Текст книги "Никита Добрынич"

Автор книги: Владимир Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 25. Ликвидация

Новгород-Северское княжество перестало существовать. Восточные удельные князья: курский и рыльский, сохранили свой статус, приняв княжение из рук Никиты. Путешествовать и торговать по Десне стало проще и безопаснее. Торговля для Коробова значила много, в Киев из Карачева сразу же пошли караваны с грузом товаров. С одним из первых караванов в Чернигов приплыли братья Коробовы с женами. Никиты в городе до сих пор не было, он наводил порядок в захваченном княжестве. Прибыл он только через три дня и, нигде не задерживаясь, ввалился в комнату к Олегу, усталый, пропыленный, но веселый. Олег потащил его в баню, за ними увязались братья Коробовы, Счастливчик и парочка старых комбатов. Там же, в предбаннике, получилось небольшое застолье, вот где можно было, и поговорить по душам, и обсудить деловые вопросы. Ближе к вечеру охрана утащила спать комбатов со Счастливчиком. Затем ушли Коробовы, строгие жены были их семейной традицией. Олег и Никита пошли двором в башню, продолжить веселье.

– Угостить? – предложил сигарету Никита.

– Чур меня! – притворно испугался Олег.

– Зря боишься. Я Первушу угощал, никакого привыкания.

– Чертов наркоман, – по-доброму обругал друга Олег, – Первуша? Кто такая?

– Княгиня бывшая. Зазноба твоя. Валера конспирацию развел. Поехала со мной в Чернигов, а путешествие затянулось …

– Понятно…

– Возьмешь её к себе?

– Не знаю. Вроде бы соскучился, письмо в Карачев писал …, но тут такое дело … Ждана и Света, они обе беременны. Если еще Марфа залетит?

– Меня догоняешь, будущий папаша!

– Ты пленных дружинников князя Изяслава куда дел? Выкуп взял? – усмехнулся Олег.

– С кого выкуп взял, а кого продал. Дорого, – довольно согласился Никита.

– А половцев ты зачем в рабство продал? Они могли стать в будущем прекрасным заслоном от монголов!

– Я другого мнения. Из них монголы наберут вспомогательные войска. Степь нужно выжечь, превратить в пустыню. Монголов уничтожать в лесу, я уже переговорил с дядей – он начал нанимать людей для посадки деревьев и кустарника в пограничье.

– Не успеем.

– Тополя быстро растут. Кроме того на границе я запретил рубить лес и заниматься земледелием, оно тут подсечное, – нахмурился Никита.

– Мы, надеюсь, от монголов отобьемся! А Север и Юг? Эти придурки, даже когда вместе в поход ходят, воюют отдельно, – горько засмеялся Олег.

– Думаю, шансов объединения северного клана Рюрикович с южным кланом мало. Монголы потому и победили, десятки князей разбиты на два клана. А от монголов угроза исходила ужасная. Ничего не помогло тогда и сейчас не поможет, – грустно произнес Никита.

– Я Олег-Муромец! Среди народа свой человек. Вы, Коробовы, чужаки. Так вот, что я тебе скажу, никто варягов не любит. Возьми мой Муром. Князь Давыд заболел проказой, а муромская чудотворница Феврония его вылечила. Жениться он на ней отказался, снова заболел…

– Я эту притчу знаю, – прервал Олега Никита.

– А то, что, когда князь, всё-таки, женился на Февронии, то его родственники за это из князей прогнали? Это помнишь?

– И это знаю. Ты ответь, кому она нужна народная любовь, – засмеялся Никита.

– Около Козельска есть село Поганкино, жители которого будут снабжать провиантом монголов, осадивших «злой город». Так что мне нужна любовь народа, или отсутствие ненависти. Разведка и диверсии без поддержки населения очень сложны. Ты знаешь, сколько я сил трачу, когда на пути противника пустыню создаю? А с народной поддержкой это делается легко и просто.

– Ладно. Спать пошли, народный любимец, – потащил Никита Олега в башню. Никита начал раздеваться, но заметил, что Первуша не спит.

– Всё в порядке? – шепотом спросил Никита.

– Не беспокойся за меня.

– Детская любовь самая жгучая. Никак не проходит?

– Никита, всё давно перегорело. Я взрослая женщина и понимаю…

– Если взрослая, то я спокоен, – усмехнулся Никита.

