Текст книги "Суфлёр"

Автор книги: Владимир Ераносян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 28. Испорченны й ужин

Халдеи накрыли кавказский стол. Шашлык, долма, кебаб, вино… Стены из красного кирпича едва успевали поглощать жар поленьев, горящих в камине. Однако Магистр велел поджечь факела, прибитые к арочным сводам. Факельный огонь придал трапезе душок средневековья. Судя по блаженному виду главы Ордена, у которого выдался тяжелый день, сейчас он по-настоящему балдел.

Сперва ели молча, лишь изредка перебрасываясь между собой парой-тройкой фраз. Потом разговорились.

Кто-то высказал мнение, что смена Саакашвилли на посту главы государства и его иммиграция в Штаты не изменила ситуацию на фронте никак, ибо деморализация грузинской армии зависит ни от президента, а от ментальности народа. Грузины не вояки. Чеченцы – другое дело. С этим мнением согласился генерал Рокотов, поведав, как в период первой грузинской кампании на территории харьковской области спецназом ГРУ были подорваны склады с боеприпасами, уже подготовленными для поставки грузинам, и как Украина спустила на тормозах свою реакцию на скандальный подрыв.

Резонанс действительно был минимальный. Украинцы, похоже, устали от своей дружбы с грузинами, которые в благодарность за союзнические порывы, утроили количество квартирных краж в Киеве. «Незалежники» тяготились принятой на себя союзнической ношей. Отношения новых друзей лишь казались идеальными. Приглядевшись, можно было обнаружить ноги гостя на столе. И это тоже было из области ментальности.

– Вот продавать оружие, или торговать телками – хохлы это умеют. Воевать они не любят. Со времен Запорожской Сечи предпочитали быстрые набеги. Пограбят ляхов, договорившись с татарами, и ай-да на Хортицу. А потом с поляками сговорятся и порубят татар. А когда король с ханом объединялись, хохлы под крыло Москве норовили, – хвастался генерал историческими познаниями.

– А как они танками за туркменский газ расплатились с сыном Туркменбаши Мурадом Ниязовым. А он взял и тут же продал танки Пакистану, а выручку спустил в мадридском казино! – вспомнил Ларичев. – Может поэтому папа преемником своим сделал незаконнорожденного сына.

– Ага, – крякнул Магистр, закончив обгладывать кость корейки ягненка, – И все замолчали снова.

Лорд не встревал в дискуссию, он понимал, что события в Украине и Грузии как-то отражаются на предстоящей концессии в Москве, но не мог взять в толк, почему бы не обсудить все напрямую.

Охрана довольствовалась столом поскромнее, накрытым под тентом просторной беседки во дворе.

Погода выдалась на славу. И солнце не спешило заходить. Лето на носу – ничего удивительного. Щебетали птички, размахивали крылышками бабочки. И этот природный блюз был под стать сладким нотам Рэя Чарльза, доносившимся из динамиков. Вот она – красочная сторона мироздания с ее густыми зелеными кронами и упрямым жужжанием насекомой мелкоты. Красоту замечает счастливый. А счастливец – это не тот, у кого много всего, а тот, кому всего хватает. У присутствующих на трапезе в «Калинке» все было, но не было счастья. Поэтому они говорили о политике, не замечая ни солнца, ни зеленой травы, ни даже вкусной еды. Они просто ее ели.

Какая природе разница, при каком политическом режиме она живет? В отличии от любой автократии, да пусть даже демократии, природа проявляет чудеса живучести и до простоты совершенна. И гниль ее в отличие от прогнившей государственности – всего лишь обогащенная минералами почва, другими словами, обыкновенный перегной.

Но здесь, в ресторане «Калинка», царила иная логика. Она базировалась на идеологии организации, коей, как собственным дитя, гордился основатель.

Красное вино дурманящим теплом разгорячило внутренности. Магистру стало нехорощо от жары. Он инстинктивно вышел во двор охладиться и подышать свежим воздухом. Сопровождать вождя вызвался Лорд.

