Текст книги "Галерные рабы его величества султана (СИ)"

Автор книги: Владимир Андриенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Пан может сдаться! – предложил Данилевич, отражая удар.

Мясоедов ничего не ответил поляку и снова нанес удар. Но полковник гусар отразил его. Этого поляка так просто не убить. Даже если он срубит его, то потратить на это придется много времени. А его не было. И Мясоедов решил использовать последнее средство.

Он выхватил из-за кушака пистоль и выстрелил в лицо поляка. Данилевич откинулся в седле. Его лицо залила кровь…..

Чигирин: Ставка гетмана Юрия Хмельницкого

Гонец на взмыленном коне примчался в замок. Это был молодой казак Иван Горенко. Он был в жупане гетманской гвардии и служил в личном полку еще при Выговском. Горенко отлично дрался в битве под Конотопом и был отмечен за храбрость и смекалку.

И вот он привез плохие вести своему гетману.

Горенко бросил поводья слуге и буквально свалился с седла на руки охранников. Среди них был его давний знакомец Лукьян Шумко, также казак личного гетманского полка.

– Иван!

– Я, брат, Лукьян. Это ещё не моя тень. Хотя я принес плохие вести.

– Ты думаешь, мы привыкли к хорошим новостям? Что-то долго нет ничего хорошего в Войске Запорожском. И с новым гетманом стало не лучше, чем было при Выговском.

– Но мои новости очень плохие, Лукьян.

– Что случилось?

– Войска Хованского по Полонкой полностью разгромлены. Стефан Чарнецкий выбил его из Белой Руси.

– Верно ли?

– Куда вернее. Разбитые части армии Хованского бросили всю артиллерию и потеряли свои знамена. Но я тебе ничего не говорил, Лукьян. Сам знаешь, что бывает за длинный язык.

– Я молчёк. Да и так скоро все про это узнают….

Иван Горенко был тут же принят генеральным хорунжим Яненченко. Он передал ему грамоту и сообщил на словах все, что должен был сказать. Соратник и друг Хмельницкого был ошарашен новостью и больше ни про что гонца расспрашивать не стал.

– Ты валишься с ног, казак. Иди отдыхай.

– Так, пан хорунжий! – Горенко поклонился хорунжему и вышел из покоев.

Яненченко сразу же бросился в личные покои своего гетмана. Юрий хоть и приказал его до вечера не беспокоить, но знал, что хорунжий не пришел бы просто так.

– Что такое, пан Иван? Снова плохие новости? У тебя такое лицо…

– Пан гетман! Армия Хованского разгромлена. Стефан Чарнецкий наступает. Рано мы отвернулись от Речи Посполитой. Только что прибыл гонец до твоей милости.

– Но у Хованского было больше 10 тысяч воинов! – Хмельницкий вскочил со своего стула. – Верные ли то сведения?

– Да. Я прочитал грамоту, что привез гонец…

Глава 4
Смертельная Игра

1660 год

Сентябрь

Стамбул: Столица империи Османов. У мечети Сулеймание-джами

К величественной мечети Сулеймание-джами в районе Вефа всегда стекалось много народа. И в этот час в толпе здесь появились двое наших старых знакомцев. Это были Федор Мятелев и Василий Ржев. Никакой охраны с ними не было. Одеты они были как слуги знатных христианских господ, не то послов, не то богатых купцов.

– Видал, какая храмина? – Мятелев с восхищением смотрел на здание мечети.

– Изрядное строение, – согласился Ржев.

Рядом с ними оказался высокий мусульманин-водонос в старой чалме.

– В первый раз смотрите на мечеть? – спросил он.

– Да.

– Мечеть эта имеет 136 окон. Купол в высоту 53 метра! – гордостью произнес незнакомец. – Вам гяурам не дано создавать такую красоту.

– С чего это ты взял, что у нас нет красивых храмов? – стал закипать Мятелев.

– Такого нет. Такое может создавать лишь правоверный. Нет бога кроме Аллаха!

С этими словами одетый в рваный халат водонос отошел от них с гордым видом султана. Хотя мечеть действительно была возведена великолепными мастерами своего дела. И все жители Стамбула могли ей гордиться. Она принадлежала не падишаху, но всем правоверным мусульманам империи*. (*Сулеймание-джами построена в правление султана Сулеймана Законодателя в период с 1550 по 1557 год).

