Текст книги "Месть за обман"

Автор книги: Владимир Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава шестая.

Третью гору называли мальчики «Ермакова». В первое утро на новом месте Иван проснулся, разбуженный взрывами. Не испугался, но подумал, что началась бомбёжка. А это взрывали гору. Взрывали постоянно в одно и тоже время. Требовалось много строительного материала для фундаментов растущего города. Ермакова гора уменьшалась с каждым годом. Теперь её нет. Она отдала себя, легла в фундаменты домов нашего города.

Друзья часто уходили в старые песчаные и глиняные карьеры, рыли в снегу пещеры, жарили на огне костра мясо, а свежую селёдку иногда ели сырой, макая в соль, представляя себя при этом путешественниками, исследователями Арктики или Антарктиды.

Экзамены друзья сдали легко. Преподаватели волновались за них больше, чем они. Родительский комитет постановил, чтобы подростки ходили в столовую интерната. Иван отказался. Гриванев поддержал товарища. Им приказали придти в столовую и получить сухой паёк.

– Это милостыня – сказал Иван. – Не пойду.

– Это от государства. Мама моя на пенсии. Работала в колхозе, получает копейки. Твоя мама тоже не высокие заработки имеет. Мы не нищие. Это государственная помощь. Нужно получить, что дают.

Иван понимал, что пособие назначает родительский комитет тем, кто живёт плохо, чьи родители не в состоянии обеспечить своего ребёнка сносными условиями жизни. Ему было стыдно нести по улице сетку с банками тушёнки и сгущенного молока. Казалось, все проходящие смотрят на него, догадываясь, какие чувства рвут его сердце.

Он решил, что его дети никогда не будут получать ни от кого подачек. Ни от государства, ни от родительского комитета. Он должен вырасти, и получить диплом об окончании института или техникума, чтобы не жить в раздевалке, не ругаться с начальством, которое не уважает тебя, как оно не уважает мать. …Он должен получить это проклятое образование. Не смотря ни на что, добьётся своего. Будет упорно работать, пойдёт к своей цели сегодня…

Вова копал погреб, натаскивал на потолок шлак, помогал печнику монтировать печи. Гриваневы спешили достроить дом из двух половин. В одной – будут жить Вова и его мама, а в другой – сестра с мужем. Иван помогал приятелю. Его учил сосед, как делать дом, как работать топором и долотом, запиливая «косую лапу», чтобы связывать между собой шпалы. Он помогал сверлить отверстия под шканты. Вова ничего этого не умел и не знал, но он учился, ведь помогать ему вполне мог муж сестры, но он был на работе, он пёк хлеб на заводе.

…Жизнь в сырой раздевалке, пахнущей спортивным потом и глиной новой печи, не всегда была интересной. Она была неприятной. На стройплощадку стайками шли дети и взрослые. Они привыкли брать всё, что лежит на улице, так как прежние сторожа не утруждали себя заботами приходить на работу в воскресение. Случалось, приторговывали пиломатериалом. Доски, брусья, цемент, уголь, бензин – тащили нагло днём. На крики нового охранника не обращали внимания.

…Бабкиной дали новые деньги, и она купила новое одноствольное ружьё. «Это психологическое оружие». – Сказал мастер. …Его никто не боялся, и на глазах сторожа, схватив доску, дети бежали через пустырь, к посёлку Октябрьский. Угнаться за проказниками невозможно. Дети частенько отбегали, снимали брючки и, хлопая себя по разным голым местам, кривлялись, самозабвенно пели оскорбительные частушки. Кто так их воспитал, почему дети не уважают женщину-сторожа?

Дядьки, живущие по соседству, смеялись в лицо сторожу и твердили, что сынок может сломать себе ногу или руку, идя из магазина; на него могут напасть пьяные хулиганы и сделать инвалидом. …Обещали поджечь, если не перестанет гонять детей со стройки, не давая досок и обрезков на топку. Бывшему старшему краснофлотцу военно-морских сил Тихоокеанского флота, – это не нравилось. Анна попросила денег на покупку патронов. Ей отказали. «Нельзя!» Пришлось идти на нарушение и покупать папковые патроны на свои деньги.

