Текст книги "Н 4 (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Владимир Ильин
Напряжение
Том 4

Пролог

В основе каждого строения – инженерный расчет. Придет шквальный ветер с осенними штормами, ударит ледяная вьюга студеным февралем, разойдется грозой небо поздней весной или солнце устроит пекло без единого ветерка в разгар лета – любая постройка обязана выдержать. Особенно, если речь про сооружение исконно военное, коему предписано стерпеть не только погодные ненастья, но и человеческую волю, вооруженную и злонамеренную.

Стены Московского Кремля помнили шесть сотен лет и в четверо больше сезонов, были биты пушечными ядрами и горели в огне, видели под сотню штурмов и раскаты стихий в каждом из них, ведомой противостоящими Одаренными. Во времена оные, в небе над шпилями башен сталкивались грозовая синева и багровое пламя, блекло-желтый песок и аквамарин кристальной чистоты. Целый калейдоскоп красок и Сил раз за разом сходились в смертельной битве, но в местах их столкновения всегда был один и тот же цвет – темно-красный цвет крови, одинаковой у нападавших и защищавшихся.

Многое пережили стены, и не всякое событие оставляло их целыми. Латались прорехи, перестраивались обрушенные участки и закладывались новые фортификационные сооружения – спешно во время войны, и куда более вдумчиво во времена спокойствия и мира. Бывало, в сытые и спокойные годы некрасивые, но надежные сооружения сносились целиком, чтобы выстроить на их месте нечто скорее прекрасное, чем функциональное.

А бывало и так, что целую башню кремлевской стены отдавали царским указом в руки отличившегося боярства – и те тоже не оставались равнодушными к новому приобретению, вкладывая богатство рода в лучший символ личного благополучия, который только и может быть в стране – в собственную башню, высокую, да роскошную на зависть всем остальным. Слева, правда, у этой башни будет ветхая стена в пять метров толщиной, да справа тоже вид не самый лучший – но сама будет настолько хороша, что на защиту ее от врага будет призвана вся ближняя и дальняя родня. Даром, что этой родне до столичных битв за власть никакого дела не было – но вот за личное имущество уже можно и порадеть. Таким путем восемь из двадцати башен обрели новых хозяев, перейдя из щедрых рук самодержца в собственность весьма влиятельных семейств. А власть на престоле Московском утвердилась настолько, что более некому в стране стало шептаться по углам, что кровь в царе варяжская, не наша – и не по праву ей быть во главе русских земель. Проблемы-то, ради которых их когда-то призвали, давно уж решены…

Странно, но те, кто выжил в тех противостояниях, сбежав за границу – не очень то сотрясали воздух гневными речами в адрес правителей, а скорее исходили искренней ненавистью к победителям из числа своих, что были по иную сторону. Так получалось, что всякий раз воевало боярство против равных себе по титулу и положению, а сами Рюриковичи ни в одном междоусобном сражении свою силу так и не явили, пусть и присутствовали самолично во время каждой битвы. Оттого – кровная месть тоже была к своим, но никак не к потомкам варягов, некогда приглашенных на княжение, да оставшихся на века.

Времена активных битв уже два столетия, как позади. Вокруг высится прекрасный город, украшенный высокими шпилями княжеских башен – тех семейств, кому в свое время не досталось награды за ратный подвиг в виде части кремлевской стены, но позже, в обмен на услуги трону, интриги, подвиги или горы золота был получен во владение участок столичной земли под строительство. И, разумеется, были эти высотки куда роскошнее и выше кремлевских. «Меняю старые лампы на новые» – кричал как-то персонаж одной восточной сказки, готовый с радостью обменять яркий и красивый новодел на пыльный и ветхий. В этом мире «джинны» сами владели своими старыми башнями и меняться не желали – равно как и исполнять чьи-либо желания, кроме своих собственных.

Мир, правда, в джиннов не верил и предпочитал ходить в Кремль на экскурсии… В ту его часть, которая для посещения была открыта.

