Текст книги "Вкус коньяка (СИ)"

Автор книги: Владимир Царицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

*24.*

Когда все мои гости ушли, я отнес грязные чашки на кухню, вымыл их, потом вернулся в гостиную и налил себе коньяку из бутылки, которая так и осталась нераспечатанной – до нее дело не дошло…

– Потом выпьем весь твой «Арарат». Как Мишка отыщется, так и выпьем, – сказал Гоша и успокаивающе добавил: – Отыщется, отыщется.

Если Платон за дело взялся, то он его до конца доведет. Доставит тебе Платон Мишку, а дальше уж… – твое дело, Серега. Он ведь, пацан этот, к воле привыкший. Может и не захотеть с тобой жить.

– Со мной? – Я удивился.

– Конечно с тобой. – Гоша странно на меня посмотрел: – А иначе, зачем ты всю эту канитель затеял?

– Просто вытащить парня из трясины хотел. Спасти…

– Ну и вытащишь с помощью Платона, вырвешь его из грязных лап

Чемодана, а дальше что? Как спасать будешь? На расстоянии, что ли?

Я не знал, что ответить.

Платон, уходя, протянул мне свою визитную карточку. "Частное сыскное агентство "Платон" – золотыми буквами на черном.

– Там мои рабочие телефоны, – сказал он. – Номер мобильного на обратной стороне визитки. Но это так – на всякий случай. Пару ближайших дней мне не звоните, я буду занят поисками Михаила и… решением вопроса с Чемоданом. Кроме того, мне и другие заказы отрабатывать нужно. – Добавил: – Если у меня к вам какие-то вопросы возникнут, я сам позвоню.

– И что мне делать?

Платон с тоской посмотрел на мои выцветшие обои и ответил:

– Ждите…

…Я поднес коньяк к губам и уловил его запах. Изредка выпивая раньше, в те дни, когда этого требовали традиции, я не ощущал запаха коньяка. Или не пробовал ощутить? Я сделал небольшой глоток и подержал коньяк во рту, ощущая его приятную вяжущую крепкость. Мне понравился вкус коньяка. Словно я впервые его попробовал.

Бутылку я убрал в бар – не то, чтобы от греха подальше, просто привык к порядку. Каждая вещь должна лежать на своем месте.

Отпивая коньяк маленькими глотками, я прошелся по своим трехкомнатным хоромам, критически осматривая каждый угол. Да, ремонт моему запущенному жилью не помешал бы. Неожиданно решившись, я пересчитал всю свою наличность – в кошельке и в загашнике – быстро собрался и отправился в хозяйственный магазин, который находился в моем же доме на первом этаже.

Проконсультировавшись у продавцов и закупив, как мне думалось, и как они сказали, все необходимое для ремонта, я вернулся, чтобы заняться непривычным и неизвестным мне делом. Раньше мы с Зоинькой сами ремонт никогда не делали – приглашали бригаду отделочников из моего института. Но сегодня мне вдруг показалось, что с ремонтом я справлюсь. Что там может быть сложного? Теоретически я знал, что надо делать. И продавцы-консультанты из "Домоцентра" подсказали, что за чем идет. Начну, а там разберусь…

Поднимаясь по лестнице с большим полиэтиленовым ведром водоэмульсионной краски и дачной сумкой, из которой торчали рулоны обоев, я встретил на лестничной площадке Анну. Она куда-то собралась, выходила из своей квартиры. Удивленно взглянув на мою поклажу, Анна спросила:

– Никак ремонт собрался делать, Сереженька?

– Ну да… ремонт. Не селить же парня в этом… свинарнике.

– Я рада, что ты решил заняться ремонтом, – расцвела она улыбкой.

– Давно пора. И вообще, я очень рада переменам, тому, что с тобой происходит. В тебе… Я помогу тебе ремонт сделать, как вчера обещала. Сейчас только за морковкой на угол сбегаю. Вот хотела немного капустки заквасить. Не в зиму, а так – сейчас поесть. В зиму-то еще рано капусту квасить. Хватилась, а морковки у меня нет.

Сейчас сбегаю и сразу к тебе. Я мигом, Сереженька. Ты пока готовь все. Переодевайся в рабочую форму.

– А может, не надо, Анюта? – неуверенно стал отказываться я. -

Что ты в самом деле… Зачем? Что, у тебя своих дел нет? Капусту вот солить собралась… А я сам, как-нибудь… управлюсь.

– Вот именно – как-нибудь. Ты, Сережа, парень что надо, но не мастеровой. И Зоинька помню, мне говорила, что у тебя руки немного не из того места растут. Не обижайся только. Ты же теоретик, Сережа.

В институте своем, наверное, теоретиком работал?

– Проектировщиком.

– Ну, вот! А я на стройке чуть не всю жизнь проработала.

Сметчицей в строительной конторе, потом контролером заказчика. Все строительные операции знаю, так как контролировать качество надо было. Научилась многому. А потом дома свои теоретические знания на практике применила. Я знаешь, сколько этих ремонтов домашних переделала? Никогда маляров не нанимала, все сама. Опыт есть. Я даже подрабатывала иногда маляршей. Так что мы с тобой за пару дней все сделаем. Ну, не все – основное. Потолки покрасим и обои поклеим. А кафелем на кухне и в ванной, уж потом займемся.

Я понял, что если сейчас откажусь от Анютиной помощи, она может обидеться. Точно обидится.

– Ты и плитку клеить умеешь? – якобы заинтересованно спросил я.

– Умею. Что там сложного-то?…А знаешь, капуста подождет, не к спеху. Сейчас переоденусь и приду.

До конца этого дня мы с Анной занимались заделкой трещин и снятием старых обоев. Заделку трещин какой-то пастой взяла на себя

Анюта. Она сама приготовила эту мазуту из сухой шпатлевки, что я купил в магазине, добавив в нее какой-то порошок, принесенный из дома и разведя ее белой мутной водичкой, эту водичку она тоже взяла из своих запасов. Она сказала, что это эмульсия.

Я с нескрываемым восхищением следил за Анютиной работой. Ловко это у нее получалось! Трещины сначала увеличивались и расширялись под ее шпателем, а потом исчезали, замазанные мазутой; оставались только сырые, но быстро высыхающие и светлеющие кривые полосы.

Вскоре мой потолок перестал быть трещиноватым, а стал полосатым, как зебра, как выгоревшая на солнце зебра.

– Сегодня в конце дня загрунтуем на раз, – сказала мне Анна со стремянки, – когда ремонт просохнет, а завтра еще раз покрасим, и будет у тебя идеальный потолок.

– А полосатым он не останется? – поинтересовался я.

– Не-а. Ровным будет. У тебя не самый плохой потолок, из тех, которые мне доводилось шпатлевать и красить. Я думала – хуже будет.

Я занимался обоями. Бумажные обои снимались легко, их даже смачивать, как советовала Анюта, не пришлось – с легким потрескиванием они отлетали сами, нужно было только найти правильное место и потянуть. Видимо, клей пересох до такой степени, что потерял все свои свойства. Или изначально был некачественным. Только у самого потолка обои держались крепко, их приходилось отскабливать шпателем.

Анна спросила:

– Ремонт шабашники делали?

Я ответил:

– Институтская бригада. Только тогда мне стариков у директора выпросить не удалось, старики в квартире самого директора ремонт делали. Он мне молодых дал, только что принятых.

– Халтурщики. Обои на сопли приклеили, а поверху пэвэашкой прошлись.

– Как это на сопли?

– Это я образно.

Чтобы не распыляться, и не оставлять меня без жизненного пространства, было решено первым этапом отремонтировать гостиную и прихожую, они были наиболее запущенными и совершенно непонятно почему. Впрочем, понятно – почему? В спальне я только спал, и то не постоянно, чаще в гостиной на диване. В прихожей раздевался, а на антресолях в прихожей у меня хранилось все дачное и вообще все, чем я пользовался. Я частенько туда лазил. Конечно, самой грязной у меня была кухня, но кухня – это потом. Надо было еще плитку закупить, старая вся растрескалась и потускнела, а некоторые плитки, отвалившиеся, были приклеены на пластилин моей не очень умелой рукой.

Войдя во вкус, и немного поразмыслив, мы с Анной решили охватить ремонтными работами еще одну комнату, ту, которая была Мишкиной, пока мой сын был еще холостым. Потом Мишка стал взрослым, научился зарабатывать деньги, женился, и они со Светланой, работая на одном предприятии, в НИИ биологии, получили служебную квартиру и стали жить в ней, откладывая деньги на покупку собственного жилья. Живите здесь с нами, говорили мы с Зоей, но Мишка уперся, он был сторонником самостоятельной жизни и справедливо считал – лучше почаще приходить к родителям в гости, чем постоянно находиться рядом с ними и демонстрировать друг другу разные поколенческие взгляды на быт. В принципе мы с Зоей разделяли мнение сына, но все-таки вакуум, который возник с его переездом в служебку, сильно нас тяготил.

Мишкина комната стала моим кабинетом.

Теперь она снова станет детской, только принадлежать она будет другому Мишке.

Мишкину комнату мы и отремонтировали первой, а потом перешли в гостиную.

*25.*

По мере завершения первого этапа ремонтной эпопеи в моей душе стало нарастать какое-то беспокойство, тревога какая-то. Мне бы радоваться, что моя запущенная квартира все больше и больше приобретала вполне благоустроенный вид, становясь светлой и словно бы новой, а я тревожился. Скажу больше – боялся. Зачем обманывать самого себя, я сразу понял, что эта тревога – не что иное, как обыкновенный страх. Да я боялся, но вот чего? Боялся, что не справлюсь с тем, что задумал? Боялся, что ошибся, не рассчитал своих сил? Снова, в который раз подумал – а надо ли мне это все? Смогу ли я заменить беспризорнику Мишке…

Заменить!

Заменить. Изменить. Поменять! Вот оно ключевое слово! Я боялся перемен в своем спокойном, мрачном и безрадостном, но спокойном существовании. Ведь я ничего не хотел менять. Мне было так привычно, почти комфортно в моем одиночестве. Я с каким-то тупым удовлетворением занимался самоистязанием, душевным мазохизмом, мучил себя воспоминаниями, страдал и тихо ждал конца. А теперь все изменится. Мне нужно будет не существовать, а жить. И это было самым страшным. Жизнь меня страшила. Хочу ли я жить? Прежде всего, мне нужно было ответить на этот вопрос. Нужно было. Но я не находил ответа…

– Ну, вот и все! – торжественно объявила Анна, слезая со стремянки, притерев поверху последнюю полосу обоев. – Сейчас нижнюю часть обработаю, и все – принимай работу.

Закончив с полосой, она отошла на середину гостиной и придирчиво осмотрела потолок и стены.

– А что? Вроде нормально получилось, – задумчиво произнесла она.

– Ты как считаешь?

– Просто замечательно! – похвалил я, с трудом оторвавшись от своих мыслей.

– Не то чтобы…, но жить теперь здесь можно. Вполне… Ну что?

Пойдем в спальню, Сереженька? – Анна потянулась, как кошка, посмотрела на меня и хитро улыбнулась, перехватив мой, наверное, испуганный взгляд. – Не бойся сосед, я имела в виду лишь то, что вещи, которые мы из гостиной и кабинета в спальню перетащили надо назад заносить. Мебель расставлять надо. Благо мебели и вещей у тебя немного, быстро управимся… А ты что подумал?

– Ничего…

– Да. Ничего… – Анна грустно вздохнула и повторила по слогам: -

Ни-че-го.

Мы занялись мебелью. Работали молча, оба ощущая возникшую напряженность. Первое, что я сделал, когда моя стенка встала на свое законное место, принес из спальни Зоинькин портрет и демонстративно поставил его на полку, словно хотел дать понять своей добровольной помощнице, что в этом доме есть место только одной женщине.

Выглядело это скорей всего несколько грубовато, но Анна совершенно спокойно отнеслась к моему поступку, не обиделась, даже плечами не пожала – взяла чистую влажную тряпочку и бережно протерла портрет, хотя пыли на нем я не заметил. Потом она деликатно ушла на кухню и стала там, тихо напевая, перемывать мое стекло – сохранившиеся рюмки, фужеры и хрустальные салатницы. Я всегда считал Анну умной женщиной, такой она и была на самом деле – умная и все понимающая.

Мне стало немного стыдно. Я хотел подойти к ней и попытаться объяснить свое поведение, но вовремя понял, что этого делать не надо.

– Завтра займемся кухней, – распорядилась Анна, закончив с посудой, красиво расставив ее в серванте, сверкающую, словно только что купленную. – Деньги на кафель у тебя есть?

– Деньги есть.

– Значит, поедем и купим. Тебе что-то в бежевых тонах подойдет, гарнитур у тебя темноватый. Темно-коричневый. Надо, чтобы плитка светлая была. В нашем "Домоцентре" такой расцветки, как я ее вижу, нет. Надо в "Практик" ехать.

– Я не могу из дома выходить, – возразил я. – А вдруг Платон позвонит?

– Хорошо, я одна съезжу. – (Я знал – у Анны была старая "Нива").

– Как это одна? Плитка же тяжелая.

– А! – Анна махнула рукой. – В "Практике" грузчики погрузят, им за это деньги платят. А здесь ты перетаскаешь. А я вместо тетя у телефона посижу… Я сейчас посчитаю, сколько тебе на кухню плитки надо, а тебе – задание.

– Слушаю внимательно.

– Шкафы снять, и в гостиную – вот в этот угол. Туда же тумбы, стол и табуретки. И всю старую плитку отодрать и на помойку снести.

Вопросы есть?

– Вопросов нет!

– Посуду не побей. Сначала ее перенеси.

– Будет сделано!

Когда Анюта ушла, я не сразу приступил к выполнению ее задания.

Сел в кресло и закурил. Хотел налить себе коньяку, но передумал. Я смотрел на Зоинькин портрет и вслух спрашивал ее:

– Зоинька, Зоинька… Что бы ты сказала мне? Что бы посоветовала?

Если бы могла…

И тут неожиданно раздался телефонный звонок. Я рывком снял трубку:

– Алло?

Из трубки доносилось какое-то потрескивание и тихий гул, похожий на стон.

– Алло? – повторил я. – Алло? Кто это? Алло?.. Зоя!

Связь прервалась. Я сидел и ощущал, что мои руки дрожат мелкой дрожью, а по спине, по позвоночнику струйкой стекает холодный пот.

Пот тек и по моему лицу. Я осторожно положил трубку на рычаги, вытер платком лицо и подумал: – "Так, наверное, сходят с ума".

Второй звонок прозвучал меньше, чем через минуту. Это был Платон, его голос:

– Але! Сергей?

– Владимирович, – машинально добавил я и тут же спохватился, услышав, как Платон хмыкнул: – Да, да! Это я, Сергей. Здравствуйте,

Платон. Слушаю вас.

– Я звонил вам минуту назад, но вы меня не слышали. Со связью что-то, наверное.

– Да. Со связью… Как наши дела, Платон? Что нового?

– Дела наши отлично. Вот едем с Михаилом к вам.

– Как… едете?..

– На машине. У меня "Лексус", если это вас интересует, Сергей…

Владимирович. Михаил говорит, что тоже купит себе "Лексус".

Обязательно "Лексус". Говорит, что "Мерседесы" ему не нравятся. А к отечественным автомобилям у него вообще резко негативное отношение.

Шустрый парень, между прочим. Такой точно автомобиль купит раньше, чем права сумеет получить.

– Значит, едете…, – я не знал, что говорить.

– Будем минут через пятнадцать. Если в пробке не застрянем. Но… не должны. Вроде машин не много сегодня… Так что – ждите.

– Жду.

Я положил трубку и заметался по комнате. Через пятнадцать минут… Накормить ведь Мишку надо! Я бросился к холодильнику и уже подбегая, вспомнил, что с этим ремонтом совершенно забыл о продуктах. Сегодня днем мы с Анной жарили картошку и доели всю колбасу. Молоко тоже допили. В холодильнике у меня – шаром покати!

Что, опять картошку жарить? Я побежал к Анне.

– Анюта, выручай…

*26.*

– Может, останетесь с нами, Платон? – спросил я.

Платон посмотрел на часы:

– Дела. Работа стоит.

– Так ведь время уже позднее. Какие могут быть дела в десять часов вечера? – удивился я. – Какая работа?

Платон усмехнулся:

– Самая работа в моем агентстве начинается после десяти часов вечера. Вы же, Сергей осведомлены о специфике моей работы. Днем конечно тоже работа имеется, но самый сенокос – именно вечером…

Ну, все. Ушел. Проводите меня.

У двери Платон сказал:

– Не думаю, что вам будет легко с Михаилом. Он уже три года бомжует. Привык. Убежать может. Не знаю, чем вы его удержать сможете. Надо очень постараться.

– Я постараюсь. Я что-нибудь придумаю… А как вам удалось Мишку у Чемодана отнять?

– Сначала компромат на Чемодана нарыл. Компроматом и взял.

– Так вы же говорили, что этот… Ершов…

– А я Чемодану пообещал в случае чего не генералу Ершову компру на него передать, генерал и сам все про Чемодана знает, а кое-кому другому. Обнародовать пообещал кое-что из его биографии, сообщить его, так сказать, подчиненным кое-какие фактики о пребывании

Чемодана в местах не столь отдаленных. Эти фактики получить, признаюсь, не просто было. Но зато – эффект потрясающий.

– А что это за факты?

– Не грейте голову, Сергей. Зачем вам это? Занимайтесь-ка лучше парнем. Его, правда, спасать надо. Парень, уж больно хороший. Я бы хотел такого сына иметь. Но…, бог не дал. Две дочери.

Платон подмигнул мне и ушел, а я вернулся в гостиную. Анна на кухне собирала на стол, а Мишка, засунув руки в карманы ветровки, бродил по комнатам, осматриваясь.

– А ничего хата у тебя, дядь Сереж, – похвалил он, увидев меня, -

Жить можно.

– Теперь можно, – откликнулась с кухни Анюта. – Ты бы Миша посмотрел на нее пару дней назад. Берлога, а не квартира.

– Баба твоя? – тихо спросил Мишка, кивнув на дверь кухни, и снова похвалил: – А ничего еще, бабец. В самом соку! Лет сорок, небось? -

Хамовато и как-то очень по взрослому сказал.

– Анна Егоровна – моя соседка, – возразил я. Получилось, словно оправдываюсь. Я даже разозлился на себя.

– Нормальная такая у тебя соседка, – заговорщически подмигнул мне

Мишка и плюхнулся в кресло. Его острые коленки выперлись из дырок на джинсах, а его рука сама собой потянулась к пачке "Явы", лежащей на журнальном столике. Я отобрал у него сигареты и сунул их в карман.

Мишка рассмеялся: – А у меня свои есть! – и вытащил из кармана

"Мальборро".

– Богато живешь, – хмуро сказал я.

– Угощайся! – широким жестом предложил Мишка.

– Курить вредно, – поучительным тоном сказал я.

– Ага, – согласился Мишка, – еще как. – И сунул сигарету в рот.

– А знаешь…

– Не-а, не знаю. – Мишка вытащил из кармана дешевую китайскую зажигалку, намереваясь прикурить.

– …давай, вместе бросать, – предложил я. – Вместе – оно как-то легче будет.

Мишка хотел возразить мне в ответ. Наверное, он хотел сказать:

"Тебе надо, ты и бросай", но из кухни нас позвала Анюта:

– Мальчики! Руки мыть и за стол. У меня все горячее.

Мишка спрятал зажигалку, а сигарету аккуратно вставил назад в пачку. Кивнул мне, пошли, мол, коли зовут.

Анна расстаралась на славу.

– Ни фига себе! – присвистнул Мишка, оглядев яства на столе. -

Под такой закусон не грех и пропустить по стопарику.

Чего тут только не было – маринованные грибочки, соленые огурцы и помидоры, огурцы и помидоры свежие, зелень, сало, колбаса, сыр, разогретые в микроволновке блины, открытая банка шпрот. Короче – все, что имелось в Анютином холодильнике, перекочевало на мой кухонный стол. На плите, на большой сковороде пыхтело и вкусно пахло мясом и луком что-то под крышкой. У меня у самого потекли слюнки.

Я пропустил мимо ушей Мишкин намек выпить. Впрочем, и сам он тут же забыл о своих словах, скорей всего, сказал это в шутку. Сначала

Мишка ел жадно, запихивая в себя все подряд, без всякой последовательности, но потом как-то сразу вдруг угомонился, внимательно посмотрев на нас, увидел, что мы с Анной наблюдаем за ним, взял вилку в левую руку, а нож в правую и стал есть медленно и красиво. Было заметно, что питаться культурно его когда-то научили, и это знание из его памяти не стерлось.

– Не поедем завтра в "Практик", – объявила Анна.

– Конечно, – согласился я. – А почему?

– Завтра мы поедем в "Дом одежды". Мишеньке надо бы слегка приодеться.

– Ну, вы даете, ребята! – оторвался Мишка от жаркого. – Мне что, надо бога благодарить за то, что он надо мной сжалился и другую жизнь подарил?

– А почему с такой иронией? – спросил я.

Мишка снова занялся жарким, проигнорировав мой вопрос.

Отужинав, мы перешли в гостиную.

– Посуду сами помоете, – сказала Анна, – не маленькие. Только смотрите, долго не засиживайтесь. Завтра пораньше встанем, я завтраком вас накормлю и – в "Дом одежды" за покупками. Не забыли?

…Ну, ладно, пойду домой, пожалуй, отдыхать. Наломалась я сегодня с твоими обоями, Сережа. Проводи меня…

– Конечно, конечно, – согласился я. – Иди, отдыхай. Мы тут с

Мишей сами справимся…

– Я помою посуду, – вызвался Мишка и отправился на кухню.

Зашумела вода в кране и зазвякала посуда.

– Спасибо тебе. – Это я уже у двери Анюте сказал. – Даже не знаю, как мне тебя благодарить.

– Не знаешь? – улыбнулась Анна и сказала тихо, чтобы Мишка не слышал: – А ты подумай. Может, и придумаешь – как.

И ушла. А мы с Мишкой остались одни. Я убрал остатки продуктов в холодильник, а Мишка перемыл всю посуду, даже сковородку отскреб.

Было уже довольно поздно, но Мишка сказал, что спать – еще совершенно детское время. Я не знал, чем его занять. Если сказать честно, я еще не совсем был готов к роли опекуна. Боюсь сказать – к роли отца, хоть и приемного.

– У тебя что – телевизора нет? – удивленно спросил Мишка и поглядел на полку, где должен был находиться телевизор, а вместо него там стоял большой портрет моей жены.

– Нет…, – замялся я, промямлил неубедительно: – Сломался, и я его выбросил. – Признаться, что я продал телевизор во время запоя, кажется, поменял на бутылку водки, мне было стыдно. – Хочешь, завтра поедем и купим?

Мишка пожал плечами:

– Как хочешь. Можно и без телевизора обойтись. А вообще-то зря ты его выбросил. Его наверное починить можно было… А это кто?

Я понял, о ком Мишка, ответил:

– Это моя жена, Зоя. Зоя Алексеевна.

– А где она?

– Умерла. – Я достал из шкафа свой семейный альбом. – Вот, хочу тебе своих показать. Здесь мы все вместе…

– А это твой сын? – спросил Мишка, ткнув пальцем в фотографию своего тезки.

– Да.

– Значит, я угадал?! – обрадовался Мишка.

– Угадал.

– В принципе, не сложно было допетрить. Твой сын на тебя похож.

Копия. Глаза одинаковые. Только у него глаза просто серьезные, а у тебя серьезные и… грустные. А почему твой сын с тобой не живет? У него своя семья? Или поругались?

– Он тоже умер.

– Что? И жена и сын?

– И внучка. И жена моего сына. Они погибли в авиакатастрофе.

– Значит ты совсем один? – Мишка смотрел на меня с искренним сочувствием. Да, он не притворялся.

– Совсем, – ответил я и полез за сигаретой, достал и стал ее разминать в пальцах. – Они давно погибли. Десять лет назад.

– Понятно. Я сразу понял, что с тобой что-то не так. А как звали твоего сына?

– Его звали так же, как тебя. Михаилом. Я звал Мишкой. – Я закурил. Мишка по-прежнему смотрел на меня с сочувствием.

– Понятно, – снова повторил он. – Ты же вроде хотел того…

– Чего? – не понял я.

– Курить бросать.

Я затушил окурок.

– Давай спать укладываться. Мыться будешь?

– А то? Помылся бы с удовольствием.

Пока Мишка отмокал в ванне, я постелил ему в комнате сына на

Мишкином диванчике-лягушке.

Я долго не мог уснуть. Мишка слышал, как я ворочаюсь. Он зашел ко мне в спальню и сказал с порога:

– Я еще не решил, останусь у тебя или нет.

– Я тоже, – ответил я.

– Дядь Сереж!

– Что?

– Ты меня взял, чтобы у тебя снова Мишка был?

– Нет не поэтому… Иди спать. Тетя Аня обидится, если мы к завтраку опоздаем.

– Я к завтраку? Да не в жись! Лучше вообще спать не буду, чтобы завтрак не проспать. А что у нее на завтрак? Ты не в курсе?

– Иди, ложись, обжора!