Люди не понимали сторожиху. Они хотели, чтобы всё было, как раньше. Пришёл на стройку, увидел нужный брусок, понёс домой. А это странная тётка пытается их усовестить, не разрешает брать и не продаёт пиломатериал. Другие сторожа продавали, разрешали. С ними было легко договориться. Огромный завод не беднел, потеряв несколько брусков или плах. А новенькая сторожиха беспокоилась за большой завод, как за свой. Глупая баба…

После первых выстрелов на стройку стали ходить только ночью. Иван стрелял вверх, завидев крадущиеся фигуры. Понемногу любители лёгкой поживы успокоились, поняв, что не стоит отправляться за досками, где стреляют при первом появлении на территории объекта.

Приехала бабушка. Вздохнув, предложила вскопать пустые углы хоккейной коробки и посадить огурцы и помидоры, морковь и картофель. Выбирал Иван обломки кирпичей, куски бетона, бросал через забор. Неподалёку стояла на пустыре огромная школа. Три этажа. Большие раскрытые окна сверкали на солнце, пускали не зайчиков; потоки отражённого радостного света били в стены домиков улицы, которую должны были вот-вот снести. За школой влево образовались, как воронки от взрывов, большие котлованы, из которых вырастут будущие здания.

Иван знал, что квартиру им не дадут. Маму даже не поставили в очередь. Ей сказали, что семейным не хватает жилья. А она только приехала. Какая семья? Если у женщины один ребёнок. Кто она? Сторож. Был бы у неё хоть один орден. Какие-то ученые степени или звания. Много таких. Многие рабочие с женами и ребятишками всё ещё ютятся в коммуналках. Комбинат и другие большие заводы имели строительные цеха. Строится быстро наш город. Сметаются старые домики, как метёлкой. Круглые сутки ведётся монтаж панельных домов. Ночами всполохи электросварки рвут на куски густую темноту, прожекторы на двигающихся стрелах башенных кранов без перерывов двигаются до утра по замысловатым траекториям. Днём устанавливаются панели друг на друга, а квартир не хватает. Иван помнит, как уговаривал маму учиться в вечерней школе. Она послушала его. Даже училась в десятом классе, но не долго. Ей было скучно читать учебники, а потом вечером идти в школу. «Мама, учись, – уговаривал – буду всё делать дома, но не бросай школу». У мамы тогда начались трения с местными властями. Требовали, чтобы нарушила закон, выдала фальшивую справку о трудовом стаже начальнику, уходящему на пенсию, добавив несуществующие трудовые месяцы. Она не посмела этого сделать. Документов и свидетелей, подтверждающих стаж, не было. Её вызывали, воспитывали и приказали уволиться. «Что ты упорствуешь? Приписать три месяца – это пустяк. Другие напишут и десять. Что ты из себя представляешь?»

Она уволилась. Не могла кривить совестью, не могла врать. Упорно сопротивлялась. Так воспитали родители, так жила с детства. Думала, проверяют. Не проверяли. Заступиться было некому.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ.

Девочка-принцесса. Без адреса. Скандал

Глава первая.

Иван два раза приходил в школу, узнавал, когда можно сдать документы. Ему отвечали, что через день, когда установят мебель. Он пришёл, и увидел огромную очередь. Оказалось – это последний день приёма документов. Он никогда бы не попал в эту чудесную школу, если бы ни девочка с волнистыми соломенными волосами. Она стояла у двери учительской и призывно махала. Иван пришибленно стоял посередине вестибюля и не знал, что делать. Кафельный пол был уже без полос извести.

Никогда не видел такую симпатичную принцессу-девочку. Она не могла его знать. Но сказочная фея в белом передничке приглашала его, именно его. Она ошиблась? Скорей всего… Зачем тогда машет своей доброй рукой?

Светловолосая принцесса стояла среди взрослых тёток, которые держали папки с документами, а у некоторых были в руках ладошки больших и малых детей, которые обязательно должны поступить в эту школу-дворец.