Они бродили в палисаднике. Лорд предложил боссу сигару. Магистр деланно обрадовался возможности подымить – прохладный ветерок взбодрил его. Тошноту как рукой сняло. Они с одинаковым апломбом смаковали затяжки, но в этом культе курения угадывалось нечто показное и притворное. Их не восхитило искусно поджаренное мясо, а что сигары? Они могли питаться гречкой в зоне и курить «приму» без фильтра, могли вкушать лобстера и дымить «Хойо де Монтерреем»… Все одно. Скучно. Ведь оба они пресытились жизнью настолько, что их возбуждала смерть. И вряд ли нашлось бы на свете диво дивное, способное расшевелить в них телячий восторг.

Женщины? Их они перебрали великое множество и могли себе позволить еще столько же. Деньги? Это слово уже вызывало у них смех. Что еще? Слава? Все имеет свою цену, за деньги можно стать знаменитостью. А так как деньги их смешили, то и статус звезды казался забавным, не более того. Любовь? В нее они просто не верили, любя лишь свое отражение в зеркале. Страх? Здесь можно поспорить. Лорд, к примеру, боялся гораздо меньше любого среднестатистического гражданина, но все же существовали вещи, коих он искренне опасался, вернее люди, а еще честнее, один единственный человек, вселявший ужас. Панический ужас.

Лорд боялся Соболя-Магистра. Для него, прошедшего через горнило блатной системы, подобный страх являлся нормой. Что бы там не сочинял Магистр, каких бы воздушных замков не строил, Лорда невозможно было переучить. Они преступные авторитеты и точка. Просто в свете последних веяний короноваться не модно, вот Соболь и не стал. И превратился в Магистра. Вся эта перетусовка кличек и привычных определений давалась Лорду на первых порах освоения в организации почти так же, как изучение в преклонных годах английского языка русскому человеку, учившему в советской школе немецкий и запомнившему из программы только «Айн, цвай, драй», слово «Полицай» и «Гитлер капут». Но трудная адаптация в прошлом. Новые привычки приросли намертво. Магистр, конечно же Магистр…

А боялся ли чего-нибудь их бесстрашный вождь? Имелось ли у Магистра уязвимое место? Лорд часто задавал себе этот вопрос. Облик хозяина отпечатался несмываемыми чернилами в его сознании как образ человека без нервов, уверенного в себе, как самый сильный самец львиного прайда. И все же вопрос о несокрушимости Магистра подлой закорючкой тюкал в затылок. Он же не лев, а всего лишь человек. Лев и тот, оставшись в окружении полчища смрадных от съеденной падали гиен, предпочитает спастись бегством, чем вступить в неравную схватку. Или животный инстинкт самосохранения чужд сверхчеловекам вроде Магистра?

Вдруг что-то отвлекло Лорда от приятного дыма сигары. Его взгляд приковали два мусорных контейнера, перегруженных остатками пищи от трапезы соратников. Баки сояли метрах в сорока от арки, ведущей в палисадник.

Вместе с голодными бродячими котами в грязи и объедках ковырялась опустившаяся старуха. Она разгребала бараньи кости, мясо с которых пошло на шашлык, корявой палкой, подыскивая себе подходящий ужин. Правда, слово «ужин» в данном случая вряд ли было уместным. Наверняка найденная ею косточка с приличным ошметком баранины являлась для нее одновременно завтраком, обедом и ужином.

Довольная удачной находкой, старуха бережно сунула кость под мышку. Но блеск в ее глазах не выражал привычного человеческого удовлетворения. В них больше было примитивного животного чувства. Как бы в доказательство этой гипотезы старуха по-кошачьи ощетинилась и, напряженно озираясь, попятилась назад с одним желанием – унести скорее лакомый кусочек. Лорд, недоумевая, смотрел на удаляющуюся от мусорников старуху до тех пор, пока она не скрылась из виду под сенью густых елей. Угораздило же эту жалкую нищенку оказаться здесь, на пиру будущих властителей России…

Он хотел было догнать ее и щедро одарить деньгами, но тут осек его голос Магистра, который, кстати, не увидел душераздирающего сюжета с котами и бомжихой.

