Текст книги "Сумеречные миры"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Глава 16

Где-нибудь на остановке конечной

Скажем спасибо и этой судьбе.

Но из грехов нашей родины вечной

Не сотворить бы кумира себе.

Б.Ш.Окуджава

Наутро мы отправляемся в дальнейший путь. Теперь наш отряд вместе со мной насчитывает уже двенадцать опытных бойцов. Это серьезная сила.

– По-моему, ночью во дворе кто-то дрался на шпагах. Я сквозь сон слышал звон клинков, – говорит де Вордейль, когда мы выезжаем из ворот.

– Я ничего не слышал. Может быть, кто-то из наших мушкетеров поссорился с кем-нибудь из постояльцев, а может быть, вам приснилось.

– Все может быть, – улыбается маркиз.

Больше мы об этом не вспоминаем. К концу дня утомительного пути мы достигаем берега Коры и, проехав по нему пять километров, прибываем в «Зеленый Дятел».

Пока мушкетеры устраивают коней, а де Вордейль хлопочет насчет ужина и ночлега, я выясняю у слуги, где мне найти Питера Лачину. Тот показывает мне высокого человека с русыми волосами и бородкой, который сидит за столом у окна и задумчиво смотрит на реку. Момент подходящий. Но я решаю не искушать судьбу и подаю сигнал запроса связи. Мне тут же отвечает Сгремберг:

– Все чисто, Андрей. Двое ребят из отдела Ричарда постоянно наблюдали за ним.

Я подхожу к столу.

– Скажите, пожалуйста, паром работает только днем или можно переправиться и ночью?

Питер Лачина внимательно смотрит на меня и медленно, с расстановкой отвечает:

– Можно и ночью, но только за особую плату и без грузов.

– Здравствуйте, Питер. Я – Джордж Саусверк, лейтенант мушкетеров его величества. Мне надо переговорить с вами.

– Я к вашим услугам, господин лейтенант. Я ждал вас.

– Пойдемте на берег реки. Здесь слишком много глаз и ушей.

Питер согласно кивает, мы встаем и идем к выходу. На ходу я говорю де Вордейлю:

– Постарайтесь, чтобы моей беседе с этим купцом никто не помешал.

Обернувшись на выходе, я вижу, что де Вордейль о чем-то договаривается с Сен-Реми, и успокаиваюсь. Нам никто не помешает, кроме… Кроме Маринелло!

На берегу реки мы останавливаемся, и я передаю Питеру конверт императрицы со словами:

– Одна высокопоставленная особа поручила мне передать вам это письмо.

Питер Лачина внимательно осматривает печать.

– Да, это личная печать княжны Ольги, – он благоговейно прикладывается к ней, как к реликвии.

– Странно. Письмо мне передала Нина Матяш. И насколько мне известно, она же и запечатывала это письмо.

– Кто такая Нина Матяш?

– Фрейлина государыни и ее самое доверенное лицо.

Я отвечаю машинально, а сам лихорадочно соображаю, как сообщить Питеру инструкцию, чтобы этого не узнал Маринелло. Тут меня осеняет, и я подаю сигнал.

– Слушаю тебя, Андрей, – отвечает мне Стремберг.

– Нельзя ли перед передачей письма адресату внедрить в Питера Лачину нашего агента? Я не рискую раскрывать ему секрет конверта, может подслушать Маринелло.

– Хорошо, мы это сделаем, но поясни, ради Времени, в чем тут фокус. Или ты думаешь, мы что-нибудь поняли, из той тарабарщины, на которой ты любезничал с Ниной Матяш?

– Если вскрыть печать, содержимое конверта сгорит. Письмо надо вскрывать, надрезав конверт.

– Гм! Эта Нина – умная и изобретательная особа. Еще что?

– Мы можем блокировать какую-нибудь личность от внедрения в нее агента ЧВП?

– Трудно, но можно. В данный момент твой собеседник блокирован. Кого ты еще предлагаешь блокировать?

– Двух гвардейцев, которых я дам в сопровождение Питеру Лачине.

– Будет сделано. Действуй дальше.

– Господин Лачина. Куда и когда вы поедете дальше?

– Завтра утром через Кору переправят два воза с товарами, которые я якобы ожидаю. Мы сразу же отправимся через Мазовию в Гомель, где меня встретит князь Холмский. С ним я доеду до Суздаля. Или передам письмо ему, если он даст мне новое поручение.

– Ясно. До Гомеля вас проводят два моих гвардейца.

– Зачем это?

– Епископ Маринелло приложит все усилия, чтобы заполучить это письмо, и не остановится ни перед чем.

– Мои попутчики – надежные люди.

– Ни на кого нельзя полагаться в данном случае.

– Почему?

– То, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги, а этого Маринелло не пожалеет. Тот человек, который сегодня утром спас вашу жизнь, ночью может или придушить вас, или просто выкрасть письмо. Смотря, сколько ему заплатят.

Питер задумывается.

– Пожалуй, вы правы.

Разговаривая таким образом, мы доходим до зарослей ивняка на берегу реки. Внезапно там трещат ветки, слышится возня, сдавленные крики, плеск воды. Я выхватываю револьвер, у Питера Лачины так же оказывается в руках пистолет. Но мы опоздали. В зарослях все стихает, а из них выбираются три моих мушкетера и вытаскивают какую-то личность.

– Их было шесть, лейтенант. Четверых мы закололи, один бросился в воду, а этого мы взяли.

Они бросают пленного к нашим ногам.

– Ваша милость! – вопит тот. – Пощадите! Ради спасителя!

– Поздно ты о нем вспомнил, – говорю я, приставив дуло револьвера к его лбу, – но я дарую тебе жизнь, если ты честно ответишь на три моих вопроса. Учти, ответы я знаю, и, если ты вздумаешь лгать, твои мозги испачкают эту траву. Ты человек де Ривака?

– Да.

– Он здесь?

– Нет.

– Где он?

– В Млене, в гостинице «Перл».

– Так. Дайте ему пятьдесят плетей, и пусть убирается к черту.

В трактире мы снова садимся за стол у окна. Питер делает знак слуге, и тот приносит нам ужин.

– Кто такой этот де Ривак? – спрашивает меня Питер, когда мы остаемся одни.

– Самый опасный человек в округе. В его распоряжении четыре отряда головорезов. Он – один из первых помощников епископа Маринелло. Это он организовал охоту за мной и письмом, которое я вам передал.

– Значит, дальше он будет преследовать меня?

– Нет. За вами будут охотиться его люди. Сам де Ривак останется здесь. У него будет достаточно хлопот со мной и моими делами.

– Спасибо и на этом, – улыбается Питер Лачина.

Мы выпиваем, молчим немного, потом я спрашиваю:

– Так кто вы такой, Питер Лачина?

– То есть?

– Ведь вы не тот, за кого себя выдаете. Никакой вы не купец. Вы – военный и весьма высокого ранга. Вас выдает выправка, властность в жестах, голосе, взгляде… И то, как вы выхватили и держали пистолет.

– А кто вы такой?

– Граф Джордж Саусверк, лейтенант Серебряного полка мушкетеров гвардии его величества императора Лотарингии Роберта VII.

– Нет. Вы ведь не француз, не нормандец, не гасконец, не…

– Я – англичанин, более того, я – шотландец.

– Вот, вот! Почему же вы в Лотарингии, а не в Англии?

– Я служу императору Роберту и не делаю из этого тайны. Моему слову верят друзья и враги. А вот как быть с вами?

Питер Лачина задумывается, отпивает вина и говорит:

– Я понял вас. Вы доверили мне письмо вашей государыни и хотите убедиться, что оно попало в надежные руки?

– Именно так.

– Меня зовут Петр Лачиков. Я – боярин тайного приказа Великого князя Суздальского.

– Так вы – русский?

– Да.

– Вот в чем дело! А я-то думал, откуда вы знаете личную печать императрицы, да еще вдобавок назвали ее княжной? Вы знали ее на Родине?

– Да, – Петр мрачнеет.

– Интересно, как звучит русская речь? Вы не могли бы сказать что-нибудь на своем языке?

– Что ты можешь понять в русской речи, наемник? – говорит по-русски Петр, глядя мне в глаза.

– Достаточно, чтобы не принимать всерьез вашего оскорбления, – отвечаю я, также по-русски.

– Прошу прощения, – смущается мой собеседник, – но ведь, как ни посмотри, а вы служите за деньги. Вам все равно, где служить: в Англии, в Испании, в Лотарингии, в Ордене, в нашем княжестве…

– Если бы мне было все равно, то я, наверное, служил бы у себя дома.

– Почему же нет?

– Скажите, Петр, вы по роду своей деятельности бывали в Англии?

– Не приходилось, но я слышал, что это богатая, процветающая страна…

– Которой правит благочестивый Эдуард III и пресвитер Яков! С благословения пресвитера король отбирает дворянские грамоты и офицерские патенты и возвращает их только после принятия присяги на верность пресвитерианской церкви. А за тем, как соблюдается эта верность, королю и пресвитеру доносят тысячи шпионов.

– Вера, как и все остальное.

– Не совсем так, любезный Петр! Начнем с мелочей. Я должен носить камзол темно-коричневого цвета, черные сапоги с тупыми носками и низким, широким каблуком, серый плащ, черные перчатки, черную шляпу с высокой тульей и узкими полями. Волосы мои должны быть прямыми и на два пальца ниже ушей.

– К этому можно привыкнуть.

– Согласен. Привыкнуть можно ко всему. В том числе и к тому, что дома у вас не должно быть никаких книг, кроме Священного писания, что вино пить вы имеете право только по воскресеньям, а в остальные дни недели – только пиво, причем по пятницам и субботам – только воду. Можно привыкнуть и к тому, что петь вы должны только священные гимны, что с женщиной, если это не ваша жена, вы можете говорить только о спасении души, что, собираясь с друзьями числом более двух, вы должны только молиться и беседовать на божественные темы. А встретившись с кем-то один на один, не позднее следующего утра передать содержание вашего разговора священнику. Можно привыкнуть и к тому, что посещать брачное ложе своей супруги вы можете только ради продления рода, и для этого опять же священник должен благословить вас и указать вам соответствующие дни. А если кому-то: королю или пресвитеру – приглянулось ваше родовое имение, то вы никогда не получите этого благословения, и за отсутствием наследников после вашей смерти имение унаследует тот, кому оно приглянулось. Стоит ли говорить, что в этом случае смерть может последовать достаточно быстро…

– Неужели все так мрачно?

– Даже более того! Я сейчас высказал лишь малую часть. Теперь вы понимаете, что принять такую присягу я не мог. Меня лишили офицерского патента, дворянских прав, владения секвестровали, а сам я стал вне закона как опаснейший преступник.

– Но это ужасно!

– Это ужасно не столько для меня, сколько для самой Англии. Я и многие другие, гораздо лучше меня, покинули эту страну, и в других землях их с удовольствием приняли. Кто остался Эдуарду и Якову? Фанатичные тупые пуритане и хитрые приспособленцы, готовые за жизненные блага принять любую личину. Какие у них родятся дети и как они их воспитают? Англия обречена. А мой дом, моя Родина теперь здесь, в Лотарингии, и за императора Роберта и императрицу Ольгу я готов сложить голову, не задумываясь, чего не стал бы делать за «добрую старую Англию». Это несмотря на то, что там зарастают травой могилы не одного поколения Саусверков.

Петр молчит, осмысливая услышанное, и наливает в кубки вина.

– А все-таки, почему именно Лотарингия?

– А куда еще? В Испании то же самое, что и в Англии, только перекос в сторону католицизма. Итальянцы исповедуют культ непогрешимости папы римского. В Скандинавии слишком холодно. Орден отталкивает меня своими экспансионистскими замашками типа: «дранг нах остен», «дранг нах зюйден», «дранг нах все четыре стороны». К тому же там мне всегда дадут понять, что я – чужак. Может быть, я бы добрался и до вашей страны, но путь в нее лежал через Лотарингию, где осело много моих друзей. Остался здесь и я.

– Да. Беру свои слова обратно и прошу прощения. Вы не наемник, вы – несчастный изгнанник.

– Мне почему-то кажется, что и вас так же обошло счастье. Я прав?

– Пожалуй.

– И это каким-то образом связано с нашей императрицей?

– Вы очень проницательны, лейтенант.

Петр снова наливает вина.

– Когда она еще не была вашей государыней а была просто княжной Ольгой, мы с ней любили друг друга. Любили так, как могут любить два безрассудных молодых человека. Не одно письмо, запечатанное этой самой печатью, получил я от нее. Когда ее просватали за вашего императора, она уговаривала меня бежать вместе с ней. Но я был постарше ее и уже немного умудрен опытом. Вряд ли по всей земле мы нашли бы такое место, где смогли бы укрыться от гнева Великого князя и императора.

– Да, пожалуй.

– Я уговорил Ольгу смириться с судьбой. Видит бог, чего мне это стоило! Теперь мне ненавистно все, что связано с именем вашего императора. Прошу прощения за то, что часть этой ненависти я перенес и на вас.

– Я понимаю вас и прощаю.

– Еще один вопрос, лейтенант. Откуда вы так хорошо знаете русский язык?

Все это время мы беседовали по-русски. Я улыбаюсь и отвечаю по-немецки:

– А вот это, герр Питер, пусть останется моей маленькой тайной. Нет возражений?

– Яволь! – соглашается Петр, и мы осушаем кубки.

Мы просидели с Петром Лачиковым до утренней зари. Он рассказывал мне о Руси. О той Руси, которой не смогла стать Русь в «моей» фазе. Руси, которая четыреста лет назад, перед угрозой уничтожения объединилась усилиями Суздальского князя, отбила татаро-монгольское нашествие, а затем разгромила Батыя и сделала его своим данником. Руси высокой культуры и всеобщей грамотности. Руси развитой экономики. Руси, раскинувшейся от границ Ордена на Балтике до Байкала. В этой Руси нечего было делать династии Романовых и их немецким родственникам.

Утром прибыли возы с товарами, и мы с Петром стали прощаться.

– Прощай, Петр. Да сопутствует тебе удача!

– Прощай? А почему не до свидания? Мир тесен.

– Мир безграничен, Петр, а Время еще больше расширяет эти границы. В любом случае нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

– Ну, что ж, прощай, Джордж. Я буду вспоминать тебя до конца своих дней.

Обоз трогается в путь. Два гвардейца едут рядом с Петром и о чем-то беседуют с ним. Мы переправляемся через Кору и через час въезжаем в Млен.

Глава 17

Live you? Or are you ought

The man may question?

You seem to understand me…

W. Shakespeare

Кто вы такие? Вы живые твари?

Вас можно спрашивать?

Как будто да. Вы поняли меня…

В.Шекспир.

Останавливаемся мы в гостинице «Золотой Фазан». При въезде в Млен мы нагнали пятерых мушкетеров Золотого полка и, воспользовавшись бумагой капитана Баярда, я присоединил их к своему отряду.

В отеле, в своей комнате, я собираю совещание, на которое пригласил де Вордейля, де Сен-Реми и сержанта Лефевра из Золотого полка. Я веду разговор без иносказаний, открытым текстом. Ни к чему уже все предосторожности. Если Маринелло за нами наблюдает, то он делает это уже давно и все прекрасно понял.

– Итак, господа, наша миссия выполнена на треть. Осталось выполнить две задачи. Первая: обеспечить безопасность встречи графа де Легара и ярла Хольмквиста и их маршрут до Брюна. Вторая: передать послание кардинала Бернажу пилигриму из Италии Роберто Модунио.

– Роберто Модунио? – переспрашивает де Вордейль.

– Именно ему, а что вас так заинтересовало?

– Ничего особенного, – улыбается де Вордейль.

– Кстати, маркиз, если при выполнении первой задачи со мной что-нибудь случится, послание кардинала доставите вы, – с этими словами я достаю и показываю ему конверт.

– Понятно.

– Теперь по первой задаче. Нам необходимо найти графа де Легара.

– Нет ничего проще, лейтенант, – говорит Ле-февр. – Граф де Легар живет в этой же гостинице, на втором этаже. И сейчас он у себя.

– Господа, отдыхайте, но не покидайте гостиницы. Вы можете понадобиться нам каждую минуту.

Де Легар, он же Андрей, не скрывает своей радости при моем появлении. Мы крепко обнимаемся, садимся за стол, выпиваем и начинаем разговор о Нине Матяш. А сами, я уверен, что Андрей думает о том же, соображаем, как нам обговорить детали операции. Уж эту-то встречу Маринелло наверняка внимательно смотрит и слушает. Я подаю знак.

– Слушаю тебя, Андрэ, – откликается Магистр.

– Выполни роль транслятора, передавай мои мысли Андрею, а его – мне.

– Еще чего! – возмущается Магистр. – Нашел попугая! Нет, дорогой, беседуйте с ним напрямую, через наш компьютер, а мы послушаем.

– Ну что, Андрей, – спрашиваю я. – Все остается в силе?

– Да, за исключением одного момента. Точек возможных засад теперь будет не пять, а четыре.

– Почему?

– Смотри сюда. – Андрей подходит к столу, на котором лежит подробная карта Млена и его окрестностей, такая же, по которой мы готовились к операции.

– Вот здесь, где Розовый переулок выходит на площадь, я от имени кардинала приказал начать ремонт храма. Сейчас здесь глубокий котлован. Нападать, выскакивая с трехметровой глубины, согласись, неудобно.

– Понятно. Значит, завтра утром ты отправляешься за ярлом с тюремной каретой и четырьмя гвардейцами?

– Да. Твоя задача – нейтрализовать возможные засады: здесь – у оврага; здесь – у моста через ручей; здесь – на перекрестке Кожевников и Перчаточников и здесь – на Каменной улице. Я с оставшимися людьми очищаю окрестности монастыря. Сколько у тебя людей?

– Сейчас – шестнадцать. Кроме того, по мере проезда кареты мои люди будут сниматься и следовать за ней.

– А если засада будет на первой же точке?

– Предусмотрено и это. Де Вордейль знает в Млене группу кадетов-артиллеристов. Они будут связными.

– А что, если засады будут во всех точках? У де Ривака людей на это хватит.

– Тогда это будет самый тяжелый, но зато самый вероятный случай. Тогда придется положиться на то, что о мушкетерах не зря говорят, что один стоит десятка.

– Где будешь ты?

– У оврага. На месте возможной первой засады.

– Логично. Давай теперь уточним кое-какие детали. Я не зря провел здесь эти два дня, облазил все кусты и каждый переулок.

Полтора часа мы беседуем таким образом. Со стороны это, должно быть, выглядит нелепо. Сидят два человека, смотрят друг на друга, показывают что-то на карте и при этом не издают ни звука. Только улыбаются иногда. Мы не можем удержаться от улыбки при мысли о том, как бесится сейчас Маринелло, или как его там.

Закончив обсуждение, мы спускаемся в обеденный зал. Там уже сидят мои мушкетеры. Я предупреждаю их, что надо быть готовыми завтра утром, к пяти часам. Мы с Андреем усаживаемся за стол.

В зале людно. Кроме постояльцев отеля, здесь немало горожан. Мы с Андреем беседуем на отвлеченные темы, понимая, что каждое наше слово сейчас может слышать Маринелло. Ну и пусть послушает наши споры на литературные темы. Увлекшись этим разговором, я даже не сразу замечаю, как гул голосов перекрывает музыка. Высокий молодой человек и красивая девушка в ярко-красном бархатном платье двигаются между столами и поют под гитару дуэтом.

После каждой песни посетители награждают артистов аплодисментами и золотыми или серебряными монетами. Молодой дворянин, сидевший за соседним с нами столом, после одной песни выскочил на улицу и вернулся с большим букетом роз, который он преподнес певице. Девушка приняла цветы с грациозным реверансом.

Вдруг концерт прерывается неожиданным вторжением. Между столами проходит высокий, крепко сложенный монах в коричневой сутане и хватает девушку за руку….

– Ты опять здесь! Ты опять совращаешь добрых христиан! Не тебе ли я говорил, что это плохо кончится? Теперь тебе не избежать темницы, а там и костра!

Сзади слышатся одобрительные возгласы. Оборачиваюсь и вижу целую толпу вооруженных людей, стоящих в пространстве между входом в зал и столами. Люди де Ривака, догадываюсь я.

Монах отбирает у девушки гитару и разбивает ее о пол. Партнер певицы, видимо, хорошо зная этого монаха, бледнеет и начинает пятиться. Печальный звон струн разбиваемого инструмента сливается с жалобным криком девушки. Тогда я решаюсь.

– Эй ты! Барбос! – кричу я, не вставая с места. – Оставь девушку в покое и покинь это помещение!

Монах медленно оборачивается, как бы не веря, что это к нему обращаются подобным образом. Я уже знаю, что это провокация де Ривака, но отступать нельзя.

– Да, это я! Что ты вылупил свои рачьи глазищи? Ты слышал, что тебе сказали? Так не заставляй повторять!

– А что здесь делает императорская гвардия? – как бы озадаченно спрашивает монах, обращаясь, однако, к своим людям.

– А им, видимо, меченосцы мало бока помяли, так они сюда за добавкой приехали, – отвечает кто-то из хохочущей толпы.

Я выжидаю, пока стихнет хохот, и спокойно говорю:

– Ну, вот что. Я даю тебе минуту на то, чтобы ты оставил это помещение и забрал с собой этих жеребцов, которые только ржать и способны.

Краем глаза замечаю, что молодой дворянин поднимается из-за своего стола.

– Неужели непонятно, – заканчиваю я, – что вы нам мешаете?

Если бы сегодня утром, собираясь в дорогу, я не надел под камзол кольчугу, мне пришлось бы плохо. Метко брошенный нож ударяет меня между лопаток.

– Вот с этого и надо было начинать, – говорю я, вставая, обнажая шпагу и доставая револьвер. – Давно бы так! За дело, мушкетеры!

Команду не надо повторять. Сверкают клинки, гремит несколько выстрелов. Мушкетеры и гвардейцы быстро вытесняют вооруженную толпу на площадь, где бандиты разбегаются, оставив несколько убитых и раненых. Особенно отличился молодой дворянин. Он был вооружен не шпагой, а узким обоюдоострым мечом, которым владел весьма искусно.

Монах исчез так же незаметно, как и появился. Артисты принесли девушке новую гитару, слуги расставили опрокинутую мебель, принесли перемену вин и закусок. Застолье продолжалось под возобновившееся выступление артистов. Молодой дворянин подходит к нам и представляется:

– Сэр Ричард Стэплтон из Англии.

– Граф Джордж Саусверк, – отвечаю я.

– Граф Анри де Легар, – представляется Андрей.

– Мы с вами земляки, граф! – обрадованно говорит сэр Ричард, когда я предлагаю ему место за нашим столом. – Давно вы из Англии?

– Порядочно. А вы?

– Скоро год. Но в Англии я был недолго, всего полгода, после того как вернулся из Африки. У меня сразу отобрали дворянскую грамоту и заставили присягать пресвитеру. Ну, я и дал тягу. Сначала вернулся в Африку – слишком жарко. Оттуда перебрался в Испанию – слишком дымно. Теперь здесь, в Лотарингии. Но я смотрю, что и в этой стране коричневые начинают задирать носы. Правда, здесь есть люди, готовые укоротить их. Такие, как вы. Не разрешите ли присоединиться к вам? Для меня большая честь – драться рядом с вами. Да и вам, наверное, лишний меч в опытной руке не помешает.

– С чего это вы взяли, что мы собираемся драться?

– Помилуйте, граф! Неужели вы думаете, что я не знаю, кто вы такие? Вы – лейтенант императорской гвардии, а вы, граф, лейтенант гвардии кардинала Бернажу. Вы полагаете, я поверю, что вы встретились здесь да еще прихватили с собой человек двадцать гвардейцев, в том числе ротмистра и двух сержантов, для того, чтобы просто посидеть в кабачке и погулять по окрестностям Млена?

– Вы слишком проницательны, сэр Ричард.

Пока мы беседуем таким образом, Андрей молчит и задумчиво смотрит на Степлтона. Я догадываюсь, о чем он думает. Наконец Андрей все с тем же меланхолическим видом принимается царапать ножом серебряное блюдо. Он переставляет блюдо так, что я могу увидеть нацарапанное: 0. Тогда я решаюсь.

– Хорошо, сэр Ричард, мы с графом обсудим ваше предложение и скорее всего примем его. Ответ мы дадим вам, – я смотрю на Андрея, тот кивает, – завтра, после обедни.

– Я очень рад, сэр Джордж, что вы не отвергли моего предложения. Осмелюсь ли просить вас еще об одном?

– Слушаю вас.

– Не составите ли вы мне протекцию для поступления в императорскую гвардию? Все равно в какой полк, но хотелось бы служить под вашей командой.

