Текст книги "В дебрях Центральной Азии"
Автор книги: Владимир Обручев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Лобсын рассказал, что после оазиса Люкчуна, протянувшегося на несколько верст на восток вдоль арыков, выведенных из реки, караван вступил в долину между скалистыми горами, составляющими продолжение Ямшин-тага, и песчаными горами Кум-таг. Он ехал по ней до селения Кичик, где Ямшин-таг отошел в виде низких холмов в сторону. Миновали глиняную крепость Пичан с китайским гарнизоном, не заходя в нее. Ночевали на окраинах таранчинских поселков, покупая зеленый корм для животных, так как подножный был слишком скудный. Миновали селения Чиктьш, Сарыкамыш, Опур и Кара-тюбе; из последнего повернули на юг, где и встретились со мной.
Так как Лобсын, избрав более прямую дорогу, оставил далеко в стороне город Хами, я решил продолжать путь на восток вдоль северной окраины Чол-тага, до выхода на большой тракт, идущий из Хами в Сачжеу.
Соединившись с Лобсыном, я, конечно, отпустил проводника Ходжемета, который поехал назад не по Долине бесов, а по той дороге, по которой пришел Лобсын, чтобы на полученные от меня деньги купить кое-что в Чиктыме. Мы же шли еще три дня прямо на восток, а затем повернули на юго-восток через Хамийскую пустыню. Но на этом пути до Сачжеу я не буду описывать пройденную местность так подробно, как в Долине бесов, потому что она была более однообразна.
* * *
От автора . Любитель приключений Кукушкин мог только отметить частоту и чрезвычайную силу бурь на своем пути из впадины Турфана – Люкчуна на восток, вдоль южного подножия Тянь-шаня, известную также из описаний других путешественников, но объяснить это явление не мог. Автор может заполнить этот пробел, чтобы удовлетворить любознательность читателей.
Нужно заметить, что Центральная Азия вообще отличается обилием ветров и бурь, что обусловлено устройством поверхности этой обширной страны, занимающей внутреннюю часть материка Азии. Рассматривая хорошую рельефную карту Азии, легко заметить, что Центральная Азия в общем представляет обширную впадину окружению почти со всех сторон горными странами: с севера, с места слияния рек Аргуни и Шилки, образующих Амур, ее окаймляют горы Забайкалья, Восточного и Западного Саяна и Алтая, поднимающиеся местами выше снеговой линии и потому несущие ледники. На западе, вдоль границ Центральной Азии, тянутся горные цепи и нагорья Джунгарского Ала-тау, Тянь-шаня и Памиро-Алая. На юге цепи Куэн-луня, Нань-шаня и Цзинь-лин-шаня образуют высокий барьер, южнее которого еще выше поднимаются горы Тибета и Гималаи. Только на востоке нет такого сплошного и высокого заграждения. Здесь на севере тянется до 44° хребет Б. Хинган, поднимающийся только до 1 200-1 800 м абсолютной высоты, а южнее его расположены не более высокие цепи Шаньсийских гор; и влажный воздух с Тихого океана имеет наиболее свободный доступ в глубь Центральной Азии и приносит туда влагу, необходимую растительности.
Обширная впадина Центральной Азии не является ровной: ее бороздят в разных направлениях горные цепи и нагорья – на севере Кентей и Хангай, немного южнее их – Монгольский и Гобийский Алтай, еще южнее цепи Восточного Тянь-шаня, Курук-тага, Бей-шаня, Алашанского хребта и Инь-шаня и, кроме того, многочисленные гряды гор и холмов разной высоты. Но в общем значительные площади Центральной Азии опускаются до высоты 1 200 и даже 600-800 м над уровнем моря, поднимаясь в отдельных грядах до 1 800-2 000 м, редко до 4 000-5 000 м и понижаясь до 300-400 м в Джунгарии, Ордосе, Таримском бассейне, а в Турфанской впадине даже до 100-150 м ниже уровня океана.
Это открытие такой глубокой впадины у южного подножия Восточного Тянь-шаня оказалось неожиданным и было сделано русскими экспедициями Певцова и Грумм-Гржимайло в 1890-1891 годах, подтверждено последними исследованиями и объясняет нам также существование Долины бесов. Но так как Центральная Азия в общем, как сказано выше, представляет обширную впадину материка, окруженную со всех сторон более значительными высотами, т. е. выпуклостями суши, то не удивительно, что в эту впадину с этих высот устремляются потоки более холодного воздуха и что Центральная Азия вообще отличается частыми и сильными ветрами и имеет неспокойный климат. В Центральной Азии редко бывает тихо, особенно днем. С восходом солнца просыпается и ветер, дует, постепенно усиливаясь к полудню, целый день и стихает только после заката солнца, и то не всегда. А сильные ветры, переходящие в бури, случаются осенью, особенно же зимой и нередко весной и только летом не так надоедают путешественнику. Сильные ветры, переходящие в пыльные бури, вообще характерны для климата этой страны, а некоторые области ее известны в этом отношении, особенно. Таковы именно области по южному подножию Восточного Тянь-шаня и Пограничная Джунгария. Первой из них нужно отвести первое место в этом отношении, что вполне объясняется ее рельефом.
Мы уже знаем, что в Турфанской впадине поверхность земли вдавлена плоской ямой до 50-100 м ниже уровня океана на площади около 90 км с востока на юго-запад и около 40-50 км с севера на юг, т. е. около 4 000 кв. километров, и представляет плоскую пустыню, в которую узкими ленточками вдаются оазисы вдоль речек, текущих из Тянь-шаня. С севера впадину ограничивают невысокие, но совершенно оголенные скалистые горные гряды Туек-таг, Ямшин-таг и другие, обращенные к впадине крутым склоном, изрезанным оврагами и логами, лишенными растительности, так что на них везде видны горные породы – песчаники, сланцы. Севернее этих гряд поднимается к подножию Тянь-шаня пустыня, усыпанная галькой, в которой очень быстро исчезают речки, текущие из снегов хребта. Вода, ушедшая в толщи этого галечника, появляется опять у северного подножия голых гряд Туек-таг, Ямшин-таг, образуя речки, которые прорывают эти гряды ущельями и питают оазисы Турфана и Люкчуна.
Можно себе представить, как накаляется в ясные дни, которых там много, галечная пустыня подножия Тянь-шаня и дна впадины. А на востоке впадину замыкают пески Кум-таг, занимающие площадь около 50 км в длину и 20-30 км в ширину; они образуют барханы, высотой до 40-50 м, почти лишенные растительности, которые также сильно накаляются в ясные дни.
На севере, на расстоянии около 40-50 км от края впадины, поднимаются скалистые горы Тянь-шаня, увенчанные вечными снегами и достигающие 4500-5000 м абсолютной высоты, а на юге впадину ограничивают невысокие цепи хребта Чол-таг, почти лишенные растительности. В общем получается протянутая вдоль Тянь-шаня плоская яма, почти оголенная, сильно накаляемая солнцем нечто вроде гигантской жаровни. Здесь и создались такие контрасты высоты и накаливанья, что они должны вызвать сильную тягу воздуха на восток вдоль по впадине и тягу, постепенно усиливающуюся с запада на восток, которая и представляет бури Долины бесов. Эти бури и создали к востоку от песков Кум-таг в выступающих здесь сравнительно непрочных горных породах разных третичных, меловых и юрских песчаников и конгломератов те разнообразные формы выветриванья и развеванья, которые наблюдали путешественники, но никто подробно не описал, вероятно потому, что в бурную погоду, когда ветер валит с ног, а пыль слепит глаза, и смотреть, и записывать, рисовать или фотографировать очень трудно. А судя по тем различным формам, которые я видел в эоловом городе Орху на реке Дям в Джунгарии, в Долине бесов они должны были быть еще более своеобразными и разнообразными.
Экспедиции Козлова и Роборовского сообщили о Долине бесов в своих отчетах только такие же скудные сведения, которые приведены в описании маршрута Кукушкиным. В дополнение к ним приведу еще то, что сообщил Г. Е. Грумм-Гржимайло, по-видимому, по расспросам.
На станции Кырк-ортун, расположенной на большом тракте из Люкчуна в Хами, за большим селением Чиктым, близ богатого водой ключа сходятся два пути из Хами – колесный окружной и вьючный прямой. По последнему ездят редко на колесах и рассказывают о нем так: когда в Кырк-ортуне едва ощущается слабый ветер с востока, там, в ущельях, по которым бежит эта дорога, свирепствует настоящая буря, и никто не в состоянии удержаться на ногах, даже арбы опрокидывает и уносит на десятки шагов. Главная опасность этого пути, однако, не в этом: уложил ишаков и верблюдов, укрылся как-нибудь сам среди вещей и – стихла погода – опять продолжай свой путь. Опасность грозит сверху, со стороны гор, с которых ветер срывает и несет щебень, иногда в таких массах, что кажется точно идет каменный дождь. Тогда шум и грохот заглушают рев верблюдов и крики человека и наводят ужас даже на бывалых людей.
В дополнение к этим сведениям приведу еще те, которые можно извлечь из китайских сочинений.
Монах Иакинф Бичурин, проведший много лет в Китае, изучая старую литературу, приводит китайское описание ураганов в местности к востоку от г. Пичана: три станции Сань-цзян-фан, Ши-сань-цзян-фан и Буин-тай суть места ураганов. Ветер всегда поднимается со стороны северо-запада. Перед ветром слышен глухой шум, словно перед землетрясением. Мгновение спустя налетает ветер, срывает крыши с домов, наполняет воздух каменьями в яйцо величиной, опрокидывает самые тяжелые телеги и разносит рассыпавшиеся из них вещи, наконец уносит и телеги. Людей и скот, застигнутых бурей, уносит так далеко, что и следов их не найдешь. Такие ветры случаются всего чаще весной и летом, а осенью и зимой весьма редки. В горах зеленые плоско-продолговатые камни, похожие на яшму, движимые ветром, издают звук, подобный металлическому. Песчаные каменья, занесенные ураганом на горы, всегда лежат беспорядочными кучами в странных видах и никогда не составляют холмов. Если утро над северными и южными горами ясно и чисто, – в тот день не бывает ветра, а если мрачный туман мало-помалу скроет горы, – в тот день непременно будет сильный ветер и не следует пускаться в дорогу. Эта местность и есть Долина бесов («Вань-янь-дэ», Описание Джунгарии, стр. 229).
В заключение можно привести общие данные о Турфанской впадине и особенностях ее климата на основании наблюдений станции, устроенной экспедицией Роборовского вблизи г. Люкчуна и действовавшей 2 года с октября 1893 по сентябрь 1895 г.
Впадина имеет около 150 верст длины и около 70 верст ширины; с севера ее ограничивают южные предгория Тянь-шаня, с юга – невысокий кряж Чол-таг, с востока пески Кум-таг. Впадина представляет лёссово-солончаковую, а в середине болотистую местность, поросшую кое-где камышами, отчасти тамариском. Окраины орошаются речками из Тянь-шаня и кярызами, выведенными от подножия гор. Метеорологические наблюдения станции Люк-чун показали, что годовой ход давления равняется почти 30 мм, величина, вероятно, крайняя для всего земного шара. Температура летних месяцев очень велика, в среднем для июля она приравнивается к Сахаре, предельная высокая в 48° – также наибольшая для всей Азии (на солнце 64°). По сухости и бедности осадков впадина также представляет крайность. Число ясных дней в 147 превосходит крайний возможный предел линий карты Шенрока (100-140), а число пасмурных дней 20 составляет нижний возможный предел (40-20).
По таблицам наблюдений видно, что среднее давление зимой 780, летом 762, т. е. зимой наибольшее, как и по всей Центральной Азии, а летом наименьшее. Ветры преобладают восточные и западные, но сила их небольшая, наибольшая в апреле, мае и июле. Температура зимой падает до -13, -15°, редко до -20°, а летом держится +35-40° и до 48°. Морозных дней в году 130-140.
После этого отступления, которое иные читатели могут пропустить, если Долина бесов показалась им мало интересной, вернемся к изложению дневника Кукушкина о путешествии на восток от места его встречи с главной частью каравана, немного восточнее озера Шона-нор.
* * *
Первые три дня мы шли вверх по долине речки Курук-гол, которая вытекает из снегов Карлык-тага, т. е. той вечно снеговой группы, которая поднимается над самым восточным участком Тянь-шаня. Курук-гол течет на юг, орошает большой оазис Хами, в котором расположен город Хами – столица восточной части Синь-цзяня, где живут и таранчинский (мусульманский) ван и китайский амбань. Верстах в 20 ниже города речка резко поворачивает на запад вниз по долине, расположенной вдоль северного подножия хребта Чол-таг, который мы уже не раз вспоминали, огибая оазис Люкчун и Долину бесов. Эта речка дает орошение долине. Поэтому мы встречали на своем пути от озера Шона-нор, в которое речка впадает, поселки таранчей, расположенные то гуще, то реже, а в промежутках заросли камыша (где речка весной затопляет дно долины), тамариска, тополей. На юге все время тянулись высоты Чол-тага, поднимавшиеся от дна долины пологим склоном, разрезанным многочисленными логами и оврагами, и местами увенчанные плоскими скалистыми вершинами. Это продолжалась Долина бесов, пустынная, безводная, посещаемая только охотниками в поисках антилоп и диких верблюдов, которые живут еще там в горах Чол-тага и Курук-тага.
Затем мы повернули на юго-восток и юго-юго-восток, в общем шли 260 верст до реки Сулэхэ, единственной на этом пути через Хамийскую пустыню (Последняя на западе представляет скалистые гряды Чол-таг и Курук-таг, а на востоке – подобные же гряды, называемые уже Бей-шань, т. е. северные горы, в противоположность цепям Нань-шань, т. е. южным горам, расположенным южнее реки Сулэхэ и оазисов Сачжеу, Юймынь и Сучжоу. В сущности Чол-таг, Курук-таг и Бей-шань – это одна и та же горная страна, протянувшаяся с запада на восток между Тянь-шанем на севере и Нань-шанем на юге. Ее условной границей на востоке считают течение реки Эдзин-гол, который течет из Нань-шаня на север и впадает в озера Сого-нур и Гашиун. В этих грядах высоких вершин нет, они достигают 1 600-2 000 м абсолютной высоты, а в долине реки Сулэхэ абсолютные высоты падают уже до 1 000-1 200 м).
На протяжении первых 150 верст пути через Хамийскую пустыню можно было заметить, что местность в общем повышается, но неравномерно и медленно, местами даже незаметно; она представляет то ровную голую пустыню, усыпанную галькой, то поросшую скудными кустами саксаула, тамариска, эфедры, хармыка. Кое-где во впадинах, где могла задержаться дождевая или снеговая вода, попадались заросли камыша, что позволяло нашим верблюдам и лошадям на ходу подкармливаться, так как места наших ночлегов далеко не всегда были обильны подножным кормом, хотя мы всегда выбирали для ночлега те места, где корм был лучше, и останавливались даже раньше, если попадалось место с лучшим кормом. Часто встречались большие площади, сплошь усыпанные толстым слоем щебня и, конечно, бесплодные.
Далее местность стала более неровной; дорога шла по каменистым холмам, огибая крутые горки, на которых часто выступали толстые пласты каких-то сланцев. Встречались сухие русла с зарослями камыша, еще зеленого, тогда как в других местах он был уже засохший. Почти каждый день мы видели то справа, то слева нескольких диких верблюдов, которые при виде нашего каравана отбегали очень быстро подальше и очевидно были знакомы с человеком. На севере долго еще оставался в виду Кар-лык-таг с его снежной шапкой, иногда совершенно скрывавшейся во мгле, когда воздух становился пыльным. Но потом его заслонили зубчатые скалы и склоны Чол-тага. Последний на пятый день во время длинного безводного перехода порадовал нас выпадением снега при налетевшей с запада бури. Снег валил довольно густо около получаса и этого было достаточно, чтобы не только наши животные, захватывая на лету хлопья или подбирая их с кустов полыни и хармыка, утолили свою жажду но и мы сами смогли набрать снега в большую клеенку которая была у нас в запасе на такой случай
Нужно заметить, что через Чол-таг проходят две дороги – одна трактовая, с небольшими станциями на которых содержались верблюды и лошади для проезжающих китайских чиновников, имеющих право на сменных лошадей. По этой дороге видны были даже столбы телеграфа с тремя проволоками, нередко кривые или наклонившиеся в ту или другую сторону. Это был тракт из г. Лами в г. Аньси, который вскоре за станцией Куфи начал отклоняться к востоку и исчез из вида. На его станциях мы не останавливались, так как не имели права на это и нам пришлось бы платить дорого за корм животных привезенный издалека.
Вторая дорога – караванная – за станцией Куфи отделяется от первой и идет прямо на юг в г. Сачжеу; на ней станций нет. По этой дороге на последних верстах уклон местности в общем стал обратный – на юг. Мы пересекли длинное ущелье каменного хребта, вероятно Курук-тага, чрезвычайно пустынного и дикого, с серыми, черными и белыми камнями, которые торчали в разные стороны, словно чешуи каких-то диковинных чудовищ. За этим ущельем горы начали расходиться в обе стороны; но в общем мы еще больше одного перехода шли среди холмов с очень скудной растительностью, затем миновали обширное камышовое урочище, местами с сухими руслами и красной глинистой почвой, за ним – колодец, разрушенную фанзу и маленькую кумирню и поднялись по узкой долине в широкое ущелье по которому перевалили через главную цепь K урук-тага и шли еще целый день по горам.
После спуска с этих гор растительность стала более обильной, попадалось много верблюжьих следов, встречались антилопы, зайцы, сороки, вороны. Хамийская пустыня кончалась, и вдали на юге уже показались горные вершины Нань-шаня, скрывавшиеся в облаках. Становилось теплее, и мы, наконец, остановились в обширных зарослях камышей, окаймляющих русло и разливы реки Сулэхэ, текущей из Нань-шаня. Эта река резко поворачивает на запад, протекает мимо городов Юймын и Аньси и затем, еще дальше на западе, впадает в озеро Хара-нур или Хала-чи.
В зарослях этой реки мы остановились, сделали дневки, чтобы после скудных кормов и больших переходов через пустыню дать всем отдых. Здесь оказалось много фазанов, и я успешно охотился. Эти заросли составляли северную окраину большой впадины, верст 30-35 в поперечнике, которая отделяет южное подножие Курук-тага от северной цепи Алтын-тага. В этой впадине мы далее встретили реку Данхэ, которая также течет из Алтын-тага и затем поворачивает на запад. Продолжались камыши, заросли разных кустов, рощи тополей, чередуясь с площадями серых солончаков, по которым то гуще, то реже рассеяны бугры с кустами тамариска, голые участки гладких и блестящих такыров и разбросанные в беспорядке фанзы и пашни китайских поселков.
Наши верблюды то и дело на ходу обрывали кустики колючки, своей любимой закуски, которая получила название верблюжьей колючки10, и отправляли ее в пасть, корешком вперед; при этом положении длинные и гибкие колючки ложатся острием вперед и не впиваются в глотку и горло. А тут же на полях китайских крестьян часто видны были фазаны, бродившие спокойно, словно домашние курицы в богатом помещичьем хозяйстве или на промышленной ферме. Наша собачка носилась с лаем взад и вперед, вспугивая фазанов, которые перелетали с места на место. Самцы громко клохтали на взлетах, призывая за собой куриц. За два дня перехода по этой впадине я настрелял десятка четыре фазанов, и вечером даже пришлось устроить примитивную коптильню, чтобы заготовить впрок излишек добычи; оба мальчика были заняты ощипываньем перьев, и самым мелким пером мы обновили содержимое китайских валиков, заменявших нам подушки.
Большая дорога в Сачжеу, иначе называемый Дунь-хуан, часто терялась среди зарослей и полей, разветвлялась, и нам приходилось расспрашивать поселян, чтобы не терять общее направление пути. Китайцы были заняты молотьбой разных злаков на зиму и для вывоза на восток в Гань-су, так как впадина, орошенная разветвлениями рек Данхэ и Сулэхэ, считается плодородной и удобной для орошения полей. Поселяне, при виде наших завьюченных верблюдов, конечно, спрашивали, куда и зачем мы направляемся, и многие интересовались нашими товарами. На обоих ночлегах пришлось вскрывать один из тюков с разной мануфактурой, чтобы удовлетворить поселян. Приходили также торговцы – мелкие перекупщики, – но получали ответ, что наши товары назначены для храма Тысячи будд в Дунь-хуане.
На месте первого ночлега росло довольно много тополей, частью посохших, и мы, конечно, нарубили немного дров для своего костра. Когда жители соседнего поселка увидели, что мы рубим дрова, несколько человек подбежали и также стали рубить деревья. На наш вопрос, почему они занялись этим, они сказали, что эти деревья казенные, т. е. государственные, и их вообще запрещено рубить. Они воспользовались нашим примером, чтобы потом заявить, если власть заметит порубки, что они сделаны проезжими по незнанию запрета.
В общем в оазисе Сачжеу считается около 35 000 жителей, а в самом городе Дунь-хуан 7 000. Город состоит из двух частей – старой и новой. Каждая, конечно, окружена глинобитной толстой стеной с зубцами и несколькими воротами каменной кладки, запираемыми на ночь. Новый город с лучшими постройками вмещает начальство и отряд маньчжурского войска, а старый – всю торговую часть. Он очень грязен, улицы узкие и кривые, за исключением двух главных – продольной и поперечной, которые идут прямо и немного чище. Но вообще, как и в других китайских городах, главные улицы торгового города сплошь заняты лавками, мастерскими, харчевнями и постоялыми дворами. Собаки и свиньи являются единственными санитарами, занимающимися чисткой улиц от съедобных отбросов. Выбоины, заполненные грязью, просыхающие вероятно только летом, попадаются на обеих улицах, как и всякий мусор. К нему присоединяются запахи харчевен и передвижных кухонь, в которых жарят на сале и кунжутном масле и варят разную снедь, потребляемую тут же на улице прохожими.
В городе мы узнали, что пещеры тысячи будд расположены в нескольких местах в 25 и более верстах от Дунь-хуан. Поэтому мы только переночевали на постоялом дворе в предместье, закупили провизии и утром пошли дальше, чтобы устроить свою стоянку вблизи пещер, в спокойной обстановке, вдали от города с его вонью, любопытными посетителями и властями.
Главные пещеры, называемые Чэн-фу-дун, расположены на юго-восток от города в обрывах голой возвышенности, составляющей одну из передовых гряд Алтынтага. Они были построены при династии Хань, разрушены монголами, потом несколько раз восстанавливались и разрушались. Мы нашли только часть их в состоянии, доступном для осмотра, и узнали от лам – хранителей, что пещеры привлекают богомольцев с первого по восьмой день 4-й луны (т. е. весеннего месяца) в количестве нескольких тысяч.
Вместе с водой реки Данхэ кончилась и зелень оазиса Сачжеу, и дорога к пещерам шла по пустыне, разрезанной логами, вдоль желтой оголенной цепи холмов и горок. Вдоль дороги растительность очень скудная, хотя время от времени попадались купы тополей, кусты тамариска, эфедры, хармыка и возле них развалины фанз или небольшие жилища.
После пяти часов пути по такой скучной местности мы увидели, что на крутом склоне однообразной цепи, обращенном в нашу сторону, появились на высоте от 3 до 10 сажен над подножием остатки стен, и среди них чернели отверстия, издали казавшиеся норами мелких и крупных животных. Далее среди таких развалин появились восстановленные фанзы порознь или по нескольку друг возле друга. Это и были группы пещер Тысячи будд Чен-фу-дун. В одном месте у подножия гряды оказалась довольно большая роща не только тополей, но и карагача, джигды, с зарослями чия и верблюжьей колючки на окраине. В роще было несколько развалин, а в одной из пещер у подножия гряды мы увидели группу лам. Переговорив с ними, мы получили разрешение разбить свой лагерь в этой роще, где соломинки, остатки аргала и мелкий мусор показывали, что здесь кочуют иногда люди.
Места для нас и наших животных было достаточно, но в отношении материала для огня и в особенности подножного корма условия были трудные. Мелкий валежник, кусты полыни и аргал можно было собирать кое-где, но корм был плохой, только для верблюдов и в малом количестве, так что пришлось подумать о доставке его со стороны. Вода в виде небольшого ключа протекала поблизости у подножия возвышенности. Мы устроились на чистой площадке в тени деревьев, а вечером нашу палатку посетил старший лама пещер – хэшан. Он сообщил нам, что пещеры были сооружены при династии Хань, царствовавшей с 202 года до нашей эры по 220 год новой. Затем были разрушены монголами и восстановлены при династии Тан (с 618 по 907 г.), но позже также не раз разрушались, в последний раз дунганами в половине XIX века. Богомольцы собираются с 1-го по 8-е число 4-й луны до 10000 человек. Главная статуя изображает великого бога Да-фо-ян в сидячем положении, высотой в 13 сажен с лишним. Хэшан жаловался, что китайское правительство не принимает никаких мер для восстановления пещер, надеясь, что это сделают на средства богомольцев. Поэтому удалось пока восстановить только небольшую часть, наиболее доступную и вмещающую изображение Да-фо-яня, которая своей величиной привлекает богомольцев.
Хэшан узнал, что у нас имеются в продаже ткани для одежды лам, мелкие принадлежности буддийского культа – курительные свечи, масло для лампад, медные чашечки и др. – и житейского обихода и был очень рад этому, а возможность обмена всего этого на старые рукописи и книги увеличила его восторг по случаю нашего прибытия. Но разные намеки в его речах давали понять, что торговаться с ним придется упорно. Он был очень доволен, узнав, что мы в китайском ямыне Дунь-хуан еще не были и вообще китайским властям о своем прибытии и своих целях не говорили. Очевидно, китайские и буддийские начальники здесь соперничали друг с другом по скупке иностранной мануфактуры.
На следующий день мальчики погнали животных на пастбище в сторону от пещер, Лобсын остался у палатки, а я со старшим ламой и несколькими другими ламами отправился в обход пещер, которых оказалось гораздо меньше тысячи. Они расположены несколькими ярусами на крутом склоне гряды, сложенной из довольно мягких пород, в которых не так трудно было выкапывать или вырубать большие подземные комнаты, выбрасывая материал, вынимаемый из них, вниз по склону. Не трудно было заметить, что в пещерах сочетаются сооружения различной давности. Крутой, нередко почти отвесный, склон этой гряды в одних местах содержал ряды келий или комнат разной величины с совершенно открытыми дверными отверстиями, но различной степени сохранности, тогда как в других частях перемежались пачками желтоватые неровные пласты горных пород, толщиной в 2-3 аршина, выступая карнизами и отделяя друг от друга остатки келий и зал с зияющими дверными отверстиями и стен с отчасти сохранившейся штукатуркой, побелкой и цветными фресками.
