Текст книги "Мы, Мигель Мартинес (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

В общем, надо придумать, кто реально может стать организатором такого внеочередного съезда, причины и т.д. В общем, я понял, что взвалил на себя ношу, достойную операции «Трест». И ведь так просто в эту организацию народ не натолкаешь. Это ведь по любому, смертный приговор. Или им, или мне! Троцкий не поверит, что эти статьи могут появиться в «Правде»! А если их появление будет прикрывать Ягода? Который станет начальником ОГПУ? И одним из столпов антисталинской оппозиции. Поверит ли Лёва в существование такой оппозиции? Поверит ли он, что возможен тайный заговор внутри партии против Сталина? Очень может поверить. Очень! Ведь остались его сторонники не только в Москве, в партийном аппарате, в армии, где его позиции все ещё очень сильны, они есть и в Коминтерне! Есть. Только разумно помалкивают. Но очень хотят свернуть вождю шею! Получается что-то вроде операции «Трест-3». Вот только теперь за мной не будет стоять весь аппарат ОГПУ, никто меня вытягивать не будет, если проколюсь, то пропаду, и никто в мою защиту и слова не скажет, да и вытаскивать из этого дерьма не будет, это точно!

Никогда не думал, что стану диверсантом-ликвидатором! Был бы я спецназовец двухметрового роста, я бы головенку льву революции скрутил бы на раз. Да нельзя! Вопрос в том, что мне предложат, что за средство, как его надо будет применять?

Черт возьми! А ведь это идея! Как «продать» мою встречу с Троцким нашим органам, которые будут следить за ним. Интервью с плачущим львом! Не так «В пасти льва», вот так будет статья. А официально я покажу Троцкому письма трудящихся, требующих его смерти и типа спрошу, не боится ли он пролетарского праведного гнева! А неофициально дам на вычитку две или три антисталинские статьи! Папиросная бумага! Папка с письмами трудящихся, ага. в папку их вложить или? Блин! Вот ни на раз я не диверсант, ни на два!

Поднимаю трубку телефона. На другом конце провода Артузов.

– Артур, не хочешь проведать старого больного товарища? – как бы невзначай интересуюсь.

– Сегодня не смогу, у меня тут небольшой лямур наметился, извини. Может быть, завтра в семнадцать навещу.

Значит, он будет у меня ровно в четыре часа дня. Артур сказал, что моя квартира чистая. Может быть и так. Полной уверенности у меня нет. Он точен, как британский монарх. От его внешности остается двоякое впечатление: профессорская бородка клинышком, которая настраивает на серьезный лад и непокорная студенческая копна черных волнистых жестких волос, говорящая о неугомонности и юношеском задоре. Впрочем, ему и сорока ещё нет, поэтому говорить о том, что юношеский задор он растерял не приходится.

Семь часов мы обсасывали мои идеи. В общих чертах ему понравилось. Прикрытие с одной стороны, с другой, с третьей. В тоже время поправил важные нюансы, кое-что решили по персоналиям. От того, что фамилия Ягоды как одного из главных заговорщиков против Сталина отторжения не вызывала, я понял, что дни оного сочтены. Скорее всего, был вскрыт один очень важный сейф. Скорее всего, именно так всё и произошло. А что из этого можно сделать за вывод? Что нужно ковать железо, не отходя от кассы. Предположим, Сталин хочет кого-то поставить на место Ягоды, кого? Акулова? Он, насколько я помню, поручил Акулову создание прокуратуры СССР – противовеса ОГПУ и НКВД. Хотя и под давлением Ежова и его группы согласился на создание троек, но туда обязательно входил прокурорский… И всё равно это не помогло. Стоп! Неужели Ежова? Значит, необходимо, чтобы. чтобы что?

Я понимаю, что стаю на очень скользкую дорожку. Но другого выхода не вижу. Очень надо, чтобы именно Артур возглавил ОГПУ. Но что решит Сталин? И всё-таки я начинаю разговор, который может опять всё погубить.

– Артур, это только между нами, я ведь анализировал работу твоего товарища.

Я черкнул на листке бумаги большую букву Я и тут же скомкал этот клочок и сжег его в пепельнице.