– Ты чуть не сорвался, Федор. Сколь раз тебе говорено держи язык за зубами! – с укоризной произнес Ржев.

– А что я сказал? – обиделся Федор.

– Ты готов был назвать наш храм, коим мы могли бы гордиться. Разве нет?

– Наши соборы не хуже ихних! Один Василий Блаженный чего стоит! Тоже красота такая, что глаз не отвести.

– Вот и сорвалось бы с языка и все сразу бы поняли кто мы и откуда.

– Дак я ж не сказал!

– Но мог сказать.

– Да этот рвань какая-то подзаборная. Ты что каждого водоноса станешь бояться?

– Он может быть соглядатаем. Бостанджи-баши часто использует вот таких как соглядатаев.

– Этак, своей тени станешь бояться.

– И нужно бояться тени, Федор. Мы с тобой ходим по острию ножа.

Федор ничего не ответил. Он понимал, что Ржев прав. Нужно уметь держать язык за зубами.

– А, знаешь ли, Федор, – уже другим тоном сказал Ржев, – что во дворе этой мечети на кладбище похоронена сама султанша Роксолана жена султана Сулеймана?

– Да? Не знал того. Но про саму Роксолану слыхал. Простая девушка из Украины стала женой самого султана.

– Любимой женой, Федор. Больше того она стала матерью следующего султана и вмешивалась в управление империей. А такое здесь бывает редко.

– Наши бабы многое могут, Вася.

– А вон и тот, кого мы должны были встретить здесь. Смотри.

– Где?

– Да вот прямо смотри. Перед тобой же.

К ним шел турок в одеянии простого ремесленника-каменщика в грязно-белой чалме. Мятелев с трудом узнал в нем Минку Иванова.

– Это же сам Минка! Я ж больше месяца не видал его. Ну и глаз у тебя, Вася. Я нипочем бы просто так не признал его.

Бывший раб приблизился к ним.

– Минка! Здравствуй.

– Здравствуй, Федор. Но говори тише.

– Это я с радости.

– Еще не обасурманился? – вместо приветствия спросил его Ржев.

– Ты, дворянин говори, а не заговаривайся. Я веры отцов не меняю. А одет так токмо для того чтобы никто не опознал меня. Сами знаете, что служу большому господину.

– Мы пришли сюда по его же приказу.

– Я знаю. Дауд-бей передаёт вам привет и спрашивает, готовы ли вы?

– Мы давно готовы. Уже месяц ждем его приказа. И вчера нам было вялено явиться к этой мечети, – ответил Федор. – Вот мы и здесь.

– Дауд-бей приблизился к великому визиру слишком близко. И потому не желает, чтобы его людей здесь знали. Соглядатаи уже следят за ним.

– Еще бы! Он ввязался в опасную игру. Но ближе к делу, друг Минка. Что нам делать с Федором.

– Помочь Дауду. Его жизнь на волоске, – прошептал Минка. – И сейчас выходит, что лишь вы сможете его спасти. Хорошо, что он дал вам полную свободу и никто вас вместе не видел.

– А что случилось? – спросил Ржев. – Что могло произойти? Ведь великий визирь милостиво его принял.

– Поначалу так и было. Но сейчас над самими визиром нависла гроза. Мехмед Кепрюлю может впасть в немилость. Идемте со мной…

Слободищи: Ставка гетмана Юрия Хмельницкого

Сын Богдана Хмельницкого был раздавлен свалившимися на него несчастьями. Союз с Россией не дал ему уверенности в завтрашнем дне. Если в начале 1660 года дела московского царя шли неплохо и русским войскам удалось взять Брест и нанести поражение полякам по Слуцком, то весной того же года удачи сменились поражениями.

Речь Посполитая заключила мир со Швецией, и все свои силы бросила против московского войска. Стефан Чарнецкий разгромил войска Хованского по Полонкой и вытеснил русских из запанной Белоруссии и Литвы.

В сражении у села Губарево в сентябре 1660 года русские сумели отбросить поляков, и их наступление приостановилось. Чарнецкому нужно было провести перегруппировку сил….