– Я рассудительная и хладнокровная. Не люблю его уже давно, – твердо произнесла Первуша.

– Вон ты какие слова знаешь! Переболела? Хорошо.

– Не нужен он мне. Посмотрела на него, ни одной струнки в душе не зазвенело, – горячо зашептала Марфа.

– Спи, – улыбнулся Никита. Никита улегся, обнял своих девчат, и сразу задремал. Сквозь сон услышал легкие шаги босых ног. Хлопнула дверь – Первуша пробежала на носочках по коридору, заскрипела дверь комнаты Олега. Больше Никита ничего не слышал, он крепко заснул.

* * *

На утреннюю пробежку Первуша опоздала. Никита нарезал уже шестой километр, когда она вышла. Одела на крыльце тонкие сапожки и пристроилась рядом.

– Четыре километра всего осталось, – упрекнул Никита.

– Перестань сопеть от злости, дыши ровнее, – в голосе Никиты не было ни капли насмешки.

– Он утром даже не поцеловал, пошел на турник подтягиваться, – дрожащим голосом сообщила Первуша.

– То, что Олег нагрузку организму дает, это он молодец, – поддержал друга Никита.

– Какие вы, мужчины, сволочи, – прошипела Марфа.

– А я поверил в образ рассудительной, спокойной и разумной женщины. Обманула, – притворно расстроился Никита. Марфа остановилась. Из её глаз лились потоки слёз. Марфа захлюпала носом, уткнулась Никите в грудь. Рубашка мгновенно стала мокрой.

– Плохо будешь выглядеть, – попытался отвлечь Марфу Никита.

– Теперь мне всё равно, – зло шептала Марфа. Она забылась и обняла Никиту за спину. Никита резко дернулся, спина местами потеряла чувствительность, а местами наоборот, боль была страшная. Марфа отпрянула. Начала извиняться, её истерика резко закончилась.

* * *

Северяне происходили от славян и болгар-савиров. Конница северян была великолепна. Светлана не могла налюбоваться. Еще в августе, командиры её личной гвардии, явились к ней с требованием прекратить позорить имя Мышкина. Размер гвардии уже превысил пять сотен, а люди все ехали и ехали. Чем больше времени проходило после смерти Иннокентия Петровича, тем больше были любовь и уважение со стороны бывших сослуживцев. Ни Никита, ни Олег не считали нужным удерживать воинов у себя. Денег у Светланы на содержание небольшого отряда хватало с лихвой. Сначала Светлана возмутилась и удивилась, затем задумалась. Посоветовалась с Олегом. Тот, скрипя сердцем, согласился, Светлана на пятом месяце беременности, для всех будет лучше, если она уедет из Чернигова. В последнее время гвардейцы, «светлые», стали задирать Олегов спецназ, «пятнистых». Давно пора было направить кого-то в Северское княжество. Олег предложил Никите кандидатуру Светланы, хотя, формально, князем стал Мышкин младший.

Для начала, Светлана забрала себе всю молодежь, набранную в княжестве. Никита этому только обрадовался, с легким сердцем отдал ей полторы тысячи новобранцев, при условии формирования ею трех тысяч пехотинцев. Пришлось Светлане делать новый призыв. Общины ворчали, откупались серебром, просили. Светлана послала своих людей в Курск и Рыльск, договариваться на участие их дружин в составе северского полка.

* * *

Северяне были в ужасе от новых порядков. Обычная дружина не превышала четырехсот человек. Княгиня привела с собой пять сотен, набрала ополчение больше двух тысяч, и не спешила распускать. Как прокормить такое войско? Урожай собрали, княгиня свою долю взяла, городские тоже заплатили налоги. Так до зимы войско всё съест. Начнут грабить. Только в конце осени волнения улеглись, в город пришел караван судов с зерном – княгиня закупила на зиму. Богата княгиня! По городу пошли разговоры про её мужа, Мышкина, про огромные богатства, которые он добыл в Риге, про то, что зимой княгиня поедет снова забирать золото и серебро у диких немцев. Никто не подумал, что княгиня на сносях, и с маленьким ребенком на руках. Слухи множились. Светлана совсем не управляла пропагандой в собственном княжестве. Сапожник оказался без сапог.

