Текст книги "Самый длинный день в году (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 14

Глава четырнадцатая

Дискуссия на вольные темы

Москва. 12 мая 1941 года.

Удивительно, но после утреннего доклада я получил возможность на шестичасовой отдых. В этой обстановке даже сон руководителей регламентировался вождём. Это я шучу, сами себя загоняли. Понимаете, спать, когда вот-вот начнется и миллионы наших людей погибнут – непозволительная роскошь, но иногда все-таки приходится. Скажу крамольную вещь, мне было плевать, сколько ненаших людей погибнет, особенно в военной форме: их сюда никто не приглашал. Пришли на нашу землю? В братских могилах ее и получите. И никак иначе!

Но сознание того, как быстро течет время лишало меня сна, наверное, не меня одного, а всех, кто был посвящен в писательские тайны. Из-за этого вся верхушка ГРУ работала в моем режиме: пару часов на сон – и никаких более излишеств, опять-таки, это касалось только нескольких приближенных к пониманию задач личностей. Остальные работали в более легком режиме, хотя про такое понятие, как восьмичасовой рабочий день никто давно уже не вспоминал.

Так в полдень я очутился в домашнем уюте. Жена была дома – две госпитализации, когда была угроза прерывания беременности сделали свое дело, Марго чувствовала себя более-менее сносно, хотя никакой физической нагрузки, кроме прогулок с мамой или единственной подругой не допускалось. Домработница на что? Подозреваю, что она сотрудница Лаврентия Павловича. Заподозрить в Павлине человека, владеющего оружием, было сложно, ну так это как раз в норме вещей! Надо сказать, что после покушения, я стал как-то параноидально относиться к вопросам охраны – не себя, любимого, а жены и будущего ребенка, не хотелось их терять, жуть как не хотелось. У меня в ТОМ времени шанса оставить потомства не было совсем. А тут появился шанс, и я не мог его потерять, времени вопреки! А вообще я поражался своим родителям! Ведь молодые были еще, могли бы завести нормального ребенка, ну, попытаться хотя бы! Так нет, отдали все силы и всю жизнь мне, тому, кто так и не станет продолжением их рода. Наверное, это неправильно с точки зрения человеческой эволюции. А с точки зрения любви? И разве Я могу осуждать ИХ за этот выбор?

Как только открыл дверь, как на мне повис визжащий от восторга мячик. Маргарита серьезно округлилась, вроде как до родов оставалось что-то около двух месяцев, как они тут без УЗД аппаратов работают? Изобрести, что ли? Шучу я, шучу, данные по УЗИ-аппаратам уже переданы, работают над этим и техники, и врачи. Не в этом году, и не в следующем: слишком много нерешенных проблем, но будет такая система советского производства лучшей в мире! Сквозь вопли супруги я понял, что она очень-очень рада, что я появился дома и у нее сразу возникла масса планов на сегодня. Это, конечно, хорошо, но пришлось Маргариту расстроить, что на сон и отдых с супругой мне выделили только шесть часов, потом опять на работу. Конечно, жена расстроилась. Но понимала, чем и зачем я занимаюсь, поэтому меня попытались накормить, но безуспешно, а потом я дотащился до постели и провалился в сон. Ровно три часа, чтобы восстановить силы: мне в сутки нужно примерно часа четыре, максимум пять на сон. Организм так настроился сам по себе почти сразу после переноса, возможно, в моей психоматрице заложена какая-то программа, которая активирует возможности человека, жаль только, что не до состояния супермена или супервуменши, которая танки за хобот тягает и в страшного врага ими пуляет, как камешками из пращи: далеко и точно!

Проснулся я вполне полный сил и осознающий, что если я не выгуляю чуток супругу, то буду просто полным идиотом. Из кухни шел одуряющий запах пирогов, до которых я стал очень охоч в последнее время. Я быстро помчался уплетать пироги под домашнее молоко, которое утром принесла молочница, а когда сообщил своей дражайшей половинке о том, что она давно не покупала себе одежки и выглядит соблазнительно, но очень уж неприлично, то Марго поначалу обиделась, сказав, что она просто сильно располнела и что-то покупать смысла не имеет – после родов все придется перешивать.

