Текст книги "Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы"

Автор книги: Владимир Свинцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Мррррррря-уууууу! – запевал басом серый. Кошка знала, что он поет для нее, и понимала это примерно так: «Я в честном бою победил восемнадцать котов! Мрррря-ууууу!»

– Рррря-ууу! – подхватывал черно-белый и выводил старательно свой куплет. – А я семерых победил, но все они были не хромые и сильныепресильные. Яау-ууу-ррря-ууууу!

Иногда, в особо волнующих местах, подхватывали хором и другие коты. Людям почему-то не нравится кошачье пение. Ну, что поделаешь, у каждого свои недостатки.

Эти замечательные концерты продолжались больше недели, а потом серый заметил, что кошке больше нравится пение черно-белого кота, и так рассердился, что бросился в драку. Драка была жестокой – коты царапали друг друга и кусали. Но справедливость восторжествовала – черно-белый победил. И кошка полюбила его. Правда, ее счастье длилось недолго. Однажды черно-белый ушел на другую крышу и не вернулся. Кошка так переживала, что перестала выходить во двор, а все время проводила дома. От страшного огорчения она много спала, сильно растолстела и начисто забыла про непостоянство черно-белого кота. А потом… Потом у нее в укромном уголке под кроватью появилось два котенка. Маленьких, еще слепых. И оба они были черно-белыми. Цвет их шерсти смутно напоминал кошке о чем-то, но она не могла вспомнить, да и не очень старалась. Теперь у нее хватало забот. Она вылизывала своих котят по пять раз на день, кормила молоком, согревала своим теплом… Ах, какое это было счастливое время!

Однажды кошку закрыли в другой комнате, а когда выпустили, котят не оказалось на месте. Остался один запах. Кошка бросилась искать. Она обошла все комнаты, слазила в подполье. Котят нигде не было. А ведь они не могли никуда уйти, они были еще совсем крохотные, совсем слепые. Горе кошки трудно передать. Наполненные молоком соски мешали ей ходить, причиняли боль…

– Мяу! Мя-у! – плакала кошка, звала детей, но их не было. – Мяу? Мя-у! – но никто не откликался.

Хозяин кричал на кошку, бил ее, потом схватил, сдавил больно и понес к двери. И кошка вдруг учуяла, что от него пахнет котятами. Почему от него пахло котятами, она не могла понять. Хозяин открыл дверь и выбросил кошку во двор. Кошка обошла все уголки в сарае, слазила на крышу, обыскала весь двор – котят нигде не было. Правда, в углу двора под старой яблоней, где была свежая, разрыхленная земля, почему-то пахло котятами, но очень слабо. Оттаявшая земля исторгала столько запахов, что трудно было разобраться…

5

Кошке наконец повезло. Совершенно случайно, пробегая по недавно скошенному лугу, она наткнулась на подрезанную косилкой умирающую молодую перепелку. Кошка тут же съела ее. Но прошло совсем немного времени, и вместо обычного ощущения сытости в желудке возникла резкая боль. Судороги сгибали кошку. Она билась о землю, но боль не отступала. Иногда она чуть затихала, но тут же вспыхивала с еще большей силой. В коротких перерывах между приступами кошка вместо того, чтобы отдохнуть, поднималась и шла по лугу наугад. Она не знала, что именно ей нужно, но шла принюхиваясь, падала в судорогах, поднималась и опять шла, пока, наконец, не наткнулась на незавидную травку с малоприятным запахом. Раньше она не обратила бы внимания на эту травку и прошла мимо, но сейчас вдруг почувствовала неодолимое влечение к ней и стала с жадностью поедать ее стреловидные листья. От этой травы слюна начала пениться, появилась отрыжка, рвота, и боль в желудке постепенно утихла. Кошка полежала немного и, почувствовав себя лучше, снова двинулась в путь.

Она очень изменилась. Даже хозяин с трудом бы узнал ее. Когдато блестящая шерсть поблекла, висела грязными сосульками. Бока ввалились. Глаза воспалились и болели. Лапы распухли и кровоточили. Каждый шаг причинял кошке тяжкие страдания. Еще бы! Четыре дня тому назад ее выбросили в старом пыльном мешке на дорогу. Машина умчалась, а до смерти перепуганная кошка тщетно царапала жесткую мешковину, пока проезжающий мимо любопытный шофер, пытаясь узнать содержимое мешка, не развязал его. С того времени у кошки не было никакой еды, не считая нескольких капель барсучьей крови. Ей бы пару дней отдохнуть, откормиться. Но инстинкт, более сильный, чем все остальное, гнал к дому.

