Текст книги "Властелин (Капитан Ульдемир - 3)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

И уже другим тоном – прежним, с нежностью:

– Примирись пока с этим, Былиночка. А там...

Он помолчал, словно проигрывая в ума какой-то вариант.

– А там видно будет. Жизнь – не более, чем стечение обстоятельств. И если уметь их использовать... Ну, ладно. Ты заставила меня произнести целую речь сверх программы. Я устал. И заслужил поцелуй. Ты согласна?

– Твое слово – закон, – сказала она и поцеловала его. – Сейчас я тебя накормлю. Ты ведь голоден?

– Невыносимо. И, кстати, сделай с дюжину бутербродов для охраны. Они тоже с утра постятся.

– Я их никогда не вижу...

– Еще не хватало. Это означало бы, что мне подсунули худших. Ты поставь тарелку на тумбу у крыльца, и все.

– Как птичкам?

– Вот именно, – кивнул он и улыбнулся: птички по центнеру каждая, в непробиваемом оперении и со множеством клювиков немалой убойной силы... Тоже специфика... – Постой. Куда ты еще?

– У меня там... ну, на кухню, конечно же.

– Я же сказал, что невыносимо голоден. Так что – в спальню...

И этим воспоминаниям она тоже улыбалась, сидя на диване с ногами. Нет, конечно, она была счастлива. Хотя однажды ей показалось, что уютный домик ее счастья в следующую минуту рухнет и погребет ее под обломками.

Всего три – нет, четыре. Четыре дня тому назад Леза вышла в магазин, тут за углом, на бульваре: вдруг захотелось чего-нибудь соленого – рыбы, наверное? – а дома не оказалось. Купила и, глотая слюну, поспешила домой и вдруг кто-то придержал ее за локоть. Она обернулась, недовольная – и даже пошатнулась от неожиданного и сильнейшего приступа страха.

Громадный, массивный стоял перед нею и улыбался не кто иной, как Задира. Тот самый. Насильник, драчун, темный человек. Она хотела проглотить сразу помешавший дышать комок и не смогла: во рту мгновенно пересохло. Без голоса она вытолкнула слова:

– Я закричу...

И поразилась: вместо тупого бычьего гнева (как тогда) на буграстом, кирпичного цвета лице его усилилась совершенно, казалось бы, невозможная смущенная улыбка.

– Да вы не бойтесь... это... мадам. Честно. Это я с виду такой... неудобный. Тогда, конечно, получилось... Стыдно мне. Честно. Я ведь вас специально караулил. Хотел извиниться. Не верите?

Леза все еще не могла прийти в себя.

– Хотите – помогу донести...

Нет, она не хотела. Она, откровенно говоря, сейчас и шагу сделать не могла бы – так дрожали ноги. Глядя на нее. Задира встревожился.

– Ох, нехорошо вам, мадам... Я напугал вас, конечно, мне бы поделикатнее как-нибудь, а я – хвать! Привык, что сделаешь, грубый человек, таким жизнь сделала, а меняться – трудно. Вот вы всегда, наверное, были такой... благородной. Мадам, вот до скамейки два шага посидите, отдышитесь, я рядом постою, в случае если кто-нибудь – то...

Он сжал здоровенный кулак. И почему-то именно этот кулак ее успокоил. Можно было, даже нужно было и вправду передохнуть. Интуиция подсказывала: у Задиры нет никаких плохих замыслов.

– Дайте руку – я обопрусь...

Он тихо, осторожно подвел ее к скамейке. Усадил. Отступил на шаг и остановился, все улыбаясь и откровенно любуясь ею.

– Еще красивее стали, чем тогда...

Она на всякий случай осторожно огляделась: еще увидит кто-нибудь... Но бульвар в этот дневной час был пустынен, только двое мужчин прошли мимо, оживленно, хотя и негромко разговаривая, скользнули по ней, по Задире взглядом, равнодушно прошли дальше. Нет, они не побегут докладывать Изару, что она – на бульваре, с таким типом... Изар не поверил бы. И вообще: стоит представить, как кто-то захочет донести Изару, Властелину...

