Текст книги "Семнадцатая карта (СИ)"

Автор книги: Владимир Буров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вот они ручки-то! Вот они ручки-то! Вот они ручки-то! – Роль его исполняет известный финансовый воротила по фамилии Тар. С рожей больше похожей на жопу. Для этого случая его немного загримировали. Голубая мечта Тара сегодня осуществится.

– Кам хире!

– Не пойду. Дайте сначала сигарету. Целую. Почему вы ведете себя, как свиньи? Я что, вам сигарет не давал? – Эдик встал в дверях.

– Без фильтра, – сказал Виктор Пелевин.

– Не мы отдали этот приказ, – сказал Владимир Сорокин.

– Мы вообще не имеем права давать тебе ничего.

– Поэтому бросаете бычки, – сквозь слёзы проговорил Эдуард Радзинский. – Так не делается.

– Че будем делать? – спросил Пелевин.

– Не знаю, – ответил Сорокин. – Ладно, возьми пока сигарету.

– И чашку кофе, – протянул руку Пелевин.

– Дайте еще пару сигарет, – сказал Эдуард, – я за ухо заложу.

– Если Кум будет в плохом настроении, нас всех на – слово на х – в БУР отправят. Ты же знаешь Голубого, – сказал Пелевин. Голубым называли Главного Кума Малиновского. И не за секс-форму, а за слишком голубые глаза. Но, тем не менее, это было очень грубое прозвище. Так говорили о Куме только враги. И только за глаза.

– Зачем ты так говоришь? – сокрушенно произнес Владимир.

– А что? – спросил Виктор.

– А если нас подслушивают? Ты этого не допускаешь?

– Пусть. Все равно завтра или послезавтра нас всех прикончат.

– Может быть, кто-то спасется? – с надеждой сказал Эдуард.

– Ну ладно, хватит базарить. Спектакль уже начался и требует новых сцен, – сказал Пелевин.

– Как топка угля, – сказал Сорокин.

Радзинский взглянул на лист, который передали ему, и прочитал:

– Дать женщине-академику в руки две золотые погремушки. Она должна шуметь ими, потом говорить, что американский доллар рухнет через две недели и опять шуметь погремушками. И так три раза через каждые пятнадцать секунд.

– Можно я допишу от себя что-нибудь? – спросил Эдик. – Так писать хочется.

– Иди пописай, – сказал Вова. – Ничего не трогай.

– Вот только дали человеку волю, сигареты, кофе, он уже писать просится, – сказал Витя. – И не думай.

Эдуард сбежал вниз по лестнице. По пути к сцене нацарапал на листе:

– В виде гантелей. – А то эти ребята не додумались написать, на что должны быть похожи погремушки докторши, Действительного Члена Академии Наук.

– Ну вот, на сигареты я заработал, – радостно сказал сам себе Эдик и побежал дальше. Благо до сцены было не больше пятидесяти метров. Сейчас там проходила группа разговорного жанра. Синхронные переводчики. Обычно они занимались тем, что произносили тексты вместо актеров американского кино.

Сейчас этот кордебалет повернулся задом, все подняли юбки, и зрители в первом ряду зажали носы. Почему не уши?

– Что это? – спросил один из иностранных гостей Игоря Волгина. Они только что прибыли. Почти инкогнито. И сразу сели в девятом ряду. Их даже не встретил новый начальник Зоны. Гости приехали на час раньше, чем это предполагалось в связи с погодными условиями на Воле. Игорь был проверяющим исполнение ликвидации от ГУЛАГа.

– Хорошо, что мы сели не в первом ряду, – повернулся он к Камилле Палья. – Как вы хотели. – И добавил: – А это русские переводчики фильмов Голливуда.

– Но почему такая вонь? – удивилась Камилла Палья.

– Хорошо еще, что вы не слышите самого перевода, – нагнулся к уху Камиллы ее спутник из-за границы Александр Генис.

– А что такого интересного? – спросила Палья.

– Ай анейвл… я не способен передать всю гамму… – сказал Александр.

– А чего тут непонятного? – спокойно сказал Действительный Член Академии Наук Иг Волг, представитель Объединенных Лагерей в настоящее время. – У нас так в институтах учат.

– Как это будет по-английски? – спросила госпожа Камилла Палья.

– Не переводится, – шепнул на ухо заграничной даме Генис.

– А что тут переводить? – и свободно, как все академики, перевел: это сеанс жопоговорения. Начинается от горла. Часто прямо от желудка.