Гетман сидел в большом кресле. Он молча смотрел на огонь в большом камине. Ему было холодно, и он кутался в побитый мехом богатый плащ. Хотя погода стояла еще теплая, но гетмана бил озноб.

Рядом с ним были полковник Брюховецкий и генеральный хорунжий Яненченко.

– Воевода Шереметев, – продолжил свой доклад Брюховецкий. – Выступает против татарских войск и велит пану гетману срочно спешить к нему на подмогу со всеми силами. Сегодня прибыл гонец из Переяславля от полковника Сомко. Он готов выступить со своими казаками в стан Шереметева. По пути основные силы пана гетмана соединятся с силами Сомко.

– Ты сказал велит, пан полковник? – мрачно поинтересовался гетман.

– Что? – не понял Брюховецкий. – Про что это говорит ясновельможный гетман?

– Ты только что сказал, что воевода велит мне двигаться к нему на подмогу. Так?

– Боярин Шереметев волей государя всея Руси Алексея Михайловича поставлен командовать войсками его царского величества. Пан гетман поданный его царского величества. И потому обязан выполнить приказ боярина.

– Но я гетман! Гетман, а не простой воевода!

– Боярин и не умаляет чести ясновельможного гетмана. Но стоит ли нам сейчас говорить про это, пан гетман? У нас другие заботы.

– Заботы? – Юрий откинул плащ. – Не ты совсем неравно говорил мне о том, что дело белого царя – верное дело? И что теперь? Чарнецкий очистил от русских всю Литву кроме Вильно и почти всю Белую Русь! Часть польских войск соединилась с войсками хана Крымского. Отряды янычар султана могут уже завтра наступать вместе с татарами.

– Пан гетман. Силы его царского величества велики и царь окажет нам поддержку. Но нужно срочно выступать с армией на помощь Шереметеву. Медлить нельзя.

Брюховецкий был готов сам возглавить армию казаков и отправиться в поход без гетмана. Все равно толку от Юрася там будет мало. Полковник думал, что для этого Юрий и затеял этот разговор, чтобы не братья на себя труд лично возглавлять воска. Но гетман неожиданно заявил:

– Иди собирай полковников и старшину, пан Иван. Буем решать, что нам делать.

– Совет?

– Так, пан Иван, совет. Завтра в полдень и соберемся.

– Но зачем нужен этот совет? Пан гетман должен только отдать приказ! Русские полки ждут подмоги. Мы двинемся к ним из Переяславля и Чигирина…

– Пан полковник! – вмешался в разговор Яненченко. – Ты слышал гетмана. Нужно собрать совет старшины и разработать план кампании.

– А что ты, пан хорунжий, знаешь про военное дело? – Брюховецкий набросился на Яненченко. – Ты сам во многих битвах бывал? Авось кроме бабы никого не штурмовал?

– Пан полковник! – Яненченко схватился за саблю.

– Панове! – окрик гетмана привел обоих в чувство. – Вы не забыли о моем присутствии? Или слово гетмана более ничего не стоит? Иди, пан полковник! Готовь совет. Завтра все будет решать.

Брюховецкий поклонился и вышел.

– Что скажешь? Он мне велит! Не просит! Велит. Словно я ему шляхтич худородный, а не гетман! – начал кричать Юрий. – И половина моих полковников такая!

– Не стоит распаляться, Юрий. Нам стоит подумать, что предпринять.

– А ты не связался еще с поляками, пан Иван? – уже тихо спросил гетман.

– Связался. Мой доверенный человек был в ставке Чарнецкого и встречался там с представителями короля.

– И что? Что они тебе сказали?

– Что готовы признать тебя как гетмана Украины. Но за это ты должен пописать новый договор с Речь Посполитой.

– Это понятно, Иван, но что мне делать сейчас? В Киеве стоят русские войска.

– Пока представители короля посоветовали пану гетману медлить. До известного срока. Нужно чтобы хан Мехмед Гирей разгромил Шереметева. И тогда можно будет смело переходить на строну Речи Посполитой открыто. Татары нас поддержат в этом решении.

– Ты в том уверен? Это слишком сложно? А кто гарантирует мою безопасность? Ты подумал? – гетман снова начал нервничать.

– Пусть пан гетман синит здесь в Слободищах. В Чигирин ему возвращаться не следует. Здесь можно ждать и смотреть, как развернуться события.