– Господа! Прошу обратить внимание направо. Перед вами Архангельский собор – шедевр зодчества начала шестнадцатого века, построенный по проекту архитектора Алевиза Фрязина из Милана.

Группа экскурсантов послушно повернулась в сторону белоснежной громады с золотыми и серебряными куполами. Было их ровно два десятка – совершенно разных, приезжих и местных, в парадных нарядах и легкомысленных шортах и футболке по нынешнему жаркому дню. Но внимали они своему гиду – основательной на вид брюнетке четвертого десятка лет в сером костюме и белой блузке, обладающей хорошо поставленным голосом и властными жестами, с одинаковым интересом в глазах. Разумеется, кроме одутловатого и массивного господина в темных очках, прочитать эмоции за которыми не представлялось никакой возможности.

Мужчина, обладающий недюжинными габаритами – под два метра ростом, в косую сажень плечами и настолько выдающимся животом, что в футболку с американской символикой, его прикрывавшей, можно было запросто завернуть трех человек средней комплекции, а синие шорты казались полноразмерными брюками, предпочитал стоять позади всех, с левого края. Крайне неудобный гость для женщины-гида – слишком высокий, да и стоит особняком, оттого обращалась она к группе, глядя в первые ряды. Соседи же по экскурсии тоже неохотно бросали на мужчину взгляд – смотреть на огромный живот не было ни малейшего удовольствия, а для разговоров с явным иностранцем не доставало знаний языка.

В общем, момент, когда крайне габаритный, крайне заметный и массивный человек развернулся на месте и ушел в сторону Тайницкой башни, не заметил никто из группы, продолжавшей разглядывать белокаменный собор.

Собственно, куда можно подеваться с закрытой территории внутри Кремлевских стен? Внутрь государевых построек – не допустит стража. Внутрь клановых башен, горделиво устремившихся ввысь на уровень нынешних девятых-десятых этажей, не пропустят слуги могущественных владельцев.

Но так получилось, что окованная черным металлом ставня дверей Тайницкой башни, оказавшаяся на пути мужчины, отворилась навстречу сама – ровно настолько, чтобы пропустить габаритного господина под сень владений великого рода Черниговских князей и тут же закрыться вновь.

– Питер Юзефович, прошу вас, – внутри роскошного холла, следовавшего сразу за дверьми, габаритному господину поклонился незаметный человечек с обликом клерка и указал на правый рукав коридора, вскоре закруглявшийся, следуя силуэту строения. – Вторая дверь налево.

Мужчина не ответил на поклон и молча проследовал указанным маршрутом, двигаясь по белому мрамору пола, вдоль закрытых до середины алым бархатом стен, через прохладу и тишину, созданную массивными кирпичными стенами башни-крепости. Массивный господин шел, игнорируя строгие лики в мундирах с портретов, золото электрических подсвечников, освещающих путь и создающих причудливые тени на лепнине низких потолков. В его шагах не было нервной поспешности от осознания могущества ожидающей его персоны, а во взгляде – и малейшего любопытства к окружающей роскоши, будто бы все вокруг было видено им не единожды – хотя служка у входа мог бы поклясться, что видит гостя в первый раз.

Понадобилось около сотни шагов, чтобы добраться до нужной, второй по счету, широкой двери темного дерева без каких-либо табличек и указателей.

Впрочем, какие еще указатели внутри родовой собственности. Тут чужих не было и быть не может.

Темные очки были сняты и зацеплены за ворот футболки. Крупная рука протянулась к массиву двери и удивительно аккуратно постучалась костяшками пальцев, после чего мягко приотворила створку – ровно настолько, чтобы услышать мнение хозяина комнаты на его визит.

– Проходи-проходи! – Тепло отозвались изнутри, словно желанному гостю.

Рука Питера легонько дрогнула, словно отозвавшись на доброжелательность приглашения. Но вошел он в помещение столь же равнодушным и невозмутимым.