Это, по-видимому, были самые древние пещерные жилища буддийских лам, молитвенные помещения и галлереи с фигурами божеств, уцелевшие еще в виде части внутренних стен, тогда как передние или наружные почему-то обрушились. Горная порода, слагавшая эту гряду горизонтальными пластами разной толщины, очевидно, выветривалась довольно быстро. Вероятно, сначала разрушались наружные стены (отчасти может быть возведенные людьми на естественных уступах обрыва) и вскрывались комнаты и залы, которые в дальнейшем приходилось оставлять, выкапывая вместо них новые глубже в горе, так как видно было, что зиявшие отверстия дверей вели еще дальше вглубь, в залы, ставшие уже недоступными без приставной лестницы. В других же местах всего обрыва, или только в отдельных ярусах среди таких необитаемых уже келий, видны были отверстия, вполне сохранившихся келий, и в них различимы фигуры разных божеств, святителей и героев разной степени сохранности.
Я обошел для беглого осмотра целый ряд зал и келий в доступных ярусах пещер и условился с старшим ламой, что он будет давать мне еще дневного проводника, знающего помещения и могущего также называть мне имена фигур и их религиозное значение. Некоторые из них были целы, раскраску сохранили свежую и полную, – это, вероятно, были те, которые наиболее интересуют богомольцев или почитаются ими. Большинство же фигур находилось в разной степени разрушения, раскраска их полиняла или исчезла, штукатурка крошилась или совсем отпала, равно и часть их одеяний и даже членов.
Напомню, что в буддийских фигурах настоящая скульптура – редкость. Немногие высечены из мрамора или другого прочного материала, или отлиты из металла. Большинство же изготовляется художниками из соломы (крупные фигуры) или другого легкого материала и затем облицовывается слоем гипса или даже глины, которые и раскрашиваются. Эта легкость изготовления объясняет обилие фигур (которые скульптурой назвать, конечно, нельзя) во всех буддийских и китайских храмах. Мелкие же фигуры отливаются из бронзы и обычно являются пустотелыми, или же вырезываются из дерева, или лепятся из глины и обжигаются и, если нужно, раскрашиваются.
Пещеры имеют 4-5 сажен длины и 3-4 сажени ширины и столько же высоты. Против входа в нише стены сидит крупная фигура, сам Будда, а сбоку от него стоят еще три фигуры второстепенных лиц или божеств, которые в разных пещерах различны. Кроме этих пещер, называемых малыми, имеется несколько вдвое более крупных; в них фигуры стоят не в нишах, а посередине и дополнительные стоят позади и по бокам стен. Самая большая фигура называется Да-фу-ян и имеет 12-13 сажен вышины; ступня ее ноги 3 сажени длины, а расстояние между обеими ногами внизу 6 сажен. Вторая по величине Джо-фу-ян – вдвое меньше, находится в другой пещере. Кроме того, имеются две лежачие фигуры, одна Ши-фу-ян, окруженная 72 детьми; ее голова, кисти рук, сложенные на груди, и босые ноги вызолочены, а одеяние красное. Другая лежачая фигура изображает женщину. Перед входами в большие пещеры и внутри их поставлены фигуры разных героев часто с зверскими лицами, в их руках мечи, змеи, одни сидят на слонах, другие на драконах. У больших пещер и некоторых малых висят чугунные колокола, а в пещерах стоят барабаны. Речка, текущая у пещер, называется Шуй-го и образуется из ключей, выбивающихся в верховьях непроходимого ущелья, прорезавшего конец пещерной гряды гор.
В некоторых пещерах попадались очень хорошо сохранившиеся фрески на стенах и сводах зал с раскрашенными фигурами, разными узорами и целыми сценами. Изучение их специалистом по буддийскому культу, конечно, обнаружило бы много интересного. Но у меня не было ни уменья срисовывать фрески, даже менее сложные, ни фотографического аппарата, чтобы снимать их. Поэтому мне пришлось ограничиться описанием некоторых сцен на фресках и объяснением их, которое мне давали ламы пещер, в лучших случаях старшина; поэтому за точность и правдивость объяснений я ручаться не мог. Я делал также грубые рисунки интересных фигур, записывая объяснения лам, в надежде, что специалисты в Эрмитаже разберутся в том, что их заинтересует; этот материал дополнял те предметы, рисунки и рукописи, которые я хотел приобрести в пещерах и увезти с собой.
