Текст книги "Всадники в сверкающей броне. Военное дело сасанидского Ирана и история римско-персидских войн"

Автор книги: Владимир Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Б. Действия при обороне

Оборонялись персы не менее умело и эффективно. Это проявлялось уже в том, что за всю многовековую историю римско-персидских войн практически ни одну свою крепость персы, в отличие от римлян, не сдали без боя. Лишь в крайнем случае – при острой нехватке продовольствия, очевидной бесперспективности дальнейшего сопротивления, изменении стратегической или оперативной обстановки и т. п. – персидские воины шли на переговоры и соглашались на передачу укрепления римской стороне. Но показательно, что даже в таких ситуациях персы стремились (и по большей части успешно) добиться от противника максимально возможных уступок: выплатить за сдачу крепости крупную сумму денег или предоставить гарнизону возможность свободно покинуть крепость с оружием в руках.

Римско-византийские авторы единодушно отмечают храбрость и самоотверженность, демонстрируемые персами при обороне своих крепостей, их высокий боевой дух и воинскую доблесть. Во многом это объясняется тем, что гарнизоны приграничных персидских крепостей состояли, как правило, из отборных воинов, происходивших из знатных родов и, соответственно, являвшихся представителями сасанидской военной элиты и носителями персидских воинских ценностей и традиций. Рассчитывать на то, что при появлении под стенами крепости римского войска такие воины впадут в отчаяние и сдадутся, вряд ли приходилось. Следует отметить и тот факт, что крепостные гарнизоны персов были в основном не очень многочисленными – по всей видимости, в среднем до двух тысяч воинов. По данным Прокопия Кесарийского, описывающего осаду ромеями трех крепостей – Амиды (503) (Proc. Bell. Pers. I. 9. 1–4, 20–23), Сисавранона (541) (Proc. Bell Pers. II. 19. 2–24) и Петры (549) (Proc. Bell Pers. II. 29. 11–30), – их гарнизоны насчитывали соответственно 1000, 800 и 1500 человек. Однако, несмотря на малочисленность, персы оборонялись весьма успешно. Для сравнения можно привести две осады Амиды, одну из которых (359) вели персы, вторую (503) – римляне. В 359 г., во время знаменитой экспедиции Шапура II, римский гарнизон Амиды состоял из семи легионов и значительного числа всадников-варваров (Amm. Marc. XVIII. 9. 3–4), т. е. насчитывал никак не меньше (а, скорее всего, гораздо больше) семи тысяч только профессиональных воинов без учета жителей самого города. Однако в результате длительной осады крепость была все же взята Шапуром. В то же время зимой 503/04 г. Амиду успешно обороняла всего лишь одна тысяча персов, и только полное отсутствие продовольствия заставило их пойти на переговоры о сдаче крепости, причем за Амиду, которая и без того в ближайшие дни стала бы добычей ромеев, ее защитники получили 1000 либр золота и право почетной капитуляции.

Что касается действий, предпринимавшихся персами непосредственно в ходе обороны, то они были типичны для своей эпохи и развивались по двум (впрочем, весьма тесно связанным между собой) главным направлениям: 1) нейтрализация усилий противника, направленных на взятие укрепления, т. е. сугубо оборонительные мероприятия, и 2) активные ответные шаги с целью нанесения врагу как можно большего ущерба, т. е. контратакующие акции. Для достижения первой задачи персам, прежде всего, было необходимо свести на нет эффективность римских осадных орудий и сооружений. Это достигалось путем использования специальных защитных приспособлений. Из них наиболее часто в источниках фигурируют уже упоминавшиеся киликийские завесы, или хитоны (см., напр.: Amm. Marc. XX. 11. 9; XXIV. 2. 10; Theophyl. II. 18.