– И вот что интересного получается. Дело «Весна», правильное дело. Многие царские военспецы были привлечены к сотрудничеству Львом и у них его авторитет более чем высок. Некоторые из них – настоящие троцкисты. Но. берут по этому делу не тех. В результате под каток попали и несколько троцкистов, и целая куча ни в чём не повинных специалистов. Зачем? Три тысячи бывших мы из армии выкинули. Зачем? У нас что, доморощенных командиров валом? Да нет их, нет! А настоящих друзей Троцкого оставили на месте. Скажи, почему Тухачевский не прошел по этому делу? Не знаешь? Может быть, стоит задуматься?

– На скользкую тропинку стал, Миша, дело «Весна» получило одобрение самого.

– Ага, Артур, ты же знаешь, Сталин никогда не доверял до конца царским военспецам, но без них победы в Гражданкой не было бы! Но тут получилось, что вместе с бельем выплеснули и ребенка! И при этом методы дознания самые что ни на есть царские! Как вертухаи старорежимные – берете подозреваемого и выбиваете показания на самого себя и на близких. Это же вообще ни в какие ворота! А ведь в вашей работе надо точно знать и анализировать! Точно!

– Миша, ты у нас фантаст известный, нельзя быть точно уверенным.

– Можно! И техническая база есть!

– В смысле? – удивился Артузов.

– Значит так, Артур, бери за барки такого Бориса Александровича Рчеулова, он занимался записью звука и изображения на стальной носитель, иначе говоря, магнитную ленту. Пусть пока только голос. Немцы сейчас выходят на создание магнитной ленты на магнетите, в общем, ставится такой прибор, в нужную точку микрофон на проводе. Записываешь разговор, вот тебе и доказательство. Железное! Так и телефонные переговоры можно записывать, в общем, для твоей конторки самое то.

– Это интересная мысля, Миша, только не всегда можно что-то записать, не всегда!

– А что ты слышал об измерителе силы любви?

– Чего? Чего? Любви?

И Артузов захохотал, весело, задорно, что называется, от всего сердца. Я достаю вырезку из американской газеты. Вот оно!

– Смотри Артур, тут предлагают влюбленным перед тем, как вступить в брак, пройти испытание на полиграфе и убедиться в силе своих чувств.

– Ничего себе! – с таким же смешком Артузов рассматривает заметку.

– Студент Стэнфорда Леонард Килер в одном приборе соединил кардиограф, офгигманометр, пневмограф и гальванометр. В результате этого получилось одновременно записывать кардиограмму (сердечный ритм), артериальное давление, амплитуду и частоту дыхания а так же электрическое сопротивление кожи.

– Ну и нахрен это всё нам нужно? – спокойно поинтересовался Артур.

– Есть теория, когда человек лжёт, эти показатели меняются. В США уже около сотни человек отправили на электрический стул только по показаниям этого «измерителя любови».

– Это ты всё серьёзно?

– Более чем. Конечно, тут не всё так просто. Но. такой прибор твоей конторе необходим! Украсть. Купить через третьих лиц, создать на его базе тут портативную версию! Вот что необходимо делать! У нас Лурия и Леонтьев проводили эксперименты по технологии распознавания лжи, поинтересуйся.

– Деньги только бы найти! – Артузов задумался. – Но на хорошее дело деньги найдутся! Главное, знать кого потеребить!

Глава четырнадцатая. Хрень

Москва. Дом на Набережной

18 марта 1932 года

– Миша, если ты будешь пропускать занятия по стрельбе, то так никогда стрелять и не научишься… Б…ь, Миша, что с тобой? Да, мать твою, ты слышишь меня?

Артузов трясёт меня, как липку. Кажется, зубы клацать начнут…

– Артурррррр…. Не тряси…

– Да что с тобой, Миша, ты что, хочешь всю операцию под нож пустить? Связался с малохольным!

– Нет… Артур… придёшь за мной завтра, слышишь меня, завтра рано утром… рано утром. Запри дверь, никого ко мне, никого… это важно…

– Миша, да ты горишь, б…ство… где у тебя аспирин?

– Это пройдёт, я знаю, Артур, утром… Утром всё тебе скажу…

* * *

19 марта 1932 года

Мне понадобились сутки. Вырвать сутки из своей жизни. Но это было важно, очень важно. Мне наконец-то удалось сложить последние кусочки пазла под названием «заговор против СССР», не против Сталина, или партии, а именно против страны, проводящий самый мощный социальный эксперимент в мире. Меня накрыло ночью. С семнадцатого на восемнадцатое. Я понял, что должен это записать. Но мне надо было как-то залегендировать свои «озарения». Рецепт довольно простой: несколько капель йода на кубик сахара-рафинада и запить стаканом воды, через полчаса-час поднимется температура тела, прием старый, еще со студенческих времён. Но надо. О вреде щитовидке подумаем потом. В общем, получилось. Когда приехал Артузов, чтобы уволочь меня на стрельбы, у него появилась идея, что я должен научиться стрелять как эсер-боевик, лучше всего с двух рук и без промаха. На самом деле, если мне придётся стрелять в Троцкого, это будет означать провал всей операции. Мы оба это понимаем. Но у Артура какие-то свои критерии того, что должен уметь агент. С моим-то зрением… Впрочем, дело не в этом. Получился просто очень сложный момент: мне пришлось тянуть слишком большой объем редакторской работы. Тем более, что Мехлис получил новое назначение. Сталин таки решился на создание наркомата Государственного контроля. То есть, на меня легло еще и редактирование «Правды».

Если говорить проще, Миша Кольцов во мне только вздыхал и твердил, что я слишком люблю отдыхать. Это да, у него и у меня энергетика немного другая. И я в кольцовском темпе довольно быстро выдыхаюсь. Потом я взял себя в руки и решил, что человеку с инженерным образованием негоже пахать аки раб на галерах. Всё-таки какие-то подвижки есть в голове. Я занимался несколько часов тем, что называлось оптимизацией рабочего процесса. Во-первых, никаких метаний по редакциям. Я выбил себе один кабинет для всех редакторских дел и настоял на том, что именно туда будут тащить все материалы. Там же все совещания, количество которых свёл к минимуму. Вечная беда нашей интеллигенции – слишком любит языки расплести, так, что заплести их обратно уже не удаётся. Ненавижу эту черту людей, которые, в принципе, не лоботрясы и умеют трудиться, но только собери где-то больше двух интеллигентов на одну комнату, и ты получишь задушевные разговоры сроком на сутки и более. И всё! Никакой работы нахрен! Хорошо, если такая беседа идет под чай, а если под водку? Вот то-то и оно, тогда такие беседы могут растягиваться, как знак бесконечности в математике – до этой самой бесконечности.

Мой Кольцов из-за занятости даже свои редакторские пометки сокращал до трех букв, нет, не тех, что на заборе пишут, что вы, СИУ (сократить и усилить) – правда, мог просто перечеркнуть материал, если он ему не нравился и отправить его в корзину. Самый удачный вариант: вносил несколько правок и подписывал в печать.

Я, как и Миша, впрочем, я тоже Миша и иногда сам в нас двоих путаюсь, вот, я старательно вычитывал все материалы, что попадали мне на стол. Вот только времени, чтобы писать что-то самому почти не оставалось. Так что приходилось брать секретаря на дом и там ей надиктовывать, блин, диктофон бы мне нормальный! Набормотал, дал девочке, а она пусть моё тихоговорение превращает в понятный людям текст. И тут я понял, что надо прерваться! Надо привести самые главные мысли в порядок, потому что выстроилась интересная логическая цепочка, которая и даст мне возможность хоть что-то изменить.

«Подготовка СССР к войне – это претворение планов индустриализации и коллективизации страны. Оба плана невозможно отделять один от другого, они комплексные, должны претворяться синхронно, насколько это возможно. Коллективизация высвобождает необходимые для строительства и построенных предприятий рабочие руки, введение механизации сельского хозяйства – позволяет при меньшем количестве рабочих рук получать достаточные для пропитания населения ресурсы. Планы правильные, но имеют узкие моменты. Именно по ним и бьют наши враги. И главный ресурс, который критический для этих планов – кадровый. Сорвать индустриализацию можно организовав массовый голод. Просто будет нехватка рабочих рук, а при плохом питании и качество работ будет низким. Неблагоприятные погодные условия плюс перегибы в коллективизации привели к резкому падению урожая зерновых. Потеря нескольких миллионов человек – это провал планов индустриализации. Плюс удар по имиджу и авторитету советской власти. О том, что голод направлен на срыв индустриализации и подготовки СССР к грядущей мировой войне будет говорить и тот факт, что страны Запада откажутся продавать СССР зерно даже за золото. Чтобы затормозить индустриализацию нам не будут разрешать покупать нужные заводы, технологию, но будут согласны реализовывать задорого технику. Мы вынуждены будем распродавать по дешевке картины и предметы искусства, драгоценности, что так же будет вести к падению престижа нашей страны. Поэтому прекращение продажи зерна за границу позволит создать тот резерв, что даст людям выжить и покажет заботу народной власти о народе. О причинах массового голода, который может унести от трех до семи миллионов жизней, я уже писал, предварительно данные наших корреспондентов многое подтверждают. И всё это требует немедленной реакции власти не только тут, в Москве, но и на местах, потому что враги-троцкисты сделают всё, чтобы помощь просто не дошла до нуждающихся.

Второй момент – это обученные и высококвалифицированные кадры. Из армии уже вымели три тысячи военспецов. Конечно, не все они преданные большевики, но это именно специалисты. Это скелет армии. Почему «Весна» получила такую широкую поддержку среди разных группировок внутри армии? Троцкисты (обязанные Троцкому начальники, такие, как Тухачевский и прочие) таким образом убирают квалифицированные кадры, которые могут сорвать их наполеоновские планы: наштамповать тысячи консервных банок, назвать их танками и рвануть на завоевание Европы. Для других, выдвиженцев Гражданской войны, в условиях сокращения армии – это единственный шанс получить продвижение по службе, не сильно напрягаясь на обучение и совершенствование своих навыков. Но в условиях новой мировой войны ценность обученных и грамотных кадров становится агромадной. Их уже не надо учить воевать. Других надо будет учить во время боевых действий, а это будет стоить жизней наших солдат. Нам неоткуда взять Гинденбургов, так давайте не выкидывать тех, кто хотя бы знает, как с этими Гинденбургами сражаться!

Научные и инженерные кадры – их так мало! И мы не успеваем их подготовить в достаточном количестве! СССР не имеет права раскидываться мозгами! По нашей бедности ученые пишут друг на друга доносы, вырывая те крохи финансирования, которые позволяют им что-то делать. Но репрессии против ученых, особенно в прикладных сферах не допустимы вообще! Это же касается иллюзии того, что в шарашках ученые смогут работать эффективнее. Эффективнее в ограниченных рамках задания – да, создать же что-то прорывное, за эти рамки выходящее – нет. Простой путь не всегда правильный. Нужен баланс с людьми науки – баланс побуждений, наказаний и наград. К сожалению, научная интеллигенция весьма своеобразна и недисциплинированная, склоки, дрязги, подсиживание друг друга – дело обычное. И тут надо сделать все, чтобы идеологические установки не мешали ученым работать. Не имеет значения, какие убеждения у ученого, который продвигает отечественную науку, если те, кто имеют правильные убеждения не могут сложить два и два. Важен итоговый результат! И это не троцкизм, потому что наш результат – это готовность к войне. А без передовой техники и технологий мы так никого и не догоним, будем постоянно отставать, нести необоснованные потери.

Инженерные кадры и управленцы. И тут мы выметаем и арестовываем специалистов, причин много. Да, среди этой категории достаточно людей, которые работают из-под палки, есть и откровенные вредители. Но! Проведение массовых чисток и репрессий из-за их массовости задели и пустили под откос судьбы и честных специалистов, которые стараются работать, по совести. Тут несколько противоречий. План по валу – очень удобная штука для получения наград, потому что не учитывает такой факт, как брак, который на многих производствах доходит до восьмидесяти процентов. И каждый специалист, требующий качества работ враг рабочего и партийного руководства. Рабочего, потому что заставляет работать качественно, а это уменьшает выработку и заработок рабочего, начальства, потому что выполнение плана по валовым показателям – это главная оценка его эффективности. Это путь к получению наград и большей власти. Плюс просто естественный дефицит квалифицированных рабочих кадров, основная масса которых в Гражданскую погибла, а новых в достаточном количестве просто не успели воспитать и обучить.

