы[6]6
Дочь Беюкаги (азерб. – отчество).
[Закрыть]. Завмаг-продавец, магазин номер тридцать шесть, второй гастроном горпищеторга. В девять часов магазин закрыла, совсем немного отошла, вдруг он, на руке железо, бешбармак да… говорит: „Убью…“
„Кто он?“
„Мужчина, да… Часы, кольцо отдала… Говорит: „Деньги давай!““ Это время дружинник келди[7]7
Пришел (азерб.).
[Закрыть]. Он сразу убегал, потом видит: дружинник догонять будет, ударил железом по голове и совсем убегал».
«Откуда знаете, что преступник ударил Кямиля, то есть пострадавшего, железным предметом?»
«Вай… Сразу упал, такой болшой рана был, кровь был. Железо да, бешбармак…».
«Хорошо, продолжайте».
«Потом этот парень, дружинник да… тоже подбегал… Я ему кричала: убили, убили! Он автомат ходил, милицию звонил… Потом „скорой помощь“ звонил… Потом… и все».
«Объясните, как выглядит преступник, какой собой?»
«Я его не знаем… Молодой из себя, такой болшой… и на голове кепка болшой…».
«Лицо запомнили? Если увидите, узнаете?»
«Может, узнаем… совсем рядом стоял… кольцо, часы взял… может, узнаем».
Магнитофон выключен. Шахинов обращается к следователю прокуратуры:
– Что добавите, товарищ Зонин?
– Самедова подробно описала кольцо и часы. Во внешности грабителя обратила внимание на высокий рост и широкое кепи. Больше ей ничего не запомнилось.
– По-моему, осталось невыясненным, о каких деньгах шла речь?
Мысль Шахинова ясна. Если бы Самедова была случайной прохожей, то требование преступника: «Деньги давай…» – не имело бы значения, но она вышла из магазина, где работает, и это обстоятельство существенно меняет дело. Преступник мог знать о каких-то конкретных деньгах, а раз так, выбор его не случаен.
– Упустил, – вздыхает Сардаров.
– Пожалуй, вы правы, – соглашается неподчиненный Шахинову Зонин. – Завтра допрошу директора гастронома о порядке инкассации выручки.
Снова щелчок магнитофона.
«Хабибов Измук, дружинник. Работаю на химкомбинате в плановом отделе. Мы с Кямилем Алиевым начали патрулирование в двадцать часов. В десятом часу Кямиль предложил пройти по Морской, чтобы коротким путем выйти к Дому культуры; там в половине десятого кончается киносеанс. Не доходя немного до магазина, мы заметили мужчину и женщину. Я подумал: просто парочка, а Кямиль, видно, сразу догадался, в чем дело, и бросился к ним. Мужчина побежал через проезжую часть улицы к дому напротив, Кямиль за ним. В тот момент, когда я поравнялся с женщиной, и она сказала: „Бандит, грабил меня…“, мужчина вдруг повернул навстречу Кямилю, и Кямиль упал. Это случилось так неожиданно, что я даже не видел удара. Только слышал, как женщина закричала: „Убили, убили!“ Преступник скрылся за углом дома, и я понял, что не сумею его догнать…».
– Струсил, – резко вставил Рат.
«Кямиль был как мертвый, голова в крови. Я из автомата позвонил дежурному, а потом, когда понял, что Кямиль жив, в „скорую помощь“. Женщина мне объяснила, что является заведующей магазином, напавшего на нее мужчину не знает».
Голос Сардарова:
«Опишите его внешность».
«Здесь темно, все произошло очень быстро. Мне запомнилось, что он высокого роста…».
«Как он был одет?»
«Да, на нем не было пальто. Какой-то короткий плащ или, может быть, куртка… На голове широкое кепи».
«Вы сумели бы узнать его?»
«Сейчас мне трудно оказать. Может быть, по внешнему виду…».
– Я подробно зафиксировал показания Хабибова в части объяснений, данных ему Самедовой. Существенных расхождений нет, – сообщил Зонин. – С протоколом осмотра товарищи уже знакомы, но я тут схему набросал для наглядности…
– Давайте, давайте, это необходимо, – оживился Шахинов.
Мы сгрудились вокруг стола, рассматривая исчерченный разноцветными карандашами лист бумаги.
