Текст книги "Мы, Мигель Мартинес (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Он отвлекся от работы с рукописью Кольцова, попросил чаю, и пока подкреплялся, успел многое обдумать. С новыми силами сел за работу, подчеркнул пару интересных моментов, затем открыл присланную Разведупром РККА справку, которую составлял Свечин. Сопоставил оба документа. Несомненно, тут были некоторые совпадения. Интересно, это был результат встречи Кольцова с военспецом? Скорее всего, наш журналист всё-таки почерпнул какие-то идеи бывшего генерала. Впрочем, у него на столе были еще несколько документов, один из которых был составлен тем же Свечиным. Это был анализ деятельности Тухачевского во время Гражданской войны, особенно в Польскую кампанию. Отчёт был разгромным, по своим деталям и по своей характеристике этого военного деятеля. Что это, сведение счетов или что-то другое? Посмотри… Пару дней назад ему прислали подобный анализ. Составил его один из бывших работников Генерального штаба Германской империи, находящийся в отставке, но известный своей дотошностью и профессионализмом. Не Гинденбург, но тоже личность более чем известная. Он получил солидный гонорар от подставной организации, который очень тщательно отработал. Его анализ был обширнее записки Свечина, но выводы, столь же неутешительные для Тухачевского были налицо. И они оказались еще более жесткие, чем у отечественного специалиста. Опубликовать эти два документа или нет? Сталин решил не спешить. В любом случае, должность заместителя наркомвоенмора Тухачевскому не светит. Нельзя так неосторожно усиливать группу его единомышленников. Но вот что делать с Японией? Ее агрессия и захват Маньчжурии ставили под вопрос безопасность восточных рубежей нашей Родины.

В кабинет вошёл Поскрёбышев.

– Александр Николаевич, запланируйте на восемнадцатое совещание по поводу дел на Дальнем Востоке. Молотов, Ворошилов, Шапошников, Киров, Бергавинов^[19], Блюхер, Дерибас^[20].

– Будет сделано.

– На сколько сегодня запланирован товарищ Молотов?

– Через сорок минут будет тут.

– Хорошо. Сразу же его приглашайте. И вызовите на половину десятого ко мне товарища Аралова.

У него еще оставалось время. Завтра должны были приехать новые руководители Казахской АССР, Исаев и Рыскулов. У товарищей возникли претензии по поводу планов переселения в Казахстан порядка полумиллиона семей из районов, в которых начинался голод. Точкой преткновения стал вопрос целинных земель. Иосифу Виссарионовичу очень понравился план Кольцова, в котором тот объяснил, что в случае тотальной войны и массового призыва сельского населения в армию (квалифицированных рабочих придется оставлять на предприятиях, работающих на оборону) наступление массового голода неизбежно, потому что районами возможной агрессии стран-противников СССР станут сельскохозяйственные районы Украины, дающие солидную часть зерна в закрома государства. Во время боевых действий закупки продовольствия извне станут весьма дорогим удовольствием. И, фактически, есть два серьезных резерва, один, малореальный но всё же – Маньчжурия, с ее благоприятным климатом и удаленностью от основной зоны боевых действий, второй – целинные земли Казахстана, которые могут в первый второй год дать урожай сам-сорок, сам-пятьдесят. Но это буквально два-три года и не более того, чтобы поддерживать урожайность на высоком уровне необходимо проведение заранее антиэрозийных мероприятий: высадка лесополос. За семь-восемь лет быстрорастущие породы деревьев создадут более-менее приемлемую защиту, а большой урожай во время войны станет самым необходимым подспорьем для государства. Он отдал распоряжение просчитать затраты, высылка в Казахстан той категории лиц, которые не могли примириться с коллективизацией и не собирались интегрироваться в коллективные хозяйства. Высылка делала их обычными работниками, которые постепенно втянуться в коллективный труд, иначе тут не выжить, а потом будет кому там заниматься земледелием.