– Доброго дня, – голос мужчины оказался низким, с ощутимым западным акцентом, проваливающимся на гласных.

Крупный кабинет, явно бывший залом для совещаний, утопал в полумраке. Над длинным столом, разрезавшим помещение пополам, не горели плафоны, так что свет шел только от зеленоватой подсветки огромного – во всю левую стену – аквариума с диковинными и яркими крупными рыбинами. Окон, разумеется, не было – первый этаж башни не предполагал их наличия. Слегка бликовал отраженным светом экран проектора на противоположной аквариуму стене, а вот противостоящая гостю грань кабинета и та, что была рядом с ним по правую его руку – были тщательно укрыты плотными черными драпировками. Под ногами скрипнули доски наборного паркета – Питер автоматически сделал шаг вперед, тут же оказавшись на мягком ворсе ковра.

Полумрак в дальнем конце стола шевельнулся и выступил навстречу гостю, материализовавшись в невысокого мужчину пятого десятка лет, одетого в простой, чуть мешковатый и не по фигуре серый костюм.

Ожидавший Питера человек чуть сощурился, поправляя массивные и старомодные роговые очки, и будто только сейчас вгляделся в вошедшего мужчину.

– Похорошел, – выдал хозяин кабинета с довольством, подошел совсем близко и положил кончики пальцев на локти Питера, рассматривая его и вовсе бесцеремонно.

Массивный гость, несмотря на явное превосходство в физической силе, отчего-то отреагировал на прикосновение весьма нервно и скованно, дернувшись и ощутимо напрягшись.

– Ну-ну, – успокаивающе одернул его господин в костюме. – Я же не ругая, честное слово.

Но локти отпустил и отвернулся, неспешно возвращаясь к столу – к ближайшему креслу. Питер же легонько выдохнул.

Хозяин кабинета остановился возле столешницы, тронул спинку вращающегося кресла рядом, заставив то сделать полуоборот, но так же остался стоять на ногах. Не предложил он сесть и своему гостю.

– Я тобой доволен. – Скупо констатировал он.

– Спасибо, – сглотнув, ответил Питер, опустив взгляд вниз и не решаясь его поднять.

Чтобы радость во взгляде осталась только его тайной.

– Возглавишь новое направление перевозок товара. Готовься. Убери, – господин в очках неопределенно повел рукой, – эти телеса. Приводи себя в порядок. Будет новая личность, фотографию и описание тебе дадут на выходе.

– Спасибо.

– Не подведи меня, – было много тихой угрозы в этих словах, но последующее, самое важное слово искупило их сторицей. – Сын.

Питер только согласно тряхнул головой – сильно и выразительно. Потому как все слова будто застряли в горле, сжатым, чтобы не допустить постыдной дрожи подбородка от искреннего восторга и счастья.

– Какой род перевозок? – Уже ступив к выходу, спохватился Питер, которому оставалось жить со старым именем считанные дни.

Потому что радость-радостью, однако к любому новому делу требовалась тщательная подготовка. Возможно, детали его тоже ждали на выходе, но это будет на целую сотню шагов позже.

– Железнодорожные. – Небрежным жестом господин в костюме показал, что аудиенция окончена.

И почти моментально остался в кабинете один.

Князь Черниговский неспешно подошел к аквариуму, и с огоньком иронии во взгляде посмотрел на его обитателей.

«– Наверное, они считают себя счастливыми тут, в идеальных условиях, огражденные от хищников, сытые и здоровые.» – Мужчина постучал пальцем по стеклу, наблюдая, как подплывают к нему охочие до корма рыбы. – «Быть может, полагают себя любимыми и баловнями судьбы, видят прекрасное будущее и строят планы. Хотя вся их судьба – стать, со всем их накопленным жирком, обедом для человека, изредка их подкармливающего. Когда придет время.»

Князь невольно посмотрел на часы – солидные, с круглой рамкой и кожаным ремешком. Точно такие же, как десятки иных, подаренных им анонимно многим и многим людям. Немного странные, к слову, часы которые многие полагали бы испорченными, так как вместо индикатора дня недели они отчего-то показывали цифру, что медленно – раз в год – сменялась на меньшую, отсчитывая непонятный и неведомый срок.