– Вот Морская, – пояснил Зонин. – Один фонарь горел в самом начале улицы, а здесь освещенный магазинчик. До магазина идет забор стройки, у края тротуара большое дерево. Между деревом и забором преступник остановил женщину – в десяти метрах от магазина. Как видите, место он выбрал удачное: с одной стороны – оно закрыто забором, с другой – деревом. Дружинники появились отсюда, а в этом направлении побежал преступник.
Зонину удалось хорошо передать динамику происходившего. Синяя стрелка круто поворачивала назад, утыкаясь в преследовавшую – красную. В точке их соприкосновения – крестик, обозначавший место падения Кямиля, почти на середине проезжей части улицы. Потом острие синей стрелки вновь устремлялось в первоначальном направлении к заштрихованному прямоугольнику.
– В этом двухэтажном доме бытовые учреждения: прачечная, химчистка, ремонтное ателье. В восемь часов все закрывается, дом вымирает. Это косвенно подтверждает версию об обдуманности нападения, – продолжал Зонин.
Я с ним не сталкивался раньше, знал только в лицо. Ему не меньше сорока, но он из «породы мальчишек»: светловолосый, ясноглазый и без единой морщинки. Судя по всему, он опытный следователь, однако до выяснения детали с деньгами я бы на его месте не торопился с выводами. Хороша версия, по которой обдуманно и заранее готовятся напасть на случайного прохожего.
– Значит, он скрылся за углом дома, а что там, дальше?
– Дальше жилая пятиэтажка. Впритык, – отвечает Кунгарову Сардаров.
Рат задал свой вопрос потому, что на чертеже пятиэтажка отсутствует, там пусто.
Зонин морщится:
– Моя схема – не план города.
– По-моему, это важно, – вмешался Шахинов. – Не возражаете?
Он забирает лист, аккуратно дочерчивает недостающее здание и, ни к кому персонально не обращаясь, замечает:
– В этом доме можно найти людей, видевших бежавшего преступника. Надо было обойти жильцов тут же.
– С утра сделаем, быстро отреагировал Рат.
– Будем разбираться дальше, – сказал Шахинов.
Зеленой стрелкой был обозначен путь Самедовой до встречи с преступником, а затем к упавшему Кямилю. Оранжевая отражала движение Хабибова. Сперва она солидно пролегала бок о бок с красной, затем пунктиром – через кружок – место нападения на Самедову, и далее, минуя крестик, но не доходя до угла здания, поворачивала назад.
– Все это в полном соответствии с объяснениями Самедовой и Хабибова на месте, – закончил Зонин.
– Струсил, – повторил Рат.
– Почему обязательно струсил? – вспылил Мухаметдинов. – Растерялся, с кем не бывает?
– А ты посмотри на расстояния, – Рат поочередно тыкал пальцем в отрезки, дотошно измеренные Зониным. – Все произошло на пятачке, да еще тот повернул назад, к Кямилю. Конечно, струсил.
– Может быть, испугался. Что же из этого следует?
Каким-то подчеркнутым, свойственным только ему спокойствием Шахинову всегда удается остудить горячие головы.
– По-вашему, безоружный парень должен был, ни секунды не раздумывая, броситься на вооруженного бандита. Но ведь Хабибов – дружинник, а не штатный работник милиции. Он мог, но не обязан проявлять мужество. Обязаны только мы. Какие будут вопросы по обстановке?
Вопросов не было. Информации явно не хватало, но все понимали, что сейчас ее никто не восполнит.
Перед тем как нам разойтись, Шахинов опять звонил в больницу и опять получил неопределенный ответ: «…в сознание не приходил, прогноз пока неясен».
Оперативное совещание с ограниченным числом участников продолжалось у Кунгарова. Мы с ним лежали на раскладушках; под Эдиком поскрипывал диванчик. В кабинете темно, только по углам три светящиеся точки. Даже Эдик сегодня курит.
Рат чертыхнулся: никак не устроит ноги на приставленном к раскладушке стуле; поднялся, опрокинул его на торец. Потом сказал:
– Судя по всему, тип наш.
– Я этого типа за Кямиля… – окончание фразы заняло у обычно невозмутимого Эдика много времени.
– Кто же этот мерзавец? – продолжал Рат. – С утра оба в пятиэтажку, всех обойдите подряд. нужен свидетель. Как воздух нужен. А я выясню, кто из местной шпаны орудует бешбармаком.
– Думаешь, из шпаны?.. – полувопросительно сказал я.