2). При обороне ими прикрывали верхнюю часть крепостных стен или пространство между зубцами стены в местах, подвергавшихся римлянами наиболее массированному обстрелу из осадных машин. Таким образом стены предохранялись от быстрого разрушения, а воины – от поражения римскими метательными снарядами. Кроме того, для защиты людей на стенах от вражеских лучников и пращников персы применяли и специальные щиты большого размера, сплетенные из лозняка и обтянутые сырой кожей (Amm. Marc. XXIV. 2. 10). В этом же ряду необходимо упомянуть и об использовавшемся персами достаточно нетрадиционном (по крайней мере, римские и византийские воины его, судя по источникам, не знали) способе борьбы с римскими таранами, о котором сообщает Аммиан Марцеллин:

Защитники крепости, со своей стороны, когда самый большой таран был уже совсем близко и готов был начать громить возвышавшуюся перед ним башню, ловко ухитрились поймать сетью его выступающий вперед железный лоб, который действительно имел вид бараньей головы, и задержали его длинными канатами, так что нельзя было дать ему размаха, отводя его назад, и громить стену учащенными ударами (Amm. Marc. XX. 11. 15).

Второй, помимо нейтрализации осадных машин, составляющей собственно оборонительных мероприятий персов являлось отражение вражеских приступов. Здесь ими использовались в основном вполне стандартные приемы: обстрел противника из лукор (в том числе имевших особую конструкцию и специально предназначенных для ведения осадного либо оборонительного боя), пращей и катапульт, сбрасывание на головы римлян бочек, огромных камней, обломков колонн, бросание в них копий, поливание расплавленной смолой. Для уничтожения «работающих» по крепости римских военных машин, изготовленных из дерева, персы метали в них горшки с зажигательной смесью, факелы, маллеолы.

Оборона персов почти никогда не была пассивной. Помимо сдерживания вражеского натиска, они, как правило, стремились предпринимать и активные контрнаступательные действия – вылазки, при этом не только причиняя противнику прямой военный ущерб (уничтожая его живую силу, военную технику, осадные сооружения, имущество и т. д.), но и добиваясь морального превосходства над римлянами, демонстрируя им свое бесстрашие и готовность сражаться до конца. Пожалуй, наиболее яркое описание действий персов во время вылазок дает очевидец и участник боевых событий середины IV в. в Верхней Месопотамии Аммиан Марцеллин, рассказывая об осаде армией Констанция II персидской крепости Безабды (360). Историк говорит о трех вылазках, предпринятых персами, следующее:

1. Насыпи росли все выше и выше; защитники, имея уже перед глазами верную гибель, если они не примут особых мер предосторожности, решились на последнее средство и сделали внезапную вылазку. Бросившись на наши передовые посты, они метали со всей силы на тараны факелы и наполненные горючим материалом горшки. После ожесточенной схватки нападавшие, ничего не достигнув, были отброшены в город и опять появились на зубцах стен (Amm. Marc. XX. 11. 16–17).

2. И вот они [персы. – В. Д.] решились сделать вылазку, подготовив ее самым тщательным образом.

Целыми толпами вышли они из ворот; лучшие бойцы, разместившись между солдатами, которые несли горючие материалы, стали метать в деревянные части орудий железные корзины, наполненные горючими составами, хворост и другие легко воспламеняющиеся вещества… Когда дело дошло до рукопашной, вдруг все осветило зарево пожара: огонь побежал по орудиям, все они горели, кроме самого большого тарана (Amm. Marc. XX. 11. 18–19).

3. Они [персы. – В. Д.] разделили между собою, насколько допускало отчаянное положение дел, ратный труд: одни оставались для защиты стен, а большая часть, незаметно открыв ворота, выступила из крепости с мечами наголо, и за ними следовали люди, несшие горючие материалы. Пока римляне атаковали отступавших и бились врукопашную с бросавшимися вперед, те, что несли горючие материалы, добравшись наперерез ползком, подсунули угли в скрепы вала, состоявшие их брусьев различных деревьев, лозняка и пучков камыша. Пламя быстро охватило этот сухой горючий материал, и наши солдаты с большой опасностью успели очистить вал и спасти баллисты (Amm. Marc. XX. 11. 22–23).