Он собрал небольшое совещание с признанными специалистами из сельхозакадемии, которые эти идеи поддержали, не зная, кто их выдвигает. Может быть, решили, что это инициатива самого товарища Сталина. Но вот руководители Казахстана не были от этих перспектив в восторге. Особенно товарищ Рыскулов. Который вообще думал об создании Туранской или Туркестанской Советской республики, объединяющий кочевые народы Средней Азии. Ну что же, товарищи из Казахстана горячие, смелые, будут своё мнение отстаивать, и это хорошо. Надеюсь, аргументов, чтобы их переубедить, у меня хватит. Есть ведь и кнут, партийная дисциплина, есть и пряник. Так, возможность создания Туркестанской АССР более чем рабочая идея, может быть, даже это станет Туркестанской республикой. А ТССР отберет чуть-чуть земель у Китая, а потом присоединятся к СССР. Пусть в предгорьях и выпасают скот, кочуя с места на место. Вот такие им перспективы предложим. А там посмотрим, что получится.

Кто-то считал черту вождя не принимать важных решений, не посоветовавшись с товарищами, причем теми, кому он мог доверять, или теми, кто был компетентен в той или иной области слабостью. Действительно, очень мало решений происходили моментально, под влиянием эмоций. Может быть, кто как рассудит, но то, что необдуманных решений Сталин почти никогда не принимал, тем более не принимал их самостоятельно, стремился к модели коллективного руководства, это несомненно. Вот и сейчас появившийся Молотов был настроен на серьезный разговор.

– Вячеслав, как здоровье? Как жена, дети?

Довольно неожиданное начало. Молотов даже опешил. Очень редко вождь интересовался его семейной жизнью вот так, во время встреч в Кремле. На даче, в кругу семьи, да, а вот тут… странно это.

– Коба, скажи, почему ты меня это спрашиваешь?

– Потому, что у твоей семьи скоро будет очень мало времени, чтобы видеть мужа и отца.

– Так, что же ты хочешь мне предложить? Я даже пребываю в недоумении.

– Понимаешь, есть такое мнение, что товарищ Литвинов очень серьезно болеет.

– Чем он болеет? Вроде бы я его видел позавчера, выглядит очень даже неплохо.

– Врачи говорят, что у него очень заразный английский насморк. Очень опасное, даже смертельное заболевание. Вот-вот заболеет и кто его знает, умрёт или нет, а оставить страну в такое сложное время без наркома индел непозволительная роскошь, не правда ли, Вячеслав?

– Коба, эта болезнь уже зашла в необратимую фазу?

– Уже зашла, очень далеко зашла.

– Ты понимаешь, это может очень и очень не понравиться нашим партнерам.

– С такими партнерами врагов не надо, товарищ Молотов. Так что наркомат иностранных дел тебе придется принимать в нагрузку. Поэтому и жалею твою семью. Но делать-то нечего, кому-то надо этот воз тащить.

– Умеешь ты, Коба пригрузить. Скажи, а откуда появилось врачебное заключение о болезни товарища Литвинова?

– Сейф Свердлова помнишь?

– Помню.

– А то, что полковник Пешков дает свои показания, очень интересные показания, ты в курсе?

– Нет.

– Это пока что не в курсе. Смотри сюда. Эту папку я тебе не отдам, не надейся. Читай и запоминай. Да…

– Если это все правда… то…

– Что, волосы дыбом стали? И у меня стали, когда я это прочитал.

– Так, Коба дыбом становиться нечему, а так да, потряхивает.

– Чем больше знаешь врага, тем лучше понимаешь, как с ним бороться. Ладно, ты теперь согласен, что отдавать наркоминдел мы не имеем права? Так что наводи там порядок, Вячеслав. И первое поручение тебе будет: готовься к большому турне.

– Куда?

– Сначала Франция.

