Текст книги "Пылающие алтари"

Автор книги: Владимир Потапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Совет вождей

Большой Совет племени – событие особой важности: сама царица Томирия собирает его в первый раз. Знать, большие дела замышляет царица, если хочет побеспокоить и славнейших и мудрейших. Она приказала разбить посреди нихаса шатер, способный вместить всех самых доблестных мужей. А родов в племени сираков насчитывается сто пятьдесят два. Да еще старейшины и приглашенные. Пока шатер будет установлен, гонцы успеют собрать вождей.

Гобрий предупредил Диона, что он приглашается на Большой Совет.

Через неделю шатер был готов. Теперь это самое высокое сооружение в степной крепости – его малиновый купол виден издалека.

Вечером Дион вошел в него. Внутри было сумрачно и прохладно. Ветер, упираясь в скат шатра, глухо гудел над головой.

У алтаря находилось возвышение для старейшин, по другую сторону – ложе для царицы. Весь пол устлан огромными кусками войлочной кошмы – на ней будут сидеть вожди.

Дион взошел на помост для старейшин и опустился на ковер. В памяти всплыл сегодняшний разговор с царицей. Она начинала большую игру, в которой не последней фигурой должен был стать Дион.

Томирия послала гонцов к роксоланам, аланам, южным меотам с предложением заключить военный союз под главенством сильнейшего из народов. Сегодня вернулся последний – муж Томирии Ктес. Старый воин ездил к аланам. Гонцы рассказали на совещании о результатах своих поездок.

Вождь меотов Радамсид сразу откликнулся на призыв и готов заключить с сираками прочный союз. Роксоланы презрительно промолчали. Аланы ответили сдержанно, что согласны объединить усилия в случае большой военной опасности. Союз не состоялся, а нужда в нем была неотложная.

К их восточным границам вплотную придвинулись белые хунну, – рассказывал Ктес. – Эти племена не знают иного жилья, кроме кибиток, и иной пищи, кроме диких трав и сырого мяса. Они подвижный и неукротимый народ. Вид их чудовищно страшен. Они кочуют по горам и лесам, они летают туда и сюда на своих неказистых, но быстрых конях, сея ужас. Худо будет, если они двинутся в поход.

– А с севера нависли многочисленные племена готов, которые одинаково опасны для Скифии, Сарматии и даже для эллинских городов-крепостей, – добавила к сказанному Ктесом царица. – Моя давняя забота – постоянное войско, – продолжала она. – В случае войны сигнальными огнями на курганах можно быстро собрать родовые дружины. Но такое войско сразу исчезает, как дым, стоит отразить нападение или поделить добычу, А ведь разные племена могут договориться и выступить вместе. Такое уже было во времена седой древности, когда персидский царь Дарий воевал со скифами. Тогда скифы и сарматы заключили против него военный союз и добились победы. Памятником тому событию служит Камень Согласия.

Дион не знал, о каком камне говорит Томирия, но он прекрасно понимал царицу. Готы и гунны – снежные комья на склоне горы. В любой момент они могут сорваться и ринуться вниз, грозя раздавить все, что попадается им на пути. Чтобы удержать их, нужно постоянное войско, нужно единение всех сарматских племен: аланов, аорсов, язигов, роксоланов, саргатиев, гамаксобиев, периербитов, тагров и других. От постоянного войска к союзу племен, к государству. Таковы в общих чертах далеко идущие планы сиракской повелительницы. Не на простую роль воспитателя царевны приглашала Томирия танаисского стратега – с его помощью хотела она создать постоянное сиракское войско, для этого созывала Большой Совет вождей. Только вот противодействие вождей – не всем нравится усиление власти царицы. Дион помнил разговор Навака и Онесика у ночного костра в степи…

Опять перед Дионом в зримых чертах предстала его идея Великого объединения, исходившая на этот раз от самих варваров. Но в ней не находилось места городу эллинов Танаису. Дион не мог ни на один миг забыть о судьбе своих неблагодарных соотечественников. Сидя сейчас на пустом помосте старейшин, он думал о том, что будет с Танаисом, если степь стронется с места. Тогда его, как песчинку, завертит водоворот событий, засосет, уничтожит. Необходимо сейчас подумать о том, чем он, Дион, сможет помочь родному городу, если на него обрушатся несчастья…

Из задумчивости Диона вывел Гобрий. Томирия вновь призывала эллина к себе.