– Но если агенты московского царя узнают о моих тайных переговорах с королем?

Яненченко усмехнулся.

– А разве пан гетман вел такие переговоры?

– Нет. Но ты их вел от моего имени.

– Лично с паном гетманом польские эмиссары не встречались. А я отвечу за себя сам.

– Уж не умаешь ли ты что я смогу предать тебя в опасный момент? – обиженно спросил Юрий.

"Не только думаю, но уверен в этом, – про себя подумал Яненченко. – Ты сразу предашь меня, пан гетман, как только они чуть припалят твою шкуру".

– Ты не ответил, пан Иван!

– Я знаю, что ты хороший друг, Юрий.

– Так ты мне веришь?

– Как самому себе, пан гетман. Но здесь нам мало что грозит. Среди старшины и полковников здесь в основном те, кто разделяет твои и мои мысли. Нам стоит потянуть время, что мы и сделаем. Бездействие также хорошая помощь татарам. Ты прямо не отказывай Шереметеву. И соглашайся завтра с Брюховецким. Напрасно, сегодня ты стал пререкаться с ним.

– Хорошо! Иди, Иван. Я желаю остаться один. Мне стоит подумать о делах государства.

Яненченко поклонился и вышел.

"Ишь, ты каков. О государственных делах он будет думать. Что ты в них понимаешь, пан гетман….."

Киев: ставка боярина Шереметева

Русские полки готовы были выступить навстречу татарам. Киев кишмя кишел войсками. Здесь собралось больше 25 тысяч ратников.

Летнее поражение Хованского весьма поколебало положение русских в Украине. В Москве требовали побед, ибо государство устало от войны. Нужна была хоть короткая передышка. А заключить выгодное перемирие можно было побеждая, а не проигрывая.

Киевляне смотрели на военных и тревожно переговаривались:

– На поганых татаров идут, – произнес кузнец Данило. – Экая сила.

– У татар небось, воинов не менее, – возразил кузнецу его приятель городовой казак Степан Огиенко. – Сам хан с малыми силами не пойдет.

– Оно так, кум, но татар и ранее воеводы белого царя бивали.

– И татары их бивали. Разное было. Но что ждет нас, если русские проиграют? Неужели татары хлынут сюда? Вот вопрос.

– В Киев? Нет. Даже если и подойдут они к Киеву, не взять им наши стены! Да и гарнизон московский здесь останется большой.

К ним подошел старый знакомец Степана стрелец Кузьма. Он служил в русском гарнизоне у князя Барятинского.

– Здорово, православные! Про что судим-рядим?

– Дак про татар поганых. Слышно хан снова на нас прет? – просил кузнец у стрельца.

– Войска выступают настречь хану. Одначе наш воевода Барятинский крепко не дружен с воеводой Шереметевым.

– С чего так? – спросил городовой казак.

– Дак мы у Барятинского стрельцы-то не простые. Али не знаешь? – с ухмылкой спросил Кузьма.

– А какие? – не понял кузнец. – Чего в вас особенного?

– А то, что не прощенные мы. За наши грехи нас сослали сюда. Мы противу власти бунтовали.

– Вона как? – с опаской спросил кузнец.

– А ты, я гляжу, смирной? – снова ухмыльнулся стрелец.

– Знамо не бунтовщик.

Кузьма отошел от знакомцев. Гадко ему было говорить с такими. Два года назад восстали они против своего полковника. Не стало мочи терпеть. Гонял их полковник в свое имение на работы и жалование государево задерживал и бессовестно половинил….

Сказал тогда его друг Охрим стрельцам:

– Пора нам стрельцы за свое кровное постояти! Доколе терпеть то можно?

– И верно! – подержал его Кузьма. – В лавке стоять мне некогда. Сегодни я в карауле, а завтра полковник снова куда погонит. Доходов нету. И жалования уже сколь не видим?

– Чем детишков кормить не знаю! – подержал их еще кто-то.

– А им-то, аспидам начальным чего! Есть пить есть чего! А нам хоть в омут головой!

– Пошли за правдой! Пусть голова стрелецкий решит!

– А чего он решит? – послышались голоса. – Ворон ворону глаза не выклюет! Он нашему полковнику кум. Нешто он за тебя станет?

