Текст книги "«Если», 1996 № 07"
Автор книги: Владимир Кучеренко
Соавторы: Евгений Лукин,Гарри Норман Тертлдав,Питер Сойер Бигл,Фриц Ройтер Лейбер,Эдуард Геворкян,Михаил Тырин,Владимир Новиков,Никита МИХАЙЛОВ,Виктор Петренко,Вячеслав Басков
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
«А потому считалось, что его душа перетекла в камень. Если камень треснет, дикарь увидит в том недобрый знак; в таких случаях обычно говорят, что камень раскололся от грома и что тот, кто владеет им, скоро умрет…»
Бесполезно. Буквы расплывались перед глазами. Норман отложил «Золотую ветвь» [4] 4
«Золотая ветвь» – книга известного английского этнолога Джеймса Д. Фрэзера о происхождении религии.
[Закрыть]и откинулся в кресле. Где-то на востоке все еще погромыхивала гроза. Домашнее кресло с его потертой кожаной обивкой и удобными подлокотниками внушало чувство безопасности.
В порядке интеллектуального упражнения, Норман попробовал истолковать события трех последних дней с точки зрения колдуна.
Каменный дракон явно связан с симпатической магией. Миссис Ганнисон оживила его посредством своих фотографий – старинный способ воздействия на предмет через его образ, вроде втыкания иголок в восковую куклу. Быть может, она соединила несколько снимков в единое целое, чтобы создать картину движения или ухитрилась сфотографировать обстановку его кабинета, а потом наложила на снимок изображение дракона. Разумеется, бормоча подходящие заклинания. Или же, что вероятнее всего, сунула фотографию дракона ему в карман. Норман зашарил было по карманам, но вовремя вспомнил, что на деле он только лишь развлекает псевдонаучными домыслами свой утомленный мозг.
Хорошенькое занятие для ученого, нечего сказать! Он затушил сигарету. В этот момент подошла Тэнси.
– Никак не могла дозваться Тотема. Ладно, проголодается, придет. – Тэнси присела на подлокотник кресла и положила руку на плечо Норману. – Как успехи?
– Не слишком, – отозвался он весело.
– Кафедра?
Он кивнул.
– Назначили Соутелла.
– Мне это известно.
Норман вздрогнул. Тэнси кивнула.
– Да. И о кафедре, и о студенте, который стрелял в тебя, и об этой девушке, Ван Найс. Неужели ты думал, что в Хемпнелле не найдется доброхотов, чтобы поведать мне о столь значительных событиях? – она усмехнулась. – Не пугайся, я знаю, что не в твоих привычках обольщать любвеобильных секретарш – по крайней мере, невротички не в твоем вкусе.
– Она снова посерьезнела. – Все это мелочи, на которые наплевать и забыть. Ты не рассказывал мне о них потому, что опасался, как бы я не кинулась вновь защищать тебя. Правильно?
– Да.
– Однако мне кажется, что твое беспокойство имеет более глубокие корни. Я чувствовала вчера и чувствую сегодня, что ты хочешь, но никак не решишься, обратиться ко мне за помощью.
Он помолчал, прежде чем ответить, посмотрел жене в лицо, словно стремясь угадать, что таится под внешней невозмутимостью Тэнси. Хотя она и уверяет его в обратном, ее рассудок, скорее всего, держится где-то на грани безумия. Одно неосторожное движение, одна необдуманная фраза, и… Как только он умудрился так запутаться в пустяковых трудностях, созданных большей частью его собственным взбудораженным воображением? Лишь несколько дюймов отделяют его от единственной в мире женщины, которая для него что-то значит, женщины с гладким лбом и чистыми серо-зелеными глазами. Он должен отвлечь ее от тех нелепых, смехотворных мыслей, которые осаждают ее столько дней подряд.
– Если говорить откровенно, – произнес он, – я тревожился за тебя, опасался за твое здоровье. Наверное, это было неразумно; ты ведь все равно ощутила мою тревогу.
Вдалеке басовито прогремел гром. Гроза возвращалась.