Можно лишь добавить, что благодаря самоотверженной обороне и успешным контратакующим действиям персов Безабда так и не была взята римлянами.

Особо следует выделить оборонительные действия персов, не имевшие вооруженного характера. В частности, сюда относится дезинформирование противника относительно численности гарнизона и состояния дел внутри крепостных стен, установление с помощью гонцов контактов с находившимися неподалеку персидскими частями для организации совместных действий против штурмовавших крепость римлян, организация специальных пожарных команд для тушения пожаров, возникавших из-за обстрела города зажигательными снарядами, а также разного рода военные хитрости – ведение переговоров с целью затягивания осады и выигрыша во времени, обещание оставить крепость и длительное обсуждение условий предполагаемой (реальной или мнимой) сдачи и др.

Все сказанное выше показывает, что персы прекрасно владели искусством полиоркии и применяли те же способы ведения осадной войны, что и их главный западный противник; в ряде аспектов они даже превосходили римлян, действуя более оригинально и эффективно.

Глава 4.
ВОЕННАЯ СТРАТЕГИЯ ПЕРСОВ

Военная стратегия персов определялась целым комплексом тесно взаимосвязанных факторов и условий. Прежде всего, сюда следует отнести особенности социально-экономического развития Персидского государства. В силу своего геополитического положения Иран являлся связующим звеном между Средиземноморьем и цивилизациями Южной и Восточной Азии, в первую очередь Индией и Китаем. В связи с этим важную роль в хозяйственной жизни страны с древнейших времен играла транзитная торговля, что, в свою очередь, требовало установления и сохранения контроля над переднеазиатским участком трансазиатских торговых путей, а в идеале – и расширения здесь своей сферы влияния. Именно это обстоятельство обусловливало агрессивность внешней политики как сасанидского Ирана, так и других империй, существовавших на территории Среднего Востока до и после него.

Кроме того, по мере развития в Иране городского хозяйства здесь все острее ощущалась нехватка квалифицированной рабочей силы, особенно в сфере ремесленного производства. Между тем для успеха в противостоянии с Римской (Византийской) империей Сасанидам объективно требовалось увеличение объемов и улучшение качества выпускаемой ремесленниками продукции. Единственным возможным способом решить проблему дефицита необходимого количества трудовых ресурсов был захват восточных городов империи с последующим переселением их жителей во внутренние области Персии для использования в интересах персидской экономики. Такая практика испокон веков существовала в Передней Азии, и Сасанидское государство в этом отношении было продолжателем древних традиций. Наиболее известным примером такого рода мероприятий является переселение Хосровом I пленных антиохийцев в специально построенный для них город на территории Месопотамии, хотя в источниках содержатся многочисленные упоминания и о других подобных фактах.

В силу достаточно стабильного развития персидской экономики шаханшахи имели возможность накапливать в казне солидные финансовые средства и определенную их часть расходовать на военные цели. Кроме всего прочего, это было важно еще и потому, что позволяло, с одной стороны, откупаться от часто тревоживших персидские границы кочевников, а с другой – за деньги нанимать тех же кочевников на военную службу и использовать их в боевых действиях против империи. Особое значение данное обстоятельство приобрело начиная с IV в., с наступлением наиболее активной фазы Великого переселения народов. По-видимому, впервые наемные войска кочевых варваров были активно использованы Шапуром II, после длительных войн с племенами хионитов сумевшим затем привлечь их во главе с царем Грумбатом к участию в войнах против Римской империи. В последующих войнах на западе Сасаниды регулярно использовали воинские контингенты номадов (в источниках они обычно называются гуннами, хотя на самом деле могли иметь совершенно другую этническую принадлежность), не говоря уже об арабах, постоянно участвовавших в римско-персидских войнах как на стороне империи, так и Ирана.