– Где ты ходишь? – громко накинулась она. – Очередь подходит. Купил контурные карты? – девушка так была заботлива, что он, ошалев от отчаянного её напора, безропотно встал впереди. Ощущая запах духов и её дыхание, замер от трепетного предчувствия какого-то радостного события. За стёклами очков были грустные не серые, но и не синие глаза. Иван был так ей благодарен, что ничего не мог сказать подходящего по поводу этого события. Слова раскатились, как круглые конфеты драже по полу. Иван представил её губы, аккуратный носик. Оглянулся. Да. Девушка мила и даже очень привлекательна. Она ему нравится. Будет думать о ней, и радостно рассматривать при встречах милую, строгую фигурку.

…Это очень просто полюбить человека. Нужно только понять, как он дорог тебе. Важно, захотеть, и тогда придёт день, когда сердце будет падать и сладко кувыркаться при виде принцессы. Захочется видеть, обрамлённое бело-жёлтыми волосами, удивительное и желанное лицо, видеть постоянно, каждый час, слышать музыку её голоса, так как в мире не будет ничего и никого прекраснее её -необыкновенной девочки, которая стала великим чудом на этой планете. Из глубины веков двигались две ниточки навстречу друг другу. Ихние родственники воевали, жили, оставляя потомство, чтобы они могли встретиться и, возможно, соединившись, продолжить веточку древа жизни.

Пройдут тысячи дней и много лет, а её образ, придуманный и дорисованный воображением, не сотрётся из памяти, не потеряется по дороге жизни. Она будет всегда юна, обаятельно-желанна. Ведь достаточно прикоснуться к её руке, чтобы стать счастливым на день, на месяц, на всю чудесную жизнь. …И ничего, что вдруг полюбит другого мальчика, другого мужчину, выйдет, может быть, за него замуж, потому что так распорядится судьба. Тогда захочется, чтобы она была счастлива с ним, потому что он, как подумается, достойней тебя, лучше и нужней. Всю короткую быструю жизнь будешь только желать одного, чтобы ей было уютно в этом городе, радостно и счастливо жить в этой жизни.

…Ожидая нового дня, как праздника, а он будет таким расчудесным, когда беловолосая девушка войдёт в класс, и сядет на своё место, и тогда глаза, как компасная стрелка, повернутся в её сторону.

Приняли у Ивана документы. С ним разговаривали быстро. Молодая особа спросила, чем увлекается, а вторая – постарше спросила, что читал. Иван ответил, что увлекается фотографией, рисованием, нравится переводить рассказы с английского.

– Что читаю? – Бабкин принялся перечислять авторов книг – Аркадий Гайдар, Короленко, Гоголь, Юрий Сотник, Лев Кассиль, Джек Лондон, Майн Рид, Марк Твен, Герберт Уэльс, Ефремов, Мартынов, Борис Полевой, Вальтер Скотт, Стивенсон, Жюль Верн. – Его остановили.

– А конкретнее. Что написал…Джек Лондон?

– «Белый клык». Рассказы о Смоке Белью, о золотой лихорадке, романы – «Джерри островитянин». «Майкл – брат Джерри». «Мартин Идеен».

– Все эти книги у вас дома? – удивилась учительница.

– Не все. В библиотеке беру. …И летом. Когда сюда собрались ехать…

– Такой учащийся подходит. Скажи свой адрес, назови имя, отчество родителей, номер телефона.

– …У нас нет адреса.

– Совсем? – удивилась молодая учительница, оттопырив алую нижнюю губку.

– Да. Почту приносят. Адреса нет.

– Как можно жить без адреса?

– Есть, -сообразил Иван. Хоккейная коробка находится в конце улицы. – Будет… – Хотел сказать, что живёт в раздевалке хоккейной коробки, но промолчал – Я – уточню.

Иван вышел из учительской. Беловолосая девушка улыбнулась, а он вдруг сказал:

– Ни пуха, ни пера.