– Я рада, что ты беспокоился за меня, – сказала Тэнси, – что ты обо мне заботишься. Не выпить ли нам? А потом давай обсудим, стоит тебе в этом году покидать Хемпнелл или нет.
Он кивнул. Тэнси направилась на кухню.
Зазвенели стаканы, послышалось умиротворяющее бульканье.
Неожиданно, в унисон с раскатом грома, раздался пронзительный вопль. Кричало животное. Норман не успел еще вскочить, как вопль затих. Из кухни до задней двери было ближе, поэтому Тэнси чуть опередила мужа.
В желтом свете из окон дома напротив Норман увидел распростертого на земле Тотема. Голова кота была расплющена чем-то тяжелым.
Из горла Тэнси вырвалось то ли рыдание, то ли рычание.
Впрочем, свет выхватил из мрака не только кошачий труп. Норман встал так, чтобы закрыть от Тэнси две глубокие вмятины в асфальте. Их проделал, вероятно, тот же камень, который оборвал жизнь Тотема; однако в расположении вмятин было нечто, наталкивавшее на странные мысли, поэтому Норман и загородил их от Тэнси.
Она посмотрела на мужа. В лице ее не было ни кровинки.
– Ступай в дом, – проговорил он.
Когда он принялся копать яму, в небе засверкали молнии. Накинув на мысли узду, чтобы не мешали, он работал споро, но без излишней спешки. Вспышки молний становились все ярче, а мрак в промежутках между ними делался все гуще. Ветер закружил в воздухе листву.
Молния полыхнула ослепительно ярко. Норман мельком увидел, как за углом дома скрылся пес. Пес цвета каменной статуи, ковылявший на негнущихся ногах. Норман быстро задвинул засов.
Тут он вспомнил, что окна в его домашнем кабинете распахнуты настежь. Скорее! Оно может проникнуть внутрь.
Глава 9Когда Норман вошел в гостиную, на лице его не было и следа того смятения, которое переполняло душу. Тэнси сидела на стуле с прямой спинкой и, слегка подавшись вперед, глядела в пространство. Пальцы ее перебирали бечевку.
Норман закурил.
– Тебе чего-нибудь налить? – спросил он, стараясь, чтобы его голос прозвучал ровно.
– Спасибо, не надо. Налей себе, – отозвалась она, заплетая и снова расплетая узлы на бечевке.
Норман опустился в кресло и подобрал брошенную книгу. Со своего места он мог без помех наблюдать за женой.
– Норман, – произнесла Тэнси, не глядя на мужа, – ты сжег тот амулет в медальоне, правда?
– Правда, – ответил он после непродолжительного молчания.
– Я совсем забыла о нем. Их было так много.
Норман перелистнул страницу. Прогремел гром, по крыше дома застучал дождь.
– Норман, а дневник ты тоже сжег? Ты поступил правильно. Я хотела сохранить его, потому что в нем не было записано заклинаний – одни формулы. Я пыталась убедить себя, что это не считается. Но ты молодец. Ты ведь сжег его, да?
Норман почувствовал себя так, будто они играли в «холодно – горячо», и Тэнси подбиралась все ближе к «горячему». Мысли загудели: «Миссис Ганнисон взяла-таки дневник. Ей известны защитные чары Тэнси».
Однако вслух он солгал:
– Да, сжег. Извини, но мне…
– Ты был прав, – перебила Тэнси, – от начала и до конца.
Пальцы ее двигались с потрясающей быстротой, хотя она вовсе не смотрела на бечевку.
В окне при вспышках молний возникала улица с черными рядами деревьев. Дождь перешел в ливень. Норману почудилось, будто кто-то скребется под дверью. Наверняка послышалось: дождь и ветер производили столько шума, что в пору было затыкать уши. Немудрено вообразить себе невесть что.
Его взгляд задержался на узлах, которые вывязывали неутомимые пальцы Тэнси. То были хитроумные, замысловатые на вид переплетения; тем не менее они распадались при одном-единственном рывке. Рассматривая их, Норман вспомнил, с каким прилежанием изучала Тэнси «кошачью колыбельку» индейцев. А еще память услужливо подсказала ему, что при помощи различных узелков первобытные люди поднимали и успокаивали ветер, крепили любовные узы, приканчивали на расстоянии врагов – словом, широко и повсеместно пользовались ими. А парки [5] 5
Парки – богини судьбы в греческой мифологии.