Безусловно, стратегия ведения войны определялась и внешнеполитической обстановкой, в которой находилась держава Сасанидов в тот или иной период своей истории. Здесь, выражаясь математическим языком, были как постоянные, так и переменные величины. Наиболее важным из постоянно действующих факторов было, разумеется, само соседство с Римской (Византийской) империей, объективно являвшейся крупнейшим и опаснейшим противником Персии в Передней Азии. Однако отношения Ирана со своим западным соседом, в целом враждебные, иногда переживали периоды некоторой «разрядки», что было связано с многими причинами, и в первую очередь – с внутриполитической ситуацией в обеих соперничавших державах. При этом следует отметить, что большее влияние на характер взаимоотношений между двумя государствами оказывали события в Персии, нежели в империи.

Независимо от того, насколько силен был противник в тот или иной период времени, Сасаниды в меру своих сил непрерывно инициировали более или менее активные боевые действия на западе. Так было и в III в., когда империя переживала эпоху кризиса и упадка, и в IV в., когда Рим возродил свою былую мощь и вновь стал мощнейшей державой своего времени, и в VI в., в период расцвета Восточной Римской империи при императоре Юстиниане.

Содержащиеся в источниках факты говорят о том, что персы умело использовали сложное военно-политическое положение, в котором находилась империя. Их активность заставляла императоров отзывать войска из Европы и перебрасывать на восток, что усугубляло и без того тяжелое положение Римского государства. Даже Аммиан Марцеллин, будучи горячим патриотом Рима, откровенно заявляет, что римляне воевали «скорее оборонительным, чем наступательным, образом» (Amm. Marc. XXIX. 1. 2). Ситуация менялась лишь в том случае, если сам Иран погружался в пучину очередного кризиса (чаще всего это была борьба за власть между сыновьями умершего шаханшаха) и у Сасанидов объективно не было возможности для активных действий на западе.

Еще одним постоянным фактором, определявшим персидскую военную стратегию в переднеазиатском регионе, являлось наличие здесь ряда буферных государств, положение и позиция которых в конечном счете зачастую определяли исход не только отдельных военных кампаний, но и целых войн. Главным из них являлось Армянское царство, еще в I в. до н.э. утратившее статус великой державы и вынужденное с тех пор лавировать между своими могущественными соседями – Римской (Византийской) империей с одной стороны и Парфией, а затем сасанидским Ираном – с другой.

Особая роль Армении в стратегических планах персов была обусловлена в первую очередь ее необычайно выгодным стратегическим положением, ставившим под контроль хозяина этой страны значительную часть Передней Азии. С Арменией у сасанидского Ирана были достаточно сложные отношения, поскольку одна часть армянской знати – нахарары – поддерживала империю, в то время как другая делала ставку на сотрудничество с Персией. Поэтому политика Сасанидов в отношении Армянского государства определялась в значительной мере тем, какая из группировок нахараров оказывала определяющее влияние на ситуацию в самой Армении. Кроме того, Армения с начала IV в. была христианским государством, и это объективно делало ее союзницей Рима (Византии), однако диктат римлян зачастую вызывал у армян такое недовольство, что они не раз были готовы пойти (и в ряде случаев шли) на открытый разрыв с империей. В связи с этим и задача по установлению над Арменией своего контроля решалась Сасанидами двояким путем: как посредством нанесения по ней мощных военных ударов, так и дипломатическими методами (хотя в целом все же преобладали агрессивные акции).

Помимо Армении, большую роль в планировании и проведении персами военных кампаний против Рима играли Иберия, Албания, Свания и особенно Лaзика, имевшая выход в Черное море и, начиная с VI в., привлекавшая персов, помимо прочего, возможностью совершения морских нападений на территорию Византии (Proc. Bell Pers. II. 28. 18–23). Как и Армения, эти закавказские государства рассматривались Персией как удобные плацдармы для вторжений во владения империи и в то же время – как преграда на пути римской экспансии. Как и в Армении, здесь персы использовали политику кнута и пряника с преобладанием первого. Источники содержат неоднократные сообщения о персидских экспедициях против этих государств на протяжении всей истории римско-персидских войн.