Кошка доподлинно знала, что осталось совсем немного – день, ну от силы два, – и она будет дома, где хозяин накормит ее молоком, приласкает. Лапы, глаза заживут, шерсть вновь заблестит, и она опять станет красивой, веселой домашней кошкой. Правда, отношения между хозяином и кошкой последнее время изменились. Хотя кошка продолжала каждую ночь выходить на охоту, хозяин перестал ее ласкать, смотрел косо, детям строго-настрого запретил брать ее на руки, а вскоре перестал пускать в дом. Кошка не могла понять причины такого отношения. Она просто не знала, что, уничтожив всех мышей в доме, перестав приносить их и складывать у порога, сама вызвала подозрения у хозяина. Раз кошка не ловит мышей – значит, она стара или больна. Поэтому хозяин принес домой новую кошку. Совсем маленькую – котенка. Котенок был сильно напуган, забился под кровать в дальний угол и дрожал.

6

К вечеру кошка, наконец, подошла к городу. Лес кончился, а вместе с лесом исчезла опасность встретиться с дикими зверями. Начался пригород с деревянными и кирпичными домами. Здесь появилась другая опасность – собаки. Задолго до того, как кошка подошла к крайнему огороду, она уже услыхала разноголосый лай, а затем учуяла и запах. Лай и запах неслись со всех сторон. И кошка не решалась идти по улице днем, а присела под забором, чтобы дождаться темноты. Ее дом находился на другом конце города.

От усталости кошка, очевидно, задремала, а когда очнулась, увидела прямо перед собой большую лохматую собаку. Кошка не успела принять боевую позу, она только жалобно мяукнула и сжалась в комочек. Собака, привыкшая к отчаянному сопротивлению, удивленно уставилась на кошку и принюхалась. Кошка была какая-то странная, и запахи от нее исходили совсем другие, не такие, как от обычных домашних кошек. Эта кошка пахла лесом, зверем, травами. Она была такая худая, такая грязная и жалкая, что собака не тронула ее.

Дождавшись темноты, кошка двинулась дальше. Шла она медленно, крадучись вдоль заборов, часто останавливалась и припадала к земле. Она отвыкла от запахов, которые окружали ее теперь. Вот завоняло бензином, маслом машинным, резиной, загремело железом, загрохотало громко… Кошка вжалась в землю, распласталась на обочине, затаила дыхание – автомашина промчалась мимо. Кошка вскочила, бросилась через дорогу и чуть не попала под колеса мотоцикла. Все же она благополучно миновала вторую, третью, четвертую улицы… Впереди лежал пустырь, заваленный мусором, за этим пустырем светились огнями высотные дома. Запахи, идущие с пустыря, были так разнообразны, так сильны, что уже сами по себе пугали. Здесь пахло железом и цементом, гниющими овощами и трупами животных, прелым деревом и шлаком, горелой резиной и еще чем-то таким, чего кошка не знала. Здесь была какая-то своя жизнь – где-то что-то стучало, пищало, скрипело, хлопало, бродили неясные тени… Кошка очень боялась. Она как можно ниже пригнулась к земле, стараясь сделаться невидимой, и шагнула в этот страшный мир. И чем дальше она углублялась в него, тем осторожнее становились ее движения, тем стремительнее она перебегала от одной кучи мусора к другой.

Внезапно посветлело. Перед кошкой высились громады каменных домов с одинаковыми формами и одинаковыми запахами. Яркие фонари бросали вокруг много света. Теперь кошка могла издали заметить опасность, правда, и сама она была видна издалека… Но ничто уже не могло остановить кошку. Она даже забыла про боль в израненных лапах, про голод. Она чувствовала, что еще совсем немного и начнутся знакомые места.