* * *

С самого раннего утра на нихасе было людно. Возле шатра толкались любопытные. Подходили вожди родов с дружинниками. Всюду шныряли дети, норовившие пролезть в шатер и затаиться в каком-нибудь темном углу, но часовые криками прогоняли их. Вожди, рослые, крепкие воины, бросали свое оружие на руки телохранителям и входили в шатер. С ними оставались только мечи.

Когда пришел Дион, шатер был заполнен до отказа. Его встретил сдержанный гул голосов. Разговор тек неторопливо: кто-то в углу жаловался на плохие пастбища, у кого-то пала самая любимая кобылица. Вождей часто окликали не по именам, а по тотемам родов.

– У меня в этом году каждая овца двойню привела, – хвалился один из вождей.

– О, благоденствия тебе, Белый Волк. Видно, боги милостивы к тебе, да не иссякнет их щедрость, – откликался другой.

– Спасибо тебе на добром слове, Быстрый Тарпан. Не всегда боги дарят свои милости.

Световые клинья были подняты с помощью шнуров и, хотя в открывшиеся квадратные отверстия над головами лился теперь яркий дневной свет, лица сидящих скрадывал легкий полумрак. Дион с трудом отыскал свободное место и опустился на кошму.

Вот прошли по узкому проходу, переступая через ноги, двенадцать белобородых старцев с кизиловыми посохами, закутанные с головы до пят в длинные плащи, и поднялись на помост. Это старейшины, которые будут руководить Большим Советом вождей. Им принадлежит право предоставлять слово, принимать решения, выражая свое согласие поднятием посохов, или отвергать их, опуская посохи на колени. Над их головами покачивалось, распростерши крылья, чучело Совы – символ мудрости и беспристрастия. Последней пришла Томирия. Ее сопровождали Гобрий и молодой воин-меот, в котором Дион узнал давнишнего знакомца дандарида, и Большой Совет начался.

Почтенный старец Досимоксарф взмахом посоха разрешил говорить царице, сидевшей на своем ложе. У ног ее расположился Гобрий. Дандарид сидел чуть поодаль, у алтаря, который курился белесым дымком.

Томирия поднялась с ложа, чтобы произнести вступительное слово, но резкий голос перебил ее:

– Слова! Прошу слова!

Досимоксарф досадливо поморщился – кто-то из вождей явно нарушил традицию: первое слово всегда было за царицей.

Тот же неприятный голос продолжал:

– Я знаю, что поступаю не по правилам. Но и царица нарушила их. Онесик, сын Байораспа, из рода Лисицы просит слова!

Посох качнулся – говори…

– По какому праву, царица, два инородца присутствуют на Большом Совете вождей? Я имею в виду меота и хромого эллина. Требую их немедленного удаления с Совета!

Посох накренился в сторону Томирии.

– Отвечаю тебе, род Лисицы: их присутствие связано с сегодняшним Советом. Они необходимы здесь.

– Я протестую и требую их удаления!

Но поднятые одновременно двенадцать посохов заставили вождя рода Лисицы умолкнуть. Инородцам разрешили остаться на Большом Совете.

– Я много думала, славнейшие, прежде чем собрать вас на Большой Совет. Думала и делала. Сиракам нужно постоянное войско! – Голос царицы молодо звенел и метался под куполом шатра. – Вы знаете не хуже меня, что делается в степи. Готы и гунны угрожают самому существованию сарматских племен. Только постоянное войско и всеобщий союз родственных народов может оградить нас от неприятностей. Предлагаю каждому роду дать воинов для постоянного войска! Начальником над ним ставлю хромого эллина. Слышишь ты, Онесик из рода Лисицы? Этот эллин – прославленный стратег Танаиса Дион, сын Деметрия. Он обучит наших воинов искусству эллинского боя.

– Говорит Онесик, сын Байораспа. А какие причины есть для того, чтобы вверить наших воинов инородцу, да еще из Боспора, где немало сынов степи томится в рабстве?

