Текст книги "Фама и ангел (СИ)"

Автор книги: Владимир Борода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

ФАМА И АНГЕЛ

(МИКРО-РОМАН)

1.

Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Эта фраза не давала мне покоя. С тех самых пор, как я взял эту книгу в руки и случайно открыл именно на этой, 113 странице...

Эта и другие мысли – погода, работа, секс, прайса, граcс, лениво переваливались с боку на бок в голове, а пальцы привычно и знакомо разминали «бошки», плавили на пламени зажигалки и растирали «пластилин», уминая все перечисленное в длинную бумаженцию из черной пачечки с золотом букв «Кинг».

Взорвав первый утренний джойнт, я нагнулся и подобрал лежащий рядом с самодельным топчаном костыль. Без него некуда... Здесь в сквоте почти все самодельное: кровати – пружинные матрацы с улицы на поддонах от кирпичей, пластиковые ящики из-под пива – ночные столики, что попало – шкафы для шмоток и остального барахла...

Глядя на негнущуюся вытянутую ногу, всю в сизо-красных шрамах и худющую, как узник Освенцима, я вспомнил слова доктора – массаж, плавание, гимнастика и я вам гарантирую...Массаж, плавание, гимнастика... За массаж прайса, чистый пляж далеко, а вот гимнастики хоть жопой ешь...

Опершись на костыль и сильно оттолкнувшись левой рукой от топчана, я встал и задернув зиппер шорт, заковылял. А по другому и не скажешь... В дверь уже скреблась Кити за своей порцией утренней ласки, сквозь деревянные жалюзи струились лучи солнца играя пылью, слышался рев утренней улицы, превращенной в трассу. Уроды...

Отпихнув Кити костылем и захлопнув дверь перед ее черным носом – опять что-нибудь сгрызет, тварь четвероногая, и не обращая внимания на прыжки-визги, я побрел длинным полутемным коридором почты. Интересно, в каком или чьем кабинете я живу, на двери только след от таблички, вот и гадай...

–Буэнос диес, пирато, -

традиционно поприветствовала меня Роса, выпуливаясь из дабла. Куда кстати я и ковылял.

–Буэнос диес, Роса, -

тоже традиционно поприветствовал я коротко остриженную астурианку, ну уроженку Астурии, ну область такая в Испании есть... Дав ей дернуть со своего джойнта, я продолжил свой путь. За ободранную когда-то белым крашенную дверь.

Устроившись, как всегда в последний год – с горем пополам, на унитазе, вытянув свою бедную негнущуюся ногу и опершись локтем на подоконник. я предался привычному утреннему делу – размышлению... Сопровождаемое пыханьем... А что еще остается здесь делать? Но мне не дал подумать наглый стук и голос нетерпеливого Вилли:

–Руссо локо, я тоже хочу туда и дай мне дернуть твоего джойнта!.. И все на испанском языке с аргентинским акцентом...

Подхватив латиноамериканский бэг с «рабочим», я ощутил непривычную утреннею тяжесть. Старость не радость, маразм не оргазм, бормотал я под нос, повесив бэг на костыль и развязывая его. Черный бархатный мешок приличных размеров и увесистости, шарик завязки в сторону и содержимое на топчан. Оценив на глаз – 40-50 эуро и выхватив единственную сиротливо синеющую бумажку на расходы, я скомкал мешок и сунул его в бэг. Ну все, труба зовет, с минуты на минуту «собака», а мне еще и доковылять надо. Побежали...

Привычное бряканье дверной цепью, отмокнуть замок, выдернуть цепь, выскользнуть за решетчатую дверь не выпустив прыгающих собак, захлопнуть дверь, накинуть цепь с замком, замкнуть, уф...

На улице потоком ползли автомобили, микроавтобусы. Грузовики и траки, висел смог, стоял рев, летела пыль. Понт-д-Инка, предместье Ла Пальмы де Маллорки, капитолсити Маллорки, по местному Майорки, острова лежащего в Средиземном море недалеко... А вот и «собака», двери на кнопке, как в парижском метро, народу навалом, ехать всего ничего, пять минут. Но место все равно уступают, хоть и косятся на костыль. Костыль-то тоже самодельный, внешне, это что бы из образа не выпадал, так-то!..

Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas – вспоминаю я, но не успеваю задуматься над смыслом фразы, но за окном замелькали дома Ла Пальмы, уже приехали... Заново отремонтированное здание вокзала или отстроенное под старое, засранное голубями дерево, голубое небо, яркое, но не жаркое солнце, плаза Эспаньол, бомжи на скамейках, свеже политые плитки улиц, на углу костел, католический конечно! и мне налево. Бреду-ковыляю. Редкие еще прохожие прячут взгляды, солнце уже не так печет как летом, все же конец сентября, но все же, все же... Маллорка не Аляска, тут и в сентябре ништяк. Кое-кто уже поднял железо на витринах, порядок наводит, впереди показались арки плазы Майор, площади старшего что ли, тут-то мы и куем прайса с глупых и доверчивых туристов...

Переоделся в «рабочее», мельком глянул в мутное стекло витрины – красавец и только! и на рабочее место, пока его Чарли не занял. Мы с ним не конкуренты вроде, даже на одном языке можем поболтать, ну для меня родном, для него наполовину, это если не считать испанского и английского, но за место у двух столбов!.. Кто первый прибежит – тот и встанет, но чаще всего все же я, хоть и на костыле, видать Чарли спать любит...

Сундучок раскрытый перед собою, в него флаг с черепком и костями, края художественно по плитке разбросать, мелочь от кофе оставшуюся для разгона, пару шагов назад, принять позу и застыть памятником капитану Моргану что ли... А прохожих-туристов еще или с концом сезона уже, не густо...

–Мами, эсто пирато! -

восторженно визжит какой-то местный чилдрен и вырвав руку у красивой мами, ломится ко мне. Делаю зверский фейс, приветственно машу блестящим крюком. От визга закладывает уши, мами улыбается. Становясь еще красивей и... Судя по звуку – минимум монета в эуро. Начало есть, работа началась.

Костюм пирата и костыль с понтом старинный я приобрел совершенно случайно. Мне еще и прайсов там дали. Добравшись после больницы стопом до Марселя без какой-либо определенной цели, попал я не на бал, а на съемки какого-то пиратского боевика. И меня – длинного, волосатого, с усами-бородой и к тому же на костыле с негнущейся ногой – я вообще удивляюсь, как того красавчика прилизанного не выгнали и главную роль мне не отдали... Непонятно. Двадцать два дня съемок в «массовке», бесплатный «хавчик», прайса приличные в конце съемок на руки, ну а костюмчик с костылем я и cкомуниздил, так сказать. Шляпа с позументом, ну как у Билли Бонса из «Острова сокровищ», камзол до колен зеленый с тусклыми пуговицами, штаны до колен, рубаха с круглым воротником, полосатые гольфы как у девочки, башмаки и псевдостаринный костыль. Шмотки искусственно состарены, на локтях даже заплаты, с понтом продрался камзолишко, ну а крюк с черной культяпкой на левую руку и повязку на правый глаз я уж самостоятельно изготовил. Из подручных материалов так сказать, и сундучок на блошином рынке уже здесь, в Ла Пальме приобрел, за десять эуро. Пока год в больнице валялся, франки, песеты, гульдены, марки приказали долго жить, зато появились...

–Привет Морган! -

Это Чарли меня так обзывает, да и он не Чарли Чаплин, наполовину эстонец хренов, это у него работа такая.

–Привет Чарли, ты уже в костюме и образе, я вижу...

–Да, я в костюме и в образе. Вчера был не сильно хороший день. А у тебя?

–А я вчера вечером «фиестил» и не посчитал, в сквоте прайса остались. Но по-моему неплохо...

–Нет, сейчас стало мало туристов, мало денег, один год назад было хорошо, сейчас не совсем хорошо...

Странный русский Чарли объясняется мамой эстонкой и проживанием в Таллинне. До отъезда на Маллорку. Чарли «цивил», прайса наверное в банк относит, на конто, а на флету у него телеящик и стиральная машина... Но это его дело, как артист он не отразим – вылитый Чарли...

–Я пойду, надо работать...

–Счастливо.

–Спасибо.

Не выходя из образа, помахивая тростью и развернув носки стоптанных башмаков в стороны, Чарли наполовину эстонец поволок тележку с чемоданом в сторону крепости. Через весь центр. Хорошо хоть он тут не большой... А я вернулся в образ – зверский фейс, бороденка на бок, машу крюком и чиркаю ногтем по горлу в сторону туриста. Сфотографировать гад сфотографировал, а как прайса давать – наутек! Турист псевдосмущенно возвращается, бросает какую-то центовую мелочь в сундучок, я приглашающе машу крюком и знаками показываю – идем щелкнемся на пару, у меня и запасная повязка на глаз есть... Турист отдает камеру своей бабе, нацепляет повязку, встает рядом. Баба щелкает, турист снимает повязку и пытается слинять, но не тут-то было!.. Крюк у горла, правой рукой показываю на сундучок, все вокруг смеются, турист тоже, хоть и криво, монета в два эуро увесисто брякает в довольно таки уже приличную кучку мелочи. Отпускаю туриста живого и разыгрываю поднадоевший за полгода спектакль – проба монеты на зуб, звяканье об крюк, разглядывание ее глазом из под повязки, приветственное махание крюком... Уф, но ни чего не поделаешь, мне эта работа по кайфу, туристы щелкают камерами, водят видео сюда-туда, дети визжат, туристки норовят встать ближе... Ну и прайса капают да капают, летом в изумительный день и сто двадцать накапывало... Солнце греет, крюк блестит, знакомые показывают большой палец, я капитан Морган, только нога немного ноет, но это ни чего...

Пиратом я стал случайно. Костюм-то я скомуниздил без всякой задней мысли, просто понравился и к моему имиджу – негнущаяся нога, разбитая прежняя нелюбимая жизня и так далее, очень подходил. На Маллорку я добрался траэктом, сразу в первый день пересекся с Вилли и Инесс, вписался так сказать и в сквот, и в местный андеграунд, только хиппов и здесь не нашел...Ну а на хлеб чем зарабатывать, я же ни чего делать не умею – ни фенек плести, ни играть на чем либо, ни тем более петь... Вот и пришлось идти в пираты, в капитаны Морганы, статую работать. Тем более нас здесь навалом, но туристов и прайсов в сезон хватает на всех и полисы толерантно относятся, даже удивительно. Я пират, Чарли Чаплином работает, Терри, с ним то мы вчера и фиестили – зеленым дьяволом, его герла Хуани – ангелом, толстый Ганз преклонных лет – тореадором с быком почти натуральных размеров... Есть еще и гладиатор, и викинг, и монах-капуцин, но с тех не знаю, лишь здороваюсь...

Наконец-то солнце скрылось за крышами. Сиеста, четыре часа, улицы как вымерли, наверное на сегодня хватит... Снимаю шляпу, повязку, культяпку с крюком и все остальное, натягиваю шорты, сандалии, тричку и жилет, вынимаю флаг с прайсами, прайса пересыпаю в мешочек, прикидываю заработок на вес. Годится, эуро тридцать будет, костюм в сундучок, сверху флаг, сундучок в бэг... Все, в супермаркете купить пива, пожрать и свободен. Свобода! Вот что мне не хватало, там, в гнусном Париже. Свободы и своих...

Ковыляю в сторону моря, посижу на набережной, до пляжа как до луны, ну его к черту, поглазею на волны, похаваю, попью пивка... Пустынные улицы, редчайшие прохожие, зажелезненные витрины, кони на парковке машут гривами и хвостами отгоняя мух, солнце, тепло, Терри с ангелом уже испарились – под пальмой пусто... Крест на огромном костеле летит над островом, впереди синеет море, а в голове вперемешку с прайсами, фейсами туристов и местных, нет-нет да всплывет – Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas.

2.

Ломит голову, за окном на шум улицы-трассы наложился еще посторонний звук, можно не смотреть – дождь. Доктор сказал – не нервничать, не злоупотреблять, побольше отдыхать и со временем боли возможно исчезнут... Вот именно, не злоупотреблять и возможно. Вот я и не злоупотребляю, а в добро употребляю...