Он, учащийся восьмого класса «Б», классный руководитель – Нона Павловна Белова. Линейка, первого сентября. Хотел увидеть Беловласку, и спросить, как у неё принимали собеседование. Бабкин заметил на спортивной площадке рослых парней. Они вкапывали футбольные ворота. «Посмотри, – попросил рыжий в спортивном трико. – Или подержи, сам стрельну». Иван взялся за столб, подравнял его. Два парня держали вторую штангу. Рыжий отбежал в сторону. Махнул рукой. Начали закапывать. Иван отошёл, подыскивая палку или кусок трубы, которым можно трамбовать землю.

– Молодец, – выговорил нараспев парень в бутсах. – Мы не сообразили, что нужно трамбовать. Дай мне.

Бабкин протянул большой кусок трубы. Парень несколько раз ударил, и с удивлением посмотрел на Ивана, который только что легко орудовал импровизированной трамбовкой.

– В десятом будешь? – спросил рыжий. – Яков Груль. …В восьмом? Сидел? …А в футбол, как?

– Играл в защите. На улице была команда. Наш тренер говорил: «Умри, а не пусти к воротам».

– Умирал? – усмехнулся парень в бутсах.

– Правильно. Такие должны быть защитники, – сказал Яков.

– Приду на тренировку. – Иван посмотрел на свои ботинки. Какой футбол? Нужны кеды. Кед у него нет. Ботинки нужно поберечь. Он взглянул в сторону многоступенчатого школьного крыльца. Беловолосая девушка-принцесса сбегала по ступеням. Иван взмахнул рукой, но она не заметила его жеста.

Глава вторая.

Иван и Сергей познакомятся в кабинете у нашего завуча. Их пригласят к ласковой тетке после общешкольной линейки. Но окажется, что ими займётся и сам директор. Невысокий симпатичный мужчина с каштановыми волнистыми волосами. Голова несколько великовата, а плечи узки. На круглом бледном лице возлежал большой нос, на узком подбородке тонкие продолговатые губы, концы которых едва приподняты к верху. А карие блестящие широкорасставленные глаза под сросшимися чёрными бровями круглы и выпуклы. Иван рассматривал это странное лицо, которое всё время чему-то удивляется, пытался понять, как он ведёт себя со своими ребятами. Помогает ли делать уроки, водит ли в зоосад…

Классная руководительница – миленькая, зеленоглазая Нона Павловна – станет их заталкивать во второй ряд, чтобы гости-строители и молчаливый директор не увидели двух бравых «запорожцев» в широченных голубых шароварах. Они несколько комичны, так как один – высокий, широкоплечий, а второй – маленький, невзрачный. Они могли выступать в цирке клоунами, а вот пришли на торжественную линейку. Все умненькие мальчики восьмого «Б» в аккуратных пиджачках, в новых курточках, в белых рубашках и при галстуках. У большинства – в руках букеты. А эти двое, похоже, сговорившись, вырядятся, как на бал-маскарад. «Трудные, – подумает, огорчаясь, Нона Павловна Белова. – Но они не хулиганы. Это ещё хуже. Они максималисты. В этом возрасте все бунтари. И помочь им нечем. Не станут слушать. У них свои характеры, собственные взгляды на эту суетливую жизнь. А помочь я должна. Я – педагог».

– Против чего протест, юные флибустьеры? – станет заботливо расспрашивать молодой симпатичный директор нашей, пахнущей краской, школы. – Тебе, что носить нечего? – обратится ласково с трогательным сочувствием Николай Николаевич Пшёнкин к Сергею Крохину и пригладит зачёсанные назад волнистые каштановые волосы. Его карие глаза будут источать такой поток любви и желания помочь детям, что Крохин вмиг почувствует расположение к этому милому человеку, который не возьмёт в толк, отчего мальчики пришли на праздничную линейку в шароварах.

– Есть, – ответит тихо Сергей, не понимая, что он натворил такого, отчего оказался приглашённым для воспитательной беседы в первый день открытия школы и учебного года. В той прежней школе можно было ходить даже в трико, никто не возражал. В этой школе не подходит простая одежда; изволь выглядеть, как все.