– Сила в решимости быть сильным, – твердо и проникновенно увещевал Магистр, – Надо делать что-то, а не сидеть сложа руки и с разинутым ртом воспринимать чужие победы. Лучше ошибиться, чем просидеть век на заднице и не ощутить горький, но, заметь, живой привкус досады за свою дурость. Сосуд противоречий должен стать генератором действия. Только так можно попасть в историю. И для этого вовсе необязательно быть святым. Ты думаешь Мандела святой? А как тогда быть с его зулусами, что отрезали уши оппонентам и надевали на их головы горящие покрышки? При этом они ласково именовали их «ожерельями». Мандела – лауреат премии Нобеля, борец за права человека номер один, противник апартеида, сам связан с негритянской мафией Лос-Анджелеса… Именно он формировал боевое крыло Африканского национального конгресса, рекрутировал добровольцев, разъезжая по Африке, организовывал восстание, и при этом он считается борцом за свободу! Он популярен не как подстрекатель к убийству, а как борец за мир… А Кастро, а Че Гевара, а Ленин? Истинные герои вынуждены не считаться с человеческими жизнями, когда борются с деспотиями. Любые угрызения совести отдаляют день революции!

Неожиданно Магистр замолк, словно его укусила гадюка. Вены на шее вздулись, скулы задрожали, предворяя истошный крик отчаяния и ужаса. Он заорал, будто его резали на куски, а сердце вырвали из груди…

Лорд, сперва отпрянув в сторону от испуга, мгновенно оценил обстановку. Та нищая бабка, вынырнувшая из-за дерева подобно невидимке. Именно она стала причиной этого ужасного состояния вождя.

Спустя секунду Магистр стоял в центре плотного кольца телохранителей, но не прекратил свой панический крик. Старушка, целью появления которой было заурядное попрошайничество, сама до смерти перепугалась и теперь решила ретироваться. Оборванка заковыляла на своих кривых, с закупорками вен, ногах в глубь палисадника, но тут произошло страшное.

– Убейте ее, убейте! – плакал как младенец глава организации, – застрелите ее, пожалуйста!

Профессионалам не надо было долго объяснять. Они выпустили в старушку не меньше дюжины пуль. Бабушка, залитая кровью, упала в траву, сжимая одной рукой корявую палку, а другой держа обглоданную кость – ее несостоявшийся ужин.

Что случилось? Почему? Зачем? Лорд не мог прийти в себя. Все произошло как в тумане. Уму не постижимо, как могло такое случиться, и какое отношение этот расстрел имел к революции? Он не мог найти объяснения…

Магистра в невменяемом состоянии отвели на второй этаж ресторана, в спальню. Валериановая настойка не помогла. Детский страх не отпускал. Неужто она вернулась!? Она вернулась за ним!? Надо бежать! Паническая атака вытеснила весь разум. Кошмар из детства бомбил мозги. Доктор вколол кубик морфия… Через какое-то время пришло частичное прозрение, разум кое-как заглушил сумятицу в голове и списал все на побочные эффекты большого переутомления. Наркотик перебарывал тревогу и бессонницу, клонил ко сну. Но уснул Магистр лишь под утро, проснувшись во второй половине дня изрядно потрепанным и опустошенным, но в относительно нормальном состоянии. Разум прижег своим практицизмом безосновательные страхи, вернул к реальности. Навязчивый пульсар давал о себе знать все реже и реже, потихоньку затухая. «Нет, она мертва, мертва. Она больше не сможет меня убить. Я убил ее…»

Магистр укатил под вечер на своем бронированном кэбе с богиней Никой на капоте, ни с кем не попрощавшись. Старуху закапывали небрежно, как дохлую кошку. Лорд с отвращением наблюдал как молодчики в синих куртках с красными шевронами хоронили безвинную жертву. Но смог настроить себя в правильном русле, натянув струны своих беспорядочных мыслей в соответствии с новой гармонией. И уже скоро его не беспокоила, что эту октаву не взять, потому что в реальности ее вообще нет. И пусть даже это и не гармония вовсе, а дисгармония. Главное, что она была музыкой революции. Подобные аккорды не чаруют слух. Ну и что? Разве мало было в истории безвинных жертв?