– А то кто же, – отрезал Рат, – был бы постарше, дружинника не тронул, постарался бы удрать. Их же метров пятнадцать разделяло.
– Точно, – подтверждает Эдик. – На это мог пойти только зеленый. Им молоко в голову ударит – и море по колено.
– Мог убежать, – согласился я. – Темень, и район удобный. Действительно, непонятно, зачем ему понадобилось возвращаться?
Рат прикуривает прямо от сигареты новую. Он не затягивается и способен перевести подряд полпачки.
– Трудно с молокососами. Попробуй предупреди преступления, когда пацан и сам-то, может, вчера еще толком не знал, что всерьез пойдет на грабеж. И все-таки, похоже, присматривался заранее. И «зеленые» в одиночку дела не делают. Нет, что-то тут не клеится. Давайте спать.
Тишина, но я долго еще не могу уснуть. Рат правильно сомневается, у шпаны только в стае страх пропадает. Друг перед другом хвастают, хорохорятся. Вместе что угодно натворить могут, а каждый в отдельности трус. Этот же действовал решительно и в одиночку. Может, не в одиночку? Может быть, его прикрывали? Хабибов же не завернул за угол.
Первого, кого мы увидели с утра, был Измук Хабибов. Он стоял в коридоре, прислонившись спиной к стене.
Рат молча прошел мимо. Я остановился, спросил:
– Ты что тут в такую рань?
Он меня не слышал, смотрел вслед Кунгарову. Я тронул его за плечо:
– Пойдем.
В нашей комнате Эдик возился с электрическим чайником. Он дружелюбно кивнул Хабибову и снова принялся за упрямую спираль, которая не хотела нагреваться.
Рат демонстративно не поздоровался с Хабибовым, я задал Измуку фальшиво-дурацкий вопрос, и только Эдик оказался на уровне современной психологии. Парень вроде начал отходить. И уже не выглядит так, будто готов заплакать.
Эдик где-то раздобывает недостающий стакан. Измук, словно оправдывая свое присутствие, сообщает:
– У меня выходной, подумал, может, пригожусь.
– Конечно, пригодишься. Теперь нам каждый человек дорог, – заглаживаю я свою прежнюю бестактность.
Измук сидит, опустив голову.
– Пей, пока горячий, – предлагает Эдик.
– Спасибо. – Но к чаю не притронулся.
Мучается парень. Вот Шахинов сказал, что он имел право не проявлять мужество. Имел ли?.. Ведь его никто не заставлял идти в дружинники. Если уж решился надеть красную повязку – не трусь. И все-таки в этом упреке какая-то несправедливость. Шел же он рядом с Кямилем по темной Морской улице. Струсил ли, растерялся, теперь уже неважно, но именно их появление спугнуло грабителя, и, не обернись все трагедией, получил бы Измук благодарность и висела бы его фотография в штабе ДНД на доске Почета. Беда ребят в том, что нарвались на бешеного: обычно даже самые отпетые не рискуют вступать в схватку с дружинниками.
– Я все думаю: почему он сразу не убежал? – словно продолжая мои мысли вслух, говорит Эдик.
– А я скоро, наверное, перестану удивляться. Мне последнее время «везет» на выродков. Представляешь, Измук, один тип, чтобы совершить кражу, приехал на мотоцикле.
– И украл игрушку, – добавляет Эдик. – Детский сад.
– Вот именно. Тигренок ему зачем-то понадобился.
– Тигренок? – заинтересовался Измук. – Когда это случилось?
Я не успел ответить.
– Чаи распиваете?
В дверях Рат. Я давно не видел его таким колючим и злым.
Измук вскочил и, не поднимая на него глаз, повторил:
– Выходной у меня, пришел помочь.
– Ты уже помог вчера своему товарищу…
Измук почти выбежал из комнаты. Мы укоризненно смотрели на Рата.
– Добренькие вы. Из больницы сообщили: задета височная кость, до сих пор неясно, будет ли жить.
Поднят по тревоге…Вчера, получив сообщение с Морской, оперативный дежурный ввел в действие специальный план мероприятий по розыску опасного преступника.
Это вовсе не означало воя сирен, спешного построения милицейских нарядов, выезда автомашин со светящимися вертушками. Горотдел милиции не погранзастава. Он и сегодня оставался по-прежнему тихим, но такая обыденность обманчива, когда совершается тяжкое преступление.