– Ну и отдашь перешивать, модисткам тоже жить надо, и кушать они любят, и детки у них есть. Так что не будем кочевряжиться. Собирайся и поедем по магазинам.

Лучшие друзья девушек – девушки за прилавком.

Мы уложились в три часа только потому, что меня уже ждала машина, но зато супруга ушла домой в сопровождении домработницы и кучи свертков и коробок. Мое финансовое состояние позволяло купить то, что продавалось по коммерческим ценам. А экономить на супруге, когда есть возможность этого не делать? Вот именно… Вообще-то был у меня приготовлен подарок любимой и на рождение ребенка. Я купил по госцене три алмаза из первой партии якутских, полученных по моей наводке. Когда узнал о размере премии за помощь в обнаружении месторождений полезных ископаемых, то был не то чтобы приятно, а очень-очень приятно удивлен. Конечно, что-то я потрачу, но когда случится война, будет что отдать в фонд обороны, может быть, даже на легкий танк хватит или на самоходку. Посмотрим. А алмазы я отдал одному интересному ювелиру, который очень долго осматривал камешки, после чего поинтересовался, откуда у меня такое чудо, поскольку ни на какие известные ему алмазы эти камешки похожи не были. Увидев квитанцию про их легальное происхождение, Марк Абрамович сразу же успокоился и предложил мне сделать гарнитур, такой, что и императорской семье подошел бы. Коряво сформулировал, но суть предложения я уловил. Работавший у Фаберже ювелир насчитал мне за огранку камней по-божески, предложив сделать пару сережек и колечко, а в оправе использовать три белых металла: белое золото, серебро и платину, которые должны были самым лучшим образом дать заиграть камням. Я лично профессионалам доверяю. А когда я вытащил фотографию супруги, причем так, что хорошо была видна рука с обручальным кольцом, товарищ Левин сразу же сказал, что ему приятно иметь дело с таким предупредительным и обстоятельным молодым человеком. Потом присмотрелся, сказал, что Москва – это большое село, и для дочки самого Артурчика Лурья он сделает всё в самом лучшем виде. «Если бы вы знали, как ее папаша разбирался в бриллиантах! Его слово при оценке камня часто было решающим!». Потом меня уверили, что возьмут по самому справедливому минимуму, это значит, наценка не будет превышать двойной, решил я про себя, но был неправ. Позже, сравнив с госрасценками, я получил все два с половиной раза. Ну, не три – это уже по-божески! Зато изготовленный гарнитур был настолько хорош, что я все это время порывался подарить его супруге, но знал, что нельзя. Раз на роды, то даже знать о нем до времени не должна. Примета? Ну… Вроде того. Попав в другое время хочешь-не-хочешь, а станешь суеверным.

* * *

Кольчугино. Владимирская область. 12 мая 1941 года.