От этой мысли Лезе стало весело, и она улыбнулась. А Задира пришел в восторг:

– Ну вот, ну вот, и расцвели! К вашей красоте, мадам, улыбка – знаете, как идет! Поверьте мне, я уж в этом разбираюсь...

Она с подозрением глянула на него. Он понял.

– Ни-ни, не сомневайтесь! Я никому не враг – и себе тоже. Я ведь знаю, кто вы нынче. В смысле – за чьей спиной живете! Теперь кто вас хотя бы только подумает обидеть – и двух часов не проживет. Да я такого первый!.. Да вы не смущайтесь, мадам. Дело житейское, жить всем надо, и все живут, кто как может. Вам, скажем, повезло – так вы того и стоите. Я еще тогда это кишками почувствовал. В таких случаях ведь к улице не обращаются, а рот зажал и в подъезд ближайший, а там ей уже самой кричать стыдно, да и что ее – убудет? Грубый мы народ, грубый. А я почувствовал, но ведь соображение у меня какое: тоже грубое; люди ведь видели, как я вас в кино повел, это вы там неизвестны были, а меня каждый знает, меня не заметить трудно, верно ведь? И вот, если бы я вас просто отпустил – а я ведь и в кино не стал вас ла... то есть, не стал досаждать насильно; но если бы отпустил, то надо мной смеялись бы: что. Задира, в пустой расход вошел? Мне надо было как-то с приличием из этого выйти – и чтобы вы не пострадали притом. Ну, вот я и придумал...

– Ну, и что же вы потом за мной – следили?

– Ну, рыбьи жабры!.. То есть в смысле: нет, конечно, но хотелось вас найти – вот чтобы извиниться. Стал искать. Я ведь помнил, где вас тогда встретил. Спрашивать. Ну, меня знают. И сказали: жила там-то, может, и сейчас тоже. Пошел. Старики там. Рассказали: ночью, мол, пришли, увезли, кто такие – не назвались, но машина была от большого начальства, точно. И тут меня как обухом по голове: тот парень ведь назывался Властелином, я подумал – он тень на плетень наводит, ну, а вдруг – правда? И это по его указу вас?.. Правду говоря, я тогда о нем плохо подумал. Но решил: а если он по-честному? Мало что Властелин, там ведь тоже и неплохие люди попадаются, среди них. Попросил ребят, стали приглядывать, издали, конечно – куда он ездит. Видим – а он и не скрывается. К вам сюда – как к себе домой. Ну, тут мы его зауважали... А по-вашему, он хороший человек?

– Очень! – сказала она с жаром.

– Вот и мы подумали. Тем более, что и управляет он верно. То есть мы, старые солдаты, так между собой судим. Теперь снова к войне идет – может, и нам выпадет поучаствовать, а это ведь, знаете, и дело достойное, да и разживешься чем-нибудь, жизнь свою поправишь... Только вот – не знаю, верно или нет, но ребята наши, то есть приятели, из десанта, которые и сейчас служат, говорят, что команда будет такая: один десант только воюет, а всем остальным – шиш. Но я не верю. Он человек понятливый, он свой народ так обижать не захочет. Он уж как-нибудь так сделает, чтобы на всех на нас войны хватило. А иначе будет большое недовольство. Живем ведь уныло – да что я буду вам говорить, вы ведь хотя раньше и в Первом цикле жили, но совсем рядом с нами Скудно живем, верно? Значит, никак нельзя нас лишать этого дела. Или неправ я?

Но Леза уже совсем пришла в себя, страх исчез. Этот дылда стал ей даже в чем-то нравиться. Простодушием, искренностью. Конечно, воспитание увы... Но ведь он прав: все от жизни.

– Помогите встать. Задира... Не обиделись, что я вас так?

– Да меня все так зовут! Я и правда такой. Чего ж обижаться. Если бы я на это обижался, в наших кварталах половина народу на костылях ходила бы, а вторая – пластом лежала. Нет, мне от вас слышать приятно даже... Позвольте проводить вас?

– Но только до угла, хорошо?

Они прошли несколько шагов.

– А относительно войны... Мне трудно судить, Задира, я не мужчина, да и среди женщин не очень-то боевая. Трусиха. Но, наверное, есть в ваших словах правда. Хотя – а если убьют?

