Текст книги "Поллитра бытия (Читочек искупления)"

Автор книги: Владимир Дрыжак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Именно!.. Да-да, я понял. Постараюсь проще. Бифуркация – это катастрофа. Малое воздействие – крупные последствия. Склонность к локальной структуризации и распаду... Еще проще? Да куда уж проще!.. Короче, личность – информационный процесс. Его можно условно разделить на два потока: созидательный и разрушительный. И вот, в момент аварии, когда я... ну, скажем отделился от своего тела, информационный процесс моей личности утратил связность... Ну, хорошо, цельность! Это-то понятно? Тела нет, вот она и... Связи ослабли. И часть подсознания реализовалось отдельно, причем именно та самая, несущая деструктивное начало. Более того, есть основания думать, что она сумела воплотиться, и теперь это почти самостоятельный индивидуум, который, возможно, обладает свободой воли и способен действовать самостоятельно. Он несет в себе колоссальный заряд зла, копившийся во мне с.., с тех самых пор.

– А что за зло такое? Чем оно характерно? И откуде ему было взяться?

– Я не могу объяснить понятнее, – раздраженно сказал свидетель. – Скептецизм, деструктивная направленность мышления, цинизм, мстительность, вероломство... Что там еще?.. Да все, что угодно! Вы понимаете, в каждом человеке сидят, фактически, две личности. Иногда одна берет верх, иногда другая. Но я – существо иного порядка. В нормальном состоянии я подавляю свое разрушительное начало почти полностью И не выпускаю его на волю, хотя иной раз очень хочется, если посмотреть, что творится в мире... Я же не деревяшка!

– Так-так, – инспектор пристукнул ладонью по столу. – С трудом, конечно, верится в эти ваши разделения и перевоплощения, но другой версии у меня пока нет.

– Я должен вас предупредить, – глухо сказал свидетель. Личность не сбалансированная диалектически, крайне неустойчива. Я могу в любой момент выкинуть что-нибудь.., истерику закатить или начать проповедовать какое-либо учение... и прочее. Я вас умоляю, не предпринимайте опрометчивых шагов! Самое лучшее в этом случае изолировать... Вы ведь человек уравновешенный и благоразумный. Не надо огласки, и шум поднимать на надо...

– Что же надо?

– Ну, не знаю... Интуиция вам подскажет. Надо как-то восстановить статус-кво.

– Что-что?

– То есть, меня в том состоянии, в каком я был до аварии.

– Хорошо бы, – согласился инспектор. – Только вот как? Авария была? Была. Вы погибли? Погибли. Трагически? Еще бы!.. Все – официально вы не существуете.

– Официально я в этой стране уже давно не существую, буркнул свидетель. – Но тогда кто же перед вами?

– Скажите, а какими свойствами обладает этот ваш внутренний оппонент? То есть, теперь уже наружный... Нельзя ли его как-нибудь изловить и обезопасить?

– Боже вас сохрани! – вырвалось у свидетеля.

Инспектор поймал на себе взгляд собеседника и почти физически ощутил свою наивность. И смутился.

– Ну, я может быть неправильно выразился...

– Вероятно, вы не вполне отдаете себе отчет в том, что произошло. Поймите, это теперь вполне самостоятельное сознание. И оно эволюционирует. Но его эволюция носит очень односторонний характер. В известном смысле, это сознание похоже на сознание закоренелого преступника, отчаявшегося найти свое место в обществе, исполненного презрения к существующей этике и морали, и мстящего за свои неудачи всем подряд.

– Какие неудачи?

– Он – разрушитель, а удачи сопутствуют только созиданию. Отсутствие же признания – тяжкая ноша. И любой из нас старается переложить эту ношу на окружающих, хотя должен нести ее сам.

Произнеся эту загадочную фразу, свидетель умолк, посчитав, видимо, что сказал достаточно, и продоставив инспектору трактовать ее по своему усмотрению.

Инспектор уже приступил к размышлениям, но в это время в дверь постучали.

– Войдите, – крикнул он.

Дверь открылась, и в кабинет вошел дежурный сержант.

– В чем дело, Николай? Я веду допрос, – стого сказал инспектор.

Сержант помялся в растерянности.