Вскоре дома опять стали ниже, чаще попадались деревянные, одноэтажные. Кошка бежала теперь не остерегаясь. И вот, наконец, знакомый забор, лазейка в нем, крыльцо… Кошка уселась на верхней ступеньке крыльца и принюхалась. Запахи были нестрашные, привычные. Вот запах собаки, которая долго враждовала с кошкой, а последнее время даже подружилась с ней. Вот запах хозяина. Он проступал везде и так ясно, что кошке даже почуди-лась рука, поглаживающая ее по спине. А вот запах котенка, того самого, что недавно принес хозяин, и которого кошка успела полюбить…

Да, наконец-то кошка была дома. Ей нечего было больше опасаться и некуда спешить. И она, почувствовав это, успокоилась, закрыла глаза и задремала. Сквозь дрему ей послышались быстрые шаги, и кошка по привычке напряглась, подбирая израненные лапы. Из-за угла дома выбежала собака и, узнав кошку, бросилась к ней, приветливо замахав хвостом. Но кошка пока не доверяла ей, слишком много врагов встретила она на своем пути за последнее время. Поэтому, сильно хромая, подошла к лестнице, ве-дущей на чердак, тяжело взобралась на первую перекладину и уселась на ней, дожидаясь, когда собака уйдет. Затем слезла на землю, вновь направилась к крыльцу, где заметила маленькую неясную тень. Этой тени кошка не испугалась, наоборот, потянулась к ней, ласково мурлыча. Это был тот самый котенок, которого хозяин принес недавно. Котенок долго обнюхивал кошку, и, очевидно, запахи, шедшие от нее, рассказали о тяжелом пути. А может, он вспомнил, как недавно кошка ласково обошлась с ним, напуганным незнакомым домом. И котенок принялся старательно вылизывать кошку, приводя в порядок ее шерсть.

Кошка не знала, да и не могла знать, что появление этого маленького котенка так отразится на ее судьбе. С первого дня она взяла его под свое покровительство. Успокоила, приласкала, ночью обошла с ним все комнаты. Вывела через отдушину в подполье во двор, слазила на чердак и на крышу сарая. А к утру они, оба усталые, заснули на диване, тесно прижавшись друг к другу. Это было счастливое время, когда кошка чувствовала себя почти матерью. Ей было о ком заботиться, и котенок нежно на эту заботу отвечал. Но люди рассуждают иначе, и закон людей жесток – зачем в одном доме две кошки?

И однажды утром хозяин позвал обычным голосом:

– Кис-кис-кис!

И кошка поднялась с постоянного места на диване, стараясь не потревожить спавшего там котенка. Потянулась, зевнула. Бесшумно спрыгнула на пол и поспешила на зов. Подошла, потерлась о ногу хозяина, изгибая от удовольствия хвост. Хозяин взял ее на руки, и она, довольная его вниманием, ласково замурлыкала. А он опустил ее в ме-шок, вынес из дома и положил в кузов поджидающего грузовика.

7

Утро застало кошку там же, на верхней ступеньке крыльца. Чисто вылизанная котенком, она спокойно отдыхала рядом с ним. Солнце осветило двор, заиграло на стеклах окон. И кошка услыхала знакомые звуки – зазвенел будильник. Заскрипела кровать под тяжестью тела хозяина. Он закашлял спросонок, зашлепал тапочками к двери. Загромыхал засов. И кошка поспешно поднялась, чтобы приветствовать своего хозяина. Вот сейчас откроется дверь, и она, как бывало, войдет, потрется о его ноги, и он погладит ее, приласкает… Дверь открылась. На пороге появился хозяин. Он увидел старую кошку, узнал ее и, пнув изо всей силы, сбросил с крыльца. Потом закричал собаке:

– Взять ее! Взять! – и затопал ногами.

Собака выскочила из конуры и кинулась к воротам. Но хозяин вновь приказал, указывая рукой на кошку:

– Взять ее! Ее взять!

Собака растерянно заметалась по двору. Она не могла понять хозяина. Тогда он сбежал с крыльца, теряя тапки, размахнулся… Но кошка не стала дожидаться удара, убежала в сарай, забилась в дальний угол, затаилась. Она поняла, что хозяину больше не нужна. Кошки это быстро понимают.

До вечера кошка просидела в сарае, а как только стемнело, в сопровождении котенка и собаки, сгорбившись, обошла двор и медленно пошла по улице. Она шла мимо заборов, подворотен, и собаки молчали, не лаяли на нее.