– Зачем за меня? Я по правде решить все хочу! Мы государю великому присягали и службу несем. Но где жалование государево?

– Чего у нас по правде делается, дурья голова? От веку правды той не было! Нечего идти к голове!

– А чего и далее терпеть? Ты вон не жонатый! А мне детишек кормить да женку! Пусть отаст наше кровное!

– А еще, слыш-ко, указ вышел, по-новому, значит, нас стрельцов обучать!

– Чего? – спросили пожилые стрельцы.

– Того! Прибудет к нам вскорости капитан из немчинов. И станет нас строю иноземному учить. У меня сыновец* (*сыновец – племянник) во стрельцах в Вологде, так их давно тому учат. По-многу часов стоят на вытяжку и шагать складно учатся. И чуть что не так немчин-капитан их палкой лупит.

– Не брешешь?

– Вот те крест!

– На кой это учение нам надобно?

– Государев указ!

– Али мы воюем худо? И так жизни нет, а то и хуже бывает!

И пошли они за правой к начальству. Высказали ему свои горести и правдиво все рассудить потребовали. Но стрелецкий голова и сам как их полковник делал. И жалование себе забирал и в имение к себе стрельцов на работы гонял. Потому указал зачинщиков имать и в застенок. Там стрелец Охрим и сгинул, как заводчик бунту. Только его обезображенный труп нашли спустя неделю в сточной канаве.

Сам Кузьма был бит плетьми. Во время мора голоного потерял всю семью. И сослали его в Киев в гарнизон противу ворогов стоять….

Он пошел к шинку, думая напиться, но кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Рядом стоял городовой казак Степан.

– Тебе чего? – грубо спросил Кузьма.

– А, ты не ершись, Кузьма. Я той же думки что и ты. Но при кузнеце говорить не схотел. Наше житье сам знаешь какое! В селе, где мать моя живет с отцом, такое деется, что и сказать тсршно. Татары напали на них, союзники значит Выговского. И ограбили всех под чистую. Мои едва в лесу схоронились. А иных татары в рабство забрали. Иных саблями посекли. Детишек малых на копья ловили. Союзники!

– Дак Выговский-то уж не гетман.

– И что с того? Всех бед от того не избудешь. И когда оно кончиться то горе на земле нашей? Скажешь, Кузьма? Когда белый царь всех врагов одолеет?

– А ты думаешь у нас на Москве легшее жить простому человеку? Хоть бояре у нас и начальство стрелецкое из православных, а нам оттого не легшее. Нету и там правды. Всюду кривда она.

– Да можно ли такое молвить про царя?

– Про царя не скажу худого. Он всей Руси отец родной. Но до царя далеко, а до бога высоко. Вот бояре и вершат у нас дела. Вот меня секли кнутами за низменные речи. А чего я такого сказал? Жалование государево просил. То чего мне можно просить. Ведь мои-то все, слыш-ко, голодом померли.

– Неужто?

– Да. Один я остался бобылем.

И они отправились заливать свое горе в шинок…

Войска боярина Шереметева выступили из Киева. Сам боярин в богатых доспехах ехал во главе полка дворянской кавалерии. Этот полк Шереметев любил, так как сам был его командиром и часто сам водил его в бой. Доспехи всадников сияли чистотой, и передовые сверкали золотыми и серебряными насечками. Весело трепетали на ветру знамена.

За кавалеристами шли пешие приказы стрельцов.

Первым вступал полк Языкова в серых кафтанах и желтых сапогах. У каждого стрельца была белая перевязь через левое плечо, называемая "берендейка" с деревянными пенальчиками для пороховых зарядов. В походе вместо шапок с меховой оторочкой стрельцы носили металлические шлемы. Пятидесятники проследили за тем, чтобы стрельцы все надраили и отполировали перед походом.

За серокафтаниками Языкова шел полк Лопухина в красных кафтанах и желтых сапогах. Зипуны* (*Зипун – одежда надеваемая под кафтан) солдат этого полка были того же цвета что и кафтаны, не такие как у Языкова. Над строем подобно тростнику колыхались бердыши, и отражали солнечные лучи от начищенных металлических поверхностей.