– А как это будет по-английски?

– Так и будет, – смело ответил академик.

– От гланд начинается? – опять поинтересовалась Камилла Палья. – Но тогда должны быть такие трубные, грудные звуки.

– Вы желаете услышать трубные звуки? Для этого надо сесть поближе, – сказал Волгин.

– А так почему не слышно? Мало каши ели?

– Да, госпожа Камилла, зеки чуть-чуть не доедают. Это полезно для здоровья.

– Да и горох не завезли на этой неделе, оказывается, – сказал Дмитрий Асм. – Ему, наконец, доложили, что приехал Проверяющий, и он быстренько прискакал к веранде. – Я ведь только неделю здесь, – добавил он, – даже меньше.

– Желаете пересесть поближе? – поинтересовался Диман.

– Спасибо не надо, – ответила Камилла, – я догадалась: они пердят. Йес? Окей.

– Окей? – попросил подтверждения Иг Волг.

– Окей, окей, спасибо. Это замечательно придумано. Кто автор?

– А кто автор, Диман? – Волг повернулся к Асму.

– Да у нас для таких дел только один автор.

– Кто ж этот замечательный человек? – спросила Камилла Палья.

– Вовка Сорокин.

– Ну, он правильно пишет, – вмешался Александр Генис, – у нас, действительно, так учат переводить.

– Вот умный парень! – хлопнул Гениса по плечу Асм. – У нас. Где это у нас, позвольте вас спросить?

– Ну, Радио Свобода всегда говорит Унас про Россию. Ведь мы пишем и говорим для России. Ее мы надеемся вылечить.

– Это потому, что других уже лечить бесполезно, – сказал Иг Волг. – Я имею в виду вас, американцев. Да вы загрызли уже Россию своей бытовухой. Один Борис Парамонов чего стоит. Жаль, что он не приехал. Я бы ему сказал пару ласковых про теоретическую подготовку.

– Он не смог нас сопровождать, – сказала Камилла Палья.

– Но он будет на связи по спутниковому телефону. Видео трансляция еще не налажена.

Борис Парамонов отвечает по телефону, что все, в общем-то, пидарасы. Иг Волг хочет уточнить, кто это ВСЕ? Но связь прерывается.

– Спутник ушел, – говорит Александр Генис и убирает дорогостоящий аппарат в чемоданчик.

– Хорошая штука, – говорит Дмитрий Асм, кивая на чемоданчик.

– Да, – отвечает Александр Генис, – раньше в Чечне использовал.

– Тебе бы такой, Диман, да? – сказал Иг Волг, обращаясь к новому начальнику Зоны Асму, – с – слово на букву б – по всему миру разговаривать.

– Я думаю, он чего-то не понял, – сказала Камилла Палья. И пояснила: – Я имею в виду Бориса Парамонова. – Нельзя же не глядя так про всех говорить.

– Мы еще позвоним ему, – сказал Александр Генис, – уточним.

Мимо них пробежал с листами Эдик Радзинский.

– Куда это он? – спросил Игорь.

– В туалет, кажется, – ответил только что подошедший Виктор Ерофеев. – Там больше ничего нет.

– А листы зачем? – спросила Камилла Палья. – Там биде, что ли нет?

– Вы не поняли, – мягко сказал Виктор, – листы это продолжение сценария. – Там, видимо, сейчас будут снимать.

– Что значит, видимо? – строго посмотрел на Виктора Ерофеева Иг Волг. – Вы-то чем занимаетесь? Почему не пишете?

– Контора пишет, – ответил Витя. И проверяющий заткнулся. А что тут скажешь? Он только укоризненно посмотрел на своего друга Димана.

– Может быть, и мы пойдем в туалет? – спросила Камилла Палья.

– Зачем? – не понял Диман. Однако осмотрел Камиллу с головы до ног.

– Ну, это… посмотреть, что там снимают, – слегка смутившись, ответила Палья.

– Не нужно никуда ходить, – ответил Дмитрий Асм. И добавил: – Тем более это туалет для зеков. Сейчас всё будет выведено на Большой Экран Монитора.

Монитор находился слева от сцены. Если смотреть со скамеек.

– Экран действительно большой. Почти как в Москве у Лужкина, – сказала Камилла.

– Слово на Х с окончанием на: шкина, – не удержался Виктор Ерофеев.

– Что вы сказали?

– У Лужкова, вы хотели сказать?