* * *

С хлебным караваном приплыть Валентин. Обещанные им ремесленники должны были поднять уровень производства в городе. Привез Валентин целую баржу кирпича. К русской печке Светлана с сыном привыкли, мерзнуть зимой они не собирались. Первый Светкин муж выглядел необыкновенно молодо то ли Валентин отдохнул в дороге, то ли жизнь стала счастливой?

– Как жена? – спросила Светлана в конце, после долгих разговоров о Владимире Александровиче, Валере, их женах, детях, о сыне Валентина, о Карачеве, заводах, урожае и подготовке к походу.

– Замечательно, – разлился соловьём Валентин. Через полчаса Светлана поняла, что тот счастлив со своей мегерой. Что он такой же подкаблучник, как его отец, Светлана давно знала, но Валентин стал идеальным подкаблучником. Восторженным. Счастливым.

– Её отец приехал в Карачев. Он помогает мне в торговле заводской продукцией, – случайно проскочила полезная информация.

– А Никитина доля? – удивилась Светлана.

– Его приказчик оказался некомпетентен, я его уволил. До приезда Никиты сам управляю заводом.

– Когда Никита вернется?

– Через месяц.

– А твоя жена полезла пока в его дела.

– Совсем не так. Моей продукцией торгует её отец. Что в этом плохого?

– Приедет Никита, потребует свою долю отдать. Включая штрафы за нарушенные договора на поставку товаров. Вдруг у тебя денег не хватит? Моя доля, доля Олега в управлении у Никиты. Как бы тебе без штанов не остаться. Заберет Никита твои заводы. Пойдешь к нему инженером работать?

– Выдумываешь ерунду!

– Не знаю, как сильно нас обобрала твоя родня. Вернешься, возьми приказчика Никиты. Проверьте тестя. Если он успел всю твою долю расхитить, то плохо. Но, думаю, Владимир Александрович из своей доли тебе поможет.

– За месяц мы выпускаем продукции… Так. Закупки остались у Росавы. Пусть даже с учетом удвоения от штрафов…, Светка, ты меня напугала зря, – Валентин явно обрадовался.

– Это когда было?

– Ну, ты змея! Как ты умеешь испортить настроение. Я утром уезжаю, у меня дела дома срочные.

– Росава почему тебя не остановила?

– Она поссорилась с моей женой.

– И?

– Я подумал, что Росава наговаривает.

– Как ты на заводах своих справляешься, удивлена!

– Рассказать?

* * *

В Карачеве недобросовестность тестя вылезла наружу, Валентин разбирался в делах и расчетах до самого приезда Никиты. Вымотался так, что и сон, и аппетит пропали. Валентин лежал на кровати и не мог заснуть. Что за родственники ему попались?! Жульё! То ли дело Росава. У отца не жена, а золото. Близких родственников нет, зато дальние все, как один работящие, честнейшие люди. Фёкла у Валеры образец для подражания. Отец на неё молится. Все сельское хозяйство на ней. Хорошо что Светка ему глаза на Веру открыла. Какая всё-таки она баба ушлая! Сразу всё видит. И доходчиво объяснить может. Взять Росаву, или приказчика Никиты. Вроде то же самое говорили, но им не веришь. А Светка убедительна! Жаль, что она к Мышкину ушла. Валентин заснул. Не успел додумать.

* * *

К Никите приехал посол от галицкого князя Удатного с предложением вместе напасть на Литву. Соединить войска он хотел в Любече, на территории черниговского княжества. Затем подняться по Березине, на реке Вилия соединиться с минскими войсками, с ними договоренность у Удатного уже была.

Совместный набег на Литву на первый взгляд выглядел легким и добычливым. Олег усмотрел в предложении хитреца Удатного странность. Для Чернигова эта дорога была короткой и удобной, для Галича двести километров лишнего пути. Никита, внешне, охотно согласился, но задумался. С голубиной почтой во все города княжества ушли письма и в конце января в Чернигов пришли полки. Валентин привел кавалерию и свою, и северскую.

* * *

Никита выслушал опасения своих друзей.

– В чем хитрость Удатного? Он оголяет наше княжество – это очевидно. Кто нападет? Киев? Не верю. Северный клан? Удатный с ними враждует, – недоумевал он.

– Тяжелую кавалерию, ракеты, огнеметы я предлагаю оставить в княжестве. Сам тоже «заболею» и «застряну» в Чернигове, – сказал Олег.

– И диверсантов своих можешь взять. Мне в набеге достаточно легкой кавалерии. Ну …, может, пехоту на санях возьму, – заявил Никита.

– Пешцы на санях не смогут быстро вернутся в княжество, когда враг нападет, – возразил Счастливчик, который теперь постоянно участвовал во всех военных обсуждениях.

– Как ты в Литве узнаешь о нападении? Голубиная почта есть только в Речице, от нее сотня верст по реке, а потом неизвестно, сколько на поиски тебя в лесах, – удивился Олег.

– Я надеюсь на вражеские расчеты. Каков должен быть порядок набега на Черниговское княжество? Враг убеждается, что наши основные войска отправились в Литву, отправляет гонцов. Пока те известят хозяина, пока войска достигнут границы Черниговского княжества, пройдет месяц, – сказал Никита.

– Но если ты повернешь войска сразу, не вступив бой, это будет нарушением договоренностей с Удатным! – возразил Олег.

– Вилкас приведет свои полки и заменит наши. Я останусь формально командовать, а Счастливчик поведет войска обратно, – предложил Никита.

– С Вилкасом ты хорошо придумал, надо срочно послать ему письмо, – согласился Олег, а братья Коробовы одобрительно закивали головами, как «китайские мандарины».

* * *

Олег решил «заболеть» в Любече. Уж очень ему хотелось посмотреть на Удатного, может, тот готовит подлянку уже там. Ожидания Олега оправдались, но несколько иначе. Удатного провожал Старый со свитой. Олег поначалу подумал, что Старый хочет лишний раз подтвердить легитимность правления Никиты в Чернигове, но затем, после холодного приветствия и слишком короткого разговора, склонился к озвученному Никитой предположению: Старый приехал оценить военные возможности противника и убедиться в убытии войск.

– Давай обоих мерзавцев прихлопнем, – предложил Никита.

– А потом Светка в летописях и сказаниях всё изложит должным образом. Удатный со Старым подло напали … на наше мирное войско, всё насквозь белое и пушистое, – усмехнулся Олег.

– Нет. Обойдемся без бойни. Войско не трогаем. Ты посмотри, как они рискованно расположили свою ставку, всего пятьсот метров до леса. Пара-другая выстрелов из винтовки…

– Когда три года назад я предлагал перебить всех князей, кто мне мораль читал? – возмутился Олег.

– Тогда я был неправ. А сейчас, с точки зрения гуманизма, Старого нужно пристрелить. Иначе, он через месяц притащит в Чернигов сорок тысяч человек, и тебе придется убивать их. Погибнут десятки тысяч невинных.

– Демагог.

– Нет, я прагматик, – не согласился Никита.

– Я не могу убивать Старого и Удатного. Зарок дал. Когда, после того покушения на Удатного, у меня отказала нога, Ждана отвела меня в Спасо-Преображенский собор в Чернигове. Ну …, в общем, я исповедовался, а потом дал зарок стрелять только в ответ, – нехотя объяснил Олег Никите причину отказа.

– Давай винтовку. Я сам их перестреляю. Чистоплюй.

– Не дам. Лицемерие перед богом …, это двойной грех.

* * *

Поход на Литву не задался с самого начала. Литовцы не хотели сражаться, уходили в леса. Нападали на обозы, на небольшие отряды фуражиров. Вилкас стал жечь города и поселки. Поселки стояли брошенные. Города пытались защищаться, никто не сдавался, тогда Вилкас забрасывал города и крепости напалмом. Добычи оставалось мало, жители боролись до последнего. Никита понимал, что замазался в крови литовцев по уши, хотя приказы отдавал Рижский князь. Никита давно очерствел сердцем. Скорее даже перестал воспринимать людей, как ровню себе. Дикари, те, что жгут, насилуют и убивают. Дикари, те, кого насилуют, грабят и убивают. Главное не вглядываться в лица, не смотреть в глаза. Вот опять трое вояк потащили насиловать девчонку. Хорошо было Мышкину, ввел у себя дисциплину, никто пикнуть не смел. А этот сброд проще весь перевешать.