Он успокоился в очередной раз. На сей раз спокойствие было зыбким, как беззаботность людей, проживающих в сейсмической зоне. Или в зоне повышенной радиации. Им просто некуда деваться. Теперь Лорд знал точно – Соболь, он же Магистр – ненормальный. В этом объяснение всего, что уже было, что есть и что еще будет. У Магистра был страх, воистину животный – это так же установил его ближайший соратник. Ему нужно было узнать это не ради занесения непреложного факта в летопись великих свершений главы «Ордена Либра», а из собственного любопытства.

Страх главы Ордена не относился к общепринятым понятиям страха. В его боязни просматривалась аномалия. Да, Лорд служил сумасшедшему. Возможно, маньяку, которого возбуждает море человеческой крови. Но… История делалась людьми не совсем здоровыми. Лорд не обладал энциклопедическими знаниями, не слыл эрудитом и не был столь начитан, как вождь, но кое-что о великих он все-таки слышал.

«Колумб – сифилитик, его заразили индейцы. Наполеон – мазохист, немалую часть жизни он унижался перед богемной шлюхой Жозефиной и комплексовал по поводу своего карликового роста. Прямо как я в детстве, – приписал и себе избранность низкорослый Лорд. – Сталин – мнительный параноик, страдающий манией преследования. Цезарь – эпилептик, Рузвельт – калека, Черчилль – ожиревший боров, Мао – идиот, Гитлер – импотент… Чем Магистр хуже Гитлера? Немецкий фюрер хоть и требовал от своей племянницы Гели Раубаль мочится ему на лицо, зато избавил Фатерланд от безработицы! Магистр ничем не хуже. Ничем. Он тоже несчастен. Чтобы стать лидером, надо просто стать счастливым своим несчастьем. Понять свою избранность. Преодолеть свои комплексы, пусть даже за счет чужих жизней. Он млеет от ужаса при виде бабушек, но все-таки успевает, цепенея от страха, отдать приказ на поражение. Ну и что? Жалко бабульку, но, выходит, она стала жертвой истории»…

Лорд вызвал своего водителя и приказал отвезти его обратно в Москву. От Калуги до столицы дорога простиралась великолепная. Местного мэра после победы революции не расстреляют…

Глава 29. Нет ничего тайного, за что не накажут явно…

– Влад, а теперь прошу Вас сосредоточиться. Короткие вопросы из анкеты Марселя Пруста и, если можно, односложные емкие ответы. Блиц-интервью, согласны? – спросил меня ведущий.

– Да. – ответил я.

– Самое ненавистное слово?

– Все слова матом.

– Какое качество для мужчины самое главное?

– Терпение.

– Что вы больше всего цените в женщине?

– Верность.

– Где бы Вы хотели жить?

– В Москве.

– Как бы Вы хотели умереть?

– Героем.

– Если бы Вам предстояло долгое время пробыть на необитаемом острове, какую бы книгу Вы с собой взяли?

– Библию.

– А фильм?

– Храброе сердце с Мелом Гибсоном. На необитаемом острове, оказывается, тоже есть DVD!

– Ваш любимый политик?

– Вы посчитаете меня ангажированным, но их два…

– Понятно…

– Я имею в виду братьев Кастро, а Вы на кого подумали?

– А! Хорошо, а что вы скажете Богу, когда предстанете перед Господом на пороге чистилища?

– Преклоню колени и попрошу прощения…

Я стал звездой. Программа «Взлеты и падения» который месяц подряд удерживала пальму первенства во всех телерейтингах. Журналисты не давали мне прохода. Я раздавал интервью направо и налево. Рекламные щиты с моим портретом усеяли московские проспекты. Целая река чернил ежедневно утекала на автографы. Я сам от этого устал, но мои фанаты были неутомимы, а телезрители носили меня на руках и верили каждому моему слову.

Дома скопились сотни писем с предложениями новых проектов на разных каналах. Меня пытались переманить, предлагали главные роли в двух отечественных и одном зарубежном сериалах. Звали в кино, обещали долю с проката и баснословный гонорар. Один чокнутый клип-мейкер настойчиво подсовывал фонограмму с какой-то попсой, уверяя, что такому раскрученному бренд-нейму как Максимов достаточно просто открывать рот. Все остальное за него сделает продюсер, который и название для группы уже сочинил. Это будет квартет «Черный полковник и брянские партизанки», где «Максимова обязательно нужно разбавить тремя топовыми певичками с ростом не меньше 175-и см».

Но руководство Национального канала оказалось щедрее и оперативнее всех. Мне подарили новенькую белую «ауди А-5»-купе и выдали документы о праве собственности на новую двухуровневую квартиру метражом 250 метров на Кутузовском проспекте. Ключи вручал Лорд. И я принял дар. Меня мучила совесть, но инерция удаляла меня на безопасное расстояние от ее угрызений.

Ошеломляющий успех! Кто же откажется от такого? Возможно, и найдутся такие. Теоретически. А на практике? А у многих ли получается так попрактиковаться? В роли звезды? Таких – единицы…

Новая машина, призывно поблескивая на солнце, ждала хозяина на стоянке телецентра. Заканчивая рабочий день и подходя к стоянке, я всякий раз сознательно косил свой взгляд, обращая его в сторону, противоположную месту парковки подаренной «ауди». Время шло томительными днями, а я все не забирал свой автомобиль. На любопытные вопросы сторожей и парковщиков: «Чего на своей белой красавице не ездишь?» – не отвечал, молча усаживался в свой «мерс»-двухлетку и выезжал в путь к дому. К своему привычному жилищу на Можайке. Оно было хоть и подальше от центра, но намного теплее. Там не было полов с подогревом, грела аура… Не скрою, я посетил свой пентхаус. Он меня впечатлил. Оттого и было на душе так паскудно и муторно. Ключики от «купешки» и квартиры на Кутузовском бряцали дьявольским колокольчиком в увесистой связке. Мне и вправду казалось, что у ключей от новой квартиры особенный звон. Будто и сделаны они не из стали вовсе, а из немыслимого железного сплава из руд, что добывают в преисподней…

Двусмысленность, в которой я пребывал, скрючивала мой мозг свинцовыми зажимами, превращая его в сверхпроводник и заряжая хаотическими нейронами. Бомбардировки усиливались, и голова распухала, не вмещая в себя неразорвавшиеся бомбы. Их падение смягчали резиновые извилины, бомбы врезались в серое вещество, застревая в нем минами замедленного действия. Я не мог решить для себя ничего определенного. Моя двойственная натура состояла из противоречащих друг другу ингридиентов. Таких же немыслимых, каким мне представлялся сплав из несуществующих железных руд. Тех руд, что грузят на вагонки в адских копях такие же грешники, как я.

Я искал встречи с Инессой, в глубине души осознавая, что лишь она способна излечить мою раздвоенную натуру, успокоить мои нервы и помочь сделать окончательный выбор. Не пряталась ли она от меня по причине недоверия. Может, думала, что я продался…

Вскоре я понял, что причина, по которой Инесса дистанцировалась, крылась в другом. Ее денно и нощно опекали динозавроподобные телохранители, а вернее, соглядатаи, приставленные Лордом. Назвать этих конвойных охранниками язык не поворачивался. Наш общий «благодетель» Лорд придумал хитроумную разновидность издевательства. Он глумился как над своими псами, которые поняли приказ босса буквально, так и над теледивой. «Телохранители» отходили от Инессы максимум на десять метров, что послужило студийным острякам темой для колких намеков типа: «За нами бы так девки (или, мужики, в зависимости от пола шутников) бегали!».

Инесса не показывала виду, что так же нуждается во встрече со мной, чувствуя, что день кульминации «остросюжетного боевика» близок. Она боялась упустить свой шанс отомстить убийцам. Мне хотелось верить, что за меня она переживает не меньше. Это придавало мне хоть какие-то силы. Я все-таки чувствовал, что она надеется на меня. Верит, что я не спасую. Что не должен поддаться на очередной подкуп. Ведь если бы я отступился от ее плана, для нее бы все было потеряно. Неужто я тряпка? Я сомневался, что гожусь в герои, особенно когда мне строили глазки поклонницы, которых я без труда мог домчать на новеньком «ауди» в пентхаус на Кутузовском.

…Начался июнь 2010-го. Мне было худо. Ночами я маялся бессонницей и лишь временами проваливался в зыбкое забытье. Не хватало воздуха, накатывало удушье. Утром вставал разбитый, под глазами багровели мешки. Садился на постель, измученный, в испарине, отчетливо понимая – изводит страх. Долго стоял под холодными струями душа, терпел. Натягивал на озябшее тело махровых халат, падал на диван и фокусировался на экране не включенного телевизора. Чтоб не стонать постоянно в бессильной ярости, я занял себя курением. Спустя десять лет перерыва я снова начал курить.

И так день за днем. Измотала, скрутила злая трусость, консолидировалась с подлостью. Одержит ли верх малодушие? Позволю ли я заковать себя сытой подлости? Я не мог осилить двоякую суть свою, будто тело и разум не принадлежали мне, а были лишь полем битвы рукоположенного Господом ангела и коварного слуги Вельзевула.

Я всасывал в себя цистернами сигаретный дым, проклиная свою слабость, и вместе с тем точно знал, что пока не созрел для поступка. Легко сказать – попробуй осуществи этот безумный план, что придумала Инесса и в котором именно мне надлежало выполнить ключевую роль. Она затеяла моноспектакль, режиссируя со стороны, вознамерившись обойти цензоров и технические службы и затеряться среди общей зрительской массы. Оставив меня один на один не только с телеаудиторией, но и с хладнокровными киллерами. Мне снова начало казаться, что она просто использует меня как орудие мести. И только. Так я выгораживал самого себя и оправдывал собственную трусость.

И лишь в одном я с ней соглашался до сих пор. Она была права – полагаться на ФСБ еще опаснее. Кто их знает – у этих ребят другие принципы. Государство не может защитить даже своих героев. Еще на слуху была путаница с убийством в Эмиратах бывшего подполковника ГРУ Сулима Ямадаева. Как только надобность в человеке отпадает, его оставляют на самопопечении и приказывают сдать штатное оружие. А потом хоть трава не расти. Кто убил героя – саудовцы, мстившие за своих, чеченские кровники или грузинские воры? Сам черт не разберется, а может родные братья решили таким образом спасти главу тейпа, и он на самом деле жив, а в Дубае похоронен двойник… Мне казалось, что следуя растиражированным прессой версиям можно было додуматься до абсурда. Но одно мне было ясно. По сравнению с главой одного из сильнейших чеченских тейпов, возглавлявшего отборный гвардейский батальон спецназа ГРУ, моя персона была не просто незащищенной, а и вовсе картонной.

Может, эти парни только и ждут, когда хранители карты памяти попытаются сплавить ее органам. Можно запросто угодить в сети Лорда и компании. У них с органами свои взаиморасчеты – известное дело. Иначе бы Лорд не стал бы такой шишкой в телеиндустрии. Не дали бы. Государственные мужи не так глупы. Неужели в Кремле заседают слепцы – не видят, что творится на большинстве каналов, как из них усиленно лепят продажных вурдалаков, тиранов, народных кровососов и как пропагандируют господ Порханова, Пугина и Вассермана со товарищи. Как позволяют нагнетать истерию, как кроют по невидимым лекалам из сказки про голого короля образ врага из ближайшего соседа и кровного брата. Или и впрямь проморгали!?

Бесполезно было углубляться в политические дебри. К тому же это мысленное бегство в электорально-маргинальные джунгли не помогало выбраться из собственных душевных лабиринтов.

…Однажды выдался дождливый день. Казалось, грозное небо захотело напомнить лету в самом его начале, чтобы не очень-то о себе мнило, мол, есть времена года и покруче. Тяжелым серым потолком провисли тучи, на асфальте пузырились лужи. Истощенный постоянным бодрствованием, я рухнул в кровать и на удивление быстро уснул.