Часы, на которых у одного помешавшего ему юноши осталось всего пару месяцев – в той самой шкале, в которой на его, князя, часах был знак вечности.

Князь Черниговский выбросил мысли о третьестепенном человеке из головы, вся ценность которого была в сети железнодорожных компаний, созданных им и обереженных Черниговскими в ключевые моменты становления. Воистину, не самое лучшее приложение огромного количества денег, выигранных на турнире, рисковое и опасное. Денег, которые Черниговские князья считали своими, когда принимали Зубовых к себе в клан, и отказываться от которых не желали. Оставалось просто дождаться, пока юноша достигнет восемнадцати лет и правоспособности все потерять.

Власть, которую давал князю пост руководителя МВД Империи, не оставлял мальчишке ни единого шанса. Были, разумеется, раздражающие препятствия на этом пути, вроде довольно известной семьи, приемным сыном которым он приходился, покровительства князей Шуйских, возможного родства с влиятельными князьями Юсуповыми и, по оценке аналитиков, участия целого пророка в его жизни, приходящегося юноше родной сестрой.

Но в его аквариуме и не было никогда простых рыб, только такие – яркие, диковинные и очень богатые.

Что до противодействия и мистики, то древний род Черниговских знал, как их обойти. Достаточно, чтобы мальчишка сам захотел все отдать. Никто не станет уничтожать его физически, не станет давить и угнетать – и даже пророк, если слухи о нем правда, не сможет заметить самого главного. Как человек ломается изнутри. Как угасает в нем надежда. Как ему не хочется жить, и любая плата становится приемлемой. Плата, которую он готов платить за то, чтобы жили и не страдали друзья, у которых нет покровительства князей, нет пророков в родичах…

Князь раздраженно встряхнул головой, отметив, что вопреки собственному желанию продолжает думать о том, кого сам же назвал третьестепенным.

Мужчина переместился в самый темный угол комнаты и резким движением шагнул в темноту – чтобы тут же вышагнуть из занавешенной шторками темноты угла личного кабинета на вершине клановой башни. Его мысли вновь устремились к бесконечной шахматной партии, создаваемой собственными руками на просторах самой большой в мире страны. Партии, в которой фигуры не знали, что ими играют, и даже не догадывались о собственном цвете, равно как и о цвете противников. Удивительной игре, в которой по всем канонам пешка могла съесть ферзя. Только в классической партии такое событие создавалось путем сложной комбинации, а вот Черниговские действовали куда проще – ослабляя противостоящую фигуру до той степени, что ее съедал кто попроще и гораздо слабее. Слабости – это именно то, о чем клан, призванный с ними бороться в масштабах всей Империи, знал лучше всех.

И если бы только их клан занимался слабостями, обеспечивая государеву безопасность от самих себя, то все было бы куда как проще… Но были конкурирующие структуры, от которых приходилось таиться. Было «Око Государево», подчиненное непосредственно Императору, были княжеские разведки и постыдная случайность, как некогда с Зубовыми, которую кое-как удалось замять, не вызвав подозрения на себя и сохранив маршруты доставки… Тем не менее, карта страны медленно окрашивалась в их цвета.

Черниговские не стремились узурпировать трон. Какая пошлость, в самом деле – потратить столько сил, чтобы воссесть на неудобное кресло, надеть тяжелую корону и бояться каждую ночь, что кто-то из наследников Рюриковичей остался жив и решится мстить. Мысли князя были чище и изящней – получить в государстве такое число подконтрольных аристократов, против слитного голоса которых даже Императору не получится возразить. Власть над самим Императором будет гораздо слаще пышных регалий и звучных титулов.

Князь подошел к узкому окошку, открывавшему вид во внутренний двор Кремля. Мельком отметил, что его недавний гость уже вернулся к своей экскурсионной группе, и перевел взгляд на выше, оглядывая постройки.