– Владимир Борисович, тут позвонили из морга и сказали, что труп нашелся.

– Как нашелся? – инспектор вскочил. – Как это нашелся?! Они что там, совсем!.. Я тут, понимаешь... А они... Черт бы их всех побрал! Где он был?

– Да я не знаю – они не сказали. Но они говорят, что он живой.

– Кто живой? Труп?

– Нет, – сержант совсем растерялся. – Я понял так, что он и не умирал... Или симулировал.

– Что симулировал? Смерть?

– Ну, в общем, не знаю... Позвоните сами и выясните.

– Так, – сказал инспектор. – Это номер! Какой у них телефон?

– Не знаю. Там у меня на столе список есть – узнать?

– Не надо – у меня самого он есть.

– Так я могу идти?

– Да-да, иди, Я сам разберусь.

– А подследственный?

– Что – подследственный?

– Его забрать?

– Куда забрать?

– Ну, куда... В камеру. Или куда?

– В камеру? – инспектор наморщил лоб. – Нет, не надо. Пусть пока посидит. Иди Коля, не морочь мне голову!

Сержант вышел, а инспектор начал вызванивать по телефону районный морг. Удалось ему это не сразу, а когда удалось, из морга сообщили, что у них сроду никто не оживал, никуда по этому поводу они не звонили, а что касается трупа, то он как исчез, так с тех пор и не объявлялся. Получив эту информацию, инспектор машинально взглянул на часы, чертыхнулся и уставился в одну точку, расположенную где-то за горизонтом событий во вселенной.

Свидетель сидел тихо, понимая, что инспектору есть о чем подумать.

– Ну, так.., – произнес тот после минутного молчания. Кто-то позвонил. Кто? Но самое главное, зачем?.. На шутку это не тянет. А тогда что?

И тут на столе зазвонил телефон. Инспектор взял трубку:

– Алле... Вас слушают!

На другой стороне кто-то дышал в микрофон и молчал.

– Ну, долго вы там намерены еще играть в молчанку?

– Горобец сидит у вас? – произнес на другом конце развязный голос.

– Вы куда звоните? – повысил голос инспектор.

– Я знаю куда звоню. Отвечайте на вопрос.

– С кем я говорю?

– Если вам это не известно, то не имеет значения. А если известно, тогда незачем спрашивать. Я повторяю свой вопрос: Горобец у вас?

– Вы ошиблись номером, – сказал инспектор и ухмыльнулся. – Это квартира.

Подобные звонки раздавались в его кабинете не в первый раз. В отличие от многих других инспекторов, наш инспектор знал, как на них реагировать. А именно: следует вести разговор таким образом, чтобы получить максимум информации о собеседнике. Что он и делал теперь.

– Хорошо, – голос высказал признаки раздражения у его владельца. – Передайте ему трубку.

– Повторяю: вы ошиблись номером. Перезвоните.

– Минуточку! Не кладите трубку, – тон голоса несколько смягчился. – Мне нужна справка.

– Справок не даем, – строго сказал инспектор. – Я полагаю, вы должны извиниться и сообщить кто вы такой.

– Хорошо, я извиняюсь. Я звоню участковому инспектору райотдела милиции.

– Что ему передать, если вдруг появиться?

– Я хочу сообщить вашему подследственному, что я существую.

– Рад за вас.

– Его, вероятно, это тоже обрадует.

– А он вас знает?

– Да, мы с ним когда-то были очень близки.

– Ну, так вы бы ему самому и звонили – зачем же милицию зря беспокоить?

– Есть сведения, что в данный момент у него нет телефона, – насмешливо произнес голос. Поэтому уж будьте так любезны, передайте от меня привет и наилучшие пожелания. И обратите внимание на бутылку. Вы меня слышите?

– Спасибо, но я не пью. Телефон придушенно хрюкнул и залился монотонными гудками. Инспектор положил трубку и вопросительно посмотрел на свидетеля.

– Интересуются вами, Сергей Кузьмич. Приветы шлют.

Свидетель вымученно улыбнулся:

– Знаете, я совершенно измотан. Обстоятельства изменились радикальным образом – мне нужно подумать. Отправьте меня в камеру, или... куда-нибудь.

– А как же наш разговор?

– Этот разговор бесконечен. Он совершенно беспредметен, и вы очень скоро в этом убедитесь. Вы придете к выводу, что самое лучшее – отпустить меня на все четыре стороны, сочинив какую-нибудь правдоподобную историю.

– Да, похоже на то, – согласился инспектор. – Но я, собственно, и пытаюсь выудить из вас эту самую правдоподобную историю. Пока, правда, без особого успеха.

Он задумчиво поводил пальцем по столу, повертел в руках шариковую ручку, не нашедшую иного применения, и задумчиво повторил:

– Да, похоже на то... Очень на то похоже... Ну, хорошо, я готов вас отпустить на все четыре стороны. А что делать с этим абонентом? Он ведь не с того света звонит, не из преисподней?

– Преисподняя – в нашей душе, – сказал свидетель каким-то обреченным голосом.

– Что он может предпринять? Он вообще может что-нибудь предпринять? Как отразится его.., – инспектор поискал подходящее слово, но отыскал только одно: – наличие на делах мирских.

– Вообще говоря, ничего сверхъестественного без меня он сотворить не может. Все же, Бог – я, а не он, при том, что и я не... всесилен!.. Однако, в духовной сфере, то есть в сфере политики, культуры... Я это могу охарактеризовать, как массовый психоз, или нечто подобное.

– А разве у нас сейчас на психоз? Плюнь, и в суверенитет попадешь! Страна разваливается на глазах...

– Пустяки. Совершенно естественный процесс развала империи. В исторических масштабах это достаточно безобидное явление.

– И это вы называете безобидным явлением?! Государство,существовавшее тысячу лет, разваливается на мельчайшие куски!

– Что касается России, то за тысячу лет ее пытались развалить уже тысячу раз, и ни разу не смогли. А что касается, скажем, Армении, то к России она имеет слабое отношение. Там своя культура, и свой менталитет. Не надо путать божий дар с яичницей! Одно дело – нация, а другое государство. Почему вы не сожалеете о развале Британской Империи на Великобританию и далеко ей не сопредельную Индию?

Инспектор покрутил носом, соображая, а потом воскликнул:

– Но мы-то живем не в Индии и не в исторических масштабах! И кушать хотим каждый день. А на почве всех этих размежеваний скоро уже с голоду начнем пухнуть, потому что никто толком не работает.

Свидетель мягко улыбнулся:

– Не волнуйтесь. То, что сейчас происходит, процесс, в общем, позитивный. Сознание каждого человека освобождается от религиозных догм, утрачиваются жизненные идеалы и ориентиры, но это ненадолго. Постепенно каждый осознает,что прежде всего нужно надеяться на себя, а сумма частных интересов, в конечном итоге, даст положительный импульс развитию всего общества. Самое главное, что общественное сознание не захвачено сейчас какой-то одной идеей религиозного толка. Вот когда это случается – действительно страшно.

– Например?

– Например, начало нынешнего столетия.

– А какая там была религиозная идея?

– То есть? Коммунизм, естественно?

– Как коммунизм?! Да там же атеист на атеисте сидит!

– Коммунизм, Владимир Борисович, – это типичная религиозная доктрина, причем, одна из самых ярких и притягательных, ибо под нее была подведена якобы научная база. Истоки – в раннем христианстве, и здесь я, каюсь приложил руку. Намеренья были самые благие: всеобщее равенство, братство и прочая общественная гармония. Результат налицо. Фанатизм, порожденный этими намерениями, только России обошелся примерно в семьдесят миллионов жизней. Стремление к равенству обернулось нивелированием личности, братство – круговой порукой. А во что обошлась общественная гармония! Не гармонируешь – на Колыме загармонируешь!.. Мифологизация общественного сознания достигла своего предела. Даже когда до победы коммунизма оставалось всего два года, в него верили. Рассказывали анекдоты, но верили. Вот ведь какая штука!

– Зато уж теперь ни во что не верим, – мрачно сказал инспектор. – Только в очереди, талоны и повышение цен.

– И правильно делаете. Потому, что рост цен – это р е а л ь н о с т ь, природа которой в естественной переоценке каждым результатов своего труда. И ничто, кроме падения спроса на товар, не сможет остановить рост цены предложения. Но прогнозы сбываются, значит они возможны, а значит надо их делать и пытаться организовать свое поведение в соответствии с ними. Действия людей становятся рациональными – это главное.

– А в противоположном случае?

– Иррациональными. Например, во времена крестовых походов люди шли в Палестину отвоевывать гроб господень. Спрашивается, зачем им нужен был этот несчастный гроб?

– А он существовал в реальности?

– Это зависит от того, кого считать Господом. В принципе, гробы есть везде.

Подследственный сделал многозначительную паузу, и инспектор понял намек.

– А! – произнес он, – в том смысле, что... Труп в морге, а вы-то здесь. Н-нда... И это лишний раз подтверждает... Ну, вы меня убедили. Почти.

– Я, собственно, все это говорю к тому, что ваш абонент усиливает иррациональную сферу бытия в некоторой своей окрестности. И тут ему нет равных. Теперь главное: что вам делать? Ничего! Нужно делать вид, что ничего не случилось. Понимаете?

– Момент! – инспектор был огорошен таким поворотом дела. – Что значит "ничего"? Вообще ничего?

– Поймите, – с жаром воскликнул подследственный, – ему как хлеб нужна атмосфера ажиотажа. То есть, шум до небес. Слухи. Он питается энергией сумасшествия. Существует некоторое коллективное биополе, и чем выше его потенциал, тем большими возможностями он располагает. Его кредо разрушение. Я созидаю, а он разрушает!

– Что именно?

– Все подряд. Причем, не собственными руками, но путем создания атмосферы психоза в обществе. Смущает умы, направляет помыслы в сторону разрушения существующих... В общем, всего подряд.

– Ясно. Но ведь не всякое разрушение – зло. Может быть...

– Вот! – свидетель подскочил и, выбросив вперед руку, уставил палец на инспектора. – И вы туда же!

– Да нет, вы меня не поняли. Я не говорю..., – инспектор досадливо поморщился. – Если, например, что-то мешает...

– Кому мешает?!

– Ну, я не знаю... Мало ли... Стоит, например, сарай, а на этом месте хотят, например, построить баню. Я к примеру говорю.

– Какую баню?! Зачем?.. Да поймите, странный вы человек, то, что построено, не надо ломать. Когда оно состарится само рухнет.

– Ну и что, сидеть вот так и ждать?

– Почему ждать? Не надо ждать. Хотите строить – найдите место и стройте. Надо искать с в о е место! Пустого места в мире хоть завались.

– Конечно, завались... Вам легко говорить. Сотворил себе новую вселенную, и созидай на здоровье. А у нас тут – черт знает что!.. Вон, в Москве был – плюнуть некуда. Да и вообще.., – инспектор махнул рукой.

– Вот что я вам скажу. Эта посылка – о том, что прежде чем строить новое, необходимо разрушить...

– Не разрушить, а расчистить место! – перебил инспектор.

– ...Необходимо разрушить старое, – упрямо продолжил свидетель, – эта посылка в корне неверна. Более того, именно она лежит в основе всех бед. Разрушение бесплодно – поймите это. Оно увеличивает хаос и подрывает гармонию, независимо от благости ваших намерений. Разрушение не может быть всеобщим – оно избирательно. Что-то ломают, а все остальное остается. Но выпадает звено из связной цепи, и утрачивается смысл... Если хотите, суть божественного промысла в том и состоит, чтобы сохранить единство мира, его цельность. А вы говорите!..

– Да ничего я не говорю! Возможно, вы и правы, возможно. Но тогда почему вы не уничтожили своего внутреннего оппонента в самом зародыше, лишив его даже потенциальной возможности что-либо разрушить.

– Во-от!.. "Уничтожили"! Вечный лозунг: долой оппозиционеров! А я не хочу никого уничтожать. Не хочу и не могу. Но вы не желаете это понять. И пока все вы этого не поймете, ничего хорошего в вашем мире не образуется. "Возлюбите врагов ваших, как самих себя". Почему? Да потому, что уничтожая своих врагов, вы уничтожаете самих себя – вот почему!

– Ясно, – сказал инспектор, криво ухмыляясь. – Их надо лелеять и холить.

Свидетель ничего не ответил. Он обхватил голову руками, закрыл глаза и закачался из стороны в сторону, что-то бормоча себе под нос. Инспектор мог разобрать только последние слова:

– Боже!.. Как я устал!.. Это невероятно, немыслимо!.. Фатальная тяга к саморазрушению... Ошибка... Если бы знать заранее... Поздно, поздно!...

Наконец он поднял голову и произнес, глядя куда-то мимо инспектора:

– Я устал. Все это абсолютно бессмысленно... Я истощен морально и физически. Никакой я уже не Бог – так, недоразумение... Все, вселенная переросла создателя. Она усложнилась настолько, что теперь, верно, абсолютно непостижима... Отправьте меня в камеру, пожалуйста, я уже изнемог от всех этих разговоров.

– Хорошо, – сказал инспектор, направляясь к двери, и добавил извиняющимся тоном: – Отпустить я вас не могу. Пока не могу. Не имею права. Но завтра, обещаю, вы будете свободны. С утра продолжим разговор, а к обеду закончим. Извините...

Инспектор выглянул в коридор и позвал дежурного, а сам вернулся за стол. Сержант появился немедленно.

– Вот что, Коля, отведи задержанного в изолятор. Завтра с утра поработаем еще. И позвони, пусть ужин привезут на одного. Он у нас один?

– Пока один, – сказал сержант с упором на слово "пока" и увел задержанного.

Инспектор некоторое время сидел, в задумчивости переводя взгляд с одного предмета на другой, а потом подошел к сейфу и открыл его. Документы задержанного были на месте, личные вещи – тоже. Полистав паспорт, инспектор нашел дату рождения. В графе значилось 1935 год. Никаких помарок и подчисток он не заметил.

"Впрочем, для Господа это пустяки", – подумал инспектор, и тут вспомнил про бутылку.

Он быстрым шагом покинул кабинет и почти столкнулся с дежурным сержантом, возвращавшися на свой пост.

– Случилось что-нибудь? – участливо поинтересовался тот.

– Н-нет... Ты у подследственного изымал опасные предметы?

– Да. Ремень, шнурки. А что?

– Бутылку изъял?

– Нет. А что, надо было?

– Да надо, конечно, – инспектор в задумчивости покусал губы. – Сам понимаешь, если что случится... Нам с тобой отвечать.

– Так она полиэтиленовая, Борисыч, ею вены не перепилишь, – успокоил понявший намек сержант.

– А-а... Тогда ладно.

– Я хотел забрать, мол, не положено, но он начал причитать... Жалкий какой-то, забитый...

– А что у него в этой бутылке?

– Да, вроде, пустая.

– Ну и Бог с ней... Слушай, а куда все подевались? После обеда райотдел будто вымер.

– Нынче совещание – начальники в горотделе, а остальные разбежались.

– Я, по-твоему, не начальник? – обиделся инспектор. Я-то не разбежался!

– Так уже восемь вечера – что же вы хотите! Те, кто дежурит, – на дежурстве, а остальные используют конституционное право.

– Какое еще право?

– На отдых.

– Тьфу... Уже восемь? А я что тут сижу?

– Вот и я о том же.

Сержант помялся, что-то соображая, а потом, видимо, решившись, поинтересовался:

– Слушай, Борисыч, это твой подследственный – он и на допросе такой странный? Бормочет все время, а вокруг головы...

– Что вокруг головы? – насторожился инспектор.

– Вблизи не видно, а издалека кажется, будто вокруг лысины у него свечение.

– Он должно быть святой, – небрежно бросил инспектор. Иконы видел? Вот и он – тоже.

– Ну уж! Прямо таки и святой? – не поверил сержант.

Он некоторое время пытался понять, шутит ли инспектор, а потом, решив, что все же шутит, рассмеялся:

– Конечно святой! У нас тут других не держат.

Инспектор, однако, веселья не поддержал, сухо распрощался и покинул здание районного отделения милиции.

–

Жена, как обычно, проворчала, сетуя на то, что "ребенок растет без отца" и она "весь дом на себе тащит", однако, не будучи поддержанной в своем желании обсудить текущие дела, удалилась не кухню, предложив "отцу" заняться "воспитанием своего балбеса". "Балбесу" было восемь лет, он отличался шкодливостью, самостоятельностью и крайней независимостью. Звали его Юрием Владимировичем, Юркой или Юристом, в зависимости от настроения.