– Я сказала правильно, – капризно ответила Камилла. Ну правильно, так правильно, возражать ей больше никто не стал. Только Иг Волг укоризненно сказал Ерофееву:

– Зачем вы так ответили даме?

– Простите, Товарищ Проверяющий, забылся. Здесь все так говорят.

– Он пошутить просто захотел, – психологически тонко заметил Асм.

– Да, – сразу схватился за эту соломинку Виктор Ерофеев. – Чего не скажешь в шутейном разговоре. Вы пошутили, теперь я посмеялся.

– Я не шутил и не смеялся, – строго сказал академик.

– А когда поднимались в Зону?

– А что я сказал? – спросил Игорь.

Когда вы вошли, мимо пробежала мышь. Девушка сразу пискнула, чуть в обморок не упала. А вы тут и нашлись.

– Мышь! – крикнула Камилла Палья.

– Слово на Х, окончание на: ишь – спокойно сказали вы. И дама сразу успокоилась.

– Так это была не мышь? – спросила Камилла Палья.

– Разумеется. Нет, – ответили вы.

– Это было надо для дела, – ответил Иг Волг.

– Это тоже для дела.

– Для какого еще дела? – Игорь помолчал. – Ладно, потом поговорим. Кстати, почему не пишешь? – добавил Вол.

– Контора пишет.

– Да, ты уже говорил.

Комната опера Виктора Ерофеева, где творят, конец Зоны Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Один сидит у компьютера, другой на мягком кожаном диване. Курят и пьют кофе.

– Надоел этот растворимый, – говорит Пелевин.

– Надо заказать турочку, – говорит Сорокин.

– И кофе.

– В зернах, ты имеешь в виду.

– В виду того, что у нас будет турочка, должен быть и кофе.

– А так как настоящий кофе бывает только в зернах, надо заказать кофемолку.

– Настоящий кофе бывает не только в зернах. Он может быть настоящим, но уже смолотым.

– Тогда нам не нужна кофемолка.

– А если принесут в зернах?

– Тогда надо заказать и кофемолку, и зерна кофе.

– Что-нибудь одно да пригодится.

– Кофемолка без кофе не нужна.

– Логично.

Они позвали Эдуарда Радзинского.

– Эй!

– Закажи-ка нам хорошего кофе в зернах… – Начал Вова, но Радзинский прервал его.

– И турочку? А – слово на х с окончанием: юрочку – не хотите? – тоненько пропищал Эдик.

В него чем-то кинули, и Эдик опять скрылся в коридоре.

– Если так, то продолжения кино пока не будет.

Народ в виде Эдуарда Радзинского безмолвствовал.

Ребята немного расслабились и теперь решили набросать план дельнейшей работы.

– Ты бутерброды-то хоть принесешь?! – крикнул Виктор Пелевин.

За дверью шевеленье и голос:

– Щас.

Значит так, Эль сидит на корточках в углу туалета. В пальцах у него окурок дорогой сигары. Карлик с кривыми ногами по кличке Хасик прячет за спиной двухсотграммовую бутылочку спирта Рояль. Пидор из седьмого отряда по кличке Береза стоит рядом с трясущимся Элем. В роли Березы сегодня учительница местной зековской школы. Она преподает географию в седьмом классе. Ее фамилия и имя, а также отчество утрачены. Все звали или Семиклассницей, или:

– Сонька Золотая Ручка. – Почему так?

Ну, во-первых, преподавала она только в седьмом классе географию. И природоведение. Учила зеков окучивать деревья, посаженные на территории между клубом и туалетом и отличать тополя и лен от конопли. Раньше она имела право водить зеков в Запретную Полосу, но после нескольких побегов, за которые, говорят, она получила сто тысяч долларов, эту лавочку закрыли.

Сейчас и тополя вырубили. Новый Председатель Совета Отряда Зоны посоветовал Асму вырубить Тополя.

– Зачем их вырубать? – не понял подполковник Диман Асм, – столько растили, растили.

– Вы понимаете, все это ни к чему Ля-ля, тополя.

– Поясните, пожалуйста, вашу мысль?

– Ну, а че тут непонятного? Между тополей зеки постоянно сажали коноплю. Вроде бы так, по тупоумию, но все это имеет большие корни.

– Ладно, действуй. – А когда зек ушел, добавил, как бы про себя, ему вдогонку: – Плешивый щеголь, враг труда. Откуда это? Че-то уж и не помню, где я это читал? Концы че-то не сходятся. Концы, Концы. Рубить надо. Это он, кончено, прав. Приказ с выше. Да и психологически, я чувствую, что верно. Очень верно. Не резать, а рубить!

