Текст книги "Месть за обман"
Автор книги: Владимир Марченко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Владимир Марченко
Месть за обман
или ЗЕМНОЕ ТЯГОТЕНИЕ
Эскиз киноповести
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Шесть месяцев назад. Бытиё и сознание
Глава первая.
Ивана арестовали на четвёртом уроке. Он вышел из просторного тамбура, в котором утром стоят дежурные с красными повязками. Мужчина оказался рядом, начал застёгивать пуговицы нового тёмно-свинцового пальто с курчавым воротником. Вот резко потянул концы шарфа. Расправились мелкие зелёно-сине-белые клеточки. Обычно Иван, если не видит мама, бегает в школу без пальто, без шапки, но в тот день надел новую «москвичку» с множеством карманов.
Редкая снежная крупа бестолково сеялась на чистые бетонные ступени школьного крыльца, похожего на часть недостроенной минипирамиды. «За что арестован? – Припомнил события последних месяцев. – Не крал, не разбивал окон, сделал пистолет, но его никто не видел. И не дрался давно». Неопределённость давила. Был спокоен, не задавал вопросов, не закатывал истерик, что называется, не оказал сопротивления при задержании.
За дорогой, сворачивающей налево, к стройке стадиона, тонул в снегу высокий дощатый забор, не успевший «загореть» летом. За этим забором жалобно скрипят на тросах гирлянды жестяных абажуров. Доносятся нестройные голоса, отдельные выкрики, звуки ударов и щелчков. На хоккейной коробке тренировка. Видна часть поля, нервный в маске вратарь перед воротами, мечущиеся за шайбой игроки в цветастой форме. Рано утром сыпанул густой короткий буран, а к обеду потеплело. Иван в фиолетовом утреннем сумраке брёл в школу, а к хоккейной коробке протискивался трактор-бульдозер.
У незнакомца невыразительные, усталые, вдавленные в череп, серые глаза. Лицо не вызывало отчуждения, но почему-то не хотелось дерзить и сопротивляться. Если бы завтра увидел его, не узнал. Мужчина удивлён. Подросток не испугался, не просит отпустить, ничего не спрашивает, словно ждал его приезда. Это насторожило следователя…
По расчищенной дороге к стройке, переваливаясь, как утка, полз, ревя двигателем, заляпанный самосвал. Из кузова выплескивал тягучими лентами раствор. Он протаивал ямки в дорожном снегу. Об ажурную верхушку телевышки рвались дымные лохматые тучи. У колёс черно-коричневой «Волги» намело снежные барханчики. «Приехал давно, – подумал Иван. – Но зачем? Неужели директор поделился с органами тем, что сказал ученик? Из-за этого пустяка? …Тогда из-за чего? Возможно, хотят завербовать в агенты, дать задание. Нет. Ошибка. Разберутся. Всегда ли разбираются? …Сажать не за что. Ему пятнадцать лет. Правонарушений не совершал. Но за ним приехала не милиция. Тут что-то другое».
Иван несколько раз проанализировал все проступки. Их было немного. Пришлось дать разок нахалу, которому не понравились его валенки. Из-за этого привлекать по линии КГБ? Проступками нельзя назвать. Эти люди не занимаются пустяками. Может, кто-то из класса рассказал родителям, что случилось на уроке истории. …При чём тут история? …Тогда что?
Глава вторая.
Страха не было, но в душе свился холодный уж горького недоумения и чувств – незащищённости, досады и обиды. Не виноват, что живёт в сырой и затхлой раздевалке, что мама получает крохотную зарплату, хотя числится на двух работах. Каждый вечер, как только на стройке стихают стуки молотков и топоров, она отправляется в старой шубе с ружьём оберегать от воров государственную собственность. Она обходит объект, замечает, где валяются привезённые материалы, просит молодого мастера навести порядок. Мастер нехотя отрывается от больших сиреневых чертежей, приказывает плотникам подобрать разбросанный пиломатериал.
В сторожке-конторке – большая железная печь на кирпичах, столик с телефоном, грязные скамейки.
Рвут ночь прожекторы. Высвечивают высокую кирпичную стену в лесах. Это будут трибуны для футбольных болельщиков. Каждый вечер Иван наспех делает уроки. По проходу мимо дощатого бортика спешит к маме на объект, мимо разгорячённых болельщиков, тяжело дышащих запасных игроков. Кувалдой ломает на дрова старую опалубку, горбыли. Топором трудно перерубать толстые с гвоздями, с налипшими кусками бетона, доски. Сначала кувалда была очень тяжёлой, но через месяц с одного удара ломал горбыли и срезку.