– Сотник, прекратить безобразие, – устало скомандовал Никита. Сотник знал, чем недоволен Никита. Он давно изучил его привычки. Знал, но не понимал, не одобрял, однако он мгновенно отдал команду и трое кавалеристов принялись охаживать плетками насильников. «Сейчас отъеду метров на сто, вояки снова примутся за дело. Собирать в обозе детский сад глупо. Навести порядок в таком войске невозможно.»

– Сотник, поехали в ставку. Заплаканная девчонка сидела голым задом на снегу, ничего не соображая и никуда не собираясь убегать. «Естественный отбор. Выживает самый сообразительный.»

Никита проехал сотню метров. Сбоку от дороги лежали три трупа. Судя по всему, мать с двумя детьми пыталась защитить свой дом. Сейчас изба уже пылала. Никита развернул лошадь и вернулся к девчонке. Поднял её за шиворот и положил перед собой. Ребенок оказался худеньким и легким. Невесомым. Никита начал ругаться матом. То ли на вояк, не разбирающих где бабы, а где дети. То ли на себя, дурака. То ли на девчонку, не сообразившую вовремя удрать. За поворотом дороги Никита увидел своего друга, минского князя.

– Князь Юрий, ваши ратники разоряют эти земли! Жечь то зачем? – выделил Никита слово «Ваши».

– Грабить нечего. Вот со зла и жгут, – спокойно ответил Юрий.

– Пора завершать набег? – спросил Никита.

– Давно пора. Ты опять ребенка привез. Не боишься вшей? – стандартно пошутил Юрий, знавший необычное отвращение Никиты к насекомым.

* * *

Никита потратил целый час, пытаясь разговорить девчонку. Литовка, взятая Никитой для обслуживания детей, тоже была бессильна.

– Это чужой ребенок, иноземка. Посмотри на одежду, хозяин. Давай оставим её здесь. У тебя уже дюжина детей. Эта лишняя. Плохая примета, хозяин.

– Замолчи. Проверь девочку на вшивость. Если обнаружишь насекомых, девчонку помыть, одежду сменить.

– Всё сделаю, хозяин, – отъевшаяся за две недели литовка не потеряла легкости и шустрости, и от работы не бегала. Хотя над чистоплотностью хозяина смеялась.

* * *

Девчонка заговорила на третий день. Она оказалась полячкой, из Визны. Литовцы разграбили город этой зимой. У богатого купца потребовали выкуп. Самого оставили в городе, собирать деньги, с собой забрали дочь. Возможно, купец уже собрал выкуп, но два последних месяца в Литве не стихали бои.

* * *

Очередной совет глав союзнических войск напоминал не встречу друзей, а ругань перед дракой. Обвинения сыпались со всех сторон. Все были недовольны, никто не получил того, что хотел. Даже Вилкас роптал, хотя он с самого начала бросил завоевывать Литву, и начал её грабить. Рижский князь собрал огромный обоз: зерно, мед, коровы, овцы, много рабов, совсем мало лошадей. Все союзники, кроме Минска, были возмущены. Княжеству, опустошенному в бесконечных распрях с Киевом и Полоцком, требовались люди, рабы, а Вилкас договорился с минским князем о продаже ему всех пленников оптом. Женщины стоили корову, мужчины шли по цене лошади. В Литве делать было больше нечего, страна была разграблена. Никита не выдержал ужасов войны и собрался домой, Вилкас тут же собрал свои полки и отбыл восвояси. За ним дезертировало минское войско, сам князь с охраной догнал сотню Никиты в тот же день. Литовцы, как тараканы, выползли из всех щелей и набросились на разрозненные части захватчиков. Удатный уходил, практически, без потерь, ловко избегая сражений.

* * *

Князь Старый не стал участвовать в набеге на Чернигов, он отправил воевать переяславского воеводу, сам занялся ликвидацией Олега-Муромца, тот единственный из верхушки карачевских воров остался в княжестве. Формально князь остался чист, а фактически на три четверти войско состояло из киевлян. Три полка пересекли границу черниговского княжества уже через десять дней после отъезда киевского князя из Любеча. Олег не сомневался – князь сам отдал приказ на выступление, а войска уже ждали его на границе в полной готовности. Неожиданности для переяславского воеводы начались сразу. То, что поперек Десны, на границе княжества, сооружен плетень, воевода знал, купцы рассказывали, смеялись. Оно и понятно, что любому смешно. Поперек реки плетень, справа и слева долина реки. Заливной луг, озера, старица. Снега в этом году выпало мало, немного объехал, и снова по накатанной речной дороге скачи, ничего не мешает. Этот плетень воевода не мог миновать целый день. Плетень был залит водой. Стрелы его не пробивали. Высоты он был в два человеческих роста, лошади перепрыгнуть его не могли. Попытка пустить берегом Десны конный отряд закончилась для переяславцев печально. Весь берег оказался утыкан острыми колышками, припорошенными снегом, но страшнее их были крохотные ямки. Как только нога лошади проваливалась туда, она была обречена, перелом ноги – это смерть. Падение всадника на деревянные колышки часто заканчивались тяжелым ранением.