Кошка вышла к оврагу, остановилась на краю обрыва, присела под кустом и закрыла глаза. Нет, она не вспоминала прошлое. Кошка пришла сюда не за этим. Просто кошки никогда не умирают дома…

А хозяин? При чем здесь хозяин?! Он же не бросил ее в старый колодец, не повесил в проволочной скользящей петле, не утопил в реке… Он проснулся утром, намылил щеки, шею, подбородок. Глянул в зеркало и твердой рукой повел бритвой по надутой щеке. Острое лезвие с мягким треском срезало щетину, и мыльные пузырьки с еле слышным шорохом лопались. Потом сполоснул лицо холодной водой из-под крана, промакнул полотенцем досуха, брызнул одеколоном и поморщился от легкой боли. Плотно позавтракал. Налил молока котенку, пощекотал его за ушами. Вышел из дому и не спеша зашагал на службу знакомым маршрутом, как ходил каждый день вот уже много лет…

МОЙ ДРУГ СЕНЬКА

УСЫНОВЛЕНИЕ

Щенок лежал в траве у забора и отчаянно скулил. Был он еще совсем маленьким, слепым и беспомощным и возбуждал такую жалость, что мы с сыном Игорем, не колеблясь ни минуты, понесли его домой. Коричневая короткая шерстка, очевидно, грела еще плохо, и щенок сильно дрожал. Но на руках быстро пригрелся, засопел крошечным носом и затих.

Дома Игорь соорудил щенку ужин – подогрел молока, налил в блюдце. Но он еще не мог самостоятельно есть. Слабые лапки плохо держали, и щенок ползал на брюхе возле блюдца, тыкался незрячей мордашкой в пол и плакал:

– Ой-ой! Ой-о-ой!

Выходило это у него так тонко, так слезно, что даже кошка оставила своих котят на коврике у печки и с любопытством уставилась на плаксу. Потом стала осторожно красться к нему, усиленно нюхая воздух.

– Это еще что за чудо? – говорил весь ее вид. – И чего он так пищит? И вдруг грозно выгнула спину, встопорщила шерсть, зашипела, но, сообразив, что в щенке и собачьего-то всего один запах, брезгливо фыркнула:

– Фу! Не собака, а так себе… – и принялась лакать из блюдца молоко, которое мы налили щенку. Делала она это не спеша, аккуратно, с достоинством.

Щенок на мгновение замер, прислушиваясь. Потом пополз к кошке, отчаянно взвизгивая:

– Ой-ой-ой-ой!

Кошка, перестав есть, вновь встопорщила шерсть и зашипела сердито:

– Не подходи!

Щенок продолжал ползти. Кошка подняла лапу для удара, но передумала и поспешила к себе на коврик, всем своим видом показывая:

– А, неохота связываться… – и улеглась на своем месте. Котята тут же кинулись к ней, подняв радостный писк. Щенок пополз на этот звук. Он перестал скулить и двигался медленно, неслышно. Кошка, не чуя опасности, дремотно закрыла глаза и замурлыкала:

– Мур-мур. Ешьте, детки, молоко… Котята и так старались изо всех сил.

Щенок подполз ближе. Вот он уже совсем рядом. Замер на мгновение, очевидно, поточнее определяя направление, и ткнулся в кошачий бок. Кошка открыла глаза и вскочила, как подкинутая пружиной. Котята недовольно запищали:

– Где мама? Где мама?

Щенок молчал. Кошка обнюхала его, грозно подняв лапу. Щенок лежал неподвижно, словно забытая детьми игрушка. Но кошка не спускала с него настороженных глаз:

– Это еще что такое?! Что ему здесь нужно?

Щенок молчал и не шевелился. Зато котята полезли к матери, требуя молока. Кошка неохотно улеглась. Котята радостно затеребили ее. Чуть двинулся и щенок. Кошка хотела было подняться, но котята не дали. Щенок еще подвинулся. Кошка предупреждающе зашипела:

– Пш-шел! Куда? Ну-ка назад! – но щенок уже нашел свободный сосок и припал к нему.

Кошка, повернув голову, брезгливо обнюхала его, фыркнула и, наконец, стала осторожно, чтобы не потревожить котят, слизывать со шкурки щенка ненавистный ей собачий запах.

Так щенок, которого Игорь потом назвал Сенькой, обрел мать, а наша кошка приемного сына.