[Закрыть]плели нити судьбы. Чередование узлов на бечевке, ритмические движения рук Тэнси унимали тревогу и как будто обещали безопасность. Если бы узлы не распадались!
– Норман, – пробормотала Тэнси, не отрываясь от работы, – на какую фотографию Хульды Ганнисон ты хотел взглянуть вчера вечером?
На мгновение ему стало страшно. Она близко, очень близко. В игре в таких случаях уже кричат «Горячо!» В этот миг отчаянно заскрипели доски парадного крыльца: что-то массивное перемещалось вдоль фасада. Здравомыслие Нормана оказалось словно между молотом и наковальней. Он легонько стукнул сигаретой по краю пепельницы.
– На снимок крыши Эстри-Холла, – ответил он небрежно. – Ганнисон сказал мне, что у Хульды много подобных фотографий, вот я и попросил ее показать, если можно так выразиться, образец.
– На нем присутствует какое-то существо? – узлы появлялись и пропадали в долю секунды. Внезапно Норману почудилось, будто пальцы Тэнси крутят не только бечевку; у него возникло странное ощущение, словно узлы непонятным образом создают своего рода индукцию: так электрический ток, двигаясь по искривленному проводу, порождает многослойное магнитное поле.
– Нет, – сказал он, заставляя себя улыбнуться, – если не считать парочки каменных драконов.
Норман не сводил взгляда с бечевки. Порой она как будто сверкала, словно в нее была вплетена металлическая нить. Раз обычные узлы на обычных веревках могут служить колдовским целям, повелевать, например, ветрами, то на что способна бечевка с металлом внутри? Притягивать молнии?
Оглушительно прогрохотал гром. Должно быть, молния ударила где-то по соседству. Тэнси не пошевелилась.
– Прямо ураган, – буркнул Норман. Неожиданно к замирающим вдали раскатам грома добавился новый звук: чавкнула сырая земля под окном, которое находилось за спиной Нормана.
Он встал и, хотя ноги его не слушались, сделал несколько шагов по направлению к окну, словно для того чтобы выглянуть наружу. Проходя мимо Тэнси, он заметил, что ее пальцы плетут узел, похожий на диковинный цветок с семью петлями вместо лепестков. Глаза Тэнси были пусты, как у сомнамбулы. Норман загородил собой окно.
Следующая вспышка молнии высветила то, что он и рассчитывал увидеть. Тупорылая морда прильнула к стеклу, задние лапы наполовину согнулись перед прыжком.
Норман оглянулся. Руки Тэнси замерли. Между ними повис причудливый семилепестковый узел.
Отворачиваясь, Норман краешком глаза уловил движение: лепестки дрогнули, но узел сохранил форму.
На улице сделалось светло, как днем. Ослепительная молния вонзилась в росший напротив дома вяз и разделилась на три или четыре серебристые стрелы, которые перелетели через улицу и вонзились в поднявшегося на дыбы каменного дракона.
Норману показалось, что он угодил под оголенный провод.
В мозгу его запечатлелась невероятная картина: стрелы молнии пора-жают дракона, как будто влекомые к нему неведомой силой.
Норман судорожно сглотнул. Хриплый смех, которым он разразился, заглушил отзвуки громового раската.
Он распахнул окно, схватил настольную лампу, сорвал с нее абажур и высунулся на улицу.
– Погляди, Тэнси! – крикнул он, давясь от смеха. – Погляди, что натворили эти чокнутые студенты! Наверное, я здорово разозлил их, если они приволокли сюда эту штуку! Ну и ну! Придется утром звонить в строительное управление, чтобы ее увезли.
Дождь хлестал ему в лицо, в ноздри ударил запах разогретого металла. Он ощутил на своем плече руку Тэнси.
Дракон стоял у стены, массивный и неподвижный, как и положено неорганическому образованию. Каменное тело в некоторых местах почернело и оплавилось.