Я прибыл в Кольчугино поздно вечером. Поликарповское чудо: самолет-внеполосник[1] самого тишайшего хода приземлился на Васильевских полях. Тут неподалеку находилась обучающая база войсковой разведки ГРУ (на первомай товарищ Сталин сделал нам подарок, переименовав Разведуправление РККА в то самое грозное ГРУ – Главное Разведывательное Управление РККА, от имени которого до сих пор у врагов трясутся поджилки). Слабость разведки в первые месяцы войны была ахиллесовой пятой Красной армии. В Кольчугино проводилось обучение именно разведывательных подразделений, были две подмосковные и одна база на Волге по подготовке диверсантов, на Балтике и Черном море вовсю создавались отряды диверсантов-подводников (планировалось по роте на каждый флот). Меня интересовали учения, которые проводили сегодня в качестве выпускного экзамена: группы разведчиков показывали свои навыки работы как в дневное, так и вечернее, а особенно, ночное время. Кольчугино было выбрано как база потому что имело свою железнодорожную станцию, аэроклуб с аэродромом, несколько предприятий со складами, реку, в общем, место показалось удачным, отдаленным, и в тоже время было удобное транспортное сообщение, тут удалось быстро создать секретную базу ГРУ. Меня интересовало испытание новой радиостанции ВРМ-2. По документам она значилась как Войсковая радиостанция модернизированная – 2й вариант. На самом деле все было и сложнее, и интереснее одновременно. Это было детище нашей «Силиконовой долины». Просто некто Николай Рабинович «изобрел» нормальный катушечный магнитофон уже в конце 40-го года. Потребность в таком приборе и не только для НКВД была просто огромной, но для сотрудников Берии он пошел в первую очередь. Была реализована и еще одна идея, связанная с магнитной записью: создан совсем портативный блок магнитофона, который записывал передачу с ключа радиста. А потом эта запись в очень ускоренном виде выстреливалась в эфир. Больше всего разведгруппы проваливались при передаче информации, пеленгующие станции у немцев были, но им нужно было время, чтобы добраться до нужного района и методом триангуляции определить положение радиопередатчика. Первые модели такого устройства были откровенным многокилограммовым угребищем и получить что-то внятное не удавалось никак. Пришлось подкинуть Рабиновичу несколько формул и схем технического решения проблемы. Эх! Цифру мне, цифру! Так нету ее пока что… Вот тут я и почувствовал, что без компа как без рук! А если бы еще висел над врагами спутник и передавал информацию в режиме реального времени! Тем не менее, первая партия дорогущей аппаратуры была готова. В ней был заложен и механизм самоуничтожения, срабатывающий как при попытке вскрыть агрегат, так и при нажатии синей кнопки. Почему синей? Для секретности! А чтобы еще секретней было рядом с ней поместили зеленую и желтую кнопки, которые ни за что не отвечали. На крайний случай можно было лупить по всем трем кнопкам кулаком – не ошибешься! Ну а дальше небольшой термитный заряд делал внутренности радиостанции спекшимся комком непонятно чего. В общем, ребята постарались. По приезду встретил я группу товарищей из этого самого Данилова. Как оказалось, они тут уже вторую неделю бьются, но стало наконец-то получаться, прием и передача данных шли без потерь и искажений, причем на достаточную для фронтовой разведки дистанцию. К концу июня должны были запустить мелкосерийное производство таких радиостанций. Очень много там ручной ювелирной работы, пару десятков таких аппаратов до войны получим, ну и это хлеб. Потребности в таких рациях, конечно же, достаточно велики: разведка, резидентура. Этих специалистов готовить долго и дорого, поэтому тут на аппаратуре экономить – грех. Чувствую, придется делиться с товарищем Берия. И как бы он не перетянул одеяло на себя! Пока не перетянет. Вот получим солидную дистанцию уверенного приема – отправятся наши игрушки по резидентурам.

Посмотрел, как одна из групп работает в сумерках. Мысль выйти к бойцам и разбросать их приемами айкидо в голову не пришла. Приемы я, конечно же, знаю, кое-что отрабатываю, когда есть время, но времени-то у меня нет! Почти все уходит на чисто организационные моменты и надиктовки/нарисовки/написание и все это под грифом абсолютно секретно! Насколько я знаю, даже Лаврентий Павлович получает только ту информацию, которую ему разрешает просмотреть товарищ Сталин. Так что такие моменты, как выезды на полигон у меня редкость. А такие как поутру, когда удалось с женой пройтись по покупкам, так это вообще…