СЕНЬКА РАСТЕТ

Сенькин день начинается рано. Только солнышко заглянет в окошко, Сенька просыпается, потягивается, зевает и, вдруг что-то вспомнив, стремительно выкатывается на кухню. Останавливается в раздумье: что раньше сделать? Поколебавшись мгновение, мчится к входной двери. Если она открыта – переваливается через порог, выбегает на крыльцо. А если дверь закрыта, то еще лучше, далеко не бегать. Он тут же присаживается и с самым невинным видом делает лужу. Потом, очень довольный, отправляется искать еду. Бывает, он находит ее сразу и наедается так, что живот раздувается, как мячик. Тогда Сенька довольно кряхтит и, еле передвигая лапы, тащит туго набитый живот на коврик. Бесцеремонно расталкивает еще спя-щих котят, своих молочных братьев и сестер, укладывается по-середине и засыпает.

Через час-полтора Сенька просыпается. Потягивается. Зевает. Вскакивает. Катится к входной двери. И все повторяется – опять лужа, опять поиски пищи… Иногда поиски пищи затягиваются. Тогда Сенька начинает нервничать. Он катится в одну комнату, в другую… И, наконец, сообразив, что так можно остаться голод-ным, поднимает отчаянный крик:

– Ай-яй-яй-яй! – кричит он. – Не дают мне есть. Ай-яй-яй! Умираю с голода. Умира-а-а-ю-ю.

На его крик спешит кошка. Она готова броситься на любого, кто посмеет обидеть ее приемыша. Выяснив причину шума, ложится и кормит Сеньку своим молоком. На несколько минут становится тихо. Но кошкиного молока Сеньке явно не хватает. Он только раздразнил аппетит.

– Ай-яй-яй-яй! – еще горше плачет Сенька. – Совсем уми-раю-ю! Кошка лижет его, успокаивает, но Сеньке сейчас не до нежностей.

– Ай-яй-яй! Ой-ей-ей! Умираю-ю-ю-ю-ю!

Кошка начинает волноваться, тщательно обнюхивает Сеньку и, видимо, убедившись в близости голодной смерти своего любимца, тоже начинает кричать:

– Мяу! Мяу! Накормите же его! Мяу! Мяу! Он уже почти не дышит! Мяу!

Котята сбегаются на крик матери, сначала таращат глаза, а затем нет-нет, да и вставят свои тоненькие голоса: Мя! Мя! Умирает Сенька! Умирает братец! Воодушевленный поддержкой родни, Сенька начинает выть:

– У-у-у-у-у! У-у-умираю-ю-ю-ю-у-у-у! Получается отличный концерт:

– Ай-яй! Мяу-у-у-! У-у-у! Мя! Мя! Ой-ей!

Первым не выдерживает Игорь – достает банку с молоком. Сразу же наступает тишина. Сенька настораживается и катится к тарелке. А шустрые котята уже здесь. Но ведь умирает с голода только один Сенька?! Поэтому он расталкивает их и принимается торопливо лакать. От жадности захлебывается, кашляет, но не останавливается, пока тарелка не приобретает первоначальный блеск. Покончив с едой, Сенька блаженно жмурит глаза, облизывается и ползет на свое место. Укладывается поудобнее и закрывает глаза.

Теперь можно покормить и котят. Но только раздается звук льющегося молока, как Сенька уже тут как тут. Отталкивает котят от тарелки и снова принимается лакать. Остановится, отдохнет и опять…

Закрываем обжору в другой комнате. Котята едят медленно, нехотя, видно, что не голодны, и часто поднимают головы, при-слушиваясь к истошным Сенькиным воплям за дверью.

– Ой-ей-ей! Ой-ей-ей-ей! – орет он. – Обманули! Не накормили! Ой! Ой-ей-ей-ей! Умираю!

Ел Сенька так много, что мы часто беспокоились за его желудок. И беспокоились напрасно. Сенька рос быстро, хотя и был очень толстым.

Игорь души в нем не чаял. Да и я, признаться, тоже.

НУ И ШУТКИ!

Я заехал домой пообедать. Оставил машину у ворот и вошел во двор. Игорь и несколько соседских мальчишек играли с Сенькой. Они таскали его на руках, как куклу, как какой-то неодушевленный предмет, клали на спину, а тот только таращил глаза, кряхтел и никак не мог перевернуться на живот. Уж очень был толстый. Я прикрикнул на мальчишек:

– Неужели вам не надоело его тискать?! Отпустите сейчас же! Это все-таки собака, а не кошка…

Мальчишки послушались, но попросили разрешения посидеть в машине.