– Снова совпадение? – выдохнул Норман. – Молния попала именно в него!
Подчиняясь внезапному побуждению, он протянул руку и коснулся дракона. Пальцы его ощутили грубую поверхность, и он будто поперхнулся собственным смехом.
– Eppursi muove, – пробормотал он так тихо, что даже Тэнси рядом не услышала. – Eppur si muove.
Глава 10Вид Нормана на следующее утро скорее приличествовал солдату, утомленному вереницей непрерывных боев, нежели профессору Хемпнелла. Спал он долго и без сновидений, однако выглядел так, словно валился с ног от усталости и нервного истощения. Впрочем, так оно и было на самом деле. Даже Гарольд Ганнисон поинтересовался, что случилось.
– Ничего, – ответил Норман. – Просто лень обуяла.
Ганнисон скептически усмехнулся.
– Вы слишком много работаете, Норм, и гробите себя. Советую пересмотреть режим. Ваша работа отнюдь не проголодается, если вы будете Кормить ее восемь часов в день. Опекуны – странные люди, – продолжил он с напускным безразличием. – А Поллард, в известном смысле, больше Политик, чем педагог. Однако он добывает деньги, а иначе кому понадобились бы президенты колледжей?
Норман был благодарен Ганнисону за столь тактичное соболезнование По поводу уплывшей от него кафедры социологии, поскольку понимал, каких усилий стоило Гарольду хоть в чем-то покритиковать Полларда. Но его будто отделяла от Ганнисона и от многочисленных студентов в ярких одеждах высокая стеклянная стена. Единственное, что ему хотелось, да и то довольно смутно, продлить состояние отупел ости, в котором он пребывал со вчерашнего вечера, и ни о чем не думать.
Думать опасно, твердил он себе, опаснее, чем сидеть на атомной бомбе. Он чувствовал, как роятся в мозгу мысли – безвредные, пока к ним не прислушиваешься, но чреватые угрозой душевному здоровью.
Одна из них осталась в сознании с прошлой ночи. Пока что Норману удавалось не подпускать ее.
Другая относилась к Тэнси: чем вызвано ее бурное веселье за завтраком?
Третья была запрятана так глубоко, что он видел мысленным взором лишь часть ее округлой поверхности. Он знал, что она связана с тем яростным, разрушительным чувством, какое он неоднократно ощущал вчера, и догадывался, что ее ни в коем случае нельзя трогать. Она размеренно подрагивала, словно омерзительное чудище, что дремлет в болотной жиже.
Четвертая касалась «ладошек» – «ладошек» во фланелевых перчатках.
Пятая – крохотная, но очень важная – содержала какие-то сведения насчет карт.
Всего же мыслей было неисчислимое множество.
Норман попал в положение героя древней легенды, которому предстоит пройти длинным и узким коридором, избегая прикосновения к ядовитым стенам.
Но как долго он еще сможет продержаться, увиливая от мыслей?
День выдался под стать его состоянию. Вместо холодов, которые, казалось, предвещала гроза, в воздухе запахло летом. Резко возросло число, прогулов. Те же студенты, которые добирались-таки до аудиторий, витали в облаках и демонстрировали все прочие признаки весенней лихорадки.
Один лишь Бронштейн сумел устоять и не разомлеть. Он то и дело отводил в сторонку, по двое или по трое, других студентов и о чем-то оживленно шептался с ними. Норман вскоре выяснил, что он подбивает сокурсников обратиться к президенту с ходатайством о переизбрании Соутелла. Подозвав Бронштейна, Норман выговорил ему и предложил прекратить свою деятельность, но тот отказался. Похоже было, впрочем, что никто и не откликнулся на его призыв.
Лекция Нормана была вялой и монотонной. Он удовлетворился тем, что преобразовал свои заметки в полновесные предложения, затратив на это минимум умственных усилий. Одни студенты записывали его слова, другие, судя по движениям их ручек, лениво чертили некие абстрактные фигуры.