Гораздо менее стабильной была ситуация на северных и восточных границах сасанидского Ирана. Здесь частыми были нападения кочевых племен (хиониты, гунны, эфталиты, кидариты, тюрки и др.), вторгавшихся в персидские владения в основном с территории Средней Азии, а также из-за Кавказского хребта. Это представляло собой отдельную проблему, требовавшую от персов отвлечения военных, экономических, людских и временных ресурсов. Во время войн с кочевниками Сасаниды снижали свою военную активность на западе, и империя получала некоторую передышку. Однако даже в этом случае персы делали все возможное для недопущения потери стратегической инициативы; если в тот или иной период времени основным становился среднеазиатский или закавказский театр боевых действий, то в Месопотамии велись хотя и не крупномасштабные, но все же постоянные, изматывающие противника бои, не дававшие ему достаточного времени на перегруппировку сил и организацию активной обороны и тем более наступления. Так, Аммиан Марцеллин сообщает, что когда Шапур II воевал с соседними народами на востоке (350-е гг.), то нес при этом серьезные потери (Amm. Marc. XIV. 3. 1; XVI. 9. 3; XVII. 5. 1). Но даже в такой, казалось бы, драматической ситуации, ведя войну на два фронта, Шапур II продолжает держать римлян в постоянном напряжении. Его войска непрерывно тревожат римские пограничные гарнизоны, совершают систематические нападения на римские укрепления и населенные пункты, а также на союзника Рима – Армению (Amm. Marc. XIV. 3. 1; XV. 13. 4; XVI. 9. 1), вынуждая тем самым противника постоянно обороняться.

Примерно такой же ситуация была и позднее. Говоря о событиях на византийско-персидской границе, Феофилакт Симокатта пишет, что персы многократно грабили римские приграничные районы, устраивая при этом настоящую резню местного населения (Theophyl. II. 1. 2; III. 10. 8). Чередуя военные и дипломатические меры, Сасаниды в целом успешно справлялись с решением проблемы кочевнических набегов, и недавние противники Ирана, в конце концов, не только заключали с ним договоры о мире, но и зачастую поддерживали персов в войнах против империи. Если изменить ситуацию в свою пользу персам не удавалось, она могла иметь катастрофические последствия, как это было в V в. во время войн с эфталитами, где в одном из сражений в 484 г. погиб сам шаханшах Пероз.

Вообще же успехи персидской дипломатии впечатляют: даже италийские готы, не говоря уже о более близких соседях Ирана, находились в сфере ее интересов и пытались заручиться поддержкой Сасанидского государства в совместных действиях против Византии (Proc. Bell Pers. II. 3. 54). При этом нужно отметить, что иногда римляне сами провоцировали своих соседей к тому, чтобы искать дружбы с персами. Так было, например, в случаях с сарацинами, выступившими в 363 г. на стороне Шапура II потому, что император Юлиан отказался выплатить причитавшееся им жалованье (Amm. Marc. XXV. 6. 10), с Арменией, которая в 374 г. едва не оказалась союзницей Персии из-за недальновидных шагов императора Валента в отношении армянского царя Папы (Amm. Marc. XXX. 1. 1–23), с Лазикой, перешедшей в 541 г. на сторону персов из-за чинимого здесь византийскими властями произвола (Proc. Bell Pers. 11. 15. 9–11).