– Есть такая идея, мы скажем, что готовы обсуждать долги царского правительства. Но при определенных условиях. И одним из условий – возвращения из Бизерты эскадры. Да, там корабли почти все в плохом состоянии. Так вот, предложишь французам, чтобы они их и отремонтировали. И за ремонт и перевооружение их будем платить золотом. Не стесняясь. Учти, у них сейчас кризис, такой заказ сразу же возьмут! Была комиссия, осматривали эти корабли, но лучше сейчас получить синицу в руках, журавля в небе мы пока что не выловим. И на Чёрное море эту эскадру загнать. Англичане согласятся. Думаю, Кемаля мы сумеем убедить пойти нам на встречу. Это еще важно и в том плане, что буржуи знают о наших проблемах с продовольствием. У них есть идея организовать «золотую блокаду» – не продавать нам зерно даже за золото. А если Франция из этого консенсуса выпадет – у нас будет маневр по зерну. Боюсь, что резерва нам не хватит, а если и хватит, то впритык. Слишком много людей нуждаются в помощи!

Молотов задумался.

– Это дело серьезное. Но вбить клин между лимонниками и галлами вполне возможно. Во Франции очень много буржуа вложились в российские имперские бумаги. Они любое правительство за глотку возьмут…

– Вот именно, поэтому мы в их газетах накануне твоего визита и толкнём сенсацию «Молотов едет договариваться о выплате царских долгов». А ты и не отказывайся. Создадим комиссию. Будем говорить. Хорошо говорить. Всё посчитаем, и что Франция вывезла из Украины, наши потери во время интервенции, и сколько было недопоставлено товаров военного назначения, всё будем считать! И делать это максимально открыто для французского обывателя!

– Хорошая идея!

– Ты еще её обдумай, посоветуйся с товарищами. Но знай, этот флот нам нужен. Очень нужен! Теперь вторая точка. Это Чехословакия. Будешь говорить о строительстве в СССР автомобильного завода, завода моторов, тракторного завода. Опять учти, что там кризис. Мы не только промышленные предприятия будем строить мы готовы взять на работу несколько тысяч специалистов, в том числе квалифицированных рабочих. И они должны будут не только строить и работать, но и обучать наши кадры. Если же сумеем перехватить некоторые военные технологии, тем лучше. Что именно будет нас интересовать, я напишу отдельно. Если не выгорит в Чехословакии, следующая точка твоего визита – это Италия. У них тоже автомобили можно приличные договориться у нас начать выпускать.

– А у нас хватит золота на все эти желания? И база, тяжелая промышленность, она ведь пока еще не готова…

– Вячеслав, нам нужны эти заводы сейчас. С Италией можно договориться, предложив им поставки нефти и нефтепродуктов. Вот, подумай хорошо, танкеры могут перевезти достаточно груза, чтобы итальянцы на это клюнули. У них там с нефтью совсем плохо.

– Хорошо, привлеку ответственных товарищей, будем думать, что мы можем кому предложить.

– Вот и хорошо! И теперь самая дальняя и самая сложная точка твоего турне. Это Япония.

– Коба, ну это… Слишком уж неожиданно.

– Понимаю, а делать нечего. Я хочу, чтобы ты предложил этим островитянам разделить наши интересы в Китае. Маньчжурия частично наша. Вот этот незамерзающий порт – очень удобная точка, а все что ниже – сфера влияния Японии. И мы оккупируем северный Китай, где основное население – кочевники, которые ханьцев ненавидят, вплоть до Тибета, вот такая зона вместе с Монголией. А Япония получает центральный и южный Китай.

– Да, но это же выбесит англичан. Они тогда точно…

– Вот именно. Гражданская война в Китае вспыхнет с новой силой. Пусть себе там режут друг друга. Нам нужен мир с Японией, а они получат такой кусок, который очень тяжело будут переваривать, тем более, что американцы и британцы из кожи вон будут лезть, вооружая Чан Кай Ши и прочих полевых командиров. Нам это будет выгодно. Маньчжурия станет житницей Дальнего Востока. Там есть уголь и железо, значит, можно не тащить броню для кораблей из-за океана! Тут есть нефть, большие запасы, но если японцы о них узнают, их из Маньчжурии не вытурить. Так что сам понимаешь. Скажешь им, что КВЖД и Дальний становятся перевалочной базой для нашей торговли, обещай им регулярные поставки нефти по этой ветке! Японцам это необходимый продукт.