– Дион боспорским Тибериям – враг. Кроме того, я ручаюсь за его честность. Мы, сираки, вернули ему жизнь!

– А кого ты отдашь под начало этому щенку из лягушиных болот Антикита?

Словно жаром обдало крутые скулы дандарида, брови его поднялись, изогнулись, как лук в руках стрелка, из глаз готовы вылететь стрелы. Вот-вот он сорвется с места и бросится на обидчика.

– Успокойся, Фарзанс! – тихо говорит царица.

Дандарид колеблется, потом какие-то соображения заставляют его сдержаться.

– Ты слишком дерзок на язык, Лисица! Смотри, как бы не пришлось его укоротить тебе, – в голосе царицы явная угроза.

– Слово! Слово вождю рода Белого Волка!

– Говори, Форганак.

– Великое дело начинаешь, повелительница! Прямо-таки мужское дело! Рассчитывай на мою поддержку. Я верю эллину. Предлагаю выделить из каждого рода по одному воину в личную дружину Зарины, твоей наследницы и славной дочери племени сираков. Сто пятьдесят два воина! Хватит ему для начала!

– Правильно, Белый Волк! Я, Хедосбий из рода Гривастого Волка, отдаю в дружину сына своего Анта!

– Я, Орбис из рода Быстрого Тарпана, Ассана отдаю – первенца моего!

– Я, Ферон из рода Бешеной Волчицы…

На лице Томирии легкая досада: такой оборот дела не совсем устраивал ее.

– Что скажут мудрейшие? О, они согласны!

– Послушаем теперь эллина, как он разумеет?.

Дион встал. В шатре наступила тишина. Он помолчал немного, собираясь с мыслями, потом сказал:

– Я давал согласие царице быть военным наставником только ее дочери. Быть предводителем личной дружины не возражаю, на при одном условии. Готы никак не смогут напасть на сираков, пока не возьмут Танаис, мою печальную родину. Я прошу лишь одного – помощи при нападении готов на Танаис. Если помощь не будет обещана, я отказываюсь от всего!

– Освободи его от согласия, царица!

– Опять, Лисица, шумишь?

– Славнейшие! – заговорила Томирия. – Никто не сможет в одиночку отразить нападение готов: ни танаиты, ни меоты, ни мы. Только совместно можно победить. Я посылала гонцов к южным меотам, аланам и роксоланам. С Радамсидом-меотийцем нам удалось договориться. В случае нужды меотское войско будет сражаться в одних рядах с сиракским против общего врага. Ради этого и пришел сюда вождь Фарзанс из рода Черепахи. Успешно отразить нашествие можно только на дальних рубежах. Радамсид не оставит в беде своих северных сородичей – меотские племена под Танаисом. Союзнический долг обязывает нас прийти к нему на помощь. И так – и этак выходит, что мы должны будем обороняться вместе с танаитами. Можешь рассчитывать на нашу помощь, Дион!

– Старейшины! Пусть царица расскажет, что ответили ей роксоланы и аланы! Я, Онесик, что-то ничего не слышал об этом.

– Ну, что ж. Аланы отказали в союзе, дав неопределенный ответ. Роксоланы молчат. Но я надеюсь еще вернуться к переговорам.

– Царица говорит неправду, мудрейшие! – не унимался вождь рода Лисицы. – Прошу слова!

– Говори!

– Я тоже посылал гонцов к тем племенам, что и царица. И знаете, что ответили их вожди? Они сказали, что никогда не будут союзниками тех, у кого над воинами верховодят бабы! Царь роксоланов Мегилла давно сбил в кулак все роды. Роксоланы едины! У них есть постоянное войско, и у него один повелитель. Предлагаю, о мудрейшие, ограничить права родовых жриц! Пора перестать им вмешиваться в дела мужчин!

– Кажется, Герея крепко насолила тебе, Онесик?

– Ого, Лисица хочет подрезать крылья Крылатому Волку?

– А ты, Форганак, скорее собачий хвост, чем Белый Волк!

Тускло блеснули мечи.

– Це-це-це! Обнажить мечи в присутствии старейшин и царицы?!

– Опомнитесь, безумцы!