Оказывал влияние на персидскую стратегию и комплекс собственно военных факторов. Важнейшим из них являлась внешнеполитическая доктрина Сасанидского государства. Уже сам титул правителя Ирана – «царь царей Ирана и не Ирана» – демонстрировал претензии шаханшахов на мировое господство. Наиболее четко суть военной доктрины персов на западном направлении передают Геродиан и Аммиан Марцеллин, сообщения которых в комментариях не нуждаются:

Весь противолежащий Европе материк, оделяемый Эгейским морем и проливом Пропонтиды, – всю так называемую Азию, считая владением предков [Арташир I. – В. Д.], желает вновь присоединить к Персидской державе, утверждая, что со времени Кира, который первым перенес власть от мидян к персам, вплоть до Дария, последнего персидского царя, власть которого упразднил Александр Македонский, – все, от Ионии до Карии, управлялось персидскими сатрапами; поэтому ему подобает восстановить для персов целиком всю державу, которой они раньше владели (Herodian. VI. 2. 2).

Посольство объявило, что приказывает великий царь Артаксеркс [Арташир. – В. Д.] оставить римлянам и главе их Сирию и всю Азию, лежащую против Европы, и предоставить персам владеть всеми землями вплоть до Ионии и Карии и народами, отделяемыми Эгейским морем и Понтом, ибо это наследственные владения персов (Herodian. VI. 4. 4).

Я, царь царей Сапор, сопричастник звезд, брат Солнца и Луны, шлю Констанцию Цезарю, моему брату, привет… О том, что мои предки владели территориями до реки Стримон и границ Македонии, свидетельствуют даже ваши старые записи. Требовать прежних границ подобает мне, так как я… превосхожу древних царей блеском и множеством выдающихся подвигов (Amm. Marc. XVII. 5. 3, 5).

Сложившаяся в Иране социально-экономическая система в сочетании с другими условиями привела к возникновению определенной социальной структуры, когда все население страны делилось на несколько сословных групп. Это, в свою очередь, обусловило и особую систему комплектования войска: его главной ударной силой, костяком являлась формировавшаяся из многочисленного слоя средней и мелкой аристократии тяжелая конница[9]9
  Подробнее о системе комплектования сасанидского войска и ее связи с социальным строем Ирана см. в § 2 «Организация армии Сасанидов» главы 1 наст. изд.


[Закрыть]. Это коренным образом определяло всю стратегию персов: она была основана на действиях кавалерийских частей, в то время как пехота выполняла второстепенные функции, а иногда вообще не участвовала в сражениях (см., напр.: Proc. Bell. Pers. I. 15. 15; 17.1). Опора на конницу делала действия персидской армии стремительными и неожиданными для противника. Во многом именно поэтому, а также из-за недостаточно эффективной деятельности своей разведки римляне зачастую были совершенно не готовы к появлению противника и терпели неудачи.

Многие авторы отмечают целый ряд таких достоинств персидского войска, как его военная организация, жесткая дисциплина, постоянные военные упражнения, хорошее вооружение, что делало персов «грозными даже для очень больших армий» (Amm. Marc. XXIII. 6. 83; ср.: Liban. Or. XI. 177). Как писал Прокопий Кесарийский, римские новобранцы «приходили в ужас при одном имени персов» (Proc. Bell. Pers. II. 16. 2). Не случайно и в военном трактате Маврикия персы удостоились первого места при перечислении противников Византии и рассмотрении особенностей ведения войны врагами империи (Mauric. XI. 2).

Решения о начале крупномасштабных боевых действий принимались персами на военных советах, чему предшествовала серьезная работа разведчиков. Так, Аммиан Марцеллин неоднократно говорит о персидских лазутчиках, о перебежчиках с римской стороны (одним из наиболее ярких примеров является знатный римлянин Антонин (Amm. Marc. XVIII. 5. 1–3, 6–8 и др.), сыгравший одну из ключевых ролей в трагической для Рима кампании 359 г.) и об отлично поставленной разведывательной деятельности у персов в целом (Amm. Marc. XVIIL 5. 7; XIX. 5. 5; XXV. 7. I).