Рядом со своим полком гарцевал на черном жеребце сам полковник Лопухин. Он был одет в красный кафтан своего полка, но ворот его был искусно отделан золотом и жемчугом и петлицы были из золотого шнура. Шапка была отделана соболиным мехом и на её передней части красовалась золотая эмблема в виде короны.

Затем двигались другие стрелецкие полки с серых, синих и зеленых кафтанах. На солнце также ярко блестели бердыши и фитильные ружья. Это был стандартный набор оружия русского стрельца. Бердыш использовался как древковое холодное оружие и как подпорка при стрельбе для ружья. Кроме этого каждый стрелец имел и саблю.

За стрельцами выступили солдатские полки. Или еще их называли полки "нового строя". Это были солдаты обученные по европейской методе и офицерами в них были в основном иностранцы. За пикинерами, солдатами вооруженными пиками, следовали мушкетеры, солдаты с мушкетами.

За ними следовал наряд, артиллерия русской армии. За нарядом двигался большой обоз, а за обозом шли слободские казаки, несколько донских станиц и рейтарский немецкий полк.

Боярин Шереметев держался в седле хорошо. Сказывалась долголетняя служба в кавалерии. За ним следовал его штаб…

Князь Юрий Барятинский взглядом провожал Шереметева и произнес, обращаясь к стрелецкому голове Лобанову:

– Такой командующий армию эту похоронит. Мало нам Хованского.

– Шереметев воин добрый, князь, – возразил Лобанов. – Он не чета Хованскому. Опыт его велик. Знаешь, в скольких кампаниях он участие брал?

– И что с того? Отчего же он Хованскому войско доверил?

– Про то тебе должно быть известно, князь. По роду его! Хованскому ту армию было должно доверить. Он по знатности подходил. А не то кто из воевод стал бы под него? Сам посуди, князь.

– Давно пора отменить это когда командующего по знатности рода назначают. Но, поди, скажи про это Шереметеву! Сразу на тебя руками замашет. Нельзя скажет рушить древнее благочестие. То от предков повелось! А коли времена изменились? Коли воевать так больше не можно как предки воевали?

– Сам про то много думаю, князь, – ответил Лобанов. – Но то в воле государевой, а не в нашей с тобой.

– Оно так, но государю советники также много чего могут присоветовать. Но не советуют. А здесь кровь русская реками льется. То Пожарский свою армию погубил, то Хованский.

– Князь Пожарский мученическую смерть принял. Не забоялся в лицо хана поганого плюнуть. Про то не забывай, князь Юрий.

– И что с того? Разве вернет это вдовам мужей?

Барятинский отвернулся от головы….

Стамбул: Дворец пушечных ворот

Султанский дворец Топкапы или Дворец пушечных ворот, был расположен на мысе стрелки Босфора и Золотого Рога в районе Султанет рядом с собором Святой Софии.

Этот дворец был построен по приказу султана Мухаммеда Завоевателя, на развалинах старого дворца византийских императоров. При последующих султанах дворец расширялся и постепенно превратился в целый город.

Дауд-бей до сих пор не мог изучить всех этих бесчисленных переходов, парков, беседок. Но его проводник паша Сулейман все здесь знал отлично. Они прошли в оплетенную плющем беседку и опустились на шелковые подушки.

– Скоро он придет, – заговорщицким тоном произнес Сулейман. – Здесь нас никто не сможет подслушать, почтенный Дауд. Этот сектор дворца контролируют мои слуги. Это стоит мне много золота, но я не жалею о нем.

Дауд понял намек и вытащил из своего пояса туго набитый золотыми динарами кошель. Сулейман быстро схватил его и спрятал за пазуху.

– Благодарю тебя, Дауд. Ты меня отлично понял. Тропинки во дворце падишаха стоит усыпать золотом.

– За золотом дело не станет, почтенный Сулейман-паша. Но мне необходима помощь. Иначе, сам знаешь, что меня ждет в Стамбуле.

– Взлеты и падения при дворе светлейшего падишаха полумира бывают внезапными. Я вот уже три года состою в скромной должности хранителя султанского попугая. А ты быстро взлетел высоко и стал вторым человеком после великого визиря.

– Если я сумею удержаться на своем месте, то ты, Сулейман-паша, получишь более выгодную должность.