Кунгаров исчез раньше нас. Ровно в восемь выехали и мы с Эдиком. Он уверенно ведет мотоцикл, а подо мной мелко трясется синеполосая люлька.
Морская улица безлюдна. Ну да, сегодня же суббота.
Вот и деревянный особнячок магазина. Эдик берет вправо, впритык к тротуару. Не хочет наезжать на то место. Неужели Кямиль умрет? «Зачем ему квартира? – шутил Рат. – Он же у нас живет». И умрет у нас?..
Сворачиваем за угол, куда вчера убежал тот. Стоял ли кто-нибудь еще здесь, в темноте? Сейчас в это не верится. Тихий переулок, светло.
Жилой пятиэтажный дом. Въезд во двор узкий, сразу за «бытовкой», издали не заметишь. На противоположном конце – выход в следующий переулок, перпендикулярный Морской. Он мог побежать туда. А может быть, прямо в дом? Едва ли. Хотя «зеленые» могут жить и здесь, в квартале от места преступления. Пригляделись к магазину и решились. С их точки зрения, такая близость могла выглядеть заманчивой: далеко удирать не надо, напали – и в укрытие, к папе-маме. Может быть, какой-нибудь юнец и ударил Кямиля, чтобы успеть сюда скрыться?..
Четыре подъезда. Два – Эдику, два – мне.
Лестницы, двери, лица… Много дверей, много лиц, как в калейдоскопе. Лица мужские, женские… Спокойные, озабоченные, приветливые, недовольные… молодые, пожилые, юные… «Помогите нам, помогите себе… Кямилю ваша помощь уже не нужна, но еще вчера он как мог помогал вам…».
Мой обход безрезультатен. У Эдика тоже.
Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Расстроенные, возвращаемся в горотдел. Зато там новости.
Зонин и Салех Исмайлович уточнили вопрос с деньгами. Магазин № 36 является одним из филиалов гастронома, и Самедовой систематически нарушался порядок инкассации. В нарушение инструкции Самедова после окончания работы сама доставляла выручку в гастроном, откуда деньги инкассировались в общем порядке. Оказывается, в момент нападения Самедова имела при себе пятьсот двадцать три рубля казенных денег. Она призналась, что грабитель пытался отобрать у нее именно выручку, но появление дружинников помешало ему осуществить это намерение.
– Не нравится мне такая сдача денег, – возмущается Рат. – Наверняка Самедова жульничала с выручкой.
По-моему, он буквально возненавидел Самедову, главным образом из-за Кямиля. Но ею занялись ребята из ОБХСС, в магазине идет ревизия, а нам сейчас не до эмоций. Нам важен вывод: свою жертву грабитель наметил заранее.
– Вот что, – говорю Рату, – не нравится мне эта пятиэтажка. Она вроде бы и не рядом с магазином, и в то же время рукой подать. Если это дело «зеленых», их надо искать в первую очередь там. А наш официальный обход их только спугнул.
– Спугнул – не спугнул, а Шахинов прав: надо найти свидетеля. А вы ни с чем вернулись.
– Искали же. Все квартиры обошли.
– Плохо искали. Вечер, тишина, вдруг шум, крики. Не может быть, чтобы никто не видел… Он же неминуемо пробежал мимо дома…
– Или в дом.
– Тем более. Свидетель должен быть. Чем быстрее его найдем… На автовокзал поехали, – кивает Рат в окно.
По двору в окружении группы молодежи идет Фаиль Мухаметдинов. Все садятся в «уазик», наверно комбинатовский, а Наджафов на своем мотоцикле поедет. У него что-то не ладится с зажиганием. Нервничает, понятно. Едут-то встречать родных Кямиля. Наконец стартер сработал, и мотоцикл почетным эскортом выезжает за автомашиной.
– В общем так, – продолжал Рат. – Агабалян подключается к опросам водителей городского транспорта. Займешься третьим маршрутом, в двух кварталах от Морской остановки. Разыщи всех, работавших вчера с двадцати часов до окончания движения. А тебе задание прежнее: найти свидетеля в пятиэтажке. Можешь считать это приказом.
Впервые за время нашей совместной работы Рат упомянул слово «приказ». Разбой и тяжкое, может быть смертельное, ранение дружинника – такой букет для Каспийска явление тоже экстраординарное. Обо всем этом я думал, уже сидя за рулем резервной «оперативки» – переживающей вторую молодость «Победы» с новым двигателем ГАЗ-51 под облупленным капотом.