О высокой эффективности персидской разведки сообщают также Прокопий Кесарийский (Proc. Bell. Pers. II. 21. 1) и Феофилакт Симокатта (Theophyl. III. 3. 8; 7. 4–6). По данным Прокопия, у персов, как и у римлян, лазутчики содержались за казенный счет (Proc. Bell Pers. II. 21. 11). В целом уровень работы персидской разведки даже их противники оценивали очень высоко:

Издревле за счет казны содержались многие люди, которые отправлялись в пределы врагов, проникали в царство персов… и, тщательно все разведав, по возвращении в землю римлян могли известить начальствующих лиц о вражеских секретах… То же самое издавна существовало и у мидийцев [т. е. персов. – В. Д.]. Хосров, увеличив, как говорят, жалованье разведчикам, выгадал от такой предусмотрительности. Ибо ничто из того, что происходило у римлян, не оставалось для него тайной (Proc. Hist. Arc. XXX. 12–14).

Для введения противника в заблуждение персы прибегали к дезинформации. Пожалуй, наиболее мастерски данный прием был использован полководцем Хосрова I Мермероем, который во время кампании 554 г. в Лазике распространил известие о собственной смерти, а затем внезапно атаковал потерявших бдительность римлян (Agath. IL 20).

Большое значение в захвате и удержании военной инициативы персами играл фактор внезапности. Без слабой разведки римлян и отличной – своей персам не удалось бы его использовать, но, как было сказано выше, разведка персов работала на высоком уровне, а хранить военные тайны они умели гораздо лучше римлян (Amm. Marc. XXI. 13. 4), – следовательно, действия персов почти всегда были неожиданными для римлян (Herodian. VI. 5. 6, 9; Amm. Marc. XVI. 9. 1; XXIII. 5. 3; XXIV. 5. 5; Proc. Bell. Pers. I. 7. 3; 8. 6; II. 20. 22; 27. 32; Theophyl. III. 10. 8).

Непосредственно перед вторжением на вражескую территорию персидская армия сосредоточивала свои основные силы на одном направлении (Amm. Marc. XXI. 7. 6), что, естественно, снижало эффективность оборонительных действий римлян в силу отсутствия у них точной информации о месте и времени вражеского нашествия и, соответственно, рассредоточения имеющихся сил. В дополнение к этому персы часто прибегали к обходным или отвлекающим маневрам, используя неожиданные для противника маршруты передвижения. Так, наряду с традиционным путем, пролегавшим через область в районе Нисибиса и далее мимо Дары в римскую Месопотамию (Proc. Bell. Pers. I. 17. 25), персидская армия неоднократно вторгалась на территорию империи через Армению или Осроену (Amm. Marc. XIV. 3. 2; Proc. Bell Pers. I. 17. 2, 30–39; 18. 3; II. 24. 1).

Что касается отвлекающих действий, то яркий в этом отношении факт приводит Феофилакт Симокатта. В 580 г., узнав о начале вторжения византийской армии, персы для предотвращения вражеского нашествия совершили, в свою очередь, нападение на город Каллиник (совр. Ракка в Сирии), что перечеркнуло все планы ромеев и заставило их, уничтожив сопровождавшие армию корабли с продовольствием, спешно двинуться на защиту осажденного персидским войском Каллиника (Theophyl. III. 17. 8–10).

Еще одной характерной чертой персидской стратегии являлось совершение на территорию империи глубоких рейдов, при которых войско не задерживалось для осады находившихся на пути его следования крепостей (Amm. Marc. XVIII. 6. 3; XIX. 1.3; Proc. Bell. Pers. II. 5. 4, 7; 20. 17–18, 22). В таких случаях расчет делался на эффект внезапности, и за то время, пока римляне ориентировались в обстановке, концентрировали силы и готовились к ответным мерам, персы зачастую уже успевали разорить находящиеся в глубине имперских владений города и вернуться домой. Именно так был организована экспедиция Шапура II в 359 г., в ходе которой был взят ряд римских городов, в том числе – и Амида, а также поход Хосрова I в 540 г., завершившийся разорением Сирии и захватом ее столицы – Антиохии.