Плешивый толстый горбун, по кличке, Комбайнёр, сокращенно: Комби. Этот Комби втюрил Соньке свою идею о всеобщей вырубке. Чем он ее взял? Пользой. Сонька хотела из всего извлекать выгоду, как будто пидор Береза, роль которого она играла в этой пьесе, вселился в географичку не только телом, но и душой. Он сказал:

– Мы посадим виноградную лозу.

– Зачем, я так и не поняла?

– Я буду гнать самогонку, – сказал Комби. И поспешно добавил: – А вы будете ее продавать.

– Это мне нравится, – сказала Сонька Золотая Ручка. – Помощники тебе нужны?

– Да.

– Первый секретарь Уральского обкома Эль Борька и академик Соленый.

И все было исполнено. Посадили специально для Комби Первого Секретаря. Сняли с должности и лишили звания академика Соленого. И это несмотря на то, что Соленый к тому времени изобрел три бомбы. Две атомных и одну водородную. Зачем, спрашивается, это делать? А все ради денег, ради прибыли. Алчный пидор Береза мгновенно изобрел четыре марки самогонки. Береза Белая, Сонька Золотая Ручка, Комбайнёр и Демократия. И все лучше Шотландского Молта. То есть Шотландского Коньяка.

Теперь Комби ходил среди своих деревьев, уничтожал коноплю, если находил и поучал своего Соленого:

– Только никакой политики. Ты, видишь, до чего один допрыгался. – И они вздыхали, вспоминая Эля.

Элю Комби много раз говорил:

– Не лезь ты в политику!

Потом:

– До политики я тебя не допущу.

Нет! Теперь допрыгался. Сидит в туалете, клянчит бычки у иностранцев и богатых зеков. А главное теперь на спине у него не смываемая надпись:

ПРЕДАТЕЛЬ ДЕМОКРАТИИ.

Он уж отдавал свою куртку в пропарку от вшей, во время банного дня – бесполезно. Надпись снова появлялась.

Она не то, что так уж прямо не смывается, но как только Первый Секретарь ее стирает, кто-то опять пишет эти слова у него на спине.

– И да, – сказал Сорокин, – Сонька Золотая Ручка получила свое прозвище от Паркера с золотым пером, который подарил ей в свое время Береза.

Она роняет ручку с золотым пером под учительский стол и ждет, когда кто-то из зеков подаст ей это заветное перо. При этом он обязательно увидит ляжки учительницы. И даже больше. А иногда и намного больше. Намного, это значит, Сонька сегодня без трусов.

Первый раз это пришлось сделать мне. Ручка упала. Сонька не шевелится. Время идет Сонька молчит. Напряжение нарастает.

– Никто не подаст мне Паркера? – Ноги географички были расставлены в этом момент на ширине плеч. Ее тонкие икры и мышастые ляжки многих заставляли дрочить на перемене в туалете. Но теперь у всех перехватило дыхание. Все боялись. И я тоже боялся. Сам не знаю чего. Все-таки одно дело мечтать, другое дело на самом деле посмотреть из-под стола на то место, где кончаются чулки и начинаются панталоны дамы. А на ней в этот день были именно панталоны. Не то, чтобы кто-то смог посмотреть ей под юбку, когда Семиклассница поднималась по лестнице на второй этаж, она сама их показала.

Ей достали такие розовые, шелковые, импортные панталоны, что не показать их она просто не могла. Зачем, собственно, было тогда их покупать? Она зашла в класс, где был всего один мальчик. Семиклассница, как будто его не заметила. Поставила ногу на стул, подняла немного юбку и поправила чулок. При этом ее накачанная ляжка напряглась под розовыми панталонами. Пацан их увидел и спрятался под парту. Он боялся дышать.

– А чего ты испугался? – спросили пацана, когда он рассказал об этом случае. – Взял бы да – слово на е с приставкой: вы – ее.

– Сам попробуй, – ответил парень.

Мне очень хотелось посмотреть на ее ноги, и я полез. Да даже, наверное, не поэтому. Сама ситуация была редкой. Хотелось узнать, как все это будет. Ноги у меня отяжелели, лицо покраснело.

– Стесняется, – сказал кто-то.

Лицо мое опускалось все ниже и ниже. Наконец, оно скрылось за крышкой стола. Я встал на колени. Я совершенно не мог увидеть, где лежит Золотая Ручка. Прекрасное зрелище вечернего заката. Шелк переливался. Розовый цвет переходил в бордовый. Шелк морщился многочисленными складками перистых облаков. Натягивался мощными бедрами на белое тело. Ноги еще больше разошлись, и я видел подрагивающее белое мясо, чувствовал манящий запах женского пота. Я сглотнул слюну. И в этот момент я увидел Золотую Ручку. Она как библейский меч отвлекла мое внимание от сокровища. Блеснула лучом, как острым лезвием. Я хотел протереть глаза и задел одну ногу Семиклассницы. Она ничего не сказала, только зад ее чуть-чуть сполз со стула. Если бы женщина ничего не сказала, я бы обнял этот зад обеими руками и отсосал у учительницы прямо через панталоны. При всех. Но тут я услышал голос, прозвучавший, как гром среди ясного неба.

– Хорошо, садись, я ставлю тебе отлично. Ты хоть ручку-то там нашел?

– Да, – пискливым голосом ответил я.

– Что с тобой?

– Горло перехватило, – сказал я и поднялся с колен.

– Выпейте.

– Меня и так уже все считают за алкоголика.

– Чтобы о вас ни говорили, все равно вы как Гималаи. Чем больше снега на Вас падает, тем вы только выше, – сказал маленький Хас, и как фокусник вынул из-за спины пузырек.

– Писят, – сказал Эль, и трясущимися пальцами принял от Хасика стаканчик.

– А никто тебе больше и не нальет, – сказал карлик.

Ельцин выпил, прикурил сигару и спросил:

– Ну, че там, в мире-то происходит?

– Послушай, сделай мне миньет, – сказала Сонька Золотая Ручка.

– Ты же не Береза. Какой еще миньет? – Эль пыхнул ароматным дымом окурка. Когда-то заезжий Билл оставил ему целую коробку настоящих кубинских сигар. Но Кум, падла, все отобрал и разделил между собой, начальником Зоны и Замполитом. Две сигары досталось Ерофееву, одна Эдуарду Радзинскому. Он сих пор хранит ее как память, о том, что получил от Американского Президента настоящую кубинскую сигару.

– А тебе, дорогой, хочется по-научному? – спросила Сонька с наглой улыбкой на искривленных крашеных губах. – А ты бы не предавал демократию. Все ученые проститутки тогда бы были твоими. Ну, хорошо, хорошо, не обижайся. Хочешь кунеленгус? Ну, давай, давай. – Она медленно подняла юбку и приблизилась к бывшему президенту племени Мумба-Юмба. – Нау ар ю? Энд вот ебаут ю?

– Зачем ты говоришь по-английски? Знаешь же, что я на нем ни – слово на х – не понимаю.

– Дорогой, ты же любишь иностранок. Представь себе, что я валютная проститутка. Хорошо?

– Нет.

– Ну ты же любишь валютных проституток.

– С чего ты это взяла?

– Ну а, Береза, он кто, если не валютная проститутка? А у него ты делаешь миньет.

– Не говори глупостей. Он просто мой деловой партнер.

– Что может быть важнее секса? – Она встала совсем близко. Президент лизнул ее разок и передал окурок Хаси.

– Подержи. – И добавил, обращаясь к высокой Соньке: – Скажи, что ты не проститутка.

– Я проститутка.

– Прошу тебя, скажи, что ты Моника.

– Какая Моника? Не знаю я никакой Моники.

– Скажи, пожалуйста, что ты Моника Левински. Так мне легче представить себе себя Президентом. Хочь не русским, но хоть американским.

– Если обещаешь себя вести хорошо, скажу.

– Да. Да, да, да.

Минут через пять подошел Береза.

– Ты чего приперся? – спросил Хас.

– А чего?

– Через плечо. Так не делается. Два персонажа на одну роль. Так нельзя. Сонька же здесь.

– Да ладно, я сейчас уйду.

– Ну ладно, говори, чего надо?

– Не тебе.

– А кому?

– Только моему президенту.

– А ты не видишь, он занят? Ослеп, что ли?

Даже за пределами туалета слышны всхлипывания Эля и сладострастные вскрики Золотой Ручки.

– Летс гоу! Летс гоу!

– Он не захлебнется? – участливо спрашивает Береза.

Так… Что у нас еще там?