– Пусть все будет, так как ты хочешь, Дауд-бей. Но великий визирь, твой покровитель, хоть и большой человек в империи, но он не султан. И против воли Мухаммеда IV он не пойдет если что. А султана уже настроили против тебя.

– Но кто? Я хочу знать своего врага! – вскричал Дауд-бей.

– Не стоит так повышать голос, почтенный бей. Хоть нас здесь никто и не может слышать, но все равно не нужно кричать. А твоих врагов много, бей. Это все кто завидует твоему возвышению. Они не так умны, как ты, но не желают чтобы ты их обошел. Больше того, они в тайне мечтают, сменить и самого великого визиря.

– А кто будет вместо него?

– Ибрагим-паша претендует на эту должность. Сам, понимаешь, почтенный Дауд, что наш султан не интересуется государственными делами. Он на охоте или в гареме с одалисками. И правит империей визир Кепрюлю. Но султан может сменить его у руля империи. А за Ибрагим-пашой стоят многие придворные.

– И они могут нанести Кепрюлю удар через меня.

– Да. И в этом случае великий визирь откажется от тебя, почтенный Дауд-бей. Сам понимаешь, хоть ты и дорог ему, но своя голова дороже.

Вдали послышался шум. Это были шаги человека, что шел по дорожке среди цветов со стороны фонтана. Сулейман-паша посмотрел туда и сказал:

– А вот и тот, кого мы ждем, почтенный Дауд-бей.

К ним приблизился молодой человек в шелковом халате и чалме. На вид это был не осман, а принявший ислам европеец. Он почтительно поклонился, произнес приветствие и получил разрешение войти и сесть рядом.

– Ты еще не знаешь нового баш-дефтедара империи Мустфара? Он молод, но великий визирь верит ему.

Сулейман представил чиновника и Дауд-бею. Дауд не видел его, но много слышал о его талантах. Это был венецианец по рождению и в прошлом купец, захваченный в плен берберскими пиратами. Его продали в Стамбул, и его купил сам Мехмед Кепрюлю. Он быстро освоился на новом месте и принял ислам. И вот он баш-дефтедар османской империи. Иными словами главный казначей султана.

– Я слышал о талантах Дауд-бея.

– И я слышал о тебе, эфенди Мустафар. Ты отлично разбираешься в налогах и умеешь придумывать новые. Мало кто может сейчас придумать, что можно еще обложить. Но ты это умеешь, эфенди.

– Я нашел деньги на окончание строительства Новой мечети и средства на благоустройство дворца. Тот, кто занимал пост баш-дефтедара до меня так повышал "Десятую деньгу"* (*Десятая деньга – подоходный налог в размере одной десятой от доходов), что её стали называть "Третей деньгой". И это вызвало восстания во многих бейликах* (*бейлик – область империи подвластная бейлербею) империи.

– Мне известно это, почтенный Мустафар. Ты умный человек. С умными людьми всегда приятно иметь дело, – Дауд-бей сделал комплимент новому знакомцу.

– Это если ты сам умный, – с улыбкой произнес Сулейман. – На дураков это не распространяется. А во дворце падишаха дураков хватает.

– И я пришел к тебе именно из-за этого, почтенный эфенди Дауд. Многие чиновники из новых турок* (*новый турок – христианин принявший ислам) ненавидят тебя как турка коренного. Они завидуют твоему возвышению. Я также не пользуюсь их расположением, хоть сам из их числа. Сулейман-паша посоветовал мне заключить с тобой союз.

Дауд-бей склонил голову в знак согласия.

– На тебя, почтенный Дауд-бей, поступила жалоба самому султану Мухаммеду IV. А ты знаешь, как бывает вспыльчив султан. В такой момент тебя не защитит и сам великий визирь, мой добрый покровитель. Тем более что и над его головой собрались тучи.

Дауд-бей побледнел. Такой прыти от своих врагов он просто не ожидал.

– Но кто подал жалобу на меня? И все меня можно обвинить?

– Жалобу на тебя подал анатолийский казаскер* Вахид-паша (*казаскер – верховный судья. Было два казаскера в империи османов: один для европейской части – румелийский казаскер, второй для азиатской – анатолийский казаскер). Он завидует тому, что тебя назначили на высокую должность камакам-паши* (*Каймакам-паша – заместитель великого визиря Османской империи. Выполнял обязанности визиря когда сам визир отбывал из Стамбула по делам или на войну). А он стоит за Ибрагима-пашу в должности великого визиря.