Молния электрокардиограммой рассекла небосвод, ахнул гром, распахнув ударной волной незапертые на защелки окна. Шторы вздыбились как корабельные паруса. В оконном проеме огненный карандаш очертил живой лик Миши Зеленгольца…

– Ну, здравствуй. – заговорила огненная голова. – Чего на «ауди» не катаешься? Ты эту тачку заслужил. И пентхаус свой тоже! И на кой хрен сдалась тебе Инесса Заречная? Ты стал секс-символом этой страны. Выбирай любую. Куда она тебя тащит? Знаешь, что с тобой сотворят, если ты сделаешь то, о чем она просит? Будет Влад Максимов с маленькой сквозной дырочкой во лбу. Тебе это надо? А что до угрызений совести – так разве не ты сам говорил, что в нашем мире выживают самые циничные эгоисты, в ком не приживается сострадание, в ком честолюбие заключает жалость в кандалы, позволяя жалеть лишь самого себя…

– Мишаня, что ты плетешь? Мы ж с тобой практически братья! – восстал я, – Я знаю, кто тебя убил. Неужели ты хочешь, чтобы я молчал?! Эти звери обманули меня, заставили считать тебя поддонком!

– Признайся сам себе – тебе удобнее ходить обманутым, – просверлила меня хитрым прищуром светящаяся заревом голова. – Ты же испорченный мальчик, зараженный проказой цивилизации. Ты неизлечим. Единственное твое лекарство – это признание. Разве ты променяешь сверкающую суету мегаполиса на блеклую уединенность отшельника?

– Я не пойду на сделку со своей совестью! Не хочу казнить себя потом всю жизнь за малодушие!

– Так-так, обнаружилось, что Миша Зеленгольц стоит того, чтобы Влад Максимов подставлял под расстрел собственную персону…

– Послушай, что за едкая ирония? По-твоему, я законченный негодяй?

– Не говори чушь. Я же люблю тебя, брат. Но этот проклятый мир обладает авторским правом только на знаки препинания, а предложения приходится придумывать самим. Чем оборачиваются наши потуги и чем заканчиваются – точкой, восклицанием или вопросом. Это уж не нам решать. Мне поставили точку, тебе – восклицательный знак. Лови момент, пользуйся на здоровье, не допускай того, чтобы он ненароком согнулся вопросом и потом отпрыгнул, оставив одну точку. Зачем тебе это?

– Какого черта ты склоняешь меня к предательству?

– Сними установку. Ты же отличный приспособленец, ты умеешь не называть вещи своими именами. Предательство? Напомнить? Две тысячи девятый год, второе августа. Ты приехал ко мне. Меня не оказалось дома, я тогда уехал с режиссером программы за город, к спонсорам. Им надо было напомнить, что ты звезда, а то они забыли. Я тогда с ночевкой уехал. Ритка тебе открыла… Моя Ритка.

– Нет! – заколотило меня в лихорадочном ознобе, – Нет!

– Да… – беспощадно продолжала голова. – Она сказала, что я уехал на целые сутки, пригласила тебя выпить кофе. Вы сидели напротив друг друга, беседуя на отвлеченные темы, но думали почти об одном. Ты думал о том, насколько твоя неотразимость всесильна, способна ли она сокрушить надежные барьеры, предостерегающие мою Ритку от низкой измены, попытается ли она сломать моральный запрет, поддастся ли соблазну переспать с таким красавчиком, как ты…

– У-у…у… – ныл я от разрывавшей мозг правды.

– Ты жаждал доказать себе лишний раз, что твое мужское обаяние сведет с ума любую женщину, даже верную супругу твоего друга и компаньона. Так и царь Давид, имевший множество жен и наложниц, сделал неугодное в очах возлюбившего его Господа, когда забрал красавицу Вирсавию у мужа и отправил слугу на верную гибель. И получил тогда от пророка предостережение в виде притчи о богаче, который возместил потерю одной овечки из своего бесчисленно стада за счет единственной овцы бедняка. Ты поступил так же. Ты не отрицал, что Ритка захочет лечь с тобой в постель из женского любопытства, дабы оценить, каков на самом деле этот хваленый донжуан. Ты думал так. И ты совсем тогда не думал обо мне. Что же изменилось сейчас?