– Этим нефть, этим нефть, а что себе?

– Вячеслав, обещать жениться еще не означает жениться, но сделать предложение мы обязаны. Я не уверен, что микадо и его правительство на это согласиться. Но попробовать не доводить ситуацию до военного конфликта мы обязаны. Потому что если не получится, то тогда будут говорить пушки. А это не очень хорошо. Во всяком случае сейчас.

– Это, Коба, очень сложный вопрос. Я в шоке, я не готов так по Японии сразу же…

– Вячеслав, я всё понимаю. У тебя будет месяц на подготовку к этому турне. Восемнадцатого будет совещание по Дальнему Востоку. Тебе подготовят материалы. Последняя миссия крайне сложная. Скорее всего, сразу же японцы не согласятся. Но если они пойдут на переговоры – это уже большой плюс. Нам нужна заварушка в Китае и мир в Маньчжурии. Причем нашей Маньчжурии.

– Мне страшно думать, куда ты меня еще пошлешь договариваться.

– Вах, пока никуда больше не пошлю. Для дебюта тебе должно хватить.

– Скажи, Коба, а почему ты не отправляешь меня в САСШ, там ведь тоже кризис в самом разгаре, почему бы там не закупить заводы?

– А мы их там тоже приобретём . Но не сейчас. Пусть они сами узнают, что мы ведем переговоры в Италии и Чехословакии. Жадность их заставит к нам обратиться со своими предложениями. И мы у них купим тоже. Просто условия будут более выгодными. Мы не настолько богатая страна, чтобы переплачивать жадным буржуям!

Обсуждение всех вопросов по наркомату иностранных дел затянулось еще на полтора часа. Потом Иосиф Виссарионович перекусил, потом работал с документами, но не долго, потому что появился Аралов.

– Ну что, товарищ Прокурор СССР, скажи-ка мне, что удалось выяснить по поводу Михаила Кольцова?

Глава двадцать шестая. Ху из ху

Дом на Набережной. Квартира Михаила Кольцова

13 июня 1932 года

Кто сказал, что понедельник, тринадцатое чем-то лучше пятницы, тринадцатого? Как для меня, то понедельник и так хреноватенький день, а в таком сочетании так вообще… Нет, я человек не суеверный, просто прут из меня всякие там заморочки, даже не знаю, откуда они у меня, кольцовские или из моей подсознанки вылезают наружу? В этот день у меня с утра всё падало из рук: когда брился, почему-то сильно порезался. Обычно на такие процедуры я выпускал Мишу, у него всё как-то аккуратнее получалось, но тут такое дело: задумался, очень глубоко, и сам взялся за соскабливание отросшей за выходной день щетины. Ну и потом, увидев окровавленную морду лица, понял, что ловкость своих рук сильно переоценил. А клеить морду кусочками газет со свинцовым шрифтом не хотелось от слова «совсем». Поэтому – платок и одеколон. И жуткая боль, которая сводит скулы, и заставляет орать, ну так проорался, на из нескольких порезов кровь продолжала выбегать. Платок, спирт (одеколон) и прижигание, только более продолжительное помогло справиться с этой проблемой. А вот как быть с проблемой, которую я назвал своим главным сном… «Сон о Великой войне». Надо сказать, что это сочинение на ста одиннадцати страницах я рожал последних две недели. Времени было очень мало. И я никому не мог доверить распечатку этого текста, поэтому стучал по клавишам сам, когда в квартире никого не было. И еще у меня не было сейфа. Поэтому напечатанные листы бумаги скапливались в единственном закрывающемся на ключ ящике письменного стола. Для основной части текста я сделал закладку – простейшую. Да, если будут целенаправленно искать, обнаружат. Поэтому не стал сильно уж заморачиваться. Но сейчас собрал всё воедино. И решил взять с собой на работу. Какая-то внутренняя чуйка подсказывала мне, что этот материал сегодня мне пригодится.