– Сидите, не жалко.

Пообедав, вышел на улицу. Ни мальчишек, ни Сеньки. Умчались куда-то. Открыл дверцу. Сел. Завел мотор. И вдруг чувствую, что сижу на чем-то мокром.

Это еще что такое? Выскочил из машины. Пощупал сиденье – чехол мокрый. Брюки мои, конечно, тоже… «Это все мальчишки! Пролили что-то и вместо того, чтобы сказать, испугались и дали деру», – догадался я, щупая другие сиденья. С ними все было в порядке. «Погодите, вернусь с работы, разберусь…» – мысленно пригрозил я мальчишкам, переоделся и уехал.

Окончил работу, подхожу к машине, открываю дверцу – на моем сиденье лужа!

– Что за напасть?! Что за глупые шутки?! – Я был зол и растерян.

Значит, на мальчишек я грешил зря? Значит, они не виноваты? А кто же тогда? Я терялся в догадках, но за тряпку пришлось браться снова.

Подъехал к дому – сын в слезах. Еще не легче!

– Что случилось?

– Сеньку украли-и-и-и! – горько всхлипывая, тянет Игорь.

– Как украли? Когда ты его в последний раз видел?

– Ты обедать приезжал, а потом… Мы ушли на речку…

– Может быть, он на речке?…

– Мы его не бра-а-а-ли-и-и-и!… И тут я начал догадываться:

– А не оставил ли ты Сеньку в машине?

– Когда?! Ага… Правда. Меня позвали… мы с мальчишками…

– «Позвали»! «Мальчишками…» – передразнил я Игоря в сердцах. – Ну-ка, посмотрим.

И точно, под передним сиденьем сладко спал Сенька, тоненько посвистывая коричневым носом.

– Теперь понятно, откуда на сиденье лужи. Но как он мог забраться на него? Ведь высоко… – удивился я.

Мы разбудили Сеньку. Он потянулся, завилял хвостом, влез между передними сиденьями, где был выступ, а уже оттуда…

– Видишь, папа, какой он умный, – восхитился Игорь.

– Ты посмотри, что твой умник делает?! Убирай его! Быстрее! Но было поздно. На сиденье снова поблескивала лужа.

– Чтобы я больше никогда не видел этого паршивого щенка в машине. Никогда!

Тогда я считал свой приговор окончательным, не зная, что через месяц этот толстый коричневый щенок залезет в машину тайком, а вылезет полноправным хозяином. И до конца своей жизни будет моим верным спутником и другом.

ПУШОК

Сенька, выкормленный кошкой, сохранил привязанность и к своим молочным братьям – котятам. Целыми днями он играл с ними, звонко лаял, и тогда котята, как по команде, выгибали дугой спины и удивленно таращили глаза:

– Как это у него получается? Как он может лаять?

Они свыклись с Сенькой и, очевидно, считали его тоже котенком.

Время шло. Котята росли. И постепенно знакомые разобрали наших питомцев. Остался один, белый с желтым – Пушок. С ним Сенька особенно дружил. Они даже спали вместе.

С утра и до позднего вечера Сенька и Пушок бегали друг за дружкой. Играли они всегда шумно, весело. Пушок, выбрав момент, прятался за дверью. Сенька замечал исчезновение котенка сразу же и начинал искать. В квартире не так уж много потайных уголков, и он быстро обнаруживал Пушка. Но, приблизившись, вдруг делал вид, что никак не может найти, и проходил мимо, тоненько взлаивая:

– Гав-гав! Где ты? Где ты?

Котенок молчал, притаившись. Сенька ленивой трусцой делал круг по комнате. Пушок весь подбирался, сжимался в комочек, готовясь к прыжку. И как только Сенька приближался, стремительно выскакивал из своего укрытия и, забавно фыркая, легко ударял его лапой.

– Вот я! Вот я! – и бросался наутек.

Сенька, взвизгивая от восторга, – за ним. И пошла кутерьма… Звенит посуда, падают стулья, визг, лай, фырканье… и это только начало игры, а что будет дальше?… Приходилось вмешиваться. Стоило войти в комнату, как моментально становилось тихо. Сенька и Пушок замирали на месте, озорно блестя глазами:

– Разве можно так?! – журил я их. – Всю посуду побьете. Вот погодите, придет хозяйка, она вас… Ну-ка, подойдите ко мне!