– Мадам! Разве же мы жить не хотим? Она хоть какая – жизнь – но все лучше никакой. Только это ведь война какая будет? Не знаю, придется ли и выстрелить. Они все уже ждут, когда минута придет – сдаваться. А мы не кровожадные. Но, конечно, с них возьмем. За беспокойство как бы. Да нет, никого не убьют...

– Ну, все. Задира. Дальше я одна.

– Счастливо, мадам. Очень я рад, что встретил. Поверите – как на душе полегчало. Вы идите спокойно, а я тут на углу еще постою, если кто что вы только крикните, даже не громко. Услышу.

Она помахала ему рукой и пошла есть солененькое, о котором снова затосковала душа. Шла и корила себя: думала о человеке, как о последнем подонке. А разберешься – человек не из худших...

Было, было в памяти немало, чему улыбаться. Был, кстати, и повод для воспоминаний. Но...

И получилось так, что вечером – нет, не тем вечером, а уже следующего дня – Изар тоже заговорил о войне. Это наверняка означало, что в чем-то он не был уверен и теперь пробовал на ней. Леза же – не постельная грелка, но домашний секретарь-референт Властелина Державы – слушала по-прежнему внимательно, и лицо ее играло, как сигнальное табло. И в одном месте на нем зажегся красный свет такой яркости, что Изар невольно прервал сам себя, чтобы спросить:

– Тебе что-то не нравится?

– Хочешь, чтобы я сказала?

– Великая Рыба, да конечно же!

– Хорошо... – Она собралась с духом, вступая в первое в своей жизни деловое обсуждение. – Ты говоришь – война малыми, но стремительными силами. Я верно поняла?

– Былинка, "ты прямо стратег!..

– Обожди, не то собьюсь... Так, верно?

– Да. Это дает нам преимущества – я уже говорил...

– Я помню. Может быть; ты и прав. Но есть другая правда, мне кажется. И не одна. Например – наша, женщин. Какой бы легкой ни оказалась эта война, но пока она закончится, матери и жены будут жить в страхе за своих мужчин. Ведь и победителей убивают. А страх заразителен – в этом я больше разбираюсь, поверь. И по-моему, пусть лучше боятся многие – но очень недолго, чем одна часть, но продолжительное время. Ведь все равно остальные тоже не найдут покоя, ожидая: а вдруг понадобятся подкрепления? Я помню, Изар. Я ведь тебе говорила: мой отец погиб на войне. Но пока он еще был жив, и даже пока еще не воевал, а другие уже были призваны помню, как изводилась мама. Или это, ты считаешь, не заслуживает внимания?

– Нет, не думаю, – проговорил он задумчиво. – Наверное, ты права, травка моя, прекрасный цветок. А какие еще правды?

– Та была женской. Но есть еще и мужская. Изар, вот сам ты: ведь воевал когда-то – помнишь, ты рассказывал...

– Да. Была такая пора. Недолгая, правда, но была.

– А теперь скажи: если начнется война – ты пойдешь на нее?

Властелин вздохнул.

– Теперь я – Верховный Главнокомандующий. И воевать мне суждено лишь по карте. Даже приближаться к зоне активных действий запрещено.

Он пожал плечами:

– Да и не будет войны. Не хочу я. Не ко времени. Торговать надо, а не драться. Создавать новую историю... Ну, один рейд, может быть, проведем чтобы генералы утихомирились. Нельзя раздражать генералов...

– Ну, а если бы все-таки – ты захотел бы?

Он мечтательно прищурился.

– Если бы... Эх, Былиночка, если бы мне опять за штурвал, да ведомых сзади, да на бреющем – над порядками противника... – Он мотнул головой, махнул рукой. – Не судьба больше. Мои войны миновали. Да и вообще мальчишество это...

– И все же ты, все понимая, от этого страдаешь, верно? А в Державе таких – миллионы, бывших и нынешних солдат, которые останутся без этой вашей мужской радости... и без трофеев тоже. А ведь мы небогато живем, даже бедно, если честно сказать.

– Ты-то откуда знаешь?

– Ну, Изар... Позабыл уже, откуда взял меня?