Сгоряча, в атаку на плетень двинулась пехота. Но со стороны Чернигова ловушки на берегу отсутствовали, и кавалерия легко отгоняла пехоту назад. Воеводе пришлось воспользоваться услугами панцирной пехоты. Её киевский князь дал не так много, всего около трех сотен. Основную мощь составляла конная дружина, почти пять сотен воинов. Пять тысяч ополчения воевода за войска не считал. Не считал их за войска и Олег. Две сотни панцирной пехоты легко обошли плетень по берегу, и уже были готовы атаковать лучников и арбалетчиков Чернигова, непрерывно стреляющих из-за плетня.

Мерзлая земля начала дрожать, как при землетрясении. Двойная цепь рыцарской конницы приближалась к панцирной пехоте Киева. Те оказались не готовы к атаке, не смогли перестроиться, а главное, не имели копий. Громадные лошади, защищенные броней, огромные всадники с длинными копьями, в латах. Гул стоял такой, что не было слышно соседа в строю. Пронзительный, противный звук трубы разорвал грохот конной атаки. Плетень повалился наружу и, через мгновение, конная лава накатилась на киевских пехотинцев, две сотни панцерников из трех перестали существовать. Тяжелые, медлительные, они не успели отступить, и были затоптаны лошадьми. Воевода не мог поверить: пять сотен черниговцев не дают пятитысячной армии перейти границу. Смешной плетень, колышки и ямки на берегу – это препятствие для трусов. Ближе к вечеру злополучный плетень был преодолен. Черниговцы дождались затишья и отступили. Армия двинулась вперед, через два часа показался совершенно целый, брошенный жителями поселок. Высокий частокол, многочисленные деревянные дома, стоящие тесно друг к другу, соломенные крыши, всего одни, узкие ворота. Никто не задал себе вопрос, почему черниговцы, отступая, не сожгли поселок. Поселок загорелся среди ночи, одновременно со всех сторон. Соломенные крыши всегда горят ярко, особенно ночью. Но раньше никто не видел, чтобы жидкий огонь выплескивался в стороны огненными струями. Редко кто, из заночевавших в поселке дружинников, смог спастись. Зарево от пожара было видно далеко. Наутро только пепел гулял по поселку. Ветер поднимал его высоко в воздух. Неприятная гарь напоминала переяславской армии о ночной трагедии. Еще два дня Олег отрабатывал на армии врага свои ловушки. Утром третьего дня Олег первый раз применил гранаты, Коробов поставил ему пробную партию. Плохая, низкого качества селитра больше годилась для ракет, но Валентин попробовал изготовить около двухсот гранат, точнее бомб. Для них использовали самое плохое железо, Валентин приспособил мощный арбалет, который навесом бросал гранаты на сто метров, Олега это вполне устраивало. Очередной плетень поперек реки создал пробку, и заставил плотно сбиться большой отряд вражеских войск. Около трех сотен пешцов успели пройти сквозь препятствие, намертво вмороженное в лед, и двигались вверх по реке. Три сотни легкой кавалерии атаковали их с трех сторон. Пехота ощетинилась копьями и остановилась, за плетнем накопилось ещё две сотни, и тут наступил ад. Два десятка арбалетов, установленные на санях, успели выстрелить по три-четыре раза. Гранаты взрывались и на льду и в воздухе. Грохот, пламя, ужас и смерть смешали людскую толпу в кучу безумных животных, казалось, атакуй сейчас черниговская конница, и киевляне побегут. Но Олег приказал отступать.