Потом прошел на стрельбище, где проходили обучение всем видам оружия, причем упор делался на вооружении вероятного противника. Так что кроме наших Мосинок там присутствовали карабины Маузера, кроме ППС и ППШ немецкие пистолеты-пулеметы МР-38, и 38/40 и просто 40, да и по пулеметам – упор делался не наш ручной Дегтярев, а на немецкий MG-34. Неожиданно порадовал меня ППШ, который был представлен образцом с коробчатым магазином, причем присутствовал тут и магазин удвоенной емкости, тут ведь какое дело, на фронте предпочтительнее иметь под рукой 70 патронов, чем тридцать. Перезарядка оружия в процессе боя, особенно рукопашного, накоротке – самый опасный момент для солдата. В это время ты фактически безоружен. А в горячке боя и руки трясутся, и клинит почему-то и автомат, и бойца, вот и перезарядка становится сущим кошмаром. Но этот большой плюс – много патронов в дисковом магазине имел еще и большой минус. Под каждый автомат ППШ диск на заводе подгоняли чуть не вручную, на каждый ствол фактически выпускалось два круглых магазина: основной и запасной, а вот чужой под этот агрегат уже не подходил от слова «совсем». А коробчатые магазины отличались еще и сложностью, дороговизной в изготовлении, и были не слишком надежны. Причина была в пуле, из-за которой коробка получалась очень сложной формы, одной штамповкой-сваркой было не обойтись. Когда я на номерном заводе предъявил свой чертеж коробки, разработанной и просчитанной в моем времени, то получил от всех специалистов завода резюме – это сделать невозможно. Ну нет у них 3D принтера! Самые толковые инженеры разводили руками и впадали в длительную задумчивость, из которой вывести их можно было разве что тумаками, но это не наш метод, он усилению мозговой деятельности способствует не всегда. На помощь мне пришел мастер одного из участков. Говорит:

– Есть у меня парень один, малость некультурный, но вот голова у него в технике варит. Позвать?

Позвали, чего уж тут. Парень пришел: рост под два метра, чуть косит, ручищи – здороваться с таким лучше издали, а то сломает руку и не заметит. Я так и сделал: поздоровался издалека и попросил чертеж посмотреть. Он посмотрел. Точнее, уставился на мой эскиз как баран на новые ворота.

– Чего эта? – спросил.

Пришлось объяснить, чего эта и для чего эта предназначалось.

– Чичас эта… – сказал ушел и через 15 минут вернулся с готовой коробкой. Вот только она была совершенно прямой, типа как у МП-38, а не изогнутой, как я рисовал.

– Вот так эта нада, – выдал уникум еще одну свою гениальную фразу. Посмотрели мы на коробку, потом раскрыли ее, посмотрели на ее внутреннее содержание, сварили, опробовали и понял я, что и в этом времени есть самородки, которые моих бывших современников, лобастых ученых-википедистов могли за пояс заткнуть. А ведь жаль парня, скорее всего, призвали в армию или пошел добровольцем на фронт, погибнуть может. Такие кадры пропадают! Его обучить надо! Срочно! Так Сергей Валерьевич Зеленцов получил комсомольскую путевку на обучение и стажировку в НИИ НКВД, там такие рукастыеспециалисты нужны были позарез.

– Хотите вот это попробовать? – предлагает мне инструктор. А чего ее пробовать, я что Светку в руках не держал. Но все-таки попробую определить, в чем тут дело. О! А Светка-то потяжелела! Неужели подействовало? Примерился. Точно. Прицелился. Дал три выстрела в быстром темпе! Ого! И пули легли не так чтобы в яблочко, но совсем даже не опозорился.

– Это СВТ-2, наши ребята назвали ее СВТТ или Светка Тяжелая. Разница примерно в полкило. Не знаю, чем ее там допиливали и что сделали, но она теперь надежнее стала и в обслуживании проще. Хороший агрегат. Особенно для нашей разведки.

Ну да, знаю я в чем тут дело. В наших головастых парнях из ГАУ, которые ставили конструкторам оружия не техзадания, а тех шарады, а потом еще качали головой и требовали устранения недостатков. Тут пришлось поработать как следует. Навести там шороху. Кое-кому, слишком умному, указали на двери, переведя в строевые части, кому-то слишком заумному пришлось и в звании потерять. А кое-кому, чьи действия иначе чем вредительскими назвать было сложно – тому вообще не повезло, переселились в помещения НКВД писать объяснительные записки: чего это их такие мудрые мысли обуревают: самолетные пушки с темпом выстрелов 600–800 в минуту, автоматическая винтовка весом в мелкокалиберку, да и по другим позициям нашлось неразрешимых вопросов. Дали конструкторам чуть больше свободы, ограничив только главными показателями, избавив техзадания от мелкой детализации. И это сразу дало результат. И не только по Свет-тке, как стали называть в обиходе ее бойцы.