Очень важно, критически важно понимать, что такая ситуация стала возможной только благодаря тому, что сторонники Троцкого укрепились в НКВД. В первую очередь это группа Ягоды, связанная с Свердловым и Троцким. Массовые репрессии – это прекрасный показатель их работы, чем больше выявлено врагов и шпионов, тем лучше. Но это очень опасная тенденция. Шпиономания в царской России была тем фактором, который разрушил авторитет власти, не надо повторять такой ошибки! Не могут сотни тысяч людей быть вражескими шпионами! Что это за власть, которую контролируют шпионы других государств. Необходимо провести показательный процесс над Ягодой и его ближними сподвижниками, которые раскручивали маховик массовых репрессий, но судить их не как троцкистов или шпионов, а именно за нарушения социалистической законности, превышение своих полномочий, показывая народу истинную заботу партии и правительства о своем народе, провести ревизию дел ОГПУ, освободить и извиниться перед невинно осужденными. Укрепить социалистическую законность. Убрать классовый подход, заменив его презумпцией невиновности – обоснованием виновности со стороны органов охраны правопорядка. Исправить перегибы в борьбе с кулачеством. И честно говорить о том, по чьей вине они произошли. Говорить о подготовке страны к войне с мировым капиталом».

Написав эту преамбулу, я начал набивать ее фактами и аргументами. Закончил эту работу утром, в шесть часов, успел поспать целых два часа до приезда Артузова.

– Что это, Миша?

Артур смотрит на пакет, который я аккуратно запечатал на его глазах.

– Когда ты идешь с докладом в НЕМУ?

– Сегодня. ОН обеспокоен твоим состоянием.

– С моим состоянием всё в порядке. Это так оно проявляется. Озарение. Назови это так. В общем, тут данные, которых очень не хватало. Очень. Что с ними делать, решать не мне. И не тебе. Отдашь ЕМУ. Не читая. Это очень важно. И очень опасно.

– Миша, ты понимаешь, что ты делаешь? Понимаешь, что ставишь наше задание под удар? Я ведь теперь не уверен, что с тобой будет всё в порядке. Это поставить всё под удар. Мне теперь надо искать другого исполнителя.

– Артур, как ОН решит.

– Не ожидал я от тебя такой свиньи, Кольцов. Ладно, спускайся, поедем на стрельбище.

Артур вышел действительно расстроенным. Я быстро оделся. Я не знаю, откуда он достал эту модель Вальтер ППК, он ведь только-только создан, но этот пистолет оказался мне как раз по руке. Сразу результаты стали в стрельбе лучше. Легкий и короткий пистолетик был смертоносной игрушкой. В общем, мы с ним друг другу понравились. Это не револьвер Нагана, который пока взведешь, потеряешь цель. В общем, не буду рассказывать про свои мучения на стрельбище, но кое-как стрелять я научился, но на это ушли еще три посещения тира и три сотни патронов.

Я вернулся домой, умылся, переоделся и поехал в редакцию. Вот только тяжелый взгляд Артузова меня преследовал почти весь день. Звонок по телефону раздался в квартире почти под ночь. Я только отпустил секретаря, додиктовав очередной фельетон, да и правки к «Крокодилу» с нею же отправил. Новый номер был готов. Мне показалось, что за квартирой следят, уж точно этот звонок совпал с моим одиночеством.

– Ну и сволочь ты, Миша! – услышав голос Артура понял, что пока что арестовывать меня не придут.

– Не я такой, работа такая! – отвечаю.

– Спать не ложись.

– Чайник ставить?

– Ага. Кофе сваришь?

– Не вопрос. Будет тебе кофе. Лично сварю.