Гобрий бросился к Форганаку:

– Отец! Не поднимай меча на единокровного! Остановись, отец!

Вмешательство урода умерило пыл разгоряченных не в меру противников, и они опустили мечи. Но Большой Совет продолжал бушевать. Страсти накалились, и никто уже не обращал внимания на посохи старейшин. Традиции летели в тартарары. И только Сова по-прежнему бессмысленно таращила огромные пустые очи, беспристрастно покачиваясь на шнурке над белыми головами старейшин – признанных мудрецов племени.

Дион ожидал этого выступления Онесика. Не мог вождь рода Лисицы пропустить такой случай, как Большой Совет, и не дать бой намерениям царицы. Да и не одинок он вовсе, если судить по выкрикам. Ферон из рода Бешеной Волчицы. И Форганак из рода Белого Волка. Хотя он и подсмеивается над Онесиком, а в душе, наверное, больше склонен поддержать его, чем царицу. Вон как умело урезал он постоянное войско Томирии! До размеров небольшого отряда личных телохранителей царевны! А какой злобой дышит лицо Онесика, такое честное и прямое тогда у костра. Пожалуй, ошибся Дион в своих симпатиях к нему: этому молодцу коварства не занимать. Ему отлично известен каждый шаг царицы, он даже посылал своих людей – по следам царских послов. Ай да Навак! Не зря ест он хлеб своего хозяина!

Томирия поднялась с царского ложа и стояла, наклонившись в сторону Онесика, будто прислушивалась к чему-то, пока не утихли крики. Вновь овладев вниманием вождей, она спросила спокойно:

– У рода Лисицы есть причины не доверять роду Крылатого Волка?

– Нет! Власть Крылатого Волка извечно признавали все роды. Но разве в роде Крылатого Волка нет больше мужчин?

– Что же вы молчите, мудрейшие? Онесик, сын Байораспа, предложил ограничить права жриц. Решайте!

Ни один посох не шевельнулся на коленях старейшин.

– Все, Онесик, твое предложение отвергнуто. Я думаю, ты подчинишься решению старейшин и не будешь больше сеять смуту? Мы можем быть твердыми перед врагом, только если будем внутри едины. Теперь, мудрейшие, слушайте мои предложения. Отныне ни один род не должен пересекать границ с родственными племенами сарматов. Даже преследуя соседей после их набега, погоне останавливаться на краю родовых земель. Нам для набегов, если у кого зуд появится, есть синды – с ними мы всегда враждовали. И приморские эллины, если хотите. Кроме Танаиса, конечно. Так как, мудрейшие? Ну, вот и ладно! Дальше. Вождям Запада! Дружите с меотами, следите за их сигналами и немедленно оповещайте всех сираков в случае нападения на них или на танаитов. Тоже согласны, мудрейшие? Вождям Востока! Сами встретитесь с вождями аланов. Мы дадим им помощь в случае вторжения диких хунну. Остальным вождям без моего ведома гонцов никуда не посылать! Буду считать это изменой. Теперь о постоянном войске. Пусть будет дружина моей дочери Зарины. Но – постоянная… постоянная!.. Я все сказала, славнейшие. Большой Совет закрывается. Удачи вам на дорогах кочевий, да сделают боги ваши дни счастливыми!

Бородатый хромец и Сердитые

Сиракский город Успа по площади раза в четыре превосходил Танаис. Жители его между шатрами и хижинами чувствовали себя гораздо свободнее, чем танаиты в каменных лабиринтах узких улиц. Население степной крепости не было постоянным: оно увеличивалось вдвое в холодные времена года, а к весне уменьшалось вновь – вольные ветры кочевий уводили сираков в бескрайние просторы степи. На лето в Успе все же оставалось еще очень много людей, в основном ремесленников и стариков, для которых дальние дороги уже были в тягость. Одних пленников в Успе насчитывалось до десяти тысяч. Рабы из пленных выполняли те же работы, что и хозяева. Среди них немало было мастеров литейно-кузнечного дела, и сиракские оружейники охотно брали их помощниками в свои мастерские.

В сопровождении старого Ктеса, мужа Томирии, Дион обошел оружейные мастерские сираков. Мастера-оружейники жили в таких же хижинах, как и Дион, только гораздо больших размеров. Сама мастерская находилась за хижиной. Это было огороженное высоким забором место, где стояли горн и литейная печь. Иногда, огораживались два-три дома и закрытая мастерская – большое прямоугольное строение с двускатной крышей.

Диона удивляло отношение сираков к золоту. Эллины привыкли, что за него можно все купить и продать. Даже честь. Они ищут золото на Кавказе, опуская на дно бурных речек бараньи шкуры: речной песок вымывается, а увесистые крупинки золота застревают в шерсти.

Сираки не знают золоту истинной цены. Оно служит у них скорее украшением, чем деньгами. Необработанное золото сираки охотно меняют на блестящие безделушки, порой проигрывая в цене раз в десять. Между прочим, они и сами мастерят из золота отличные вещи. Диону приходилось бывать в мастерских варварских ювелиров. В Успе их было две: в одной изготавливали диадемы для девушек из семейств родовых вождей, в другой занимались тиснением бусин и мелких круглых бляшек. Они нашивались на войлочные головные уборы, рубахи и плащи.

Золотые бляшки чеканились просто и быстро, требовалось их великое множество. Мастер клал на деревянный чурбак бронзовую фигурную наковаленку. В ее округлые углубления чуткие пальцы ювелира помещали отшлифованные до зеркального блеска золотые листки и поочередно наставляли на них штамп. Ученик-подмастерье ударял деревянной битой по его верхней части, и на золотой пластинке получалось четкое изображение: волчья лапа, птичья головка или даже фигурка всадника.

Успа стоит на пересечении караванных дорог сарматских племен. Через нее проходит южный торговый путь скифов. Вокруг крепости появились первые засеянные поля. Все это, вместе с развивающимися ремеслами, обещает превратить сиракский племенной центр в процветающий город.

Но Успа подвержена превратностям кочевого мира: там, где сегодня зажиточное поселение, завтра может появиться пустыня. О, как прекрасно понимал Дион ход мыслей варварской царицы! Только постоянное войско оградит будущее сираков от случайностей.

* * *

Первый год жизни у сираков Дион отдал обучению воинов из личной дружины царской дочери. Дружина могла присоединяться к войску в малых походах, а в случае большой войны любой из дружинников мог стать предводителем родовой дружины, опытным и закаленным.

Начальствовал Дион. Сама Зарина входила в дружину рядовым воином. Чтобы закалить дружинников физически, сделать их выносливыми и неприхотливыми, эллин применил суровую спартанскую школу воспитания.

Помимо юношей, выделенных из родов, в дружину Зарины входили и девушки-добровольцы. Им тоже не было снисхождения. Они беспрекословно подчинялись старшим, наравне с юношами переносили лишения, учились побеждать врага.

…Над степью веет тягучая, как поднятая конницей пыль, команде, подаваемая зычным голосом Диона.

Юноши уверенно сидят на своих лошадях. Пластинчато-наборные панцири покрывают руку от локтя до плеча, надежная броня защищает спину и грудь. Голова и лицо закрыты шлемом с металлической маской. Даже ноги защищены доспехами, которые соединяются с панцирем проволочным плетением, похожим на ткань. Лошади тоже покрыты кольчужной катафрактой[38]38
  Катафронта – металлический конский доспех.


[Закрыть].

– Пол-оборота влево! Разом, разом надо! Эй, Мастус из рода Лисицы! Тебе ослом управлять, а не боевым конем! Снова галоп! Стой! На дыбы! Полный оборот на задних ногах! Еще разок! Продолжай движение рысью!

Сильны номады искусством верховой езды в одиночку. Но для конного боя важно не только это. Ежедневными многочасовыми изматывающими тренировками Дион приучает всадников к четкому выполнению целым отрядом полуоборотов и полных оборотов, добиваясь такого совершенства, когда весь отряд легкостью перестроения похож на единое тело, подчиняющееся строгой воле.

– Зарина! Прикажи своим кузнецам – они все равно скучают, бездельники! – отковать шипы по такому рисунку. – Дион спрыгивает с лошади, чертит на мягкой, взрытой копытами земле схему. Зарина, придержав коня, следит за ним. – С их помощью легче конем управлять!

Дион вдруг почувствовал на себе чей-то упорный взгляд, оглянулся. Так и есть, Гобрий опять на холме рядом со своей пегой кобыленкой. Ревнивые лучики его узких глаз колют в спину Диона – значит, в строю снова непорядок?

– Эй, Ант! Ассан! Шея заболит, если так долго смотреть на Зарину… Да и ослепнуть можно, на солнце глядя! А ну, оба марш на правое крыло!

Глаза урода светятся благодарностью, и он переводит взгляд на Зарину.

Как и скифы, сираки – это народ-войско, ибо все взрослое население – воины. Лук и стрелы, длинные мечи и копья знакомы им с детства. Но эта броненосная конница будет ядром постоянного войска!

– Копья к бою! Ослабить поводья! Полным карьером, ма-арш!

В тяжелой железной броне, подобные кованым статуям, горяча коней криками, мчатся молодые воины. Острие копья сильно выдвинуто вперед, древко посередине перехвачено ремнем и прикреплено к шее коня, задний конец его петлей крепится к седлу. Привстав на стременах, всадник обеими руками направляет копье в цель. Если оно упрется в препятствие, воин не вылетит из седла. В копьях вся сила сарматской конницы. Когда сарматы идут в атаку, держа лошадей голова к голове, нет силы, способной противостоять им. Любая другая конница бессильна против такого напора – ей нечем защитить себя от страшных сарматских копий.

Эллин учил катафрактариев[39]39
  Катафрактарии – воины тяжелой конницы, имеющей особое снаряжение и вооружение: металлический доспех воина, пика, как главное оружие наступления, и конский доспех (катафракта). Как правило, катафрактарии атаковали противника в тесно сомкнутом строю с определенной тактической целью.


[Закрыть] Зарины применять в атаке клинообразное построение, опрокидывающее вражеский строй, разрезающее его надвое. Он нацеливал их на ближний рукопашный бой, на удар копьями, на рубку мечами в конном строю. Он отдавал сиракской молодежи весь свой богатый боевой опыт, знание римской стратегии, а также перенятые у других варваров тактические приемы. Сиракская конница должна быть готова к любым неожиданностям, к встрече с любым врагом.

* * *

С наступлением зимних холодов время тренировок резко сократилось. В долгие, скучные дни, когда над степью шумит шургай – сильный ветер с мелким колючим снегом, от которого скот прячется за хворостяными заграждениями или в вырытых в земле загонах, – Зарина вместе с Гобрием приходила в хижину Диона. По многу часов сидели они у алтаря, освещаемые его блеклым огнем. Зарина училась греческому письму, слушала рассказы старого воина о богах и героях, о нравах его далекой родины и битвах, пережитых им. Только о христианстве он не обмолвился ни разу.

Рассказы о подвигах Геракла заставляли Зарину то бурно радоваться его победам, то неметь от ужаса. Она глухо вскрикивала, всплескивала руками, звеня браслетами, вскакивала с места и, как истинная эллинка, восклицала:

– Разрази меня Геракл!

Весной возобновилась боевая учеба. Еще до восхода солнца воины покидали крепость. Ветер играл конскими гривами. На холодный металл доспехов и оружия садилась седая роса. И весь день, долгий и горячий, весь день – в седле!

Дион вновь отрастил бороду. Она еще больше побелела, словно выгорела на солнце, выцвела на степном ветру. Быстрый конь – светлый ксант – уносил его во главе стремительного отряда в бескрайнюю степь, где бешеной скачкой он пытался прогнать подступающую иногда непрошеную тоску. В легкой пелене тумана, оседающего по утрам в низинах, виделись ему узкие улочки родного города, а то вдруг всплывали пред ним полные укора глаза сына. Теперь он уже знал, что рано или поздно оставит добрых, доверчивых сираков и отправится в неведомое ему дальнее море испытывать судьбу. Может, где-нибудь его путь пересечется с курсом военного корабля, на котором прикован навечно раб Аполлоний…

* * *

Красные языки огня, пляшущие на курганах, всегда вселяют в молодых воинов трепетное ожидание грядущей битвы. Сигнал боевой тревоги пришел с севера, с пограничных земель вдоль Дона. Там сираки соседствуют с роксоланами. После неудавшегося посольства Томирии разбойные племена стали беспокоить сиракские кочевья. Они угоняли скот, грабили, убивали и исчезали в степном мареве раньше, чем приходила помощь. Вот и сейчас горят костры на курганах: в сиракской степи – враг.

Дружина выступила в поход ночью. Путь лежал вдоль Ахардея, сопровождавшего воинов ободряющим шепотом камыша. Степь была залита молочным сиянием запутавшейся в паутине облаков луны. Было видно, как вдали, на краю равнины, вспухают редкие клубы тумана и грузно ползут вверх, на небо. От них падают на Землю и крадутся по макушкам трав черные тени, безмолвные, одна за другой, словно волки, идущие на охоту. Всадники движутся бесшумной рысью, несокрушимая сталь мечей покойно дремлет в ножнах.

К утру воины Диона уже въезжали в становище рода Быстрого Тарпана. Но никто не встречал дружину, не горели костры между красными, пестрыми и черными шатрами. Из-за тяжелых ковров, скрывавших входы в шатры, выглядывали старики. Дети не сразу высыпали наружу, но любопытство взяло верх, и они робко обступили всадников. Женщины отчужденно держались в стороне, готовые в любой миг обнажить мечи, и если не спасти лагерь, то хотя бы погибнуть с честью.

– Где воины славного рода Быстрого Тарпана? – спросил Дион.

Лохматый старик с тощей грудью, закутанный в порыжелый плащ, подошел вплотную и, взявшись за узду, долго всматривался подслеповатыми глазами в незнакомца.

– Я не узнаю тебя. Кто вы такие? Откуда?

– Это дружина из Успы, – подъехал один из воинов. – Разве ты не узнал меня, Баба?

– Ты, Ассан? Да пребудут с тобой добрые духи. А это кто? – вновь повернулся старик к Диону.

– Иноземец. Эллин. Взят повелительницей на службу.

– Странно. Вертлявые эллины еще не топтали наши травы. А этот сам пришел к царице. С чего бы это?

– Так где же вождь Сидон с родовой дружиной? – уже нетерпеливо перебил старика молодой воин.

– Тебе, Ассан, отвечу. С севера пришла орда и разорила нашу крепость на Ахардее. Сидон оставил нас. Сам, как коршун, кинулся с воинами на перехват разбойников. Но они не пошли к Дону. Хитрей оказались. В то время как Сидон караулит их на тайной тропе у донского брода, они каждую минуту могут быть здесь…

Дион спрыгнул с коня.

– Ассан, возьми коноводов, спрячь коней в балке, – ты здесь лучше знаешь местность. Остальным укрыться в шатрах. Устроим насильникам добрый пир! Люди рода Быстрого Тарпана! Делайте вид, будто не знаете о близости врага: варите похлебку, доите кобылиц, прядите шерсть, но зорко смотрите кругом. Едва появятся роксоланы, бегите все к Ахардею, под обрыв, чтобы не попасть под наши же стрелы. Хорь должен угодить в капкан.

– Умно распоряжаешься, хотя и эллин, – произнес старик Баба и повернулся к своим: – Что ж, пойдем этими всеми делами заниматься. Другого выхода действительно нет.

И становище ожило. Бродили между шатрами суровые старики, у костров смеялись женщины, дети скакали наперегонки вокруг лагеря на быстрых лошадках. И только настороженные взгляды, бросаемые украдкой в степь, говорили о скрытой тревоге.

На верхушке сторожевой вышки примостился на жердях Ассан. Его рысьи глаза внимательно обшаривали степь.

Роксоланы появились к вечеру. Небольшими группами они подкрадывались к становищу со стороны заходящего солнца. Когда они приблизились, Ассан подал сигнал, быстро спустился с вышки и укрылся в ближайшем шатре.

Население лагеря зашевелилось, подняло крик, все бросились к реке, под защиту обрывистых берегов и камыша. Видя, что лагерь защищать некому, роксоланы сбились плотной кучей – их было около ста – и устремились через становище в погоню за убегающими. И тут зазвенели тетивы. Стрелы ужалили передних всадников, потом еще, еще… И через несколько минут больше половины роксоланов лежало на земле. Выскочившие из засады воины ударами мечей отсекали головы врагам. Девушки тут же сдирали кожу с волосами с голов побежденных: три таких трофея открывали им путь к замужеству.