Вот еще один образец того, что можно сделать, если дать этому «сделать» правильное направление. Я имею ввиду РДМ, ручной пулемет Дегтярева, который прошел серьезную модернизацию, которая заключалась в появлении удобной ручки для переноса пулемета, усилении ствола и появлении блока питания под металлическую нерассыпную ленту, производство таких лент срочным образом наращивалось на тех предприятиях, где были соответствующие станки. Ленту подкинул я, нечего ждать сорок второго года, так что мы получили фактически тот же РП-46, но только на пять лет раньше. Группа Полякова (кроме П.П.Полякова туда вошли еще А.А. Дубинин, А.И. Шилин, В.Д. Лобанов) сумели в середине сорокового сделать работающую модель, преимуществом которой было использование конструкций ДП, что облегчало внедрение нового пулемета в производство. Что и было сделано в рекордные сроки: и испытания, и внедрение, и устранение неизбежных погрешностей и недостатков. Но уже сейчас каждый день с конвейеров сходили десятки таких необходимых для РККА пулеметов. Не удержался. Отстрелял ленту на 250 патронов и остался доволен: и собой, и пулеметом, и лентой.

[1] Для По-2 не было необходимости в специальных взлетно-посадочных полосах.

Глава 15

Глава пятнадцатая

Командировочный

Берлин. Рейхсканцелярия. 13 мая 1941 года.

Это был шанс. Это был его звездный шанс. Гесс исчез. Как он написал Гитлеру в прощальной записке, полетел искать мир. Фюрер вспылил, впав в очередную показательную истерику, орал, что если это попадет в английскую прессу, то он потеряет лицо, Германия потеряет лицо, партия потеряет лицо, все мы потеряем лицо. Потребовал объявить Рудольфа сумасшедшим, который во время приступа фобии похитил самолёт и исчез в неизвестном направлении. Как рассчитывал Мартин Людвиг, теперь он мог войти в число самых влиятельных людей Рейха. Он уже получил назначение на пост начальника партийной канцелярии НСДАП, фактически заняв пост Гесса. Шанс оказался призрачным. Тридцать часов величия, а потом вызов к фюреру. И всё рассыпалось. Карточный домик рухнул. Ну что же, придется играть теми картами, которые от него остались.

Он выслушал фюрера максимально спокойно. Пришло сообщение о том, что Гесс до Гамильтона так и не добрался. Наиболее вероятной казалась авиакатастрофа. Сейчас поисковые партии искали следы крушения самолета по ниточке его маршрута, на берегу Англии никаких следов падения самолета не было. Никто не видел и парашютиста, который бы приземлился на берегу или в глубине острова. И это означало одно: теперь на переговоры отправляться ему, Мартину Людвигу Борману, единственному в Германии человеку, которому фюрер может поручить такое важное задание. Начальник Канцелярии НСДАП выслушал фюрера внимательно и согласился. В этой ситуации у него не было возможности отклониться от своего долга.

Сейчас Борман изучал те сверхсекретные документы, на основании которых он должен был вести переговоры с представителями Империи. Невольно Мартин вспоминал свой путь, сложный и извилистый, который мог прерваться на пике его карьеры. В Мировую ему не удалось повоевать, он так и остался в запасном полку, когда война закончилась страшным позором. Работая на ферме в Мекленбурге, он вспомнил свое военное прошлое: в округе участились грабежи и кражи продуктов питания, крупные фермерские хозяйства нанимали частные охранные отряды (фрайкор), в одном из таких отрядов Борман получил должность командира отделения, став еще и казначеем. Да, ему нравилось иметь дело с деньгами. Он хорошо знал, что тот, кто сидит на денежных потоках и имеет возможность ими распоряжаться – тот имеет настоящую власть. Его первым командиром был один из ярых нацистов, стоявших у основания партии, садист и гомосексуалист Герхард Росбах, чудом уцелевший во время ночи длинных ножей, этот любовник Рема переживет и Рема, и Гитлера, будет прекрасно чувствовать себя в послевоенной ФРГ, занимаясь бизнесом, будет организовывать фестивали Вагнера. Воистину разносторонняя личность. Борман, «потомственный фермер», был человеком попроще. В двадцать четвертом он с товарищами убивает школьного учителя Вальтера Кадова, вроде бы горло учителю, заподозренному в сотрудничестве с французами, перерезал не Борман, а Рудольф Хёсс (будущий комендант Освенцима), в результате Мартин отделался годом тюрьмы, из которой вышел досрочно. С двадцать седьмого года Борман начал карьеру в НСДАП, причем больше всего ему шла карта в хозяйственной деятельности, сказывалась крестьянская основательность, неспешность, детальнейшая проработка всех аспектов проблемы. В тридцатом году он занимался не только кадровыми вопросами (помните, кадры решают всё?) но и организовал кассу взаимопомощи, впервые сев на приличные денежные потоки (в некоторые месяцы взносы достигали трех и более миллионов марок). В тридцать третьем его карьера сделала гигантский рывок. Он написал Гессу, и вскоре оказался начальником его штаба, а это была очень серьезная должность. Чуть позже тот же Гесс назначил его своим секретарем, давая ответственные поручения. Так, Борман отвечал за строительство в Бергхофе, резиденции Гитлера, постепенно набирая всё больше власти и влияния, примерно с конца тридцать пятого стал исполнять обязанности личного секретаря фюрера, занимаясь в том числе и личными финансами Адольфа Гитлера, благодаря чему вес Бормана стал стремительно возрастать, особенно с началом войны. О миссии Гесса он догадывался, хотя подробностей не знал. Теперь понимал, насколько важно было для Германии и Гитлера обеспечить себе нейтралитет Британии. Сухие цифры говорили ему намного больше словесных излияний военных, которых Борман не любил, особенно военную аристократию, продувшую Мировую войну и всё еще слишком много о себе воображающую. Гемм не долетел: провал! Это был серьезный провал! Время поджимало, следовало как можно быстрее решить британский вопрос и вплотную заняться большевиками!

Откладывать было некуда, да и незачем. Борман поднял трубку телефона, находящуюся на том же столе, что и бумаги, которые он аккуратно сложил в простую картонную папку, которую получил при входе в этот кабинет. Кабинет был без номера. Папка без опознавательных надписей. Ни кофе, ни чая. Может быть и слишком спартанская обстановка, но лишние руки и глаза тут были совершенно ни к чему. Мартин терпеливо ждал. Он понимал, что такую срочную операцию в Германии могут организовать только два-три человека, интересно, кого из них привлекут на этот раз. Не слишком утешала вероятность того, что его отправку будут организовывать те же лица, что и перелет Гесса. Как-то результат не впечатлял. Но тут и времени на подготовку совсем ничего, разве что был и резервный план, который только-то и надо было привести в действие. Редко такие операции проводят без подстраховки. Сейчас узнаем. Дверь комнаты открылась и в нее ввалился сам Гейдрих. Ну да, один из трёх, причём самая вероятная фигура. Инструктаж был коротким: что и в какой последовательности делать. Сказать, что способ транспортировки его тушки на остров понравился Мартину было нельзя. Ампула с цианидом. Лекарства от укачивания и клаустрофобии. Для экскурсионного тура на подлодке самое то.

Вскоре Мартин Людвиг Борман находился на конспиративной квартире, которую снимал для собственных нужд. Мало ли с кем нужно встретиться секретарю Гитлера, так не в кафе, напичканном подслушивающей аппаратурой это делать. То, что Гейдрих адрес этой квартиры знал, Бормана разозлило не на шутку: он был уверен, что это место не засвечено, и теперь прокручивал в уме, что тут было сказано и кому. На квартире Бормана ждал Борман. Точнее, его двойник. Двойник был очень похож, вообще-то он должен был изображать Мартина на очень больших публичных мероприятиях, находясь в тени двойника Гитлера. Но сейчас произошел слишком тотальный обмен ролями: Филипп Рудигер стал Мартином Людвигом Борманом, а тот стал безвестным лейтенантом-цур-зее, которого загримировали, полностью побрив голову и снабдив при этом густой бородой и не слишком аккуратными усами, после чего он стал напоминать располневшего подводника Роберта Гизе. Ровно в пять утра четырнадцатого мая он покинул свою конспиративную квартиру, сев в автомобиль, который ждал его недалеко от дома. За рулем находился Альфред Хаусхофер, поэт и шалапут. Его отец был серьезным ученым, создавшим такое направление, как изучение геополитики, именно связи Карла Хаусхофера позволили наладить контакты с теми, кто симпатизировал Гитлеру на туманном Альбионе. Альфред же был при папе, но того стержня, который был у «железного Карла», е имел. Слишком эмоционален, слишком поэтичен, слишком развито воображение. Но выбирать было не из кого. Мотор коротко рыкнул, заводясь, машина довольно резво побежала по утреннему Берлину, не останавливаясь, они преодолели расстояние до Киля, а это почти три с половиной сотни километров, за шесть с половиной часов. Останавливались дважды – по самым важным причинам. В машине был запас бутербродов и кофе, которому сам Борман предпочел бы пару кружек пива, но нельзя. Перед Килем была еще одна остановка, и Альфред помог Мартину перебинтовать лицо, так, что борода и усы явно прочитывались, но и не более того. За время перехода на подлодке любой грим неизбежно бы потек, риск узнавания был слишком велик, вот и решили прибегнуть к такой древней, но надежной маскировке. Еще через полчаса они были на территории военно-морской базы Киля, где их машину уже ждали. Проводник в форме мичмана показал путь к причалу, где уже была организована группа встречающих: двое моряков и лейтенант флота[1] провели Бормана к «Сотке»: подводной лодке U-100, которым командовал капитан-лейтенант Йоахим Шепке. Семнадцатого марта этого года «Сотка» еле увернулась от тарана британского эсминца: 10-го мая Йоахим совершил удачную атаку на британский конвой, после чего отправился на запасную позицию в ожидании следующего конвоя. У него оставались неизрасходованными три торпеды в носовых аппаратах. Подлодка болталась недалеко от берегов Исландии, ночь была облачной, луны не было видно, находились в безопасном надводном положении, как на нее вышел этот лимонник, Йоахим так и не понял. Скорее всего, случайность, коими так богато море. Спасла «Сотку» какая-то дикая интуиция ее капитана, который внезапно отдал команду на погружение, подлодка дала малый ход, уходя под воду, в это же время выскочивший из темноты эсминец пронесся над тем местом, где пару минут назад находилась рубка. Их спасло это движение. Зато потом пришлось переждать мощную бомбардировку, вот только глубинками бросались два корабля: видимо, плотно патрулировали зону прохождения конвоя. Подводная лодка лишилась гидролокатора и получила повреждения, который заставили Йоахима вернуться в Киль, где «Сотку» стали срочно латать. Потом выяснилось, что U-100 заметили при помощи радара, эскортный миноносец «Ванок» пытался его протаранить, но безуспешно, потом к охоте на «Сотку» присоединился эсминец «Уолкер». Спасло немецких подводников быстрота погружения, какое-то звериное чутье их капитана и то хладнокровие, с которым экипаж перенес атаку глубинными бомбами. В принципе, уже в первых числах мая лодка была готова выходить в поход, но ее почему-то придерживали в Киле. Вскоре все стало ясно. На подлодку загрузили четыре секретные торпеды нового образца, имеющие экспериментальный бесконтактный взрыватель. Им предстояло испытать эти торпеды и описать особенности их применения. Капитан-лейтенант Шепке терпеть не мог подобные задания, но понимал, что испытывать новое вооружение все равно необходимо, раз эта участь досталась его лодке, чего уж там. А вот внезапное изменение маршрута его серьезно озадачило. Не понравилось? Это даже не то слово. Слишком много неприятностей от этого задания можно было огрести. И старый морской волк, которому не исполнилось и тридцати лет, в своих подозрениях был прав. Им предстояло всплыть у берегов Шотландии, строго в оговоренной точке в ночное время, дать условный сигнал на нужной частоте и ждать гостей, которые заберут пассажира, напрочь секретного. Морда пассажира была почти полностью замотана бинтами, из которых местами выбивались куски бороды да оставался открытым рот, но вот военно-морская форма на нем сидела как сюртук на пугале. После прибытия «пассажира», который сразу занял свое место в одном из изолированных помещений корабля, экипаж «Сотки» отправился в очередной рейд. К этому времени на счету Шепке значилось 40 кораблей потопленными и поврежденными, имеющими общий тоннаж 160 тысяч тонн (более 270 тыс. регистровых тонн), за что он был награжден рыцарским крестом с дубовыми листьями.

Почти трое суток похода подошли к концу. Поздно ночью семнадцатого мая они вышли в нужную точку. Борман паршиво перенес это плаванье. Лекарства от клаустрофобии плохо помогали. Кофе не бодрил. Пива на борту лодки не наблюдалось. С ним никто не разговаривал, действуя по инструкции. Три раза в день еда, что-то вроде биотуалета, чтобы не обучать гостя пользоваться гальюном, в общем, очень нездоровая атмосфера и очень неприятные ощущения. Все это усугублялось тем, что даже во время ночных переходов, когда подлодка шла в надводном положении под дизелями, он не мог выйти на палубу и подышать свежим воздухом, а морда под бинтами просто неимоверно чесалась. И попробуй их сними! Нельзя! Прошло примерно три часа после отправки сигнала, как к борту подлодки подчапал какой-то допотопный баркас, мотор которого, тем не менее, работал тише тишайшего! Обменялись условными знаками, после чего переодевшийся в обычную моряцкую робу «пассажир» перебрался на борт баркаса, и только там, когда подлодка исчезла в темноте, стал с облегчением сдирать с себя опостылевший бинт.

Йоахим Шепке с облегчением дал условный сигнал о полном успехе грузовой операции своего у-бота, после чего нырнул (от греха подальше) и медленно почапал к берегам Исландии. 24 мая он пытался атаковать конвой из подводного положения, стреляя новыми торпедами, при пуске первая же из них взорвалась прямо в торпедном аппарате. Лодка камнем ушла ко дну. Гейдрих очень не любил оставлять в живых свидетелей. 13 июня в автомобильной катастрофе гибнут отец и сын Хаусхоферы, на перевалах Швейцарских Альп такие катастрофы периодически случаются. Фюрер лично произнес прочувственную речь на похоронах выдающихся представителей немецкой нации.

А всё-таки история – весьма ироничная дама. Того же семнадцатого числа в районе Мурманска появилась подлодка Л-3 Балтийского флота. Гостей проводили на военно-морскую базу, где из недр подлодки появились носилки с моряком, у которого, по-видимому, было обожжено лицо, потому что почти вся голова был перебинтована, так что и не разобрать кто там – молодой парень или уже повидавший виды ветеран. Его загрузили в машину медицинской помощи и очень быстро перевезли на аэродром, откуда тут же отправили прямиком в Москву. В чём ирония? Так и условия содержания у Гесса, которому не дали повеситься сотрудники НКВД, присматривавшие за ним всю дорогу, так и способы маскировки у обоих были до ужаса похожими. Как и способы транспортировки. Вот только один шел к пику своей карьеры переговорщика, а второй готовился начать карьеру информатора. А знал Рудольф Гесс очень и очень много.