– Пап, а у нас в школе учительница сказала, что Бога нет, – сообщил он немедленно после того, как инспектор вышел из ванной.

– Как нет? Совсем? – изумился тот.

– Ну, – подтвердил отпрыск. – Я мамке тоже сказал – она не верит.

– А ты сам-то как думаешь?

– Витька сказал, что он все сделал, – уклонился от прямого ответа сын.

– Какой Витька? Это тот, у которого отца вызывали все время? Хулиган?

– Нет, другой. Который весной под партой застрял толстый.

– А он-то откуда знает?

– Ему Колька сказал.

– Ясно. Но следует пользоваться только проверенными фактами. Колька надежный человек?

– Ну. Он в секцию ходит. Нет, не в секцию, а в этот.., как его, кружок с самолетами. Ну, где все истребители клеят... Он потом сказал, что все это вранье – оно само сделалось.

– А-а. Тогда понятно. Сведения получены из надежного источника и заслуживают полного доверия. Стало быть, Бога нет – играем в кости!

Юрка шмыгнул носом и сказал:

– Пап, а он кто, этот Бог?

– Черт его знает... Его же нет, поэтому неизвестно, кто он такой.

– А если бы был, тогда кто?

Этот последний вопрос настолько озадачил инспектора, что он счел за благо перевести разговор на другие рельсы, а чуть позже был вызван на кухню для принятия пищи.

– Между прочим, – сказала жена, – талоны на сахар за этот месяц еще не отоваривали, и неизвестно, будут ли вообще отоваривать. Ходят слухи, что цены отпустят.

– Куда отпустят? – машинально спросил инспектор, думая о своем.

Обстановка требовала участия в разговоре, но после всех этих дел инспектору даже и жевать не очень хотелось – не то что говорить. Жена, однако, хотела поделиться своими проблемами, и заметив его безучастие, обиделась:

– На самотек!.. Вам зарплату не повышают?

– Пока нет. А что?

– Всем повышают, а вам нет! – в сердцах сказала жена. Сидишь на работе дотемна, другие уже дома, а тебя нет. Им зарплату повышают, а в милиции словно бы ангелы бесплотные. Ну, ладно, мужики – ангелы, а жены и дети?.. Пусть тогда и нам крылья выдают.

Подобные разговоры инспектор не любил и пресекал их неукоснительно. Ибо ничего хорошего подобные разговоры не сулили и означали только одно: кому-то испортили настроение, и он непременно хочет отыграться. Дальше все по цепочке. Но сейчас инспектор решил оставаться на позициях миролюбия и выступить в роли демпфера.

– Что это с тобой сегодня? – поинтересовался он осторожно, чувствуя по интонациям жены приближающуюся грозу.

– А ничего! Постой в очередях после работы, послушай, что говорят, – узнаешь.

– И что там говорят?

– А то!.. Вот сегодня одна бабка всем объясняла, что, мол, антихрист пришел, и скоро конец света наступит.

– Антихрист? – инспектор перестал жевать и уставился на жену. – Интересная версия... И давно он здесь?

– Со вчерашнего дня, – буркнула жена. – Давай, ешь скорее – мне посуду мыть надо...

–

Версия с антихристом ушла на задворки подсознания инспектора и никак себя не проявляла в течение всего вечера. Утром он проснулся с ощущением того, что вчера вечером придумал какой-то остроумный следственный ход, но какой именно, вспомнить никак не удавалось. И уже по дороге в райотдел вспомнил: "антихрист"! Это было то самое ключевое слово, но что именно в связи с этим словом необходимо предпринять, инспектор вспомнить не мог, как не старался.

Он попросил дежурного доставить в свой кабинет подследственного для продолжения допроса. В каком русле будет протекать допрос, инспектор пока не знал, но надеялся по ходу дела выяснить, нет ли какой-нибудь связи между слухами о появлении антихриста и расследуемым эпизодом. Дежурный – тоже сержант, но уже другой, – отправился в изолятор, а инспектор замешкался в коридоре, шаря по карманам в поисках ключей.