Два месяца дощатая сторожка отапливалась электрическим нагревателем. Новый прораб запретил самодельный прибор, приказал установить печь. Засыпанные опилками тонкие стены избушки промерзают. Хотя Иван соорудил вокруг стен высокий снежный вал, печку нужно топить беспрерывно. На совмещённой наклонной кровле настелен лишь рубероид. Бабкина просила несколько раз привезти опилки, чтобы утеплить крышу, но прораб и мастер забывают просьбу охранницы.
Дров нужно на ночь много. Иван бродит по объекту, собирает строительный мусор. Однажды привезли сосновые чурки. Их хватило на неделю. Строители в обеденные перерывы уносили по несколько чурбаков домой. Привозят сырую срезку. Она трудно разгорается, но потом даёт много жара. Иван выбирает толстые палки.
Иногда работала ночная смена. Каменщики час-другой вырабатывали привезённый раствор, потом дружно выбрасывали его из ёмкости. Набивались в тесную конторку. Сушили рукавицы и валенки, одновременно курили. В такие минуты Бабкина забирала ружьё и отправлялась в комнатку. Бригадир нарезал колбасу и открывал бутылки с водкой. …Выходя, из конторки с двумя большими окнами, каменщики громко переговаривались. Под светом прожектора, яростно засыпали остывший раствор снегом и уходили под звуки ударов по шайбе, под свист болельщиков.
На хоккейной коробке, как на базаре, каждый день шумно. Утром чистят лёд мальчишки. Гремят спортивные марши. Вытаскивают из раздевалки змеящиеся шланги, начинают поливать лёд. К вечеру включат все яркие лампы в жестяных скрипящих абажурах. Пар осаживается на них изморозью. Значит, завтра матч. На освобождённых от снега трибунах встанут болельщики, будут орать, свистеть, пить вино и водку.
Глава третья.
В конторке после ухода ночной смены слоились стойкие запахи водки, чебуреков, подгорелых мокрых рукавиц и дыма папирос. Ароматные большие куски дорогой копчёной колбасы лежали на расстеленной газете, а в бутылке за телефоном немного прозрачной жидкости. Иван понимает, что это символ платы за то, чтобы сторож не рассказала утром мастеру о том, как выбрасывался в снег раствор. «Мастер не глупый, – думает Иван, – подсчитает выработку – объём кладки, естественно, знает, сколько уходит раствора на кубометр».
Иван стесняется, есть оставленную колбасу. Ему стыдно брать чужое. Если бы предложили, отказался. Глотает обжигающую жидкость. Даёт себе слово никогда не притрагиваться к подачкам. В такие минуты думает о своей жизни, считая, что она могла быть иной, если был в семье жил мужчина-отец. Приходилось с мамой таскать мешки с пшеницей для прокорма кур и гусей, сажать в степи картошку. …Но лучше бы с отцом. У них мог быть свой дом и большой огород. В сарае жили корова и телята, овцы и козы. С отцом Иван пилил бы дрова, а летом они срубили баню. Такую, как у Дергуновых. Иван не нянчился с соседским ребёнком. …За рубанок. Ножовку мама купила, а вот стамесок и долот в магазине нет. Они ему нужны. В школе на трудах он сделал табуретку. Хочет соорудить книжный шкаф. Книг много. Этажерка мала.
…После матчей Иван выбирает из снега «урожай». Пустые бутылки. На полученные деньги купил набор стамесок. В городских хозяйственных магазинах много разного инструмента. Ему нужна дрель.
Иван знает, что отцы не всегда бывают пьяными, а только по праздникам. Он бы катался с отцом на тракторе или на автомобиле на бригаду или в город на элеватор. Как Колька Майшев. …Мечтает Иван. У них обязательно был тяжёлый мотоцикл с коляской. Он его мыл и научился водить. Всей семьёй ездили в бор по грибы, по ягоды и, конечно, на рыбалку. У него подрастал бы брат или сестра. Иван о них заботился, и защищал от наглых детей, которые умеют подлизываться, а потом дразнятся. Но отца не было. Мама не хотела выходить замуж. Отец остался на фотокарточках.
Если кто-то давно, в детстве говорил об отце нехорошее, то Иван бросался на обидчика, колотя сильными кулачками. Теперь не защищает его . На одной фотокарточке нарисовал незнакомому лётчику усы. Мама обиделась. Иван больше не портит снимков. Что теперь? Пусть лежат, как открытки с видами природы.
Отец бы мог прислать ко дню рождения письмо и немного денег на покупку велосипеда. Почти у всех мальчишек и у некоторых девчонок были в то лето лёгкие дамские велосипеды с разноцветными сетками на задних колёсах. И хотя Ваня никогда ничего ни у кого не просил, ему разрешали друзья прокатиться, но не дальше «двух столбов».
В пятом классе Ваня и его приятель Гена Попцов прочитали интересные книги – «Кондуит и Швамбрания», «Тимур и его команда», «Комендант снежной крепости» и решили организовать отряд «неуловимых разведчиков». Они соорудили из старых досок штаб за сараем. Отряд начал увеличиваться. Пришлось строить штаб побольше.
Иван не знал чем занять разведчиков. Помогать старикам, как делала команда Тимура, дети не хотели. Раскапывать курган им пришлось втроём. Курган был большим, солнце палило жутко, а работа двигалась медленно. Бросили раскопки. Хотели жить на берегу озера настоящими робинзонами. Сделали землянку, начали собирать заячью капусту, ловить рыбу. Рыба не желала ловиться. Ели корни камыша. Когда кончился хлеб и сахар, неуловимые разведчики исчезли в лесу, и к вечернему костру не пришли. Иван сидел у огня и ждал, когда остынет уха. Верный друг Гена сказал, что не стоит никого ждать, никто не придёт, потому что все ушли домой. В тот день они сплели из прутьев шелюги три больших мордушки и поймали много карасей. Ночью у землянки остановился жёлтый, как жуланчик, милицейский мотоцикл.
Их предали. Знакомый милиционер дядя Ваня Видин попробовал уху, крякнул и приказал собираться домой, так как родители беспокоятся. В стороне стоял Генка Маркин и карябал цыпки на ноге. «Нас отпустили, – говорили друзья. – На пять дней. Мы должны сами добывать еду, – горячился Иван. – Построили землянку. Не протекает».
Давно это было. Он забывал товарищей по отряду. Отвечал на редкие письма неохотно и лениво. А что писать? О жизни на чужой квартире, об учёбе в новой школе. Будет ли им это интересно? Иван допил водку, и начал выгребать золу из печи. Настроение изменилось. Школьные неурядицы уменьшились. Тесная сторожка стала больше и светлей. Дрова, облитые бензином, разгорались быстро. Теперь пора уйти в сторону груды кирпичей, чтобы не встретиться с матерью.
Иван научился снаряжать, пахнущие горелым порохом, гильзы, так как покупка пачки патронов стоила не дёшево. Сделал приспособление для выколачивания старых пробитых капсюлей, изготовил мерку для пороха. Иногда за ночь приходилось делать пять-шесть выстрелов. Часто готовил уроки в конторке и дремал на лавке за печкой, беспокоясь за маму. Утром шёл на уроки невыспавшийся, усталый. Отвечал невпопад, не усваивал новый материал.
Дымный порох делал, используя калийную селитру, серу и берёзовый уголь. Уроки химии. Серу принёс Сергей, а удобрение, которое растворяли и поливали футбольное поле, чтобы лучше росла трава, оказалась тем самым недостающим компонентом пороха. Колонистам из книги «Таинственный остров» было намного труднее.
Заводской бездымный порох экономичней и эффективней. Банки пороха «Сокол» хватало на четыре месяца. Отдельно Иван заряжал патроны рисом и солью, но несколько патронов были наполнены свинцовыми шариками. Иван и Сергей на электрической плитке переплавляли свинец из аккумуляторных банок, которые находили на свалке. Выливали расплавленный свинец в металлическую форму, потом рубили пластину на кусочки и сковородкой раскатывали картечь.
Глава четвёртая.
Бабкин остановился, когда сошли с крыльца. Заглянул в, утопленные под редкими кустистыми бровями, глаза. Волнение и трусливый холодок в животе притуплялись, но не проходили.
– Я не рассмотрел удостоверение. Как вас звать? …Анатолий Дмитриевич, я могу задать вопросы? …Вы меня увезёте, но нужно сообщить маме. Как бы забрать учебники. Я тут рядом в раздевалке живу. – Иван указал в сторону забора хоккейной коробки, за которым заснеженным кораблём возвышалась строящаяся трибуна стадиона.
– Учебники ваши возьмёт Крохин. Маму не стоит беспокоить, надолго не задержу? …Доберёшься трамваем, – ответил следователь. «Знают всё. Собрали сведения. Выходит, я совершил опасный проступок, если серьёзный человек приехал, чтобы арестовать меня».
– Я читал, что при допросе несовершеннолетних должен присутствовать учитель или родители. Пригласите пионервожатую.
– Допроса не будет. Просто напишите всё, как было…
– Как было, вам уже сообщили. Хотя я не понимаю что же «было»? О чём писать объяснение? могу здесь, в школе, чтобы не отвлекать вас. …Откуда знаю. Мама работала в системе МГБ, потом МВД. Читал журналы «Советская милиция» и «Пограничник».
– Такой порядок, – недовольно сказал Анатолий Дмитриевич, открывая дверцу автомобиля толстыми короткими пальцами с плоскими жёлтыми ногтями. Иван хотел сказать, что происходит нарушение закона, но решил помолчать. Зачем дразнить гусей? Так говорила бабушка. Нужно понять, зачем понадобился.
– …Я представляю большой интерес? И вы думаете, через меня, как считает, вероятно, директор школы, выйдите на кого-то ещё, кто ведёт подрывную работу. Он ошибся. Сразу скажу, что я не состою ни в каких подпольных кружках или группах. Это легко проверить вам. Если по такому пустяку вас посылают разбираться, значит, в городе есть и другие «нарушители», похожие на меня. Я – сказал то, что думаю. Обосновал. Все так думают. Разве это подрыв устоев государства? Законов я не нарушал. К свержению строя не призывал. …Мне нужно делать уроки, заготовить дрова для мамы. Она каждую ночь охраняет этот объект. Вы это тоже, знаете? …Вы отрабатываете пустую версию. Проверять нужно, но не тратьте время. Некогда мне играть в подпольщиков, поймите, – следователь резко прикрыл дверцу, зло смотрел перед собой. Ивану показалось, что хочет его ударить. Бабкин сделал шаг в сторону от машины, из выхлопной трубы закручивался поросячьим хвостиком, серый дымок. – Честное слово. Директор с первых дней возненавидел меня за то, что я пришёл на линейку в шароварах. А потом история с наконечником…
– Вы начитались плохих книг. Поехали, – зазвенел звонок с урока. Мужчина передёрнул покатыми плечами.
– Плохих книг государство не может выпускать. Агитацией не занимался. Моё бытие определило моё сознание. Отпустите, мама будет волноваться. Если вам нужен образец почерка, возьмите тетрадку. Я принесу сейчас. Может быть, вам нужна моя фотокарточка? …Вам поступил сигнал и вы должны отреагировать. Только не могу понять в чём моя вина?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Восьмой «Б» едет на природу.
Глава первая.
Трамвайный краснобокий вагон раскачивался на неровных рельсах. Мягко погромыхивая, медленно подкатывал к конечной остановке. Большой город кончился занавоженной деревней. Можно предположить, что узкоуличная, невзрачная деревушка и родила его – огромного, статного красавца с широкими, сверкающими проспектами и зелёными от обрубышей-тополей бульварами. Этот трамвай, – посланец города. Он кажется инородным телом, пугающим стуком колёс жителей, которые не могут привыкнуть к его появлению. Он важно проходит мимо домиков, отражается в волнистых зеленоватых стёклах маленьких окон. Трамвай – это одолжение, это подарок, доставляемый на праздник бедному родственнику от богатого.
Группа подростков в яркоцветных куртках, столпившись у выхода, тревожно загомонила.
– Где Петров? Кто видел Петрова? Ничего нельзя поручить!
– Я видел Генку, – привлёк к себе внимание одноклассников степенный подросток в туристской штормовке защитного цвета.
– Говори, – протиснулся к широколицему курносому Юрику Волкову физорг восьмого «Б» Стасик Дуднев. – Он обещал взять волейбол…
– На спортплощадке Петров с какими-то типами шушукался, – сказала симпатичная и не по возрасту крупная девушка Анна Овечкина.
– Ничего поручить нельзя. Безответственность, – строго выговаривал староста и отличник, чистюля и аккуратист Валька Рудин. Он был принципиален и строг, но никогда не отказывал в помощи ближнему, выделяя тетрадки для списывании домашнего задания.
– Давайте я домой съезжу за мячом, – затараторила смугленькая кареглазая Танюшка Мурашкина и, схватившись за поручень сиденья, посмотрела в конец вагона – Скажите, где будете. Я вас найду…
– Митинг окончен, – шагнул к Дудневу высокий паренёк. – Я поеду за мячом. – Все обрадовано посмотрели на светловолосого и голубоглазого Валентина Поморцева, активного рыбака и неутомимого баскетболиста.
– Успокойтесь, мальчики. Весь трамвайчик на уши поставили своими криками. У Нельки есть волейбол. Она сказала. Чего ещё надо? Никто не будет возвращаться. …Всегда его берёт. И сегодня взяла. Не боится испачкать. Не то, что некоторые, – прикартавливая, поясняла кругленькая малышка Инна Колесникова. – Хотя чего там пачкать.