Сорокин одной рукой перебирает клавиши компьютера. В другой у него бутерброд с колбасой Столичной. Пелевин сидит на кожаном диване, и пишет что-то на журнальном столике. Он поднимается и говорит:

– Забей это. – Подает листок.

– Че здесь? Ага.

Зюганов и Анпилов на крыше основного двухэтажного корпуса. Они лежал за пулеметом Максим. Анп с серьезной рожей держит двумя руками пулеметную ленту. Зю поднял руку в коммунистическом приветствии. Но он не стоит, а лежит слева от пулемета с биноклем в руке. А другая-то рука как раз и поднята вверх.

– Ну – слово на букву б – вылитый Чапаев.

В роли Анки-пулеметчицы Нина Андреева. С голливудской улыбкой она говорит:

– Ща – слово на б – замочим их всех. Ну, как нас в школе учили.

На груди у Анки алый четырехлепестковый бант. Впрочем, у всех троих на груди алые банты. На папахе у Петьки алая же полоса. Такого же цвета широкая повязка на рукаве Зю.

– Ты до подвала дошел? – спрашивает Пелевин.

– Нет еще.

– Как дойдешь, добавь там прозвище Ужастиловна.

– Это про кого? – спрашивает Сорокин.

– Учительница литературы из десятого класса. Большой педагог.

Она и Алеха Мараев поймали в подвале Гарри Поттера и – слово на букву е – его во все щели. Алексей дородный парнина с рыжей бородой. В круглых очках с большими линзами. Он смотрит, как Ужастиловна раздевает Гарри Поттера.

– Ну че ты ломаешься, как целка, – говорит она Гарри. – Че ты – слово на б – из себя строишь? Ты же пидор из седьмого отряда!

– Нет.

– Что нет?!

– Я Волшебный Мальчик.

– Тем лучше, – спокойно говорит Ужастиловна. – Нам очень нужен Волшебный Мальчик.

– Зачем? – удивился Гарри Поттер.

– Слово на букву Е – будем, – сказал Леха и начал раздеваться. На зоне он работал начальником хозчасти. И эта каптерка подчинялась Мараеву персонально. – Глупый мальчик.

– Я не понимаю, по какому праву… – че-то хотел возразить Гарри.

– На то и взрослые люди, чтобы понимать детей. Это дети не могут понять взрослых. И знаешь почему? Потому что они дети.

Поттер увидел короткий, толстенький, как репка, обрубок Алексея Мараева, закричал и побежал по коридору. Сверху кое-где капала вода.

– Чего он испугался? – спросила Ужастиловна.

– Сам не понимаю, – удивленно пожал плечами Алексей. – Ну ничего, бежать здесь некуда. Дверь сверху закрыта. Куда он денется?

– Тем не менее, искать мы его не будем, – сказала Ужастиловна. – Здесь недалеко у меня прикована его тетка. Щас я тебе покажу ее. Называет себя теткой, а ведь на самом деле она ему мать.

Ужастиловна выводит из-под капающих труб женщину в красивой изодранной одежде. Это миссис Роулинг, тетка Гарри Поттера.

– Алексей, ты что стоишь, как будто никогда живой телки не видел? Положи ее на старый вентиляционный короб, а руки привяжи к трубе.

Леха делает, что ему приказано. Ужастиловна приносит тазик с соленой водой и розги.

– Сейчас ты мне ответишь на все вопросы, Джоана, – говорит Ужастиловна и кладет розги в тазик для замачивания.

Ужастиловна это прозвище, которое дали учительнице литературы ученики. А зовут ее Татьяна Милюстиновна. На учительнице такие же большие круглые очки, как у Мураева. Губы у нее тонкие, ротик маленький, как у пиявки, лицо полное. Я бы даже сказал очень полное, с натянутой, гладкой, как у наполненного водой презерватива, кожей. Головка маленькая, плечики широкие, пузо приличное. А вот зад очень большой. В некоторых случаях его можно использовать даже, как журнальный столик или даже трибуну. В зависимости от обстоятельств. На него можно положить пачку сигарет и спички, или просто облокотиться как бы нечаянно, положить тряпку или мел. Иногда этот зад перетягивал внушительный живот и Ужастиловна падала на жопу. Но тут же подпрыгивала, как Ванька-Встань-ка. Она была похожа… черт, я таких овощей и фруктов, кажется, не видел. Это были два треугольника, соединенные друг с другом основаниями.