Служебная машина ждала меня у подъезда. Я сел и поехал в редакцию «Огонька», ибо шла работа над очередным номером, надо было решить, какие материалы мы дадим, особенно на первых полосах. Сначала материалы, потом их оформление. В общем, рабочая рутина с элементами творчества, не без того. Ну, еще и такое дело… У меня с Кольцовым произошёл внутренний раздрай. Он мне так и не простил ту поездочку в Германию и встречу с Марией. Обещал мне морду начистить, и всё такое прочее. В общем, химия блин, под названием любовь. И никакие мои аргументы, что эта женщина погубит и его, и себя, Мишу не успокаивали. Как сложно с этими творческими личностями! Паола? Ну, это другое… Может быть. Я вот только не решил, кто из этих двух дамочек попался мне случайно, а кто нет. И то, что я не помнил, что это за Паола такая, ничего еще не говорило.

«Миша, хватит дуться, как гимназистка, у нас еще работы дохрена и трошки». «Хм…». «Есть предложение: поговорить по душам». «Что, испугался редакционной рутины, знаешь, что моя статья нужна в «Огонёк», а сам ё сварганить не получается?»

Я вздыхаю. Всё-таки мозго…б он знатный.

«Кольцов, давай всё-таки работать так, чтобы за тебя не было стыдно». – пытаюсь его поддеть. «А за что это должно было быть мне стыдно? Я делаю свою работу, хорошо ее делаю, что за «наезды», как ты любишь утверждать».

Ага! Вот и задел его за живое, заговорил!

«Ладно, Миша, я не буду говорить, что ты напишешь оду ГУЛагу, причём не слишком-то фальшивую, другие намного более слащавые и завирательные статьи напишут, нет, Кольцов. Есть одна вещь, за которую тебе будет стыдно, и я её точно не допущу». «Ты это про что?» – Кольцов зависает. Такого он от меня точно не ожидал.

«Объясняю. Если ты считаешь, что я тебе вру, я открою тебе память. Так вот, ты должен познакомиться с Марией фон Остен в этом году. И вы сразу стали жить вместе. Да, это была фееричная любовь, Миша. Но в Сааре в следующем году вы увидите очень красивого мальчика из рабочей семьи, Губерта Лосте. И в твою бедную голову втемяшится привезти мальчика в Советский Союз и сделать из этого хорошее пропагандистское шоу». «Ну это, ты как-то английскими словами меня не очень-то оскорбляй»… «В общем, вы его усыновили и привезли в СССР, вот в эту твою квартиру. Мария напишет про него книгу «Губерт в стране чудес» и ее издадут с предисловием самого Димитрова. «И что тут плохого? Это замечательная идея! Блестящая просто!» «Блестящая? А ребенком кто заниматься-то будет? Вы о мальчике подумали? Или это только винтик в пропагандистской машине? Я тебе расскажу, что из этого получилось! Губерт будет плохо учиться и очень плохо на него подействует известность, а то как же, самый известный пионер СССР! Ни у тебя, ни у жены времени на мальчика просто не будет: ты застрянешь в Испании, Остен будет загружена в Коминтерне. Потом вас с Марией расстреляют». «А… Б…». «Стоп, Кольцов, дай мне закончить… Потом будешь материться! Так вот, твой брат Боря поможет мальчику пойти учиться, а потом всех немцев выселят в Казахстан, где он будет пасти скот, дважды будет сидеть за кражи, заметь, не за политику, а за банальное воровство! И будет мечтать вернуться в Саар, к родителям. Умрёт в тридцать шесть от банального аппендицита».

«Подожди, а что я сделал не так?» – удивился Кольцов. «А то, что ты жизнь ребенку поломал, это по-твоему ничего? Игрушки? Это ребёнок, использовать его ТАКИМ образом – это ниже всего, что только можно вообразить, это подло, мать твою, Кольцов! Подло».