– Прости, Леза. Знаешь – забыл. М-да... – Он скрестил руки на груди, постукивая пальцами по плечам. – Действительно. Победителей будет мало, а обиженных – много, много. Но не воевать же из-за этого всерьез, на самом деле! Мы сейчас ведем торговые переговоры, надо, чтобы нам поверили; я и с этим единственным рейдом буду тянуть, как только смогу.

– А если все-таки тебе миром не отдадут того, что ты хочешь?

– Тогда... Ну, тогда другое дело. Тогда придется показать, кто силен.

– А кто силен – тот и прав?

– Не мы это придумали. Так повелось в жизни. Ну что же, могу твердо пообещать тебе: если все-таки заставят нас воевать, я твой совет запомню. И использую...

Теперь Леза – сегодняшняя, на диване – улыбалась уже совсем весело.

Нет, прав Изар: свои деньги она отрабатывает. И если... Нет, ей, конечно же, никакая война не нужна, и сегодня – меньше, чем когда бы то ни было. Потому что... Но если все-таки заставят – ее совет придется как раз кстати. И он это оценит. Уже оценил.

Сегодня должна была возвратиться делегация с Лезара. От того, что они привезли, зависит: быть миру или войне. Быть может, Изар сам этого еще не понимает. Но она точно знает: именно так обстоит дело.

Ну что же это, действительно! Долго ли ей еще страдать от неизвестности? Изар – лучший из мужчин во всех мирах, но и ему порой не хватает тонкости чувств. Неужели нельзя было позвонить, хотя бы в двух словах рассказать о результатах переговоров? Какая-то тупая бесчувственность!

Тут же она одернула себя: нет, его можно простить. Потому что он знает, как обрадует ее успешный исход – или огорчит неудача – и хочет в этот миг быть с нею рядом, разделить радость или печаль.

Дверь? Шаги. Приехал!..

Леза кинулась ему навстречу.

– Ну? Ну?

И по выражению его лица увидела: неуспех.

Изар, однако, старался держаться бодро.

– Ничего, – сказал он. – Ничего... Это ведь не единственная наша попытка. Кроме этой, официальной делегации, мы без шума отправили еще несколько – с таким же заданием. Если хоть один из миров согласится, мы это сразу же используем. Ладно, Былинка, еще будет по-нашему. Создадим мы себе такую историю, что все завидовать станут. Благородную. Красивую. Без насилий, без убийств, хотя с героизмом, с высокой честью.

– Ты сядь, сядь. У тебя и правда усталый вид...

– Что же удивительного.

– Изар... А ты думаешь, это возможно – чтобы у вас, на самом верху Власти, обходилось без всех этих ужасов?

– О чем ты?

– Об убийствах. О насилии...

– Сегодня – нельзя. Этого не поймут. Но в конце концов... Это долгая песня, Былинка, но и у нее есть конец. Сперва создадим историю. Потом постепенно добьемся, что все поверят – другой у нас и не было. И тогда естественным покажется, что народ с таким прошлым, как наш, не желает иметь ничего общего с этими, как ты сказала, ужасами. И все произойдет как бы само собой...

Только теперь он сел, наконец, в кресло, откинул голову. Позвал ее. Она прижалась. Помолчали. Потом она сказала негромко:

– Изар... Я тебе правда жена?

– Это – самая большая правда.

– Тогда он тебе – сын?

– Что ты гово... Сын? Кто? Кто сын?

– Он. Тот, кто в пути. Дай руку...

Он послушно протянул ей ладонь. Она приложила ее к животу.

– Вот здесь он... Он уже есть, Изар!

Великая Рыба! Такого буйства, такого безумства никто не мог бы себе представить. Все летало по воздуху, сотрясались стены. Леза всерьез испугалась, что не уцелеет. Но напрасно взывала:

– Опомнись! Нельзя! Он все слышит! Он испугается! Он уже испугался! Да перестань же! Изар! Ну Изар!

Утихомирить его оказалось трудно. А когда он наконец остановился, Леза – вот дура, ну просто дура! – спросила (ну, кто ее тянул за язык).

– Ты вправду рад?

И снова земля затряслась и заревел ураган. Ей пришлось улизнуть на кухню, но и после этого Властелин притих не сразу.

Потом они, тесно прижавшись, отдыхали на развалинах ее чинного порядка. Он, закрыв глаза, улыбался. Потом улыбка исчезла, брови шевельнулись, на лбу нарисовалась морщинка.