Норман вспомнил расхожую шутку: мол, лекцией именуется процесс переноса содержимого профессорской записной книжки в тетради студентов, который одинаково бесполезен для обеих сторон. Отсюда было рукой подать до мысли о мимеографии.
Мимеография. Маргарет Ван Найс. Теодор Дженнингс. Пистолет. Подоконник. Галилей. Надпись: «Ну-ка, прочь отсюда!» ( запретная территория).
Один сон наяву сменился другим. Дженнингс. Ганнисон. Поллард. Президент. Император. Императрица. Жонглер. Башня. Повешенный… Стой! Ни шагу дальше!
День продолжался. Сны наяву постепенно приобретали однообразную расцветку.
Пистолет. Нож. Серебро. Разбитое стекло. Гвоздь. Столбняк.
После лекции он засел в кабинете и сознательно завалил себя всякими мелкими делами, да так, что временами забывал, чем вообще занимается. Однако сны наяву не отпускали его.
Война. Искалеченные тела. Увечья. Убийства. Веревка.
Повешенный (опять не туда!). Газ. Пистолет. Яд.
Норман все отчетливее ощущал ритмичное дыхание чудовища в глубинах своего мозга – чудовища, что грезило о кровавой бане и прохладной болотной жиже. Он был бессилен одолеть эту тварь. Ему чудилось, будто он неосторожно ступил ногой в топь, и та потихоньку, незаметно, засасывает его и вскоре поглотит без следа.
По дороге домой Норман столкнулся с мистером Карром.
– Добрый вечер, Норман, – поздоровался тот, приподнимая панаму и заодно вытирая ею лоб, который плавно переходил в лысину.
– Добрый вечер, Линтикум, – отозвался Норман.
Мистер Карр провел платком по шее ниже бородки.
– Я в восторге от бриджа, – сказал он. – Может быть, нам вчетвером собраться вместе, когда наши дамы в следующий четверг отправятся на встречу преподавательских жен? Мы с вами сядем друг против друга и будем разыгрывать партии прямо по Калбертсону. Мне надоело все время Играть по Блэквуду [6] 6
Калбертсон и Блэквуд – авторы популярных учебников по бриджу.
[Закрыть].
Норман кивнул, однако думал он о том, что из крайнего обстоятельства есть выход: человек проглатывает язык, обрекая себя тем самым на смерть от удушья. Он попытался приструнить расшалившийся рассудок, но тщетно. Дыхание чудовища сделалось оглушительно громким. Мистер Карр вежливо кивнул на прощание и свернул в сторону. Норман Пошел быстрее, как будто ядовитые стены прохода, которым двигался легендарный герой, вдруг начали сужаться; если он хочет выбраться, ему Нужно поспешить.
Знакомая студентка изумленно воззрилась на Нормана, или на что-то у него за спиной. Он миновал ее чуть ли не бегом.
На светофоре загорелся красный. Что ж, придется подождать. К перекрестку на приличной скорости приближался большой красный грузовик.
И тут Норман догадался, что должно произойти. Он понял, что не сумеет остановить себя.
Он дождется, пока грузовик не окажется совсем рядом, и прыгнет под колеса. Конец прохода.
Вот что означал пятый рисунок, карта таро, которой не было в традиционной колоде.
Императрица – Жонглер… Грузовик надвигался. Башня… Свет переключился на желтый, но грузовик не снижал скорости. Повешенный…
Он подался вперед, переминаясь с ноги на ногу, и услышал голос, ровный и в то же время насмешливый, голос из своего сна:
– Еще две недели. Еще две недели.
Норман выпрямился. Грузовик скрылся за поворотом. Он огляделся. Никого, если не считать мальчишки-негра и оборванного старика с хозяйственной сумкой. Оба они достаточно далеко. Его прошиб холодный пот.
«Галлюцинация», – сказал он себе. Голос шел изнутри его сознания. Однако пересекая улицу и подходя к дому, он продолжал настороженно осматриваться. Едва войдя домой, он налил себе изрядную дозу виски, бутылку с которым Тэнси почему-то оставила на шкафу, и разбавил ее содовой. Осушив стакан одним глотком, Норман сделал еще один коктейль, пригубил и с сомнением поглядел на жидкость в стакане.