Одни мальчик как-то даже пошутил:

– Ей бы работать лучше учительницей математики. Мы сразу бы многое узнали и про треугольники, и про магнитную стрелку.

Да, Татьяна Милюстиновна похожа на магнитную стрелку. С узкими концами и широкой серединой. Она сделала первый удар по белой заднице Джоаны Роулинг и спросила:

– Где у Гарри Поттера увлекательный сюжет? Я тебя спрашиваю, сука белая!

Она взяла другой прут, попробовала его на гибкость, со свистом рассекла воздух.

– Итак, где у нас развивающийся сюжет?

Андрюха в это время бегал по чавкающим лабиринтам подвала, бормоча:

– Взрослый всегда поймет, где спрятался мальчик. Потому что мальчик занимается волшебством, а дядя литературой. Значит, ловить мальчиков, не понимающих, что хочет взрослый это литература. Андрюха, то есть Леха был большой знаток литературы.

В отличие от Ужастиловны Андрюха считал Гарри Поттера литературным мальчиком.

– Ну, где ты мой глупый литературный мальчик? Я понимаю, чего ты хочешь. Я взрослый. Иди сюда. Я тебя пойму, в отличие от этой Бомбы-Попрыгуньи, – громко шепчет он и оглядывается.

– Без знаний карты нет науки географии, – говорит Сонька Золотая Ручка. – Где у нас Италия? Ну, чё ты не понял? Италия – это сапог. Теперь по сапогу выше. Еще выше…

– Да подождите вы, – говорит Береза, – у меня дело к шефу.

– Шеф, где ты там? – Сонька легонько хлопает Эля ладошкой по седым волосам, оформленным в виде прически Площадка. – Переместись в Гималаи.

Поет: утащите меня в Гималаи…

– Я не понял, где они, Гималаи? – говорит президент. – Моника…

– Я тебе не Моника. – Она опять хлопает Президента по прическе и повторяет: – Без знаний карты нет науки географии.

– В Нотр-Дам, что ли?

– Я тебе дам Нотр-Дам! – И добавляет: – Потом.

– В Семнадцать хорошо.

– Ты уже был там. А теперь хватит. Не надо было предавать демократию.

– В Копенгаген?

– И не Копенгаген. Я же тебе русским языком сказала: соси Гималаи.

Наконец, он понимает, что это титьки и хватает их лапами. Потом переходит в Роттер-Дам.

– Амстердам! – восклицает Президент и, наконец, отрывается от Соньки.

– Ну, чего тебе, Береза? Или я, по-твоему, совсем развлекаться не должен?

– Я пока пойду к Мичурину, – сказала Сонька и двинула к выходу.

– Тут дело серьезное, Шеф. Надо Родину продать, – говорит Береза.

– Дай-ка прикурить, – обращается Эль к Хасу. Тот протягивает окурок сигары и поджигает спичку. – Я, че, нагибаться должен?

– Вы как Гималаи, – говорит Хас и приподнимается на цыпочки.

Сделав две затяжки, Эль бьет Березу в челюсть. Умник падает к писсуарам.

– Ты че – слово на букву х с о впереди – что ли? – спрашивает Береза. Он сплевывает кровь и с трудом приподнимается.

– Я Родиной не торгую, – говорит Президент и спокойно продолжает курить сигару. И добавляет: – За такие слова ты у меня сосать вообще больше не будешь.

– Вы не поняли, Президент. Просто я купил у компаньонов плешивого Комби лицензию на право производства первосортного молта.

– И сорт этот называется Родина?

– Вы умный человек, Президент.

– На самогонку, значит, переходим?

– Ты что, Президент?! Мы давно уже в этом бизнесе.

– А кто эти компаньоны? – спрашивает, пытаясь протиснуться в середину Хас.

Не обращая на него внимания, Береза продолжает:

– Это люди Леннана. Бамбурин и Исраков.

– А че они Родину-то продают? – спрашивает Эль. – Подозрительно.

– Что-то новое придумали, – Хас все-таки втиснулся между ними. – Сколько просят?

– А тебе какая разница? – Береза откинул в сторону свои прекрасные длинные черные вьющиеся волосы, и свысока взглянул на карлика.

Владимир Сорокин попросил Эдуарда отнести эту часть режиссеру. Он еще что-то там дописал и протянул еще теплые от принтера листы драматургу. Беги!

– У меня тоже есть деньги, – обиженно отвернулся Хас.

Но свет уже перетащили на основную площадку.