Важную роль в подготовке и принятии военно-стратегических решений у персов играли религиозные факторы. Для государственной религии Сасанидской державы – зороастризма – были характерны крайний дуализм и противопоставление последователей учения Заратуштры сторонникам всех остальных вероучений, в связи с чем военно-политическое противостояние Рима и Ирана приобретало религиозную окраску. Обе стороны неоднократно предъявляли друг другу претензии, связанные с положением своих единоверцев на вражеской территории. Так, незадолго до смерти Константин Великий направил Шапуру II послание с требованием уважать интересы проживающих в Персии христиан (Euseb. Vit. Const. VIII. 4–13), что было обусловлено начавшимися в Иране жестокими антихристианскими гонениями. Со своей стороны и персы выдвигали схожие претензии; в 464 г. послы Пероза жаловались императору Льву I, «что магов, искони обитающих в римских владениях, римляне хотели отвлечь от отеческих обычаев и законов, и от их богопочитания, что они беспокоят их и не позволяют, чтоб у них горел по закону их так называемый неугасимый огонь» (Prise. Fr. 25).

В силу целого ряда причин в Сасанидском государстве всегда было сравнительно сильным влияние зороастрийского духовенства на все сферы общественной жизни. Не было исключением и военное дело. Священнослужители – маги – оказывали непосредственное влияние на ход боевых действий, принятие тех или иных стратегических решений. Например, без общения с «подземными духами», без бесед с «предсказателями» о будущем (Amm. Marc. XVIII. 4. 1), без благоприятных небесных знамений (Amm. Marc. XXI. 13. 2. 8) Шапур II не начинал войн; только после «заклания жертвенных животных с целью определения будущего хода военных действий» посреди моста через реку персидские войска переходят границу римских владений (Amm. Marc. XVIII. 7. 1). Подобные сведения сообщает и Прокопий Кесарийский: следуя совету магов, Хосров I подверг осаде города Сурон (Proc. Bell. Pers. II. 5. 9) и Эдесса (Proc. Bell. Pers. II. 13. 9–10). По словам Феофилакта Симокатты, командующий персидским войском, прежде чем начинать боевые действия против римлян, обращался к «магам и прорицательницам» с тем, чтобы они определили исход будущей войны. После того, как те предсказали, что «за мидянами останется победа, что после битвы персы уведут с собою в свою землю ромеев», персы, воодушевленные такими пророчествами, выступили в поход (Theophyl. II. 2. 2–4). Более того, в ряде случаев маги принимали личное участие в военном командовании (Theophyl. II. 3. 3; III. 5. 14), вели от лица шаханшаха военные переговоры (Theophyl. 1. 15. 1–12).

Рассматривая вопрос о стратегии персов в их войнах с Римом и Византией, нельзя не сказать еще об одном определявшем ее факторе – о природно-климатических условиях в районе Междуречья и Передней Азии в целом. Практически все кампании (причем как с персидской, так и римской стороны) происходили здесь в летнее время. Четкое пояснение по этому поводу дает Аммиан Марцеллин, который сообщает, что с осени до весны боевые действия между Римом и сасанидским Ираном не велись по одной причине – из-за непролазной грязи, появлявшейся в Месопотамии с началом осенних дождей в результате размокания находящейся здесь повсюду глины (Amm. Marc. XX. 11. 31). В таких условиях ведение боевых действий примерно с сентября по май было просто невозможно. Кроме того, воины персидской армии не очень хорошо переносили холодную (по их меркам) зимнюю погоду, что также препятствовало ведению каких-либо активных боевых действий с персидской стороны. Очень интересный пассаж по этому поводу содержится в «Церковной истории» Сократа Схоластика: