Текст книги "Чужое небо"

Автор книги: Владимир Туболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Ну... там будет видно.

– Это видно и сейчас. В нашей одежке, безоружные, мы прибежим только в крематорий. Или в петлю. Больше некуда.

– Но ведь может же быть...

– Не может! – оборвал Грабарь. – Дальше. Откуда у Алексеева кусачки? Ведь инструмент выдается по счету и сдается так же.

– Не знаю...

– Почему он предложил их именно тебе? Тесленко смешался.

– Ну... мы просто разговорились, я намекнул, что надо бы достать, он пообещал, вот и все.

– Он тоже собирается бежать с тобой?

– Об этом у нас разговора не было.

– Ясно. Давай условимся вот о чем. Если у вас еще раз зайдет разговор о кусачках, то сделай вид, что ты пошутил. Побег-де – дело опасное, а тебе вовсе не хочется быть расстрелянным. Все-таки, пока ты служишь мишенью, ты, может, останешься в живых, а после поимки – нег... Так? Тесленко опустил голову.

– Хорошо, Кастусь Антонович.

Грабарь сморщил лоб, размышляя.

– И еще одно. Не предпринимай ничего без моего ведома. Абсолютно ничего. Ах ты ж, беда... Если эта история с кусачками заинтересует немцев... Тесленко взглянул на него с испугом.

– Выдумаете...

– Тут все можно думать. Будем надеяться на лучшее. Грабаря сильно расстроил этот разговор. Стоит не последить немного за мальчишкой – и тот обязательно что-нибудь натворит... Кусачки... колченогий...

Он хотел было рассказать сержанту о том, что услышал у Заукеля, но, взглянув на его расстроенное лицо, передумал. Не стоило на паренька взваливать дополнительную тяжесть.

На душе у капитана кошки скребли. Ах, будь он неладен, этот Алексеев, со своими кусачками!..

2

Но больше всего капитана интересовал другой техник– немец Билли Блюменталь, который руководил в ангаре ремонтными работами.

Это был человек лет сорока пяти, совершенно лысый, с тяжелыми темными руками. На нем была военная форма, но он не производил впечатления человека военного. Он молча расставлял людей по местам, жестами объясняя, что от них требуется, и так же молча отходил, уже больше не интересуясь, выполняют ли его указания. Иногда он и сам брался за инструмент, и видно было, что работать он умеет. Когда он увлекался, дело у него шло быстро, он был ловок и уверен. Но потом вдруг застывал с ключом или гайкой в руке и надолго задумывался, не замечая ничего вокруг. Лицо его становилось жалким и растерянным, взгляд недоумевающим. Казалось, он решал какую-то сложную задачу и не мог решить.

С ним явно было что-то неладно. Возможно, кто-то из близких погиб на фронте. Или под бомбежкой здесь, в Германии. А может, он наконец понял, что происходит вокруг? Во всяком случае на всем довольного стопроцентного арийца он не походил. Даже до лычек не дослужился, а это уже странно для техника.

Капитан пока не знал, чем ему может пригодиться техник Блюменталь, но если бы с ним удалось сойтись поближе, это было бы неплохо.

Грабарь встречался с техником всего два раза, когда его вместе с другими пленными посылали в ангар. И оба раза ему показалось, что Блюменталь порывался заговорить с ним. Возможно, показалось. А может, техника остановило незнание языка?

Грабарь вовсе не рассчитывал на взаимопонимание или сочувствие техника. Конечно, среди немцев были и антифашисты, но уж слишком мало Блюменталь походил на антифашиста. Капитан знал, что, после того как гитлеровские армии начали терпеть поражение на востоке, многие немцы старались заручиться сочувствием пленных и оказывали им порой мелкие услуги. А в том положении, в котором находился Грабарь, и мелкая услуга могла иметь большое значение.

После обеда – литровой чашки супа, где плавали картофельные очистки и несколько волокон протухшего мяса, – пленных снова погнали в ангар.

Протирая ветошью поршень, капитан нет – нет да и поглядывал на техника Блюменталя. При этом он несколько раз перехватил останавливавшийся на нем взгляд немца. "Значит, не показалось, – подумал капитан. – Странно, что техник тоже интересуется мной..."

Заметив, что немец отошел покурить в отведенное для этого в углу место, капитан бросил работу и направился туда же. У него не было никакой определенной цели, просто он решил взглянуть на техника поближе.

Блюменталь, сгорбившись, сидел на скамейке и курил, сосредоточенно глядя себе под ноги. Грабарь опустился рядом с ним. Тот поднял голову, поглядел на летчика и, вытащив пачку сигарет, протянул ему. Капитан закурил.

– Спасибо.

– Вас? – спросил немец.

– Данке. Блюменталь кивнул. Потом оглянулся и тихо произнес:

– Руски техник – провокатор.

Капитан приподнял брови и внимательно посмотрел на немца, но ничего не сказал.

– Техник, – повторил тот. Сделал несколько шагов, изображая хромого: Про-во-ка-тор.

Видя, что летчик по-прежнему молчит, с досадой махнул рукой, пробурчал по-немецки:

– Ну, как тебе объяснить?.. Если б ты знал язык...

– Я знаю ваш язык, – медленно проговорил Грабарь, по-немецки, глядя на техника. Немец поперхнулся дымом и закашлялся. Потом сказал:

– Вот как... Простите. Я хотел предупредить, чтобы вы остерегались хромого русского техника. Он доносит Бергеру обо всем, что говорят пленные.

– Откуда вы знаете?

– Слышал.

– О чем он донес Бергеру? Немец развел руками.

– Разговор шел о вас. Гра-бар? – произнес он с трудом. Капитан кивнул.

– А вот что он говорил – не знаю. Не расслышал.

– Почему вы решили, что это донос?

– Я же говорю – несколько раз слышал раньше, как он сообщал Бергеру, о чем говорят летчики. Он хорошо владеет немецким.

– Так... – сказал Грабарь. – Спасибо за предупреждение. "Вот тебе и кусачки..." Техник нервно смял сигарету.

– Возможно, вы мне не верите... Наверное, думаете, с чего это немец вдруг решил оказать услугу... Капитан покачал головой.

– Верю. Блюменталь бросил на него быстрый взгляд.

– Я не жду, что вы замолвите за меня слово, когда мы потерпим поражение... – сказал он тихо. – Я вовсе на потому. Просто... Моя жена второй год находится в лагере. Два сына погибли на фронте. Сейчас подходит очередь третьего... И я спрашиваю себя: когда все это кончится?

– Почему ваша жена в лагере?

– Она была антифашисткой.

– А вы? Блюменталь покачал головой.

– Нет. Я – нет. И о том, что она антифашистка, я узнал только тогда, когда ее арестовали.

– Я вам сочувствую... Техник поднялся и махнул рукой:

– А, что там... Если б я мог хоть чем-то помочь... Капитан покачал головой.

– Вы мне уже помогли. Спасибо. Блюменталь поднялся со скамейки, и Грабарь заспешил присоединиться к пленным, ремонтировавшим самолет.

Неожиданный доброжелатель обрадовал и одновременно встревожил капитана. Он понимал, что пошел на большой риск, доверившись технику. Правда, он всего лишь открыл, что знает немецкий язык. И все-таки... Bcе-таки надо получше приглядеться к этому немцу.

Итак, еще одно подтверждение. Что мог сообщить техник Алексеев о нем, Грабаре? Чего следует ожидать?

В тот же день, разыскивая ветошь для протирки самолета, Тесленко наткнулся на тонкий резиновый шланг. Он забросал его хламом, а потом, улучив минуту, показал капитану.

– Здесь метров сорок или пятьдесят.

– Ну и что? – спросил Грабарь, сначала не понявший, что задумал Тесленко.

– Принцип сообщающихся сосудов. Мой самолет стоит выше вашего. Можно перекачать бензин! Грабарь вздрогнул. Вот оно, решение вопроса! И сразу же десяток неразрешимых задач. Как незаметно вынести шланг из ангара? Как пронести его на самолет? Как перекачать бензин под носом у немцев? Как сделать, чтобы они ни о чем не догадались?

И все-таки это была надежда. Бензин надо перекачать во что бы то ни стало! Без этого побег немыслим.

– Спрячь шланг получше, – сказал Грабарь сержанту. – И никому ни слова.

– Ну что вы, товарищ капитан! А как думаете – получится?

– Во всяком случае, это лучше, чем кусачки, – буркнул Грабарь.

Глава одиннадцатая

1

Чем больше Грабарь размышлял о побеге на самолете, тем очевиднее становилось, что на невооруженной машине прорваться им едва ли удастся. Надо было не только заправить самолет, но и вооружить его. Но как? Вот если бы Блюменталь не только предупредил об опасности, но и помог заправить и вооружить машину...

А главное – что сообщил Алексеев Бергеру? И что тот предпримет в ближайшие дни или часы?

Машинально протирая деталь за деталью, капитан перебирал один план побега за другим.

Дождаться ночи и попытаться бежать. Прорываться после взлета в сторону Чехословакии или Югославии.

Глупо. Все глупо. Это не решение вопроса. Надо заправить и вооружить машину. А для этого необходима помощь немецкого техника Блюменталя. Риск очень велик, но другого выхода Грабарь не видел. Он понимал, что времени у них с сержантом в обрез.

"Патроны для пушек "Ла-5" находятся где-то здесь, раз о них упоминал Бергер, – рассуждал Грабарь. – Вполне возможно, что Блюменталь имеет к ним доступ. Коли он согласится дать патроны, то останется перенести их и шланг на самолет".

Но перенести невозможно. Это может стать осуществимым лишь в том случае, если самолет будет в ангаре. Значит, надо сделать так, чтобы он оказался в ангаре...

Как поведет себя Блюменталь? Да, он предупредил об Алексееве. Но это еще ни о чем не говорит. Что, если он донесет Бергеру или Заукелю?

"А другой выход у тебя есть? – спросил себя Грабарь и тут же ответил: Нет".

Нужно рисковать. Нужно переговорить с Блюменталем.

Пленные протирали ветошью детали, подносили их к ремонтировавшемуся самолету. У ворот ангара стоял охранник, на площадке под крышей – второй. Третий, с овчаркой, прохаживался в конце ангара.

Грабарь огляделся, взял с десяток поршневых колец и, распрямившись, направился к кладовке, где находился Блюменталь. Но в это время техник вышел из кладовки, закрыл ее и вместе с каким-то другим немцем направился к воротам ангара. Грабарь проводил их взглядом и вернулся на свое место.

Вот же незадача! И надо было Блюменталю уйти именно сейчас!

"Растяпа! – обругал себя Грабарь. – Раньше надо было думать!"

Время шло, а техника все не было. Вот раздалась команда строиться. Пленные потянулись сдавать инструмент. Грабарь ждал до последнего мгновения, надеялся, что Блюменталь вот-вот подойдет. Но пленных построили, пересчитали и повели к баранам, а Блюменталь так и не появился.

Приходилось отложить разговор до следующего раза. Но будет ли этот следующий раз? Ведь он не знает, сколько времени у них в запасе. Если Алексеев донес Бергеру о кусачках, то, может, уже и дня не осталось. Алексеев ведь знает, как Грабарь относится к Тесленко. Знают об этом и Бергер с Заукелем. Им ясно, что если сержанту потребовались кусачки, следовательно, к этому причастен и Грабарь...

Значит, надо использовать каждое оставшееся мгновение. Значит действовать!..

2

– Мне надо поговорить с тобой, – сказал он утром Тесденко. – Выйдем-ка давай... Они вышли из барака.

– Бежать отсюда можно только на самолете, – начал Грабарь. – Уходить нужно в сторону Югославии, потому что немцы считают восточное направление побега наиболее вероятным и смогут поднимать истребители на перехват по всему маршруту. Недаром даже учебный полк расположен на востоке... Так вот, если со мной что-нибудь случится, учитывай все это...

– Товарищ напитан, – перебил его Тесленко, – почему вы об этом заговорили? Что с вами может случиться? Грабарь передернул плечами.

– С каждым из нас может что-нибудь случиться. А заговорил я потому, что давно хотел это сказать. Сейчас пришло время, Тесленко покачал головой.

– Вы что-то скрываете, товарищ капитан, – возразил он, с беспокойством поглядывая на Грабаря. – Вы чем-то встревожены.

– Сейчас меня вызовут летать, – сказал капитан. – Поэтому слушай и не перебивай. Приглядись внимательнее к лейтенанту Мироненко. Попробуй выяснить, что он за человек. Я за ним наблюдал, и мне кажется, что да него можно положиться. Немецкий техник Блюменталь может оказать содействие, если это не связано с большим риском. Нам он сочувствует.

– Понял.

– Техник Алексеев – провокатор. Тесленко вздрогнул.

– Что?! Кто вам сказал?!

– Заукель. Тесленко взглянул на него с изумлением,

– Заукель?!

– Я ведь знаю немецкий язык, – напомнил капитан. – И слышал его разговор с Бергером... А потом Блюменталь подтвердил... Тесленко судорожно вздохнул.

– Так...

– И последнее. Патроны к пушкам "Ла-5" хранятся где-то здесь, на складах. Тесленко подался к капитану.

– Ох ты... – сдавленно проговорил он. – Патроны... товарищ капитан, надо добыть их! Во что бы то ни стадо! Капитан отрицательно мотнул головой.

– Пока не предпринимай ничего, – предостерег он. – Все это мы обдумаем позже.

– Позже?.. А если нас сегодня же... "Вот именно"... – подумал Грабарь. Но промолчал. Увидев идущего к бараку эсэсовца, сжал руку сержанта выше локтя.

– Ну все. Пока. Это за мной.

– Желаю удачи.

– Ладно, ладно, – проворчал капитан. Он круто повернулся и зашагал навстречу эсэсовцу.

3

Капитан сел в кабину, закрыл фонарь и погладил ручку управления. "Удачи"...

"Нет, я никогда не рассчитывал на удачу, – подумал он. – Я всегда выполнял свое дело добросовестно, как лошадь. И на этот раз я выполню его добросовестно. Придется хорошо поработать".

Повернув голову. Грабарь увидел подъехавший к ангару грузовик. Из кузова, покрытого тентом, спрыгивали на землю немецкие курсанты. А из-за рощицы выезжали еще два грузовика. Это было что-то новое. Грабарь вырулил на старт и взмыл в небо. Он сразу понял, что противником его на этот раз был не курсант, а опытный летчик. Немец точно рассчитал угол атаки. Но капитан на долю секунды опередил его, он рванул ручку управления и дал левой ноги. Пушечные трассы вспороли небо возле самого самолета.

Вверх! На вертикали "фокке-вульф" должен обязательно отстать. Вверх!

"Что это? – лихорадочно размышлял Грабарь. – Показательный бой для поднятия духа курсантов после инцидента с Земцовым? И во имя этого самого духа решено меня сбить?"

Машина свечой взмыла в небо. Переворот! Самолеты с ревом и грохотом ввинчивались в синеву, проносились над самой землей, опять взмывали вверх.

Казалось, в воздухе находятся не две машины, а два десятка. Они заполнили все небо.

Тесленко, наблюдавший за боем, то и дело вздрагивал. Пушечные трассы опутывали машину Грабаря, как паутиной. Казалось, еще мгновение, и самолет вспыхнет, упадет на землю. Но каждый раз ему каким-то чудом удавалось вырваться из огненного кольца.

Опыт и мастерство позволяли капитану держаться, Он вертелся среди огненных трасс, рядом с ними, ускользал в сторону, возвращался. Он отступал и снова шел в атаку. Он проигрывал и неизменно оказывался в выигрыше.

Это была смертельная игра, но он должен был довести ее до конца. Вот когда капитан Грабарь миллион раз сказал спасибо создателю этой чудесной машины. Она была послушна малейшему движению рулей, устойчива, позволяла закладывать любой вираж. И самое главное – у нее была большая скорость, чем у "фокке-вульфа", большая, даже несмотря на то, что тот применял форсаж. Не будь преимущества в скорости, никакое мастерство не помогло бы капитану.

Снова атакует немец. Снова несутся рядом снаряды, Снова нужно уходить и возвращаться.

Грабарь не мог осуществить задуманное сразу. Необходимо было дать мотору выработать как можно больше горючего. Он вовсе не хотел, чтобы ко всем другим неприятностям прибавилась еще и угроза пожара. Но вот до конца боя остались считанные секунды. "Пора!" – сказал себе капитан. Он выбрал мгновение. Он рассчитал. Он увидел, как в воздухе вспухла пушечная трасса. И положил машину на бок.

Пули перерезали правую консоль "Ла-5". Рывок вверх! Переворот!

И машина сорвалась в штопор. Она беспорядочно кувыркалась, все стремительнее приближаясь к земле. От нее отделилось облачко дыма. Оглушительно взвыл мотор. Самолет дернулся. Еще мгновение он держался в воздухе, потом мотор чихнул и заглох.

Наступила мертвая тишина.

Тесленко закрыл глаза. Стоявшие у барака пленные замерли...

–... два...три...четыре...– считал капитал. Самолет раскручивало в жесточайшем штопоре.

–... семь...

Капитан терял сознание. В голове стоял оглушительный, все раздирающий звон.

– Не смей!

Он должен был удержать цифры. Все остальное не имело значения. Только цифры. И он, задыхаясь, хрипло выкрикивал их через равные промежутки времени:

– восемь... девять!

Он дал правой ноги и рывком оттолкнул от себя ручку. На самых высоких оборотах взвыл мотор, и самолет, словно выстреленный, метнулся к земле. Капитан бросил взгляд на крыло – пламя сорвало. Он сделал горку и выключил зажигание.

Машина ударилась о землю, подпрыгнула, еще ударилась и побежала по полосе. Капитан рванул фонарь и отстегнул привязные ремни.

Как только скорость пробега замедлилась, он приподнялся.

Вывалившись из кабины, он прокатился по крылу, упал на землю и откатился в сторону...

Немцы, наблюдавшие за полетом, загалдели. Они видели, каких нечеловеческих усилий стоила пленному советскому летчику эта посадка на искалеченной машине.

А в это время капитан лежал в стороне от самолета, следил за улетавшим "фокке-вульфом" и хохотал.

Это был неудержимый, истерический хохот, который капитан не в силах был подавить. Да он и не старался.

Это было разрядкой того невероятного напряжения, в котором он находился в течение пятнадцати страшных минут, показавшихся ему часами.

Тесленко помог Грабарю дойти до барака. Капитан едва переставлял ноги. Тесленко увидел, что на лице Грабаря появилась неровная клочковатая щетина. Сержант еще в полку заметил, что такая растительность часто появлялась на щеках летчиков, только что избежавших смертельной опасности. Он глядел на Грабаря с тревогой и жалостью. Он понимал, что капитан подставил себя под пули сознательно, хотя и не знал, для чего ему это было нужно.

Глава двенадцатая

1

За неравным поединком следили не только немецкие курсанты и пленные летчики. Еще более внимательно наблюдал за происходящим майор Заукель. Вместе с обер-лейтенантом Бергером он стоял на краю летного поля и не отрывал глаз от машин.

– Как ты находишь полет этого капитана? – спросил он Бергора, когда Грабарь в очередной раз умело вывел машину из-под удара и сам пошел в атаку, Обер-лейтенант чистил пилочкой ногти.

– Боюсь, что я мало в этом смыслю, – проговорил он, на секунду прервав свое занятие и равнодушно глянув на кружащиеся в небе самолеты. – Раз не сбит, значит, неплохо.

– Ты попал пальцем в небо, как говорят русские. Бергер ухмыльнулся.

– Тебе виднее. У тебя на этот счет опыт побогаче, – сказал он, намекая на то, что Заукель был дважды сбит на восточном фронте.

Майор покосился на Бергера. – Тогда мне было не до смеха,

– Охотно верю. Впрочем, ты должен благодарить их. – Он кивнул на стоявших у барака пленных. – Если бы не они, ты давно уже наверняка сгорел бы во славу германского оружия.

Заукель поморщился. Что за манера – без конца тыкать других носом в их неприятности!

И все-таки Бергер прав. Ему, Заукелю, повезло. После того как его сбили во второй раз, он долго пролежал в госпитале. А потом пришел приказ откомандировать его в тыл для организации экспериментального учебного аэродрома.

Эту идею он подал еще полтора года назад. Но из-за бюрократической волокиты и неразберихи в верхах дело затянулось. Только когда в этой русской мясорубке начали перемалываться целые авиационные полки и дивизии, в Берлине вспомнили о майоре Заукеле...

Самолеты пронеслись над аэродромом и скрылись за рощей.

– Что говорит о капитане твой колченогий? – спросил Заукель.

– У капитана среди пленных завидный авторитет.

– Этого следовало ожидать.

Бергер покосился на Заукеля и сказал как бы между прочим:

– Капитан и его маленький сержант настойчиво пытаются достать кусачки. Не знаю, что они собираются с ними делать... Заукель круто повернулся.

– Кусачки?! Вот как... Вызови-ка ко мне обоих! – И, помолчав, добавил: Не сейчас. Прикажи привести их после обеда. Я жду сейчас полковника Вейса...

2

Когда после обеда пленных привели на работу в ангар, изрешеченный самолет Грабаря уже стоял там. Капитан обошел машину, внимательно осматривая повреждения.

Да, он рассчитал довольно точно, подставив под огонь плоскость. Но несколько пуль пробили и фюзеляж самолета.

Только сейчас Грабарь понял, насколько, в сущности, безнадежной была его затея. Капитан спрашивал себя, как он вообще мог пойти на такое. Если б еще была хоть какая-то реальная надежда на помощь Блюменталя...

Вскоре Блюменталь появился возле самолета. Улучив минуту, когда поблизости никого не было. Грабарь подошел к технику. "Терять уже нечего" – сказал он себе.

– Господин Блюменталь, где хранятся патроны н пушкам "Ла-5"?

Техник смешался.

– Откуда вы знаете о патронах?

– Слышал разговор Заукеля с Бергером. Есть здесь патроны?

– Да, – не сразу ответил Блюмеяталь. – На нижнем складе.

– На том, что за рощицей?

– Да.

– Кто заведует складом?

– Зачем вам это знать?

– Господин Блюменталь, мне нужны патроны. Техник вздрогнул.

– Что?!

– Мне нужны патроны, – повторил Грабарь. – Дайте их мне.

– Вы хотите бежать?

– Да.

Блюменталь подумал. Потом решительно сказал:

– Нет. Этого я не сделаю,

– Почему?

– Я – немец. Я не хочу помогать русским убивать немцев.

– Господин Блюменталь, есть разные немцы...

– Да. И все-таки они немцы. Откуда я знаю, в кого вы будете стрелять? Может, в такого же рабочего, как я,

– Много ли среди немецких летчиков рабочих?

– Немного. Но все равно...

– Мне нужно оружие для защиты. Я должен иметь его. Блюмепталь замотал головой.

– Нет. Я этого не сделаю... Нет. Грабарь вздохнул.

– Господин Блюмонталь, вам нравится то, что происходит на этом аэродроме? – спросил он терпеливо,

– Мне это не нравится.

– В меня, безоружного, стреляют. И в моих товарищей. Имею я право защищать себя? Блюменталь сгорбился, потом покачал головой.

– И все-таки – нет. Я не коммунист. Я очень многого не понимаю. Я рабочий, маленький человек, которому плохо. И который всего боится. Как вы думаете, что со мной сделают, если узнают, что я дал вам патроны?

– Расстреляют.

– Так чего же вы хотите?

– Получить от вас патроны. Так, чтобы никто не узнал, что дали их вы. Блюменталь замотал головой.

– Нет. Пожалуйста, не просите. Я хотел бы помочь вам. Но этого я не могу сделать. Мне и так не очень-то доверяют. Бергер знает, что моя жена в лагере. Не исключено, что за мной наблюдают и я могу поплатиться уже за одно то, что разговариваю с вами... Грабарь стиснул зубы.

– Господин Блюменталь, даю вам честное слово, что без самой крайней необходимости я не выпущу ни одной очереди.

Блюменталь уставился угрюмым взглядом в стену. Он молчал очень долго. Капитан весь подобрался. От решения техника зависит слишком многое.

– Нет, – сказал тот наконец. Капитан опустил голову.

– Я очень рассчитывал на вашу помощью – проговорил он глухо. – Вы хороший техник, господин Блюменталь, и вы должны понять: то, что произошло сегодня с этим самолетом, – не случайность...

Блюменталь смотрел на пленного летчика непонимающими глазами. Потом подошел к самолету, долго осматривал его, ощупывал крыло рукой. Когда он повернулся к Грабарю, на лице его было выражение растерянности.

– Значит... вы специально для этого пошли под пули?..

– Да.

Блюменталь хотел что-то сказать, но вдруг осекся и застыл.

– Ком! – послышалось рядом.

Грабарь обернулся и увидел здоровенного охранника. Рядом с охранником стоял Тесленко.

"Неужели к Заукелю? – мелькнуло у Грабаря. – Узнал про кусачки? Или, может быть, шланг?.."

Глава тринадцатая

1

Дело майора Заукеля только начиналось. В будущим он рассчитывал значительно расширить программу, выпускать машины в воздух не через час, а через каждые полчаса или даже десять минут. В ближайшее время ожидалось поступление еще нескольких советских самолетов: фашистам удалось захватить их на одном из участков фронта.

Из достоверных источников майор Заукель знал, что его эксперимент, к которому в верхах сначала отнеслись с недоверием, находил все больше сторонников. Из тех же источников стало известно, что майор Заукель скоро превратится в подполковника Заукеля.

Все это радовало майора, и он позволил себе даже некоторый "либерализм" по отношению к пленным. Запретил эсэсовцам избивать летчиков без причины. Распорядился улучшить питание пленных. Теперь дважды в день к литровой чашке баланды им давали по сто граммов хлеба вместо пятидесяти.

С особым вниманием майор Заукель присматривался к Грабарю. Он отлично понимал, что капитан – враг, враг сильный и расчетливый. Его покорность только маска. Допусти он, майор Заукель, малейшую оплошность, и трудно сказать, что натворит этот вежливый и любезный капитан. Но, однако, он был необходим Заукелю, поскольку являлся одним из лучших летчиков.

Необходим в качестве мишени. Но мишень, решившая устроить побег, – это уже никуда не годилось.

Заукель испытующе глядел на стоявших перед ним Грабаря и Тесленко.

– Вы готовите побег, господин Грабарь? – спросил он,

– Нет, господин майор. Заукель презрительно сощурился.

– Сержант, зачем вам потребовались кусачки? Он задал этот вопрос почти шепотом и одновременно резко повернулся к Тесленко. Тот побледнел.

– Я... мне они не нужны.

– Ясно, – сказал Заукель, поворачиваясь к Грабарю. – Так как же, господин капитан? Зачем вам нужды кусачки?

– Мне они не нужны.

– Кто еще собирался бежать с вами?

– Мы не собирались бежать. Заукель кивнул Бергеру:

– Обработать.

Тот подал знак, и эсэсовцы поволокли летчиков из помещения. Прямо под окнами они принялись избивать их прикладами. Заукель с Бергером стояли в дверях, Время от времени Заукель останавливал избиение:

– Так кто еще собирался бежать вместе с вами? Когда? План побега? Говорите!..

Ответом было молчание

– Потеряв терпение, Заукель махнул рукой. На летчиков выпустили овчарок. Стоявшие вокруг эсэсовцы хохотали.

–Так кто еще собирался бежать вместе с вами?! Когда?..

Зажатый в мальчишеском кулаке Тесленко стебелек пырея стал красным...

2

Летчиков бросили в каменный мешок. Щелкнул ключ. Они остались вдвоем на холодном цементном полу под режущим глаза светом пятисотваттной лампочки. Грабарь стиснул зубы.

Сержант лежал в углу, поджав под себя ноги, и плакал. Опираясь руками о пол, капитан приподнялся, сел. Несколько минут сидел, покачиваясь, пока в глазах не исчезли кровавые круги.

– Не смей плакать! – сказал он сержанту. – Прекрати сейчас же, слышишь?

– Я не от боли, – прошептал тот.

– Все равно, не смей!

Тесленко судорожно всхлипнул. С трудом поднимая руки, Грабарь снял с себя остатки одежды и начал рвать их на полосы. Потом придвинулся к сержанту.

Тело мальчишки было страшным. Кожа висела лохмотьями, на руках, груди, ногах кровоточили глубокие раны. Капитану досталось еще больше: когда их рвали собаки, он сколько мог прикрывал собой сержанта.

– Встань!

Он помог сержанту подняться и начал перемывать. Тот кусал губы, стонал, вскрикивал при каждом прикосновении.

– Не надо... Не надо, товарищ капитан.

– Замолчи!

Грабарь туго стягивал тряпьем раны. Руки его дрожали, на лбу от напряжения выступила испарина – каждое движение стоило ему нечеловеческих усилий.

Закончив перевязывать сержанта, он занялся собой. Остатки куртки ушли на перевязку ног. Потом он разорвал куртку сержанта.

– Помоги мне перевязать руки и грудь. Тесленко с трудом придвинулся к нему.

– Не гляди так! Мы еще вырвемся, вот увидишь, – сказал капитан.

– Мне не вырваться... Я уже ни на что не способен.

– Эх! – проговорил капитан, морщась и стараясь сдержать готовый сорваться с губ крик. – Человек всегда способен на большее, чем он думает. Ну-ка, привяжи мне это, – указал он на кусок кожи возле левого локтя. – Да покрепче! Не бойся, стягивай сильнее!

Тесленко старался изо всех сил. Потом стянул капитану в нескольких местах грудь. Грабарь оглядел сержанта, потом себя.

– Ничего, – пробормотал он. – Ничего... Он закрыл глаза и привалился к стенке.

– Это – конец, – проговорил Тесленко, ложась на пол.

– Нет! – Грабарь открыл глаза. – Мы живы! И будем жить! Нас не так просто отправить на тот свет – он снова закрыл глаза. Передохнул. – Не ложись на цементный пол, – сказал он грубовато. – Не хватало еще, чтобы ты схватил воспаление легких! Если не можешь иначе, сядь и прислонись к стенке.

– Какая разница? – возразил Тесленко. – Это уже не имеет значения.

И тем не менее он приподнялся. Как ни странно было заботиться в их положении о том, чтобы не схватить воспаление легких, обыденность слов капитана заставила его на какое-то время забыть об ужасе всего случившегося.

– Как вы думаете, что они с нами сделают? – спросил сержант.

– Не знаю. Но нам все равно надо держаться. Во что бы то ни стало.

– Я попробую, – пообещал Тесленко. У него не было сил, у него страшно болело все тело. Провал особенно сильно подействовал на него: ведь он сам был во всем виноват. Эти кусачки... Но капитан держался, и Тесленко изо всех сил тянулся за ним. Только теперь он в полной мере начал понимать, что для него значил этот большой ворчливый человек.

– Товарищ капитан, я продержусь, – сказал он. – Я сделаю все, как нужно. Вы не беспокойтесь. Грабарь кивнул.

– Неудач может быть много, но когда-нибудь обязательно придет и удача. Не надо только отчаиваться. Но сам он мало верил своим словам,

3

Утром за ними пришел эсэсовец,

– Ком!

Грабарь начал подниматься, опираясь о стенку. Руки соскользнули, и он упал. Эсэсовец захохотал.

– Ком! Ком!

Капитан стиснул зубы, раздвинул ноги и встал. Затем протянул руку сержанту.

Держась друг за друга, они вышли из камеры. Их привели к майору Заукелю. В кабинете находился и обер-лейтенант Бергер. Заукель окинул летчиков взглядом.

– Ну что ж, вы прекрасно выглядите, – проговорил он, сощурившись. – Не вспомнили, кто еще собирался бежать с вами?

– Нет, – сказал Грабарь, Заукель повернулся к Бергеру и произнес по-немецки:

– Расстрелять! Впрочем...– он внимательно поглядел на Грабаря, потом на Тесленко. – Когда прибывает следующая партия летчиков?

– Через неделю, – сказал Бергер.

– Пускай полетают до прибытия новой партии. И последи, кто с ними еще связан. Такие наверняка есть.

– Слушаюсь, – сказал Бергер. – Только вряд ли они продержатся даже один вылет.

– Продержатся. – Он поднял глаза на Грабаря и сказал по-русски: – Надеюсь, капитан, сейчас у вас пропала охота заниматься побегами?

– Так точно, господин майор. Заукель усмехнулся.

– Вот и отлично. С завтрашнего дня вы с сержантом будете делать по два вылета в день. Это несколько ухудшит ваше положение, но виноваты в этом только вы сами. Вы меня поняли?

– Я вас понял, господин майор, – медленно проговорил Грабарь. Заукель кивнул эсэсовцу:

– Отведите в барак. Эсэсовец подтолкнул летчиков дулом автомата.

4

– Они хотели нас расстрелять? -спросил Тесленко, когда они оказались за колючей проволокой.

– Да.

– И что? Передумали?