– Это дело!

Был у меня небольшой запас кофе. Причем не бразильского. Не люблю ихнюю робусту, слишком горькая. Мне притащили по заказу немного настоящей арабики, правда не аравийской, а африканской. Сейчас я аккуратно прожариваю, чуть-чуть, маслянистые зерна, потом перемалываю, кофемолка ручная, но дает очень мелкий помол, я долго такую искал (три часа), нашёл и был счастлив! Тут появился Артузов.Мы прошли на кухню, пропахшую ароматом прожаренных зёрен. Медная джезва уже на плите, огонь горит, молотый кофе заливаю теплой водой, очень быстро начинает подниматься шапка пены, подливаю еще воды, снова поднимается, подливаю еще раз воду и добавляю сахар. Несладкий кофе – это для особых любителей-извращенцев. Пена поднимается третий раз. Готово. Две чашки с инвентарными номерами на донышках и с обязательными щербинками, впрочем, я к этим мелочам уже привык.

– Понимаешь, Миша, какая хрень произошла… Думал я, что не выйду я из одного кабинета. ОН когда читал твой меморандум, мне показалось, что взорвётся. Я ЕГО таким злым никогда не видел, никогда! Ты же знаешь, выдержка дай боже кому, а тут разве что не матерился, но ходил по кабинету, как тигр, трубку так сжал, что она треснула. Посмотрел на сломанную вещь, только тогда сумел взять себя в руки. Что ты там написал, хрень! Хрень, понимаю я… И тут спрашивает: «Сможет Журналист выполнить задачу?».

Артур отпил глоток кофе, его лицо на миг приобрело блаженный вид.

– Божественно! В общем, Миша, взял с на себя этот грех, сказал, что ты сможешь. А он меня стал расспрашивать, что я видел, как ты себя чувствовал, в подробностях, никакой мелочи не пропустил. Ругал, что не вызвал ни врача, ни медсестры. Но не сильно. Так, поругивал. В общем, Миша, ты меня не имеешь права подвести.

– Когда?

– Спецпрепарат готов. Вот, смотри, это твоё оружие.

Он достал ручку – вроде обычный Паркер, самописка с золотым пером.

– Смотри внимательно. В обычном положении – обычная ручка, можно писать, проблем нет.

Он вывел на бумаге несколько слов, ручка писала обычными чернилами, ничего нового.

– Теперь смотри, из этого положения делаешь поворот на девяносто градусов против часовой стрелки, надеваешь колпачок, надавливаешь на него, готово, там внутри микрокапсула с бесцветным веществом, второе надавливание на колпачок – выстрел, видишь, пятно на бумаге, это вода. А там токсин будет. Он должен попасть на одежду. Всё. Через десять-двенадцать дней сработает…

– Значит, надо будет сначала воду, а потом можно вернуть, чтобы писать?

– Да, поворот по часовой стрелке и снова чернилами пишешь.

– Понял, в общем, мне надо потренироваться.

– Для того тебе и принёс…

– Когда?

– Двадцать пятого.

– Я буду готов.

– Да, стрельбы не отменяются.

– По-прежнему нас трое в курсе?

– Да.

– А спецпрепарат? Понимаешь, Артур, если его еще кто-то применит, да всплывут концы…

– Понимаю, а ты, Миша, понимаешь, сколько стоит его разработка? И вот эта ручка?

– Артур, если нет гарантии, что это единственная акция с этим препаратом и этим инструментом, то лучше и не начинать. Тут никакой подставы быть не может. Это должна быть ювелирная по чистоте работа. Про этот препарат забыть надо…

– Миша, говорил же я тебе, что ты сволочь! Но наша сволочь! Знаешь, что мне ОН сказал? Что если ты не вернёшься, по любой причине, мне лучше было бы в таком случае и не рождаться. ОН не угрожал. Нет, так, акценты расставил. Умеет расставлять всё по местам. Так что мы теперь с тобой одной ниточкой связаны, Миша, одной…

И ничего приятного в этих словах Артузова для себя я не услышал.