За жалюзи моросил осенний дождь, пальцы привычно скручивали первый, утренний джойнт, на пластмассовом ящике дымилась-парила чашка кофе. Электричества на почте давно нет, светим свечами, воду носим в пятилитровых канистрах, но кофе сварить на газовой печке с баллоном – нет проблем...

Дождь, я выдохнул дым в потолок неизвестного кабинета, желтый и в паутине трещин, на работу идти без толку, мокнуть только... Струйка дыма в утреннем сером сумраке рассосалась по углам и затаилась темными тенями за грубоокрашенной конструкцией неизвестного назначения, но я запихнул в нее картон от ящиков и пожалуйста – шкаф полон шмоток, большая часть с улицы от помоек, но есть и с блошиного рынка. Тихо... На всей почте тишина. Не стучат штемпелями сотрудники, не бренчат мелочью кассиры, может вчерашнею выручку посчитать?.. да ну ее на хер, не слышно мерного гула голосов стоящих в очереди... И желающих оправить письмо-посылку-телеграмму любимой бабушке в далекой Бразилии... Да и вообще саму почту скоро снесут. Поэтому здание и пустовало, поэтому его и засквотил местный андеграунд. Улицу видите ли расширять собрались, автомобилям видите ли тесно, мало их тут под окнами ездит, еще больше давай, еще, еще!... За окном дождь, хмуро и рев, а в сквоте тихо... Инесс с Росой в скул, учатся, грызут гранит науки...Вилли то ли сажает, то ли собирает, то ли еще что-то на другом конце острова делает, приедет с прайсами и сразу фиеста. Травка-муравка, пивко-винишко, на кухне чад от жаренной рыбы, дым столбом и с утра до утра музычка, гам, танцы-шманцы... Фиеста... Хуан с Евой неизвестно где, эти мне тоже рады, а вот Алис с Дани за полгода все косо на меня глядеть не перестали, интересно, что я такого у них с огорода украл?.. Непонятно...

Стуча костылем в плитки пола и по привычке делая разные рожи-морды, бреду на кухню. Пожрать приготовить... Жратва у нас с Вилли, Инесс и Росой общая, даже холодильник есть, с улицы конечно, мы в нем от собак прячем все, что сожрать могут... А собак в сквоте пять штук и зачем столько – ума не приложу, в коридоре срут, вещи грызут, жрать им давай, но мы их конечно любим... Мы – это все кроме меня, я их конечно тоже люблю, но если бы их было бы меньше, они бы были культурней и ходили бы в дабл, а на жратву зарабатывали сами – я бы их любил намного бы больше...

Доковылял, через распахнутое окно в шахту дворика, два на два, дождя на пол налило, брякаюсь на стул. На столе коробка из-под печенья раскрытая, Хуан грас забыл, ого! бошки какие, ел бы да ел бы, да ел бы... Может вспомнить юность, замутить молочка да тоску разогнать, Крым с Гауей вспомнить, фейсы волосатые?.. А Хуану потом куплю, у диллера-араба...

Сижу возле костра, ноги в лотосе, сам весь такой продвинутый, над башкой небо во-о-т с такими звездами, за спиною море шумит, с понтом понт как его там греки обзывали, а по правде просто Черное море, ну а на костре кастрюля с отбитой эмалью, а в кастрюле молочко... Манагуа... Зеленью уже отливает, хорошо, еще с часик и кушать подано, садитесь жрать пожалуйста, вот тогда и френдов разбужу, и герлу свою рыжую... А пока сижу в одиночестве, голый человек на голой земле, сверху звезды и небо, луна над виноградником зависла. За лозу зацепилась, за спиною море, понт с понтом какой-то, слева в палатке моя рыжая подруга дней суровых ухо давит, слева, слева тоже палатка да и не одна... А все вместе Симеиз называется, хипповый лагерь, конец семидесятых двадцатого века, я молод, весел, продвинут и вся жизнь впереди, надейся и жди...