Сенька, запыхавшийся, с высунутым розовым языком подбегал, ласкаясь.

– Гав-гав! Давай с нами! – приглашал он.

Пушок подходил неохотно, недовольный тем, что игра прервалась. Но стоило мне отойти, как все начиналось сызнова. Ни Сенька, ни Пушок ни минуты не могли посидеть на месте.

Однажды Пушок увязался за Сенькой на улицу. Он уселся у ворот на бревне и с интересом наблюдал за открывшимся перед ним огромным миром. Он был так заинтересован новым, еще не виданным, что даже не обратил внимания на пробегавшего мимо Сеньку. Сеньку это удивило страшно. Он тут же вернулся, припал грудью к земле и залаял призывно:

– Гав-гав! Давай играть?!

Пушок даже ухом не повел. Сенька долго лаял то игриво, то сердито – ничего не помогало. Тогда он ухватил котенка за пушистый хвост и потащил с бревна. Но Пушок крепко зацепился за бревно острыми когтями, вздыбил шерсть и закричал:

– Мяу! Отпусти сейчас же!

Никогда Пушок не кричал на своего друга так сердито и громко.

И Сенька уступил. Он отошел в сторонку, присел и посмотрел на Пушка удивленно и растерянно, потом заскочил на бревно, схватил его за шиворот, как носит котят кошка-мать, и потащил во двор.

После этого случая Пушок часто старался улизнуть на улицу, но Сенька был настороже. Только котенок высовывал свой нос за ворота, как Сенька хватал его и тащил обратно. И для Пушка, и для Сеньки это превратилось в своеобразную игру.

Как-то раз мы взяли Сеньку с собой на рыбалку с ночевкой, а когда вернулись – узнали, что Пушок пропал. Наша соседка видела его через три дома у магазина. Скорее всего, он пошел разыскивать своего друга Сеньку и заблудился. А может быть, его украли?

Мы очень переживали исчезновение котенка. А Сенька особенно. Он сбился с ног в поисках своего друга. Перестал есть и даже на свою любимую ливерную колбасу смотрел с отвращением.

Я гладил Сеньку, называл ласковыми именами, но он лежал недвижимо и только чуть-чуть шевелил хвостом. Глаза у него были грустные-прегрустные. Мы вызвали врача, и он, узнав причину болезни, сказал строго:

– Тоскует собака. Найдите ему друга. Без друга даже собаки чувствуют себя очень плохо.

СЕНЬКА УЧИТСЯ РЫЧАТЬ

После исчезновения Пушка Сенька долго болел, и даже когда выздоровел, ходил по двору печальный, уныло опустив хвост. Он уже здорово подрос и превратился в потешного маленького пса. Коричневая шерсть его была очень густа, поэтому не свисала, как у большинства собак, а, словно плюш, равномерно покрывала все тело. Он был весь коричневый, от носа до хвоста. Коричневыми были и глаза, и даже пуговка носа. Он не был породистым. Но если бы проводились выставки дворняжек, как проводятся выставки служебных, охотничьих и декоративных собак, я уверен, что жюри обязательно присудило бы Сеньке какую-нибудь медаль или на крайний случай диплом. Ростом всего тридцать сантиметров, он и не обещал вырасти больше. И до того был похож на магазинного плюшевого медвежонка, что все мальчишки и девчонки нашей улицы звали его Мишкой, брали на руки и таскались с ним, как с игрушкой. Я не препятствовал, надеясь, что хоть это разгонит его печаль о потерянном друге.

Сенька рос незлобивым, ласковым. Я ни разу не слышал, чтобы он злился или рычал. Можно было подумать, что у него нет голоса. Но ведь он скулил по ночам, в играх с Пушком даже лаял… Правда, когда ему здорово досаждали девчонки пеленками, он еще и кряхтел смешно так:

– Ух! Ух! Ух!

Ходил он медленно, вперевалочку, бегал же только тогда, когда пытался скрыться от изрядно надоевшей ему ребятни. Но ребятня ловила его, пихала в пасть всякие лакомства и тащила играть. Избавиться от них не было никакой возможности. И тогда Сенька стал прятаться в соседском огороде. Ребятишки хоть и видели его, но достать не могли, опасаясь сердитой хозяйки. Хозяйка, крикливая, злая женщина, мирилась с Сенькой, очевидно, потому, что тот ходил только по тропочкам, не наступая на грядки и пока не давал повода к ссоре. Но этот мир продолжался недолго.