– О чем ты подумал?

– О законодательстве.

– Изар... Не нашел другого времени?

– У Ястры от меня детей не будет. Даже если она захочет воспользоваться искусственным... Я просто не дам.

– Но ты говорил, у нее есть...

– От него? Не посмеет! Нужно принять закон, по которому наш сын будет мне наследовать.

– Изар! Только... если не останется ужасов. Не хочу, чтобы мой сын стал убийцей моего мужа! Ни за что! Никогда!

Он хотел ответить, но зазвонил телефон. Сюда разрешалось звонить, лишь если приключалось что-то сверхъестественное.

Изар выслушал сообщение. Швырнул трубку. Стал собираться.

– Изар, что случилось?

– Сволочи. Предатели. Начали рейд. Сейчас! Идиоты. О, Рыба...

Даже когда до начала войны остаются считанные дни, люди продолжают жить своими повседневными интересами, радоваться обычным радостям и горевать над столь же заурядными горестями. А также предаваться давным-давно известным страстям.

Два господина, два дня тому назад случайно оказавшиеся вблизи скамейки, на которой Леза приходила в себя после только что перенесенного страха, говорили именно о страстях – вернее, об их последствиях. И разговором были весьма увлечены, так что ни Лезу, ни Задиру не удостоили ни малейшего внимания.

– А я говорю вам, милейший Сомба, что Бодинское пиво нельзя давать даже лошадям. Лично я не позволил бы даже собаке понюхать бутылку, в которой оно было неделю назад. Поэтому я рассматриваю как личное оскорбление приглашение, полученное вчера от донка Шандогеса, где черным по белому написано: "На кружку Бодинского пива"! Ну что бы ему было написать хотя бы "Полерского"! То можно хоть нюхать без тяжелых последствий. Я уже не говорю, что, будь он порядочным человеком, он выставил бы Черное Киторанское...

– Ну, ну, Забеат, друг мой, вы слишком близко принимаете к сердце это маленькое недоразумение. Уверяю вас, Шандогес не имел в виду ничего плохого! Просто он... м-м... неудачно воспитан...

– Браво, Сомба! Неудачно воспитан – прекрасно. Я запомню.

– На здоровье...

Метров с двадцать они прошли молча неспешной походкой беззаботных фланеров. Потом Забеат сказал, оживленно жестикулируя:

– Ты заметил парочку? Она на скамейке, он – рядом.

Второй, широко размахивая руками, ответил:

– Лишний вопрос. Я их видел раньше. А ты?

– Ее – нет. Его – безусловно.

– Что-нибудь опасное?

– Боюсь, что да. Девушка – кто она?

– Та, из-за которой завязалась драка около той пивной, куда мы сейчас идем.

– Постой-ка. Но ты ведь говорил, что потом она сделалась...

– Именно. Это она и есть.

– Ах, как интересно. А кто, по-твоему, тот... тяжеловес?

– Он и притащил ее туда. С ним Властелин затеял драку.

– Ах, вот откуда ты их знаешь... Постой. Ну-ка...

Они резко остановились, повернулись друг к другу – похоже было, что сейчас начнется разговор на кулаках. Но быстро остыли и продолжали свой путь.

– Их уже нет, – сказал Сомба.

– Не удивлюсь, если мы скоро обнаружим, что он у нас на хвосте. Черт, какая интересная цепочка: он – она – Властелин...

– Не вижу, в чем может заключаться смысл такой цепочки.

– Зато я вижу, Питек, я-то вижу.

– А в твоей модели – кто он?

– В моем – эмиссар Заставы.

– Капитан! Не может быть! Ты не ошибся?

– Один из них. Он там был. Согласись: запомнить его нетрудно.

– Ого-го... Но погоди, это же удача! Мы на них вышли!

– И неудача: они вышли на нас.

– Думаешь?

– Он же эмиссар, Питек! И ручаюсь, что разглядел нас не хуже, чем мы его. И память у него вряд ли уступает нашей. Так что и ты, и я уже идентифицированы. Мы в проигрыше: нас двое, он – один.

– Почему? А девушка?