Смотрю как в кастрюльке молоко потихоньку кипит-выкипает, бошки масло отдают, зеленым окрашивают, за окном дождь на совесть зарядил, слава богу – прайсов заныкано, на осень хватит, а там гляди или я помру или ишак или падишах... Главное свободен. Как в полете... как в том полете к солнцу, черти бы его побрали, тру ноющий висок, переливаю молоко в стеклянный стакан. Ай да глаз ватерпас, не подвела сноровка, не забыто умение – ровно стакан, точнехонько двести граммулек, а цвет-то, цвет!.. не цвет, а загляденье...

Ковыляю назад в свою комнату, кабинет неизвестного назначения, бережно сжимая стакан в левой руке и под левой же подмышкой любимую книгу... Я как пыхну или чуток прифиестю, так сразу ее ищу, пипл с меня балдеет, по испански я облаю, но Кортасара, Кортасара неужели осилил, его ни Инесс, ни Роса, про Вилли промолчим, не до конца понимают, а русо локо, пирато, то есть я!...

...Над горизонтом затемненным ночью и облаками темнеют крымские горы, нет ни Совка поганого, ни ментов долбанных, ни общества сранного, ни кого нет, только мы, наш костер, только мы... Передаем по кругу кружку эмалированную с манагуа вонючим, каждый делает по паре-тройке глотков и дальше отправляет, сейчас мы врубимся во все, сейчас нас вопрет, вставит и просветлит не хуже чем даосцев... Принимаю кружку из рук своей подруги и делаю первый глоток...

Первый глоток, легкое чувство отвращения, позыв к рвоте, обычное у меня для первого глотка, второй, третий... Хватит для начала, а теперь разумного потребим... Откидываюсь на самодельную подушку – тут все самодельное, куски поролона в мешке, а сверху полотенце, беру книгу в руки, любуюсь буквами на обложке...

JULIO CORTASAR «HISTORIAS DE CRONOPIOS Y DE FAMAS».

Открываю на любимой сто тринадцатой странице. Глава называется – Costumbres de los Famas. И снова, в тысячный, в десятитысячный раз вчитываюсь во фразу, в предложение, хотя помню его наизусть, вчитываюсь, пытаюсь ухватить ускользающий от меня смысл... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas...

Роса мне сказала, что она не понимает до конца смысл этой фразы, даже она, испанка! что Fama эта не живая, но это все, что она мне смогла пояснить про эту фразу... Я давно уже не плачу во сне, видимо после полета или больницы, мне снятся разные сны, а в последнее время мне снится эта фраза. Она приходит как живая, длинная и загадочная, начиная с этого Sucedio с ударением на последней букве и кончая революционным esperanzas...

Я делаю еще несколько глотков манагуа. Ставлю пустой стакан на пол и подношу закрывшуюся книгу близко-близко к глазам. Сквозь картон переплета вижу светящиеся зеленым буквы -

«EL PAIS» CLASIKOS DEL SIGLO ХХ Miguel Yuste, 40, 28037 MADRID DIARIO EL PAIS, S.L. Deposito legal: M – 36.705 – 2002...

Может попрактиковаться в испанском? Когда-то мама заставляла Мишеньку переписывать куски из французских детективов, а может написать письмо, ну с понтом, в эту самую EL PAIS, S.L., мол уважаемый кабальеро или сеньор издатель, хочу предложить вашему издательству... Что же им такого предложить, в таком письме можно что угодно накручивать, все равно мусор, хочу предложить...

Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив, стуча костылем мечусь среди громадин зданий, под дождем проливным, в пустоте и темноте освещенной фонарями луною, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками черного и пепельного цвета за полировкой стекла...

В коридоре какие-то голоса, вставать в лом, зато висок больше не ноет, а что это шмотки на мне мокрые? ну и сон, дождь приснился, да нет же, нет, дождь за окном, а я, это я на улицу выскакивал, то ли что-то искал, то ли кому-то что-то предложить пытался... Вспомнил! это я в Ла Пальму катался, купил Хуану «бошек» вместо выпитых и на место положил, в коробку...

–Ола пирато, ты будешь ужинать? – ласково интересуется Роса, иногда я думаю. что она ко мне не равнодушна, а иногда я просто уверен – мой возраст, примерно в два раза старше их всех плюс костыль-нога, вот отсюда и доброжелательность... Ну и просто Роса человек хороший.