И пока мы не подъехали к редакции я матерился, как сапожник, а Кольцов в моей голове притих, не ожидал такой реакции. А что он хотел? Всё-таки мы люди разных эпох и разных подходов к человеку. Нет, я не испорчен всякой там толерастностью и прочей новомодной хренью, но для меня каждый человек – Вселенная, и каждый ребенок – это ценность. И такое бездумное отношение к человеческой судьбе… вот не могу, меня просто рвёт от этого…

В общем, в свой кабинет мы зашли уже во вполне рабочем состоянии. Более того, я выпустил Кольцова, который снова стал собой, и возня с номером стала продвигаться, как наскипидаренная. Но тут ровно в полдень на столе зазвонил телефон. Хорошо известный мне голос Поскрёбышева предупредил, что сейчас со мной будет разговаривать Иосиф Виссарионович. Людей из кабинета вынесло, стоило только мне махнуть рукой.

– Здравствуйте, товарищ Кольцов.

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

– Хотел спросить, у вас ничего нет мне показать нового.

О чём нового, он не говорил, понимал, что я понимаю, что он понимает, что я понимаю, как он меня понимает… и т.д.

– Есть новый материал, товарищ Сталин.

– Вот и хорошо, товарищ Кольцов. Привезите-ка мне этот ваш материал, скажем так, в девятнадцать двадцать. Вас это устроит?

– Конечно!

– Тогда до встречи, товарищ Кольцов.

Трубка замолчала, а через секунду раздались длинные гудки отбоя. В комнату стали очень осторожно заглядывать сотрудники редакции, наблюдая моё почти мумифицированное состояние.

– Миша, что случилось?

Я даже не понял, кто задал вопрос, но он был написан на мордах их лиц, причём у всех без исключения. Вздохнул.

– Поговорили.

– Миша, и что? Ходят слухи, что тебя должны сделать главредом «Правды», неужели правда? – это Евгений Петров. Сам не заметил, как применил ко мне тавтологию, а сам оную старался выжечь калёным железом. И у себя, и Ильфа, и у всех иных писателей.

– Так, товарищи, до конца декады неделя, а у нас в номере еще кошки не валялись! Вы хотите сорвать выпуск? Не позволю! Была короткая беседа с товарищем Сталиным, в которой он выразил благодарность за работу нашей редакции. Всё? О газете «Правда» речи не шло. И это правда!

Остаток рабочего дня прошёл в какой-то сумбурной обстановке. Редколлегия воодушевилась моими словами, а я вот боялся себе даже представить, во что они могут вылиться. Ведь вождь про «Огонёк» и слова не сказал. Надеюсь, поймёт, что я старался сохранить конспирацию. Поймёт и простит.

* * *

Москва. Кремль. Кабинет товарища Сталина

Группа товарищей, с самого утра оккупировавшая кабинет товарища Сталина могла поражать своей пестротой. Во всяком случае, такие люди сюда еще не попадали. Тем более, что Поскребышев получил указание в журнале посещений сделать запись, что товарищ Сталин никого сегодня не принимал, работал с документами. Визиты всех руководителей самого разного ранга были перенесены на другие дни. А сегодня… цирк, да и только!

В тройке товарищей, которые оккупировали помещение кабинета, заваленного бумагами, ростом и какой-то статью, почти военной выправкой отличался Михаил Куни, он же Моисей Абрамович Кунин, еврей, родившийся в Витебске, ученик Шагала и Фалька. Не удержусь от того, чтобы не заметить, что Мося Кунин жестко и бескомпромиссно критиковал творчество Малевича, которое и творчеством не считал, жёсткий товарищ, который не видел в беспредметном искусстве предмета искусства. И зачем нам художник. Ой, не спешите, у этого витебского еврея очень интересная биография: с детства, кроме живописи, занимался еще и спортом, даже выступал в варьете, причем не в захудалой провинции, а Москве, Киеве и Одессе. Был у него такой номер, «баланс на трапеции». Зато номер такого иллюзиониста Арраго (он же Роман Семенович Левитин) «Живая счётная машина» произвела на юношу очень серьезное впечатление, он стал развивать свои способности к мгновенному счёту в уме. Смотрите дальше: 1916 год – заканчивает Московский коммерческий институт. 1917-1918 год ассистент Бехтерева в психоневрологическом институте. Затем – Витебская школа искусств, лямур, причем даже стрелялся из-за неразделенной любви, правда, чуть не пристрелил при этом товарища. А вот девушка, Александра Каганова, все-таки вышла за него замуж. А потом поступил работать в цирке, сначала как художник-оформитель, потом уже стал выступать с собственными номерами, причём не только в качестве «живой счётной машины». Выше среднего роста, с резкими, чуть хищными чертами лица, тяжелым взглядом из-под густых бровей, Михаил Куни приобрёл определенную популярность и на его номера ходили смотреть. Сейчас он просматривал документы, причём в очень быстром темпе. Посмотрел секунду на листик бумаги, отложил его в сторону и тут же взялся за следующий.