* * *

На севере, в Карачеве, дела обстояли гораздо хуже. Военной агрессии не было, княжество наводнили разбойничьи отряды, из Москвы, Рязани, Смоленска, Новгорода и Пскова. Без всякой национальной принадлежности. Но особенно много кочевников. Всех вместе их было не так много, вооружены они были плохо. Но кто-то это всё организовал?! Войска Коробов расположил у границы. Дороги были перекрыты надежно, но маленький отряд легко проникал по тропинкам, замерзшим ручьям и болотам. Наученный горьким опытом Олега, Коробов отдал приказ в плен разбойников не брать. Скоро больше двух тысяч разбойников висели на всех дорогах княжества, по ту и эту стороны границы. Разведка подвела, выяснить инициатора разбойничьей атаки она не смогла, допросы бандитов ничего не дали. Только через месяц непрерывных погонь за разбойничьими шайками, одному из сотников повезло. К старому Михаю молодежное руководство карачевской кавалерии относилось с уважением, но все считали его медлительным, осторожным, и не ждали от него ничего особого. Его сотня за зиму задержала лишь десяток разбойников, вырвавшихся из засады другой сотни. А тут небывалая удача. Михай преследовал большую банду московских разбойников. Умело загоняя бандитов вниз по реке, сотня прижала москвичей к сторожевой башне. Тут и выяснилось, что бандиты отлично вооружены и хорошо обучены. Банда была небольшая, около полусотни всадников. Уйти им было некуда, лес по берегам реки был завален срубленными деревьями. Три десятка стрелков на башне не давали разбойникам прорваться вниз по реке. Потеряв в первой попытке троих бандитов из передового дозора, разбойники остановились на безопасном расстоянии.

Недолго посовещавшись, банда развернулась, и двинулась вверх по реке, на прорыв.

Встречный бой был жесток. Несмотря на трехкратное преимущество, сотня Михая потеряла почти тридцать человек. Трое разбойников прорвались, и, судя по всему, остальные бандиты обеспечивали им прорыв собственными жизнями. Удача отвернулась от москвичей, буквально через полчаса, они наткнулись на десяток саней михаевского обоза. Тот растянулся по накатанной дороге на добрые пару сотен метров. Разбойники пытались обойти его по целине, потеряли скорость в глубоком снегу, и обозники сделали то, что не смогли сделать профессиональные военные, нашпиговали разбойников стрелами. Коней берегли, целили по людям. Двое бандитов остались живы. Спасло их не то, что обозники плохо стреляли, а хорошее качество доспехов. Молодой разбойник, фактически мальчишка, был оглушен стрелой с короткой дистанции. Пара стрел пробила его доспех, но потеряла силу. Мальчишка был даже не ранен. Главарю разбойников повезло меньше. Он дважды был ранен в одну и ту же руку, и, видимо, от боли потерял сознание.

– Слабак! Из благородных, наверное. Боль стерпеть не смог, – презрительно процедил сквозь зубы, подъехавший сотник. Он имел на это право, за двадцать лет походной жизни Михай много навидался, сам был не раз ранен. Богатое оружие последней троицы навело, даже медлительного сотника, на соответствующие мысли.

– Этих двух забираем с собой в город. А то помрут от наших допросов раньше времени. Необычные нам разбойники достались, – глубокомысленно рассудил сотник.

* * *

Олег позволил киевлянам дойти до того места на Десне, где год назад был разбит Удалой. Северский воевода уже давно бы отступил, его потери были огромны. При полной, внешней, неуязвимости небольшого войска черниговцев, тех казалось так мало, что он решил захватить столицу княжества. Новое сражение было выстроено самым тщательным образом. Каждый знал свой маневр, на любом этапе битвы. Плохо то, что противник своих маневров не знал. Ополчение побежало от карачевских рыцарей, даже не вступив с ними в бой. Оно превратилось в толпу, перегородило все пути для маневрирования, заслонило собой дружину и дало ей возможность отступить. Северский воевода спасал самое важное, что у него было, свою и киевскую дружины. Отступление. Нет! Бегство. Воевода оставил на произвол судьбы своих ополченцев, твердо зная, что их в плену их ожидает рабство. Только поздно вечером обе дружины расположились на ночевку. Воевода рассудил, что черниговские войска значительно отстали, и ночью двигаться не будут. Это было абсолютно верно, но еще трое суток назад, в тылы северского войска была отправлена вся существующая у Олега панцирная пехота. Всего пять сотен, но с ними были направлены три сотни арбалетчиков и инженерная часть. Все ехали в объезд на санях, на них же везли инструменты и материалы для строительства укреплений. Место для строительства было выбрано заранее, небольшой холм на берегу реки, рядом с наезженной дорогой. В то время, пока одни строили невысокую стену, другие рассыпали чеснок, мешающий обойти крепость целиной. Поздним утром, успокоившись, с полной уверенностью, что черниговская кавалерия отстала, северский воевода увидел перед собой небольшую крепость. Он понял, что, потеряв пару часов, попал в окружение. Воевода уже дважды видел работу рыцарской кавалерии Чернигова. Возможно, они молоды и неопытны.