А где взять праздничные костюмы девочке и трём мальчишкам, если работает плотником лишь глава семьи Крохиных. Мама сшила старшим парням пиджаки и брюки, а дочке – девятикласснице купила форменное платье с белым передником.

– Насколько я понимаю, такие шаровары носили когда-то грузчики в портах. Биндюжники. Пиндосы. Контрабандисты. В шароварах прятали оружие, ворованное. Вот и у тебя, сколько карманов нашито? Ты и в той школе так на торжественные линейки ходил?

– Шаровары у них новые. Парадные, так сказать, – улыбалась завуч. – Кто идею подал? Покрой разный. Значит, сговора нет. Стечение обстоятельств. Мальчики впервые встретились… – похоже, – завуч – старенькая Вера Ильинична Мышлова продолжала беседу, которую они начали с директором до прихода странных учеников.

– А я думаю, что это неспроста, – отчеканил директор, линейкой постукивая по коричневому сукну на крышке большого нового письменного стола. – В других классах подобного нет. Во всей школе таких выходок нет. Будем считать – это пустое совпадение и недоразумение. На следующей линейке, полагаем, не случится ничего подобного. Расскажи, как это вышло?

– Мама в отпуске, тётя мне сшила брюки по моим эскизам, – говорил Иван директору и завучу, которым было очень интересно узнать, отчего это два ученика оказались не похожими на других детей, они отличались от учащихся всей школы. – Старые брюки стали малы.

Он передумал, а хотел рассказать о том, что живут в раздевалке хоккейной коробки у строящегося стадиона, недалеко от школы, а раньше жили во времянке у знакомых; …мама училась в педучилище, добровольно ушла на фронт; она была в морской авиации, получила травму; несколько лет работала учительницей, в библиотеке, была заведующей паспортным столом в милиции, заведовала архивом; здесь не может найти свою прежнюю работу. Нас не прописывали, так как у неё не было работы; работу не давали, так как не было прописки; она продавала мороженое; её приняли временно сторожем и гардеробщиком в обком партии; в прошлом году дальние родственники подсказали ей, что нужен сторож на стройку; она работала через день; ей дали раздевалку, где мы могли бы жить; она сама сложила большую печь; но в одной комнате сделали склад; мы живём в маленькой комнате; временно; приедет бабушка, поможет с жильём, но промолчал. Зачем им знать, как он живёт и в каких условиях.

…Мальчики обиженно вышли из кабинетика завуча, посмотрели внимательно друг на друга и отправились по лестнице на второй этаж, где у них места за партами в большой комнате, среди сорока празднично одетых мальчиков и девочек.

Так познакомились.

Только они пришли на праздник в шароварах, только они не имели возможности носить пиджачок и брюки со стрелками. Весь мир встал против них. Они должны были объединиться. Они не как все, они другие.

Придёт время и докажут этому миру парадных костюмчиков и белых рубашек, что они самые умные и самые… Мир ещё будет восторгаться и рукоплескать им, потому что они не как все. Каких бы усилий это им не стоило, но они добьются своего. Иначе нельзя жить. Они ещё не знали этого, не понимали, что встали на свой особый путь.

Навстречу важно шагали четыре больших паренька. Они скривили побритые к линейке юношеские лица, рассматривая идущих снизу, но вверх.

– Выступили, нигилисты? – с осуждением и насмешливо сказал белоголовый крепыш-спортсмен, с которым Иван ставил футбольные ворота.

– Молодцы. Бой стилягам? Так? Получили от зауча втык? – радушно улыбался Яков Груль. – бойтесь директора. Мы его знаем.

– Теперь вы в чёрном списке. Вытурит с треском, и ни в какую школу не возьмут? – сказал озабоченно вихрастый юноша с глобусом в руке. – У него связи. Даже в тридцать вторую не попадёте. Сочувствуем… Ничего никому не докажете. Тут лучше не высовываться…

Иван понял, что ходить в шароварах в этой школе считается неприличным. С одной стороны он этого добивался, хотел, чтобы его заметили, поняли маленький протест. Один пошёл против всех. Мама предлагала купить костюм, но отказался. За чтобы она его купила? Все деньги тратит на питание. Он не будет, как все. …Поэтому наденет шаровары. Пусть это не нравится директору и завучу.