У соседки водились куры, которых она выпускала в огород только поздней осенью, когда все с грядок было убрано. Поэтому Сенька ни видеть, ни знать их не мог.

И вот однажды, по какой причине неизвестно, куры, целых шесть штук, под предводительством горластого черно-красного петуха прорвались в огород и кинулись на поспевающие помидоры. Единственным свидетелем этого разбоя был Сенька – он дремал на тропке между грядок. Вдруг перед ним возникло что-то большое, яркое, с громким голосом, на звук которого прибежало еще шесть незнакомцев, только белых.

– Кто, кто-кто такой? – грозно прокричал черно-красный и, распустив крылья, придвинулся к Сеньке вплотную.

Сенька испуганно вскочил и, наверное, хотел ответить на вопрос, но черно-красный, не дожидаясь ответа, пребольно клюнул щенка в нос. Тот отчаянно взвизгнул и бросился к спасительной дыре в заборе. Но то ли с испугу, то ли от боли проскочил мимо и заметался в углу, тщетно ища спасения. Поведение Сеньки и внимание кур придало петуху смелости. Он оглушительно захлопал крыльями и звонко прокричал:

– Ку-ка-реку-у-у! Бей его! – и бросился в атаку.

От второго удара Сенька увернулся, но третий пришелся по спине. В отчаянии щенок попытался проскочить у своего преследователя между ног, но, не рассчитав… столкнулся с петухом.

– Ко-о! – испуганно ахнули куры.

– Кудах! – заорал петух.

Куры шарахнулись в сторону, и бедный щенок очутился между двух огней. Петух уже оправился от испуга и вновь распустил крылья, стараясь достать Сеньку клювом. Выхода не было. Сенька сжался в комочек, припал к земле и предостерегающе зарычал:

– Гр-рр! Не трогай!

Но, уверенный в себе, петух не придал этому значения. Тогда Сенька отважно бросился на него и вцепился в разноцветные перья. Петух рванулся в сторону, таща на себе щенка.

– Кудах! Кудах! Кудах! Убивают! Спасите! – вопил он, мчась по грядкам и сшибая помидоры.

Сенька не удержался, отцепился и покатился по земле, но тут же вскочил и, выплевывая перья, бросился вдогонку. Куры подняли ужасный крик.

– Кудах! Кудах! Кудах! Убивают! Убивают! Убивают! Петух дико вскрикивал на бегу:

– Ку! Ку! Да-а-ах! Разбой! Сенька азартно лаял:

– Гав-гав-гав! Лови его! Держи его!

На этот невообразимый шум выскочила соседка и быстро положила конец сражению. Суматошно галдящие куры и перепуганный до смерти петух были водворены в курятник, в Сеньку полетела палка, от которой он благополучно увернулся, и, не дожидаясь повторного броска, нырнул в дыру забора.

Разъяренная соседка прибежала ко мне жаловаться. Но Сенька своевременно запрятался под крыльцо и благоразумно молчал.

После этого случая Сенька не переставал лазать в соседский огород, но стоило во дворе появиться хозяйке, как он начинал рычать. А кур с той поры так просто терпеть не мог и, как только видел их, сразу же бросался в атаку.

НА ОЗЕРЕ

Мы собирались с Игорем на рыбалку. Укладывали в машину палатку, лодки, удочки… Сенька крутился возле нас и то и дело залазил в машину, откуда я его быстренько и не слишком вежливо выпроваживал.

– Пап, возьмем Сеньку, – несмело заикнулся Игорь.

– Что-о-о?! – возмутился я. – Чтобы он делал в машине лужи?! Нет! Слишком свежа была память о той злой шутке, что сыграл со мной этот неправдоподобно толстый щенок.

– Я же сказал, никогда он не будет в машине. Ни-ког-да! Поехали. Выехали за город. Свернули на проселочную дорогу. К нашему несчастью после недавних дождей по ней прошли трактора и наворочали таких колдобин, что пришлось ехать медленно. И все равно трясло сильно. Мы измучились, пока, наконец, не повернули к озеру по гладкой луговой дорожке.