Я онемел. На лбу и шее набухли капельки пота. Раздувшись до предела, одна из капель скатилась по позвоночному желобу вниз, отметившись холодным следом.

– О чем думала Ритка? В жизни не догадаешься… – расплылся хищной улыбкой огненный Михаил, – Ей было интересно не то, какой ты мужик, а то, как хороша собой она. Дерзнешь ли ты ее соблазнять. Пойдешь ли ради женских чар на предательство. И пошел ведь! Так что брось, тебе не впервой! Вы ведь оба тогда меня предали. И ты думал, я не узнаю…

Поникший от разоблачения, я застыл скалистым утесом. А русло реки с живой водой уходило в сторону, пренебрегая идеальным местом для живописного водопада. И не станет эта мертвая скала привлекательной для растений, животных, и в конечном счете, туристов. А ведь были все шансы стать заповедником. Да вот капризная горная река сменила русло. Пробился к скале лишь мелкий ручеек, но так и не докатился до края и не сорвался в обрыв. Высох под палящим солнцем…

– Не огорчайся, – миролюбиво заворковала голова. – Это сначала я неистовствовал. Дал волю гневу. Даже пытался тебе как-то отомстить. Ты помнишь тот случай с кукольной передачей. Мотивом моим были не деньги, а месть. Я ведь до сих пор ее люблю. Мою Ритку. Меня все это выбило из колеи. Я снова начал нюхать, закидываться колесами и глотать литрами эту гадкую «воду». Еще чуть-чуть, и я бы шырнулся. И знаешь, что меня остановило? Я простил вас. Простил и тебя, и Ритку. Я сумел это сделать искренне. Потому что понял, что вы оба всего лишь слабые люди. Обычные конформисты, вы живете по тем правилам, которые регламентируют эту нашу жизнь, но которые не сделают ее вечной.

Я плакал.

– Словом, смог же ты после того вечера второго августа столько времени со мной работать и ни в чем не сознаться. Столько времени обращаться ко мне словом «брат». И сейчас сможешь. Тебе это ничего не стоит. Просто отбрось нравственные предрассудки, и шито-крыто. Хотя, постой, я, кажется, знаю, в чем дело. Инесса!? Ты хочешь выпендриться перед ней!? Дурачок! Ах, да, она тебе не покорилась. Она не дала. И теперь ты индюшишься, корчишь из себя героя. Интересно, а если б ты ею овладел, имела бы она шанс вовлечь тебя в свою вендетту? Ой, сомневаюсь. Что? Ты любишь ее!? Больше, чем себя? Ладно, я в твою личную жизнь лезть не хочу. Дождь закончился. Тучи расступились. Магистраль для солнечного света открыта. Все, исчезаю… – с этими словами огненный рисунок, шипя бикфордовым шнуром, стерся.

Меня кидало во сне. Я глотал воздух высохшими губами, как проглатывает последнюю каплю из опустевшей фляги иссохший от жажды путник. В глазах свербило, они переполнились влагой. Я вдруг подпрыгнул с кровати и сел на край, глядя широко распахнутыми глазами на оконный проем. Окна открыты настежь. Около полудня и на улице яркое солнце. На небе ни облачка. «Мишанька… Он был здесь… Прости меня, Мишка, я подонок!»

– Ты хороший парень, Владик, зла на тебя я не держу. Бес тебя попутал.

Я оторопел от страха. Сон продолжался, или это происходит наяву!? Как я не прислушивался, ничего больше не услышал. Мне рассказывали о чокнутых. Им мерещатся голоса. Я решил, что не на шутку переутомился. Уже реальность от сна отличить не мог. А что вообще есть реальность? В реальном ли мире я жил или прозябал в придуманном медиа-пространстве, где господствует закон каменных джунглей – выживает не сильнейший, а подлейший…