Ванюшка давно мечтал носить настоящие шаровары. На вокзале увидел в прошлом году невысокого парня в жилетке бархатной, в чёрной рубашке со множеством белых пуговиц. Воротничок стоячий, как у гимнастёрки. Карманчики отделаны белыми тонкими полосками. У шаровар широкий пояс, на нём карманчик на замочке-молнии, из которого парень доставал большие блестящие с крышкой часы на цепочке.

В то время у нас в городе уже носили узкие брюки; стиляги одевались крикливо, ярко. Этот парень имел уверенный и независимый вид. Он был не как все. К нему подходили подозрительные личности, что-то говорили, смеялись, садились курить. Но молодой человек не курил.

Ивану показалось, что если у него будут такие брючищи с карманами на молниях, тоже обретёт твёрдость характера и независимый вид. Иван никогда не видел подобных роскошных брюк серо-стального цвета. При каждом шаге они переливались, вызывая у него восхищение. Вот он человек, чихающий на стильную моду. Он ходит в том, в чём ему хочется. До начала учебного года был месяц. Мама уехала к сестре занять денег на домик.

Он присмотрел материал на брюки. На шёлк не хватило денег. Пришлось покупать сатин. Деньги у него были. Он с Вовкой Гриваневым работал летом в бригаде разбитных женщин. Копали длинную траншею; к детскому саду подводили воду. Им отмерили участок – двадцать метров. Они рыли. С утра и до темна. Женщины часто перекуривали, ходили за пирожками. Иногда посылали их. Женщины уходили домой, а мальчишки продолжали работать.

Дядина жена получила ткань, замочки и рисунок брюк.

– На физкультуру? – удивилась она. – Очень широкие шаровары получатся. …Как хочешь.

Брюки она сшила, хотя зачем-то нервничала по поводу широкого пояса с карманчиком. Часов у Ивана не было. В карманчике у него, складной нож и ключ от двери. Чёрную рубашку с длинными обшлагами на пятью пуговицах и со стоячим воротом тётя не то чтобы не успела сшить, а просто тянула время, говоря, что не успеет к первому сентября. Обыкновенная рубаха, только с карманами на груди, как у «вельветки». Он объяснял, а она не понимала, зачем белые кантики на воротничке, на обшлагах. Пришлось Ивану идти в школу в жёлтой спортивной рубашке. Он надел её в последнюю минуту. Если бы тётя не прожгла утюгом накануне белую. Он решился. Пусть говорят. Пусть дразнят. Красный шёлковый галстук постарался не забыть.

Рубашку, в которой отправился в школу на занятия во второй день, подарила бабушкой. Она была расшита синими узорами на груди и на рукавах. Когда утром вошёл в класс, ожидал услышать насмешки, но его просто не заметили. Иван видел только глаза. Одни смотрели с восхищением, другие сочувствующе-иронично, были такие глаза, которые его жалели. Беловолосая знакомая одна сидела за первой партой. Большинство подростков не знали друг друга. Но были и такие, которые сразу сблизились, объединились, как они с Сергеем. У них были общие знакомые. Они угощали друг друга какими-то таблетками.

Классная руководительница сделала перекличку. Принялась записывать адреса, имена и отчества родителей. Только у него не было адреса. Иван забыл уточнить его. Но мамы не было дома. Никто не смеялся, не шептался. Подросткам было неинтересно даже слышать о каком-то ученике, который припёрся на занятия непонятно в чём – в синих шароварах, в белой, расшитой голубым орнаментом, рубахе, а теперь выяснилось, что у него и адреса нет. Он – ученик ниоткуда.

Нона не могла понять, как его приняли в новую школу, если у мамы нет нормального адреса, к тому же, учится неважно. Думала, что после беседы с директором мальчики придут в школу, как все, но ошиблась. Дети не хотели быть, как все. Это плохо.