– Наверняка здешней вербовки. Хорошая информация, конечно, но ценность – на порядок ниже.

– Не согласен, Уль. Она – канал к Властелину. Зная его, мы можем разрубить в любой миг. Жалко, конечно: милая девушка. Но раз она влезла в эту игру...

– Может быть, ее используют вглухую?

– А нам от этого легче?

– Н-ну... может быть. Тогда, если помочь ей разобраться, она сможет начать другую партию. За нашим столом.

– Ты просто пожалел ее, Уль.

– Да, я жалею женщин. А ты – нет.

– У нас это не было принято.

– Женщины умнее нас, Питек.

– Вздор.

– До тех пор, пока Ястра не позволяла мне высовывать нос из Жилища Власти, я был надежно прикрыт. Стоило ей позволить – и сразу же засветка.

– Это я виноват. Мне, телохранителю, было поручено следить за... за твоей безопасностью. Слушай, а если...

– Нет. Ее я включать в игру не стану.

– Здесь уже не мы решаем, а сама игра.

– Давай-ка прибавим шагу. Что-то мне не по себе. Слишком много зелени и никакого укрытия.

– Ничего, в пивной... Дьявол, там мы как раз скорее всего можем налететь на него: он живет в том районе, на той самой улице.

– Ну и местечко вы выбрали!

– Не забудь, капитан: они оказались тут раньше нас, и мы не знаем, сколько их. Зато знаем, что нас лишь пятеро.

– Придется сменить точку.

– Нет. Там есть и свои выгоды. Объясню потом... Ах, дорогой мой Шандогес, согласитесь, что когда нет другого пива, то и Бодинское утоляет жажду... Да-да, не отрицайте так рьяно – заболит шея!..

– Нет, кажется, мы действительно пока никого не интересуем. Не станем терять времени: боюсь, что моя хозяйка уже выходит из себя. Да и у меня душа не на месте: однажды мне удалось ее выручить, но кто знает, когда нанесут следующий удар?

– Ну, она, по-моему, раз навсегда решила вообще не покидать Жилища Власти.

– Это еще ничего не дает. Хорошо. Итак, что у нас есть?

– Легче сказать, чего у нас нет. Нет связи. Нет никакой возможности сманеврировать в пространстве...

– А корабль?

– Он сейчас далеко. Георгий сделал такой ход: зарегистрировал его как торговый корабль и отправился на нем в один из миров. На Китору.

– Зачем?

– Приказ Властелина. Кроме главной делегации он послал на все остальные планеты своих, как бы сказать, торговых агентов. В надежде, что кого-нибудь удастся уговорить поступиться кусочками своей истории.

– Какой же из Георгия торговец?

– Представь себе, прекрасный. Это, видимо, в крови... Но и вообще Властелин послал не только купцов, но и военных, и дипломатов испробовать, какая методика лучше...

– По слухам, официальная делегация потерпела фиаско?

– Это не слухи, капитан, это сама истина. Но это бы еще полбеды. Ты заметил, что весь город сразу заговорил о войне?

– Ты забыл: это мой первый выход в город. Я питаюсь лишь дворцовой информацией.

– Так вот, дело обстоит именно так. Наверняка эти настроения кем-то запущены.

– Вполне возможно.

– Следовательно, это кому-то выгодно. Властелин говорит о миролюбии, а некто другой толкает тележку к войне. Мало того: рейдовая группа профессиональные десантники – стартовала к одной из планет. Не знаю точно, к какой – говорят разное.

– Зачем?

– Вероятно, чтобы наглядно доказать, что то, чего не желают продать, можно с легкостью заполучить силой. Если операция пройдет успешно – будет трудно предотвратить большую войну.

– Как же Властелин решился...

– Я слышал, что его и не спросили. И формально ни к чему нельзя придраться: он ведь дал согласие на проведение локальной операции.

– Это все прекрасно. Однако мне сейчас непонятно одно: как должны относиться к этому мы? Мы, люди Мастера. Что выгоднее для его планов? Война? Или мир? Допустим, мы будем стараться притормозить одно или другое – а вдруг как раз не то, что нужно?

– Капитан, капитан...

– Ну что – капитан? Я не ясновидящий. Да и никто из нас. Я способен выполнить четкое указание. А гадать на ромашке...

– Ты просто слишком долго жил безмятежной жизнью.

– Ну, если то, что творится у меня дома, можно назвать безмятежной жизнью, то я просто не знаю, что такое чертова карусель.

– Но там тебе не приходилось решать задач планетарного масштаба. И ты отвык.

– Ну и к дьяволу. Выбирайте другого капитана. Уве-Йоргена хотя бы.

– Уве не пират. Он кадровый воин. И заменит тебя только по приказу свыше. Это пустой разговор.

– Ну, что же нам остается в таком случае?

– Думать, капитан. И искать связь. Действовать...

По высочайшему соизволению или без него, но рейд с высадкой десанта и захватом необходимых трофеев был – надо признать не колеблясь – задуман и осуществлен профессионально.

Начать с того, что удар был нанесен не кому-либо другому, но именно торгово-демократической республике Лезар – той самой, откуда только что возвратилась официальная делегация. Это было остроумно. С одной стороны, рейд как бы говорил: вы не согласились на почетные и выгодные условия, которые вам предлагались – так вот, придется все равно отдать то, что нам нужно, но теперь вы за это не получите ни мелкой чешуйки. Это было высказано Лезару совершенно ясно, хотя и не открытым текстом; расчет же, кроме прочего, был на то, что другие услышат – и убоятся, и с ними разговаривать будет легче. С другой – как бы ни старался теперь Властелин убедить кого угодно в том, что сам он к военной операции никакого отношения не имеет – ему не поверил бы даже его собственный камердинер: уж больно хорошо все совпадало.

Властелин это, кстати, понял, и ничего никому даже не пытался доказывать. Примирился с происшедшим, поскольку все равно изменить его нельзя было совершенно никак.

Разумеется, если бы рейд сорвался, если бы десант был разгромлен или пусть и уцелел бы, но не овладел тем, что и составляло цель налета – тогда наверняка полетели бы головы с плеч и уж во всяком случае – лучи с генеральских эполет. Но операция не должна была сорваться по нескольким причинам. Во-первых, потому, что участвовали в ней лишь лучшие из профессиональных ударных космических войск. Во-вторых, вследствие того, что Лезар, торговый мир, никогда и не отличался какими-либо серьезными военными качествами. И наконец, в-третьих, – по той причине, что, едва проводив высокую и миролюбивую делегацию, на Лезаре ничего не ожидали так мало, как военной карательной экспедиции, и совершенно не были готовы к сопротивлению.

Поэтому когда из-за низких облаков неожиданно вывалились воющие штурм-аграпланы и на высоте нескольких десятков метров помчались над улицами и площадями, над многоэтажными конторами, торговыми рядами, домами, домиками и дворцами, над казармами и школами и над всем прочим, что имелось в столице Лезара, городе Фестре, когда – хотя с немалым опозданием – заулюлюкали сигналы воздушной тревоги, – жителям оставалось лишь одно: испугаться до полусмерти и попрятаться, кто куда мог. Что и было ими незамедлительно исполнено. Противовоздушная оборона была выбита из игры в первые же несколько минут, три или четыре успевших подняться перехватчика оказались взорванными уже на первых метрах набора высоты. Пока толстобрюхие транспортные капсулы разгружались на захваченных аэродромах, извергая все новые и новые подразделения десантников, особая группа – специалисты по точному приземлению – прыгнула прямо на крышу президентского дворца, где захватила правительство в полном составе, в ужасе наблюдавшее за разгромом Лезара на экранах телемониторов. Остальное было, как говорится, делом техники. Пока в президентском дворце наспех разрабатывался и подписывался немногословный акт капитуляции, подразделение специального назначения, состоявшее из наряженных в солдатские комбинезоны историков призывного возраста, хозяйничало в архивах и музеях, изымая необходимые документы и вещественные доказательства согласно подробному списку, привезенному с Ассарта. Захваченные тут же на улицах города машины свозили бесценные трофеи на аэродром, где их грузили в заранее подготовленные контейнеры и воздухом отправляли в торговый космопорт, откуда стартовали и куда приземлялись десантные катера с больших кораблей.