"Привет, Володя", – услышал он и оглянулся на голос. По коридору шли двое. Первым шел вчерашний свидетель, а следом за ним и чуть сбоку шагал сослуживец и приятель инспектора – участковый в звании старшего лейтенанта.

– А, привет, Саша... Ч-черт, куда же они подевались?.. Давай его сюда. Сейчас, минутку, ключи вот только... Куда же я их засунул?!

– Так ты его что, вызывал?

– В каком смысле? Я сказал, чтобы его доставили.

– Куда?.. То есть, – старший лейтенант сделал удивленное лицо, – кому сказал?

– Дежурному. Где он?

– Не встречал. Я этого из "предбанника" веду – только что доставили из отделения. Нарушение общественного порядка в форме оскорбления личности и нанесения ущерба здоровью.

– Из отделения? А как он там оказался?

– Не знаю. То есть знаю, разумеется. Его задержали возле "Ручейка" – там сейчас водкой с утра торгуют.

– Погоди, – инспектор помотал головой. – Какого "Ручейка"? Возле магазина? А как... Он же в камере у нас сидел!

– Ну, не знаю. Сказано, что задержан возле "Ручейка".

Инспектор почувствовал неладное. Ключей в карманах не было, а ситуация требовала осмысления. Но осмыслить ее не удалось, поскольку в конце коридора показался дежурный, а следом за ним...

Взгляд инспектора заметался. Подследственный теперь оказался уже в двух экземплярах.

Тот, которого привел старший лейтенант, выглядел слегка выпившим, смотрел нахально и кривил губы в брезгливой усмешке. Напротив, второй – которого эскортировал дежурный – брел, понуря голову и прихрамывая.

В голове инспектора немедленно возникла каша, причем, основными ее ингридиентами были слова "ключи" и "антихрист".

– А, так их двое! – воскликнул старший лейтенант. Теперь понятно.

Следовавший за дежурным вздрогнул и поднял голову. Его лицо исказилось гримасой. На некоторое время инспектор "выключился" из ситуации, а когда пришел в себя, ощутил в руке искомые ключи от кабинета, неизвестно откуда взявшиеся.

– Так, – сказал он, – обоих сюда. Будем разбираться параллельно.

Открыв дверь, он отступил в сторону и пропустил вперед всю кампанию.

– Так ты им займешься? – спросил старший лейтенант.

Судя по всему, дел у него было невпроворот, и он был не прочь спихнуть подопечного инспектору.

– Займусь, займусь... Еще как займусь!

– Тогда вот протокол задержания. Он там дал троим по физиономии, всех обхамил... Один доставлен в больницу с носовым кровотечением. Документов, кстати при нем не оказалось. В общем, разбирайся, а я побег – дел выше ушей. Детали, если потребуется, уточни в отделении. Потом расскажешь, что и как.

– Обязательно, – заверил инспектор. – Сержант, к подследственному замечаний нет? Он завтракал?

– Завтракал без замечаний, товарищ участковый инспектор, – бойко отрапортовал молодой сержант.

– Тогда вы свободны. А вы, граждане, рассаживайтесь поудобней.

Он поплотнее закрыл дверь, прошел к своему столу, достал из ящика какие-то бумажки, аккуратно разложил их и принялся изучать протокол задержания, исподтишка наблюдая за подследственными.

Сидевший справа – это был вчерашний свидетель выпрямился на стуле и строго смотрел прямо перед собой. Казалось, он даже не замечает вновьприбывшего двойника. Тот, в свою очередь, игнорировал окружающую среду. Он развалился на стуле, закинул ногу на ногу и с интересом рассматривал носки своих замызганных кроссовок. Одет этот тип был в не первой свежести футболку с надписью "ЦСК" поперек груди и штаны неопределенного цвета и покроя. У инспектора он вызвал невольную ассоциацию с Шурой Балагановым из "Золотого теленка". Но Шура, как известно, был стойким борцом за справедливость, а этот деятель, судя по всему, ничего общего со справедливостью не имел и иметь не хотел.