–Пирато, ты спишь? Сплю ли я? вот вопрос. В Париже спал днями, ходя по улицам, работая на ненавидимой работе, посещая сквот бывших, но оставшихся «совками»... Здесь только иногда у меня ощущение, что я сплю, но чаще я бодрствую, весел и энергичен, машу крюком, пыхаю грас, балдею с юными амигос...

–Пирато, вставай, Вилли сделал вкусный ужин, вставай!...

3.

Только через два дня я вспомнил, что написал и оправил какое-то выдуманное письмо в адрес издательства, выдавшего Кортасара. Вспомнил и расхохотался – на такое идиотское письмо ни один издатель не будет отвечать. Но я ошибся.

В чем прелесть Запада – здание на снос, живем нелегально, правда полиция в курсах, разок приезжали ксивы листать, а почту носят. У нас на входной двери, прямо к фигурной решетке почтовый ящик на болтах с гайками прикручен, так нам туда и рекламки суют, и всякое прочее говно, пару раз даже иеговисты свою «Падающую башню» засунули... Длинный узкий конверт, адрес сквота отпечатан на принтере что ли, сеньору Михаилу Данилову в собственные руки, сдвоенное «Ф» на конце... И обратный адрес того самого издательства, и... Медленно-медленно разрываю конверт пополам, глянцевый лист сложенный в трое, сплошное de и y складываются в смысл, полный идиотизма. По крайней мере для меня -

...нас очень заинтересовала аннотация Вашей книги, присланной нам, просим Вас выслать небольшой отрывок что ли, незнакомое слово, с уважением и почтением, примите мол наши уверения и так далее...

Интересно, смеяться сейчас надо или печалится? а какого печалится, в зале на первом этаже пара ржавых агрегатов на дубовых столах осталось, строчи да строчи, как из пулемета, только вот что строчить то, что?..

Я распахиваю ставни, местная особенность – ставни на окнах не снаружи, а внутри, тусклый свет из шахты дворика да еще сквозь давно не мытые стекла, распахиваю и окно. Запах гнили что ли, плесени, чего-то затхлого вместе со светом, солнце где-то высоко-высоко над трехэтажной почтой, вчера был на радость клевый и удивительный день... Я унес в клюве под восемьдесят эуро, и одна не сильно помятая жизнью туристка согласилась попить пивка в тени ночных фонарей... Даже имя не помню, помню собственную неуклюжесть с чертовой ногой.

Из углов в свет пропахший гнилью выступила обшарпанная канцелярская мебель – дубовые шкафы с оторванными дверцами, массивные столы с каким-то канцелярским мусором, в углу на одном и ржавеют-блестят хромом-никелем два монстра с широкой кареткой. Да, память не подвела, я же в первые дни вписки весь сквот облазил, я же любопытен, как не знаю кто... А стульев не оставили гады, последние сквотеры наверх отволокли, на собственные нужды. Интересно, как долго я стоя творческий процесс выдержу, с ногой-то?.. Вопрос конечно интересный...

Тяну на себя за тусклую фальшивую бронзу, скрипя выползает ящик с пылью, в углу несколько пожелтевших листков бумаги размера А4 вроде бы. Спасибо. Разворачиваю агрегат поудобнее, весу в нем минимум полцентнера, вставляю лист в каретку – в фильмах видел, все делаю в первый раз, как новорожденный. С огромным трудом проворачиваю каретку, заржавело что ли? лист с металлическим лязгом уползает куда-то во внутрь монстра-агрегата... А если лента высохла к чертям собачьим? да вроде бы тут не сухо, а совсем наоборот... Присаживаюсь боком на край стола, вытянув ногу, заношу указательный палец над клавишами, и задумываюсь. А что же я им наобещал в том письмеце-то, хоть убей не помню, придется по бездорожью шутить и дальше, стеб дело хорошее, начну с многоточия, тогда можно и не напрягать башки кочан воспоминаниями насчет сюжета, мол данный кусок потом в сюжет вольется...

Трижды стукаю с силой в клавишу и склонившись, в удивлением вижу – три отпечатанных точки как будто светятся в сумерках зала. Ха, начало есть, теперь к этому началу дописать остальное и будем хохотать.