К чести ассартских воинов, следует сказать, что они держали себя в высшей степени корректно. Это не означает, разумеется, что помимо научных трофеев Лезар не лишился еще кое-чего, что его жителям, а в особенности жительницам не был нанесен определенный ущерб как физический, так и моральный. Среди солдат, к сожалению, была широко распространена поговорка: "Что позволено Властелину – можно и подданным". Говоря же о корректности, мы хотели отметить лишь, что национальные чувства населения Лезара не были оскорблены ни в малейшей степени, ни флаг, ни герб республики не подвергались поношению, а в акте капитуляции было особо указано, что Ассарт не имеет к Лезару совершенно никаких территориальных претензий, а также не намерен оккупировать республику сколько-нибудь продолжительное время.

Особое остроумие командования рейдом можно усмотреть, пожалуй, в том, что наряду с историческими трофеями с Лезара были вывезены все запасы трансурановых элементов – подобных тем, что не захотели принять в уплату за ничтожные крохи своей истории надменные правители торговой республики.

Все эти действия заняли немногим более трех лезарских суток. К исходу этого срока последний катер Ассарта стартовал с поверхности Лезара, увозя последних солдат и последние трофеи. И на торговой планете наступила блаженная тишина.

Обратный путь эскадра космического флота Ассарта проделала благополучно.

Приземлившись на родной планете, участники славного рейда удостоились торжественной встречи. Многие были награждены, некоторые – повышены в звании и должности.

А что еще оставалось Властелину? Его перехитрили, он понимал это. И понимал, что теперь от войны уже никуда не уйти.

– Ну, что же, Магистр, – сказал Охранитель. – Могу вас поздравить.

Магистр молча поклонился.

– Откровенно говоря, – продолжал Охранитель, – после провала всех ваших покушений я решил, что вы не способны на серьезные поступки. Что вы умеете лишь претендовать, но не можете реализовать свои претензии. Ну что можно сказать в ваше извинение: кратчайший путь не всегда является самым удобным. И если бы у нас было достаточно времени...

Он помолчал, – Магистр не решился вставить ни словечка, – а когда заговорил снова, голос его зазвучал совсем по-иному: холодно и резко; каждое слово походило на мгновенный взмах мечом.

– Но времени нет. Как бы мы ни были сильны, мы не сильнее природы. И она отказывает нам в каких-либо дополнительных сроках.

– Если бы вы объяснили, Охранитель, в чем же дело, почему время так важно для нас – я бы смог...

– Вы обязаны смочь и так. Без всяких дополнительных объяснений. Я говорю – значит, так оно и есть. И ни слова больше об этом!

Магистр снова склонил голову.

– Я хвалю вас за то, – продолжал Магистр, – что вы заставили Ассарт совершить ошибку, которая окажется для него роковой. Теперь все дело – в том, чтобы этот рок поразил Властелина не позже определенного срока. Вы поняли?

Магистр склонил голову набок, что можно было понимать как угодно.

– Мы заставим Изара делать то же самое, что в первом варианте пришлось бы осуществлять вам самому. Это – к вашему благу. Потому что теперь вести заранее проигранную войну будете не вы, а он. И побежденным окажется он, не вы. Таким образом, вы сможете прийти к власти в минуту, когда нынешний Властелин будет окончательно и безнадежно скомпрометирован в глазах всех миров – и в первую очередь своего собственного.

– Именно так, Охранитель, – согласился Магистр.

– Но для того, чтобы все получилось именно так, нужно еще много работать. Властелин Ассарта ошибся: он предпринял военные действия...

– Собственно говоря, Охранитель...

– Молчите. Я знаю, что он не хотел этого. И ваша заслуга – в том, что экспедиция эта осуществлена против его желания – но тем не менее от его лица. Прекрасно. Однако теперь нужно совершить некоторые усилия, чтобы прочие, узнав об этом, не убоялись, но напротив, решили объединить силы, создать коалицию против воинственного Ассарта. У нас теперь есть доверенные люди на каждой из планет. Не могу назвать их эмиссарами, они не прошли нужной подготовки – как вы, например, – но на это не остается ни минуты, действовать надо немедленно. Продумайте механизм, при помощи которого можно будет в считанные дни созвать совещание глав всех семнадцати миров, на котором будет создана коалиция с единым командованием.