Поистине могучи и крепки стены древней твердыни, несокрушимой и стабильной, равно как и весь механизм власти в империи.

И не было в мире напряжения, которое могло бы их сокрушить.

Глава 1

Утро первого сентября выдалось обжигающе жарким, безоблачным и безветренным, словно и не было до того череды хмурых дней и моросящего мелкого дождя, стучавшегося в московские окна, напоминая о наступлении осени.

Ошалевшая от таких перемен природа реагировала сухой и растрескавшейся землей, и где-то даже проклюнувшимися почками на серых деревьях, уже готовых было заснуть до весны. От нагретого асфальта поднимался пар вчерашних луж, наполняя виды на горизонт дрожащим маревом, а стаи перелетных птиц, взлетавших было над черными кронами деревьев, тут же рассыпались на небольшие группки и возвращались обратно, будто уверившись в возвращении лета.

Люди же на жаркий денек реагировали по-разному: кто, чертыхаясь, пробегал поскорее от прохлады метрополитена и тени остановок до кондиционированных офисов, а кто и с улыбкой смотрел на мир, радуясь еще одной возможности показать летние наряды и красивый загар, покуда длинные осенние плащи и куртки не обратят всех вокруг в серую, безликую толпу. Жарились в духоте пробки водители, выставив руку из окна в надежде уловить порыв ветерка, но смеялись, пробегая рядом по тротуару дети – для которых ветер был в движении воздуха, не успевавшего расступиться у них на пути.

И, разумеется, истинно счастливыми были продавцы цветов, для которых солнечное первое сентября грозило обернуться нешуточной прибылью – спешили к парадным школ и университетов ученики и ученицы, забирая с собой яркие красные, белые, синие, розовые цвета праздника.

Сезонный бизнес чутко реагировал на погоду, интересуясь прогнозами синоптиков куда как чаще остальных. Правда, у иных сезон кончался ровно в августе, вне зависимости от стоявших на улице температур – лицензии на уличную торговлю мелким товаром выдавались аж в феврале, и стоили настолько недешево, что большинство не рисковало оплачивать дополнительный осенний месяц, который запросто мог выйти холодным и дождливым. Оттого – жара была, а торговцев мороженым на университетской площади при МГУ – ни единого.

Благо, я подсуетился и прихватил передвижной морозильный ларь, расположив для услады очей и прохлады ног перед собой. Ветви яблони над головой даровали тень, а железная скамейка оказалась довольно удобной для медитативного ожидания первой учебной лекции.

– Почем мороженое? – Остановился перед морозильником юноша лет двадцати, заинтересованно посмотрев на закрытую, без единого ценника, непрозрачную крышку холодильника. – И какое есть?

Но не все идеи выходят достаточно удачными.

– Не продается. Никакое. – Я хмуро посмотрел на явного студента, перехватив его взгляд, покуда ему не расхотелось есть и вообще тут находиться.

Юноша неловко отступил вбок, прошагал так еще два метра, резко отвернулся и быстро зашагал в обратную сторону.

– А есть пломбир? – Мигом подгреб взрослый мужчина с юной дочкой, будто выжидавший до того очередь.

– Ничего ни для кого нет, – сурово произнес я.

– А чего тогда сидишь? – Буркнул он недовольно.

– Медведя жду.

– Сумасшедшие вокруг, – чертыхнулся он неслышно, уводя погрустневшую дочку дальше по парку. – Вот поэтому, милая, всегда надо надевать панамку на голову. Напечет!..

С возмущением оглядел себя – рубашка дорогущая в почти незаметную полоску, туфли белые, модные, носки и брюки им в тон. Часы, опять же, серебряные запонки с бриллиантами чистой воды. Уже и холодильник с собой нельзя принести спокойно!

Тут же отметил целеустремленное движение молодой парочки в мою сторону и кошелек в руках юноши.