– Правда, Нелли? – обрадовался физорг. – Ты просто молоток, Орлова. Чтобы мы без тебя тут делали, – восьмиклассники с некоторой радостью затормошили невысокую девушку в оранжевой болоньевой курточке. Староста класса, он же председатель совета отряда, Рудин важно протянул ей солнцезащитные очки с зеркальными стёклами. Это предмет зависти классных модниц. По слухам очки Вальке привёз из Англии отец, занимающий какой-то пост в не то в обкоме, не то в горисполкоме. Нелька неторопливо закрыла очками свои поросячьи глазки, надела на короткую причёску белый мальчишеский берет, повернулась к Татьяне Мурашкиной, с которой сидела на третьей парте в третьем последнем ряду. Таня, сдерживая восхищение, одобрительно замотала, как пони из зоосада, аккуратной чёлкой на смуглой головке. Зато мальчики заговорили, перебивая друг друга:
– Ты просто певица…Как её?
– Сказанул. Софи Лорен. Копия.
– Говорю тебе – Монро. Вылитая Мерелин.
Орлова склонила голову к плечу, сняла очки, посмотрела на своё искажённое отражение и протянула их старосте. Понимала, что мальчишки делают ей глупые и фальшивые комплименты. Она не могла не знать, что красавица она лишь для мамы. И только тогда, когда вымоет пол в квартире, вытряхнет половики и палас, сходит в детский сад за младшей сестрой. Многие девушки не поняли её жест. Раз староста предложил своё сокровище, то она может защищать свои сощуренные глазки, которые не являлись особым украшением лица девушки, а даже портили его своим грубым разрезом и необычной формой.
– Можно я примерю, – попросила подвижная рыженькая хохотушка Женя Живкова. Рудин протянул ей очки. Хотя девушки по несколько раз водружали на свои личики заграничный подарок, нетерпелось вновь посмотреть на мир в розовато-оранжевом цвете. Кое-кто приносил даже деньги, пытаясь купить роскошный предмет. Рудин спокойно отклонял предложения, говоря, что подарки не продаются и не передариваются.
– Если бы все были такими звеньевые, как Орлова, мы давно обогнали класс «А». – Строго и серьёзно говорил тщедушный Валька, предлагая соклассницам, стоявшим около него, импортные леденцы на палочках. – Учится хорошо. За сборную школы выступает. Её звено первое по сбору металлолома. Так вот. Я ей рекомендацию дам в комсомол. Она достойна, быть в наших рядах.
– …Мячик у неё старый. Вот она таскает его за собой, – надменно сказала Аня Овечкина, состроив гримаску пренебрежения. – Мой волетбол в прошлый раз проткнули, и никто не помог заклеить. Я не дура, чтобы опять прорвали. Нельке волетбол зашивают некоторые. Не станем пальцами показывать…
– Не брюзжи, как старуха, – отозвался весело Дуднев. – Заклею. Забыл. Честное слово. Приноси.
– И с металлоломом туфта, дечки, – иронично говорила Инна Колесникова – подруга Ани Овечкиной. – Кто не знает? Иван Бабкин пахал за семерых. Если бы не он, не видать им первого места. Своё звено предал, а им помог. Он вожатый. Его все шестые слушаются. Натащили со стройки арматуру. Конечно, другу помогал. Ага. …Не будем пояснять.
– Они Спаянные, – улыбнулась кареглазая Наташа Ерёменко; – С детского сада дружат. Сергей нашему звену помогал. Что тут плохого? Я бы тоже помогала. Их нужно в одно звено записать. Не хочет Нелька Бабкина принимать, хотя у них выбыл Леня Ковтун. Если в наше звено Крохина записать, то нужно кого-то выписывать. У них вообще мальчиков мало. Вот Иван и помогает.
– Ага, – тряхнула детским рюкзачком Аня Овечкина. – Ты бы тоже помогала? …За тебя старшеклассники чертежи рисуют, а ты им на вечерах играешь на фоно твист и чарльстон. И эти – фуги-буги. Директор не знает о стиляжных танцах.
– Не ссорьтесь, – бесцеремонно расталкивая, одноклассников, пошёл к выходу болезненного вида Рудин. – Подумаешь какие-то чертежи. И тебе Мерзляков чертил. Ничего не случилось, а должна была сама потрудиться. Пионеры ведь, – сердился бледным лицом староста. – Никто вас не исключал, а галстуки не носите. Нужно в комсомол вступать, тогда галстук не обязательно надевать на занятия.