Наверняка, один настоящий германский рыцарь стоит двух или трех черниговских. Но вчера воевода увидел их атаку, и это зрелище потрясло его. Слаженность атаки, невероятная нацеленность на войну, воевода не заметил ни одного случая грабежа. Кавалеристы не отвлекались, как обычно принято, на сбор трофеев. Единственная надежда была на усталость лошадей. Огромные кони в доспехах, неся на себе громадного всадника, увешенного железом, не могли выдержать долгой дороги.

* * *

Допрос пленников комендант проводил в присутствии сотника Михая.

– Ты обратил внимание на мальчишку? – выделил последнее слово комендант, – Как они смотрят друг на друга?

– Мальчишка сын главаря, – «догадался» сотник.

– Тут другое. Рыцари берут с собой оруженосцев, чтобы те согревали им постель, – скабрезно ухмыльнулся комендант.

– В каком смысле? – не понял Михай.

– В бабском! А этот «князь» перенял у них скверную привычку, – растолковал сотнику комендант.

– Тьфу. Гадость, какая! Содомия! – расплевался Михай.

– Нам это на руку. Мальчишку будем мучить при «князе». Тот не выдержит.

– На рожон обоих. Нечего тянуть.

– По очереди.

Комендант отдал приказ тесать рожон для первого. И озаботился, чтобы пленники слышали и знали, что их ожидает. Князь заговорил, когда мальчишке сняли штаны. Он на самом деле был князем.

* * *

Только одна сотня рыцарей была готова к бою. Остальные ехали на санях, и рыцарские лошади бежали налегке. Подготовить рыцаря к бою можно было за час. Но этого времени противник мог не дать. Это было слабым местом черниговских рыцарей в походе. Место боя было определено Олегом заранее, поэтому у кавалеристов была возможность подготовиться. Только время, отпущенное на эту подготовку, отнималось у пехоты, которая обороняла крепость. Каждые несколько минут, это десятки жизней. Лишний час, сотни жизней, возможно смерть всех пехотинцев. Олег фактически жертвовал пехотой так, как день назад пожертвовал ополчением северский воевода. Когда тяжелая кавалерия прискакала к крепости, дружинники уже ворвались внутрь. В частоколе зияли огромные дыры. Дружинникам удалось каким-то образом подвести лошадей к крепости по скользкому льду холма и арканами завалить часть стены. Для штурма дружинники спешились и лишь небольшая часть, во главе с воеводой, бросилась спасаться бегством. Остальные дружинники начали сдаваться в плен. Брали их в плен неохотно. Опыт двух предыдущих войн показал, что ни на что другое, как работать на лесоповале или в карьере дружинники не годились. Выкуп за них платить никто не хотел. Олег-Муромец, при захвате городов, «конфисковал» имущество дружинников, обращал в рабство их семьи. С ополченцами поступал не так жестко, те обязаны были выплатить штраф в размере стоимости своего коня и своих доспехов. Воевода уходил с небольшим отрядом. В течение первого часа арьергард уничтожала тяжелая конница Чернигова. От двухсот дружинников, к концу этого часа, осталось меньше сотни. Затем на хвосте отряда повисли легковооруженные кавалеристы. Они пытались обойти отряд то слева, то справа. Сами загоняли лошадей, заставляли врага держать безумный темп скачки. Еще далеко до вечера северский воевода приказал остановиться. Нужно было принимать последний бой. Черниговцы в бой не вступали. Держали дистанцию. К вечеру подтянулись арбалетчики, тяжелая кавалерия. Схватка была скоротечна и жестока. В сумерках кровь на снегу, алая днем, казалась черной.