Ряды скамеек перед основной сценой. Камилла Палья засовывает палец себе в ухо и нервно трясет его.

– Зачем это? – спрашивает она.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Асм.

– Она имеет в виду секс, – говорит человек в шляпе с широкими полями. Он курит трубку и глаз его не видно даже при свете софитов.

– Да, секс. Зачем он делает это при всех?

– Это поступок.

– А зачем эти провинциалы продают Родину?

– А затем, что не надо своим кувшинным рылом лезть не в свою тарелку.

– Он все знает, – говорит Камилла Палья. Кто он такой?

– Это режиссер, – тихонько говорит ей Александр Генис.

– Как его фамилия?

– Михалков.

– Михалков? Это тот, что хорошо уху варит? У нас в Америке говорят, что он приготовил на берегу Волги такую уху из осетрины, какой они давно не пробовали. Хочу, чтобы он здесь мне сварил уху.

– Он может отказаться, – говорит Виктор Ерофеев.

– Не думаю, – что он откажется варить уху на моей Зоне, – говорит Большой Психолог.

– Пусть попробует, – говорит Игорь.

– Да я не отказываюсь, не отказываюсь, – говорит Михалков, – сейчас сварю.

– Уху? – спрашивает оказавшийся поблизости Акс.

– Я хочу знать конкретно, что это будет за блюдо? – говорит Камилла Палья.

– Мы не у Максима, – шепчет ей на ухо Александр. – Он не сможет сделать по-Французски.

Михайловский услышал и сказал, что он все может.

– Это будут судачки а ля натюрель, переложенные раковыми шейками и свежей икрой.

– А где вы здесь возьмете икру?

– Да у меня всего навалом, – говорит Асм. – Только раков нет.

– Кто пойдет ловить раков?! – кричит Виктор Ерофеев.

Он подзывает пробегающего мимо Радзинского и говорит, чтобы тот пошел и наловил ведро раков.

– Я не умею, – говорит Эдик.

– Ладно, беги дальше.

– Да мы сходим, – говорит Василий Акс.

– Кто это мы? – возражает Солженицын. – Я даже в старых лагерях не ходил раков ловить. – Впрочем, ладно пойдем.

Уходят с ведром ловить раков. Михайловский разводит костер и ставит треножник.

– А это зачем? – спрашивает Камилла Палья.

– Для жертвоприношений, – серьезно отвечает Ми.

– А кого?.. А чего? А что приносить будут? – с интересом, но все же испуганно спросила Камилла Палья. – Пи… пи… пидоров, что ли, из седьмого отряда?

– Там видно будет, – сказал Асм, – кого мы принесем в жертву.

А на сцене в это время сменились декорации. Женщина академик, вещавшая каждые пятнадцать секунд о полном падении курса американского доллара и Теро, радостно удивленного тем, что ему никто еще до сих пор не отрубил руки, появился высокий мужик с козлиной головой. Через каждые пятнадцать секунд он перебегал с одной стороны сцены на другую.

– Жи! – сказал Асм.

– Откуда ты знаешь? – спросил Волг.

– Кому же и знать, как не мне.

– А почему он молчит?

– Немой.

– Жи и немой?

– Здесь работает Малый Психологический механизм, – говорит Асм. – Он все уже сказал раньше.

– А почему у него на башке козлиная голова? – спросил Иг. Волг.

– Жи играет роль волка в овечьей шкуре.

У мелькающего на сцене мужика волчья шкура, волчий хвост, лапы, а голова козла с длинными рогами.

– Так тогда это должен быть баран!

– Ну он и есть баран.

– Баран с козлиной рожей, – неожиданно для самого себя сказал Ерофеев.

– А такие бывают? – спросил Иг Волг.

– Ну если рассуждать психологически, – начал Асм, – с точки зрения Средней Психологической защиты… – он еще немного подумал и продолжил: – Верно, очень, очень верно. Он и должен быть немым.

– А я думал, просто бараньей головы не нашлось, и ему дали козлиную, – сказал беспечный Иг Волг.

Опять появляется кордебалет. Они начинают задирать юбки, показывать зады зрителям и пердеть. Вонь при этом доходит до самых последних рядов. Зеки зажимают носы.

– Прекратите это издевательство! – кричит кто-то. – Ну сколько можно.

– Почему такая вонь? – спрашивает Иг Волг. – Кто это такие?

– Это переводчики и имитаторы детей, – читает Виктор Ерофеев в сценарии. И добавляет: имитаторы детского голоса.