Сперва я поехал на Морскую. Там, в парикмахерской, напротив магазина № 36, работает Минас Артемович; я стригусь у него раз в два-три месяца.
Днем клиентов мало. Два мастера играли в шашки, третий неторопливыми движениями правил бритву на висячем ремне. Над спинкой одного из кресел торчала голова с намыленными щеками. Из репродуктора тихо лилась оркестровая музыка. Девушка подметала с пола состриженные волосы.
– Минас-дядя сегодня во второй смене, – сообщила она мне.
При моем появлении сонные лица шашистов ожили, а теперь опять безразлично уткнулись в доску. На секунду на меня тоже нашло какое-то оцепенение. Неужели, действительно, в нескольких шагах отсюда лежал вчера окровавленный Кямиль?
Я не заехал в пятиэтажный дом – выполнять приказы можно разными способами, – а повернул назад, в центр. В управлении горкоммунхоза мне повезло: Анатолий Михайлович, бригадир «газовщиков», оказался на месте. Толя – командир отделения комсомольского оперативного отряда, а года четыре назад считался «трудным» подростком и постоянно находился в «состоянии войны» с соседями. После службы в армии он превратился в интересного, статного парня, за которым теперь наверняка бегают не соседи, а девочки.
Улыбка у него прежняя: девять на двенадцать; именно из-за нее Алла Александровна тогда сразу сказала: «Мальчишка с такой улыбкой не может быть по натуре плохим».
Я вкратце рассказал ему о происшедшем. Услышав об ударе бешбармаком, Анатолий нахмурился, от улыбчивости не осталось и следа.
– Что нужно делать? Вечером соберу ребят.
– Помощь ребят, может быть, и понадобится, а сейчас нужна твоя лично. Надо сегодня же побывать в пятиэтажке. Обойди квартиры в порядке внеплановой проверки газовых плит. Поговори с жильцами, кто-то из них наверняка видел убегающего преступника, может быть, даже двоих; второй мог стоять за углом, прикрывать от случайных прохожих со стороны переулка. В общем, тут требуется не сила, а изобретательность, умение завязать беседу. Ты парень коммуникабельный, очень на тебя надеюсь. К тому же утром мы беседовали с жильцами, так что почва подготовлена.
– Считайте, что я уже там, – серьезно ответил Анатолий.
– Тогда поехали, – предложил я.
На Морской мы расстались. Он пошел к дому, а я опять в парикмахерскую.
Старый мастер только что приступил к работе. Пришлось подождать минут двадцать, кстати, я еще действительно сегодня не брился.
Минас Артемович был в курсе дела. Парикмахерам удается узнавать новости в первую очередь. В данном случае, впрочем, не мудрено, работает, можно сказать, на месте происшествия.
Ничего для себя нового я не услышал, зато все стоящее Минас Артемович пообещал немедленно сообщать мне. Поле деятельности у него широкое, субботним вечером в парикмахерской клиентов хоть отбавляй.
Я вернулся в горотдел. Теперь здесь многолюдно. Участковые инспектора один за другим проходят к Шахинову. Докладывают результаты обходов, понял я.
Вчера, когда вопрос с деньгами был еще не выяснен, Зонин высказал предположение, что преступник мог приехать в город к кому-нибудь из своих приятелей на выходные дни. Сегодня эта версия уже не кажется реальной, но Шахинов не отменил своего указания инспекторам зафиксировать на участках посторонних из числа молодежи. Ожидать немедленно результата, конечно, не приходится, но ведь из такой вот трудоемкой работы и складывается поиск опасного преступника, и заранее неизвестно, что именно и когда принесет результат.
Заглядываю к дежурному. Он молча разводит руками: мол, ничего нового.
Обстановка дежурной части с ее светящимся магнитопланом, строгими линиями пультов управления бодрит, и мне не хочется отсюда уходить. Тем более что следом за мной появляется Алла Александровна, и вид у нее загадочный. Она пропускает угрюмого юношу и средних лет мужчину. Тот сразу же берет юношу за руку повыше локтя. Берет не по-приятельски, а как задержанного, когда есть основания думать, что он убежит или будет сопротивляться. Однако паренек стоит не шелохнувшись. Мужчина ограничился вскользь брошенным: «Доигрался».