– Посмотрим, как вы покажете себя в деле, – усмехаюсь я и наполняю кубки.

В этот момент к нам подходят артисты, за которых мы только что заступились. Молодой человек кланяется и взволнованно говорит:

– Прошу прощения, господа, что прерываю вашу беседу, но я не могу не выразить вам нашу признательность.

– Не стоит благодарности, – отвечаю я, – мы сделали то, что должен был сделать любой порядочный человек. Но кто такой этот монах и почему он вас преследует?

– Это брат Реми, член священного трибунала инквизиции Мленского округа. Три месяца назад ему приглянулась Клеманс, и он предложил ей свое покровительство, разумеется, на определенных условиях.

При этих словах девушка становится краснее своего платья и смущенно опускает глаза.

– А когда она отвергла его домогательства, – продолжает артист, – он задался целью засадить ее за решетку или по крайней мере изгнать из города. На днях он прицепился к строчкам из песни, в которой возлюбленная сравнивается с Мадонной. Он обвинил нас в святотатстве. И сегодня, если бы не вы, он отправил бы нас в трибунал инквизиции.

– Брат Реми, говорите? – спрашивает де Легар. – Хорошо, я займусь этим братом.

Молодой человек кланяется, а Клеманс приседает в реверансе.

– Не знаем, как и благодарить вас.

– А вы спойте для нас что-нибудь, – предлагаю я.

Артисты переглядываются, Клеманс улыбается, кивает партнеру, и они негромким дуэтом поют песню о влюбленном, который, уезжая далеко и надолго, никак не может написать своей любимой самое главное. Всю ночь горит свеча на его столе. Вот уже светает, а влюбленный все никак не находит нужных слов. Догорает свеча, и вместе с воском тает надежда влюбленного.

Мы с Андреем смотрим друг на друга. Этот сонет написали вместе Саусверк и де Легар. Андрей спрашивает:

– А вы знаете, кто автор этих строк?

– Конечно, – отвечает девушка, – потому мы и спели вам именно этот романс.

– Вы хотели расплатиться с нами этой песней, но получается, что мы остаемся у вас в долгу. Я никогда не слышал, чтобы этот сонет исполнялся так красиво.

С этими словами я достаю кошелек и отдаю его Клеманс.

– Что вы, граф! – испуганно говорит она, взвешивая его на ладони. – Это слишком большая плата для бедных артистов.

– Берите, берите. Это еще слишком скупая плата за ваше высокое искусство!

Артисты еще раз кланяются и оставляют нас. Андрей шепчет мне по-русски:

– Однако широкий жест, граф. А кто будет платить за ужин? Я?

– Не будь скрягой, – отвечаю я также шепотом, но уже по-французски, – тем более что платить будешь не ты, а де Легар.

Наша беседа с сэром Ричардом завершается ближе к полуночи. Когда я подхожу к своей комнате, меня останавливает слуга.

– Ваша милость, один человек желает с вами встретиться.

– Кто он?

– Этого он мне не сказал, сказал только, что встреча будет для вас полезной.

Я задумываюсь. Что бы это могло быть? Кто это здесь захотел со мною встретиться?

– Хорошо, – соглашаюсь я, – когда и где?

– В одном квартале отсюда есть церковь святой Женевьевы. Сейчас в ней начнется ночная служба. Будьте там. В конце службы к вам подойдет человек, который меня послал.

– Еще что?

– Он просил передать, что вам ничто не угрожает и чтобы вы приходили один.

– Хорошо, я приду.

Отпускаю слугу, дав ему монету, и сразу прохожу в номер де Сен-Реми. Мы договариваемся с ним, что он устроит засаду неподалеку о церкви, перед тем как я пойду туда.

У себя в номере я просчитываю варианты. Определитель оказывается равным нулю. Запрос Монастыря тоже ничего не дает, они не засекли ничего подозрительного. Чтобы не сразу выдать себя, я меняю голубой плащ мушкетера и синий берет на серый плащ и черную шляпу. Револьвер засовываю за пояс, а кольчугу решаю не снимать. Береженого и Время бережет.

В церкви не так уж мало народу. Я прохожу вдоль стены, чтобы получше разглядеть присутствующих. Мне показалось, что среди них мелькнуло знакомое лицо, но тот, на которого падает мой взгляд, быстро отворачивается, и я не могу разглядеть его как следует. Служба заканчивается, прихожане начинают расходиться. Я стою, прислонившись к стене, и жду.

– Граф Саусверк, – слышу я голос справа. Это звучит не как вопрос, а как утверждение. Смотрю направо.

– Барон де Ривак!

– Ты допустил тактическую ошибку, Андрэ, – слышу я голос Магистра.

– Я уже сам это понял, но сделанного не воротишь. К тому же он сам выдал себя: откуда он меня знает? Будем играть в открытую, кошки-мышки кончились.

– Валяй, – мрачно отвечает Магистр.

Примерно полминуты де Ривак молчит, потом спрашивает:

– А откуда вы меня знаете, граф?

– А откуда вы меня знаете, барон? Ведь мы с вами еще не имели чести встречаться. Службу в гвардии его высокопреосвященства вы оставили за полгода до того, как я поступил в Серебряный полк.

– Но весь город гудит от того, что сюда прибыл сам лейтенант Саусверк.

– И вы решили, будто он такой дурак, что прибежит сюда по первому вашему зову? Нет, барон, зная, что вы никогда с ним не встречались, лейтенант Саусверк отправил бы на встречу с вами своего сержанта, а сам устроил бы засаду.

Де Ривак озадаченно молчит, потом спрашивает еще раз:

– Но как же все-таки вы меня узнали?

– Согласитесь, что такой же вопрос с полным правом могу задать и я.

Де Ривак снова замолкает. Его правая рука ложится на эфесе шпаги, он напрягается.

– Этому может быть только одно объяснение!

– Вы удивительно догадливы!

В свои слова я вливаю как можно больше яду. При этом нащупываю рукоятку револьвера и взвожу курок.

– На вашем месте, барон, я бы оставил шпагу в покое. Давайте придерживаться правил этой эпохи. Где ваше слово дворянина? Хотя, да! Вы же давали его графу Саусверку, а не мне. Тогда возьмите в соображение другой резон. Дуэль в церкви, вы убиты, а наутро я распространяю слух, что это я убил барона де Ривака, когда он пытался ограбить церковь святой Женевьевы. Интересно, как это понравится епископу Маринелло? Как бы то ни было, это сослужит ему хорошую службу, он будет вам весьма благодарен! Ну, и последнее, барон: махать шпагами в тесном церковном помещении, попутно крушить утварь…

– Андрэ! – вклинивается Магистр. – Внимание! К тебе приближается еще один агент ЧВП!

– Фи, барон! Я предпочитаю это!

С этими словами я выхватываю револьвер и, положив левую руку на барабан, делаю шаг в сторону и поворачиваюсь так, чтобы держать на прицеле и де Ривака, и вход в церковь.

Слышатся легкие шаги, и в церковь входит… Клеманс. Она бросает на меня взгляд, подходит к де Риваку и тихо говорит:

– Я все принесла.

– Ну и напрасно, – отвечает тот, – это уже ни к чему. Граф Саусверк действительно неподкупен, по крайней мере в настоящее время. Этому джентльмену удачи деньги ни к чему.

Барон делает многозначительное ударение на слове «этому», но девушка все еще не понимает ситуации до конца.

– Что это значит?

– А то, что он такой же Саусверк, как я де Ривак, а ты Клеманс, – так как она все еще не понимает, он начинает злиться. – Да ты только посмотри, Грета, как он держит револьвер! В этом столетии из него стрелять таким образом еще не умеют. Так что, Грета, позволь представить тебе нашего коллегу и противника по предстоящей игре. Как вас там на самом деле, граф?

– Это, барон, к делу отношения не имеет. Лучше ответьте мне: вновь открывшиеся обстоятельства не побуждают вас отказаться от задуманного?

– Нет. И предупреждаю вас, что я своего добьюсь и задание свое выполню. Может быть, лучше вы откажетесь?

– Нет. Что-то мне говорит, что этого делать не следует. И предупреждаю вас, что я помешаю вам выполнить ваше задание и выполню свое.

– Посмотрим.

– Вот и договорились. Чудненько! Времени осталось мало, планы менять поздно. Значит, за игру, барон? Карты сданы!