Вторым оказался молодой человек, ассистент кафедры психиатрии Иркутского медицинского института, Игорь Степанович Сумбаев. Очень молодой, но весьма перспективный ученый, пришедший в науку после окончания Саратовского медицинского университета, он был на стажировке у самого Зигмунда Фройда, а потом работал в психиатрическом отделении Сибирской краевой психиатрической больницы. И стал известен как один из психиатров, активно применяющих гипноз в медицинской практике. Он тоже просматривал документы, но делал это медленно, как-то слишком спокойно.

Третий человек, который уже ничего не просматривал, а совершенно спокойно сидел, разве что на ногу не закинул, хотя, казалось, вот-вот и совершенно расслабленно примет позу американского курильщика. Этим человеком оказался Николай Александрович Смирнов, более известный как Орнальдо. Под этим сценическим псевдонимом он проводил сеансы гипноза, в том числе массового. Этот человек был абсолютно безмятежен. Казалось, что суета мира не касается его совершенно. Хороший дорогой костюм, щегольский галстук, подтянутая фигура, несмотря на то, что его возраст давно перевалил за полтинник, Он даже не удивился тому, что пришлось давать подписку о неразглашении, причём в такой форме, что любой другой бы задумался, но… Уже с тридцатого года товарищ Смирнов перестал выступать с цирковыми номерами и стал работать на ОГПУ. Скажете, что такое невозможно? Сказка? А то, что дочь Орнальдо-Смирнова стала женой Меркулова, ни о чём не говорит? Значит, ничего… едем дальше^[21].

Наконец прибывшая троица перестала шуршать бумагами, а Иосиф Виссарионович всё это время наблюдал за тем, как они с этими материалами работают. Надо сказать, что он был уверен, что они провозятся больше, а тут каких-то срок пять минут и огромное количество документов просмотрено, причём многие со скоростью пулемёта.

– Что скажите, товарищи? – поинтересовался хозяин кабинета у собранного консилиума.

– Я бы высказался в пользу раздвоения личности, сиречь шизофрении, как это модно сейчас называть. Если рассматривать статьи Кольцова – они мало отличаются по стилистике от творчества Михаила. Но вот его «меморандумы», в коих он описывает свои сны – это однозначно личность номер два. Не столь талантливая, но весьма логичная и создавшая свой собственный мир, который не имеет с реальным миром ничего общего. – выдавил своё заключение Сумбаев, при этом ему не хотелось говорить первым, но вроде никто не спешил высказываться, так что пришлось.

– Если знания событий, которые произойдут в мире или СССР можно списать на большой поток информации, который проходит через этого советского журналиста, то карта с полезными ископаемыми, которая подтвердилась… Извините, Игорь Степанович, откуда у человека без специального образования эти данные? Тем более, что современная наука утверждала в некоторых случаях, что там ничего нет. А тут… найдено! Более того, я уверен, что будет найдено еще и еще! – Михаил Куни был максимально ироничен.

– Я не помню ни одного больного шизофренией, от которого была бы хоть какая-то практическая польза! – добавил Куни, вспомнив свою работу с Бехтеревым.

– Товарищи, думаю, что применив гипноз мы сможем получить какие-то данные, которые смогут нас рассудить. Данные по товарищу Кольцову очень отрывчатые и полной картины не дают. Во всяком случае противостояния двух сущностей, обитающих в одном теле я не вижу, а симбиоз, сотрудничество? А на какой почве? Я думаю, что нам надо вытрясти из нашего клиента всё.