Снаружи послышался визг тормозов, а в следующий миг в гостиную с пакетом в руках вбежала Тэнси. Она улыбалась, лицо ее раскраснелось. Облегченно вздохнув, она положила пакет на стол и откинула челку со лба.
– Ну и гадкий день! Я так и думала, что ты захочешь выпить. Если не возражаешь, я присоединюсь.
Когда она поставила стакан обратно, в нем не было ничего, кроме льда.
– Теперь мы с тобой братья по крови – или по виски. Налей себе еще.
– Ты допила мой второй.
Тэнси присела на край стола и погрозила Норману пальцем.
– Слушайте, мистер, вам надо отдохнуть. Или развлечься. Вероятнее всего, и то, и другое. Предлагаю вот что: я приготовлю сэндвичей, а когда стемнеет, мы возьмем машину и поедем на Хилл. Мы не были там уже сотню лет. Ну так как, мистер?
Норман заколебался. Подстегнутые алкоголем, мысли его разбегались и путались. Какая-то часть его мозга напряженно размышляла над пережитой галлюцинацией и столь неожиданно развившейся тягой к самоубийству. Но другая, большая, постепенно заражалась весельем Тэнси.
– Ну? – Тэнси ущипнула его за руку.
– Идет, – согласился он.
– Прояви же хоть капельку интереса! – она спрыгнула со стола и устремилась на кухню, загадочно бросив через плечо: – Впрочем, всему своя пора.
Тэнси выглядела очень соблазнительно. Норман смотрел на нее так, словно их свадьба состоялась лишь вчера, а не пятнадцать лет назад. Он видел ее такой в первый раз.
Испытывая наконец некое подобие облегчения, он опустился в кресло.
Что-то твердое и угловатое уперлось ему в бедро. Он вскочил, сунул руку в карман брюк и извлек оттуда револьвер Теодора Дженнингса.
Норман испуганно уставился на оружие, тщетно пытаясь вспомнить, когда же он достал его из ящика своего рабочего стола. Потом, бросив взгляд в сторону кухни, он подкрался к серванту, открыл нижний ящик и запихнул пистолет под стопку белья.
Когда Тэнси вернулась в гостиную с готовыми сэндвичами, Норман читал газету и как раз дошел до интересного места внизу пятой полосы.
«Хороший розыгрыш стоит потраченных на него трудов. Должно быть, именно так рассуждали пока не установленные шутники из числа студентов колледжа Хемпнелл. Однако нас интересует, каковы были чувства профессора Нормана Сейлора, когда, выглянув этим утром из окна, он обнаружил, что посреди его лужайки сидит каменная горгулья весом в добрых триста фунтов? Ее сняли с крыши одного из принадлежащих колледжу зданий. Как студенты ухитрились отбить статую, спустить с крыши и переправить к дому профессора Сейлора, по-прежнему остается загадкой.
Нам захотелось узнать мнение президента Рэндолфа Полларда. Он рассмеялся и сказал следующее: «По-видимому, наша программа физического воспитания способствует развитию в молодых телах здорового духа».
Наша беседа с президентом Поллардом получилась недолгой, ибо он торопился в «Лайонз-клаб», где ему предстояло произнести речь на тему «Большой Хемпнелл: город и колледж» (см. первую страницу, где приводится отчет о его выступлении)».
Чего и следовало ожидать. Обычные неточности. Какая там могла быть горгулья, если горгулья – это слив водосточной трубы в виде головы чудовища с разверстой пастью? Кстати, ни единого упоминания о молнии. Наверное, репортер решил обойтись без нее, поскольку она никак не соответствовала стилю заметки. Газеты обожают всякие совпадения, но вот от таинственных шарахаются, как черт от ладана.
Ну и, разумеется, последний штрих, благодаря которому заметка превращается в рекламу кафедры физического воспитания. Надо отдать должное рекламному бюро Хемпнелла: работает грубо, но эффективно.
Тэнси выдернула газету у него из рук.
– Мир подождет, – сказала она. – Попробуй-ка сэндвич.