Уцелевшие роксоланы, рассыпавшись по степи, уходили на север. Их встретил возвращающийся с дружиной Сидон и довершил разгром. За Дон ушли немногие.

Так начался боевой путь дружины Диона по тропам северных кочевий. Конники перебирались из одного родового становища в другое и везде их встречали как желанных гостей. Были мелкие стычки с налетчиками, когда молодые воины, изрубив десяток-другой иноплеменных всадников, отбивали награбленное ими добро. Но порой им приходилось совместно с родовыми дружинами отражать нападение довольно крупных отрядов.

Постепенно среди врагов сираков распространилась молва о неистовом седом всаднике, во главе отряда молодых воинов налетающем неожиданно, как ветер. Его прозвали Бородатым Хромцом, а его воинов – Сердитыми. Сердитые дрались, не зная страха, не давая пощады в бою. Род, где гостил Бородатый Хромец с Сердитыми, мог кочевать спокойно: там враг не осмеливался тревожить сиракские кочевья.

* * *

Гонец Томирии догнал отряд Сердитых в самом отдаленном становище, где Дон, идя с севера, разворачивается на запад; здесь обрывается граница с роксоланами – далее лежит аланская степь. Царица приказывала Диону вернуться в Успу.

Такая спешка встревожила эллина; без нужды Томирия не стала бы его беспокоить. Передав дружину Анту, юному исполину из рода Гривастого Волка, он покинул становище. Проскакав за полдня по равнине тысячу стадиев, Дион предстал перед Томирией, даже не сменив дорожного одеяния.

Царица сидела на плоском камне. Зеленые волосы ее была распущены и падали на плечи. Жесткие белые брови казались мазками кисти на темном фоне грубого обветренного лица. В глазах воительницы полыхал торжествующий огонь.

– Радуйся, мой славный полководец! Великий Совет племени утвердил мое решение о постоянном войске!

Дион сложил руки на закованной в металл груди. Да, царица знает, чего хочет, и неуклонно добивается исполнения своей воли.

А Томирия между тем продолжала:

– Твои Сердитые усвоили суровую науку доблести. Пора поставить под их начало по десятку молодых воинов, которым они передадут свое искусство. Это будет отличная тяжелая конница в полторы тысячи копий. Со временем и каждый из этих воинов получит свой десяток, а Сердитые станут предводительствовать сотнями. Но армия сильна не только конницей. Нужна пехота. Вот теперь ты и будешь заниматься этим.

– Я преклоняюсь перед твоей мудростью, повелительница, и готов содействовать исполнению твоих планов.

Дион давно обратил внимание на жидкость, горящую на алтаре. Черноватый дымок тянулся к вытяжному отверстию в крыше, что-то знакомое чудилось эллину в его запахе. Наконец он не выдержал и подошел к алтарю. Подняв с пола камышинку, помешал жидкость. Так и есть – нафа[40]40
  Нафа – нефть; происходит от греческого слова «нафт», искаженного иноязычным влиянием кочевых племен. Надпись «нафа» встречается на амфорах, найденных при раскопках Танаиса; в них обнаружены остатки нефтепродуктов.


[Закрыть]!

Эллин долго молча всматривался в бледное пламя. Его воображение рисовало уже картину, как вспыхивают желтые клубы огня под копытами вражеской конницы. Томирия тоже молчала, углубившись в какие-то свои сокровенные мысли.

– Много у вас этой жидкости, царица? – нарушил молчание Дион. Голос его вдруг как-то осел от волнения.

– Нет. Нафу мы используем только для освещения в крепости. В становищах жгут жир. Несколько амфор с нафой мы всегда можем выменять на торжищах под стенами городов Боспора или привезти в бурдюках от горцев Кавказа.

– Если заключить нафу в глиняный сосуд и поджечь… Ты понимаешь, царица, что произойдет?

Расширенные зрачки повелительницы уставились на алтарь. В них отразилось трепетное пламя.