...В конце того самого полета к солнцу, в который его отправили танцующие мусорщики в белом, Майкл сильно и больно ударился об грязный асфальт, поломав свои крылья. Скорая помощь, примчавшаяся на чей-то звонок – мир не без добрых людей, с воем сирены умчала-увезла Майкла в белоснежный полярный холод больницы, где яркий блеск чего-то на потолке так больно отдается в голове, ноге, да и во всем теле. А крылья были отняты, ампутированы еще там, на улице и остались лежать на грязном асфальте...

Через год Майкла выписали. Совершенно здоровым. Он перестал чувствовать запахи (ну не совсем конечно), плакать во сне, к нему перестала приходить за уроками русского Ленка, и вообще – он перестал быть ангелом. А стал тем, кем был почти всю свою долгую сорока с лишним жизнь – хипарем. Только нога еще не гнулась, но массаж, плавание, гимнастика. В качестве гимнастики Майкл доехал стопом до Марселя, в качестве плавания доплыл траэктом-паромом до Маллорки, ну а насчет массажа были проблемы. На одноразовый, от силы двух-трех, он еще мог найти массажистку из числа любопытных туристок, интересующихся такой импозантной фигурой, как Майкл. Длинен, худ, волосат, белокур, с мягкой маленькой бородкой, голубые глаза с наглостью и одновременно с какой-то затаенной тоской глядят на окружающий его мир... А вот постоянную подругу из числа волосатой братии для постоянного массажа и для души конечно, проблема. Но не это главное, не это терзало душу бывшего ангела, ныне работающего Фиделем Кастро, не это жгло. Несмотря на доброжелательные андеграундные фейсы, окружившие его заботой и вниманием – вписали в сквот, дали ремесло в руки, показали где можно с душой отдохнуть и прайса потратить, не смотря на море свободы – делай что хочешь, жгло Майкла одно... Он был один, один в толпе, одинок среди френдов и амигос, последний из могикан что ли, одинокий хипарь заблудившийся во времени...

Каждое утро Майкл выпивал чашечку кофе (из огромной кружки с отбитым краем), выкуривал традиционный утренний джойнт (к традициям сквота он привык на второй день – сказалась крымско-азиатская молодость) и отправлялся в сопровождении Вилли на станцию Понт-д-Инка. А через пять минут, после приезда в Ла Пальму они уже брели-ковыляли-направлялись в сторону Плазы Майор. Что бы переодевшись и войдя в образ, начать собирать дань-взяток как пчелки, с туристов. Майкл работал Фиделем Кастро – с накладным брюхом и подвешенной бородой, в зелени униформы и с каскеткой на голове. А Вилли в такой же зелени униформы без какого либо грима работал Че Геварой. Комендантом Че...

Коменданте Че, коменданте Че,

Коменданте Че лайк дринк мате.

Коменданте Че, коменданте Че...

Напевая такую псевдо английскую бессмыслицу, похлопывая Вилли, пардон! товарища Че по униформированному плечу, товарищ Кастро вызывал многочисленные улыбки на туристических мордах и обильный дождь прайса в большую банку из-под оливок с наклеенной надписью – На мировую революцию и пиво товарищам Кастро и Че. Ни чего нет святого для хипаря...

И только иногда пробегающие через Плазу Майор какие-то панко-анархо-революционные личности в черно-оборванном показывали им империалистический «фак оф» и псевдо пролетарский кулак...

4.

Фиеста! Красивое слово, ни чего не скажешь, ни какого сравнения с русским «праздник», в последнем случае видятся скучные лица за длинным столом, длинные речи во славу, обжорство до тошноты, послеобеденный сон перед «ящиком», вечернее доедание после гостей и как следствие – понос. Это праздник, прошу не путать с «пьянкой», пьянка совершенно другое – море алкоголя, в том числе и низкосортного и совсем не питьевого, немного жратвы-закуси, масса приключений... Мордобой и гонки на автомобилях (в том числе и на чужих), игра в прятки с полис и пуганее добропорядочных граждан различнейшими хеппенингами, награда за которые зачастую предусмотрена в уголовном кодексе...