Глава пятнадцатая. Миссия невыполнима – 2

Зубалово-4, дача Сталина

21 марта 1932 года

Иосиф Виссарионович Сталин чувствовал себя немного неуютно. И не то, чтобы сидевшая в беседке молодая женщина смущала его – он даже и не успел внимательно рассмотреть посетительницу. Он просто сомневался в принятых своих решениях и продолжал их прокручивать в уме. Лучше было бы иметь еще немного времени на размышления, но время – как раз тот ресурс, который расходуется быстрее всего и никак от идеологии не зависит. Как любой человек, которому перевалило за сорок лет, он чувствовал себя уже не молодым, но полным сил и энергии. И тот объем работы, который он взвалил на себя, мало кто из молодёжи мог бы потянуть. Он постоянно присматривался к своим соратникам и помощникам, стараясь отбирать только самых упорных и работоспособных. Другие просто не могли приспособиться к его ритму работы, а слабаки ему были не нужны. И всё-таки разговор, который предстоял немного вождя напрягал.

Он быстро подошел к беседке, в которой сидели двое: среднего роста немолодой мужчина и молоденькая девушка. Мужчина – Вильгельм Пик, немецкий коммунист, настоящий спартаковец, разделявший убеждения Сталина, человек, которому вождь доверял настолько, насколько он вообще мог доверять кому-нибудь. А вот с ним была невысокая девушка со смуглой кожей, имеющей легкий оливковый оттенок, на ее широком лице выделялись миндалевидные глубоко посаженные глаза темно-коричневого, почти что черного цвета. Тонкие губы, волевой подбородок. Она не была красавицей, но она была молодой, очень молодой, и эта молодость придавала ей неповторимый шарм, магия молодости…

Они поздоровались. Сталин, как радушный хозяин, пригласил эту парочку домой. Надежды еще не было, сегодня ее и не будет – она уехала в Ленинград, по поручению Землячки. Только созданная структура госконтроля еще не обросла сотрудниками, прежние товарищи из Рабкрина у вождя доверия не вызывали.

Вильгельм, которому перевалило за пятьдесят, был седовласым, чуть плотноватым, носил аккуратную бородку, одевался вполне в соответствии своему статусу: неброско, но при этом очень аккуратно. Он был дотошным человеком, вникающим в любые мелочи, особенно, касающиеся поставленной ему задачи.

– Товарищ Сталин, разреши представить тебе Паулина Одена Гарсиа, товарищ Лина Одена, наш молодой, но очень перспективный кадр. Учебу в школе^[1] практически закончила. Вы просили самого лучшего ученика, я нашел вам самую лучшую ученицу.

– Это хорошо, товарищ Пик, что вы выполняете мои просьбы не дословно, а проявляете при этом определенную инициативу. Вы говорите. Что это ваша лучшая ученица? Сколько она учится в вашей школе?

– Она обучалась четырнадцать месяцев без одной недели, товарищ Сталин. Но к самостоятельной работе готова полностью.

– Это хорошо, товарищ Пик, что готова. Товарищ Лина, насколько хорошо вы владеете русским языком?

– Я еще могу делать немного ошибок, товарищ Сталин. – у нее был довольно приятный грудной голос, не пищалка, отвечает чётко. Ну что же, очень может быть…

– Товарищ Пик, я побеседую с вашей подопечной, благодарю вас за работу. Товарищ Власик поможет вам добраться домой.

Когда Вильгельм уехал, Сталин еще минут десять прощупывал свою собеседницу ничего вроде бы не значащими вопросами. На самом деле, он оценивал ее, как она держится, не теряется ли, и ему эта девушка понравилась. Говорила она на русском с легким акцентом, но при этом не тушевалась, отвечала спокойно, чуть задумываясь, чувствовалось, что сначала переводит вопрос, потом также внутри себя отзеркаливает фразу с каталонского на русский. И только потом говорит.