Инспектор понимал, что оттягивая начало собеседования он ставит себя в невыгодное положение. Вместе с тем, он пока не имел, да и не мог иметь определенного плана допроса, поэтому решил начать его с разного рода уточняющих вопросов, надеясь, что в процессе разговора станет понятно, как его вести дальше.

– Итак, приступим. Вы, гражданин, – инспектор отложил протокол в сторону и уперся взглядом в двойника. – Согласно протоколу, вы были задержаны за хулиганские действия и можете быть подвергнуты штрафу или административному аресту на срок до пятнадцати суток.

– А где доказательства?

– Чего доказательства? Того, что вы были задержаны? Они перед вами.

– Нет, того, что были хулиганские действия?

– Наша с вами задача – их получить, – твердо заявил инспектор.

Двойник презрительно фыркнул.

– Напрасно вы так. – произнес инспектор благожелательно. – Я ведь пока ни в чем вас не обвинил. Но задержание имело место, следовательно, мы должны во всем разобраться по порядку. Вопрос первый: на какой почве у вас возникли разногласия с гражданами, присутствовавшими при открытии магазина "Ручеек"?

– На политической, – заявил двойник.

– Должен ли я понимать так, что вы пытались изложить свои политические взгляды, а ваши оппоненты, не желая руководствоваться принципом плюрализма мнений, пытались воспрепятствовать изложнию?

– Именно.

– Но в протоколе констатируется, что вы первым начали боевые действия и ударили аж троих, прежде чем вас, так сказать, повязали.

– Меня повязали?! Не было этого! Меня спровоцировали!

– Ясно. Но свидетели утверждают, что вы пытались проникнуть в двери минуя очередь, чем ее и возбудили. А как известно, очередь за водкой в наше время очень легко возбуждается.

– Ничего подобного. На меня занимали, и я всего лишь пытался занять свое место.

– Очень хорошо. Таким образом, мы выяснили, что вас в какой-то мере принудили к рукоприкладству. Но, однако, ни законы, ни даже конституция не содержит никаких указаний относительно права частных лиц размахивать кулаками в общественных местах. Вас всего-навсего провоцировали, а вы, как я понимаю, поддались на провокацию. К тому же, в деле есть потерпевшие, а в протоколе – подписи свидетелей. Приходится констатировать, что вы виноваты.

Как бы в подтверждение своей мысли, инспектор горестно покачал головой.

– Это ваше дело, что вы там наконстатируете. – заявил двойник, – А у меня есть право на необходимую оборону.

"Э-э, братец, вон ты куда заехал! – подумал инспектор. Нет, этот ход тебя не спасет. Необходимая оборона – вещь тонкая. Тут нужна, как минимум, опасность для жизни или здоровья. Хотя, конечно, в нынешних очередях присутствует как первая, так и вторая..."

Он вдруг понял, что обстоятельства драки его перестали интересовать совершенно. Сидел бы этот тип перед ним один, тогда можно было бы и поупражняться в мастерстве, но ведь есть и второй, и между ними, вне всяких сомнений, существует какая-то связь. Какая? Вот этот вопрос действительно интересовал инспектора – да как интересовал!

История сотворения мира, рассказанная инспектору вчера, сегодня уже не казалась ему столь впечатляющей. Хотя, конечно, что-то в ней было. Во всяком случае, она отвечала на вопрос, давно интересовавший инспектора. А именно: откуда взялся этот мир? Если он существовал вечно, то за прошедшую вечность мог бы уже полностью реализовать свои потенции и достичь вершин совершенства. Но этого явно не наблюдается. И вот появляется индивидуум, заявляющий, что именно он и сотворил данный мир. Верить ему совсем не обязательно, тем более, что никаких доказательств своего деяния он предъявить не хочет. Или не может. Допустим, он, инспектор, не верит. Но тогда в деле появляется масса несообразностей, и непонятно, что с ними делать дальше. Можно пытаться упорствовать в своем неверии, убить еще день на разговоры, но инспектор теперь был абсолютно убежден, что это ничего не даст. Вчера он уже пришел к этому выводу, но сегодня появился двойник, и... Но если и дальше пользоваться здравым смыслом, то свидетель не имеет к нему ни малейшего отношения, и два этих проишествия абсолютно никак не связаны! Они связываются только через версию свидетеля, да и то с натяжкой...