А вот фиеста!.. Фиеста это море музыки, шума, гама, тарарама, смеха и улыбок до ушей, из которых к тому же валит дым от выкуренного, ноги отдельно, руки отдельно, все остальное тоже отдельно, включая и прик, что-то выпито, что-то съедено, все вокруг амигос, все вокруг френды, все вокруг фиестят в полный рост!..

Вот и мы – Инесс с Вилли, Роса, я Ева с Хуаном – зафиестили. Повод? Ни какого! Светит сентябрьское нежаркое солнце, где-то блестит синее море – его не видно, но мы то знаем и воздух наполнен им, прайса-бабки-динеро имеются и в избытке при наших потребностях, забот ни каких. В том числе и перед обществом, обязанностей так же, отчего не пофиестить бедному хипарю из далекой России совместно с андеграундными френдами-амигос?.. Вот мы и зафиестили...

Начали в сквоте, вместе со скучными Дани и Алис, которые меня ни на нюх не переваривают, и что такого я у них украл – ни как не вспомню... Под салатик с тунцом щедро политым уксусом из винограда, дали каждый по паре джойнтов с пивом, затем попрощались с Дани и Алис, и... И веселя пассажиров своим видом и состоянием, отправились в Ла Пальму де Маллорку в поисках френдов, приключений и удовольствий. У меня даже мысля об моем хипповом одиночестве неизвестно куда делась...

Редкие туристы отражались в многочисленных зеркальных витринах, уже предлагающие в огромном количестве искусственные дубленки «аля хиппис» и пуховые куртки изнеженным местным жителям. И дубленки и куртки были напялены на манекены, смутно напоминающие мне своими блестящими башками неизвестно что. Сверху светило нежаркое солнце на линялом, как застиранные джинсы, небе, лошади махали гривами. С балкона анархистического центра свешивался черно-красный флаг... Может быть это сон? да нет же, меня давно уже разбудили, там, в Париже...

...Мы прокатывались хохочущей кучей, пестрой, орущей, веселой кучей много-много раз через довольно-таки небольшой центр города, мы обрастали, и обрастали, и обрастали амигос, френдами, приятелями... Терри не снявший своего зеленого прикида и почти не выйдя из образа со своей переодевшейся подругой – Слышь, я тоже был ангелом... Ты делал ангела, Майкл? А в каком городе? В Париже... Канадополяк шестидесяти с лишним лет с грустными глазами такого голубого цвета. что мои айзы на фоне его выглядели линялыми пуговицами, и отзывавшийся на имя Джозеф – ты же Юзек, пся крев, с кон ты, с якого мяста? Пан мови по польску? Я не пан, я бывший ангел, Джозеф и я не говорю по польски, это я шучу, остаточные знания с прошлой жизни, я же в прошлой своей жизни, ну еще до ангела, был польской лошадью наверное... Черный джентльмен с бонгом по имени Густав – это тамтам с Африки, Густав? Нет, Майкл, это бонг с Джамайки... Ты хотел сказать Ямайки, Густав? Нет, я хотел сказать с Джамайки, Майкл, и вообще, ты меня этой Ямайкой еще два месяца назад зафакал... Так мы знакомы, Густав? – совершенно искренне удивился я, на что Густав сунул мне в зубы джойнт, вздохнул и показав ряд блестящих зубов, заговорил о какой-то огородной интересности с Вилли... Вот ведь юннаты нашлись, фак им в грядку!..

Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas – внезапно вспомнил почему-то я и передал джойнт дальше, многочисленным подружкам Росы по фотографической школе в неизвестном количестве с голыми животами разной смуглоты... Были еще какие-то дредастые, высокомерные, с пирсингом, татуированные от всей души сеньоры, знакомые и с Вилли, и с Инесс, и как не странно – и со мной... высокомерие росло соразмерно выкуренному, но не выливалось, как у цивилов, в безобразную сцену махания кулаками, а в многочисленное свертывание джойнтов и передачу их в первую очередь мне – Ты что Хосе-Хуан-Факе, думаешь у меня у самого нет прайсов на твой сранный грасс-пластилин? Майкл, не маши ручищами, они у тебя самые длинные, расскажи нам лучше – неужели в России есть андеграунд?..