– Но в чем он меня обвинил? Я ведь совсем мало занимаю свою должность, – искренне удивился Дауд-бей. – Мне даже не дали еще ни одного бакшиша* (*Бакшиш – приношение, взятка).

– Разве султан рассердиться за бакшиш? Это нормально в нашей империи, почтенный Дауд-бей, – сказал Сулейман-паша. – Твое дело много сложнее.

– Он обвинил тебя в том, что ты куплен золотом московского царя, – сказал Мустафар.

Дауд страшно побледнел. Это было солидное обвинение. Государственная измена! Служба врагу!

– И султан этому поверил?

– Анатолийский казаскер умет выбирать время для подачи жалоб. Султан был в ярости. Но за тебя вступился великий визир и назначил расследование.

– Но может ли Вахид-паша доказать это? Что дало ему право обвинять меня в таком преступлении?

– Против тебя свидетельствовал некий капитан галеры по имени Мустафа и его корабельный ага Абдурохман. Они сказали, что ты выкупил двух рабов с галеры "Меч падишаха", которые попали на судно не просто так.

– Что? Но я купил не двух, а около 20 рабов для работы на одной из моих маслобоен.

– Это так, но разве сейчас эти рабы на твоей маслобойне до сих пор? – спросил Мустафар.

– Нет. Дело в том, что целая группа моих рабов бежала и участвовала в восстании, которое было подавлено силами наместника Трапезунда.

– Эти рабы мертвы? – спросил Сулейман-паша.

– Да. Они казнены. Но их стоимость была мною внесена в казну и галера падишаха от того не пострадала.

– Казаскер Анатолии утверждает, что те рабы специально были посланы из Крыма в пределы священной империи Османов. И ты должен был их выкупить и тайно переправить в Стамбул. Капудан-паша галеры "Меч падишаха" Мустафа и корабельный ага Абдурохман в Стамбуле. И если они увидят тех рабов, то узнают их.

– Эти рабы уже мертвы, – уверенно соврал Дауд-бей…..

Стамбул: Эйюб – Дворец великого визиря

Падишах Блистательной Порты Мухаммед IV приехал в Стамбул неожиданно. Анатолийский казаскер Вахид-паша так сумел его напугать, что султан даже бросил охоту.

Он сразу же отправился в резиденцию великого визиря Мехмед Кепрюлю великолепный Эйюб. Это был большой двухэтажный дворец, построенный напротив пристани, утопавший в зелени садов и роскошных цветников.

– Мехмед! – султан как вихрь ворвался в покои Кепрюлю. – Ты отдыхаешь в то время как в серале* (*сераль – дворец) зреет заговор?

– Повелитель? – визир вскочил. Он был удивлен тем, что слуги не доложили ему о приходе султана.

Султан понял, о чем думает великий визир:

– Я приказал не докладывать о моем приходе. Из дворца я вышел под видом янычарского аги и меня никто не узнал. Так что не удивляйся.

– Мой повелитель недоволен своим слугой? – спросил Кепрюлю.

– Я недоволен тем, что против меня плетут заговоры.

– Я ничего такого не знаю, мой повелитель. Наши визири грызутся за власть между собой, но они ничего не могут замышлять против самого повелителя.

– Они нет. Но московский царь замахнулся на мою жизнь, Мехмед. Ты понимаешь? А он наводнил своими шпионами Крым, Польшу, Литву, Швецию. Они добрались и до нас.

– Не думаю, что это так, мой повелитель. А не стоит верить в то, что говорит анатолийский казаскер Вахид-паша. Не так уж и могуч московский царь.

– Но ты сам говорил мне о том, как московский собирался убрать с трона нынешнего хана Мехмед Гирея. Разве нет?

– Хан Крыма не падишах полумира, мой повелитель. Ты властелин громадной империи и множества народов. И твои верные слуги сумеют тебя охранить, государь.

– Оставь, Мехмед. Я знаю тебя как умного и верного слугу. Но и твой повелитель не дурак. Покушения на султанов были и ранее. И султана Ибрагима моего отца свергли с трона.