Выясняется, что наш инспектор обходил неблагополучные, с точки зрения правонарушений, допускаемых несовершеннолетними, объекты и как раз сегодня в профтехучилище у воспитанника был обнаружен кастет. В момент прихода Аллы Александровны воспитатель занимался разбором этого инцидента. Поскольку речь идет о бешбармаке, я прохожу за ними в соседнее помещение.
– Садитесь, Иван Кузьмич, – говорит Алла мужчине, и тот нехотя выпускает своего подопечного.
Пока составляется протокол, я рассматриваю кусок железа с грубо пробитыми отверстиями для пальцев. Плохонькая самоделка.
– Ну-ка надень, – предлагаю я и перехватываю понимающий взгляд Ивана Кузьмича. По-видимому, ему кажется, что он участвует при совершении важного обличающего эксперимента.
– Доигрался, с каким-то даже удовлетворением повторяет он.
Бешбармак на пальцах подростка «ходит», еле держится.
Нет, не эта рука нанесла Кямилю тяжкий удар.
– Может быть, не твой?
– Мой, – а взгляд с вызовом предназначен не мне – Ивану Кузьмичу.
– Откуда он у тебя?
– Сам сделал.
– Для чего же?
– Надо было и… сделал.
– Чтобы кого-то ударить?
В голосе Аллочки сострадание и к потенциальной жертве, и к самому виновнику. Оно вызывает на лице паренька жалкую улыбку – чувствуют несовершеннолетние искреннее участие взрослых.
– Это против Икрама, если ко мне, как к другим, сунется. Он у нас любого избить может; с ним и воспитатели связываться не хотят.
– Врешь, все врешь. Думаешь, здесь каждому твоему слову поверят? – перебивает воспитанника Иван Кузьмич. – Сделал… ничего ты не мог сам сделать. У нас на производстве такой контроль, стружка и та под надзором. Из дома или от товарищей городских притащил, а теперь вот попался. Ишь ты, с три короба наплел.
– Ничего не наплел, – оправдывается воспитанник, – вчера на перерыв в мастерской остался и выточил.
– Вчера-а-а?! – срывается на дискант Иван Кузьмич. – В мастерской?!
Его агрессивность не производит на воспитанника абсолютно никакого впечатления. Видно, и вправду не так страшен Иван Кузьмич, как неизвестный нам Икрам. Но Иван Кузьмич не на шутку разгорячился:
– Здоров же ты фантазировать. Вчера выточил… для самозащиты, значит… здоров гусь… По шее следует за такие фантазии…
Это звучит уже как приглашение к действию, да еще с заранее выданной индульгенцией.
– Спокойней, гражданин, – с холодной вежливостью вмешивается Алла Александровна.
Погончики на ее узеньких плечах жестко топорщатся кверху, и, видимо, от того, что он назван не по имени-отчеству, а «гражданин», Иван Кузьмич сразу остыл, сел на место. Наступила тягостная пауза. В искренности парнишки сомнений нет: и кастет на днях сделан – отверстия в металле свежие и рваные, и если уж кто сфантазировал, так сам воспитатель насчет «поднадзорной стружки», и «тиран» мальчишек Икрам наверняка существует. Однако все эти обстоятельства отнюдь не оправдывают владельца бешбармака. Ни Алла, ни я не пришли в умиление от его личности. Нам хорошо известно, как быстро такие ребята теряют ориентацию в вопросах допустимости применения тех или иных средств защиты от обидчика, на чьей стороне сила либо дружки. Использование ножа или такой вот железки, чтобы постоять за себя, дать отпор сильнейшему, оборачивается преступлением.
– Придется составить акт и доложить о тебе в комиссию при горисполкоме, – говорит Алла. – Кастет – это холодное оружие. По закону, каждый, кто его носит, а тем более изготавливает, уже является преступником. С Икрамом мы разберемся, но постарайся понять: наказание ты заслужил. Верно?
– Не знаю, – мнется он.
Возможно, что и не знает. Стреляют же из ружья иные дяди в незадачливых любителей чужих фруктов. А этому всего шестнадцать. Икрам для него наверняка пострашнее садовых воров.
«Какой-никакой, а за обеденный перерыв выточил, – думаю я, поднимаясь к себе. – Алла, конечно, сделает представление, но кому-нибудь из нас надо потом основательно заняться училищем, нездоровая там обстановка».
Вскоре мне позвонил Анатолий, и его сообщение круто изменило главное направление поиска.