– Хорошо, товарищ Лина, товарищ Пик за вас поручился. Это важно, очень важно. Я хочу дать вам поручение. О нём будете знать только я, вы, и еще один человек, который будет руководить всей операцией. Так вот, вы поедете в Турцию. Там проследите за одним человеком. Вот его фотография и то, что вы должны знать о нём. Он журналист. Едет под чужим именем. И он будет встречаться с таким человеком как Троцкий. Ваша задача только проследить за ним и ничего более. Если с ним случиться непредвиденные проблемы – вы должны будете сообщить нам. Способ связи вам скажут. Если же вы заметите, что этот товарищ не захотел встречаться с Троцким, тогда у вас есть разрешение ликвидировать его. Рука не дрогнет?

И Сталин внимательно посмотрел в глаза молодой девушки, которой только-только исполнилось двадцать лет.

– Не дрогнет, товарищ Сталин.

– Повторяю, это крайний случай. Если же товарищ журналист попадет в неприятности или захочет остаться после встречи с Троцким, вы должны только проследить за ним и сообщить нашему человеку. После Турции его маршрут лежит в Париж. И вы последуете за ним. Он должен быть в Париже две недели. И вы будете наблюдать за ним и в столице Франции. Только наблюдать и фиксировать его действия. Вот тут фиксировать, в уме.

И Сталин показал пальцем на голову симпатичной девчонки. Вздохнул про себя, после продолжил:

– Подстраховки не будет. Это очень опасно. В Париже много русских – наших врагов. И если в Турции тебе (Сталин сделал сильное ударение на слово «тебе», от этого посыла девушка вздрогнула, но смогла быстро восстановить душевное равновесие) надо будет стараться не попасться ему на глаза, то во Франции это не обязательно, действуй по обстановке. Как только журналист отправится в Берлин, твоя работа закончена. Отвезешь отчет в Москву, а потом по новым документам поедешь в Барселону. Повторяю, задача – проследить. И только в самом крайнем случае, когда ты будешь уверена, что он предал и уходит к врагам, только тогда ты должна остановить его. Любой ценой.

– Я буду сделать это, товарищ Сталин.

Голос девушки был совершенно спокоен. Она ответила не сразу. Он тоже старался говорить медленно, делая паузы между предложениями, но видел, что Лина его понимает. Еще какое-то время она изучала предоставленные документы.

– Когда мне выезжать?

– Завтра тебе покажут этого человека, чтобы ты могла его узнать и не по фотографии. Послезавтра выезжаешь. Легенда: ты – молодая журналистка из Испании. Тебе организуют несколько интервью с белогвардейцами, осевшими в Турции. Твоя газета – нейтральная. Легенду тебе надо будет выучить наизусть. У тебя на это сутки!

– Мне достаточно, товарищ Сталин.

– Молодец! Тебя проводят.

Когда Лина ушла, он еще какое-то время смотрел в окно, не замечая, что там твориться. Его волновал вопрос: правильно ли он делает, отправляя Кольцова с таким поручением? НО… с другой стороны, это и была та единственная проверка, после которой он мог сказать, доверяет он Мише Фридлянду или нет…

* * *

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

22 марта 1932 года

Было десять часов утра. Иосиф Виссарионович проверял отчёт Ягоды о проделанной работе. Кто распускает слухи об урезании продовольственных норм? Ягода постарался. За две недели была вскрыта белогвардейско-троцкистская организация из бывших офицеров и специалистов различного профиля, которые через своих жён распространяли клевету на органы советской власти. Единственный нюанс: этот доклад противоречил всем другим данным, которые принесли ему за это время. Сталин понимал, что это всё липа, которая должна прикрыть задницу Ягоды, который в плане репрессий думал исключительно масштабно, категориями шпионов и врагов, которые повсюду. Вождь еще раз прошёлся глазами по списку арестованных. Среди них были инженера заводов, работники заводоуправления, и никого из рабочих. Классовый подход? Или просто были выбиты показания? Решение о смене Ягоды теперь казалось ему даже не созревшим, а перезревшим. Неделю назад Генрих принёс доклад, в котором подтвердил сведения Кольцова и его корреспондентов о том, что планы по урезанию продовольственных норм для иждивенцев и изменение расценок труда рабочих имеют место быть. В таком случае вполне логично предположить, что источник слухов близок именно к партийной или советской власти. За что ОГПУ пытается осудить этих людей? На кого менять Ягоду?