В общем, морозильник пришлось сдвинуть вбок от скамейки, а самому пересесть на другой край.

Я поерзал на месте, переложив с колен на скамейку папку с документами о поступлении на первый курс. Разнообразные ксерокопии о составе семьи, фотографии без уголка и с уголком для различных документов лежали там же, вместе с тетрадкой и ручкой. Только вот первый учебный день изрядно отличался от тех, к которым я привык. Никакой парадной линейки перед зданием, с разбиением на квадраты 'своих' и табличкой названия курса или класса. Нет взволнованной толпы, неуверенными пингвинами перетаптывающейся возле своего куратора – но есть нескончаемый поток людей, шедший внутрь главного корпуса с самого утра, словно он не имеет предела.

Где-то там, внутри, кто-то должен произносить приветственные речи, легонько стращать тяготами и вдохновлять историями успеха выпускников. Танцы на сцене, цветастые грамоты, атмосфера волнения и триумфа, молчаливые обещания самому себе учиться и деятельное обдумывание, где и как отметить сегодня будущие успехи в учебе.

И все это – должно пройти мимо меня, оставив чужим на будущем курсе. Пусть знакомятся и заводят дружбу, намечают симпатии и дышат первой влюбленностью. Первая настоящая лекция начнется на пару часов позже, когда все перезнакомятся. Я же приду почти со звонком, заняв последнюю парту, стараясь быть вне коллектива. Слишком многим мое общество ломает судьбу, перекраивая желания и мечты. Не то, чтобы это было большинству во вред, но как сказал один очень важный мне человек, все хотят себе собственной судьбы, с собственными ошибками и победами.

Все это вызывало легкую досаду, но при этом и ощущение правильности своих действий. Я посмотрел на громаду главного корпуса университета, словно на цветастую коробку, внутри которой могло быть все, что угодно – от плохого, до хорошего, от нищеты духа до богатства пыльных библиотек. Но этот подарок судьбы – для всех сразу, а значит надо быть с ним осторожнее. Посмотрим на него с задних парт, для начала.

– Вот ты где! – Воскликнул довольный девичий голос сбоку, заставив легонько вздрогнуть и перевести в ту сторону взгляд.

Засмотревшись на шпиль высотки, прозевал явление одной очаровательной особы, нетерпеливо перетаптывающейся сейчас возле моего холодильника.

Ника Еремеева была в длинном белом платье с диагональным узором в виде серых звезд, и темных очках, поднятых поверх высокой прически рыжих волос. Босоножки под цвет платью и легкая бежевая сумочка дополняли облик до летнего.

– А я знала, где тебя искать! – Довольно произнесла она на мой невысказанный вопрос и вопросительно поднятую бровь. – Рядом с мороженым!

Не то, чтобы сильно соскучился – еще неделю назад вместе падали в одном самолете. Но видеть ее я был определенно рад.

– А где продавец? – Поинтересовалась она, оглядываясь по сторонам.

– Нет продавца, – терпеливо вздохнул я.

– Что ты сделал с продавцом? – Построжел ее голос.

– Не было продавца, это мое мороженое. – Повернулся я лицом обратно к зданию. – Хочешь, верь. Хочешь, ищи тело.

– А можно мне?.. – После заминки, просительно поскреблись подушечками пальцев по крышке холодильника.

– Нет.

– Почему? – Присела она рядом, отразив голосом легкое возмущение и грусть.

– Один раз я уже угощал тебя пломбиром. – Припомнил я ей эпизод из детства, который невозможно забыть.

– Его тигры съели!

– Какое глупое оправдание, – проворчал я. – Как там твои поиски?

– Какие еще поиски? – Прозвучало в ответ равнодушно и даже удивленно.

Но слух четко определил тщательно маскируемые нотки настороженности в Никином голосе.

– Артефакта, который ты выкинула в урну. – Поспешил я уточнить, впрочем, не оборачиваясь в ее сторону.

– Ах, это, – поскучнела девушка, словно вспомнив о мелочи, а не вещице за три полновесных миллиарда.

– Судя по ноткам апельсиновой кожуры, прокисшего сока и забродившего кефира, поиски продолжаются? – Втянул я воздух.

– Пахнет, да? – Заволновалась Ника не на шутку, принюхиваясь к запястьям.

– Не сильно, – успокоил я. – Помочь?

– Нет! – Категорично и упрямо ответила она, доставая из сумочки ароматизированные салфетки и оттирая ладони.

– Если что, проси, – повел я плечом.

После чего позволил установиться молчанию, не разрушая его даже после того, как Ника завершила косметические процедуры.

Шелестели университетские фонтаны, включенные по такой жаре. Мимо проносились редкие люди на роликах и скейтбордах. Но, в основном, было тихо – той самой контрастной тишиной, что царит возле образовательных учреждений посреди урока.

– Максим… Если честно, я тебя искала, чтобы извиниться, – произнесла Ника первой, вызвав нешуточное удивление.

Повернулся к ней и с любопытством оглядел повинную мордашку, устремленную взглядом куда-то вниз и вбок.

– Да неужели? – Высказал я вслух.

– Да! – Уверенно заявила она и продолжила тем же тоном. – Я повела себя очень грубо, когда мы расстались. Я не должна была так критиковать твое желание стать… Ну, императором, – смутилась она.

– Так-так, – повернулся я к ней всем телом, с интересом ожидая продолжения.

– Понимаешь, – только теперь замялась Ника, неловко сцепив пальцы. – Когда я была у тебя в гостях… Когда ты спал, я случайно уронила тебя головой вниз со второго этажа. И эти мысли – не твоя вина, а последствия падения!

– Ника, постой, – постарался притормозить ее я, приподняв ладонь.

– Но я тебя обязательно вылечу! – С жаром произнесла девушка. – Я переведусь на психиатра, и мы это вместе преодолеем!

– Стоять! – Гаркнул я так, что окрестные перелетные птицы все же решились на вояж на юг. – Какой еще второй этаж?

– Окно твоей комнаты, – смутилась она еще сильнее.

– Так. Что ты делала в моей комнате? – Нахмурился, пытаясь состыковать ее совершенно невероятные слова со своими воспоминаниями.

Вернее, с тем, что ничего не помнил о той ночи.

– Пыталась выкрасть, – пискнула Ника еле слышно.

– И это у меня с головой непорядок, да? – Оглядел я эту сумасшедшую сверху до низу.

И точно – без панамки! Все с ней понятно.

– И выкрала! – С возмущением добавила она.

– Так, женщина, забыли про меня. – Выдохнул я, отметив краем глаза еще двоих знакомых. – Вон тебе еще два пациента. Один думает, что медведь, а вторая – что честный человек.

По дорожке в нашу сторону двигались Шуйский Артем и некая Вера.

Нет, я бы подискутировал с Никой о ее странных мыслях и важности не перегреваться на солнце, но без таких свидетелей, как княжич, с которым мы расстались не самым лучшим образом, и его сопровождающая, тоже не питающая ко мне восторгов.

Одета пара была вполне по-летнему: в сандалии и легкое платье, походившее на парео радужной расцветки, у Веры и более солидный бежевый костюм-двойку у Артема. Образ дополнял легкий ветерок, колыхавший платье девушки и полы пиджака юноши – при полном безветрии вообще, что говорило об активированном артефакте у них на службе. Но лучшим 'одеянием' для статусной пары были следовавшие позади по дороге и параллельно им по иным тропам люди из охранения – крепкие парни в летних футболках, шортах и темных очках, которые все равно никак не могли скрыть 'тяжелый', ощутимый физически взгляд.

Значит, дома у Артема все стабилизировалось, раз он смог призвать своих людей. Это хорошо.

Ника диспозицию оценила мгновенно, приосанившись и чинно уложив ладони на колени.

– От меня не пахнет? – Произнесла она еле слышно со скромной улыбкой, опустив очи долу.

– Лаванда, ландыши, немного спирта. Цитрусовые – эти остались, но умеренно, – успокоил я ворохнувшуюся девушку. – Бог ты мой, ты не могла нанять кого-то на поиски? – Шепотом попенял я ей.

– Три миллиарда! – Возмутилась она столь же тихо. – А если найдут и присвоят?

– Надо было думать, когда выкидывала. Все, молчим. Здравствуйте, ваше сиятельство! – Поднялся я Артему навстречу, сияя радостной улыбкой.

Потому как непонятно, в каком мы сейчас статусе.

– Привет, Максим, – ответил он обычным рукопожатием и дружелюбным выражением на лице, будто и не было ничего.

Настораживает.

– Давно не виделись, – предложил я им место на скамейке, первым заняв место поближе к холодильнику.

Ника как-то сама-собой оказалась за спиной, стараясь не отсвечивать. Их взаимоотношения с Шуйским Артемом описывались фразой 'убил бы', так что скромность была не ложной, а объяснимой необходимостью. Документы Артему наверняка прислали из дома новые, но это вряд ли сподвигнет его простить ту, что порвала своими руками оригиналы. Приветствий от Ники все равно не требовалось – они, официально, даже не представлены друг другу.

– С неделю, – оценил период Артем, оставшись стоять на ногах.

Вера тоже спряталась за его спиной, в свою очередь – от меня. Честно говоря, ничего не имел против нее лично, но предпочел бы уничтожить вместе со всей ее семьей. Данная мысль пришла ровно в тот момент, когда Вера выглянула из-за очень широкого плеча кавалера, пересеклась со мной взглядами и, чуть побледнев, скрылась за широкой спиной.

В общем, обычные у нас отношения, с оглядкой на порядки и правила, в которых нет места жалости к посягнувшим на жизнь и честь, но есть исключения для тех, кто важен нашим друзьям.

– А я тебе звонил, – скучным тоном продолжил Артем.

– М-м?

– Но меня всякий раз переключало на линию анонимной помощи для самоубийц, – поиграл желваками юноша.

– Я подумал, ты мог сильно переживать, – отвел я взгляд.

– Максим, это не смешно, знаешь ли! Они перезванивали! Потом еще из универа звонили. Что это вообще за анонимность такая! – Возмущался он уже в голос.

– Кто ж знал? – Почесал я затылок, искренне винясь.

Артем набрал воздух в легкие для очередной отповеди, но остановился и с выдохом махнул рукой, устраиваясь на скамейке. Позади его, к дальнему краю, юркнула Вера.

– Почему не в университете? – Успокоившись, поинтересовался Артем. – Я тебя там искал. Для первокурсников сам ректор выступал, интересно было.

– Да ну… Чувствует моя интуиция, я с ним еще познакомлюсь, – отозвался я без энтузиазма.

– Простите мою бестактность, – отчего-то вскинулся он, чуть повернув корпус. – Хочу представить вам Петрову Веру Васильевну. Вера телеведущая, студент РТФ, очень уважаемый человек на кафедре и моя девушка.

Поворот корпуса, впрочем, был недостаточен, чтобы Вера не смогла укрыться за широким плечом. Но из вежливости, ей все же пришлось вынырнуть и осторожно глянуть в нашу сторону. Ее взгляд опасливо прошелся по мне и с любопытством остановился за моим плечом.

– А я вас знаю! – Воскликнула Вера, глядя на Нику. – Вы же Еремеева, я ваш приказ на отчисление подписывала!

– А это Еремеева Ника, – спокойно произнес я в ответ на ее бестактность. – она как-то предлагала тебя убить, но я не разрешил. Разумеется, она сейчас очень об этом жалеет.

– О том, что хотела?

– Возможно.

– Максим! – Напрягся Артем.

– Ладно. Позвольте представить вам Еремееву Нику Сергеевну. Ника временно безработная.

Сильный тычок последовал в спину.

– Ника одаренная в ранге 'ветеран'.