– Сегодня это возможно? – очень аккуратно поинтересовался вождь.

– Да, уверен, что да. Надо только, чтобы сюда он прибыл, уже отработав весь день, усталость способствует расслабленности. И еще… было бы очень хорошо установить на вашем столе метроном…

– Метроном?

– Да, товарищ Сталин, обычный метроном, которым пользуются учителя музыки. Я перед его приходом задам нужную частоту…

– А вы знаете, должно сработать, – неожиданно вклинился в разговор Симбаев. На самом деле количество людей, не поддающихся гипнозу, очень мало, а если человек еще и не знает, что на него будут воздействовать, то будем считать его исчезающе малым. Как правило, не поддаются воздействию индивидуумы, заранее настроенные на противостояние специалисту-суггестологу.

Примерно пять-шесть минут отрабатывали рабочие моменты приема Кольцова, после чего Сталин поднял трубку и попросил Поскрёбышева соединить его с редакцией «Огонька», где сейчас должен был находиться объект их «исследования».

* * *

Когда я зашел в кабинет Сталина, мне показалось странной одна вещь: вождь стоял у стола, а на оном стоял метроном и стучал, размеренно, негромко, но в тишине кабинета каждый его удар отзывался в моей черепушке, как колокольный звон, набат. И еще, мне показалось, что в кабинете есть кто-то еще. Нет, никого не было, но какое-то давление в затылке, или это обычное давление подскочило? Чёрт его знает… Я подошел к столу, Иосиф Виссарионович, ничего не говоря, указал мне на стул. Я сел, собранный, готовый к драке, к разносу, к чему угодно, даже к тому, что завалятся люди Власика и утащат меня в подвал, откуда я уже не вернусь.

На стол вождя легла папка. Обычная серая картонная папка, на которой большими буквами я написал буквально перед тем, как войти в кабинет. Я вижу, как Сталин читает название, поднимает на меня глаза, но почему так мешает этот чертов метроном? Зачем он здесь. И тут я слышу вопрос, который совершенно не думал услышать.

– Что тебя так беспокоит?

Боже мой, переработался… Сталин рта не открывает, а вопрос я слышу, чертовщина какая-то, но в тоже время, на меня вдруг начинает накатывать какое-то умиротворение, я с удивлением наблюдаю за собой, отвечающим:

– Ленинградский метроном…

– Почему он ленинградский?

– Потому что это метроном в блокадном городе отбивал воздушную тревогу, быстрый – тревога, медленный, ее отбой…

– Такой медленный как сейчас?

– Да…

– Кто блокировал Ленинград?

– Немецкие и финские войска. Погибло более миллиона человек. От голода и холода, а также от варварских обстрелов и бомбёжек.

– Кто ты такой?

Я заметил, как глаза Сталина вспыхнули янтарным огнём, и мир закружился передо мной, наверное, я потерял сознание?

От автора: продолжение цикла про попадаца в Михаила Кольцова будет тут: /work/278230

или тут: https://www.patreon.com/user?u=66670181

Апрель-июнь 2023 года

notes

Примечания

1

Имеется в виду Международная Ленинская школа в Москве, ректором которой в то время был Вильгельм Пик.

2

Отто Куусинен, один из руководителей Коминтерна. Сторонник Троцкого и идей мировой революции. Сталин ему доверял. Зря. Был одним из серых кардиналов внутри партии, сделал много для развала СССР.

3

Был такой термин, это когда гражданин СССР оказывался за границей и потом возвращаться не хотел… по различным причинам.

4

Один из сотрудников ИНО ОГПУ, венгр, не раз выезжал в командировки по деликатным поручениям своего ведомства. В РИ репрессирован в 1937 году

5

На́нсеновский па́спорт – международный документ, который удостоверял личность держателя и впервые начал выдаваться Лигой Наций для беженцев без гражданства. В том числе русским, покинувшим страну во время Гражданской войны или спасавшихся от большевистских репрессий.